Эмиль Новер
КАПИТАН ДЬЯВОЛ
Приключенческий роман
Часть первая
Ростов-на-Дону
РостИздаТ
2003
ББК 84-44
Н 72
Э. Новер
Н 72 Капитан Дьявол. Приключенческий роман. Трилогия. Часть первая. – Ростов-на-Дону: ООО «Ростоиздат», 2003, 448 с.
Приключенческий роман Эмиля Новера «Капитан Дья-вола» – увлекательное повествование из времен морских пиратов, жестоких рабовладельцев и «рыцарей из низов», светских красавиц и самоотверженных поклонников. Действие романа разворачивается во второй половине семнадцатого века в бассейне Карибского моря неподалеку от Багамских островов.
Данное издание – первая часть трилогии.
ISBN 5-7509-0542-x
© Э.Р. Чобанов, 2003
© В.Г. Бороздин, оформление, 2003
© ООО «Ростиздат», 2003
Шторм
К
инг Сэлвор стоял на палубе ахтердека, широко расставив ноги, напряженно всматриваясь в темноту ночи, слившуюся с чернотой бушующего океана. Свирепые океанские валы окатывали его с ног до головы соленой морской водой, жгучий ледяной ветер пронизывал, казалось, до костей, но моряк лишь крепче сжимал пальцами штурвал и зубы, напрягая всё силы и волю. Бешеные волны с силой били в перо руля, стремясь развернуть судно, перевернуть его, затопить. Каждой клеточкой своего тела Кинг чувствовал скрип штуртросов, натянутых, как струна, которые, повинуясь морской стихии, пытались вырвать штурвал из цепких рук моряка, но каждый раз эти попытки натыкались на железную стойкость мускулов Сэлвора. Снова и снова волны, уступая место друг другу, продолжали свои попытки погубить судно. Промокшая одежда стала тяжелой, мешая рулевому двигаться, на палубе, ходившей ходуном, можно было устоять с большим трудом, но рулевой знал, что от его выдержки и умения зависит не только его жизнь, но и жизни еще сорока людей, веривших в него и доверившихся его искусству. Безумие спасаться в бушующем океане, когда вода, взбесившаяся под напором ветра, топит всё, что может держаться на ней. Кинг это по-нимал и прилагал всё усилия, чтобы удержать судно.
Барк «Отаго» попал в жестокий шторм, направляясь с грузом зерна в один из портов на ирландском побережье. Вздымаемые ветром волны били в борт судна, креня его с одного борта на другой, перекатывались через палубу так, что казалось, будто барк уже погребен соленой водой и лишь мачты возвышались над поверхностью. Но спадала вода и вновь над бурлящим океаном появлялись просмо-ленные борта упрямого судна.
Порой глазам открывалась леденящая душу картина. Невдалеке от судна, среди многих волн, появлялась одна, гораздо больше других. Быстро продвигаясь, она росла на глазах, поднимаясь высоко над палубой барка. Всей своей массой она обрушивалась на судно и с грохотом прокаты-валась по палубе, смывая за борт всё, что было плохо при-найтовлено, сбивая людей с ног, но моряки упорно сопро-тивлялись. Они отважно боролись за жизнь барка, противо-поставив напору волн и ветра свой опыт, умение и спайку, родившиеся в неоднократных схватках со стихией. Чуть зазевался, не успел, не сумел остановиться, когда могучий поток увлекает за собой – лишь мелькнет и исчезнет где-то среди волн человеческая голова и океан примет новую жертву.
На корме барка рядом со штурвалом стояли два чело-века. Один из них, крепко вцепившись в релинги и всем корпусом подавшись вперед, пытался разглядеть хоть что-нибудь в кромешной тьме. Ветер уже давно сорвал с него шляпу, обнажив седеющую голову, и, развевая длинные волосы, хлопал полами кафтана. Стоявший рядом с ним человек был в плаще, его шляпа была надвинута на самые брови, он сжимал трубку крепкими пожелтевшими зубами, моряк также пригнулся, всматриваясь во тьму ночи, изред-ка отпуская крепкие словечки, которыми изобилует разго-вор морских скитальцев.
Внезапно рулевой вздрогнул и подался вперед, чуть ос-лабив хватку. Словно почувствовав это, волны ударили в перо руля, и штурвал, как живой, рванулся из рук моряка. Нечеловеческим усилием Сэлвор удержал его и стал мед-ленно вращать в другую сторону, наперекор своенравной стихии.
– Маяк!
Моряк с трубкой, в которой уже давно промок весь та-бак, быстро оказался возле рулевого.
– Где?
– Прямо!
Среди пенистых гребней блеснула яркая звездочка ру-котворного света.
Прыжком моряк очутился на прежнем месте возле капи-тана. Наклонившись, он что-то кричал ему в самое ухо, но капитан резко мотнул головой, отказывая.
Сквозь шум беснующегося моря и свистящего ветра до Кинга долетали обрывки фраз, по ним и жестам он догады-вался, что капитана в чем-то убеждали и очень настойчиво, но тот не соглашался. Однако Кинг был уверен, что капита-на удастся уломать – он достаточно хорошо знал характер штурмана Джона Скарроу, с которым нес вахту.
Капитан сжал плечо пилота:
– У меня нет выбора, Скарроу! Я вверяю судьбы людей и барка вам, и да поможет вам бог.
Скарроу не надо было говорить дважды. Он не стал те-рять время на выражение благодарности, а спустился на шканцы. Штурман отдал несколько распоряжений работав-шим там матросам, и вот уже один из них, удерживаясь за снасти, медленно двинулся вдоль борта на бак в помощь находившейся там команде. Убедившись, что его приказа-ния выполняются, Скарроу поднялся на ахтердек.
Кинг почувствовал, как на его плечо легла рука друга, но не обернулся, не взглянул на него. Скарроу не удивил-ся: он знал в Кинге неплохую черту, которой недостает многим людям нашего времени. Моряк мог внимательно слушать и продолжать заниматься своим делом. Он не мог сказать ничего определенного, хмыкнуть или покачать головой, даже усмехнуться или зевнуть, но те, кто, как Скарроу, знал Сэлвора, понимали, что моряк отлично уяснил и запомнил всё сказанное. И теперь он не изменил привычке – слегка кивнул головой и не отрывал напряженного взгляда от бушующего моря, за которым лежал берег.
А берег был близко!
На баке давно разглядели мерцающий огонек маяка и с надеждой и болью вглядывались в темную полосу на гори-зонте. Это была та земля, к которой стремится любой мо-ряк, чтобы после долгих, изматывающих силы штормов и изнуряющих душу штилей наконец отдохнуть и затем вновь выйти навстречу неизвестности, таящейся в океанской си-неве, такой ласковой и жестокой. Но бывают в жизни мор-ских тружеников дни, когда становится желанной безбреж-ная гладь моря, когда кажется, что нет ничего лучше мор-ской волны, а берег становится призраком смерти, когда свирепый ветер гонит по морю крутые валы, и судно, под-властное двум вечным стихиям – воде и ветру, неумолимо летит к земной тверди, где находит свой конец.
Джон Скарроу хорошо знал то место, куда свирепый шторм гнал непокорный барк. Здесь Джон родился и вы-рос, знал бухту как свои пять пальцев – именно к ней летел его барк. Почти вся открытая ветру она не подходила для якорной стоянки, также нельзя было ходить возле нее: ве-тер разбил бы судно о подводные камни раньше, чем якори достигли бы дна. Но Скарроу был готов провести барк в любое время дня и ночи. Он решил использовать в этой бухте, надежно защищенной от ветра, уголок, образован-ный высоким скалистым мысом, тянувшимся от левого бе-рега к правому. Словно исполинская серая глыба, покрытая редкой растительностью, вставал мрачный мыс на пути мо-ряков и пройти мимо него было почти безнадежным делом. Немало кораблей в темные бурные ночи, а порой и в ясные дни, нашли здесь свою гибель, налетая на монолит скалы или же камни возле нее, коварно прикрытые водой. Для многих это место стало последним причалом в их трудной жизни.
Джон об этом знал, но другого выхода у него не было – проскочить или разбиться. Он надеялся на команду барка, ее сплоченность и опыт. В этих условиях особое значение приобретал маневр, с помощью которого штурман намере-вался проникнуть в бухту – Джон и здесь был спокоен. На штурвале стоял ирландец Кинг Сэлвор, самый опытный рулевой барка «Отаго». Не раз мастерство ирландца выру-чало моряков барка в различных сложных ситуациях, когда они оказывались на грани между жизнью и смертью.
Джон встретил Сэлвора в одном из английских портов, где помог ему скрыться от преследовавших Кинга полицей-ских и устроиться на барк. Скарроу сразу понравился мус-кулистый и смышленый парень, и вскоре моряки крепко подружились. С тех пор Джон не имел ни одного случая, чтобы усомниться в необходимости для барка такого руле-вого, а для себя – надежного товарища.
Бухта открылась узким проходом, в котором с трудом могли разойтись два судна. Слева тянулась широкая песча-ная коса, справа темнела серая холодная громада мыса – спасение и гибель барка. Завидя пролив, Кинг забыл о хо-лоде и усталости. Вперившись глазами в тот короткий про-межуток, что разделял песок и камень, он решил сложную задачу – как попасть именно в этот узкий вход, что при сло-жившихся обстоятельствах было очень и очень сложным делом.
Бегущие волны гнали судно всё ближе и ближе к мысу, но Кинг не делал никаких попыток избежать столкновения. Ирландец вел корабль прямо на край мыса, туда, где его поджидали камни, и вода бурлила возле них, обнажая их потемневшие клыки. Штурман отлично видел, как напрягает рулевой свои силы, бессменно находясь на вахте, но Скар-роу знал, что лучше этого ирландца никто не сумеет вы-полнить задуманный маневр, поэтому он внешне спокойно следил за действиями Сэлвора, хотя сердце штурмана бе-шено колотилось.
Большая волна подогнала барк к самым камням. Вслед за этим новая волна, набирая силу, подняла судно, намереваясь бросить его на камни. Кинг быстро повернул штурвал, и нос судна развернулся в сторону противоположного берега. Казалось, что вот-вот раздастся треск дерева, ломающегося о камень, и темная вода скроет останки барка и его моряков, но Кинг вновь доказал, что он отличный рулевой. Быстрый поворот штурвала, и барк благополучно прошел мимо страшных камней. Едва лишь барк миновал мыс, как Кинг вновь завертел штурвал, и судно, круто накренившись, пошло другим курсом, но волны сносили его в сторону причала, и тогда, повинуясь знаку, поданному Скарроу, пришла в движение баковая команда. Бешено завертелись кабестаны, выпуская футы якорь-троса, и тяжелый якорь, подняв мириады брызг, исчез в морской пучине, чтобы лечь на дно и держать на месте плясавший на волнах барк.
На палубе грянуло громогласное «ура». Промокшие и уставшие, но счастливые и довольные, моряки праздновали очередную победу над свирепой стихией. И пусть еще воет холодный ветер, бьют в борта разъяренные волны – самое трудное позади. Прикрытые высоким каменным монолитом, моряки могли отдохнуть и заняться своими делами, ожидая окончания шторма.
Капитан порывисто обнял штурмана.
– Джон, я не забуду этой ночи и того, что вы сделали.
Скарроу с трудом освободился из горячих объятий.
– Мелочи жизни, сэр, лучше прикажите, чтобы был от-дан и второй якорь. Если не будем стоять на двух, может сорвать, и всё труды пойдут насмарку.
– Не беспокойся, Джон, я немедленно пошлю людей!
И капитан пошел с ахтердека, чтобы выполнить сказан-ное пилотом.
Скарроу оперся о планшир, хоть барк довольно сильно кренило, и бросил взгляд на силуэты домов, хаотично раз-бросанных по всему берегу. Это был родной город Джона, хотя Скарроу был англичанином. Здесь, на берегу этой бухты, прошло его детство, а грязные улочки помнили лег-кую поступь детских ног. Здесь он впервые почувствовал вкус к бесконечным морским скитаниям, именно отсюда он вышел в свое первое плавание. Давно уже прошла пора романтических мечтаний юности и на смену им пришла зрелая мудрость прожитых лет, но навеки осталась любовь к морю, его просторам.
Да, давно не был здесь Джон Скарроу, но неуемного желания поскорее оказаться на берегу он не испытывал. Уходя, не жаждал вновь ступить на эту землю. Может, так было потому, что, кроме могил матери и отца, здесь его ничто не держало, а может, и оттого, что, родившись на ирландской земле, он чувствовал себя англичанином. Кто знает?
Джона тронули за руку, он обернулся и увидел перед собой молодого моряка.
Капитан велел передать вам, сэр, что вы и ваша вах-та могут отдыхать, – перекрикивая ветер, сообщил он.
Скарроу слабо улыбнулся. Сейчас, когда можно было расслабиться, он почувствовал, как сильно устал. Приказав сменить рулевого, Джон ушел с кормы.
Матрос подошел к штурвалу, взялся за спицы и бросил Кингу:
Иди отдохни! Капитан разрешил!
Смена была как нельзя кстати. Передавая управление, Сэлвор предупредил:
Внимательно следи за бушпритом – ветер еще не ос-лабел!
Ладно! – весело сказал матрос. – Не маленький!
Верно, – произнес Сэлвор. И неприязненно добавил: – Сопля зеленая!
Ирландец не терпел самодовольных хвастунов.
У ахтертрапа, на шканцах, он увидел Джона. Встав спи-ной к ветру и держась за стойки релингов, ограждавших трап, он жадно втягивал табачный дым. Сэлвор подошел к нему и задал вопрос, но Джон не расслышал его и Кинг по-вторил громче:
В город пойдешь?
Скарроу отрицательно покачал головой.
Тогда сделай так, чтобы и Майкил не пошел. Загрузи его работой или сделай еще что-нибудь, но необходимо его оставить на судне.
Штурман чуть не поперхнулся дымом:
Это еще зачем?
Мне он не нравится!
Просьба Сэлвора сильно удивила Скарроу. Майкил Свирт считался хорошим матросом, и с рулевым барка его связывали товарищеские отношения, Кинг неизменно вы-сказывался о нем в доброжелательном духе – и вдруг та-кая просьба! Скарроу попытался выяснить мотивы, но Кинг не захотел разговаривать на эту тему, бросив «Пошли спать!», и ушел.
К утру шторм стих. Словно по мановению волшебной палочки, исчезли мрачные черные тучи, в разрывах белых облаков выглядывало ласковое, теплое солнце. Заливая всё окрест себя ярким светом, оно отражалось в стеклах домов, росе листьев, зеленоватой воде бухты. Солнечные блики, играя с зыбью, поднимаемой легкими порывами ветра, то вспыхивали яркими огоньками, то ослепительными зайчиками колыхались на воде, не в пример вчерашнему, ласково и мирно лизавшей лениво покачивающиеся суда, обросшее водорослями каменное тело пристани. В это тихое, ясное утро с трудом верилось, что еще ночью небо сверкало и гремело, жестокий ливень сёк холодными струями город, его дома и улицы, каменистый берег, кроны и стволы деревьев. Трудно представить, что эти маленькие безобидные волны ночью были огромными валами, бившими в берег, накатывавшимися на него, с ужасающим грохотом, грозя разбить, но, разбившись, сами тихими ручейками стекали в море.
Всё это ушло вместе с мраком и холодным, воющим, как сотни труб в день Страшного суда, ветром. День всту-пал в свои права, щедро одаряя бухту теплом и светом, покоем и радостью.
Утром 21 июля 1690 года барк «Отаго» медленно дви-нулся к намеченной стоянке. Используя богатый опыт ста-рого мореплавателя, капитан быстро и умело ошвартовал судно напротив такого же барка. Сложив руки рупором, он крикнул соседям:
Сколько стоите?
Вторые сутки!
Весело! – произнес капитан и, обращаясь к морякам, стоявшим вокруг, заметил: – Боюсь, мы будем здесь тор-чать гораздо дольше.
Капитан был очень удивлен. Каждый раз барк, бросая здесь якорь, встречал разноголосый гул, скрип талей и блоков, смех, крики – всё, что говорило о бурной жизни порта. Но теперь в порту царила почти мертвая тишина, лишь в двух-трех местах был слышен шум разгружаемых судов, сновали люди.
Царившее на ахтердеке молчание было нарушено капи-таном.
Хотел бы я знать, сколько еще здесь торчать!
Не всё ли равно? – послышался голос одного из мо-ряков, сматывающего линь. Обнажив в улыбке крепкие бе-лые зубы, он добавил: – Сдадим груз, возьмем новый – и в море!
Дубина! – рассердился капитал. – Отразится на делах компании!
Ну и что? – последовал беззаботный вопрос.
По мне, всё равно, где платят – в порту или в море, лишь бы звенели денежки в кармане!
А пока звенит в твоей тупой голове, – сказал Кинг. – Карман моряка зависит от состояния дел компании.
Это так, – подтвердил Майкил.
Сэлвор поморщился: его только здесь не хватало! Как и многие люди своего времени, он не был лишен веры в приметы, и смутные предчувствия заставляли его желать Майкилу остаться на судне. Но судьба распорядилась ина-че.
На корме вновь установилось молчание. Каждый пони-мал, что нужно как можно скорее разгрузить барк и ухо-дить.
Стоя рыбы не дождешься, – обронил Кинг.
Капитан хмуро взглянул на рулевого.
А что ты предложишь, умник?
Если такая обстановка, – значит, что-то случилось. Надо пойти и узнать, что необходимо делать!
Вообще-то, это дело! – вступил в разговор Скарроу. – Пусть Кинг сходит и узнает, в чём дело, а заодно и табак мне купит – мой на исходе.
Как будто у меня ноги отвалились, – буркнул капитан.
Мы нужны здесь, – возразил штурман. – Быть может, сумеем наладить выгрузку.
Капитан, немного подумав, кивнул головой.
– Хорошо! Сэлвор, сходишь к агенту: ты образованней многих здешних матросов. Я дам адрес – выясни, в чем де-ло и что можно сделать. С собой возьми… вот Свирта!
От такого неожиданного поручения Сэлвор замер.
На тебя, что, столбняк напал?
Нет, но…
Раз нет, то и слов нет! Собирайся!
И глава судовой администрации поднялся на квартер-дек.
Кингу ничего не оставалось, как подчиниться. Убедить он не мог, а спорить было бесполезно.
К капитану подошел штурман.
А ты что думаешь, Скарроу, почему стоим?
Как сказать. В общем, ты сам догадываешься.
Война?
Она самая, богом проклятая!
Моряки умолкли, думая каждый о своем, но всё увязы-валось с нынешним положением. Вот уже два года шла ожесточенная борьба между Яковом, королем Англии, свергнутым с престола, и его затем Вильгельмом Оран-ским, захватившим этот престол. Это была не просто борь-ба двух королей на ирландской земле – в смертельной схватке сошлись два, диаметрально противоположные ре-лигиозные течения: здесь сражалось феодальное прошлое и буржуазное будущее Великобритании. Большинство анг-личан, недовольных политикой католического короля, с радостью встретили протестантского претендента. Однако в Ирландии у Якова имелась армия, с которой он связывал всё свои надежды. Опираясь на протестантские силы Изумрудного острова, в особенности на север, Вильгельм открыл военные действия. Недостаточно обученная и воо-руженная армия приверженцев католической веры после успехов на первых этапах терпела одно поражение за дру-гим от лучше организованных и оснащенных отрядов про-тестантских наемников. По всему острову люди брались за оружие, вступая в ряды единоверцев. Протестанты и като-лики жгли дома своих противников, уничтожали посевы, устраивали жестокие схватки. Уже отошла и стала достоя-нием истории осада Дерри, и теперь враги собирались по-мериться силами на реке Бойн.
Но были люди, которые оставались в стороне от борь-бы. Считая эту войну дракой между англичанами за бри-танский трон, они предпочитали со стороны наблюдать за ходом военных действий. У Кинга Сэлвора, матроса с бар-ка «Отаго», имелась еще одна причина – он считал себя католиком лишь тогда, когда ему это было удобно. Това-рищ Сэлвора Майкил Свирт как-то недовольно сказал: «Меня очень удивляет твоя позиция, но я не удивлюсь, ес-ли когда-нибудь ты скажешь, что тебе по душе протестантская вера». Метнув недобрый взгляд, Сэлвор ответил: «Вера моих врагов не для меня».
Спустившись вниз, Кинг прошел на бак и стал готовить-ся к выходу в город. Открыв свой рундук, он достал чистые вещи и, сняв старые, начал одеваться. Внутри рундука бы-ли видны скромные пожитки моряка: чистое сменное белье, трубка, кисет с табаком, кожаный кошель с золотом, нава-ха. На внутренней стороне крышки рундука был виден портрет, сделанный цветными красками на аккуратно вы-беленном месте. С портрета смотрело красивое лицо мо-лодой девушки, обрамленное белокурыми локонами, сво-бодно и изящно ниспадавшими на плечи и грудь. Нежные голубые глаза, светящиеся искренней добротой, малень-кий, чуть улыбающийся ротик, чуть-чуть вздернутый носик, изящный овал лица – всё это могло вызвать лишь добрую улыбку. Но взгляд Кинга на этот портрет делал его лицо строгим и чуть печальным. Моряки барка знали, что миниа-тюрный портрет, выполненный красками, изображавший то же самое лицо, неизменно находится, завернутый в шелк и кожу, во внутреннем кармане куртки рулевого. Не раз они видели, как, уединившись, Кинг бережно и аккуратно доста-вал портрет и смотрел на девичье лицо с невыразимой тос-кой и грустью. Никто даже приблизительно не знал, кто эта девушка – жена, невеста? А ирландец всегда уходил от разговора на эту тему, словно поставил на нее табу.
Кинг медленно одевался, не отрывая от портрета на-пряженного взгляда. Если бы кто-нибудь взглянул в это время на его лицо, всегда спокойное, с ужасным шрамом, тянувшимся от нижнего края глазницы до подбородка, то не узнал бы его.
Глаза моряка сверкали злобными искрами, зубы были крепко стиснуты, пальцы, сжатые в кулаки, ногтями вонзи-лись в ладони, шейные мускулы напряглись, представляя взору нити сухожилий. Из глубин памяти моряка всплыли картины далекого прошлого – трагическая страница его жизни…
Топот копыт. Конское ржание. Предсмертный стон. Тре-вожные выкрики. Выстрел. Злобно-дикий хохот. И крик, ис-пуганный и молящий девичий крик…
– Кинг, ты скоро?
Кинг вздрогнул, отряхиваясь от груза воспоминаний. Спешно уложив вещи, он заправился и, на ходу одевая куртку, поднялся на палубу.
Утро выдалось прохладным. Легкий ветерок, несший холод с обширных просторов Атлантики, ласково обдувал крутые просмоленные борта корабля, насвистывая мело-дию далеких стран. Кинг зябко поежился, почувствовав, как по телу пробежала легкая дрожь, и похвалил себя за пре-дусмотрительно надетую куртку. Хоть волны закалили, а ветры продули сильное тело моряка, к холоду оно было неравнодушно.
Кинг посмотрел на небо. Хоть дул холодный ветер, но солнце светило по-прежнему ярко. «Что за идиотская пого-да, – подумал моряк. – Не знаешь, чего от нее ждать, да и идти не хочется».
– Как долго тебя еще ждать?
Кинг недовольно поморщился – вечно Майкил спешит!
«Успеешь еще порезвиться, – про себя огрызнулся Сэлвор.
Свирт давно поджидал товарища, в противоположность ему, он всегда находил себе занятие на берегу и стремился в город, нетерпеливо топчась у трапа.
– Идем!
Ноги ирландца тяжело проскрипели по доскам трапа, а затем звонко зацокали по камням причала.
Моряки спокойно, вразвалочку, как и подобает опытным скитальцам морей, двигались среди нагромождений раз-личной тары. Кинг шел, сунув руки в карманы с бесстраст-ным выражением на некогда приятном лице. Майкил шел, улыбаясь каким-то своим мыслям. Оба молчали и, поэтому так неожиданно прозвучал голос Кинга:
– Напрасно я пошел с тобой.
Майкил расслышал сказанное хорошо и, замедлив шаг, недоуменно взглянул на Кинга.
– Что с тобой, товарищ? Про что это ты?
Не замедляя шага, Сэлвор подтвердил:
– Не стоило бы мне идти с тобой.
Свирт остановился и удивленно глядел на спутника, то-же остановившегося в двух шагах от него, по-прежнему, бесстрастно взирающего на непонимающего Свирта.
На губах Сэлвора появилась усмешка.
– Не ясно?
– Хотелось бы объяснений!
– Предчувствие у меня плохое. Не знаю, почему, но мне кажется, что я с тобой влипну в какую-нибудь дурацкую историю – и основательно!
Майкил присвистнул.
– А говорят, что Кинг Сэлвор в приметы не верит! Зна-чит, врали?
Ирландец ничего не ответил, лишь пожал плечами и зашагал дальше, даже не подозревая, как он был прав.
В портовых городах того времени не было четко обо-значенной границы между портом и городом, потому, если говорили, что с корабля идут в порт, то это почти означало, что идут в город, ибо эти два понятия укладывались в матросских головах в единое целое. Поэтому, чтобы не ввести читателя в заблуждение, будет правильнее сказать, что моряки направлялись к ближайшей таверне, и это удивило Майкила: не лучше ли вспомнить поручение капитана и потом сидеть за столом сколько душе угодно! Кинг немедленно объяснил свое поведение:
– Посмотрим, чем дышит город.
Свирт привык доверяться более опытному товарищу и, не раздумывая, пошел за ним.
Вскоре двое матросов очутились у цели. Над дверями одноэтажного здания красовалась вывеска, изображавшая человека с длинной белой бородой, короной на голове, сидевшего верхом на пузатой бочке. Раскрыв рот в безудержном смехе, он держал в одной руке трезубец, а в другой – пенящуюся кружку. Голое тело обвивал зеленый плющ и водоросли, а из бочки во всё стороны брызгало пиво.
Надпись на вывеске гласила: «Веселый Нептун!»
Взглянув на вывеску, Майкил обратился к другу:
– Похоже, этот толстяк большой любитель погулять! Взгляни, Кинг, одна зелень только и осталась.
– Будешь так гулять, – сказал Сэлвор, – и зелени не ос-танется: пойдешь по миру, в чем мать родила.
Свирт весело рассмеялся и вслед за товарищем вошел в таверну.
Таверны в портах разнятся на внешний вид. Глазам мо-жет предстать грязная хибара, отличная от лачуги лишь размерами, или же хороший, добротный дом. Но неизменно входящего встречают шум и гам вперемешку с парами спиртного и табачным дымом, висящими в воздухе. За сто-лами оживленно переговариваются моряки, вернувшиеся из дальних странствий, бандиты, пришедшие, чтобы обмыть удачно провернутое дело и договориться о новых, разная шваль, которой немало в любом порту. Весело смеясь, они потягивают вино или ром, перебрасываются в кости или карты, между делом похлопывая по предоставляемым, словно невзначай, бёдрам девиц весьма сомнительной репутации и поведения. Порой кто-нибудь, изредка подвыпив, что-то не делил с соседом за столом, вскакивал и бросал ему в лицо такие слова, за которые получал кое-что покрепче слов. Но буянившие либо успокаивались са-ми, либо их выпроваживали за дверь пинками. Между сто-лами, разнося заказы, снуют женщины в платьях, покрой которых не может скрыть пышности груди и округлости бе-дер.
Однако здесь моряков встретила гробовая тишина, не-привычная слуху. Не звенела посуда, не было многочис-ленных посетителей, только за двумя-тремя столами сиде-ли несколько человек.
Кинг озадаченно хмыкнул – он был неприятно удивлен.
– М-да, Майкил, по-моему, здесь больше уместна вы-веска «Кислая черепаха».
Майкил прыснул в кулак, а Кинг разочарованно вздох-нул:
– Неинтересное местечко!
– Эй, парни! – моряков звал плотный мужчина, сидев-ший за столом, уставленным бутылками с напитками и блюдами с едой. – Присаживайтесь, вместе одолеем эту гору на палубе!
Купив пару бутылок, моряки воспользовались пригла-шением чернобородого мужчины средних лет, по одежде которого опытные взгляды матросов определили старого морского волка, вынужденного сохнуть на берегу.
– Паршивый же у вас городишко, милейший, – сказал Кинг, в очередной раз разливая по оловянным стаканам темное вино. – Похоже, что мы надолго застряли здесь. Ваше здоровье!
Опорожнив стакан, мужчина невольно крякнул, беря с блюда кость, обросшую мясом.
– Напрасно так говоришь. Городок наш невелик, но не плох, однако, в последнее время у нас всё вверх дном, как на тонущем корабле. И всё из-за отряда, что стоит под го-родом.
– Большой отряд?
– Люди говорят, полторы тысячи.
– Отряд – кого? Крыс? Полевых мышей?
– Сторонников короля!
От внимательного взгляда Кинга не ускользнуло то об-стоятельство, что при этих словах Майкил перестал есть и внимательно слушал. Не переставая наблюдать за това-рищем, Кинг спросил:
– И какого короля? Ведь их сейчас два, и черт разбе-рет, кто из них прав!
– Верно, – согласился бывший моряк. – Эти – из армии Якова, чтоб им всем провалиться!
– Я смотрю, вы враждебно настроены к этим людям, – заметил Кинг, пряча под ладонью усмешку. – Не протестант ли случаем?
– Я – истинный католик! – твердо, чтобы не оставалось сомнений, сказал мужчина. – Но в этот отряд ушли два мо-их сына. Ливень, буря, ветер – всё им нипочем! Как только ни уговаривал, как ни упрашивал – всё напрасно! Ушли. Да и одни ли они – полгорода ушло: кто к тем, кто к этим. – В сердцах рассказчик бросил кость на стол. – Уходят – за веру, за землю! А вернутся ли? Ведь дети не чужие, свои!
– За истинную веру и жизни не жалко! – с жаром вос-кликнул Майкил.
– Заткнись! – бросил Кинг. – Продолжайте, прошу вас!
– А что продолжать? – произнес бородач. – Слава богу, говорят, что вечером они уходят.
– Значит они еще здесь? – быстро спросил Свирт.
– От города с полмили будет, – последовал ответ.
– Ладно! – поднялся Кинг. – Загрузились – и пошли по делам!
– Но Кинг, – начал Майкил, однако Сэлвор оборвал его одним словом, и Майкил понял, что его уговоры бесполез-ны.
Молча шли моряки, неспешно ступая по еще мокрой мостовой. Кинг жевал конфеты, а Майкил шел под впечат-лением услышанного. Погруженный в раздумье, он посто-янно отставал, заставляя Кинга останавливаться и поджи-дать его. Когда Сэлвор остановился в очередной раз, то спросил подошедшего Майкила:
Чем твоя голова набита? Смотри, треснет черепок от раздумий тяжких.
Майкил посмотрел на Кинга взволнованными глазами и тихо произнес:
Не могу я, понимаешь, не могу!
Что?
Быть в стороне!
Кинг зло сплюнул – он понял в чем дело. Еще два го-да назад, когда на барке стало известно о перевороте и горячих призывах обоих королей «к защите истинной ве-ры», Кинг и Майкил постоянно спорили. Свирт, убежденный католик, готов был с первых дней следовать под знамена Якова, но в Англии, где ремонтировался барк, такие мысли опасно было произносить вслух. Ремонт, плавание, болезнь не дали ему этой возможности, а Кинг упорно от-стаивал перед товарищем свои идеи, моряк не хотел проливать кровь за Якова или Вильгельма. Он слишком хорошо понимал истинную суть этой борьбы, хотя, конечно, не обо всём догадывался. Кинг твердо знал, что призывы к борьбе за веру – лишь ширма, скрывающая истинные цели противоборствующих сторон. Неудивительно, что Кинг разозлился, хотя вывести его из себя было нелегко, – в горячих спорах рассудительному ирландцу не удавалось убедить своего фанатичного соотечественника.
Ирландец умел владеть собой, не давая злобе взять верх над ним, и обратился к своему товарищу со следую-щими словами:
Послушай, Майкил, выбрось эту дурь из головы, слышишь! Из-за своей слепоты ты не видишь смерти, тебе уготованной, а я не только вижу гроб, но и слышу, как пах-нет земля на твоей могиле!
А ты думал, что победу можно добыть, не пролив крови, чистенькими ручками? На войне нет белых перчаток! В борьбе за веру мы будем по пояс, по горло в крови наших врагов! Да, наши руки будут в крови, но она, как це-лебное лекарство, смоет всю гниль с нашей земли…
Яков? Его листочки? Та-а-ак! А позвольте узнать, ми-лый наш борец за веру, с какой это такой земли вы соби-раетесь смывать эту самую гниль?
Как это с «какой»? С ирландской, разумеется.
А может, с английской?
На этот вопрос Майкил не сумел ответить.
Я тебя не могу понять!
Здесь и понимать нечего, – ответил Кинг. – Якову нужна не чистота веры, а трон. Удивляюсь, как это твои куриные мозги еще не дотянули до этой простой мысли.
А вот и нет! – победоносно воскликнул Майкил. – Я бы поверил тебе, если бы король вел ирландцев против католиков. Но наши враги – протестанты. И король – про-тестант!
А в Англии у власти кто?
Пуритане, враги наши.
Ну и что ты еще хочешь?
Я опять тебя не понимаю.
Кинг вздохнул: тяжело объяснять простые вещи.
Пуритане ненавидят Якова и новому королю они ра-ды-радешеньки – это я хорошо знаю, в Англии жил. Яков же хочет вернуть себе трон, а Вильгельм не хочет его отда-вать – он же не идиот! А вера – хороший предлог, чтобы набрать под свои знамена побольше таких, как ты. Виль-гельма с его наймитами давно бы выбросили, если бы не протестанты, в особенности, на севере Ирландии, что вста-ли за него. Это же их кровное дело! Если Яков победит, им несдобровать.
Вот видишь! – воскликнул Майкл. – Значит, если вы-гонят протестантов…
Ничто не изменится, – произнес Кинг.
Да почему? – взорвался Свирт.
Да потому, что здесь англичане как были, так и так останутся, индюк ты новорожденный! Яков или Вильгельм – ни один черт!
Нет!
Почему?
Яков не будет преследовать единоверцев, и таким образом получится одно: Ирландия обретет свободу!
Что-о-о? Малыш, у тебя жар, да? Какую свободу?
Свободу вероисповедания!
А-а, эту – да! И все? А свободу мыслить, говорить, самому распоряжаться своей судьбой? Майкил, мне такой свободы мало! Я хочу, чтобы английские сапы не топтали изумруд моей земли. Но неужели ты думаешь, что англий-ские лендлорды добровольно откажутся от нас, их рабов? Если ты думаешь так, то поверь мне, это большая ошибка.
Но если поможем Якову…
Своими костьми!
То в благодарность, он подарит Ирландии полную свободу!
Держи карман шире!
Да что ты всё смеешься и смеешься!
Потому что с детства среди прочих истин я усвоил одну: счастье не дарят – его завоевывают!
И мы завоюем его!
Чем? Тем ржавьём, с которым вы идете на пушки? Что противопоставить их латам? Тощие тела, едва прикры-тые тряпьем?
Святой дух свободы с нами!
Ну и души их этим духом! – снова разозлился Кинг. – Когда алебарда раскроит твой череп, твои мозги провет-рятся и ты, может быть, разберешься, что к чему. Вот толь-ко будет слишком поздно, так как вряд ли они тебе понадо-бятся! – сказав это, Кинг повернулся и быстрыми шагами двинулся дальше по улице.
Майкил нагнал его минуту спустя. Пристроившись в лад его шагам, он тоном человека, принявшего окончательное и бесповоротное решение, сказал:
– Всё равно, мое место – там.
Кинг зло сплюнул и прибавил шаг.
Опытный моряк, крепко потертый не только морем, но и жизнью, он отлично понимал, что этого юного, пылкого ир-ландца с открытым, чистым лицом, обрамленным прядями густых черных волос, теперь уже не свернуть с этого пути и лишь смерть способна остановить его. Но он не учел слу-чайностей, которыми изобилует мир, крепко меняющими всё течение полноводной реки – человеческой жизни.
Вечером Кинг облазал весь барк, ища Майкила, но его уже не было на судне. Он ушел, чтобы, изменив свою судь-бу, круто повернуть жизнь Сэлвора, ставшего Провидением Судьбы.
Крутой поворот
О
–коло месяца стоял «Отаго» в порту. С трудом удалось разгрузить судно, и теперь барк готовился отправиться в Англию. Капитан спешил – слишком тревож-но было вокруг, и надежды на попутный груз не оправдались. Он решил уйти чем скорее, тем лучше.
День выдался ясным и солнечным, так не подходившим к тем жестоким событиям, что разворачивались на земле Ирландии. Но у природы свои законы, которые не считают-ся с человеческой историей.
В этот день Кинг шел к Джону Скарроу, чтобы передать распоряжение капитана, по улицам притихшего городка, ожидавшего больших событий. Сэлвор, как и всё горожане, знал, что протестанты разбили католическую армию на ре-ке Бойн. Расстроенные и деморализованные, неспособные оказать серьезное сопротивление остатки разгромленного воинства преследовались кавалерией, уничтожались или рассеивались.
В эти дни Кинг часто вспоминал Майкила и жалел этого юного борца. Где он сейчас? Может быть, его молодое, здоровое тело, иссеченное клинками драгун, лежит в от-крытом поле и его терзают падкие на трупы вороны. Или он на веревке, перетирающей сук придорожного дерева (коро-на беспощадна к своим врагам), раскачиваемый холодным ветром?
«Где ты?» – охваченный этими невеселыми мыслями, Кинг не заметил, как миновал центр города, где и жил штурман, и приблизился к окраине. Заметив оплошность, он собирался повернуть обратно, но в это время порыв ветра донес до него запах, который он не мог спутать ни с каким другим – запах пороха. Просто так порох не жгут – это ясно как день, и обеспокоенный моряк ускорил шаг. Ветер снова принес ему этот же запах и еще неясный гул. Моряк остановился – его тревожило неприятное совпаде-ние. Ирландец посмотрел на небо, на нем не было ни еди-ного облачка. Не было никаких признаков надвигающейся грозы, но снова послышался тот же гул… «Гром и порох, – подумал Кинг, – странное совпадение, если только…» Вне-запно догадка осенила Сэлвора, и он, как вихрь, сорвался с места, не сомневаясь, что за городом идет бой.
Крупный отряд отступавших католиков был настигнут протестантами и разгромлен. Часть католиков пыталась укрыться в лесу, но до него было слишком далеко, и все, кто искал спасения в зеленой чаще, были перебиты. Ос-новная масса беглецов пыталась дотянуть до города, где можно укрыться и были единоверцы, могущие помочь. Не всем это удавалось, но тот, кто успел перебраться через ручей, мог на что-то рассчитывать.
Миновав последние дома, Кинг выбежал на дорогу и здесь остановился, пораженный тем жутким зрелищем, что открылось ему. По обе стороны дороги расстилалось зеле-ное поле, по которому устало бежали люди в изорванной одежде, покрытые кровью и пылью, вооруженные различ-ным холодным и огнестрельным оружием. Среди этой пе-строй, окровавленной толпы на сытых разномастных лоша-дях скакали, размахивая сверкающими на солнце саблями всадники армии «истинной веры». То здесь, то там всадники оказывались рядом с бегущими людьми и тогда сабля, описывая блестящий полукруг, опускалась, и на землю, обагряя ее кровью, падала новая жертва. Люди шарахались в сторону, закрывались оружием, пытались отбиться, но уставшие ноги не давали приверженцам рим-ской церкви дальше бежать, а оружие легко выбивалось из ослабевших рук; те, кто избегал сабли, попадали под копыта разгоряченных коней. Отдельные, презрев малодушное бегство, останавливались, поворачивались лицом к врагу и принимали смерть от тех же безжалостно рубящих рук.
Это была резня!
Драгунам ничего не стоило, обогнав побежденных, от-резать им дорогу в город. Но куда интересней было ру-бить! Как волки, гоня беззащитных овец, врезаются в стадо и душат их одну за другой, так и драгуны врывались в тол-пу бегущих людей, которые были не в силах оказать достойное сопротивление. Взмах сабли – и еще один, всплеснув руками, падал на землю с кровоточащей раной. Выбрав жертву, драгун скакал рядом с ней, примеряясь для более ловкого удара, а затем поражал беглеца. Католики только бежали – по сути дела, они были беззащитны перед преследователями, не знавшими снисхождения к побежденным. Ближе всех к Кингу был молодой человек в изорванной, окровавленной рубашке. Зажимая одной рукой раненое плечо, другой судорожно сжимая пику, он бежал на Сэлвора. Его настигал драгун, уже изготовившийся для удара.На какие-то секунды беглец вскинул голову и Кинг увидел знакомое лицо, перекошенное гримасой боли, черное от земли и пота, и мгновенно узнал его.
Майкил!
Сэлвор бросился к товарищу, но помочь не успел. Дра-гун резко опустил саблю и Майкил скатился в небольшой овражек.
В ту же минуту драгун выронил саблю, схватился за грудь и упал на землю.
Около полусотни роялистов, остановившись, вели огонь по преследователям, и свинец, летящий навстречу всадникам, не замедлил дать результаты: несколько драгун слетели на землю, часть бросилась врассыпную, спасаясь от пуль, но большинство обрушилось на эту горстку, теряя одного кавалериста за другим. Встав в круг, католики стояли насмерть, давая другим возможность спастись от протестантских сабель, всё остались на этом месте, никто не сумел уйти от клинков и копыт.
Кинг с разбегу прыгнул в овражек и огляделся. В двух ярдах от него лежало окровавленное тело. В мгновение ока Сэлвор оказался рядом и осторожно перевернул его. Кровь, перемешавшаяся с землей и потом, являла маску, под которой угадывались знакомые черты.
– Майкил, очнись!
Несколько шлепков по лицу заставили ирландского юношу на некоторое время прийти в себя. Он медленно открыл глаза и сквозь пелену кровавого тумана узнал това-рища.
– Кинг!
Лицо Сэлвора становилось всё туманнее и расплыва-лось в глазах Свирта, голова Майкила вновь безжизненно пала.
Кинг разорвал рубашку Свирта, порвал ее на полосы, которыми перевязал простреленную руку юноши, рассе-ченную кожу на голове и проколотое плечо. Он никогда не занимался ничем подобным, к тому же делал это поспешно и поэтому его повязки были неумелыми: ирландцу прихо-дилось следить за ними, чтобы они не сползали. О полити-ческой стороне своей помощи он не думал, главное – по-мочь другу. Взвалив бесчувственного юношу на спину, Сэл-вор осторожно выбрался наверх, осмотрелся и пошел в город.
Грохот выстрелов и рев победных кличей волнами ка-тились через весь город. Католики отчаянно отбивались, но, разрозненные и ослабленные они не могли противосто-ять превосходящим в числе и оружии частям протестант-ской армии и без особого труда были смяты. В город во-рвался отряд упоенных победой всадников, мчавшихся по улицам и хватавших любого по малейшему подозрению в сочувствии Якову. Об открытом сопротивлении не могло быть и речи – драгуны убивали на месте, не разбирая пола и возраста.
Джон проводил глазами проскакавших за окном всадни-ков, тяжело вздохнул и отвернулся. «Как зверей гонят! – подумал он. – Ну и времена настали!». Он не сочувствовал идеям католицизма, но и не одобрял жестокости протестан-тов, хотя по вероисповеданию был пуританином. По своей натуре штурман был человеком мирным, к порабощенному своей нацией народу относился лояльно, сочувствуя его положению. Держась в стороне от политики Джон Скарроу предпочитал не вмешиваться в борьбу каких-либо партий, считая, что именно такая позиция не мешает и не приносит хлопот, удобна для спокойной, нормальной жизни одиноко-го моряка.
Скарроу достал кисет с табаком и набил неизменную трубку. Продолжая размышления относительно теперешне-го беспокойного времени, Джон подошел к свече, намере-ваясь прикурить, но дробный стук в дверь заставил его вздрогнуть и обернуться. «Что за черт? – удивился штур-ман. – Гостей я, кажется, не ждал». Тревога моряка неуди-вительна: в такое опасное время можно ожидать всего. Стук повторился, но Джон не торопился открывать дверь. В дверь забарабанили уже ногой, вслед за чем послышалась отборная брань. Голос показался знакомым. «Не может быть, – подумал Скарроу, – но если…» Быстро отодвинув щеколду, Скарроу распахнул дверь. На пороге стоял матрос, обеими руками поддерживая человека в окровавленной одежде. Сэлвора Джон узнал сразу: трудно было забыть ужасный шрам, отмечавший лицо ирландца.
– Кто?
– Майкил!
Услышав это имя, Джон не раздумывал. Он помог вне-сти раненого и положить его на постель. Выскочив на ули-цу, Джон убедился, что никто не видел тех, кто вошел к не-му, вернулся в дом и запер дверь.
Кинг отер пот и стал осторожно разматывать наспех на-мотанные тряпки, на которых засохли кровь и грязь.
Повернув к Скарроу лицо, полное тревоги и надежды, он сказал:
– Прости, Джон, я ставлю тебя под удар, но ты единст-венный, кто может помочь Свирту. Позволь ему хотя бы отлежаться до вечера, а я постараюсь найти место, где можно его укрыть. Ты всегда был добр к Майкилу и…
И поэтому я помогаю ему, – заверил Джон, поднося теплую воду, которую приготовил для бритья. Скарроу был запасливым человеком, и в его доме нашлось всё необходимое для перевязки.
Джон, если ты не…
Кинг, не строй из себя дурака!
Скарроу, смачивая чистую тряпку водой, осторожно смывал с ран кровь и грязь, и белая ткань быстро темнела. Перевязывая голову Свирта, Джон говорил: «Ты знаешь, дружок, мне противна политическая борьба, но я стараюсь не забывать одну из многочисленных заповедей Библии: «Возлюби ближнего своего и воздастся тебе так же».
Кинг усмехнулся:
– Драгуны уже возлюбили Майкила, вот как ему хоро-шо!
– Не всякий живущий рядом – человек, – говорил Джон, бинтуя плечо, – твой ближний, так же, как и не всякий дву-ногий, – вообще человек. Извини, я философствую, но ты меня понимаешь!
Скарроу кивнул головой.
– Для драгуна спасти заблудшего и убить его – понятия равносильные, – он опустился на постель Майкила, которо-го держал во время перевязки, и поднял его прострелен-ную руку. – Хорошо, что череп лишь слегка задет.
– Повезло, – подтвердил Джон, – но крови он потерял много.
– Как думаешь, он выживет? – спросил Кинг.
– Не знаю! – Джон пожал плечами. – Я не специалист, но мне кажется, что… постой, кажется, он приходит в себя! Живуч, черт!
И, действительно, веки Майкила задергались и он мед-ленно открыл глаза. Туман, скрывавший от него окружаю-щий мир, рассеялся, и Свирт отчетливо увидел лица това-рищей. Слабо улыбнувшись, он тихо произнес:
– Сэр!
Джон хотел сказать что-нибудь обнадеживающее, но в это время на улице послышался цокот копыт и властные команды.
Сэлвор бросился к окну, глянул в него и отшатнулся.
– Драгуны!
Скарроу лишь доли секунды находился в растерянно-сти.
– Дверь!
Звякнула щеколда, запирая дверь.
– Воду!
Схватив ведро с водой, Кинг поставил его на табурет.
– Одеяло!
Грубое шерстяное одеяло с головой накрыло Майкила.
– Покрывало!
Покрывало легло поверх одеяла, маскируя роялиста.
Джон толкнул Кинга к табурету и бросил ему полотен-це.
– Улыбайся!
Быстро оправив одежду, Джон подошел к двери, тре-щавшей под ударами ног, и отодвинул щеколду.
Дверь распахнулась и в комнату ворвалось полдюжины драгун во главе с лейтенантом, маленькие свиные глазки которого бегали так, словно хотели увидеть всё сразу. Солдаты немедленно разошлись по комнате, осматривая ее – видимо, имели опыт, один из них подошел к Кингу и дернул за руку.
– Ты кто?
Кинга так и подмывало разбить эту звериную, лосня-щуюся рожу драгуна, бывшего на полголовы ниже ирланд-ца, но он сдержался.
– Моряк!
Тем временем лейтенант, возглавлявший драгун, подо-шел к Скарроу, штурман стоял спокойно и лишь напряжен-ный взгляд выдавал внутреннее состояние англичанина. Смерив моряка с головы до ног подозрительным взглядом, офицер высокомерно спросил:
– Почему сразу не открыл?
– Не «ты», а «вы» – это, во-первых.
– Мне лучше знать!
– Во-вторых, с какой это радости я должен открывать дверь, которую выламывает черт знает кто?
Лицо драгуна побагровело, а маленькие усики зло още-тинились.
– Солдатам его величества!
– Британская армия не ломает двери домов английских верноподданных!
Эти слова и уверенный и независимый голос Скарроу несколько охладили воинственный пыл офицера. Он еще раз недоверчиво оглядел Джона, словно желая удостове-риться в правдивости его слов.
– Вы англичанин?
– Да, сэр, а этот матрос, – Джон показал на Кинга, – с того судна, на котором я имею честь быть штурманом.
– Господин лейтенант!
Офицер обернулся на голос своего подчиненного и уви-дел, что тот держит на ножнах грязные тряпки, на которых были видны грязь и запекшаяся кровь, а другой драгун дос-тает такие же из-под кровати, куда их затолкал Скарроу. Протестант подскочил к постели, сорвал покрывало и одеяло и увидел израненного Свирта. Лицо офицера искривилось в злобной усмешке.
– А это кто? Тоже моряк с вашего судна?
– Да, – только и смог выговорить Джон.
– Хватит! – лейтенант смотрел так, как будто Джон был его кровным врагом. – Вы думали, что англичанину всё сойдет с рук, но нет! Укрывающий преступника сам стано-вится преступником! – взвизгнул протестант. Подняв указа-тельный и средний пальцы, прижатые друг к другу; он про-изнес: – Именем Бога и короля, вы арестованы! – уже бо-лее спокойным тоном, кивнув в сторону Майкила, лейтенант добавил: – Ты будешь болтаться на одной перекладине с этой собакой.
– Подонок!
Этот хрип заставил офицера повернуться. В лицо смот-рели глаза, пылавшие ненавистью. Будучи почти в могиле, смелый католик не просил пощады, как перчатку, бросая, быть может, последнее слово в лицо протестанта, ирлан-дец не ждал милости. Меткое определение вызвало при-ступ бешеного гнева и тот взмахнул кулаками, затянутыми в перчатки. Глаза Свирта округлились: сильный удар при-шелся в раненое плечо и нечеловеческая боль кривым су-ком пронзила всё тело Майкила. Не выдержав, ирландец закричал, едва не потеряв сознание.
– Остановитесь, он ранен! – закричал Скарроу, броса-ясь к постели, но его отшвырнули. Ударом эфеса один из драгун свалил Джона на пол и нанес удар ногой в живот.
Этот удар был той каплей, что переполнила чашу тер-пения. Если до этого какие-то частицы благоразумия за-ставляли Кинга молчать и сдерживать себя, то теперь его охватили страшная ненависть и справедливый гнев, ирлан-дец уже не желал терпеть.
Кинг перепрыгнул через кровать с корчившимся на ней Майкилом и оказался рядом с офицером, готовившимся нанести новый удар. Схватив лейтенанта за плечо, ирлан-дец развернул его к себе, – и два ненавидящих взгляда скрестились. Стиснув зубы, Кинг из всех сил нанес страш-ный удар в лицо. Отлетев на несколько шагов, лейтенант растянулся без чувств на деревянном полу.
Один из драгун бросился к ирландцу, но тот снова пе-репрыгнул через кровать, схватил ведро и окатил его во-дой. Душ привел протестанта в замешательство, и он не-медленно получил сильный удар в промежность. На по-мощь ему поспешил другой драгун, но не успел оказать ее: метко брошенный табурет попал солдату в голову.
Беги!
Крикнув это, Скарроу, уже поднявшись на ноги, также озлобленный и знавший, что его теперь ждет, подскочил к драгунам сзади и хватил одного из них по шее. Охнув, сол-дат выронил саблю и рухнул на пол, но другой успел отскочить и выхватить оружие. Он располосовал воздух перед собой и Джон отшатнулся. Драгун повторил этот прием еще несколько раз, и Скарроу мог лишь уворачиваться от ударов. Кинг ничем не мог помочь товарищу: перед ним также сверкала сабля.
Драгуны, сюда!
Этот призыв не повис в воздухе, в дом ворвалось пол-тора десятка кавалеристов, сверкая обнаженными саблями. Спустя полчаса из дома вывели связанных Кинга и Джона, а за ними выволокли бесчувственного Майкила и, как куль, бросили поперек седла. Осторожно вынесли лейтенанта, еще не пришедшего в себя, и аккуратно положили на коня.
Кинг сплюнул на землю и на ней остался темный след. Горько усмехнувшись, он обратился к Джону:
Капитан велел передать, что сегодня уходим в шесть вечера.
Спасибо, – сказал Скарроу. – Ты нашел подходящее место и удобное время для сообщения.
Лучше поздно, чем никогда.
К вечеру в городе полностью хозяйничала протестант-ская конница. Около сотни католиков были выловлены в городе и его окрестностях. Всех их собрали на централь-ной площади, оцепленной драгунами, куда уже были со-гнаны местные жители.
Близилась расправа, и уже были готовы всё необходи-мые орудия, ибо разбить врагов было недостаточно. Необ-ходимо сломить волю к сопротивлению тех, кто думал ина-че или не мирился с рабской долей. Тех же, кто в нереши-тельности стоял в стороне, выжидая, надо было, запугать, чтобы отбить саму мысль о возможности сопротивления. Этим целям хорошо служили публичные казни.
Кровь и мучения всегда были спутниками тех, кто давил неугодные выступления. Уничтожить всех, осмелившихся поднять оружие, и заставить остальных быть покорными – это неизменное правило властителей, и от него не стал от-казываться и Вильгельм. Он призвал не жалеть сил и крови для защиты истинной веры и интересов молодого англий-ского капитала – это выполнялось неукоснительно и кровь врагов лилась полноводной рекой. Драгунам не привыкать лить кровь, а для протестанта католик – тварь хуже змеи.
Не взирая ни на возраст, ни на пол жертв, Ирландию заливали кровью, опустошали, заваливали трупами. В за-хваченных городах, сельских поселениях проводились акты устрашения – на глазах местного населения казнилась часть пленных католиков. И в этом городе с наступлением сумерек площадь озарилась мерцающим светом факелов и костров и огласилась криками и стонами казнимых.
С жестокостью дикарей добровольные палачи, вешали, обезглавливали, сажали на кол. Свежеструганное дерево окрашивалось кровью у его основания чернели лужи, на плахи то и дело отправлялась чья-то голова, которая спус-тя минуту отлетала прочь.
Дикая боль и бессильный гнев исторгали у казнимых ка-толиков крики и проклятья, но ни разу ни у одного не вы-рвалось ни мольбы, ни просьбы о пощаде. Убежденные в правоте своего дела, пленные мужественно переносили мучения, проклиная своих палачей. Умирая во имя дела, за которое они боролись, казнимые верили в его бессмертие, в то, что знамя их идей поднимут другие.
Утром протестанты выступили из города, преследуя ос-татки разбитой армии Якова. Оставшиеся в живых пленные под усиленным конвоем были отправлены в Стейтен, куда собирали всех, кто уцелел после кровавых расправ пури-тан.
Трюм
Т
рюм был сырой и грязный. Из всех углов и щелей пахло то ли сгнившими яблоками, то ли провонявшей рыбой. Соединяясь с испарениями и дыханием десятков людей, запертых здесь, тошнотворный запах усиливал невыно-симую духоту.
Серая тень быстро пробежала по телу. Человек при-поднял голову, лежавшую на ногах его товарища, и тут же устало и равнодушно опустил ее.
Кинг, что это было? – спросил он у товарища.
Крыса, – безразличным тоном ответил тот и обратил-ся к сидевшему рядом человеку: – Джон, ты как?
Тот, не открывая глаз, сказал:
В порядке, следи за Майкилом, ему тяжелее.
Кинг, Майкил и Джон оказались в числе тех, кто уцелел после казней. Смерть миновала их, но они были уверены, что это ненадолго. Они видели, как из набитых пленниками помещений тюрьмы выводили побежденных сторонников Якова, и они уже не возвращались. После судебного разби-рательства, длившегося зачастую не более десяти минут, у них оставался только один путь – на эшафот. Судьи опре-деляли лишь меру вины и степень наказания, всё остальное было неважно.
Четырнадцатого августа в зале суда стояли англичанин и два ирландца.
Сэлвор и здесь остался верен себе.
Зачем мне отвечать на ваши вопросы, если путеше-ствие на тот свет мне обеспечено? – спросил Кинг.
От ваших ответов зависит, как вы будете казнены, – ответили ему судьи.
Вот идиоты, спокойно произнес ирландец, – всё рав-но умирать, ведь иного выбора нет!
Но, к удивлению троицы, друзей отправили не на казнь, а в порт. Загнав их вместе со многими осужденными в трюм корабля, над ними, словно крышку гроба, захлопнули люк, и мрак темноты и неизвестности окутал людей.
Цепь случайных обстоятельств, сложившаяся по воле судьбы и прихоти сильных мира сего, отвела костлявую руку смерти, занесенную над тремя товарищами.
Во-первых, они могли благодарить судьбу за то, что их не казнили без предъявления какого-либо обвинения, как это было со многими попавшими в плен, во-вторых, в день, когда они предстали перед судом, прибыл гонец, в-третьих, король отменил казни. Это решение вызвало у многих под-данных короля удивление, не всё его поняли, кое-кто пы-тался разубедить монарха.
У Вильгельма были особые причины, побудившие его предпринять такой шаг. В разгаре была война с Францией и, хотя ее огонь не коснулся Британских островов, но вест-индские колонии Великобритании сильно страдали от дей-ствий кораблей вражеского флота. Доходы из колоний по-ступали при гораздо энергичном вмешательстве метропо-лии. В этих условиях точный и бессердечный расчет под-сказал королю удобный шаг. Осужденные представляли собой дешевую рабочую силу, и было бы очень непрактич-но вогнать ее в землю, прежде не использовав. Лучше от-править их в Америку, где непривычный климат, каторжный труд и скудная пища сведут всех в могилу: вместо топора и веревки палача – быстрая смерть заменялась медленной. Так три моряка оказались на судне «Морнинг», которое увозило их к американским колониям Британии.
Страшная духота едва не сводила людей с ума в дере-вянной коробке, где свыше сотни людей сидели и лежали в отчаянной тесноте: нельзя было выпрямить ногу или руку, чтобы не задеть кого-нибудь. Если бы человек попал в ком-нату без окон, нагреваемую лучами солнца, он смог бы по-нять этих людей.
Большинство из находившихся здесь были те, кто вы-ступал под знаменами Якова, но было немало людей с ре-цидивом на теле, приговоренных к длительным срокам ли-шения свободы или имевших «вечник» – пожизненное за-ключение: преступники с обширным кровавым прошлым, также отправленные на каторгу, местные власти решили воспользоваться удобным случаем и избавиться от опас-ных уголовников.
Долгие дни и ночи продолжались мучения обреченных. Люди старались меньше говорить и двигаться, предпочитая сидеть или лежать, они уже потеряли счет времени. Раны гноились, превращаясь в злокачественные язвы. Мучаясь от нестерпимых болей, они стонали, в муках продолжая свое существование, иные умирали, не выдержав условий содержания. Их считали счастливцами: они не жили, а зна-чит, не мучились.
Три раза в сутки открывался люк трюма и тогда в его гниль врывался свежий морской воздух. Утром в трюм спускался матрос с большой корзиной и, стоя на трапе, опорожнял ее. В темноту летели куски прогорклого хлеба или вареного вонючего мяса. Днем спускали бочку с водой, и тогда начиналась драка: каждый хотел добраться до за-ветной влаги. Вечером вновь появлялся квадрат темнею-щего неба, в трюм спускались боцман и несколько матросов. С бранью, побродив по телам, они возвращались на палубу, нередко унося труп.
Уголовники обычно первыми добирались до воды, от-бирали у ослабевших лучшие куски. Обессилевшим солда-там Якова доставалось немного.
Дела Майкила шли всё хуже и хуже. Раны гноились, тряпки, которыми они были перевязаны, не заменялись уже около месяца, а то, чем он питался, конечно, не могло способствовать выздоровлению. Стараясь облегчить участь товарища, Кинг и Джон нередко отдавали Свирту часть своей доли, но этого было слишком мало – требовалась медицинская помощь, но о ней приходилось только мечтать.
Тяжек путь в Вест-Индию, и уже больше дюжины тел были выброшены за борт, а десятки живых трупов продол-жали свой мрачный, невыносимо мучительный путь.
В день бочку с водой спускали лишь раз, и всё стара-лись напиться, но лучше всех это удавалось уголовникам, а среди них одному, имевшему привилегию быть первым возле старого сосуда. Громадный рост, огромные кулаки, злоба в черных глазах на загорелом лице, заросшем густой бородой, – всё это, вместе взятое, вызывало страх и уважение. От такого предпочитали держаться подальше, и за ним молча признавалось преимущественное право: пока он у бочки, к ней никто не смел подходить. Вообще, уголовники, в отличие от солдат католической армии, умели цепляться за жизнь. Последние уверены, что жить незачем, рано или поздно придется умереть, и поэтому были пассивны, за исключением одного. В своей жизни Кинг прошел и пережил многое и не привык сразу опускать руки. Поэтому как-то раз у бочки оказались сразу двое. Они стояли друг перед другом, и незакрытый люк позволил ре-цидивисту разглядеть карие глаза и страшный шрам на лице.
Пошел на место, тварь! Попробуй только сунь свое рыло, и я разнесу твой череп на тысячу кусков!
В темноте бандит, скорее, почувствовал, чем увидел наглую усмешку на губах Кинга.
Перебьешься.
Бородач чуть не поперхнулся от ярости.
Ах ты, собака! Они не добили, так я сделаю это!
Ирландец имел опыт в таких делах, знал, что последует за этими словами, и был готов. Здоровенный кулачище прошелестел над головой пригнувшегося Кинга, что яви-лось для уголовника полной неожиданностью. В темноте он не видел, как Сэлвор сделал полшага вперед, и поэтому промазал, но Кинг не промахнулся. Лязгнув зубами, боро-дач не удержался на ногах и растянулся на людях, лежав-ших за ним.
Со всех сторон послышались угрозы и недовольные восклицания, к Сэлвору двинулось несколько человек. Кинг приготовился, но тут рядом с ним встал высокий, крепко сбитый человек, и моряк узнал Огла Блэрта, одного из уча-стников борьбы с протестантами. Сжав грубые пальцы в кулаки, он прохрипел:
– Подкатывай!
Хотя Огл с трудом держался на ногах, его мускулы про-изводили впечатление, к тому же перед недовольными стояли уже двое, уголовники остановились в нерешитель-ности. Немедленно рядом с этими «возмутителями поряд-ка» выросло еще несколько шатающихся фигур, сжимаю-щих кулаки и также настроенных на хорошую потасовку. Уголовники так и не решились напасть и отступили.
Кинг дрожащей рукой зачерпнул ковшом воду и, пере-дав Блэрту, сказал:
Майкилу.
Этот поступок вызвал интерес к Сэлвору у всех, кто был в трюме. Роялисты стали относиться к Кингу с уважением, молча признавая за ним верховенство, а уголовники – с осторожностью, видя в нем опасного для себя человека.
Утром Кинг, медленно перешагивая через лежавших, пробрался к трапу. В кромешной тьме трюма послышались несильные удары в дерево и обреченные недоуменно по-смотрели в ту сторону: что за сумасшедший рвется нару-жу?
Кинг стучал долго и упорно, колотя в люк ослабевшими руками. После многих бесплодных попыток он услышал возню наверху, а затем люк открылся и в глаза ударил яр-кий солнечный свет. Свежий морской воздух тугой про-хладной струей ворвался в трюм, и голова Сэлвора закру-жилась, но он устоял на ногах. Вслед за этим на него не-медленно обрушился поток соленой воды, окативший его с головы до ног. На палубе послышался громкий хохот, и люк снова захлопнулся. Холодный душ придал ирландцу силы, и это неудивительно – уже продолжительное время он не ощущал прохлады свежей воды. Крикнув «Спасибо!», Кинг с удвоенной силой забарабанил по люку.
Вскоре люк открылся, и ирландец увидел молодого матроса. «Мальчишк໬, – подумал Кинг, глядя на безусое лицо.
Тебе чего?
Капитана!
Плевок в лицо был ответом, но ирландец не ожидал иного. Спокойно отерев лицо, он продолжил стучать, но теперь поднялся на ступеньку выше, и поэтому, когда люк вновь отворился, плечи Кинга оказались на уровне палубы. У люка стоял всё тот же юнец, которому уже надоели вы-ходки осужденного.
– Опять ты!
Матрос замахнулся ногой, чтобы нанести удар в лицо, но ирландец успел перехватить ее во время удара и с такой силой дернул ногу на себя, что юный англичанин не сумел удержаться и упал на палубу, больно ударившись затылком о доски.
Грохот падения услышал и капитан «Морнинга» Ко-ливьеру. Обернувшись, он увидел зиявшее чернотой от-верстие, на краю которого сидел осужденный, насмешливо взиравший на распластавшегося рядом английского матро-са.
Лицо капитана побагровело.
Кто разрешил?
В мгновение взбешенный капитан оказался рядом с Сэлвером, жадно вдыхавшим воздух.
В трюм!
Кинг спокойно взглянул на ревевшего капитана и твер-дым голосом произнес:
Моему другу очень плохо, ему необходима помощь.
Да передохните вы там все! – проорал Коливьеру. – Вниз!
Он умрет, – сдерживая гнев, сказал Кинг, – дайте хоть ведро воды, даже морской.
Я тебе не врач, – тише, но так же зло произнес капи-тан.
Мы сами поможем ему, – сказал Сэлвор, – но дайте воды.
Коливьеру замолчал и на его лице отразилось разду-мье. Англичанин был обеспокоен высокой смертностью гру-за. За месяц со дня выхода из порта за борт было выбро-шено более десятка трупов и это происходило всё чаще и чаще. Беспокойство капитана было понятно, если учесть, что осужденные сами окупали доставку, по прибытии их должны были продать. Короче говоря, это была типичная работорговля, и эти люди станут рабами до конца своих дней и работать на тех, кто их купит. Сумма, вырученная от перепродажи, поступала в казну, но какая-то ее часть должна была осесть в карманах Коливьеру. Естественно, что в его интересах было доставить как можно больше ра-бов к месту заточения.
Коливьеру хмуро скосил глаза на ирландца.
Так что тебе нужно?
Ведро воды, хотя бы морской.
Через пять минут Сэлвор спускался в трюм с ведром, до краев наполненным водой.
Кинг, ты – бог! – изумился Джон.
Наглость – хорошая вещь, – сказал Кинг. – Море ле-чит всё раны, кроме душевных, разумеется.
Сэлвор становился именно тем Кингом, каким его при-выкли видеть товарищи.
Джон размотал грязные, пропитавшиеся кровью и по-том, тряпки, которыми были перевязаны раны Майкила, и стал промывать их водой. Кинг держал Майкила, чтобы тот не вырвался во время необходимой, но далеко не приятной процедуры.
Судно то поднималось на волнах, то снова опускалось, подгоняемое свежим ветром. «Морнинг» прилично качало, и это делало работу Джона еще более трудной. Он никогда не занимался медициной серьезно и поэтому его неумелые движения вызывали острую боль в израненном теле Май-кила: он стонал, ругался, вырываясь из крепких рук Кинга. Как только из горла Свирта вырывался хриплый стон, Джон немедленно прекращал свою работу, но едва стон затихал, он возобновлял ее и всё повторялось снова. Для Майкила это благое дело превратилось в пытку. Прикосновение рук Скарроу для него было равносильно прикосновению кале-ного железа.
Неожиданно Джон почувствовал, как чьи-то руки мягко отстранили его, и приятный, чуть хрипловатый, голос про-изнес:
– Разрешите!
Глаза Кинга, привыкшие к мраку, разглядели мужчину средних лет, в черном, сильно измятом, местами порван-ном костюме. Тонкие руки, длинные пальцы, волосы, нис-падавшие на плечи, уже утратившие прежний лоск манеры – всё выдавало в нем человека не из простого люда. Лов-кими и умелыми движениями он стал быстро промывать раны Майкила, показывая при этом немалый опыт. Наблю-дая за ним, Кинг заметил это и спросил:
– Врач?
Доктор, – ответил мужчина, не прекращая своего за-нятия. – Есть и ученая степень.
Сэлвор усмехнулся.
Сейчас эта степень годится в виде бумажки для нужд.
Доктор, видимо, не обиделся, так как сказал:
Я бы лучше обменял ее на бинты и корпию для этого молодца.
Кинг чертыхнулся:
Тупая голова! Забыл потребовать чистые тряпки.
Что же делать? – озабоченно спросил Джон, теребя грязные полосы ткани, некогда покрывавшие раны Майкила.
Придется мыть эти и ими перевязывать, – тяжело вздохнул Кинг.
Чем мыть? – резко спросил Джон. – Иногда думай прежде, чем трепать языком.
А ты уже придумал? – огрызнулся Кинг.
Подождите!
Женский голос, так неожиданно прозвучавший за спиной ирландца, заставил его вздрогнуть и обернуться.
В темноте Сэлвор разглядел неясный силуэт женщины, которая поспешно выпростала подол рубашки. Во мраке трудно разобрать что-либо, но Кинг разглядел светлые во-лосы, разбросанные по плечам свалявшимися, грязными прядями. Послышался звук разрываемой ткани, и тонкая рука протянула длинную белую полосу. Ирландец медлен-но взял ее, пристально вглядываясь в лицо незнакомки. В это время открылся люк и вместе со свежим воздухом в трюм ворвался и дневной свет, озаривший нутро судна. Слабый свет солнечных лучей упал на женщину, и Кинг за-мер пораженный. С исхудавшего милого лица на моряка смотрели добрые, усталые глаза, отливавшие голубизной. «Как у нее!» – мелькнуло в голове ирландца, он вспомнил о портрете, чудом еще хранившемся в кармане его куртки.
Спасибо тебе, девочка!
Светловолосая женщина с трудом улыбнулась:
Пусть живет!
Заправив в мятую, грязную юбку свою, уже изрядно укороченную рубашку, она прислонилась к пиллерсу.
Доктор ловко, со знанием дела, перевязал раны. Затем всё трое уложили Майкила как можно удобнее.
Ну вот, – сказал врач, – теперь ты точно будешь жить.Уж поверь мне, я разбираюсь в этих делах.
Кому же еще мне верить, если не вам,сэр, – слабым голосом сказал Майкил.
Ну, если ты начинаешь шутить, значит, дело, дейст-вительно, пойдет на лад, – заверил доктор моряка. Обра-щаясь к Сэлвору, врач сказал ему: – Я сделал все, что мог, и вот мой совет: хорошее питание и свежий воздух ускорят его выздоровление.
Кинг улыбнулся уголками рта.
Хорошее питание я не обещаю, а вот свежий воз-дух…
Ирландец тяжело поднялся. Пробравшись к трапу, он поговорил с сидевшими там осужденными католиками, и вскоре вернулся обратно.
Ты ходить сможешь? – спросил Кинг Майкила.
Пока не разучился, – окрепшим голосом ответил Свирт.
Доктор! Джон! Помогите ему перейти к трапу, там Огл приготовил ему место.
Опираясь на штурмана и врача, Свирт с трудом поднял-ся и заковылял к трапу через тела осужденных.
Кинг подошел в женщине. Найти ее было нетрудно – среди осужденных она была одна. Присев возле нее на корточки, он некоторое время молчал, рассматривая лицо незнакомки, насколько это возможно в такой темноте. Соз-дание иного пола сидело, прикрыв глаза, и, казалось, спа-ло, тяжело дыша. О чем думал ирландец, глядя на нее? О той, что была изображена на портрете? Или о сложности жизни, обрекшей столь юные и нежные черты на тяжкие испытания? Самому Кингу в свое время пришлось пролить немало крови, пережить тяжелые удары судьбы, увидеть достаточно злобы и ненависти. Сэлвор не был в чем-то не-обычным для своего времени, и у него сложилась своя мо-раль, в которой не оказалось места нежным чувствам, пе-ренесенные им тяготы еще больше укрепили в нем веру в то, что он ценил в других: верность и преданность. Ирлан-дец и сам старался идти именно этим путем.
Сэлвор протянул руку и указательным пальцем нажал на кончик носика незнакомки. Ойкнув, она вздрогнула, от-крыла глаза и услышала тихий смех Кинга.
Делать больше нечего, умник?
Она провела рукой по спутанным прядям волос и тяже-ло вздохнула.
Кинг спросил:
Тебя как зовут?
А ты жениться собрался?
Да нет, венчать некому.
Ты посмотри, он еще шутит!
А что я должен по-твоему делать?
Подумай о том, что тебя ждет.
Мне думать нечего, я свой конец знаю.
Шесть футов земли?
Они самые, родимые!
Ошибаешься, на корм рыбам пойдешь.
Мрачновато, но, возможно, что землю для нас пожа-леют.
Ты всерьез думаешь, что доберешься до места?
А ты?
Мне от этого не холодно и не жарко.
А не хочешь, чтобы было не так душно?
Ты можешь так устроить?
Не веришь?
Как-то не получается!
Пошли!
Кинг помог женщине подняться и они стали пробираться к трапу, где Огл и Джон устраивали Майкила. Едва моряк и она подошли к трапу, как среди уголовников кто-то зло прошипел:
Он, кроме этой сволочи, еще и свою суку сюда при-волок.
В темноте было трудно разглядеть что-нибудь, но тот, кто произнес эти слова, видимо, сумел увидеть, как фигура ирландца повернулась в его сторону. Мозолистая кисть цепко обхватила бимс, ирландец чуть подался вперед, словно желая рассмотреть шипевшего, и во мраке послы-шался его твердый голос:
У кого зубы зачесались?
Ответом ему было молчание.
Что там? – подал голос Огл.
Уже ничего, Блэрт. Здесь понимающе люди собра-лись, – произнес Сэлвор и, присев на ступеньку трапа, от-кинулся назад.
Знакомьтесь, как зовут, не знаю, – шутливо предста-вил женщину Кинг.
Элин, – сказала та. – Элин Стоуэр.
Джон Скаррой, – произнес бывший штурман.
Майкил Свирт, – сказал израненный матрос.
Питер Стэрдж, – вежливо представился врач.
Огл Блэрт, – подал голос роялист.
И я – Кинг, – сказал ирландец. – Сэлвор.
Элин присела возле Майкила, осторожно тронула по-вязки на его ранах и участливо спросила?
Больно?
Привык, – ответил Свирт. – А ты уже видела это?
Да, – тяжело вздохнув, сказала Элин. – Пришлось.
Ты была с нами? – спросил Огл.
Один день.
Как так?
Я брата нашла в рядах Якова, – объяснила Элин. Опустив глаза, она добавила: – И потеряла.
Почему?
Повесили, – глухо произнесла Элин. – Я была возле него, раненого, в лазарете. Они ворвались – и на сук… без суда… сразу.
Ирландка замолчала и отвернулась.
Да-а-а! – протянул доктор. – Сколько их добивали, вешали, жгли!
Вы тоже были с католической армией? – осведомил-ся Скарроу.
Нет, но видя какие зверства чинят протестанты, я от-казался помогать раненым солдатам Вильгельма. Меня избили, бросили за решетку и вот я здесь, с вами, плыву, не знаю куда.
А Кинг с Джоном помогли мне, и тоже здесь, – сказал Майкил.
Все шутишь? – произнес Джон. – Ну-ну, давай так и дальше!
А по-твоему надо плакать? – сказал Свирт. – Как го-ворит, Меченый, живи пока живешь.
Кто это? – спросила Элин.
На нашем барке так прозвали Сэлвора. – объяснил Скорроу. – Из-за шрама.
Вот привезут на место, – глухо произнес Блэрт, – там и поживешь. – Могила раем станет.
Огл, – позвал Кинг. – Помнишь, когда мы с тобой по-знакомились в тюрьме, ты сказал, что служил канониром, на линейном корабле.
Ну и что?
Вот и скажи: когда корабль тонет?
Когда его прошьют ядра.
Ошибаешься!
А ты знаешь?
Представь себе!
Ну, просвети, интересно.
Когда команда начинает паниковать.
Вслед за этими словами последовало молчание, а спус-тя некоторое время Кинг услышал:
Хорошо, что понял.
Спасибо – обрадовал!
Не стоит, я и не так могу.
Тебя послушаешь и жить не захочешь.
Беру пример с тебя!
Ладно вам трепать языками, – прервала осужденных Элин. – Хорошо уже то, что мы вместе, а еще лучше, что мы живы.
Майкил хотел что-то сказать, но Кинг неожиданно про-изнес:
Хватит! Сначала до земли дотянем, а там будет вид-но.
Все оказались согласны с этими словами и умолкли.
Загрохотал открываемый люк, и в трюм брызнул яркий солнечный свет, сверху послышался голос:
Ого! Сколько их тут! Как мухи, облепили! Эй, подни-майте бочку!
Кинг, прищурив глаза, посмотрел вверх.
Привет, дружок, как здоровье?
Получше твоего, – процедил матрос. – Что, опять ка-питана будешь требовать?
А как ты угадал? Верно ведь!
На лице молодого англичанина появилось выражение удивления, он шмыгнул носом и произнес:
Ладно, я сейчас схожу к нему, а вы пока бочку выта-щите на палубу.
Когда Кинг и Блэрт вытаскивали бочку, Блэрт спросил:
Откуда ты знаешь этого пуританского щенка? Вы с ним, что близкие друзья?
Близкие, – ответил Кинг. –Я ему утром чуть череп не разбил.
Вскоре пришел капитан и грубым тоном спросил, зачем его потревожили. В ответ Кинг поздоровался и потребовал, чтобы им разрешили на время вынести товарищей, не спо-собных самостоятельно передвигаться. Коливьеру отказал, мотивируя тем, что осужденные могут незаметно выбраться из трюма и овладеть судном. Кинг презрительно посмотрел на англичанина.
Капитан, соображайте хоть немного! У вас больше шестидесяти человек, а нас чуть более ста и половина из нас больны, у вас есть оружие, а у нас лишь руки и зубы. Думайте, что говорите!
Коливьеру недовольно поморщился, опять этот проклятый католик прав.
Хорошо, но ненадолго и один.
Попеременно, у нас много нуждающихся.
Пусть будет так.
С ними будет один из осужденных.
Довольно! Это последнее!
Мы больше не просим.
Следует отметить, что Кинг никогда не говорил «я», только – «мы». Так он создал у капитана представление, что среди осужденных образовался союз, а хуже этого для Коливьеру не было ничего. Союз – уже организация, и воз-никала реальная опасность бунта – этим терять нечего! И это значило, что платить казне за недосмотр придется из своего кармана. Неизвестно, знал об этом Кинг или нет, во всяком случае, догадывался и умело пользовался этим.
Кинг и Огл помогли выбраться на палубу Майкилу, а за-тем Сэлвор послал к нему Элин.
Побудь рядом с ним – мало ли что!
Легко понять поступок ирландца: ирландка страдала больше других, и многие удивлялись тому, что она еще жива.
Несколько часов на палубу выходили измученные роя-листы и уголовники и жадно вдыхали свежий морской воз-дух. Иных приходилось вытаскивать, настолько они были обессилены. Близился вечер и под этим предлогом Кинг попросил капитана продолжить эту процедуру на следую-щий день и постепенно сделал ее ежедневной. Одновре-менно проветривался и трюм, облегчая осужденным пре-бывание в нем.
Шли дни, «Морнинг» плыл и плыл, один среди безбреж-ного океанского простора. Погода стояла на редкость хо-рошая, ветер был умеренный, изредка усиливаясь. Коливь-еру полагал, что если так будет и дальше, то довольно скоро они достигнут берегов Вест-Индии.
Смертность среди осужденных резко снизилась благо-даря Стэрджу. После неоднократных требований, поддер-жанных остальными осужденными, Питер получил доступ к лекарствам и своим искусством помог многим обреченным.
Кинга негласно признавали вожаком осужденных. Ему беспрекословно подчинялись роялисты, старались не пере-чить уголовники. Справедливости ради, следует отметить, что Сэлвор не стремился к верховенству. Это понял Огл, когда как-то вечером в разговоре спросил:
Кинг, почему ты решил помочь нам?
Сэлвор усмехнулся.
Приготовься удивляться, я и сам не думал помогать.
Как?
У меня привычка: если есть возможность, то дерись до конца за свою жизнь. Когда попал сюда, подумал – всё! Но потом пришел в себя и решил облегчить муки Свирта – всё какое-то занятие! Затем ты, а потом и другие поддер-жали меня. Не мог же я обмануть ваше доверие.
Да, это так, – согласился Блэрт.
Дни бежали один за другим и вскоре бывшие среди осужденных моряки стали замечать верные признаки близ-кой суши. В один из таких дней Элин, как обычно, сидела на палубе, разговаривая с Майкилом, как вдруг Свирт показал рукой на небо, спрашивая ирландку:
Ты видишь, Элин, кто там?
Птицы, – удивилась женщина, вопрос показался ей странным, что необычного в крылатых обитателях земли.
Так ведь земные птицы, а не морские, – победоносно произнес Свирт.
Верно, – послышался из трюма голос Сэлвора, сто-явшего на трапе и также смотревшего в небо. – Завтра или послезавтра придем.
На следующий день люк открыли во внеурочное время. Английские матросы спустились в трюм с линьками, и с криками и бранью, подстегивая медлительных, выгоняли осужденных на палубу. Там, отогнав к борту, им дали воз-можность увидеть землю, где волею судьбы им предстояло провести последние годы жизни.
Это был остров Нью-Провиденс, один из семисот ост-ровов английской колонии Багамских островов. Колония, расположенная юго-восточнее Флоридского полуострова, была давним владением британской короны, уже более по-лувека на ней хозяйничали английские переселенцы. Из всех островов были заселены лишь семь самых крупных: Нью-Провиденс, Андерос, Кэт, Большой Абако, Эльютед, Большая Багама, Лонг-Айленд. Центром колонии являлся небольшой город Нассау, расположенный на острове Нью-Провиденс.
Моряки по приказу капитана производили приборку, и осужденные постоянно мешали, хотя были меньше всего виноваты в этом. Роялисты, впервые оказавшиеся на море (а таких было много), не знали куда встать, их с бранью и пинками перегоняли с места на место. Но среди них были мужчины с крупными буграми мускулов на руках, их мозо-листые руки, уложившие немало врагов, внушали осторож-ность, и матросы не очень расходились, а Коливьеру даже поставил на корме двадцать вооруженных матросов на случай непредвиденных обстоятельств, а проще – бунта.
Кинг, опершись о фальшборт, равнодушно взирал на сновавших по палубе моряков. Когда-то этим занимался и он, а теперь…
Вдруг глаза ирландца жадно блеснули, он непроизволь-но вздрогнул. Мускулы лица напряглись, Сэлвор быстро выпрямился, но сумел подавить волнение и безразлично глянул по сторонам. Но в прежнюю позу он уж не встал, то и дело метая жадные взоры под ахтертрап. Там, свисая с небрежно брошенного на ступеньку трапа ремня, в ножнах, обтянутых грубой кожей, покоился узкий, шириной не более дюйма, восемнадцатифутовый нож, имевший полированную рукоять в четыре дюйма.
В Кинге проснулся мятежный дух свободолюбивого ир-ландского народа, нож должен принадлежать ему! Он знал, что за хранение оружия, тем более приобретенного таким путем, какой планировал он, ему обеспечено место на рее или на виселице, но Сэлвор неоднократно смотрел в лицо смерти и это было не в диковинку меченому ирландцу.
Когда осужденные сгрудились у ахтердека, Кинг сделал два шага к трапу, поскользнулся и упал так, чтобы тело оказалось под трапом. Быстрыми и ловкими движениями ирландец схватил ремень, снял с него нож с ножнами и за-сунул его за пояс под рубашку. Спустя пару секунд он уже стоял вместе со всеми, внимательно озирая палубу. Когда, значительно позже, владелец ножен обнаружил пропажу, то скрыл ее, опасаясь сурового наказания со стороны капитана Коливьеру.
Корабль медленно продвигался по незнакомой бухте и осужденные хмуро, но с любопытством взирали на землю Нового Света. Они ожидали прибытия в дикий, почти необ-житой край, а перед ними предстал город, застроенный в европейском стиле (с учетом местных условий и климата), преимущественно одноэтажными зданиями. Редко встре-чались двухэтажные, в основном, это было жилье состоя-тельных колонистов, малоимущая же часть населения про-живала в постройках, не блиставших внешним видом, но дававших возможность снести непогоду и сохранить нажи-тое добро. Там, где берег несколько выступал в море, за-канчивался порт и возвышалась серая громада форта, вы-строенного в форме круга, опоясанного по окружности ка-менной стеной, между зубцами которой торчали тупые жерла орудий.
Кинг толкнул в бок Огла.
Чего тебе? – спросил Блэрт.
Сэлвор мотнул головой в сторону форта.
Определи опытным глазом, сколько стволов на этом камне.
Огл немного подумал и сказал:
Около полусотни, а что?
Да так, ничего, просто было интересно узнать твое мнение.
Стоявший рядом Джон Скарроу слышал короткий разго-вор и усмехнулся, достаточно хорошо изучив характер Сэлвора, Джон не был настолько наивен, чтобы поверить такому объяснению.
Здесь, в порту, состоялся торг, на котором больше по-ловины осужденных были куплены губернатором колонии – сэром Эдвардом Стейзом. Впоследствии все, кто был осу-жден по политическим мотивам, в силу различных обстоя-тельств, попали в те же руки и стали ничем, они были про-даны в рабство. А как известно, это одно из самых отврати-тельных явлений в истории человечества, это – глумление над честью и достоинством людей.
Губернатор происходил из обедневшего дворянского рода. В молодости он был недурен собой и нередко заво-раживал женские сердца, одно из которых доверилось ему. Никому не известная французская эмигрантка стала женой Эдварда Стейза. Она не сразу узнала его жестокую и бес-пощадную натуру. О его расправах над пленными ирланд-цами и насилии над мирным населением «зеленого остро-ва» во время покорения его Кромвелем, склонности к гра-бежу и алчности хорошо знали те, кто служил вместе с ним. Их дела тоже не отличались христианским милосер-дием и состраданием, но в сравнении со Стейзом они вы-глядели невинными овечками. Нравственный портрет этого человека дополняли чрезмерное увлечение употреблением алкогольных напитков и азартные игры, что особенно отчетливо проявилось после кончины супруги. Красивая и гордая француженка умерла от воспаления легких, оставив Стейзу пятнадцатилетнюю дочь и семнадцатилетнего сына. Дела Эдварда шли всё хуже и хуже, он по уши влез в долги, ему грозила долговая тюрьма, но его старый приятель предложил организовать для него должность губернатора британской колонии в Вест-Индии.
Здесь, вдали от многих глаз, он вел себя как разнуздан-ный деспот, и всё население колонии ненавидело его. Обычно такие люди считаются неспособными на чистую и искреннюю любовь, но Эдвард Стейз души не чаял в своей дочери – редкой красавице, почти всё в своей внешности унаследовавшей от матери. Джозиана была, пожалуй, единственным существом, всецело владевшим сердцем своенравного и властолюбивого владельца, жестоко экс-плуатировавшего рабов и беспощадно притеснявшего на-селение колонии, старавшегося всеми средствами, в том числе и непозволительными, увеличивать размеры своего состояния.
Кинг, Джон и Майкил вместе со многими другими осуж-денными попали на лесоразработки, являвшиеся одной из статей дохода Эдварда Стейза, а Питер Стэрдж был опре-делен работать по своей специальности. Он поначалу отка-зался от более легкой работы, не желая отличаться от дру-гих, но затем передумал, когда Кинг шепнул ему:
Не упрямься, в этой роли ты будешь нам более поле-зен.
Вскоре забрали и Огла. Он стал кузнецом, взяв в моло-тобойцы такого же верзилу, каким был он сам, из уголовни-ков. Несладко пришлось и Элин: попав в дом губернатора, она была вынуждена весь день убирать жилище деспота.
Рабы трудились от зари до зари под зорким оком над-смотрщиков. С ними не церемонились: за малейшее неис-полнение провинившегося ждали истязания, самым легким из которых считалось полсотни ударов плетью. Бежать с островов было некуда, и те, кто не понимал этого, дорого платили за свою недальновидность. Раньше за это сразу вешали, но вскоре жестокая изобретательность подсказала Стейзу другой вариант. Как-то раз пропал один из «белых рабов» – так называли осужденных на пожизненную катор-гу, в отличие от «черных рабов», вывезенных из Африки негров. Спустя два дня после исчезновения раба всех не-вольников губернатора собрали у бараков. Здесь, на их глазах, пойманный раб получил сто ударов бичом, а затем у него на лбу выжгли букву «Б», что значило «беглец», и на щеках – «В» и «Р»: «верни раба!» К счастью для страдаль-ца, он вскоре умер.
Кинг всё видел и осознавал свое положение. Многие смирились с мыслью, что здесь они окончат свои дни и медленно, но неуклонно превратятся в безвольных и тупых животных. В отличие от других расправа над беглецами лишь укрепила в ирландце уверенность, что бежать необ-ходимо, но не в одиночку, а группой. Сэлвор верил в воз-можность осуществления своего замысла, он жил этой мыслью, не желая покоряться судьбе.
Джозиана
Д
жозиана тоскливым взглядом обвела двор и отвернулась, отошла от окна. Прошуршав шлейфом костюма для верховой езды по комнате, она присела к туалетному столику и, подперев свою грациозную головку изящными ручками, уныло посмотрела в зеркало: «Мой бог, какая ску-ка!»
И так каждый раз. Вставая утром из постели, она слышала крики надсмотрщиков, гонявших по двору рабов, перебранку просителей, голоса слуг. Разве так было в ее далеком и милом ее сердцу Йорке! Джозиана слегка улыбнулась, вспомнив счастливые и радостные картины детства…
Холодный ветер развевает распущенные волосы ма-ленькой девочки, которая, заслышав раскаты грома, бежит, чтобы укрыться под широкой кроной высокого дуба. Пер-вые крупные капли падают на разгоряченное лицо малышки, но она лишь звонко смеется. Грохочет гром, льет про-ливной дождь, наполняя землю влагой. Но вот иссякли по-следние струи и над темной зеленью луга, орошенного не-бесной влагой, поднимается яркая семицветная радуга. Радостно протянув маленькие ручонки, девочка бежит к ней, сбивая росу с луговой травы, полная детского нетерпения и счастья…
Резкий окрик, донесшийся со двора, вернул Джозиану к действительности, заставив девушку тяжело вздохнуть. Где же эти милые и славные времена и веселые подруги детст-ва? Здесь, под знойным тропическим солнцем, она изныва-ла от скуки, разменивая молодые годы на унылое сущест-вование в этой отдаленной, забытой богом и людьми, зем-ле. Везде она видела заискивающих кавалеров – сынков местной аристократии, от комплиментов которых ее тошни-ло, колониальную знать с ее чванством и спесью, жён и дочерей владельцев и торговцев движимым и недвижимым имуществом, моложавость лица которым придавал лишь грим, толстым слоем лежавший на коже.
Единственной и верной подругой Джозианы на этих островах была дочь местного судовладельца – Элла Моро, миловидная и умная девушка, которую с дочерью губернатора связывало не столько положение (отец Эллы был вторым человеком в колонии по богатству и степени влияния на внутренние дела), сколько общность взглядов и интересов. Обе девушки предпочитали обществу знати круг людей простого происхождения, своими руками создавших собственное благополучие. Но сейчас Эллы не было на островах: вместе с отцом она находилась на Ямайке, а в одиночку Джозиана не решалась нарушать запрет отца, не одобрявшего общение с людьми, не относившимися к их кругу. Пока для развлечений у красавицы оставался лишь жеребец – подарок отца.
От своей матери Джозиана унаследовала любовь к ло-шадям и верховой езде. В Йорке ей не было равных, скачки галопом доставляли девушке неописуемое наслаждение, в них она находила выход своей смелой и своенравной нату-ре из скуки и однообразия колониальной жизни. Джозиана бесстрашно носилась по острову, а ее отец не раз ворчал, что если бы знал, к чему приведет его подарок, то никогда не стал дарить жеребца. В ответ Джозиана отшучивалась, целуя отца, и веселым и звонким смехом рассеивала недо-вольство губернатора.
Во дворе заржал конь, и Джозиана улыбнулась, узнав голос Марга – оседланное животное нетерпеливо било ко-пытом, ожидая хозяйку. Джозиана понимала это и, взяв шляпу с белым пером, поспешила к любимцу. Быстрым ша-гом англичанка подошла к жеребцу, ласково потрепала его по крутой шее, угостила лакомством, справилась о здоро-вье благородного животного у конюшего – мулата, и легко и изящно вскочила в седло. Выехав из ворот губер-наторского дома, девушка пустила Марга рысью и тот, бы-стро минуя последние дома города, вынес всадницу на широкую дорогу. Джозиана некоторое время ехала по ней, а затем быстро свернула в сторону.
Б-эй!
Марг ждал именно этого. Почувствовав ожег хлыста, благородное животное сорвалось с места и сразу пошло бешеным галопом. Мелькали деревья, камни, один пейзаж сменял другой, а молодая всадница всё мчалась. Упиваясь стремительной скачкой, Марг уверенно брал любые пре-пятствия, легко поднимался по склонам и стремглав мчался вниз. Англичанка рисковала быть сброшенной каждую ми-нуту, но Джозиана отлично держалась в седле, не пытаясь хотя бы чуть-чуть замедлить бег четвероногого друга.
Наконец, насладившись скачкой, Джозиана слегка натя-нула поводья и Марг, храпя, перешел на рысь, а затем ров-ным, спокойным шагом пошел по золотистому песку, омы-ваемому сапфировыми волнами моря.
Девушка остановила коня: перед ней расстилался пей-заж, достойный увековечения на полотне лучшего живо-писца того времени, и Джозиана невольно залюбовалась им.
Внезапно до ее слуха донеслись странные звуки, похо-жие на те, что издает обтачиваемый металл. Они доноси-лись из-за огромного валуна, полностью скрывавшего того, кто был за ним. Заинтересованная девушка пустила Марга шагом. По мере приближения жеребца к валуну, англичанка видела, как из-за него показывается фигура человека, си-девшего на обломке камня и что-то точившего. Джозиана хотела подъехать поближе, благо песок глушил стук копыт, но Марг захрапел, и человек вздрогнул, вскочил, выпря-мившись во весь рост, лицом к молодой англичанке, зало-жив руки за спину.
Джозиана с любопытством рассматривала незнакомца, молча стоявшего перед ней и не отрывавшего от всадницы напряженного взгляда карих глаз. По одному только этому взгляду мужчину можно было принять за знатного ссыльно-го (хотя весь его вид выдавал обычного «белого раба») – столько в нем было независимости и гордости! Черные, грубо сшитые штаны из домотканой материи и изрядно по-ношенные туфли, а также широкий кожаный, давно вы-цветший ремень, составляли одежду этого человека. На обнаженном торсе четко выделялись бугры мышц, такие же твердые холмики были видны на руках, заведенных за спи-ну, в которых, как показалось Джозиане, он что-то прятал. Лицо мужчины было грязным, поросшим щетиной, но не лишеным привлекательности, хотя его очень портил ужас-ный шрам под левым глазом, оно больше подходило наем-нику или разбойнику. Видимо, ему было лет тридцать – три-дцать пять, но Джозиана, не задумываясь, дала всё сорок.
Мужчина не собирался убегать, он стоял широко рас-ставив ноги, гордо подняв голову и ветер шевелил выго-ревшие на солнце волосы. Молчание затягивалось и Джо-зиана, желая нарушить его, спросила:
Кто вы? Что вы здесь делаете?
Человек ответил сразу:
Мое имя Кинг Сэлвор. Моя цена – двадцать фунтов, ровно двадцать, ни больше ни меньше.
Меня не интересует ваша цена, – холодно произнесла Джозиана.
Извините, но я думал, что хозяйка должна знать цену своего товара.
Вас покупал мой отец, а не я. Если вы неудовлетво-рены той ценой, которую за вас заплатили, то обратитесь к моему отцу – он удовлетворит ваши пожелания.
Кинг начал разговор словами, которыми хотел вызвать недовольство дочери губернатора, но он не знал, с кем имеет дело. В свои двадцать пять лет Джозиана славилась умением искусно вести спор и не раз ставила своих оппо-нентов в глупейшее положение, поэтому не всякий риско-вал состязаться с ней в остроумии, зная ее острый язычок.
Признателен вам за совет, миледи, но боюсь, не смо-гу им воспользоваться.
Отчего ?
Опасно!
Отец плохо обращается с вами?
Раб не может быть доволен своим хозяином.
Почему вы унижаете себя?
Раб – вещь, а вещь не имеет свойства унижаться.
Разговаривая с Кингом, Джозиана не переставала вспо-минать это лицо. Конечно, она не обязана помнить всех рабов своего отца, но взгляд, манеры, голос этого мужчины напомнили ей сцену четырехмесячной давности.
В тот день в Нассау прибыло судно с осужденными пре-ступниками. Плетьми на причал выгнали изможденных лю-дей, еле державшихся на ногах, и выстроили в шеренгу.
Неподалеку от них стояла группа богато одетых людей, которые терпеливо ожидали, когда глава колонии выберет себе товар.
Перед строем каторжан, опираясь на бамбуковую трость, важно и медленно вышагивал низенький, плотный человек в костюме из темно-коричневой тафты. Усы его злобно, презрительно топорщились, а глаза бросали быст-рые, опытные, оценивающие взгляды на живой товар из-под широкополой шляпы. Он подходил то к одному, то к другому, открывал осужденным рты, брезгливо осматривал зубы, ощупывал ноги и руки, бросая сопровождавшему его Коливьеру злобные реплики.
Дерьмо! И вы еще имеете наглость предлагать их мне?!
Предложите их акулам! И еще столько требуете! Да эти мерзавцы не выдержат здесь и пары месяцев! Тьфу, смот-реть на них тошно!
Коливьеру отбивался, как мог.
Губернатор Стэйз! Это всё достаточно работоспособные люди. Уверяю вас, они принесут вам немалую прибыль.
Ха! Точнее сказать – убыток. Я вашу подлую натуру знаю!
Суете дерьмо, а хвалите его, словно конфетку! Лучше купить негров – от них больше проку и обойдутся дешевле.
Но вот губернатор остановился возле Огла. Рослый, сильный ирландец понравился Стейзу. Он несколько раз ткнул тростью в сильное тело каторжанина и удовлетво-ренно хмыкнул.
Пожалуй, пойдет. Сколько сдерете?
Сорок, – поспешил с ответом Коливьеру.
Губернатор ожег капитана недобрым взглядом из-под густых бровей и медленно, словно выдавливая слова, про-изнес:
Двадцать пять.
Но сэр, – начал было капитан, на что Стэйз тут же сказал:
Тридцать. – И добавил: – И ни фунтом больше.
По тону, каким это было произнесено, Коливьеру по-нял, что дальнейший торг бесполезен и, вздохнув, согла-сился.
Следующим был Майкил. Благодаря стараниям това-рищей он достаточно крепко держался на ногах, хотя блед-ность еще не сошла с юного лица. Коливьеру, для приличия поторговавшись, согласился на цену, предложенную губернатором. Но при виде следующего Стейз презрительно скривил рот.
Этого можете предложить на корм рыбам, да и те на-верняка отвернутся!
Тебя они бы слопали за милую душу!
Неслыханная дерзость!
Побагровевший от злости Стэйз подскочил к невысоко-му осужденному, на лице которого – как память о неспокой-ном прошлом – лежал ужасный шрам, спокойно гонявшему во рту соломинку. Нагло и дерзко смотрели его карие, чуть прищуренные глаза. Он не отвел их от налившихся кровью глаз бычьих глаз губернатора и тогда, когда тот рявкнул во всю мощь своих легких:
Что ты пискнул?
Я сказал…
Что-о-о?!
Неважно.
Издеваешься, скотина!
Слово – не воробей, вылетит – не поймаешь.
Смеяться вздумал!
Разучился, пока плыл.
Сгною, ублюдка!
Не сомневаюсь, ваша милость.
Имя, выродок!
Мать нарекла Кингом, а друзья – «Убей англа».
Губернатор не нашел слов, чтобы ответить на эту дер-зость. С минуту он тупо взирал на каторжанина выпучен-ными глазами, но так и не сумел найти достойный ответ. Он хотел лично забить осужденного, но мускулы, выделявшие-ся под лохмотьями, заставили губернатора отказаться от этого намерения, к тому же это было и неприлично. С тру-дом уняв бешенство, он произнес:
Я запихну эти слова в твою вонючую глотку и ты по-давишься ими.
И губернатор повернулся к слугам, намереваясь отдать жестокое приказание.
Рука Кинга скользнула под выпущенную рубашку, нащу-пывая ребристую рукоять ножа. Сейчас уже поздно клясть свой несдержанный язык, но дать убить себя так просто Сэлвор не собирается! Прежде чем ирландец умрет, он успеет отправить к праотцам несколько человек, а эта тол-стобрюхая свинья первой уйдет на небо. Однако судьба предоставила отсрочку мятежному матросу: неожиданно запротестовал капитал Коливьеру.
Э, нет, губернатор Стэйз, это неправильно! Он еще невольник.
Губернатор ожег Коливьеру таким злобным взглядом, что тот съежился и пожалел о своем вмешательстве.
Сколько вы хотите?
Коливьеру проглотил комок в горле и неуверенно про-изнес:
Двадцать, пожалуй.
Я согласен. Теперь он мой?
Да, конечно.
Отлично! Сейчас я покажу, что умеет делать губерна-тор Багамских островов, когда ему в руки попадаются такие вот мерзавцы.
Губернатор опять повернулся к слугам, а Кинг вновь сжал рукоять ножа. Еще немного – и…
Быть бы Кингу мертвым и не быть бы продолжению это-го повествования, если бы всё происходящее не видела Джозиана. Поведение ирландца, внешность которого сразу привлекла ее внимание, очень удивило девушку. Можно было подумать, что его действия – акт отчаявшегося чело-века, но что-то мешало Джозиане принять эту версию. Изу-родованное лицо мужчины говорило о многочисленных ис-пытаниях, выпавших на долю этого человека, не привыкше-го бояться, о чём можно было судить по поведению ир-ландца. Заинтересовавшаяся Сэлвором девушка невольно высказала то, что было у нее на уме…
Гордый!
Эти слова услышал и отец девушки. Внимательно посмотрев на дочь, он перевел взгляд на ирландца и, не сводя с Кинга злобного и испытывающего взора, громко спросил:
Значит, ты говоришь, дочь моя, он гордый?
И, очевидно, смелый, отец.
Так я вижу другое и смогу доказать это, – вновь обратившись к ирландцу, губернатор упер в его грудь гряз-ный конец трости и с чувством неизмеримого превосходст-ва над жалким рабом произнес: – Я не стану убивать или мучить тебя, но устрою тебе такую жизнь, от которой со-гнешься в бараний рог и через два месяца приползешь ко мне на коленях.
И теперь этот самый человек стоял перед дочерью губернатора и без тени страха или подобострастия разговаривал с девушкой, во власти которой было сделать с ним всё, что угодно. Сама Джозиана знала, что она ничего не предпримет для этого. На острове ее интересовал каждый новый человек, но интерес к нему быстро пропадал, если она видела, что новичок – типичный представитель своего слоя общества. Кинг Сэлвор, конечно, происходил из бедной семьи, но манеры и разговор ирландца производили приятное впечатление. Джозиана отметила, что он знаком с правилами светского обхождения, хотя и не всегда соблюдает их, к тому же достаточно хорошо образован для своего круга. Девушка всё больше и больше проникалась уважением и неподдельной симпатией к меченому каторжнику.
Однако в положении вещи есть и положительные стороны.
Извините, но я не замечал их.
За вещью хорошо смотрят, чтобы она не портилась.
Смотря за какой!
То есть?
Раб – вещь на износ: сдохнет – купят другого.
Судя по вам, этого не скажешь. Прошло уже два сро-ка, назначенного моим отцом, а вы живы.
На пйке вашего папочки легче протянуть ноги, чем удержаться на них.
Эту, как вы выразились, пйку, еще необходимо от-работать и оправдать.
Бурду не оправдывают и тем более не отрабатывают.
Это было произнесено сурово и твердо, что удивило Джозиану: осмелиться произнести такое в присутствии до-чери губернатора, необходимо обладать немалым мужест-вом. Кинг знал, с кем говорит, в этом Джозиана не сомнева-лась. Но, узнав ее, Сэлвор не испугался и не убежал, не выказал показного равнодушия к своей судьбе, продолжая сидеть.
«Нет, – считала Джозиана, – виселица – слишком не-достойное место для такого человека».
Неожиданно она заметила во взгляде Кинга некоторое восхищение и решила воспользоваться этим обстоятельст-вом, чтобы переменить тему разговора.
Вероятно, на мне что-то написано, не так ли?
О нет, миледи, ни единой помарки!
Тогда чем объяснить ваш пристальный взор?
Я любуюсь вами!
Это объяснение было столь простым и неожиданным, что Джозиана, может быть, впервые в жизни, не нашла, что ответить. Ошеломленная столь откровенным признанием, девушка удивленно взирала на стоявшего перед ней чело-века. Джозиане не раз приходилось выслушивать изощрен-ную лесть относительно своей внешности, но столь корот-кое и бесхитростное признание она выслушала впервые. Однако тщетно было искать в глазах ирландца хоть искорку смеха – Кинг не лгал, он, действительно, любовался молодой англичанкой.
На фоне голубого безоблачного неба четко вырисовывалась стройная фигурка всадницы в белом, на гнедом коне. Тонкий шелк удачно облегал тело, позволяя свободно двигаться, и в то же время не скрывал очертаний молодого красивого девичьего тела. Разрумянившееся лицо красавицы чуть загорело под тропическим солнцем, что придавало ему особую привлекательность, и на нем красиво выделялся маленький ротик с нежно-алыми губка-ми. Большие темно-зеленые глаза выражали неподдельный интерес и любопытство. Шляпа с колышущимся от легкого ветра плюмажем покрывала густые волосы, цвета темного каштана, с искусно завитыми локонами, ниспадавшими на плечи, и красивую упругую грудь Джозианы. Затянутые в замшевые перчатки тонкие руки уверенно сдерживали горячего коня.
С трудом сумела девушка оправиться от изумления и произнесла:
Благодарю вас, вы очень откровенны.
По мере моих скромных сил, миледи, – с легким по-клоном проговорил Кинг.
Тогда ответьте мне на такой вопрос: не вредит ли вам такая откровенность? Быть может, покажется глупым и странным мой вопрос, но в наше время не часто встречает-ся настоящая откровенность.
То, чем вы, миледи, изволите восхищаться, – увы! – моя беда.
Почему?
Дело в том, что я говорю лишь то, что вижу, слышу или знаю, а это нравится далеко не всем.
Ах, вот как! – Джозиана внимательно посмотрела на Сэлвора и в ее глазах блеснул озорной огонек. – Тогда чем, вернее, как вы объясните свое присутствие здесь, в то время, как другие трудятся на отведенных местах?
Очень просто, миледи. – Кинг знал, что рискует голо-вой, но это он делал не в первый и не в последний раз. – Я отдыхаю.
Ответ был дан незамедлительно с той же обезоружи-вающей простотой и откровенностью, и Джозиана проник-лась еще большим уважением к человеку, в котором так удачно сочетались смелость и честность. Ирландец же ожидал, что сейчас на него, как из рога изобилия, посып-лются оскорбления и угрозы, но он недооценил дочь губер-натора, которая сказала:
Несомненно, вы правы: тем, кто перетрудился (а с вами именно этот случай), конечно, необходим отпуск – это так просто и понятно! Я думаю, что вы уже достаточно вос-становили свои силы, и поэтому – бегом на свое место!
Теперь для Кинга наступил черед удивляться. Едва увидев и узнав Джозиану, он был готов к крикам и угрозам, даже побоям. Сэлвор знал, что за уклонение от работ он рискует получить плети, но, если эта женщина догадалась, чем он здесь занимается, то его вздернут без какого-либо разбирательства. Ирландец мгновенно принял единственно правильное решение – уличить момент и убить девушку, пусть потом попробуют доказать его причастность! Но кра-сота Джозианы сильно поколебала его решение, а теперь он уже не думал об этом. На смелого ирландца произвели сильное впечатление душевные качества Джозианы: она и не думала о том, чтобы донести на раба, несмотря на его самовольный уход. В свою очередь, Джозиана догадыва-лась, что раб постарается сделать все, чтобы никто не уз-нал о том, что он был здесь. Эта решимость в сочетании с находчивостью, правдивостью, твердостью побудила Джо-зиану к решению умолчать об этой встрече.
Люди с таким характером всегда вызывали у Кинга осо-бый интерес, и он внезапно поймал себя на мысли, что эта девушка нравится ему больше и больше. Сэлвору до-велось немало странствовать по свету, он повидал немало женщин, со многими из них спал и кутил, но подобную Джозиане ирландец встретил впервые. Кинг еще не знал, да и не мог знать, к чему приведет его это, так внезапно вспых-нувшее чувство, как он будет мучиться и проклинать этот день.
Кинг быстро, но не спеша, взял лежавшую на камнях рубашку, молча наклонил голову, расставаясь с девушкой, и зашагал в сторону темнеющего леса.
Джозиана смотрела вслед удалявшемуся ирландцу до тех пор, пока он не скрылся среди деревьев.
Удивительный человек!
Она привыкла видеть, что при ее появлении рабы ста-рались, как можно быстрее, скрыться, зная жестокий нрав отца красавицы. Но этот! Он знал, с кем говорит, но не сги-бался в подобострастном поклоне, не прятал злобу в гла-зах, не заикался в разговоре – и это в его-то положении! Нет, положительно было в этом человеке что-то такое, что привлекало девушку – таинственное и непонятное. Реши-тельно, ирландец не заслуживал той низкой участи, что оп-ределена ему людьми.
Несмотря на свой возраст, Джозиана не была замужем, хотя имела не одного поклонника. Ее мальчишеский нрав искал человека, который не был бы обычным ухажером и шаркуном, они давно опостылели ей. Она отличалась не только умением вести разговор, но и тем, что не делала градаций между мужчинами согласно их сословному положению, бешеная езда также не способствовала укреплению ее репутации благонравной девушки, как и отношения с простолюдинами. Джозиана ценила в людях дела и мысли, внешность и положение для нее не имели значения, к тому же девушка была слишком смелой для своего пола, в строгом секрете от отца, она, переодевшись в простое платье, посещала места, считавшиеся небезопасными, умела стрелять из пистолета. Многое в своем характере Джозиана унаследовала от матери, спокойной женщины, отличавшейся мягким сердцем, что не мешало ей время от времени показывать твердость и уп-рямо стоять на своем. Добродетелью матери не была обделена и дочь, хотя в редкие минуты гнева она могла потребовать сурового наказания виновного. Вместе с тем, рабы Стейза не раз становились свидетелями того, как именно присутствие Джозианы удерживало надсмотрщиков, а порой и самого губернатора, от жестокой расправы. Иной раз она жалела о том, что поддалась эмоциям и не настояла на исполнении наказания, но всё же рабы предпочитали избегать встреч с дочерью губернатора.
Над бухтой поплыли мерные удары колокола – на цер-ковной звоннице отбивали полдень. Джозиана повернула было назад , но передумала. Соскочив на песок, она подо-шла к обломку, на котором недавно сидел Кинг. Джозиана хотела узнать природу тех звуков, что привлекали ее вни-мание. Ей не пришлось долго ломать голову над этим во-просом. Недалеко от валуна валялся небольшой точиль-ный камень, видимо, застигнутый врасплох Кинг успел спрятать лишь то, что он точил, а камень просто отбросил в сторону. Девушка подняла точило, недоуменно вертела его в руках, пытаясь понять, что можно точить втайне от всех. Из-за безделицы Сэлвор, конечно, не станет риско-вать головой, но тогда, что это могло быть?
Нож!
Только нож мог точить человек, так уверенно и незави-симо разговаривавший с дочерью всесильного главы ост-ровов. Эта мысль была так проста и естественна, что Джо-зиана сначала отбросила ее как невероятную. Но что еще, кроме этого, он мог делать здесь, в этом пустынном и уединенном месте?
За хранение оружия – холодного или огнестрельного – полагалась смертная казнь, и здесь Джозиана была бес-сильна. Чтобы отправить Кинга на небеса, ей следует толь-ко показать отцу точильный камень, и даже не придется тратить слова, доказывая существование оружия и принад-лежность его рабу.
Но Джозиана сейчас думала о другом. В глубокой за-думчивости села она в седло и пустила Марга шагом.
Курс – свобода!
Н
а сложенных бревнах четверо резались в покер. С трудом удалось изготовить колоду из бумаги, стащенной из дома губернатора. Был жаркий полдень и четверо вели неторопливую беседу, изредка поглядывая в сторону рабов. всё ожидали старшего надсмотрщика, отправившегося выяснять причины задержки сырья, и рабы устроили себе отдых, поскольку в течение длительного времени не ожидалось никаких дел, а надсмотрщики ленились подыскать им занятие.
Четверка уже знакомых по трюму товарищей удобно расположилась на отесанных бревнах, сложенных трапе-цией. С нахмуренным лицом сдавал Огл, с легкой, полуна-смешливой улыбкой на губах полулежал Кинг, невозмутимо набивал трубку невесть откуда взявшимся табаком Джон, а Майкил делал вид, что очень интересуется выпавшими ему картами.
Прошлым днем Кинг едва не подрался с Оглом, когда пришел в кузницу. Короткий разговор происходил вне куз-ницы, а когда раздраженный Огл вернулся, вслед за ним вошел Кинг и бросил Блэрту обвинение в том, что он про-дался. В ответ Огл запустил в Сэлвора клещами, но тот увернулся и схватил полосу металла, а Огл вооружился черенком от лопаты и встал в стойку. Не зайди в это время Джон – наверняка бы пролилась чья-то кровь.
Блэрт бросил карты на дерево.
Я – пас!
Это тебе не черенком махать, – съязвил Кинг и от-крыл карты.
Майкил даже плюнул от досады – везет чертовому ру-левому!
Скажи спасибо Джону, – сказал Блэрт, собирая и та-суя карты, – иначе быть твоей голове остроугольной.
Я не знаю, какая у меня голова, но вот то, что у тебя она тупоголовая, – это точно, – спокойно парировал Кинг, растягиваясь во всю длину крепкого, здорового тела.
Хватит! – Огл смотрел на Кинга так, как мог смотреть только на своего врага. – Ты уже чуть было не засыпался с ножом, а мне это не безразлично: если узнают, что точило тебе дал я, вместе закачаемся. Так тебе этого мало – еще и «кошку» подавай!
Что за «кошку»? – спросил Джон.
Ты четырехлапый якорь не видел, что ли? – раздра-женно спросил Огл.
Видел, – назидательно сказал Джон, – а ты, видимо, повешенных не лицезрел, что орешь, как в опере.
Блэрт осторожно оглянулся, сознавая свою ошибку, и уже более тихо произнес:
Ты спроси у него, Джон, куда пропал тот точильный камень, что я ему дал.
Сказал же тебе, – недовольно произнес Кинг.
Не знаю! – передразнил Огл недавнее объяснение Сэлвора. – Хорош ответ ничего не скажешь!
Подожди, Блэрт, – сказал Скарроу, – пусть лучше «Меченый» сам расскажет, что произошло.
Кинг рассказал о своей встрече с Джозианой Стейз, добавив в конце, что когда он вернулся, то точило уже не нашел.
Я ему и говорю, что камень могла взять только она, – сказал Блэрт.
Если бы она взяла камешек, – произнес Джон, – то ты бы давно дергался на перекладине на пару с Сэлвором.
Нет, Джон, – вмешался в разговор Майкил. – Дочь гу-бернатора не такая, как все, она особенная, и я сомнева-юсь, чтобы она стала доносить.
Много ты знаешь! – сказал Свирту Блэрт.
Сейчас всё узнаем, – медленно произнес Кинг, глядя в сторону дороги. – Элин идет.
Ирландка часто по вечерам заходила к своим друзьям, их бараки находились в получасе ходьбы от дома губерна-тора и в свободное время она приносила свежие новости. Сегодня идти пришлось несравненно дальше – Элин по-слали за опилками. Четверо товарищей видели, как она по-дошла к одному из надсмотрщиков, что-то сказала, показы-вая деревянную бадью, и направилась к ним.
Элин сильно изменилась за время, проведенное в раб-стве. Бледность не сходила с ее лица: когда изредка она пыталась улыбнуться, то лишь кривила рот, на лице посто-янно лежала печать отрешенности от всего земного. Ир-ландка уже свыклась с мыслью, что она останется здесь навсегда. Некогда золотистые волосы потемнели и спута-лись, одежда превратилась в лохмотья. Как и всё рабы, она медленно превращалась в животное.
Подойдя к бревнам, Элин поставила бадью на землю и спросила у всей четверки:
С каких это пор у вас появился послеобеденный от-дых?
С тех самых, как закончилось дерево.
А ну, набери мне опилок – ты, Кинг.
Пусть Майкил наберет, он здесь работает.
А я хочу, чтобы ты набрал, – настойчиво повторила Элин, и, ирландец понял, что женщина хочет поговорить с ним наедине.
Он поднялся и спрыгнул на землю.
Майкил, где здесь опилки?
Там, где режут доски!
В том месте, где рабы резали бревна на доски, находи-лась куча опилок, которые насыпали в корзины и относили к яме, где сжигали. Специально для этого здесь стояла лопата, но Сэлвор стал неспешно насыпать опилки руками.
Выкладывай.
Элин присела на чурбан.
У кого из наших могло быть точило?
А что?
Очень интересно выходит. Два дня назад я высыпала мусор у конюшни и видела, как возвращалась с прогулки дочь губернатора. Меня она сначала не видела, а я отлич-но видела ее. Подъехала, соскочила и говорит мулату, что-бы посмотрел ногу Марга, ей показалось, что конь хро-мает. Тот нагнулся, а она – раз! – и вытащила что-то из седельной сумки, спрятала в руке. Увидела меня, вся зар-делась и ушла.
А почему ты решила, что это было точило?
Видела утром под ее кроватью, когда убирала. Джо-зиана, видимо, это поняла, так как заторопила меня с убор-кой. Я решила рассказать – может, надо.
Очень надо, Элин. То точило обронил я. Идем!
Проводив ирландку, Кинг вернулся к товарищам.
Порядок, – сказал он, забираясь на бревна. – Про-блем с вешалкой нет – будем жить.
Почему ты уверен, что нас не вздернут?
Я знаю, где точило, Огл.
И Кинг передал все, что слышал от ирландки. Майкил присвистнул:
– Вот это дочь губернатора!
– Да, два дня – срок немалый, – согласился Скарроу.
Победоносно глядя на Огла, Кинг спросил:
Так как мой заказ, мистер Блэрт?
А зачем тебе «кошка»? – спросил Джон.
Я здесь не собираюсь гнить, – последовал ответ.
Отсюда сбежать можно лишь только на небо, – горь-ко усмехнулся Свирт.
Пусть помечтает, – сказал Огл, – это приятно.
Кинг быстро поднялся, сел и посмотрел на Блэрта гла-зами, в которых горела уверенность.
Не веришь!
Да ну тебя!
Нет, подожди! Что мы можем достать? Пищу – не проблема, проще простого, о воде я и не заикаюсь – источ-ников достаточно. Мореходные приборы – на любом захо-дящем корабле можно украсть, тоже нетрудно. Остается оружие, но ты можешь изготовить ножи – для начала впол-не подойдут.
А уйдем на чем?
Ты только «кошку» сделай, а посудина есть на при-мете. Выберем ночку потемнее, выйдем в открытое море и возьмем курс на свободу!
Ошеломленные рабы молчали. всё они уже смирились с невозможностью вновь увидеть родные берега, услышать, как шумят ветра на ирландской земле. Каждый мечтал о свободе, но никто не верил в то, что можно самим, без посторонней помощи, добыть ее.
А Кинг не только верил – он знал, что это возможно!
Друзья хотели подробнее расспросить его о пути осво-бождения, но в это время появился губернатор, и рабы бы-стро разошлись.
Если говорить честно, то Кинг не знал, как выбраться из неволи, хотя понимал, что это будет чертовски трудно. Он имел наметки, еще не соединенные в единый план, но зато ирландец отлично знал другое: выбираться отсюда пооди-ночке – значит, добровольно совать голову в петлю. Нужны люди, готовые пойти на риск, и именно поэтому он сказал друзьям, что знает, как бежать. Дерзкая мысль вызывает недоверие и удивление, как безумная. Но зерна надежды, уже пустившие корни, не оставляют в покое души лишенных свободы. Словно черви, они медленно, но верно раз-рушают камни недоверия. В один прекрасный день стена неверия рухнет и бывшие противники станут верными еди-номышленниками. Кинг знал это так же, как и то, что в таких делах не следует спешить, и он терпеливо ждал.
Спустя месяц, после этого разговора Скарроу сломал топорище и зашел к Оглу, в обязанности которого входило исправление инструментов. Помимо этого он умел чинить холодное оружие и к нему нередко обращались офицеры и солдаты. Отличный кузнец, Огл был необходимым челове-ком, пользовавшимся определенными льготами.
Пока верзила кузнец прилаживал новое топорище, Джон достал верную трубку, набил ее табаком, прикурил от углей горна, с наслаждением затянулся и присел на ле-жавшую рядом мешковину. Но, сев, он почувствовал под ней какой-то предмет, острые края которого причинили не-которую боль мягкому месту. Скарроу невольно вскрикнул, вскочил, откинул мешковину и не поверил своим глазам: перед ним лежала незаконченная «кошка»!
Поклади!
Держа в руках починенный топор, Огл стоял за спиной Джона. Скарроу опустил мешковину, выпрямился и посмот-рел в глаза товарища.
– Ты веришь в слова Сэлвора?
А ты?
Это не ответ!
Огл с силой вонзил топор в пень, стоявший поблизости и заменявший стул, и отошел ко входу.
В кузнице Огла не было дверей, он их не любил.
Огл оперся о косяк – спиной к Джону – и заговорил глу-хо и медленно:
Я дурак Джон, так?
Почему?
Ведь я верю «Меченому». Да, всё мы считаем побег отсюда безнадежным делом. Но ведь Сэлвор знает, что это возможно! – Огл повернулся к Джону, и тот увидел широко раскрытые глаза, в которых светились отчаяние и надежда. – Знает и – я уверен! – сделает! – Огл проглотил комок, вставший в горле. – А я так хочу вырваться отсюда! Я так хочу знать, что не принадлежу никому и какая-то скотина вроде Стейза больше не властна унижать и оскорблять ме-ня, причем безнаказанно. Когда он заходит сюда, меня ох-ватывает одно очень сильное желание. Ведь это так про-сто: тяжелым по черепу – и ему крышка!
А заодно и тебе, – сказал Джон.
Верно, тяжело вздохнул Огл. – Но, по крайней мере, одним ублюдком на земле станет меньше.
Вместо одной твари пришлют другую, – произнес Скарроу, – и я не ручаюсь, что она окажется лучше. А вот тебя уже не будет!
Джон подошел к Блэрту и дружески положил на его плечо свою мозолистую ладонь.
Огл, соленый черт! Выбрось эту дурость из головы и не губи себя. Ты еще будешь нужен нам…
Джон оборвал себя, почувствовав, что слишком много сказал, но было поздно. Блэрт внимательно посмотрел на Джона и спросил:
Кому «нам»?
Ну, нам, – неуверенно ответил Скарроу. – Мне, Кин-гу… Всем!
Блэрт не был простачком и такое объяснение его не удовлетворило.
Джон, ты что-то скрываешь от меня.
Идиот! – ругнул себя Скарроу. – Вечно язык за зуба-ми не держится. Ну, ладно, думаю, Кинг не очень рассер-дится.
Джон рассказал Блэрту следующее. Поскольку он ва-лил лес в одной партии с Кингом и Майкилом, то вскоре после заявления Сэлвора о намерении и наметившейся возможности бежать они договорились покинуть остров. Но для этого пока не было необходимого – лодки, мореходных инструментов, а главное – десятка надежных и сильных людей.
Огл чуть не заорал от радости.
Господи! – шептал он. – Неужели это не сон! Я боюсь поверить!
Будешь сильно радоваться, – сказал Джон, – то явь, действительно, станет сном, вечным и для всех.
Но почему ничего не сказали мне?
Мы ходим по острию ножа и действовать приходится с оглядкой. Вчера Сэлвор сказал, что с нами пойдет Элин, надо еще Стэрджа прощупать: врач будет очень нужен.
С ним и говорить нечего. Он доктор, живет лучше всех нас.
Это ты Сэлвору скажи. Он и с тобой хотел поговорить, но я, как видишь, хоть и не хотел, а всё же опередил его.
Огл подошел к горну и взялся за меха, а Джон сел на земляной пол и затянулся, выпуская клубы густого табачно-го дыма.
А еще кого хотите привлечь?
Не знаю, надо с Кингом посоветоваться.
Ты говоришь о нем, как о боге.
Ты и сам смотришь на него так же.
Вообще, я думал, что ты возглавишь побег.
Я думаю, что мне не стоит браться за это дело.
Почему?
Стар стал. В прежнее время и я бы мог, но…
Что?
Время не то, молодые, такие, как Сэлвор, вершат судьбы.
Среди уголовников есть подходящие люди.
Да? Не замечал. И кто же?
Нэд Галлоуэй, например.
Твой молотобоец?
Да, я в нем уверен.
Будь осторожен!
Не беспокойся,он мне помогает «кошку» делать.
Джона эти слова ударили по сознанию, как если бы бы-ли поленом. Какую-то секунду он сидел в оцепенении, а затем вскочил на ноги.
Ты в своем уме? Соображаешь, что творишь!
Не волнуйся, – улыбнулся Огл. – Нэд – парень стоя-щий. Ты бы видел его лапы! К тому же он мечтает бежать, но ему нужны сообщники, в одиночку, говорит он, можно бежать только на небо. И еще одно – он двадцать лет хо-дил на торговых судах.
Хорошо, но только расскажи о нем Кингу, пусть он выносит решение. Но самое главное – держи язык за зуба-ми.
Блэрт снова оскалил зубы.
Обижаешь, Джон! Жизнь кое-чему научила!
Вскоре у беглецов было готово все. Им удалось вы-красть компас и лаг, организовать достаточные запасы провианта, воду было решено брать непосредственно пе-ред побегом. К уже известным беглецам присоединились Нэд, Стэрдж, Элин и еще несколько роялистов. Кинг наме-тил объект для захвата – большую мореходную лодку, что использовалась для рыбной ловли. Побег был назначен на первую годовщину прибытия осужденных на остров.
Откровенный разговор
Н
аиболее крепких и сильных рабов определяли валить лес и перевозить его на распилку. Эта тяжелая работа продолжалась по двенадцать – четырнадцать часов в день. Деревья валили наземь, им обрубали ветви, опиливали с обоих концов стволы и под палящим солнцем и плетьми надсмотрщиков перетаскивали к месту отправки.
Здесь и работал Кинг. Мускулистые руки ирландца глу-боко вгоняли топор в крепкий ствол дерева, откалывая ще-пу, летевшую в разные стороны.
Береги-и-ись!
Высокое, прямое, как стрела дерево покачнулось и со страшным треском, сначала медленно, затем всё быстрее и быстрее повалилось на землю, ломая свои и чужие ветви. К рухнувшему растению со всех сторон бросились рабы и по могучему стволу застучали топоры.
Надсмотрщики сидели поодаль, скучно зевая и отирая пот, струившийся с их сытых лиц. Они хорошо знали, что ни один раб не сможет убежать отсюда. Не так уж и велик ост-ров, чтобы имелась возможность скрыться, но если по-везло и тебя не нашли, подыхай с голоду, коль избрал такой конец рабской жизни! И горе тому, кто попытается увильнуть от работы: зоркий глаз английского надсмотрщика мгновенно заметит уставшего раба, и лишь тот вздумает передохнуть, как на него обрушится бич, и истязание не прекратится до тех пор, пока раб не сумеет убежать от верного пса английского рабовладения и тут же не начнет работать. Однако близко подходить англичане не решались – «неудачно» упавшее дерево могло придавить кого-нибудь из слишком ретивых собак губернатора Стейза.
Простучав копытами по просеке, Марг, повинуясь воле прекрасной всадницы, остановился и громко, призывно за-ржал.
Один из надсмотрщиков быстро посмотрел в ту сторо-ну, откуда донеслось ржание, тут же соскочил с бревна, на котором сидел.
Дочь губернатора!
При этом восклицании всё надсмотрщики повторили прием, проделанный их коллегой, с той лишь разницей, что вслед за этим они быстро сняли шляпы.
Тот, кто первым увидел Джозиану, был старшим над-смотрщиком и он с непокрытой головой, быстро, насколько позволяла его грузная фигура, подбежал к девушке, изящ-но восседавшей на породистом жеребце, и низко покло-нился.
Добрый день, миледи! – приветствовал он Джозиану с плохо скрытым удивлением. – Позвольте мне засвидетельствовать вам мое почтение, а также почтение всех моих помощников – верных слуг господина губернато-ра.
Вы удивлены моим приездом, мистер Карклер? – спросила девушка, не удостаивая надсмотрщика взглядом.
Картлер замялся с ответом.
Вы так редко посещаете нас, что я никак не ожидал, что вы изволите приехать сегодня.
Как видите, изволила. Или, может быть, этот лес и эти рабы уже не принадлежат моему отцу? Может, вы уже не находитесь на службе у губернатора Багамских остро-вов?
Что вы, миледи, какой может быть разговор! – испу-ганно заторопился Картлер. – И лес, и рабы, и всё здесь… Что-нибудь угодно?
Связку тонких веток и раба.
Англичанин был очень удивлен этим требованием и не скрывал этого, но, тем не менее, счел за благо поспешить исполнить волю молодой всадницы: надсмотрщик хорошо знал об откровенной неприязни дочери губернатора к лю-дям его профессии и Джозиана не скрывала этого. Картлер повернулся к ближайшему рабу, собираясь приказать при-нести свежесрубленные ветви, но девушка опередила его сказав:
Не этого – вон того!
Ее изящная ручка, затянутая в белоснежную перчатку, указывала на Кинга, орудовавшего неподалеку топором и украдкой наблюдавшего за Джозианой.
Картлер остановился в нерешительности, его поблед-невшее лицо выражало страх и растерянность. Посылать с дочерью губернатора самого дерзкого раба, можно ли? Если господин Эдвард Стейз узнает, а о том, чтобы он уз-нал, постараются те, кто метит на его место – верной соба-ке сильно не поздоровится от «ласки» хозяина. Но и воспротивиться было нельзя: Джозиана имела достаточное влияние, чтобы обеспечить Картлеру неприятности, а этого надсмотрщик и боялся.
Позвольте заметить, миледи, что ваш выбор не очень удачен, поскольку… – Надсмотрщик не сумел докончить свою мысль, осекшись под гневным взглядом Джозианы.
Я не спрашиваю вас, мистер Картлер, – отрывисто и резко говорила девушка. – Я лишь требую, чтобы вы пре-доставили в мое распоряжение связку веток и раба. Вы в состоянии сделать это?
Да, да, конечно, разумеется! – засуетился надсмотр-щик, напуганный тоном Джозианы. – Сейчас всё будет ис-полнено.
Спорить и пытаться переубедить дочь губернатора – упаси бог! Картлер бросился исполнять приказ девушки, по пути хлеща попадавшихся под руку рабов, что соответствовало его трусливой натуре.
Жаркое полуденное солнце немилосердно палило, рас-каляя землю. Близился час пика тропической жары: в это время жизнь как бы замедляет свое течение. всё живое ищет тень, чтобы укрыться в ее благодатную прохладу и переждать, но для Кинга Сэлвора это было невозможно, и лучи солнца безжалостно направляли весь жар на непо-крытую голову ирландца. И в бессчетный раз, смахнув пот, он поправил связку ветвей и продолжал путь.
Кинг попытался понять, куда они идут и зачем, но это было нелегко. Сначала он с полмили шагал под кронами ветвистых деревьев, а затем Джозиана направила его вдоль берега, и вот уже добрых полчаса он брел по мелкому бархатному песку, теряясь в догадках. Ирландец чувст-вовал на своей спине неотрывный взгляд Джозианы, слы-шал стук копыт Марга и не переставал задавать себе один и тот же вопрос: что задумала англичанка?
Кинг перебирал в уме различные ситуации, но ни одна из них не давала ему удовлетворительного ответа. Если Джозиана все-таки рассказала отцу, и тот велел привести Сэлвора так, чтобы тот не знал этого? Но вряд ли Джозиа-на, молчавшая столько времени, вдруг изменила свое ре-шение – неправдоподобно! Да и не стала бы девушка со-глашаться на такую унизительную роль. Губернатору и не нужны были какие-нибудь уловки, чтобы схватить какого-то раба. Тогда куда его ведут? Этот вопрос не давал покоя Кингу, но ответ на него знала лишь Джозиана Стейз, а она молчала – значит, и Сэлвору приходилось молчать и ждать, продолжая идти.
Ждать пришлось недолго.
Сэлвор!
Кинг обернулся и увидел, что Джозиана спрыгнула с лошади.
Подтяните подпругу, седло ходит. Вы можете?
Кинг сбросил связку с плеч, размял затекшие суставы, потягиваясь, встряхнулся и подошел к жеребцу. Конь, тре-вожно прядая ушами, стал отходить, но после того, как Кинг сказал ему несколько ласковых слов и погладил по крутой шее, успокоился.
Подтянуть подпругу – минутное дело. В свое время Сэлвор был неплохим наездником и ему не стоило труда выполнить приказ юной всадницы, стоявшей за его спиной.
Сделав дело, Кинг повернулся... и застыл. На малень-кой ладошке, затянутой в шелк перчатки, лежал небольшой точильный камень! Сэлвор не мог не узнать его – именно этот камень он выпросил у Огла, а позже обронил при встрече с Джозианой. Кинг перевел взгляд на девушку: ее глаза выражали крайнее любопытство, а маленький ротик украшала легкая улыбка.
Так что же, мистер Кинг Сэлвор? Вы потеряли, я на-шла, возвращаю вам, а вы стоите и молчите, Хоть одно слово благодарности! Вот и делай добро людям! Или вы отказываетесь признать этот камешек?
Кинг усмехнулся.
Благодарю вас, миледи. Я не считаю себя храбре-цом, но и не отношусь к породе трусов.
Джозиана опустила руку с камнем: такое поведение ир-ландца несколько озадачило ее. Она ожидала увидеть удивление или растерянность Сэлвора, но только не эту спокойную усмешку, девушка не была знакома с удиви-тельным самообладанием Кинга, но она была достаточно умна, чтобы понять, что он не отказывается от принадлеж-ности камня ему и готов принять всё последствия этого ша-га.
Джозиана внимательно посмотрела в глаза Кинга.
Зачем вам нож, Сэлвор? Рабам запрещено иметь оружие. Вы это знаете?
Резать крыс.
То есть англичан. Значит, и меня?
Кинг отрицательно покачал головой.
Врагов.
Кого тогда вы считаете врагами: меня? Отца?
Тех, по чьей милости я нахожусь здесь и обречен на столь жалкое существование.
Джозиана повернулась к Кингу в профиль и ирландец не мог оторвать взгляда от прелестного вида. Девушка молча-ла, она не могла сразу освоиться с манерой Кинга разгова-ривать коротко, точно и по существу. Она привыкла к ви-тиеватой, насыщенной искусными оборотами, речи благо-родного общества и ей было нелегко разговаривать с про-стым моряком.
Скажите, Кинг, вас не удивляет…
Что?
Что я до сих пор молчу.
Я знал об этом, что вы прячете точило и молчите.
Джозиана была откровенно удивлена. Она и предполо-жить не могла, что Сэлвору это известно, и поэтому некоторое время она стояла в раздумье, а затем быстро спросила:
Откуда вы знаете это?
У Кинга везде есть глаза и уши.
Светловолосая девушка, которая убирает в доме?
Теперь настала очередь Кинга удивляться, хотя он и не подал виду, ну и женщина! Как быстро она догадалась о его источнике информации. Моряк безразлично пожал пле-чами.
При чем тут Элин?
Не надо, Сэлвор, – в словах Джозианы слышалось требование к откровенному разговору. – Я заметила, что эта девушка постоянно бегает к вам, а в доме губернатора можно узнать много нового и интересного для вас.
Кинг решил больше не играть. Он мог бы и дальше вес-ти разговор на прежних тонах, но понимал, что рискует раз-рушить то положительное, что видела в нем Джозиана. В свою очередь, англичанка стремилась к откровенности, чтобы попытаться разобраться в ирландце.
А как думаете вы, миледи, зачем мне нож?
Чтобы выбраться отсюда.
Вы считаете, что я идиот?
Почему? Кажется, я не давала вам повода думать так.
В одиночку бежит либо отчаявшийся, либо идиот.
Но вы-то не один! Есть еще Элин, Огл – достаточно?
С чего вы взяли, что и Огл замешан сюда?
Я не считаю себя глупой, мистер Сэлвор. Я узнала, что вы с Оглом Блэртом находитесь в дружеских отноше-ниях, а точильный камень легче всего раздобыть у кузнеца.
Кинг закусил губу, с этой женщиной надо держать ухо востро! Ему не приходилось встречаться со столь умным и красивым созданием, к тому же умеющим так искусно вести разговор. От этой девушки трудно что-либо скрыть, и Кинг решил не юлить.
Почему вы молчали? – Кинг спрашивал, не сводя пристального взора с лица девушки.
Прямой вопрос, – сказала Джозиана, – требует такого же ответа?
Да, – услышала она.
От этих слов зависело многое: ирландец должен знать, что можно ожидать от губернаторской дочери в отношении беглецов и на что она способна вообще, чтобы яснее уяс-нить, почему всё произошло именно так, а не иначе.
Ирландец молча ждал, но молчала и Джозиана, вертя в руках точильный камень, она обдумывала те слова, кото-рые хотела произнести, ей нечего было бояться, но девуш-ка желала быть правильно понятой.
Когда я впервые увидела вас, Сэлвор, – медленно начала Джозиана, – ваше поведение, то подумала: кто этот человек? Чего он добивается? Быстрой смерти? Настолько горд, что не желает переносить то положение, в котором оказался? Но вы не похожи ни на того, ни на другого. Не скрою, Сэлвор, вы тогда заинтересовали меня, но не бо-лее. Лишь после нашей встречи я поняла, что встретила действительно необыкновенного человека, кстати, я догадалась, что вы были готовы убить меня. (При этих словах у Кинга едва не отпала челюсть, вот это женщина, сумела понять то, что он так тщательно скрывал!) Я много думала о вас и кажется поняла, кто вы.
И кто же?
Наглец!
Кинг присвистнул.
Интересно!
Не смейтесь, Сэлвор, ведь это так. Даже сейчас вы показываете эту черту вашего характера.
Значит, если я правильно понял вас, вам пришлось по душе именно то, что я нагл?
Вы неправильно поняли меня, мистер Сэлвор. Я по-лагаю, что эту черту вашего характера вы используете как оружие для того, чтобы ошеломить своего оппонента.
Точнее врага.
Не важна формулировка – важна суть.
Извините, миледи, и, пожалуйста, продолжайте.
Вы необыкновенный человек, Сэлвор.
В роду у меня не было знаменитостей, насколько я помню, одни рыбаки и моряки.
Я не об этом. Как бы вам это сказать…
Джозиана силилась подобрать точное определение.
Так, как можете, – сказал Кинг.
Джозиана испытующе посмотрела в лицо ирландца.
Ну, вот раб: как он должен вести себя? Как вы счи-таете?
По-разному, всё зависит от обстоятельств и самого человека, – ответил Сэлвор. – Одни покоряются судьбе, считая, что бороться с ней невозможно. Другие бунтуют – в общем, каждый по-своему.
И вы – по-своему. Вы не бунтуете, понимаете, что бунт равносилен смерти, но, если бы сложились благопри-ятные обстоятельства, вы не упустили бы такой возможно-сти. В порту мне понравились та дерзость и смелость, с которыми вы выступили против моего отца, правда, тогда вам всё же стоило придержать язык – немного достойного в таком уходе из жизни.
Спасибо, миледи, я и сам потом так подумал.
Логичнее предположить, что вы и далее будете вести себя также, но Кинг Сэлвор внезапно покоряется. При-знаться честно, я была удивлена, что в течение четырех месяцев ничего не слышала о вас, и только после нашего разговора у валуна я поняла, что случилось: вы задумали бежать, и, чтобы на вас не обращали внимания и не мешали готовиться, вы надели маску смиренности и покорности. Вы ведете игру, полную опасности. Вы ходите по лезвию ножа, и вам это нравится. Риск – черта вашего характера.
А что же здесь удивительного и необычного?
Для меня все. Я не встречала таких людей.
Я моряк.
И что? Разве ваши друзья не моряки?
За исключением Элин. Огл был канониром во флоте, Джон – штурманом, Майкил – матросом.
Значит, и Майкил?
Вы не знали?
Догадывалась, но не была уверена.
Теперь знаете. Вас удивляет, что здесь они ничем не показывают своего стремления к свободе?
Именно так, они вовсе не такие. Я понимаю, характе-ры у всех разные, но думаю, что ремесло должно как-то роднить ваши нравы. Может, я не права?
В общем, всё правильно, но вы уверены, что они и дальше будут гнуть спину на вашего папашу?
А вы, конечно, думаете иначе?
Да. Они достаточно прожили на море и оно воспита-ло в них железную привычку жить свободной жизнью, быть независимыми от кого бы то ни было. В море человек дол-жен надеяться исключительно на себя и в единении со сти-хией бороться до последней возможности, а иначе его ждет смерть. Лишь идущий навстречу гибельной опасности может надеяться на благополучный исход, хотя он не част даже для смелых людей. Трус и паникер пусть лучше не суется на реи: после первых трудностей будет кормом ры-бам. Выстоять в таких условиях помогает лишь вера в свои силы, труд, упорный, каждодневный. Это отлично понимают мои товарищи по несчастью и, не стоит думать, что они стали тварями, безразличными к собственной судьбе. Огл – парень здоровый, но настоящий бык, всегда лезет напро-лом. Если он возьмет топор, то его уже не остановит ничто и, даже умирая, он сумеет нанести удар. Майкил – горяч, нетерпелив, в общем, – бочка с порохом, которая ждет лишь искры. Джон рассудителен, но в нем нет решимости идти на риск, когда есть возможность взвесить всё «за» и «против». Он немолод и его жизненный опыт подсказывает ему именно эту линию поведения, которая, по-своему, пра-вильна. Я думаю, что они не показывают свой характер по-тому, что еще не полностью осознали свое положение, оно не дошло до их сердец и душ, оно еще не опротивело им хуже смерти, но когда это случится, вы сумеете оценить их по достоинству.
Никогда эти люди не смогут забыть, что они были сво-бодны, и смириться со своим нынешним положением. Они сумеют скинуть ярмо со своей шеи, даже если для этого им придется расстаться с жизнью.
Джозиана молчала, внимательно слушая. Кинг говорил спокойно, внешне ничем не проявляя тех чувств, что клоко-тали в нем, и лишь широко расставленные глаза, светя-щиеся страстной убежденностью, с головой выдавали его мятежную душу. Англичанка всё больше убеждалась в том, что в ее жизни появился человек, достойный гораздо боль-шего по сравнению с тем, что он имел сейчас.
Я думаю, что было бы бесполезно убеждать вас в бе-зумности ваших планов.
Совершенно верно.
Ну, а я? Меня вы учли в своих расчетах?
Я взял поправку на ветер.
Значит, я для вас тот ветер, что мешает вам уйти в открытое море?
Так говорит Огл, я лишь повторяю его слова.
Ну, а если я выдам вас? Ведь вы уверены, что этого не случится, не так ли?
Кинг молчал. Он не мог сказать, что тогда Джозианы не станет, у него не поднимется рука на такую милую и очень нравившуюся ему девушку. Сказать «да» было опасно, не-известно, как англичанка воспримет такой ответ, а риско-вать чужими жизнями Сэлвор считал себя не вправе. Он не мог и сказать «нет», это было бы ложью, а лгать Джозиане ирландец не хотел.
Я не знаю, что сказать вам, леди Стейз, ведь в любом случае я могу оказаться неправ.
Медленно, о чем-то раздумывая, Джозиана подошла к коню и остановилась. Какое-то время она недвижно стояла, лаская Марга по крутой шее, а затем быстро повернулась к морю и, размахнувшись, послала злополучный камешек в синее безоблачное небо. Сверкнув в ослепительно ярких солнечных лучах, камень исчез в зеленоватой морской во-де.
Кинг всё видел, но позы не поменял, однако в глазах его была видна некоторая растерянность – он никак не ожидал от дочери губернатора такого поступка.
Но почему? – невольно вырвалось у него.
Джозиана ласково улыбнулась. Эта милая улыбка ей очень шла и Кинг внезапно поймал себя на мысли, что дочь губернатора уже не просто нравится ему, а восхищает.
Я бы очень сожалела, мистер Сэлвор, если бы вас отправили к праотцам, по-моему, это слишком неучтиво по отношению к человеку вашего склада, – сказала она. – Вы мне чем-то нравитесь, Кинг.
Да, мне часто говорят, что самое привлекательное во мне то, что я неотразимый наглец, а рубец на лице – зако-номерное следствие природной наглости.
Женщина и мужчина весело рассмеялись, и Кинг, не-ожиданно для самого себя, произнес:
Вы мне тоже нравитесь, Джозиана.
Джозиана нравится всем, но не всё нравятся Джозиа-не! – воскликнула девушка.
Кинг уже откровенно любовался англичанкой.
Вы одна в семье?
Нет, у меня есть брат Джон, офицер флота.
Джозиана подошла к Маргу и положила руки на луку седла. Кинг придержал жеребца и девушка легко вскочила в седло.
А бежать вам, Сэлвор, всё равно не удастся.
И почему? – усмехнулся ирландец. – Не скажете ли?
Скажу. Два дня назад отец распорядился всё море-ходные лодки ставить у четвертого причала, под сильную охрану. Вам известно, что людям вашего положения за-прещено появляться в порту без разрешения или сопрово-ждения, а нарушителей ожидает петля?
Это известие ошеломило Кинга, хотя он и не подал ви-ду. «Ловко. господин губернатор! Вы хорошо превращаете в прах наши надежды, вот только стоит узнать, какой черт надоумил вас принять такое решение».
Джозиана поправила прическу.
Теперь у вас остается только один выход – поднять бунт, но вы на это не пойдете, вы слишком умны для такой глупости.
Хлыст ожег круп коня, и девушка поскакала вперед и вскоре исчезла среди деревьев.
Кинг проводил англичанку взглядом, подошел к связке и сел на нее. Немилосердно палило солнце, необходимо дать отдых уставшим ногам, а заодно и подумать. Из обще-ния с дочерью губернатора он сделал два важных вывода: Джозиана их не выдаст, а дорога морем теперь перекрыта. Некоторое время Кинг размышлял над этими фактами, но вдруг быстро вскочил и его изуродованное лицо озарила довольная улыбка.
Нет, миледи, есть третий выход – немыслимый, бе-зумный, невозможный – но есть!
Кинг раскидал ветви по песку и двинулся в сторону, противоположную той, в которой скрылась Джозиана.
Вечером в драке, возникшей не без участия и содейст-вия Сэлвора, ирландец ранил руку и был отправлен к Пи-теру Стэрджу. Как известно, он был единственным врачом среди рабов и, с разрешения губернатора, лечил продан-ных в рабство, не делая между ними никаких различий. Но к его услугам прибегали и многие жители колонии, в том чис-ле ее глава, находивший, что знания Питера неизмеримо выше знаний местных доморощенных врачевателей. В от-личие от последних, Стэрдж добросовестно относился к своим обязанностям и поэтому неудивительно, что пациен-ты, уроженцы Изумрудного острова, поднимались на ноги чаще и быстрее, а после удачно принятых родов за Пите-ром закрепилась слава мастера своего дела. Стэрджу был отведен ветхий домик, стоявший недалеко от рабских бара-ков, служивший ему жилищем и рабочим кабинетом, он имел приличное платье, так как приглашался и богатыми пациентами, но не забывал тех, с кем судьба столкнула его на судне «Морнинг». Помощь профессионального врача позволила Майкилу твердо встать на ноги: Питер постоянно следил за здоровьем своих друзей, по мере своих скром-ных сил, доставал различные лекарства. Врач был вхож во многие дома и был в курсе новостей и сплетен архипелага.
Когда Кинг вошел в лачугу врача, тот перевязывал кисть руки чернобородому верзиле.
А, Кинг! – воскликнул Питер, жестом приглашая това-рища сесть. – Подожди немного.
Я не тороплюсь. Здравствуй, Нэд!
Здравствуй, Кинг. Что с тобой случилось?
Перышком поцарапали.
У какого же раба объявился нож?
Это псы.
А-а, надсмотрщики.
Они самые.
Послушай, я тебя давно хотел спросить: где ты овла-дел сленгом?
Пришлось в твоей шкуре походить одно время.
Теперь ясно!
Они некоторое время сидели молча. Закончив перевяз-ку, Питер отошел в сторону, чтобы вымыть руки. Кинг по-трогал забинтованную кисть Нэда.
Где это ты?
Да так, по глупости, железо было горячее, а я его ру-кой.
Плохо Блэрт за тобой смотрит!
Скоро заживет, – вставил слово врач.
Кинг согласно кивнул головой и дружески хлопнул Нэда по плечу:
Будь осторожен, твоя широкая кость нам еще приго-дится.
Улыбавшийся Галлоуэй вдруг посерьезнел.
Когда рассветет?
Кинг опустил глаза и вздохнул.
Когда ночь уступит права дню.
За то время, что каторжане готовили побег, они изобре-ли свой, особый язык в целях безопасного общения. В дан-ном случае Нэд Галлоуэй интересовался датой побега, но Кинг отвечал, что необходимо ждать подходящих условий. «Каких?» – открыто спросил Галлоуэй, но тут вмешался Питер, сказавший, то Нэду пора идти, иначе его долгое от-сутствие может вызвать ненужные подозрения.
Молотобоец поднялся и услышал слова Сэлвора:
Вы с Оглом – лихая парочка, Нэд, но будьте поосто-рожней.
Думаю, что о «кошке» знает или догадывается человек, которому это вовсе даже не обязательно знать. Пока всё спокойно, но когда пойдет дождь, я не знаю.
Опасность! – пробормотал Нэд. – Плохо дело!
Когда за Нэдом захлопнулась дверь, Кинг спросил Пи-тера:
Какого ты мнения о нем?
Ты его не спрашивал, когда привлекал к делу.
Теперь спрашиваю!
Изменились обстоятельства?
Считай, что так!
Думаю, что он не пчела. Мед не его работа.
И я так думаю.
Кинг соглашался с Питером, который был уверен, что молотобоец Огла Нэд Галлоуэй не осведомитель и доносы не его работа.
Вытерев руки, Стэрдж подошел к Кингу.
Показывай, с чем решил заявиться.
Осмотрев руку, с удивлением сказал:
Так это же царапина, а не рана!
Кинг усмехнулся:
Значит, чтобы поговорить с тобой, мне необходимо разрезать руку до плеча? А не слишком ли ты требовате-лен?
Стэрдж понял Кинга мгновенно и, улыбнувшись, при-нялся обрабатывать рану.
Выкладывай!
Кинг рассказал, о разговоре с Джозианой, о своих по-дозрениях, в заключение заявив, что побег придется отло-жить. Питер слушал внимательно, но всё больше и больше хмурился: желанный миг свободы отдалялся. Закончив пе-ревязку, он молча отошел в угол, чтобы вымыть руки. Кинг одел рубашку и спросил:
Ты про этот указ знал?
Он действительно вышел два дня назад, но я был очень занят и не успел сообщить вам. Но меня интересует другое: почему леди Стейз не только не умолчала об этом указе, но и предупредила и именно тебя?
Наверное, чтобы показать, что всё наши попытки бе-жать обречены на провал.
Сомневаюсь, Кинг, ведь снова вопрос – зачем?
Может, в ней заговорило чувство сострадания?
И именно поэтому она умолчала о том, что рабы го-товят побег?
Кинг не мог ответить на этот вопрос. Джозиана по-прежнему оставалась для него ларцом, полным загадок. Женщина, которая по занимаемому ею на острове положе-нию должна была первой донести на него, не только не де-лает этого, но еще и оказывает ему ценные услуги. Здесь было над чем подумать.
Слушай, Кинг, – стараясь спрятать улыбку, произнес Питер, – а не влюбилась ли она в тебя?
Брось, Питер! – отмахнулся Кинг. – Моя физиономия подходит для любовных свиданий с притонными шлюхами, а не с губернаторскими дочками.
Но и поведение ее необычно, – настаивал Питер.
Ладно, – сказал Кинг. – Это бесполезный разговор.
Почему? – продолжал улыбаться Стэрдж. – Может быть, она поможет нам бежать! Попробуй склонить!
Кинг фыркнул:
Бред!
Верно, – согласился врач, одеваясь. – Но сама мысль интересная!
Бред, – задумчиво повторил Сэлвор. – Но то, что за-думал, я еще хуже.
Питер удивленно посмотрел на друга.
О чем ты?
Скажи, Питер, если нельзя удрать на лодке, тогда на чем?
На бревне!
Я не шучу!
Тебе виднее, моряк ты, а я врач.
А сколько, человек, по-твоему, составляет команда судна?
К чему ты клонишь?
Сэлвор поднялся.
Надо захватить судно!
Стэрдж посмотрел на Кинга, как на больного.
Ты в себе?
Я не мечтаю, Питер. На торговом судне больше шес-тидесяти человек не бывает, для полсотни ножей – это пус-тяки. Необходимо лишь дождаться подходящего судна и благоприятного момента…
Вот что я тебе скажу, – перебил Питер Кинга, – когда бог хочет наказать, то прежде лишает разума.
Питер был рассержен на Кинга за его, как он считал, идиотский план. Захватить лодку он считал вполне осуще-ствимым, но брать корабль для него было безумием чистой воды.
Стэрдж взял свою сумку и стал собирать инструменты.
Губернатор не любит ждать.
Кинг направился к двери, но прежде чем выйти, он про-изнес:
В возможность бежать тоже сначала никто не верил.
Кинг за свою жизнь перевидал немало людей, узнал немало характеров и умел разбираться в человеческих слабостях. Поэтому он шел не спеша, зная, что уже как признанный вожак беглецов, он может ставить определен-ные условия. Кто способен заменить его, предложить план, наметить пути его осуществления? Сэлвор знал, что сейчас он незаменим и поэтому не удивился, когда услышал за спиной торопливые шаги врача.
Постой!
Кинг выполнил просьбу товарища. Стэрдж и Сэлвор стояли на залитой лунным светом просеке и Питер молча смотрел в глаза моряка, в них он читал неколебимую твер-дость в задуманном.
Ты думаешь, это возможно?
Уверен!
А другие? Сумеешь их убедить?
Да, я твердо верю в свои силы.
Но хватит ли людей?
Чтобы добраться к родным берегам, хватит и дюжи-ны.
А как захватим?
Были бы люди, а захватить сумеем.
Питера поразила уверенность Кинга в своих возможно-стях, так мог говорить лишь человек, хорошо осознавший всю сложность в осуществлении задуманного и всё послед-ствия. Тогда он задал последний вопрос, который должен был решить все…
Но если поймают, Кинг, повесят без проволочек!
Глаза ирландца полыхнули огнем!
Значит, я умру свободным!
Тогда я с тобой, – без колебаний произнес Питер и уверенно протянул Сэлвору руку. Он увидел, как радост-ной улыбкой озарилось лицо Кинга, и врач ощутил в своей кисти горячее рукопожатие труженика соленых просторов.
Неожиданный визит
М
оре всегда красиво, и в любую погоду можно неустанно любоваться им. Вздымаемые свирепым штормом громады волн придают ему вид могучего, прекрасного в своей ярости и гневе зверя. Когда же легкий ветерок, при-летевший с далеких неведомых просторов, ласково перека-тывает небольшие волны, мирно лижущие прибрежные пе-сок и скалы, невольно восхищаешься его синей колышу-щейся равниной, где-то вдали сливающейся с небесной голубизной. Но особенно привлекательно оно в тот час, когда солнце, открывая новый день, готовится появиться из-за горизонта. Там, где сходятся две стихии и появляется узкая светлая полоса, расширяясь всё больше и больше, она окрашивает небо и облака в золотистый цвет различ-ных оттенков, отбрасывая на море сверкающие блики и предваряя восход самого светила.
Именно таким морем и любовалась Элин в час рассве-та, сидя на огромном обломке скалы, отшлифованном вол-нами и поросшем водорослями. Общение со своими друзь-ями, большинство из которых были моряками, наложило свой отпечаток на ее привычки: любуясь морской гладью, она на время забывала всё свои печали и заботы.
Опустив в воду босые ноги, Элин с легкой улыбкой на устах задумчиво взирала на прекрасный вид, открывавший-ся ей. Ирландка выбирала тот предрассветный час, когда всё население колонии погружалось в сон, и прибегала сю-да или в лес, где Кинг учил ее метать нож. В распоряжении девушки был лишь краткий час, но иногда она позволяла себе пожертвовать этим часом ради отдыха души.
Неделю назад Элин узнала, что побег откладывается, и с тех пор ходила сама не своя, чаще злилась, реже обща-лась с другими: отчаяние медленно подбиралось к ней, а это было очень опасно.
Неожиданно ирландка почувствовала, что кто-то смот-рит на нее сзади. Надсмотрщик сразу бы хлестнул бичом, значит, это кто-то другой. Она быстро обернулась и увиде-ла человека стоявшего на два-три шага выше нее. Не скры-ваясь, он смотрел на ирландку.
Элин быстро вскочила на ноги.
Кто ты?
Сверху донесся знакомый голос:
Свой!
Элин облегченно вздохнула:
– Кинг! Как ты напугал меня! Ходишь, словно тень.
Кинг спрыгнул на камень – на нем было достаточно места. На ирландце не было рубашки, он был бос. Порой, как сегодня, ему удавалось выспаться днем, и тогда он не-заметно уходил из барака, чтобы потренировать Элин или просто, чтобы поразмышлять на морском берегу.
Таких, как ты, напугать трудно.
Почему?
Не каждая отважится выйти к морю одна…
Неужели?
Да еще и ночью.
Не привыкать!
Охотно верю!
Что тебе еще остается делать?
Кинг присел на валун.
Тебя тот больше не трогает?
Элин опустила голову, внимательно изучая гладкую по-верхность камня: она понимала, о чем спрашивал Сэлвор. Два дня назад она пришла к баракам, чтобы передать бин-ты от Стэрджа. От внимательного взора Кинга не укрылись ни покрасневшее лицо, ни нервозность в движениях жен-щины, ни то, что она старалась побыстрее уйти. Сначала Элин отказывалась говорить, но Кинг был настойчив и в конце концов ирландка рассказала, что на рабочем дворе один из негров – телохранитель губернатора – пытался из-насиловать ее и нанес ей несколько сильных ударов кула-ком. Элин сумела извернуться и огреть негра поленом, а потом убежала. Выслушав сбивчивый рассказ ирландки, Кинг задал ей несколько вопросов, как мог, успокоил, ве-лел возвращаться и ни о чем не беспокоиться. На следую-щий день Элин увидела своего обидчика, еле передвигав-шего ноги, с избитым в кровь лицом, совершенно заплыв-шим правым глазом, а негритянка Нинба рассказала бело-кожей подруге, что его нашли у бараков рабов без сознания. Несмотря на меры, принятые губернатором это происшествие, осталось нераскрытым.
Что же молчишь?
Она посмотрела в глаза ирландца.
Кинг, ведь ты парень честный и откровенный.
Так говорят!
Значит, не станешь лгать?
Пока не собираюсь.
Я без шуток разговариваю!
И я серьезно.
Ответь мне на один вопрос.
Спрашивай!
Почему ты всегда рядом со мной?
Чтобы тебе было легче жить.
Опять смеешься?!
Кинг усмехнулся, но говорил уже без юмора.
А ты не заметила в этой шутке доли истины? Ты по-могла Майкилу, когда ему было плохо, сейчас стараешься оказывать нам поддержку всем, чем можешь. Так почему я и мои товарищи не можем помочь тебе? Долг дружбы мне хорошо известен, на море этому учишься быстро.
Отвернувшись, Элин ничего не говорила. Так она долго стояла, глядя вдаль, и молчала. Молчал и Кинг, но по дру-гой причине: он не хотел мешать ирландке в тот момент, когда человек собирается с мыслями, обдумывая те слова, которые он хочет или должен произнести.
Ты и другие ребята, – медленно говорила Элин, – по-могли мне в трудную минуту, там, в трюме, делили хлеб и воду. Здесь Стэрдж постоянно справляется о моем здоро-вье, ты корзинку сплел, Майкил гребень подарил.
Кинг присвистнул, не скрывая удивления.
Ну?
Вместо ответа Элин вынула из-под нестираной рубашки гребень, изготовленный из панциря черепахи, протянула ирландцу. Тот взял его, покрутил в руках, рассматривая, расчесал свою шевелюру и вернул ей.
Неплохой. Интересно, где он его стащил?
Элин спрятала гребень, отбросила за спину спутанные пряди длинных волос и продолжала:
Почему вы всё так заботитесь обо мне? Потому, что я приплыла сюда вместе с вами? Или потому, что я сестра человека, сражавшегося под знаменами Якова? Но ведь я не имею никакого отношения к тем идеям, за которые погиб брат!
А я имею? – спросил Кинг. – Я попал сюда только по-тому, что поддался естественному порыву и не отказался помочь другу. Так что, можно сказать, мы оказались здесь по одной причине.
Но ведь вы не знаете, кем я была до этого, – почти прокричала Элин. Она опустила глаза и уже тише добавила: – Вы меня должны презирать. Ты… Майкил… Огл – все!
Ирландка вновь замолчала и отвернулась – чувствова-лось, что она не может решиться сказать что-то очень важ-ное для нее.
Кинг решил помочь ей облегчить душу.
Продолжай, красотка, если не решишься сказать сра-зу, то, возможно, что потом говорить будет опасно.
Сэлвор правильно понял Элин. Ей необходимо выска-зать то, что она была уже не в силах держать внутри себя. Ирландка боялась этого, но и не могла молчать об этом. Кинг не торопил её: богатый жизненный опыт подсказывал бывшему моряку, что если Элин сама начала этот разго-вор, то сама должна и вести его.
Море плескалось о старый камень, Кинг по старой при-вычке невольно прислушивался к этой старой и вечной песне океана, и поэтому так неожиданно для него прозву-чали слова ирландки.
Я была уличной девкой.
Скажи Элин, что она совершала дела гораздо хуже, Кинг и тогда не пошевельнулся бы, как и сейчас. Он не ска-зал ни слова, не сделал ни одного движения и на его лице не отразилось никакое чувство. Он сидел так же, как и до этого, безмолвный и, как казалось Элин, безучастный ко всему вокруг. Но вот он поднял опущенную голову и мед-ленно, но внятно произнес:
Жизнь…
Это слово оказалось каким-то магическим – замерев-шая, как статуя, женщина всем корпусом повернулась к Сэлвору и удивленно смотрела на него, не понимая, что он хотел сказать этим словом. После своего признания она ожидала всего: криков, упреков, грязной ругани, – словом, чего угодно, но только не этого молчания, которое, каза-лось, ничего не значило. Она плохо знала Кинга и поэтому не могла понять ирландца.
Я не могла больше молчать.
Ты сама начала этот разговор, – всё так же спокойно и безразлично сказал Кинг.
По-твоему я должна была отплатить черной неблаго-дарностью? – воскликнула Элин.
Почему? – быстро спросил Кинг.
Она не ответила и вновь воцарилась тишина, преры-ваемая лишь плеском морской воды.
Таких, как я, презирали. Мы были тряпками – смазли-выми и удобными, – вытер ноги и пошел. И хоть я и зани-малась этим всякий раз, когда снова приходилось… это… я сжимала зубы и отворачивала лицо и потому была не осо-бенно популярна. Но на это я жила, это был мой хлеб.
Элин с трудом выдавила из себя эти слова и закрыла лицо руками – краска стыда заливала его при этих воспо-минаниях. Кинг тоже молчал, ему не были нужны еще какие-то объяснения, но он размышлял над тем, что услышал. Он понимал, что это признание далось Элин нелегко, немало, наверное, мучилась она, прежде чем решилась рассказать о своем прошлом, ведь ее считали чистой, и Кинг не мог поручиться, что после этого ее друзья захотят иметь с ней дело: проституток всегда считали ненадежными людьми. Однако Сэлвор понимал и другое: Элин нашла в себе силы признаться в своем нелицеприятном прошлом, прекрасно сознавая возможные последствия, а это немало говорило ирландцу с меченым лицом, свободному от многих предубеждений своего времени.
Когда мне исполнилось восемнадцать, я попал в бан-дитский притон, где научился уголовному ремеслу. Днем шлялся по городу, кутил или отсыпался, а вечером выходил промышлять чужим добром – исключительно у богачей, ненавидел их! «Фараоны» меня знали хорошо, я не раз проверял у них цвет крови. Как-то вырвался из их лап, и перевязывала меня одна красивая, хорошая девчонка. Я страшно ругался, проклинал всё на свете, жаждал новой встречи с ними. А она слушала меня и вдруг говорит: «А зачем тебе их кровь?» Я даже остолбенел от удивления! А она – мне: «Ты убиваешь всегда, не разбирая, кого и зачем, но разве это необходимо?» Я обозлился и послал ее подальше, но слова эти глубоко запали в меня. Стал чаще думать над тем, что делаю, как живу. Вскоре мне начали удивляться, говорить, что я очень сильно изменился, даже спрашивали, не собираюсь ли я стать джентльменом. С той девчонкой я очень сошелся, чуть не влюбился в нее. Добрая была, детей любила, а смеялась так заразительно, что я не выдерживал и, как бы ни был хмур, тоже улыбал-ся. Кажется, на свете не было ничего такого, что я не мог сделать для нее, а была такой же блудницей, как и ты!
Элин удивленно смотрела на Сэлвора, что впрочем не ослабило ее интерес к рассказу Кинга. Она еще не знала, что скажет или сделает ирландец, но каким-то внутренним чутьем, женщина догадывалась, что не ошиблась, дове-рившись именно ему.
Кинг поднялся с холодного камня и обнял ее за плечи. Сэлвор больше привык угощать разный сброд своими кула-ками, чем ласкать женщин, поэтому это движение у него получилось неловким, причинившим ирландке несильную боль, но она не заметила: с надеждой и верой смотрела в честные карие глаза земляка.
Не очень важно, какой ты была вчера, гораздо важ-нее, какая ты сейчас.
Элиа смотрела в лицо Кинга пристально и неотрывно, словно пытаясь понять мысли Сэлвора. Горький опыт ее прошлой жизни научил женщину осторожности и недоверчивости, но напрасно было бы искать в глазах ирландца хоть намек на ложь. Этот моряк с изуродованным лицом умел лгать, но не любил делать это, предпочитая искренность – ирландка знала это. всё время она чувствовала, что Кинг именно тот человек, которому можно довериться и открыть свою душу. Она пережила немало позора и горя, никто в жизни не говорил ей слов, которые могли поддержать в трудную минуту. И вот теперь она услышала их от человека, который от пережитого им в этой жизни должен был забыть их.
Элин немного ошибалась. Кинг забыл слово «любовь», он почти не был способен на нежность: жизнь придавила ростки этих прекрасных чувств. Но Сэлвор умел ценить и понимать в людях верность, надежность. Он не сомневался в своем отношении к ирландке: для него женщина осталась прежней подругой по несчастью.
Ирландка положила свои руки на плечи Кинга и внезап-но прижалась лицом к его мускулистой, поросшей темными волосами, груди. Сэлвор почувствовал, как дрожит исху-давшее тело женщины, и теплые капли увлажнили его кожу.
Не надо плакать, девочка. Ребята поймут, уверен, будет нужно – я поручусь, и мы никогда не попрекнем тебя твоим прошлым: не с такими людьми ты связалась, – успо-каивающее, но убедительно произнес Кинг.
Да, конечно. – Элин смотрела в лицо Сэлвора, крас-ными от слез, но полными счастья глазами. – Я верю тебе, как ты поверил мне.
Кинг усмехнулся.
Скажи ты мне всё это тогда, когда я совершенно не знал, и я бы отнесся к тебе так же, как и к любой проститут-ке. Но уже достаточно хорошо знаю тебя и понимаю, что на этот путь тебя толкнула нужда.
Элин кивнула головой.
Да, это так, но как ты узнал, вернее, понял?
Я говорил тебе о притоне, надеюсь, ты не решила, что я занимался этим из склонности к грабежу и насилию. Умирать от голода, только не пачкать руки и совесть, – это не по мне, да и другая причина была. Но вместе с тем я прошел хорошую школу, я понял многое в характерах и судьбах людей и научился видеть в пепле алмаз.
Сколько я отправил на небо грешных и невинных душ, столько раз то же пытались сделать со мной! Эх, да что вспоминать!
Кинг вновь опустился на камень, набрав полные легкие воздуха, он на несколько секунд задержал дыхание, затем шумно выдохнул, говоря:
Хорошо! Даже душе приятно стало!
Когда меня сцапали в первый раз, то отправили на га-леры. По молодости дали пятнадцать лет, а я отбыл пятна-дцать дней. Потом всё пошло вперемежку: корабли, тюрь-мы, бои, бандитизм. Кончилось всё тем, что я встретился с Джоном Скарроу и он привел меня на барк «Отаго». Был я неплохим матросом, да вот черт попутал связаться с Май-килом, и я оказался здесь.
Ирландка присела рядом и некоторое время они вгля-дывались в светлеющую даль.
А у меня была семья, теперь я одна, – медленно и тихо сказала Элин. – Отец умер, когда я была маленькой, и не помню его. Брата забрали: он пастору череп разбил. Я осталась с мамой, но вскоре она слегла и уже не встала. Я пошла блудовать. Подворовывала. Меня посадили, слу-чайно бежала. Наткнулась на части Якова и там нашла брата, только день его и видела.
Да-а-а! – протянул Кинг. – Жизнь – парусник в про-шве. Ошибешься – разнесет в щепу, найдешь правильный путь – выйдешь без помех. И назад не повернешь – только вперед!
Корабль! – тихо воскликнула Элин.
Да, корабль, – задумчиво повторил Кинг. Осознав сказанное Элин, Сэлвор вскинул голову: – Где?
Там!
Исхудавшая рука Элин чуть дрожа показывала в мор-скую даль, где в свете наступающего дня под всеми пару-сами, величественно приближался корабль.
Кинг мгновенно оказался на ногах. Некоторое время он смотрел на парусник и вдруг, словно опомнившись, схва-тил ее за руку так, что ирландка вздрогнула и удивленно посмотрела на него.
Элин, – быстро заговорил Сэлвор, – немедленно воз-вращайся, ты должна быть на месте, когда губернатор по-лучит известие об этом корабле. Мне нужно знать о нем все: чей, откуда, зачем, надолго ли, в общем, все, понима-ешь? Беги!
Собеседница Кинга была сообразительной женщиной. Понимая, что сейчас не время расспрашивать, что и как, она выбралась на берег и стремглав бросилась к дому гу-бернатора.
Кинг ненадолго оставался на месте. Но прежде чем уй-ти, он снова бросил взгляд в сторону медленно шедшего фрегата. Неизвестно, что таилось в этой, отчаянно дерзкой голове, но, выражая мысли ирландца, на его губах играла злорадно-довольная ухмылка.
Когда солнце поднялось довольно высоко над благо-датной тропической землей, фрегат с развевающимся Юнион-Джеком салютовал форту, окутывая борта клубами порохового дыма.
Для губернатора Багам день начался с приятного сюр-приза. В порту Нассау бросил якорь один из лучших фрега-тов британского флота под командованием капитана перво-го ранга Герберта Чарникса, отличившегося в этой войне. Губернатор не преминул воспользоваться случаем и устро-ил в честь неожиданных гостей званый ужин.
В этот день царило необычное оживление. Приход тако-го крупного боевого корабля – большое событие на остро-вах, и поэтому вся знать колониального центра приняла приглашение губернатора. Мужчины и женщины зрелого возраста за столом вели неспешный разговор о политике и новостях Старого Света. Молодежь говорила меньше, но взгляды, полные надежд и обещаний, бросаемые пригожи-ми юными офицерами английского флота, покрывали лица представительниц прекрасной половины человечества лег-кой краской смущения, и они стыдливо опускали глазки.
Губернатор салфеткой вытер толстые губы и спросил капитана:
Очевидно, сэр, ваш корабль недавно вошел в строй славного и непобедимого британского флота?
Да, это плавание – первое для корабля, – ответил Чарникс.
Господа! – торжественно произнес губернатор, вста-вая, и всё последовали его примеру. – Я хочу выпить этот бокал до дна за счастливую звезду этого корабля. Пусть всегда летит он по волнам, словно птица, устрашая врагов короны и во славу и величие Англии!..
Нет смысла пересказывать весь тост губернатора: он был так же богат, как пища его рабов, отличавшаяся отмен-ным однообразием и скудностью. У Джозианы слог ее отца вызвал усталый вздох и едва заметную ироническую ус-мешку. Чуть отпив вина, она поставила бокал на стол и се-ла. Заметив это, молодой офицер, сидевший рядом, накло-нился к ней и, улыбнувшись во весь рот, произнес:
Судя по вашему бокалу, вы не очень охотно желаете нам удачи.
Джозиана немедленно повернулась к нему, с самым серьезным лицом и тревожными нотками в голосе спроси-ла:
А вы из королевской полиции?
Рядом с Джозианой послышался приглушенный смех: пряча улыбку, Элла Моро приложила к губам салфетку. Опешивший английский офицер едва сумел справиться со своей растерянностью и с самым глупым видом произнес:
Нет, я из другого места.
Вот как! – разочарованно сказала Джозиана и, как ни в чем не бывало, отвернулась к подруге, оставив офицера в полном недоумении.
Губернатор продолжал разговаривать с капитаном и по-этому не заметил выходки дочери, занятый куда более важным делом.
Судя по тому виду, с которым ваш корабль оказал честь, бросив якорь в нашем порту, вы выдержали нелегкий бой. Думаю, нет – уверен, что вы в нем одержали победу.
Да, нам удалось потопить крупный французский ко-рабль, – самодовольно улыбнувшись, сказал капитан.
Неужели? Рад поздравить вас!
Говоря честно, мне неудобно принимать ваши по-здравления, – говорил капитан. – Мы разделались с ним так же, как я с этой аппетитной куриной ножкой – можно ска-зать, пустяк.
Джозиана наклонилась к ушку подруги.
Хорош пустяк! Они еще не поставили корабль другим бортом и не сняли раненых и убитых, которых там предос-таточно. Мечтаю посмотреть, как его разукрасили.
Откуда ты это знаешь?
Рыбаки видели и рассказывали, а кухарка Нимба слышала.
Ужин продолжался. Губернатор был очень рад неожи-данному визиту, а английские офицеры были непрочь после долгого плавания отдохнуть в кругу местного благород-ного общества.
После очередного тоста капитан Чарникс неожиданно вздохнул и произнес:
Я рад отметить, сэр, что под вашим умелым руково-дством эта колония великой Британии процветает и мне очень жаль, что время ограничивает наше пребывание в это благодатном краю.
Губернатор Стэйз был очень удивлен этими словами.
В чем дело, капитан? Я и не думал выгонять ваш ко-рабль.
Я не сомневаюсь в искренности ваших слов, ваше превосходительство, но, к моему сожалению, время торо-пит нас. Мы держим курс к берегам родной Англии, и я намерен продолжить путь, как только будет закончен ре-монт корабля.
Все, что потребуется вам для этого, я предоставлю незамедлительно.
Весьма признателен и у меня будет одна просьба.
Хоть тысячу, дорогой капитан!
На борту фрегата имеется небольшое количество ра-неных, которых я хотел бы временно разместить на берегу.
Конечно, конечно! Я сегодня же пришлю к вам врача, а завтра будут приготовлены соответствующие помещения.
Вы сама любезность, господин губернатор!
Всегда к вашим услугам!
Когда приглашенные расходились, Элла Моро улучила минуту и, приблизившись к Джозиане, шепнула:
Они пробудут здесь не меньше месяца.
Дочь губернатора непонимающе посмотрела на подру-гу.
Что ты хочешь сказать этими словами?
Ничего особенного, просто удобный случай для твое-го приятеля.
Джозиана слегка улыбнулась. Из доверительных рас-сказов подруги Элла знала о встречах молодой англичанки и меченого ирландца. Джозиана объясняла это тем, что ее влечет натура человека, необычная, твердая, упрямая. С каждой встречей Кинг Сэлвор заинтересовывал Джозиану Стейз всё больше и больше.
Элла с интересом слушала рассказы подруги и считала, что это новое развлечение дочери губернатора. Она не могла знать, что Джозиана с нетерпением ждала подходящего случая, который позволил бы ей под благовидным предлогом общаться с рабом ее отца. Ей всякий раз хотелось продлить эти встречи, хотя она и старалась убедить себя, что не ищет их. Однако каждый раз расставание этих людей затягивалось всё больше и больше, и Джозиана невольно ловила себя на мысли, что она готова молиться, чтобы только поскорее подвернулся подходящий случай. Это совсем не было похоже на временное увлечение, здесь было что-то другое, но что? Джозиана не могла ответить на этот вопрос – она хотела этого и боялась одновременно.
Нет, Элла, – произнесла Джозиана, – Кинг, безуслов-но, смелый человек, но на такое дело, как захват боевого корабля, он не пойдет. Конечно, он нагл, любит и умеет рисковать, но он не безумец.
Джозиана ошибалась – и очень сильно. Видя в Кинге смелого человека, любящего риск, девушка не заметила, что любой рискованный шаг меченого ирландца был обду-ман и, насколько это возможно, рассчитан. Ирландец рис-ковал лишь тогда, когда цель и поставленная задача оп-равдывали этот риск и в этом лишний раз убедились рабы, собравшиеся в лачуге Питера Стэрджа. Это был единст-венный случай, когда дом доктора стал местом схода тех, в чьих умах зрела мысль о свободе. Днем Майкил и Кинг оповестили всех о месте сбора и времени, и поздним ве-чером при тусклом мерцании свечи в домик проникли семь человек, связанные одной тайной и скрепленные единой целью. За шатким столом сидели Джон и Элин. У стены разместились Нэд и Огл, Питер стоял у затянутого бычьим пузырем окна, Майкил находился у двери, а Кинг, пришедший последним, недолго думая, опустился на пол.
Сэлвор сообщил все, что знал о пришедшем корабле, обобщив сведения, полученные им от Элин и Питера, а также собственные наблюдения.
Новейший сорокадвухпушечный фрегат «Георг» воз-вращается из первого дальнего плавания. В бою был силь-но поврежден, и здесь будет стоять один – два месяца. В команде около трехсот человек, более семидесяти ране-ных. В избытке холодное и огнестрельное оружие и боевые припасы.
Шестеро молча выслушали сообщение.
Идиотизм! – произнес Стэрдж, догадавшийся о планах Кинга, и тот понял это.
Усмехнувшись, ирландец сказал:
Не веришь?
Ты хоть иногда думаешь головой?
А где же по-твоему у меня мозги?
В том месте, которое сейчас держит тебя на земле!
Ошибаешься, Питер, серьезно ошибаешься!
Не замечаю за собой такой ошибки.
Приглядись – увидишь!
А, что я, слепой?
По-моему, да!
Хватит вам препираться, – внезапно сказал Джон. – Ты, Питер, не умничай, а ты, Кинг, объясни, что ты хочешь…
Бежать он хочет! – сказал Стэрдж.
А мы не хотим? – спросил Скарроу.
Но ведь не на лодке! – сказал Питер.
На корабле? – съязвил Джон.
На фрегате! – выпалил доктор.
После таких слов наступила гробовая тишина. Когда Кинг заявил, что для побега им потребуется уже не лодка, а судно, все причастные к этому делу вынуждены были со-гласиться – обстоятельства складывались так, что другого выхода не было. Но брать фрегат?.. Кинг кивком головы подтвердил вывод Питера и этим движением словно развя-зал языки присутствующим. всё высказывались против дерзкого замысла, приводя самые разнообразные и веские доводы.
Нападать сейчас на хорошо вооруженный фрегат – идиотизм!
Их триста, а нас семеро. Ну и кто кого?
Как мы подберемся к нему – он же в порту, на виду у всех!
У нас нет оружия, а с голыми руками я не полезу на пушки.
Чуть начнем, сбегутся псы Стейза и всем закажут петли.
Что мы говорим! Да губернатор нас и на нюх не пус-тит!
Кинг сидел, спокойно и невозмутимо выслушивая все, что ему говорили. Дождавшись того момента, когда его друзья высказались, он начал говорить сам.
Вы навешали на меня столько грехов, что мне даже неудобно становится. Ну не человек, а дьявол во плоти! И теперь дожидаетесь моей исповеди, но я не Мария Магда-лина, чтобы каяться, а Кинг Сэлвор, и буду отвечать. – Он поднялся на ноги, поочередно подходя или поворачиваясь к тому или иному соучастнику по мере своих ответов. – Ты, Питер, орешь: напасть, идиотизм! Да, я и теперь говорю, что необходимо нападение, но я никогда не говорил, что это надо делать сейчас. Для нападения нужен удобный мо-мент, которого пока нет.
Тебе, красавица, я никогда не говорил, что фрегат будем брать всемером. Я, конечно, люблю риск и не из породы трусов, но не идиот, если вы успели это заметить. В порту фрегат будет стоять не вечно, Огл, я это знаю по опыту, для мелких работ корабль выведут на рейд. Взять у причалов несколько корыт не составит особого труда, а ты за месяц сумеешь изготовить хоть полсотни ножей – это уже оружие, и умелые руки смогут воспользоваться им очень хорошо.
В море, Нэд, даже если мы будем очень шуметь, псам губернатора будет очень затруднительно достать нас. Кстати, в порт нас пустят с большим удовольствием.
Не ухмыляйся, Джон, Элин собственными ушками слы-шала, как губернатор обещал капитану Чарниксу прислать всех, кто знает морское или корабельное дело, а также лю-дей для других работ.
Вот и все. Теперь, когда вы будете размышлять своими куриными мозгами, учтите, что подходящее судно можно ожидать бог знает сколько. И самое главное: захватывая любое судно, мы неизбежно потеряем от трети до половины нападающих, значит, потребуется немало людей, а фрегат – шанс для сторонников Якова, находящихся на острове.
Кинг мастерски выстроил доводы и изложил их с такой легкостью и непринужденностью, что смутил каторжан сво-ей уверенностью, чего, собственно, Сэлвор и добивался, взвесив всё «за» и «против». Последний довод он не считал главным, но всё же привел и его, стремясь помочь вы-рваться тем, с кем оказался связанным капризной госпожой Судьбой.
Первым заговорил Джон.
В боксе это называется удар ниже пояса. (Джон был заядлым любителем этой народной забавы и не раз прини-мал в ней участие). Ты не оставляешь нам выбора.
О каком выборе ты ведешь речь, Джон, разве он есть? – спросил Кинг. – Я рассчитывал на старую каракку, но она налетела на риф и сильно повредила днище.
Джон молча кивнул головой.
Давай попробуем, может быть, что-нибудь и получит-ся, а если нет, то всё равно – лучше умереть свободным человеком, чем жалким рабом.
Правильно, Джон! – поддержала Скарроу Элин. – Нам всё равно умирать, тогда какая разница, где это слу-чится: на фрегате хотя бы есть шанс вырваться отсюда. Да и будет нас с полсотни, а это – сила.
Это будет по шесть на одного, – холодно, расчетли-вым тоном заметил Питер.
Да будь у меня в руках огрызок железа длиной в не-сколько дюймов, я один брошусь на сотню! – горячо вос-кликнул Майкил.
Не ори! – сердито бросил ему Кинг. – Здесь не глу-хие!
Вообще-то, если Кинг сумеет доставить меня на фре-гат, я не откажусь от удовольствия поиграть ножичками, – произнес Огл. – Слегка толкнув Нэда в спину, он спросил: – А как думаете вы, мистер Галлоуэй?
Я, как травинка, – ответил молотобоец, – куда подует ветер, туда и гнусь.
Оставался только Стэрдж, в котором шла упорная борьба: Питер хотел вырваться на свободу, он страстно желал ее, но в то же время был не прочь получить некото-рые гарантии успеха. Питер подошел к столу, снял со свечи нагар и повернул лицо к Сэлвору.
– А ты не думаешь, что говорить о захвате корабля слишком рано.
По тону Кинг понял состояние Питера.
Согласись, что мы ничего не знаем о фрегате, и как же брать его? Как устроен корабль? Я знаю, ты скажешь, что служил на флоте и ходил на таких кораблях, но ведь когда речь идет не только о наших жизнях, я считаю, мы не можем действовать наугад, нам неизвестно ничего именно об этом фрегате: где расположены помещения для хране-ния оружия и боевых припасов? А команда фрегата? Чем займется она во время ремонта, где разместится? Этого, равно как и многого другого, мы не знаем, а без этих сведе-ний, думаю, нельзя серьезно говорить о захвате.
Кинг мог привести немало примеров из области военно-го судостроения, рассказать об общих принципах по-стройки боевых кораблей, но решил не настаивать и со-гласился с доводами Стэрджа.
Хорошо, Питер. Я предлагаю воспользоваться лю-безностью господина губернатора и не отказываться от ра-бот по ремонту корабля, а наоборот, принять в нем дея-тельное участие и добросовестно потрудиться. Ведь надо же помочь нашим братьям во Христе!
Собравшиеся негромко рассмеялись.
Джон сказал:
Но, в главном, Питер всё же прав говорить о захвате корабля еще очень рано.
Кинг посмотрел на Скарроу так, как может смотреть че-ловек, твердо уверенный в своем решении, и произнес, четко выговаривая каждое слово:
Не рано, Джон, надо готовиться к захвату фрегата.
Ну, хорошо, Кинг, – неожиданно сказал Стэрдж, ре-шивший привести последний довод. – Допустим, момент, оружие есть, но люди? Не думай, что вся уголовная шваль пойдет с нами, пример Нэда не станет заразительным, а наших сотоварищей по общему несчастью осталось немно-го. Сюда прибыло больше сотни, но уже через четыре ме-сяца нас стало немногим больше девяноста. Теперь, спустя десять месяцев, нас осталось всего лишь семьдесят.
Кинг это хорошо знал. Знал, что рабы умирают каждый месяц от непосильного труда, непривычного климата, бо-лезней, издевательств надсмотрщиков. Выдерживали лишь крепкие телом, но и их участь была предрешена, требова-лось лишь время.
Ирландец медленно обвел своих сообщников глазами и произнес:
Тот пойдет со мной, кто захочет дышать чистым воз-духом свободы, а не рабской гнилью.
Давно уже луна заливала мертвенно-бледным светом зеленеющие земли и темную воду моря, когда тихо отво-рилась дверь лачуги Питера Стэрджа и несколько человеческих фигур, выскользнув наружу, растворились в темноте.
На следующий день около сорока рабов под усилен-ным конвоем были направлены в порт для оказания помо-щи в ремонте фрегата. Среди них были и те, кто принял дерзкий план Кинга Сэлвора.
С утра и до позднего вечера рабы и матросы не уходи-ли с корабля, ремонтируя его. Повреждения не были осо-бенно опасны, но их обилие прибавляло работы. Посвя-щенные в планы ирландца заговорщики тщательно изучали корабль, а потом, собравшись, вместе составляли подроб-ный план корабля, не упуская ни одной детали. Четыре больших листа, тайно унесенные ирландкой из дома губер-натора, с каждым днем заполнялись новыми штрихами, на-носимыми синей краской, украденной Нэдом, воссоздавая внутренности фрегата. всё свои приготовления они держа-ли в строгой тайне, не доверяя даже бывшим солдатам Якова. До срока всё делали лишь семеро, пряча свои сек-реты в домике Питера Стэрджа. Воздушные планы Кинга обретали реальную плоть и явь, и всё меньше и меньше оставалось сомнений в осуществлении задуманного.
На месте ремонта вместе с Элин, привозившей еду, не-редко появлялся и доктор. Под различными предлогами он передавал своим друзьям сведения о команде фрегата и планах капитана Чарникса. Ремонт и подготовка к захвату шли полным ходом, близилось время именно того момента, о котором говорил Сэлвор и который всё соучастники заго-вора ждали с нетерпением.
Несостоявшаяся расправа
В
длинной галерее человеческих характеров можно найти немало примеров поразительной стойкости, силы духа, ясности ума. Нередко такие люди жертвовали жизнью самых близких людей и оставались верными себе даже перед лицом мученической смерти. Их имена окружались ореолом славы и всяческим уважением. Но часто таким людям сопутствовал какой-либо крупный недостаток, очень мешавший им, и порой это был неукротимый гнев.
Кинг не считал себя героем, но гневливость была свой-ственна и ему. Это хорошо знали Джон Скарроу и Майкил Свирт. Наряду с этим он был известен своим отменным хладнокровием, хотя стоило кому-нибудь тронуть чувстви-тельную струнку в душе Сэлвора и содеявший это сильно сожалел о своем необдуманном решении. Кинга было трудно вывести из себя, но если это удавалось сделать, то гнев его не знал границ. На барке «Отаго» помнили о том моряке, который вздумал неосторожно насмехаться над портретом, хранившимся у ирландца, и отпустившем по этому поводу ряд непристойностей. Он сошел на берег с переломанной рукой и без двух зубов. Этот недостаток ед-ва не сыграл трагическую роль в жизни Сэлвора.
В тот день, когда это произошло, ничто не грозило по-добным исходом. Рано утром, как всегда, солдаты привели рабов, прибывших с выданным им инструментом и размес-тившихся у борта фрегата. Ровно в семь горн своими хрип-лыми звуками поднял матросов. Быстро собравшись на молитву, они начали пение псалма, который был немед-ленно подхвачен охраной. Ожидавшие рабы являлись сплошь католиками и поэтому не только не стали петь протестантский псалом, но и затянули свой, католический. С тех пор как Англия примкнула к движению Лютера, для ирландцев вера предков стала знаменем и символом борьбы с захватчиками, под флагом римской церкви они шли в многочисленные схватки за свободу и независи-мость.
После завтрака матросы и рабы приступили к работе. Следует отметить, что английские моряки доверяли рабам: те трудились хорошо, на совесть, иначе веревка, обещан-ная губернатором и капитаном, могла быстро стать реаль-ностью. За работой незаметно летело время, и вскоре на-ступил час обеда. Как обычно, обед привезла Элин на не-большой повозке. Рабы подходили к ней, брали в чашки по несколько горстей риса и куску соленой рыбы, а также пор-цию воды, и устраивались в удобном месте, чтобы утолить голод и полчаса отдохнуть. Немного позже Джон Скарроу увидел идущего к ним Питера Стэрджа, которого охрана пропустила без препятствий: солдаты хорошо знали врача и то зачем он появился здесь. Питер не спеша проследовал к тому месту, где сидел Свирт, поздоровался с ним и си-девшим рядом Кингом и принялся за обследование недав-ней раны на руке Майкила. Внезапно он произнес, словно не обращаясь ни к кому:
Ты был прав, для мелких работ они выйдут на рейд.
Услышав эти слова, Майкил не удивился, зная, кому предназначается эта фраза, так же, как и то, что его рана не была настолько серьезной, чтобы требовать к себе при-стального внимания.
Кинг незамедлительно улыбнулся – приятно сознавать, что ты прав.
Это будет дней через десять – пятнадцать, – небреж-но сказал он, и чуть не подавился рыбой, услышав, как врач назвал точную дату выхода корабля на рейд, а затем и в море.
Сэлвор поморщился – он не испытывал к Питеру завис-ти, но слишком часто за Стэрджем оставалось последнее слово. Проглотив сообщение, как горькую пилюлю, он спросил: – Откуда ты знаешь об этом?
Капитан сам говорил Стейзу.
Хм! Это что, своеобразный подарочек?
Кому? Губернатору?
Его дочери. Выход в море назначается на следующий день после ее дня рождения.
Интересно, – сказал Майкил.
Доедай! – бросил Кинг, а сам подумал, что следует поразмыслить над фактом и попытаться извлечь из него выгоду.
Время, отведенное на обед, закончилось. Раздалась команда, и рабы, нехотя поднявшись, медленно направи-лись на корабль, оставляя посуду возле повозки, где ее собирала, Элин. Она уложила почти все, когда возле нее остановился английский матрос. По его виду можно было с уверенностью сказать, что он основательно накачался спиртным. Свиные глазки на заплывшей роже – иначе не-возможно назвать эти подобие лица – были широко рас-крыты и недвижно смотрели на молодую ирландку, а тол-стые губы расплывались в самодовольной улыбке. Элин с удовольствием плюнула бы в эту физиономию – в другом месте и в другое время. Сейчас она могла лишь смерить англичанина презрительным взглядом и отвернуться. Но едва она нагнулась, чтобы поднять лежавшие на земле чашки, как почувствовала похотливое прикосновение муж-ских рук к своим ягодицам. Вся вспыхнув, Элин выпрями-лась, дрожа от гнева, и повернулась к матросу. Тот, очень довольный своей выходкой, произнес:
Что уставилась? Может, хочешь, чтобы я поцеловал тебя?
И тут же, не дожидаясь ответа, под крики и улюлюканье матросов фрегата он попытался обнять ее, но она отчаян-но противилась. Отбиваясь, нащупала чашки, лежавшие на повозке, и одной из них так хватила его по голове, что чаш-ка разлетелась на части. Ошеломленный таким приемом и немного протрезвевший матрос отпустил Элин, а рабы сдержанно улыбнулись: открыто показывать удовлетворе-ние было небезопасно.
Такой ответ привел в бешенство английского матроса. Ударом кулака в лицо он опрокинул жертву навзничь, а за-тем схватил толстый прут, валявшийся поблизости, и наот-машь стеганул им. Ирландка вскрикнула: на ее щеке зар-делся багровый отпечаток гибкого дерева. Еще взмах – и прут прошелся по голому предплечью женской руки, вытя-нутой для защиты.
Удары сыпались один за другим, вызывая смех и крики солдат и матросов. Элин старалась уворачиваться от без-жалостного прута, но пьяный негодяй не отставал. Он не прекратил истязания и, когда Элин попыталась встать и вновь упала, нанес ей удар в живот и с удвоенной яростью принялся хлестать и топтать почти недвижимую, полуза-дохнувшуюся ирландку, беспомощно валявшуюся в пыли.
Кинг наблюдал за этой сценой с того момента, как гли-няная чашка разлетелась на голове англичанина. Он видел, как избивают женщину, но не бросился на помощь, не всту-пился. Сэлвор заметил, как к ней рванулся Свирт, но его остановил Скарроу, молча показавший в сторону охраны. Солдаты, видимо, оценили настроение рабов и взяли муш-кеты наизготовку. Щелканье курков мгновенно остудило благородный гнев католиков – первый, кто осмелится по-мочь ирландке, будет убит. А истязание продолжалось. Беспомощная женщина могла лишь кричать и эти крики бо-лью отдавались в сердцах осужденных. Зажав уши, отвер-нулся Майкил, проливая слезы, с багровым от злости ли-цом стоял, сжав кулаки и зубы. Сам Кинг чувствовал, как гнев и ненависть, словно два адских меха, раздувают огонь в его груди. Он попытался унять дергающуюся щеку, но его усилия были напрасны, он хотел не слышать отчаянные крики, но совесть запрещала ему сделать это. Мускулы его напряглись, кровью налились глаза, терпение ирландца быстро истощалось, а вместе с ним исчезало и благоразу-мие. У Сэлвора уже не было сил видеть эту жестокую и бесчеловеческую картину, он забыл, что без него не будет побега, что на него надеются товарищи и, если он вмеша-ется, то в лучшем случае его ждет смерть. Кинг забыл все. Новый удар ногой по телу Элин разбил и чашу терпения меченого ирландца.
Смотрите, что это?
Солдаты, моряки, рабы – всё посмотрели в ту сторону, куда показывал Сэлвор, но там не происходило ничего осо-бенного. Однако их внимание на краткий миг было отвлече-но, а этого он и добивался.
В мгновение ока он перемахнул через фальшборт и прыгнул к негодяю. Страшный удар, в который Кинг вложил всю силу и злость, выбил у англичанина не только зуб и кровь, но и сознание. Отлетев на несколько шагов, матрос растянулся без чувств.
Страшный гнев, туманивший разум ирландца, еще не по-кинул его. Кинга вывели из себя, значит, плата за это будет немалой. Он подскочил к валявшемуся англичанину, нагнул-ся над ним, это спасло ему жизнь, и пули, предназначавшиеся для его головы, просвистели над ним и впились в дерево корабля. Приподняв грузное тело, Сэлвор нанес еще два быстрых удара, едва не сломав моряку челюсть. Тут Кинг услышал брань надсмотрщиков и немедленно выпрямился. Перешагнув через тело, ирландец вдруг пригнулся и перебросил нападавшего англичанина через себя. Второй попытался нанести удар, но Сэлвор, остановив надсмотрщика, ответным ударом в лицо сбил его с ног.
Солдаты не стреляли: на одного Кинга набросилось не менее десятка англичан. Ирландец дрался со всеми сразу, нанося удары и отражая их, получая такие же подарки, но продолжая твердо стоять на ногах. Наконец одному из мат-росов удалось свалить раба, ударив по его ногам об-ломком весла. Озверевшие англичане, несомненно, забили бы его, но старший надсмотрщик с трудом, отнял собст-венность губернатора. Передав возмутителя спокойствия своим подчиненным, он приказал вести его в дом губерна-тора на суд главы острова. Матросы хотели расправиться с рабом немедленно, но старший надсмотрщик заявил, что губернатор является представителем британской короны в колонии и, следовательно, только он имеет право распоряжаться жизнью взбунтовавшегося каторжанина. Приказав солдатам усилить наблюдение за рабами, он сел на коня, и сам погнал повозку, где лежал связанный Кинг, находившийся в полубесчувственном состоянии.
Еще во время драки Питер, Майкил и Нэд сумели отне-сти Элин подальше. Уложив ее под легким навесом, где обычно скрывались матросы от тропического зноя, ирланд-цы стали помогать Питеру, который приложил всё свое ис-кусство, чтобы облегчить боль девушки. На лице, руках, ногах, теле были видны багровые следы, а там, где прут прошелся неоднократно, кожа налилась кровью, готовой вот-вот прорваться наружу. Майкил принес воды и помог снять рубашку с избитой, а Нэд разорвал на тряпки еще достаточно хорошую рубашку и теперь аккуратно смывал грязь и пыль толстым слоем лежавшие на коже. Питер да-вал указания, обследуя Элин и убеждаясь, что похудевшее, но по-прежнему стройное тело серьезно не пострадало.
В это время к ним подошел матрос и, обращаясь к Пи-теру, высокомерно потребовал:
Эй, ты! Кончай заниматься этой падалью, и идем, по-можешь нашему моряку, и шевелись!
Питер ничего не ответил, но англичанин больше не на-стаивал. Он увидел, как во весь свой могучий рост подня-лась могучая фигура Нэда Галлоуэя, который с нескрывае-мой злостью произнес:
Слушай, ты.… Катись отсюда поскорее, пока я твои кости…
Не надо, Нэд, – перебил товарища Питер. Матросу он сказал: – Сами помогайте, я занят.
Хотя работа, прерванная неожиданным происшествием и возобновилась, но на ремонте боевого корабля царила напряженность. Она чувствовалась в молчании рабов, осторожном отношении к ним матросов, не решавшихся обращаться к каторжанам грубо, в настороженности охраны, увеличенной вдвое. Рабы понимали, что за свой поступок Кинг Сэлвор заплатит очень дорого и, когда Майкил, принимая у Огла горячую смолу, спросил, что, по мнению Блэрта, ожидает Кинга, бывший канонир тяжело вздохнул и посмотрел вверх на рею. Именно в таком исходе дела не сомневался никто: слишком хорошо был известен жестокий нрав губернатора.
Элин уже пришла в себя, но Питер, оставшийся возле нее в одиночестве, продолжал ухаживать за ней. Это объяснялось тем, что Элин еще не могла самостоятельно передвигаться, к тому же Стэрдж не без оснований предполагал, что оставить сейчас одну – значит, бросить ее на произвол судьбы, что он, конечно, сделать не мог.
Глядя вверх, на пальмовые ветви, покрывавшие навес, Элин с трудом сдерживала слезы, но не боль вызывала их: тело, хоть и ныло, но болело теперь меньше. И не от оби-ды полнились солоноватой жидкостью глаза ирландки, а от бессилия, осознания того, что она была лишь вещью, и не в слабых силах изменить это положение вещей, это от-ношение к ней, с ее человеческим достоинством никто и не думал считаться – и это нормально. Огромным усилием воли она сдерживала себя, кусая губы, чтобы не впасть в истерику, не потерять самообладание, так необходимое ей именно сейчас. Элин сжимала пальцы с такой силой, что ногти почти впились в ладони. Заметив это, Питер сказал:
Я бы посоветовал тебе не очень увечить свои ладош-ки, так ведь и пальчики недолго испортить!
Пусть они хоть сломаются! – выдохнула Элин.
Напрасно! – наставительно произнес Питер. – Паль-чики у тебя хорошие, тонкие, но цепкие. Такие коготки удержат, что угодно!
Питер не лгал и не утешал, он был опытным врачом, много раз ему приходилось оказывать хирургическую по-мощь, к тому же анатомия была его излюбленным коньком в беседах и диспутах. Стэрджу можно было верить, но сей-час Элин это не интересовало.
Зачем они мне, – с горечью говорила она, – если в них нет нескольких дюймов отточенного железа, чтобы вса-дить его в брюхо какому-нибудь англичанину…
И повиснуть на виду у всех, – договорил за ирландку Питер, прикладывая к рубцу на щеке влажную ткань. Видя недовольство ее, он добавил: – Не думай, что губернатор страдает избытком жалости, он и мать родную вздернет во славу короны! Так, что оставь эти глупые мысли! – После короткой паузы врач произнес: – А впрочем, нам и так… Да ладно! – Питер сообразил, что сболтнул лишнее, и умолк. Элин догадалась, что он нечто скрывает.
Что, впрочем?.. – врач сделал вид, что не расслышал вопроса, намереваясь продолжить свое занятие.
Элин приподняла голову, хотя это движение стоило ей немалого труда, и с явным беспокойством посмотрела в глаза соотечественника.
Что впрочем, Питер?
Стердж не хотел лгать. Он опустил глаза и сказал:
Кинга взяли.
На лице Элин отразилось удивление.
За что?
Питер поведал все, что произошло, пока она было без чувств.
Элин молчала, закрыв глаза. Конец! Не ведая того, гу-бернатор под корень срубил ростки надежды рабов на ос-вобождение. Завтра, а может, и сегодня, на перекладине ветер будет раскачивать тело Кинга Сэлвора – их веру и надежду, человека, которому осужденные верили и с кото-рым связывали всё свои мечты.
Может быть, попытаться освободить его? – с робкой надеждой спросила она, но Питер горько улыбнулся.
Тогда и нас освободят от всех земных забот – навсе-гда!
Врач вздохнул, вновь намочил тряпку, и положил ее на тот же рубец и поднялся. Он взял деревянную бадью, на-мереваясь сменить воду, и услышал голос Элин:
Значит, он обречен?
Стэрдж поднял глаза к небу…
Спасти его может только чудо.
Питер не мог знать, что чудо, которое он призывал, уже приближалось к ним, стуча копытами Марга.
Джозиана возвращалась с прогулки, когда встретила неожиданное препятствие – ремонтировалась улица. Анг-личанка не захотела пачкать ноги благородного скакуна в месиве из воды и земли и поехала другой дорогой. Проез-жая мимо порта, она увидела, как к тому месту, где ремон-тировался фрегат, спешно направляются два десятка сол-дат во главе с капралом: после того как увезли Кинга, ко-мендант форта майор Эдуард Хэллоуин, опасаясь возрас-тавшего недовольства рабов, могущего вылиться в откры-тое неповиновение, направил дополнительные силы для усиления охраны. Заинтригованная происходившим Джо-зиана направила жеребца вслед за солдатами.
Джозиану пропустили без малейшей задержки: дочь гу-бернатора была вольна в своих решениях и поступках, только отец мог ограничить ее свободу. Проникнув за цепь охраны, она поехала мимо сновавших у борта фрегата ка-торжан и матросов. Проницательный взгляд девушки и хо-рошо развитое умение логически мыслить позволили ей сделать вывод, что здесь что-то произошло. Девушка виде-ла необычную молчаливость рабов и за этим она чувство-вала скрытое напряжение. От нее не укрылось и обращение английских матросов к каторжанам, сквозившее осто-рожностью, и то, что усиленная охрана наблюдала за рабо-той с удвоенным вниманием. Все это только разожгло в Джозиане жажду любопытства, но она решила не обра-щаться за разъяснениями к военным, считая, что не сможет узнать всю подноготную происшедшего.
Заметив Питера, англичанка подъехала к навесу.
Добрый день, доктор Стэрдж!
Джозиана хорошо знала Питера по его посещениям до-ма губернатора, когда тот испытывал недомогание, что случалось нередко. Врачу удалось излечить незначитель-ный недуг жеребца англичанки, и это расположило к нему дочь губернатора. Между ними наладились приятельские отношения и поэтому неудивительно, что Стэрдж охотно и очень вежливо ответил на приветствие молодой англичан-ки.
Джозиана легко соскочила на землю и подошла к навесу, чтобы расспросить Питера, но вопросы, подготовленные ею, так и остались невысказанными красивым ротиком девушки. Взгляд англичанки упал на ирландку, тело которой сплошь покрывали следы истязаний, и доброе и чувствительное сердце Джозианы отозвалось на чужую боль. Она присела возле Элин и маленькая ручка в белой перчатке осторожно коснулась рубца, отпечавшегося на плече ирландки. Элин вздрогнула, открыла глаза, но, увидев Джозиану, зло отвернулась: сейчас ей были противны всё англичане.
Дочь губернатора подняла на Питера глаза и дрожащим от гнева голосом спросила:
Кто сделал это?
Ваши соотечественники, – услышала она грубый и резкий ответ ирландки.
Матрос ее избил, – пояснил Питер. – Пьяный был.
В это время один из офицеров корабля, заметив Джо-зиану, подошел в ней и, поклонившись, произнес:
Добрый день, миледи! Я никак не ожидал увидеть вас здесь и в обществе этих скотов.
Джозиана посмотрела на офицера так, что тот немед-ленно пожалел о сказанном.
Следите лучше за своими скотами, – сказала она, ед-ва сдерживаясь, чтобы не нагрубить.
От матери Джозиана унаследовала сердечную мягкость и душевную доброту. К проданным в рабство каторжанам она относилась как к людям, попавшим на ложный путь, и верила, что труд в колонии поможет осознанию ими своих заблуждений, хотя рабство не одобряла ввиду его исключительной жестокости и в своем присутствии не позволяла издеваться над людьми, вследствие чего у нее не раз происходили далеко не приятные разговоры с отцом.
Больно? – участливо спросила Джозиана ирландку.
Не сладко, – ответила Элин, но в ее голосе уже не было враждебности.
Звери, – произнесла Джозиана и, подозвав солдата, приказала прислать двух рабов.
Солдат немедленно бросился исполнять распоряжение: имя губернатора в устах его дочери значило многое.
За что тебя? – всё так же мягко поинтересовалась англичанка, но Питер поспешил объяснить всё сам, доба-вив, что Элин сейчас лучше помолчать.
Комментарий Джозианы к рассказу врача был краток:
Свинья!
Уважительно посмотрев на Элин, она добавила:
Но вы смелая!
Подошел Огл и сказал, что его прислал старший над-смотрщик. Джозиана хотела потребовать еще одного ка-торжанина, негодуя, что ее распоряжения не выполняются, но Питер убедил англичанку, что у Огла хватит сил, чтобы донести Элин до невольничьих бараков.
До вашей хижины, Питер, – поправила врача Джозиа-на. – Я думаю, что там ей будет лучше, а с отцом я всё улажу.
Хотя распоряжение дочери губернатора и вызвало удивление у матросов и офицеров, солдат и надсмотрщиков, перечить они не решились. Джозиана часто пользовалась слабостью отца к своей дочери, и с ее волей приходилось считаться, поэтому солдаты расступились, пропуская Огла, несшего Элин. Питер задержался, придерживая Марга, пока Джозиана садилась в седло. Подавая девушке поводья, Питер внезапно пристально посмотрел на нее, раздумывая – стоит или нет? Заметив этот взгляд, англичанка спросила:
Вы хотите мне что-то сказать, мистер Стэрдж?
Врач секунду колебался: стоит ли говорить? Что может она сделать? Но не попробовать изменить судьбу Кинга было бы проявлением малодушия.
Да, миледи, у меня к вам просьба.
Какая?
Если это возможно, облегчите участь Кинга Сэлвора.
Тонкие брови Джозианы удивленно приподнялись.
А при чем здесь Кинг?
Ах, да, я же вам не сказал! В общем, его избили и увезли.
Куда?
К губернатору!
Но за что?
Это он проучил того пьяного матроса, который бил Элин. Его хотели убить здесь, но потом решили отвезти к вашему отцу.
Джозиану встревожило это сообщение, она понимала, что ирландца ждет суровое наказание.
И что вы думаете его ждет?
Смерть!
Джозиана вздрогнула, она предполагала любое наказа-ние, но не казнь.
Вы уверены в этом? – быстро спросила англичанка.
Питер печально вздохнул.
Я умею не только лечить синяки и кровоподтеки, но и ставить их, и, на основании собственного опыта могу ут-верждать, что Кинг бил сильно и зло. Если к этому доба-вить сопротивление, оказанное им при аресте, то можно смело говорить, что веревка ему обеспечена.
У Джозианы не оставалось сомнений: Сэлвору угрожает смерть. Не нагни Питер голову он, несомненно, заметил бы неподдельную тревогу на красивом лице девушки. Но Пи-тер не поднял глаз и не догадывался о том, какую боль не-сли его слова в ее сердце.
Да, конечно, мистер Стэрдж, я немедленно… сей-час… что-нибудь постараюсь... сделаю.
Мы были бы вам очень благодарны, Кинг – нам хо-роший товарищ, – произнес Питер, но Джозиана уже не слышала его. Повернув коня, она ожгла Марга хлыстом, и тот рванулся с места сразу в карьер, вихрем промчался по ремонтной площадке, стрелой полетел сквозь цепь раз-давшихся солдат и скрылся за ближайшим строением, уно-ся очаровательную всадницу.
Питер не думал, что Джозиана сумеет отвести наказа-ние, но смягчить его она могла: Стэрдж строил расчет на отцовской любви и лояльности дочери губернатора к осуж-денным. «Только бы успела!» – подумал врач, бросив вслед всаднице взгляд, полный надежды и тревоги, и поспешил к Элин.
В тот момент, когда Джозиана подъезжала к месту ре-монта фрегата, во дворе губернаторского дома происходи-ла следующая сцена.
Когда старший надсмотрщик доложил его высокопревосходительству о том, то произошло в порту, Эдвард Стейз пришел в неописуемую ярость. Стычки между рабами и колонистами не были редкостью на островах. Губернатор не обращал на это никакого внимания, надсмотрщики сами вершили суд и расправу, а затем докладывали губернатору и тот вполуха выслушивал сообщение – в конце концов, виноватыми всегда оказывались рабы, даже если и были правыми.
Но этот случай был особым. Никогда еще рабы не до-водили дело до такого конца, да еще с матросом флота его величества! К тому же это сообщение пришло во время беседы губернатора с капитаном фрегата, и губернатор решил не медлить с разбором.
Этот странный и, на первый взгляд, необъяснимый взрыв служебного рвения можно было легко понять, если учесть отдаленность островов. Губернатору надоело про-зябать в безвестности на этих богом забытых землях. Нет, он не желал возвращаться в Старый Свет – в Англии он ничего не смог бы добиться, это губернатор отлично пони-мал, но вот новая колония, гораздо бльшая, нежели эта – это было бы как раз то, что нужно. Отсюда весь рог изоби-лия, что осыпал своими благами английских моряков: от-менный уход за ранеными, обильная и прекрасная пища, особое внимание к офицерам, бесперебойная и своевре-менная поставка всего необходимого для ремонта, пре-красные помещения на берегу для рядового состава. всё это должно было, по расчетам Эдварда Стейза, оказать должное впечатление на капитана Чарникса и, по прибытии в Англию, последний, конечно, не забудет упомянуть тот прием, который был ему оказан на Багамских островах.
Быстрая и жестокая расправа – вот что, по мнению губернатора, могло изгладить неприятное впечатление об этом инциденте. Именно с этой целью он появился во дворе. В расстегнутом камзоле, с позеленевшим от злости лицом, вращая налившимися кровью глазами, его превосходительство, сопровождаемый капитаном, подошел к повозке, с которой его раболепствующие подчиненные только что сняли Сэлвора. Почтительно и быстро расступились они, давая возможность губернатору пройти к повозке, к колесу которой был спиной прислонен сидевший на земле ирландец. Едва удостоив последнего взглядом, Стэйз рявкнул:
Ты что натворил, мразь?
Кинг медленно повернул голову в ту сторону, откуда донесся этот рев, и с трудом разжал губы. Между рабом и губернатором произошел короткий, но интересный диалог.
Не маленький, сам знаешь.
Не тыкать, скотина!
Выкать не научили.
Я тебя заставлю делать не только это, тварь!
Это вы умеете, ваше превосходительство.
А-а! Трусишь, собака! Значит, уважаешь, грязь ир-ландская.
Ага. Как паршивую овцу.
Следующей реплики со стороны губернатора не после-довало, но огромный мясистый кулак его превосходитель-ства заставил ирландца замолчать, выбив изо рта кровь. От новых ударов Кинг свалился на землю и, вновь потеряв сознание, остался лежать в пыли.
Воды!
Повторять не пришлось. Негр, стоявший поблизости, схватил ведро и через пару минут он плескал на лицо ир-ландца холодную воду. Стейз, тяжело дыша, вытирая пот-ное, красное от переполнявшей его злости лицо, неотрывно смотрел на лежавшего в пыли двора ирландца. Едва на его лице появились слабые признаки жизни, губернатор тут же заметил и, злобно усмехаясь, медленно произнес:
Жив, собака, от меня просто так не уйдешь, хе-хе! Проси прощения, змееныш, или прежде чем уйти на тот свет, ты не раз пожалеешь, что родился на этот свет.
Губы, на которых лежал толстый слой пыли и запека-лась кровь, разжались и произнесли так тихо, что Стейз еле расслышал:
Простите.
Самодовольный губернатор повернулся к капитану.
Ну, как?
Чарникс состроил недовольную мину.
И это – все?
О нет! – живо ответил Стейз. – Это искупление за ос-корбление, нанесенное мне, за драку он ответит почище. Я не допущу, чтобы на моем острове вшивые католики ос-корбляли благородных моряков его величества!
Пока они так говорили, Кинг попытался сесть, но сумел лишь перевернуться на живот – мешали связанные руки. Негр, поливавший ирландца водой, помог Сэлвору, усадив его в прежнее положение. Кинг уже достаточно соображал и прекрасно знал, что говорил.
Простите, господин губернатор, вы не собака.
Я вижу, ты исправляешься, – довольно отметил Стейз, но Кинг только скривил губы в подобии усмешки.
Свинья ты недорезанная, ублюдок паршивый.
Кинг был не из тех, кто цепляется за последние мгнове-ния жизни и согласен на все, только бы продолжить свое существование на земле. Он понимал, что его конец бли-зок: губернатор не простит ему избиения матроса. Но в по-следние минуты он хотел быть достойным имени, данном ему при рождении.
Словно желая испытать ирландца, смерть никак не хо-тела принимать Кинга в свои объятия. Удары Стейза вновь бросили Сэлвора в темноту бесчувствия. Губернатор так быстро работал ногами, что невольные зрители были не-мало удивлены. Но ярость, захлестнувшая его, непривыч-ная быстрота движений и зной яркого тропического солнца заставили Стэйза запыхаться, и он, тяжело дыша, отошел в сторону, отирая пот, струившийся по лицу, и приказал вновь отлить водой раба.
На капитана Чарникса эта сцена произвела впечатление, обратное тому, которое желал произвести Стейз. Подойдя к Эдварду, офицер сказал:
И это всё наказание? Позволю себе заметить, что это довольно примитивный способ внушать этим скотам уваже-ние к британскому флагу.
О, не беспокойтесь, сэр, это лишь цветочки, – заве-рил губернатор капитана. – На «кресло!»
Позади губернаторского дома находился рабочий двор, именовавшийся «черным». Здесь находились хозяйствен-ные постройки, где рабы и слуги выполняли различные ра-боты, обслуживая дом губернатора. В центре двора находился невысокий деревянный помост в виде квадрата, а посреди него, на высоте фута от земли, стоял другой квадрат – каменный, каждая сторона которого имела четыре ярда в длину. На этом помосте стояли колодки: две горизонтальные доски с отверстиями для рук и ног, одна из которых была вделана в помост, а другая двигалась в двух вертикальных стойках. Это сооружение губернатор любовно называл «креслом смерти и послушания». Здесь Стейз развязывал языки упорным и расправлялся с непокорными. Редко какому рабу удавалось выжить после истязаний на этом «кресле», невольники с опаской и ненавистью взирали на колодки, и те, кто шел на «кресло», знали, что идут почти на верную смерть.
Ирландца посадили лицом к стене, окружавшей двор, устроив «кресло» таким образом, губернатор давал всем возможность увидеть, во что превращается спина истязаемого. Ноги и руки обреченного быстро продели в отверстия так, что Кинг сидел ссутулившись. Надсмотрщик клацнул замком, запирая колодки, подошел к ирландцу сзади и вытащил нож. Умелым движением англичанин разрезал рубашку до пояса, открыв взорам многочисленные синяки и кровоподтеки.
Кинг уже пришел в себя и теперь смотрел на деревян-ную стену перед глазами безучастный к своей дальнейшей судьбе. О чем он думал? Конечно, жалел, что не сумел вы-рваться отсюда, не вдохнул полной грудью хорошо знако-мого и такого родного воздуха ирландской земли, пьяняще-го душу и сердце. Он вспомнил Джона, Майкила, Нэда, Ог-ла и, естественно, Элин – милую и красивую ирландку, из-за которой он, в сущности, и принял всё издевательства и побои, а в конечном итоге примет смерть. Неожиданно он вспомнил другое женское лицо, обрамленное шелковисты-ми локонами: он всегда любовался очаровательной доче-рью губернатора, испытывая некоторую неловкость от соз-нания того, что он в какой-то степени являлся и ее собст-венностью, но скоро всему этому придет желанный конец.
Вскоре появился губернатор. Он был без камзола, ру-кава его рубашки засучены, обнажая толстые руки, в одной из которых он держал бич, свернутый кольцом. (Чарникс недовольно сравнил Стейза с мясником на бойне). Это было страшное орудие пытки. Сплетенный из конского волоса, бич несколько раз вываривался в молоке и высушивался на солнце, в результате чего обрел большую прочность и действовал, как гибкое железо. С двадцати ударов на спине наказуемого проступала кровь, на сороковом ударе бич ложился на оголенное и взлохмаченное мясо, а после сотни ударов истязаемый либо сразу умирал, либо до конца своих немногих дней не мог встать и медленно отдавал богу душу. Обычно наказы-вали подчиненные губернатора, он лишь отдавал указания, но сегодня Стейз решил сам взяться за то, что люди, уважающие себя, перекладывают на палача. Охваченный желанием показать свои верноподданнические чувства в присутствии офицера флота его величества, он встал слева от помоста и привычным движением приготовил бич, щелкнув им в воздухе.
Бич прошел по сине-красной спине Кинга, пересекая ее наискось, пониже правого плеча легла ярко-красная поло-са. Вторая такая же полоса легла почти на том же самом месте, и Кинг заскрежетал зубами: если в первый раз удар пришелся по нетронутой коже, то после второго ирландец почувствовал, как она наливается кровью, готовой вот-вот вырваться наружу.
Стейз бил мастерски. Еще в молодости он испытывал наслаждение, издеваясь над беззащитными людьми со всей изощренностью, на которую была способна его жестокая натура. Губернатор по должности и палач по призванию, он сейчас находился на своем месте и под лестные замечания английского капитана увлеченно предавался излюбленному занятию.
Кинг был достаточно сильным и мужественным челове-ком, но выдержать это он не смог. Сороковой удар бича вырвал из его груди дикий крик, заставивший дрогнуть сердца собравшихся рабов и слуг, голова ирландца бес-чувственно откинулась назад.
Стейз поморщился. Он только разошелся, давно не брал в руки бич, и – на тебе! – предмет потерял сознание. Подозвав одного из надсмотрщиков, он приказал нагнуть голову Сэлвора, чтобы она не мешала. Приказание было исполнено и истязание продолжилось.
Но Кингу не было суждено умереть в колодках, под би-чом. Когда последний в восьмой раз прошелся по окровав-ленному телу ирландца, находящегося без сознания, по-слышались испуганные крики людей, разбежавшихся в сто-роны, цокот копыт и звонкий девичий голос заставил палача остановиться.
Отец!
Джозиана подоспела вовремя. Еще полчаса – и ей при-шлось бы только сожалеть, стоя у окровавленного трупа.
Лицо девушки пылало гневом: глаза, в которых чита-лось презрение и сожаление, что отец выступает в такой неприглядной роли, метали молнии в сторону губернатора, который стоял, словно пригвожденный к месту, с окровав-ленным бичом в руке, будучи ошарашенным неожиданным появлением дочери.
Вид дочери рядом с наказываемым рабом отрезвляюще подействовал на губернатора. Легкомысленная девчонка! Позволить такое в присутствии его рабов, слуг, подчи-ненных, английского капитана! Нет, Стейз этого так не ос-тавит.
Джозиана! – загремел над двором властный голос.
Девушка быстро обернулась к отцу и, обратив на него взор своих пламенных глаз, почти крикнула:
Да! Я – Джозиана, я – ваша дочь и мне стыдно видеть своего отца в такой грязной и подлой роли. – Быстро по-дойдя к нему, она не менее горячо продолжала: – Разве вы не могли поручить это кому-нибудь другому? Как вы не по-стеснялись унизиться в глазах подвластных вам людей? В вас нет ни капли христианского милосердия! Так неужели вы подлый язычник? Тогда я не ваша дочь, а вы мне не отец!
Услышав такое заявление, Стейз опешил: если до этого он пытался вставить слово в гневный поток Джозианы, то теперь прекратил эти попытки, не зная, что можно сказать.
Капитан попытался помочь губернатору и произнес:
Должен заметить, прекрасная леди, что вы слишком много внимания уделяете этой грязи, что неприятно удив-ляет меня.
Вы бы лучше позаботились о грязи на вашем кораб-ле, чем искать ее в делах губернатора Багамских островов, – бросила девушка в лицо оторопевшему от неожиданности мужчине. Обращаясь к отцу, Джозиана дрожащим от вол-нения голосом произнесла: – Мне стыдно за вас, отец! Как, как, вы, губернатор, могли опозорить себя перед всеми и пасть так низко! И я – ваша дочь! О боже!
Джозиана больше не могла говорить. Из ее прекрасных глаз неудержимым потоком побежали слезы, стекая по рас-красневшимся щекам, и девушка бросилась в дом.
Губернатор не смог выдержать вида слез своей дочери и, извинившись перед капитаном Чарниксом, велел раско-вать раба и поспешил в дом. Но, уходя, он успел бросить верным псам:
Если жив, бросьте в подвал, пусть подыхает, мразь!
Капитан Дьявол ч. 1
© Copyright: Эмиль Новер, 2007
Свидетельство о публикации №207080500287
Свидетельство о публикации №207080500287
Рецензии