Запрещённые вещи

Всё ещё яркие, но уже не такие горячие солнечные лучи проникали в кабинет в широкое окно дорожного департамента. На улице вовсю расхаживала рыжая, листопадная осень.

- Да где же он, куда пропал то, утром я его видел. Ах, вот!

Лев Николаевич достал из нижнего ящика стола массивный бронзовый колокольчик и сделал три решительных взмаха. Дверь приоткрылась не сразу. В проеме появилась уставшее лицо Капитолины Петровны.

- Изволили звать, или так, руки чешутся, - сказала она и тут же добавила. - Вам жёнушка ваша горячий привет передавала и что ждет, не дождётся к ужину.

Лев Николаевич не любил такого тона, он не любил свою секретаршу. Он любил тихий и ласковый шёпот, но где вы сейчас найдёте искренний шёпот? Не сыщите! Поэтому он жестом пригласил Капитолину Петровну войти и спросил, стараясь выглядеть как можно строже.

- Чего у нас там с Михельсоном?

Секретарша быстро юркнула за дверь и вернулась с бумажной папкой. Она вынула несколько листков и положила на стол перед своим начальником.

- Михельсон снова раздавал огонь людям, - поморщилась она. – Уж сколько было говорено! И на собрании последнем Корней Феликсович самолично клялся, что этого больше не будет, а, поди ж ты. Не удержался, старый развратник. И вот снова перед нами факты и донесения от наших лучших агентов. Замете только факты и никаких моих домыслов. Вот восьмого числа его видели у мясных рядов. Он угощал огоньком дворовых извозчиков. А вот десятого он уже открыто давал прикурить своим студентам на университетской лестнице.

Лев Николаевич насупился, кинул колокольчик на стол с такой силой, что тот издал мощный жалобный дребезг и врезался в чернильный прибор. По всему было видно, что начальник департамента крайне раздосадован.

- Надо принимать жёсткие меры! Распорядитесь, пожалуйста, Капитолина Петровна. И пусть сегодня же, слышите, сегодня же, непременно сегодня же! Сколько можно с ним цацкаться.

Вечером в квартире доктора словесности Михельсона раздался звонок. В открытую хозяином дверь просунулся старичок с блестящими залысинами в довольно хорошем сюртуке и с полиэтиленовым пакетом в руках.

- Боже мой, - воскликнул удивлённый до крайности Михельсон. – Как вы могли, ведь полиэтиленовые пакеты строго запрещены. Как можно так? Против всех постановлений Совета?

Старик с пакетом не обращал внимания на эти слова. Он быстро прошёл в столовую, убедился, что прислуга давно отпущена, вынул из пакета две запотевших бутылки водки «Особая», проверил, зашторены ли окна и только тогда ответил.

- А показывать пьезоэлектрическую зажигалку студентам на лестнице это значит можно? А объяснять малознакомым женщинам принцип её работы можно? Да? Вы, Корней Феликсович крайне безответственный тип. Да, я вам так и скажу. Мало вас на собрании «песочили». Будь моя воля я бы вас, так я бы вас, я бы вас…

Тут он сделал резкое движение и разрубил пальцами воздух у своей шеи, сделав довольно недвусмысленный жест.

- Боже мой, Боже мой, - картинно удивился хозяин квартиры. – Какие жесты, какое красноречие. Вы меня, Павел Андреевич крайне удивляете. Как будто никто уже не знает, как вы объясняли своей кухарке, живущей с вами, между прочим, в странной связи замысел и схемотехнику реактивного двигателя.

Тут гость как-то сразу осунулся и даже чуть побледнел, но тут же опомнился и выпалил.

Зря вы так, Корней Феликсович, все под Богом ходим и от его щедрот питаемся. Давайте-ка лучше раздавим эти вот манящие бутылочки. У вас какая-нибудь закуска найдётся?

Закуска нашлась. Свиной бок, запечённый во французском салате, сыр из Александровских рядов с каким-то длинным немецким названием и запрещённая баночка консервы печени минтая. Ночью соседи Михельсона слышали на парадной лестнице от двух абсолютно пьяных докторов словесности и естественных наук, от Михельсона и Павлова совершенно странные звуки. Два достаточно пожилых и солидных господина горланили во всё горло запрещённые песни «Он сказал, поехали, и взмахнул рукой» и «Заправлены в планшеты космические карты».

На следующий день утром начальник дорожного департамента Лев Николаевич снова был не в духе. Он зазвонил в свой колокольчик. Как обычно очень медленно явилась Капитолина Петровна.

- Вам бы, Лев Николаевич, звонарём работать, а не столоначальником. А не пошли бы вы, в самом деле, в звонарные работники, на свежий воздух, к природе нашей матушке.

- Ну, поговори у меня ещё тут, - огрызнулся начальник. – Ты, Капитолина батьковна, лучше скажи как там наши вчерашние меры, возымели, так сказать, или не возымели воздействие?

Секретарша ушла к себе и долго не возвращалась. Лев Николаевич ужасно не любил эту привычку своих подчинённых не отвечать сразу, а долго готовиться и искать материал. Однако тут он был бессилен. Заведённые в Совете порядки не обсуждались. Наконец Капитолина вернулась. Положила перед начальником диктофон, на котором были запечатлены все вчерашние буйства престарелых собутыльников. Столоначальник недовольно поморщился.

- Ну вот! Одно лечим, другое калечим! Как теперь прикажите выводить эти запрещённые песни? И откуда это у них только вылазит? Ведь клятвы давали мерзавцы о неразглашении и всё такое прочее. Мерзавцы! Одно слово, старые мерзавцы.

Капитолина Петровна ухмыльнулась и вынула из папки «Отчёт о проделанной работе» В нём доктор Павлов подробно описывал, как он производил воздействие на затуманенный и заблудший ум господина Михельсона. Там также указывалось, что согласно нормативным актам, известным ещё с самых древних времён, распространение запрещённого огня среди неокрепших душ людских карается терзанием печени нарушителя. Приводился даже пример прикованного к скале Прометея и клевавшего его печень орла. Далее делалась сноска на то, что употребление запрещённой в изучаемых временах водки «Особая» приводит к существенному ухудшению работы человеческой печени.

- Ну, орёл! – сказал Лев Николаевич. – Вот сообразил! А о своей печени он подумал. Вот мошенники. И как с ними такими работать прикажите. Ну как? Как?

Тяжёлый бронзовый колокольчик со звоном полетел в нижний ящик стола.