Падают листья

После недели холодного заунывного дождя из-за мрачных туч, взявших город в блокаду, наконец-то выглянуло сонное солнце. Яркий свет непривычно отражался в мутных лужах, играл бликами в черной, словно сажа, грязи, от которой струился белесый, как стаи призраков, косматый пар. Грязные, нечесаные бородатые облака дезертировали, бросив на произвол судьбы заблудшие лохмотья могучей армии Дождя.
В пустой безмолвный город ворвалась Осень, чтобы начать новую битву – битву Багряного и Золотого. Яркие листья в бесшумном бою срывались с деревьев, чтобы столкнувшись в прозрачном и холодном воздухе, доказать свое превосходство, а потом, красным и желтым десантом затопить городские улицы и смешаться в вечном хаосе осеннего боя.
После нескольких часов изнурительного сражения багряные и золотые тела солдат Осени, так и не вырвав друг у друга победу, смешивались в реки, которые неспешно текли с тихих переулков на главные магистрали и там превращались в могучие потоки, образуя листовороты и листопады. Иногда огромные красно-желтые волны с крышей накрывали покинутые высотные дома, врывались через распахнутые окна в пропахшие сыростью и плесенью квартиры, чтобы вынести из них остатки того, что осталось от предыдущих нашествий. Сами многоэтажки уже давно потеряли прежнюю форму – бесконечные осенние волны сточили углы домов, превратив убогие бетонные коробки в сверкающие, отшлифованные цилиндры, на которых играл бликами свет, отражались листяные бури и беспорядочное бегство изодранных солнцем облаков.
Могучая листяная река на своем пути огибала лишь один островок, некогда бывший центром главной площади. Здесь, под шатром, нетронутым меланхоличным дожем, чистым в своих помыслах снегом и потоками листьев стоял огромный белый рояль. Осень, одетая в красный шелк, увешанная изысканнейшим золотом и надушенная грибными духами нежно коснулась старых, как сам город, клавиш. Тоска о несбывшихся надеждах и о покинувших мир навсегда как терпкое вино полилась по проспектам и закоулкам, проникая в каждую щель, опьяняя до полного безрассудства. Даже циничная, иссушенная Временем Смерть, притаившись за стволом разбитого молнией дуба, утирала слезы широкими рукавами черного шелка, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться во весь голос. Очарованное красотой чистой печали льющейся мелодии, останавливалось Время, и в город неслышно приходила Вечность.