Помдеж Меркурий. Капкин

- Товарищ младший сержант, а почему вас опять в наряд поставили?
- Напросился.
- Зачем?
- Понравилось.
- Где? На свалке? Что здесь хорошего?
- А в роте?
- Много чего, например, телевизор. Кормят еще. А можно вопрос?
- Можно Машку за ляжку. А в армии говорят «разрешите».
- Разрешите… А вы домой в «гражданке» или в форме поедите?
- В «гражданке».
- А форму?
- С собой возьму, в огороде на чучело натяну.
- Отдайте мне китель! Пожалуйста! Не надо на чучело!
- Понял. Есть отдать китель!

Часа три назад, до обеда, когда солнце еще висело над краем леса, мы с Меркурием прибыли на городскую свалку, прозванную кем-то, ради смеха, дальним артскладом, наблюдать, чтобы машины из чужих частей и гарнизонов не выбрасывали мусор возле нашего военного городка. Хотя, можно сказать, поставили нас с Меркурием охранять подступы к нашей части.
Меркурий - это рядовой по фамилии Меркурьев. Имени его никто не помнил, и даже на вечерней поверке старшина роты прапорщик Лесков выкрикивал:
- Меркурий.
- Я! - бойко отзывался новобранец Меркурьев. Его призвали в армию три месяца назад, а я, младший сержант Соколов увольняюсь завтра. И в наряд напросился, чтобы не торчать последний день в роте.
Сыро, холодно.
Я пошел бродить по ближайшим полям и околкам, высматривая в траве оставшиеся грибы. Пусто, ничего. Недалеко от свалки пасется чья-то корова. Ботало, сделанное из цилиндра мотоциклетного двигателя, гулко отзывается при каждом ее шаге. Странно, откуда она здесь? Ближайшая деревня километрах в двадцати. Неужели забрела?
- Холодно тебе? - говорю я корове, - зато мух нет.
Я иду обратно. Приближается время обеда. Меркурий разжигает костер.
- Слышишь ботало? - говорю я Меркурию, - это корова.
- Какая корова?
- Черная такая, с вымем.
- Там что ли? - Меркурий показывает в сторону городка.
- Нет, за околком.
Меркурий поворачивается и идет к березовому околку, оглядываясь, как бы спрашивая: можно?
- Стой! - я кричу, - куда? Назад, душара!
Меркурий останавливается:
- Можно?
- Можно козу на возу!
- Разрешите на корову посмотреть?
- И все?
- Все.
Я думаю: врет он или не врет. И решаю: врет.
- Ну, иди.
Он поворачивается, идет через поле, спускается в лощину, огибает кустарник, его спина замелькала в околке. Я слежу за ним, пока он совсем не скрывается за деревьями.
Я смотрю на небо. Серое небо начинает темнеть, солнце повисло над дорогой. Скоро обед, думаю я. И бегу. Быстро мелькает полынь, осторожно, здесь спуск, я бегу к околку и уже у кустов вижу в стороне Меркурия. Он пробирается к тому месту, где я видел корову.
Значит, не врет. Я останавливаюсь, тяжело дыша, срываю травинку. Если потереть ее в руке, ладонь становится мыльной - это Татарское мыло.
- Меркурий! - кричу я, - иди в городок. Обед!
Он кивает и идет к шалашу.
- Только быстро, дождь, наверное, будет!
Он опять кивает и быстрыми шагами идет в сторону городка.

- А телефон на хрена приволок?
- Комендант дал.
Я кручу ручку телефона и говорю в трубку:
- Алло, Ласточка, Ласточка, ответь, я - Солнышко.
Меркурий смеется.
- Я не понял, телефон-то зачем? Линия же оборвана.
Меркурий пожимает плечами:
- По Уставу положено.
- А пожрать?
- Молоко и батоны.
- Годится.
Я залезаю в шалаш, сажусь на бушлат, достаю батон, откусываю хрустящую корочку:
- М-м, какой свежий! Вкусно! Все хочу спросить, ты что-то в наряд по свалке зачастил?
- А что? Помдеж по свалке - это не так уж плохо, - говорит Меркурий, протягивая мне пакет молока, - гораздо лучше, чем копать картошку под дождем. Если не замечать вони, свалка - самый лучший наряд, сам себе командир. От помдежа по свалке не так далеко до помдежа по роте.
- Философ, ты бы в мусоре поковырялся, - говорю я Меркурию.
- Зачем? -
- Так, для вида.
- Комендант все равно не приедет.
- А если приедет?
Я допиваю молоко, вылезаю из шалаша, бросаю пакет, затем цепляю его носком и пускаю вперед.
- Меркурий, держи. Дай на ход!
Меркурий кидается, переигрывает пакет на другую ногу и выдает пас. Я разбегаюсь и бью. Пакет, сделав дугу, отлетает прилично, врезается со звоном в кусок стекла у дальней кучи мусора.
- Гол!!! - орем мы в один голос.
- Меркурий, ты как?
- Еще бы пожрать.
- А после молока?
- Нормально.
- А у меня что-то живот крутит.
Я возвращаюсь в шалаш, кутаюсь в бушлат и смотрю, как в другом конце шалаша гнездится Меркурий. Пусть покемарит. Хорошо, что мы сейчас не в роте, думаю я.
Цивильно поели, дремлем. Потом Меркурий сбегает за картошкой, пожарим. Покрапал дождь.
- Ты это... не спи... - говорю я Меркурию, закрываю глаза и улыбаюсь. Господи! Да ведь все, все! Сегодня мой последний день в армии. Последний! Больше не услышу команды «Подъем!», не буду ходить строем в столовую и обратно, не надо надевать противогаз, слушать политинформацию и...
И тут на меня нахлынуло. Слова сами выстраивались в предложения, просились на бумагу. Я достаю блокнот: «Мы возвращались с дальнего артсклада...»
- Меркурий, спички! Зажигай, держи так.
Я пишу быстро, сокращая слова. «Мимо проносились машины... Мы не были сумасшедшими, просто, научились радоваться мелочам... Мы валялись в траве, пекли картошку, стреляли из лопат по проезжающим машинам».
И вдруг Меркурий говорит:
- Последняя.
-Что?
- Спичка последняя.
- Точно?
Меркурий трясет пустым коробком.
Я прячу блокнот и сильнее закутываюсь в бушлат. «Хороший получился отрывок», мелькает в голове, и я опять начинаю думать о завтрашнем дне, как встану позже всех, побреюсь, возьму у старшины свою домашнюю одежду, наглажу брюки и, подхватив сумку, выйду за ворота части. От приятных мыслей я засыпаю.
Мне снится поезд, вокзал в родном городе, дом, лестница в нашем подъезде на четвертый этаж, дверь открывает мама.
- Мама, - говорю я и обнимаю ее. Она плачет.
- Все хорошо, - говорю я. - Мама, это Меркурий.
Меркурий вытягивается и говорит, отдавая честь:
- Товарищ мама! За время моего дежурства происшествий не случилось.
Потом мама идет на кухню, начинает собирать на стол, а мы с Меркурием идем на балкон, но вдруг оказываемся в машине.
Водитель говорит:
- Корову я потерял. Мужики, вы корову не видели?
- Нет, - твердо отвечаем мы.
- Ладно, - говорит водитель, - я ухожу, но вместо меня придут другие. И точно, вместо него появляются две девицы.
- Мальчики, развлечься не желаете? - спрашивает одна девица.
- Че? - это я слышу голос Меркурия.
- Не желаете развлечься, говорю?
- Чего-чего сделать?
- Раз-влечь-ся!
- Мы не, мы спим, - это опять Меркурий.
Я открываю глаза, соображая, приснились мне голоса или действительно кто-то приходил.
- Меркурий, - спрашиваю, - кто здесь разговаривал?
- Да, суки.
- Кто?
- Бабы какие-то приходили молодые.
- Ага! Это интересно. И что?
- Я их послал.
- Как послал?
- Идите, сказал, мы устали, спим.
- Молодец!
Я мотаю головой, может, еще сплю. Потом смотрю на Меркурия, пытаясь понять, что за метаморфоза с ним случилась за неделю. То местную дурочку Дуньку возжелал, аж в драку лез, нарушая устав караульной и гарнизонной службы, то …
- Ты дурак? - спрашиваю я Меркурия.
- Ну их, вдруг заразные.
- А Дунька?
- Это другое...
Я закипаю:
- ЭТО у них у всех одинаковое! А я понял! Чуйства, мать твою! Сердце не позволяет вставить налево.
- Страшные они были.
- Тебе их что, маме показывать?! Нет, Меркурий, ты не дурак, ты - орел! Я перед командиром роты похлопочу, чтобы тебе ефрейтора присвоили. Отличный солдат! Пример другим! Стойкий дух! Смотрите - отказался вступить в половой контакт на боевом посту, предпочитая дрочить ночью в туалете. Герой хренов! А меня ты спросил?
- Я же не думал...
- Вижу, что не думал!

По дороге едет командирский «УАЗик», за рулем которого сидит вчерашний дежурный по части капитан Капкин. Рядом прапорщик Шлык. Я начинаю беспокоиться. Не хватало еще за день до дембеля на какой-нибудь чепухе залететь. Так, что было вчера? Ну, не пришел на ужин, это ерунда. Не вышел на вечернюю поверку - тоже не страшно. Пьянок и самоволок вчера, вроде, не было. Может, что еще?
Машина останавливается. Шлык, с трудом справляясь с дверью, выпрыгивает из «УАЗика» и кричит:
- Сержант, иди сюда! - И тихо добавляет капитану, - не бойся, мировой парень.
Я иду медленно, соображая отдавать честь или нет. Решаю не рисковать и прикладываю ладонь к голове:
- Товарищ капитан, дежур...
Капкин морщится:
- Перестань. Ты завтра увольняешься?
У меня отлегает от сердца.
- Увольняюсь.
Капкин отворачивается от меня, молча разглядывает профиль мусорных куч, вздыхает и тихо говорит:
- Сразу к делу. Обстановка такая. Завтра из отпуска приезжает моя жена. Я ее, конечно, люблю, соскучился и все такое, но за две недели ее отсутствия истратил весь запас семейных презервативов. Кондонов, попросту говоря. Так получилось.
Капитан опять молчит, потом добавляет:
- Сам я их купить в аптеке не могу, так как меня каждая собака знает, и каждая же собака знает, что моя жена, дочь командира части, уехала на две недели в отпуск. Прапорщик тоже не в счет. Остается...
Он протягивает мне деньги и коробочку:
- С меня причитается, ну бутылка там, до станции довезу. Выручишь?
Я беру коробочку, читаю: «Презервативы "ЭРОС". С усиками. Доставят наивысшее удовольствие». В соблазнительной позе с упаковки улыбается пышногрудая блондинка.
- Как тебе девочка? - спрашивает Капкин.
- Супер!
- Вот и у меня такая же была, - вздыхает он.
- Ну-ка, дай посмотреть, - протискивается Шлык, - Правда, хороша. Кстати, на сей счет есть правдивая история. Тут одна подруга моей жене жалуется: «Меня, говорит, на пляже какой-то жлоб изнасиловал, а на суде сказал, что я лежала голая, в вызывающей позе. Что теперь и полежать нельзя? Может, я и не его ждала вовсе».
И ржет. Капкин улыбается:
- Ну, что поедешь?
-Да.
Я забираюсь в машину и кричу Меркурию:
- Остаешься за старшего.
Он кивает головой и показывает, чтобы я привез, что-нибудь поесть. Я пожимаю плечами, мол, как получится.
«УАЗик» разворачивается, мы едем в военный городок молча, останавливаемся возле аптеки.
Я выпрыгиваю из машины, по привычки озираясь, не видно ли где патруля и захожу в аптеку. За прилавком стоит молодая девушка, даже слишком молодая, наверно сразу после медицинского или какого там училища, так что я начинаю краснеть, когда лезу в карман и протягиваю упаковку:
- Мне нужны такие же.
Она тоже краснеет и тихо отвечает:
- Таких нет.
- Что же делать?
- Возьмите другие.
- Спасибо, других не надо, - я выхожу из аптеки, отрицательно верчу головой на немой вопрос Капкина и запрыгиваю в машину.
- Хреново, - говорит Капкин и заводит мотор.
- Может, в части у санитарки спросить? - предлагает Шлык. - В аптечки, кажется должны быть.
- Я не пойду, - говорю я.
- Почему?
- «Интересно, спросит она, а кто от тебя в роте залететь боится?»
- Откуда в боевой аптечке нашего солдата гондоны, в смысле презервативы? - спрашивает Капкин.
- Я, вроде, видел...
- С усиками?! У нас же не американский спецназ!
- Мало ли, - говорит Шлык и как закричит:
- Стоп! Глуши!
- Какого хрена! - ругается Капкин.
- Вспомнил! ТРАХТЕНБЕРГ!
- Что?!
- Молчи и радуйся: у нас в общежитии один лейтенант презервативы коллекционирует.
- А почему Трахтенберг? – спрашиваю я.
- Прозвали так. Трахает все, что движется. Иногда даже когда матери к солдатам приезжают, так он и к ним подкатывает.
- Поехали.
- Подождите, - говорю я, - а может он использованные коллекционирует.
- Зачем?
- Ну, в конвертик складывает презервативы и подписывает: «Этим я трахнул мамашу рядового Сидорова. Два раза. Позы номер шесть и четыре. И дата».
- Идиот.
- Почему? Мысль-то интересная.
Капитан снова заводит машину, и мы едем к общежитию. Перед общежитием Шлык опять долго борется с дверцей, наконец, справляется, вылезает и бурчит «Я сейчас». Я иду за ним. Мы поднимаемся на второй этаж, прапорщик вытаскивает из кармана красную повязку с надписью «Дежурный» и протягивает мне:
- Надень на всякий случай.
Он стучится в дверь последнего по левой стороне номера:
- Открыто, - отвечают ему, и Шлык скрывается в номере.
- А-а, Ебун Петрович! Пить будешь?
- Юра, выручай! У тебя гондоны остались?
- Обижаешь...
- С усиками? Те, французские?
- Опять обижаешь. Кончились.
- Ты же хвастался, что брал тридцать пачек! Это девяносто штук!
- А когда это было?!
- Ну, может, десятого.
- А сегодня?
- Семнадцатое.
- Ну вот...
- Что «вот»! Как кролик, за неделю!
Лейтенант пожимает плечами.
- Попробуй с пупырышками?
- Что с пупырышками?
- Попробуй, тебе говорю, с пупырышками. У меня есть итальянские. Оч-чень неплохой эффект, бабы просто ревут, а девушки вообще теряют сознание.
- Не надо! Господи, что же делать?
- Так ты пить будешь?
- Только один стакан. Я очень занят.
За дверью умолкают. Я рассматриваю повязку. Под словом «Дежурный» кто-то ручкой подписал «козел»...
- Вот кобели! - внезапно говорит за спиной чей-то женский голос, так что я вздрагиваю. Из соседней двери выходит в легком халатике наша библиотекарша Ольга, жена старшины роты.
- Мужиков послушаешь, так ничего, кроме ваших членов, важнее нет.
- Почему же, - говорю я, - женская грудь, например.
- И ты туда же. А здесь что делаешь?
Я показываю повязку:
- Боевое задание.
Оля худенькая, невысокого роста. Еще довольно рано, но она уже, похоже, выпила лишнего, и ее явно портит яркая косметика.
- Так, я приказываю, заходи.
Она широко распахивает дверь, напротив, которой у окна стоит стол с закусками и выпитой наполовину бутылкой вина.
- Будешь? - она наливает стакан.
- Не могу, я на посту.
- А я могу, - она выпивает, заедая кусочком шоколада, и спрашивает:
- Скажи, сержант, я красивая?
- Конечно.
- Я тебя нравлюсь?
- Как и все красивые девушки.
- А-а... Значит, я красивая. Ты боишься моего мужа?
- Вы о чем?
- А меня?
- Нет.
Она крепко прижимает мою руку к своим губам, оставив густой бант яркой помады, смотрит мне в глаза, замирает, ожидая моих действий. Я молчу, разглядывая сверху ее едва распахнувшийся халат, под которым угадывалась красивая грудь.
Ольга ловит взгляд.
- Ты хочешь?
Халат ее распахивается.
- Хочешь? Посмотри.
Грудь действительно красивая, не большая, не маленькая, не отвислая, с набухшим алым соском. Как раз под мою ладонь. Я напрягаюсь:
- Не надо, перестань...те. У меня есть девушка... А это...
Халатик затягивается.
- Ты боишься, - говорит она. - Просто боишься моего мужа.
Я поворачиваюсь. Ольга кричит в спину:
- Вы все его боитесь!
Я стучу в дверь, за которой скрылся Шлык:
- Разрешите? Товарищ прапорщик, я пошел.
- Хорошо, - говорит Шлык, - сержант, скажи капитану, что я ... ну что… сам придумай что-нибудь. Кстати, ты старшине своему про шинель не говорил?
- Что не говорил?
- Ну, что она тебе не нужна.
- Нет.
- И не говори. Потому что я у тебя ее по-ку-па-ю! Ладушки?
- А трусы «ситцевые солдатские одна штука» не нужны?
- Размер?
- Я пошутил.
- Так отмажешь от капитана?
- Хорошо.
Я выхожу и слышу, как лейтенант спрашивает у Шлыка:
- Постой. Помнишь, я тебе про Таньку из ТЦ рассказывал?
- Ну.
- Так вот, я ее на хрен послал! Продолжай, пожалуйста. А зачем этот мудак к твоей соседке приходил?
- Мы же не дети. Он мужчина видный. Ну и нее это дело не поперек.
Я спускаюсь на первый этаж, останавливаюсь у стенгазеты «На боевом посту» и снимаю повязку. «Дурак, ругаю я себя, на Меркурия наорал, а сам... Тоже мне монах! У меня есть девушка! Хороша девушка, за два года ни одного письма? Я прислоняюсь к стене и вспоминаю свою Лену, Ленусю. Вспоминая, как однажды забыл у нее крестик. Обыкновенный крестик. Снял его, положил на телевизор и пошел в ванную. Разделся и полез под душ. А перед этим снял крестик в комнате. Я хорошо это запомнил. На следующий день еще подумал, что надо позвонить Лене и сказать, чтобы убрала с видного места, а то родители заметят. И когда я позвонил, она сказала: «А ты вчера что-то оставил». Конечно, ответил я, свое сердце. Она засмеялась, так же как накануне, когда я вышел из ванной, обмотанный большим желтым полотенцем. Ах ты, мой цыпленок, засмеялась Ленуся, а я, подхватив ее, отнес на кровать. Я аккуратно опустил ее, затем разбросал ее волосы по подушке и замер. Как она была красива! У меня даже дыхание перехватило. Это такой кайф видеть рядом с собой красивую обнаженную девушку, ласкать, целовать ее и осознавать, что она сейчас будет твоей!
И потом, девушки ведь тоже хотят ЭТОГО. На них очень действует вся эта белиберда со свечами, музыкой, цветами. А сами только и ждут, когда ты возьмешь ее и отнесешь на кровать. А потом эта девушка скажет... Тьфу! Господи, о чем я думаю!

Я иду к машине.
- А где Шлык? - спрашивает Капкин.
- В караул пошел.
- Запил с лейтенантом?
- Нет, обсуждает военную доктрину стран-членов НАТО и просто членов.
- Вот гад, обещал же не пить. Поехали.
Мы едим к Торговому центру, где на втором этаже приютился аптечный киоск.
- Ну, как? - спрашивает Капкин, когда я выхожу из ТЦ.
- Никак.
Затем едем в аптеку при госпитале.
- Ничего?
- Нет.
Потом еще в одну аптеку, последнюю.
- Ну?
- Отбой.
Капкин закуривает.
- Если есть мысли, излагай, - говорит он.
- Можно жене сказать, что одолжил другу.
- Нет.
- Понимаю, секс не одалживают. Тогда, что украли. «Представляешь, любимая, ничего не пропало, а наши резиновые таблетки исчезли».
- Нет.
- Моль съела.
- Нет.
- Трахаться без них.
- Нет.
- Ехать в город.
- Далеко, не успею до завтрашнего дня.
- Тогда остается только честно признаться.
- Моя жена - дочь комчасти.
- Ну, тогда...
- Нет!
- Почему?
- Потому, что ты достал меня уже своими идиотскими советами! У меня сегодня голова болит, что сказать жене, а завтра будет задница болеть, потому, что ее папочка даст мне такого пинка, что полечу я куда-нибудь на Новосибирские острова, а если ты думаешь, что они возле Новосибирска, то глубоко ошибаешься. И вообще с чего это Шлык взял, что ты сообразительный?
И вот с этого момента кричу уже я. Плевать, что не по Уставу, плевать, что напротив офицер. Пусть не завтра я поеду домой, а две недели отсижу на «губе», пусть, но я должен так поступить.
- Что!!! Это кто кого достал!!!
От злобы я начинаю задыхаться, роюсь в бардачке, нахожу календарик.
- Какое сегодня число? Что за придурок весь календарь исчиркал? Неважно! Так вот завтра я уже гражданский человек. Смотри!!!
И вдруг глаза у Капкина загораются.
- Вот же он! Дай его скорее!
Капкин выхватывает календарь, что-то бормочет, высчитывая.
- Спасен! Господи, спасен! Соколов, ты понимаешь, что ты нашел? Это календарик жены, она отмечает на нем свои месячные. У нее как раз цикл идет! Ура!!! Да я за это время пять раз в город съезжу! Дай-ка я тебя поцелую.
- Не надо.
- Ну, тогда на свалку отвезу.
- Это правильно, мне там и место. Но я лучше пешком.
- Сержант, без обид.
Я бросаю на сиденье коробку от презервативов. Блондинка с картинки обиженно фыркает.
- Конечно, товарищ капитан. До свидания, а лучше, нет, прощайте!
Я иду на свалку за Меркурием. Он не спит в шалаше, а ждет меня у дороги.
- Пошли, - говорю я ему.
Идем тихо. Впереди у нас «периметр» и два окошка КПП.