Легенда трактирщика из Красного Льва

В те пурпурно-золотые времена, когда его светлость Арнольд только всходил на престол в расшитом золотом и камнями платье, освещая нас свой красотой и милостью; когда его преосвященство, был всего-лишь проповедником, прибывшим из северных королевств; когда площадь перед старой часовней пахла цветами, мятой и пряностями, я проводил дни, играя с остальной детворой, часто досаждая торговцам, их покупателям, случайным прохожим и всем тем, кого можно было украсить парочкой весёлых и безобидных шуток. В тот день солнце не заходило к нам в город, а серые тучи зацепились за шпиль часовни и никак не хотели перебраться в другое место, так и висели над нашим городом. Инесс и сын пекаря обсуждали старый дом, стоящий на отшибе, похожий на сморщенного колдуна с огромным горбатым носом, которым пугают непослушных детишек; большой балкон подпирали две деревянные колонны, а старая, почерневшая от времени крыша была излюбленным местом сбора ворон. Дом пустовал. Те, кто не боялся подойти к нему шагав эдак на двадцать, говорили о странных звуках и чьих-то глазах в окне. Кошки да птицы, говорили родители. Злые духи, шептались бабушка с дедушкой. Пока Инесс хлопала своими вечно-весёлыми зелёными глазами, очередной раз пугаясь историй, которые она знала наизусть, я заметил нечто, что через несколько дней сильно потревожило жизнь нашего городка.
Нечто оказалось худощавым молодым человеком, одетым в серый потасканный костюм, в серых дырявых ботинках, с серым шарфом, даже его белое, как мука лицо было с сероватым оттенком; в общем, его можно было бы нарисовать одной только серой краской, если бы не красивый кувшин, пестрый, словно церковные витражи. Цветные квадратики, кружочки, линии покрывали глинную поверхность, образуя удивительный узор, что даже придворный художник не смог бы так нарисовать.
-Студент, - мечтательно прощебетала Инесс.
-Бродяга, - фыркнул сын пекаря.

На следующий день о странном незнакомце говорили все: на площади, позабыв про рыбу, фрукты, пряники торговали сплетнями; в трактирах вместе с хмельными напитками подавали парочку слухов; старушки на скамеечках плели свои длинные разговоры об этом таинственном пришельце. Надо сказать, что больше всего вязких, словно каша, споров возникало по поводу того, почему он остановился в «Северных болотах». И вот почему. Тогда в нашем городе, среди покосившихся дверей, только две всегда были рады распахнуться на ночь перед гостем. Надпись над одной гласила «Южная звезда», над другой – «Северные болота». Конечно, всего две гостиницы, но какие, те постоялые дворы, которые рассыпались нынче по тёмным улицам, развалились бы со стыда! Между хозяевами этих двух гостиниц постоянно возникали обиды, а, так как в «Южной звезде» подавали хрустящего барашка с яблоками, зелёное вино, овёс на молоке, а в «Севеном болоте» подавали рыбу, золотистое пиво и мягкий, словно перинная подушка хлеб, случалось так, что одна половина города обижалась на другую.
Шли дни, ни я, ни мои друзья, не видели незнакомца на улице, но людские языки способны пробраться в самые узкие дверные проёмы, а уж после заполонить всё вокруг. Так мы узнали, что юношу зовут Тойр, студентом он не был, а сытый сын пекаря оказался прав. Тойр скитался со своим кувшином из города в город шесть лет. Нам рассказали, что он никогда не расстаётся с кувшином, полным воды, но никогда из него не пьёт. И что дочка хозяина гостиницы, белокурая Корделия, вздыхает всякий раз, когда незнакомец проходит мимо. Говорили так же, что как-то раз, один из постояльцев, случайно задел юношу, и вода из кувшина пролилась на пол, но кувшин был по-прежнему полон. Сквозь мутные окна гостиницы мы видели, как он сидит и смотрит на огонь в камине, и на его бледном, словно тесто, лице играет пламя, готовое вот-вот его подрумянить. Так продолжалось с неделю, пока сплетни не достигли дворца губернатора, а там уже понадобилось не больше одной пирушки, что бы вести достигли его светлости Арнольда.
Что тогда началось! Сначала лакеи, герольды, городской глашатай, придворные слуги и служанки начали заглядывать в «Северные болота», что бы посмотреть на странного незнакомца, и он не давал их любопытству угаснуть. С его бледных губ едва слетало пару слов, и никогда о прошлом. Он поил девушек из своего кувшина, их глаза начинали блестеть, волосы виться, губы становились красными, словно спелая вишня, а вода в кувшине всё не убывала. Как-то раз, мимо гостиницы проезжала богато украшенная карета, золотые грифоны гордо восседали на крыше, а в дверцах было инкрустировано столько драгоценных камней, что мы сразу поняли, что карета направлялась в замок его светлости. Как раз тогда Тойр, первый раз после своего прибытия, вышел на городскую улицу. Карета остановилась и из него вышла дама, прекрасней которой не видел свет. Знатная дама, обмахивая веером кончик своего носа, улыбнулась:
-Я слышала о тебе и о твоей волшебной безделушке. Продай мне кувшин. Я подарю тебе вот эти бусы. Этот солнечный камень зовётся янтарь, отважные северные ныряльщики добывают его из пасти зубастых рыб.
-Не могу, - ответил юноша.
-Тогда возьми перстень с рубиновым кольцом, этот камень - кровь дракона. Что твой кувшин, по сравнению с этим перстнем с моей руки?
-Когда я продам, то кувшин станет пустым. Я потеряю надежду стать человеком, вы обретёте глиняную пустышку.
Инесс и Марта тогда сильно переживали за судьбу юноши: надо же, перечить гостье его светлости! Для остальных бы не миновать виселицы, но как при дворе должен быть шут, у города карнавал, так и у судьбы должны быть свои потехи. Захлопнув дверцу кареты, дама навсегда потеряла интерес к юноше с бледным лицом, отгородив свой припудренный мир, от чужого несчастья.

Пришла вечно голодная зима, и я, и сын булочника, и Инесс, и остальная детвора собирали красивые льдинки, выкладывали из них узоры. Вечером город погружался в спячку, и даже в домах у главной площади не горели светильники, стоило рогатой луне усесться среди звёзд. В один день, по просьбе Клауса-сапожника, я забежал в таверну. Там-то я и услышал, что Тойра собираются казнить. За столом шептались, кто говорил, что он колдун, и в следующем году не будет урожая, кто говорил, что он сам дьявол, соблазняющий девиц, и кто-то даже видел, как из одной из штанин торчит кончик хвоста. А надо сказать, что к тому времени по нему вздыхали прелестницы со всего города! Как влюбятся в него! В исповедальню чаще чем на рынок ходили. Да и он не противился, поил их из своего кувшина, да улыбался. Поговаривали, что сначала вода из его кувшина сладкая была, как мёд, а через несколько дней горчить начинала, вот и бросали его. Он не огорчался. А через два дня, после известия того, его схватили, связали и вывели перед горожанами на площадь.
Как сейчас помню тот день, город покрылся сединой, особенно старой была часовня, тяжелые стрелки, казалось, устали и перестали двигаться. На площади собралось столько горожан, будто, побросав все свои дома, лавки, пашни, лотки со всего королевства съехались, и каждый, разинув рот, словно пытаясь поймать как можно больше снежинок, выпускал к небу пар. А какой был шум! Все старались, что бы их праведные слова долетели до неба. Когда вывели Тойра пустые слова и звуки полопались, как мыльные пузыри, стало тихо-претихо, и только белокурая Корделия тяжело вздохнула. Это сейчас, что бы судить преступника приезжают учёные люди, исписывают столько бумаги, что на целую библиотеку бы хватило, только вот судят не по правде, а в те времена вышел наш достопочтенный губернатор, одетый в расписное платье с накрахмаленным воротничком, пощёлкал языком, да и приказал обвиняемому рассказать, кто он, откуда, и какие нечистые силы вручили ему этот кувшин.
-Я не помню своего рождения., - сказал Тойр, - Мой создатель был тенью, и с восходом солнца исчез, как мне сказала ведьма, его никогда не существовало, ведь я лишь пустая идея, чья-то мечта. Ведьму я встретил в лесу, там, где я родился, она собирала красные бусинки, и тогда я подумал, что это самое прекрасное в незнакомом мне мире. Когда сладкий сок ягод обжёг мне горло, я закричал, а потом уснул. Просунувшись, я знал об этом мире больше, чем все ваши придворные учёные, и понял я, что не являюсь человеком. Это была грустная ночь… Своё имя ведьма оставила в прошлом, забыв к нему дорогу, закутавшись от него в толстые и древние книги, но сострадание она хранила всегда с собой, в маленьком мешочке, под самым сердцем. Когда мешочек упал на землю, у меня в руках оказался кувшин, а в ушах остались последние слова: «Этот кувшин – твоя любовь. Пока ты ещё не человек, она бесконечна, ты мог бы утопить в ней все города, все королевства и княжества. Губы прекрасных девушек будут пить из него, а он не опустошится. Но не быть тебе человекам, пока каждая может испить из него» На этих словах её дорога окончилась и началась моя. Я похоронил её под уродливым дубом, где её никогда больше не потревожат чужие мысли, слова, поступки. Много дней я бродил по дорогам, которые то сливались в одну, то разбегались в разные стороны, много городов закрывало передо мной свои ворота, и каждый раз, когда я входил в новый город, мне улыбалась луна. Лишь здесь ласковые лучи, да плеск воды в моём кувшине нашептали мне какие-то слова, давно уже мной потерянные, а может никогда не виденные. Но и здесь я не смог стать человеком, и теперь, мой путь закончится на этой площади…
На казнь прибыл даже его светлость Арнольд, оставив детские забавы и приготовившись судить или миловать, но услышанная история его так позабавила, что захлопав в ладоши, он осчастливил нас звонким смехом, словно весенняя капель, вселяющая радость и надежду. Губернатор начал глотать воздух, а его проповедник, приглашённый для отпущения грехов так сдвинул брови, что они на его лубу чуть не поменялись местами. Тут бы и палачу выступить перед толпой, да Корделия, та, что дочка хозяина «Северных Болот» как прокричит:
- Прошу тебя, милый Тойр, я буду хранить твою любовь, тебе не нужен этот кувшин, я буду хранить твою любовь надёжнее всех кувшинов, сундуков, склепов, не покидай меня…
Вы, я смотрю, торопитесь, да и кружки ваши уже пусты, время-то сейчас юркое, как пробежит, то разговор какой смахнёт со стола, то старых знакомых разбросает, никуда от него не деться, даже в трактир ко мне бывает заглянет, двери распахнёт, застучит по полу каблуками, еле кружки успеваешь наполнять, да жаркое подносить, так что не буду вас томить, скажу, что помиловали его, хвала его светлости и его преосвященству, отпустили они влюблённых и только они обнялись, как треснул кувшин, а воды в нём уже не было. Поселились они в старом доме, о котором слухи летали по городу, словно вороны, как только солнце за горизонтом скроется. А какой мёд стали варить! Не один путник не проходил, что бы к ним не заглянуть.
Вы добрые гости, когда отправитесь в дальний путь навстречу восходящему солнцу, не проезжайте мимо дома, окружённого розовыми кустами, там и теперь готовят для странников хмельной мёд, от которого прибавляются силы, а сладость во рту держится несколько дней. Прекрасная Лаура, дочь Тойра и Корделии, готовит его с тех пор, как её родители покинули наш мир.