Не так много в жизни человека того, что привязывает его к прошло

Не так много в жизни человека того, что привязывает его к прошлому, но несколько тоненьких крючочков все же вонзаются в сердце и кто-то невидимый время от времени слегка их затрагивает.
Вот и один из таких «крючочков» доставил нежную боль Александру – ностальгия обуяла. Заскучало сердце, заныло от желания опуститься на деревянное крылечко, услышать мерное потрескивание дров в печи и насладиться утренним кукареканьем полуохрипшего соседского петуха.
Утоли его печали, поселковая улица Костычева, 72 почти на окраине поселка Новостройка города Копейска, где последние годы прожила мать Александра Елена Григорьевна, вдова фронтовика, погибшего на полях сражений.
Много что изменилось с тех далеких дней. По заросшим бурьяном улочкам заметно: вон дом жителя, давно здесь поселившегося, а вон обновленный «господ среднего класса», опять простенькое строение, а вон новый отгроханный коттедж. Усиливают контрасты особняки из красного кирпича, огороженные крепостными заборами, хотя дорога в таком же ухабистом пыльном состоянии, по которой немощная старуха, кряхтя, еле тянет за собой тележку.
Что ж, течение жизни не остановить, это хорошо понимает Александр, решив хоть на часок зайти к чужим людям, всколыхнуть память уголком, где несколько лет прожила мать.
Домишко древний, но крепко стоящий. Справа от ворот его руками из шпал выстроен сарай и впритык к нему банька. Сам и мох драл на болоте, конопатил. Хороша была. Смотрит окошком со ставенькой на улицу. Много чего тут поправлено руками Александра, все старался, чтобы мать жила, радуясь уюту, теплу. Она каждый год держала поросенка и по осени сама делала колбасы, солила сало – все было в радость – свое же. И уже мысленно Александр плывет в том времени. Убранство внутри скромное, по-стариковски. Но в порядке идеальном. Пол дощатый бережно застелен домотканым половиком, на окнах занавесочки. Аккуратно покрыта покрывалом кровать с металлическими, никелированными сверху спинками.
У стены, в проеме между окон, буфет, где на полках приютились кружевные салфетки, два окованных жестью сундука возвышаются горкой. На кухне печь-кормилица, источающая блаженство для промозглого в ненастные дни тела.
В раннее утро веки Елены Григорьевны еще в предпробудном трепете, а печь уже дышит, одаривая жизнью старые стены, ласково манит к себе, мерцая огоньком в неплотно прикрытую дверцу.
В оконце грудью давит солнце, не терпящее отворота и приходится немного щуриться, глядя через оконное стекло в сад, где капельки росы играют на бутонах цветов, за которыми так нежно ухаживала и трепетала перед их красотой Елена Григорьевна.
Буквально через три дома уже окраина, где раньше было поле, а дальше заброшенный полустанок у разобранной железной дороги, которая вела в город, где в центре находилась станция Серго-Уфалейская.
Все здесь типично, как в любом российском поселке , разве только цивилизация задела с прокладкой водопровода и газификацией, что Елена Григорьевна не увидела в своей жизни. А так царит грязь, мусор, пьянство.
Увидев через забор соседку, знавшую его мать, Александр спросил: «Как живете?»
«Воздухом» - ответила, но через некоторое время явилась попроведовать гостя из далекой страны.
На ее лице и в характере оставила следы совсем нелегкая жизнь, как и у его матери: вечная работа, проблемы, заботы. Оттого и раздражение вечное, даже шутит она по-своему, саркастически.
Нет, у своей матери Александр этого не замечал. Сколько тепла, ласки, душевности отдала она ему, простая русская женщина!
Тишина давит и мысли тоскливые. Поди сохрани свою простоту и щедрость, естество и органичность с такой жизнью. Не сопоставляются картинки молодых лет Александра с нынешними, как не складывай!
А крючочек-занозу из сердца все одно не вырвешь – больнее просто тянет.
Грустно смотреть, как все уходит в прошлое, это горькая, но правда.


Александр Самохвалов.