Андеграудный рай

Эпиграф.

…Страх всего - перемен, заразы, сумасшедших, темных лифтов и внезапного разврата. Страх смерти как апологет бытия. Страх пенетрации, ибо невозможно ничего не бояться. Страх сойти с ума. Страх свести с ума. Страх быть как все. Страх быть не как все. Страх быть. Страх исчезнуть. Страх быть и исчезнуть. От страха возбуждаюсь…
Яшка Казанова. Утро.


Красная скатерть, мартини бокал. Три раз по сто. Сигареты DUNHILL, официантка милая дает прикурить. Зацепский Вал на Павелецкой сползает в июльских сумерках к набережной Москва реки.
- Еще мартини.
Она не уходит по моей просьбе. Смотрит на мои руки. Красный лак на ногтях переливается и шлюховато гармонирует со скатертью ресторана.
- Мартини можно со льдом и лимоном? – повторяю я.
- Ах, да простите. Сейчас.
- Что Вы стоите? Да, идите Вы наконец.
Напротив меня сидит буч, Холеный, выглаженный, с янтарной кожей. Буч, никогда себя не назовет Бучем, но еще и других поправит. Может быть, я не права или не справедлива к нему, к человеку у которого ребенок пойдет в четвертый класс, который живет в огромной квартире в интерьере стиля арт-декора, среди позолоченных тяжеловесных рам, висящих на стенах с видом на Грецию в развалинах древней архитектуры. Он совсем не буч… Массаж, салон красоты два раз в неделю, автомобиль БМВ и я… Я. С придуманным успехом и золотой жилой, с видимостью мнимого богатства, с аристократичной утонченностью своей натуры, брезгующей вокзалами, метро, электричками, фаст-фудами, торговыми центрами и магазинами продуктов. Сказка моего социального статуса над которой я иногда посмеиваюсь, но мне нравится верить в нее и я хочу, чтобы в нее верили другие. Я просто кажусь успешной и никто не подозревает, что приходя в съемную квартиру, с советской мебелью, с протекающим вновь краном и унитазом, со стоптанными тапочками под кроватью, - я плачу, отчаявшись.
На первом этаже, где находятся почтовые ящики, у меня одной нет замка от дверцы и я очень часто не нахожу там квитанций за квартплату, журналов… Очередное письмо от кредиторов и повесткой в суд на котором решат, что делать с моим имуществом. Впрочем, которого и нет…
Я улыбаюсь и слишком американизированно общаюсь с Бучем, сейчас это модно, использовать иностранные словечки в разговоре. Я рассказываю, как прекрасен зимний сад в Savoy, что чем ближе к центру, тем больше красивых и образованных людей. Чушь. Какая чушь. Он слушает, я потягиваю мартини через трубочку, отвожу в сторону глаза и театрально выдерживаю паузу.
- Вы интеллигентно красивы, - очень нежно и томно говорит он. – Утонченно хороши для прекращения нашего с Вами взаимопонимания, дорогая моя…
Буч тоже является частью моей сказки, но он не может быть стимулом и решением моих проблем. Я как последняя сука использую его для заполнения пустот в моем сердце и? я все равно потом буду плакать, когда мы сухо расстанемся у метро…
Я выхожу на проспект исхудавшая, измученная, в красном, как будто у меня кровоточат раны.
- Куда?
- На Проспект Мира, потом на Воробьевы горы, там Вы меня подождете. Недолго. Я хочу погулять.
- Может Вас в клуб отвезти. Вы так выглядите красиво.
«Как я выгляжу? Да как шлюха я выгляжу». Я не лесбиянка, не би, не натуралка, не дайк, не буч. Я не девочка и не женщина. Просто я научилась ходить на каблуках, красить губы и отдавать последние деньги за маникюр.
Часто бывая на Театральной моя подруга приглашает меня на бизнес ланч и у нас не возникает вопроса, кто будет платить, конечно, она. Я слушаю ее внимательно про недорогой Сток открытый недавно в ЦУМе, глотаю горький кофе на Рождественской улице, равнодушно глядя на нее.
- У меня тридцать футболок. Вчера считала. – говорит она. - Десять от ARMANI, потом PRADA, MAXMARA…
- На *** тебе столько?
Мы малодушничаем скрывая взгляды под очками Christian Dior и считаем, что сильные девушки не обедают в душных буфетах офисов из пластмассовых баночек, еще с вечера сваренными сосисками. Попадение калорий для нас это ад…
На Воробьевых горах, я выхожу из машины и иду пешком. Мною купленный таксист едет в пяти метрах от меня на тот случай, если я захочу опять сесть в автомобиль… Потом я еду по ночной Москве обожая ее, как любимую женщину…
Я приезжаю домой, закуриваю сигарету. Время уже два часа ночи. Мои соседи снова бьют стекла в кухне и дико орут вывешиваясь в открытое окно. Они всегда пили, они будут пить, а когда-нибудь перережут в состоянии аффекта и ненависти друг друга. Они запивают валидол водкой по утрам и идут на работу. Под крики и грохот я ложусь спать. День исчерпал мой страх и боль…
Андеграудный рай, это там, где гудбай, май лав, гудбай…