Гортензия вянет

Один из моих братьев старше меня ровно на десять лет. Когда ему было двадцать, а мне десять, разница между нами была колоссальной, он во всем был, безусловно, старшим братом. Когда ему исполнилось тридцать, а мне двадцать, разница между нами как-то уменьшилась. Когда он отметил сорокалетие, а мне стукнуло тридцать, то возрастная разница между нами уменьшилась до предела. Наконец, брат отметил первый юбилей – пятидесятилетие, и мы с ним сравнялись в «старшинстве». Ну, уж когда брат разменял шестой десяток, он стал по некоторым вопросам советоваться со мной, как со «старшим» братом. Удивительно, как с возрастом менялось наше отношение друг к другу.

Другое дело родители, особенно мама. Для нее дети, особенно младшие, всегда остаются какими-то маленькими, о ком надо заботиться, направлять их действия, давать разные житейские советы, иногда наивные, но всегда от сердца, всегда добрые. Я был у мамы младшим сыном и сполна это испытывал всю жизнь на себе.

Кстати, надо отметить, что дети по-разному реагируют на проявление материнской заботы. Помню, что когда мне исполнилось двадцать и я учился в университете, я очень категорично относился к маминой опеке. Я ее очень любил, поэтому старался стерпеть ее советы, но в душе испытывал сильный протест. Когда мне исполнилось тридцать, я стал спокойней относиться к маминым вопросам и рекомендациям: ты кушаешь нормально? Смотри, не застуди горло. У тебя теплая одежда?…

Я жил в другом городе, работал, у меня уже была семья, а мама все думала, что я маленький и забываю во время покушать. Я удивлялся ее наивности, но в душе уже не испытывал протеста. Мне исполнилось пятьдесят, у меня уже были взрослые дети и внук, но мама продолжала интересоваться, как я кушаю, что одеваю, не промокают ли ноги и не забыл ли я, что надо остерегаться сквозняков…. Мне почему-то становилось тепло на душе после наших телефонных разговоров на эти темы. Я начинал ловить себя на мысли, что надо бы позвонить и узнать, нормально ли питается мой старший сын, который с семьей жил далеко, за тысячу километров от нас…

Но такое трепетное отношение родителей к своим детям иногда приводит к курьезным ситуациям. Однажды, не зная об этом, я стал объектом такого курьеза.

Сразу после университета я работал в НИИ, жил в общежитии. Родители жили в Ленинграде, я к ним часто наведывался. А в Москве у мамы были братья и сестра Надя. Тетя Надя, да и все мои дяди был пожилыми людьми. Тетя Надя с мужем - Иваном Васильевичем, жила в однокомнатной квартире около метро «Сокол». Детей у них не было. Тетя была замечательной женщиной, добрейшей души человек, но прямолинейная, всегда говорящая обо всем, без обиняков, и иногда даже резко. Невзирая на это, московская родня всегда была вокруг нее, она была центром притяжения. Мои старшие братья, когда учились в Москве, всегда были под ее контролем, пользовались ее добротой и выдерживали строгую и резкую критику.

Когда я начал работать в Москве, конечно, имел постоянный контакт с тетей, периодически к ней наведывался и часто с потребительскими целями: перекусить или занять до получки. Когда я болел, то лечила меня также она. На кухне стоял небольшой диванчик, который в этих случаях отдавался в мое распоряжение.

Тетя переписывалась с мамой и сообщала ей о моих делах. Иногда они обменивались телефонными разговорами, но не очень это любили, а письма писали друг другу с удовольствием. Вообще из всех сестер мама и Надя особенно любили друг друга и, хотя Надя была немного моложе мамы, она поучала маму и была лидером. У нее был сильный, но добрый характер. Вообще тетя была интересной женщиной, она замечательно играла на пианино, была остроумной и веселой, невзирая, что прожила трудную жизнь, полную трагических ситуаций. Возраст не стер правильные черты лица и чувствовалось, что в молодости она наверняка имела успех у мужчин. Тетя была невысокого роста, в прическе пробивалась седина, она редко пользовалась очками и одевалась просто, но со вкусом.

На балконе тетя Надя разводила цветы, также как и мама, и цветочные вопросы были одной из обычных тем их переписки. Однажды тетя написала маме письмо, в котором в конце в P.S. написала: «Гортензия вянет. Что делать?».

На следующий день мама позвонила из Ленинграда и после обычных приветствий и общих слов, вдруг спросила:
 - Что с Андрюшей (это я)? Как его здоровье? Тетя Надя удивилась и со
свойственной прямотой ответила:
 - У него все нормально, ты Машура не волнуйся…. В этот момент что-то забарахлило в телефоне и тетя услышала только последние слова мамы:
 - Я напишу тебе…

Тетя не придала звонку особого значения, а через день вообще забыла о нем. Вскоре пришло письмо из Ленинграда. В этот вечер как раз я приехал после работы к тете. Она встретила меня сурово и сразу с порога накинулась:
 - Ты когда звонил матери? Она волнуется о тебе, ладно, открытку от тебя не дождешься, но трудно позвонить что ли? Мне стало немного стыдно, действительно я уже не звонил две недели, много было дел, да и время летит быстро.

Когда сели пить чай, тетя сказала, что сегодня получила от Машуры письмо, в котором мама настойчиво и с тревогой спрашивала обо мне, что со мной случилось? Я пообещал, что завтра обязательно позвоню маме, в этот день телефон у тети не работал и от нее нельзя было позвонить в Ленинград.

Тетя сказала, что она тоже завтра собиралась писать письмо маме, так как узнала несколько интересных полезных советов по поводу комнатных цветов и хотела написать о них Машуре. Я спросил о ее балконном цветнике, который был ее гордостью, и правда был красив. Она сказала, что все в порядке, только что-то случилось с гортензией – вянет и ничего не помогает, она прямо не знает что делать.

На следующий день я, конечно, забыл позвонить маме, когда вспомнил, уже было поздно идти на переговорный пункт, хотя он был недалеко от общежития. Потом подумал, что это не важно, так как через неделю у меня предстояла командировка в Ленинград.

Прошло несколько дней. В середине дня меня вызвал директор, а когда вернулся в лабораторию, мне передали, что звонила тетя Надя и просила ей срочно позвонить. Я сразу перезвонил ей и услышал суровый приказ:
 - После работы обязательно приезжай ко мне!
 - А что случилось?
 - Приедешь, поговорим, - услышал я, и тетя положила трубку.

Вечером я был у нее. Опять с порога она надвинулась на меня тучей.
 - Что ты делаешь с матерью, она с ума сходит, волнуется о тебе, а ты
даже не соизволишь ей позвонить! Что, неужели трудно, а? Я ничего не понял, пытался защититься занятостью, делами, но только усилил нападение.
 - Короче! Вот возьми, почитай телеграмму, которую я сегодня получила
от матери. Я взял телеграмму, в ней было написано: «Надя срочно сообщи что Андрюшей Мы можем Устином (мой отец) приехать завтра Москву Срочно сообщи Маша». Я ничего не понял и было видно, что и тетя тоже не понимает тревожного содержания телеграммы.
 - Я после последнего твоего прихода, как и говорила, отправила письмо
и написала, что с тобой все в порядке. Ничего не понимаю! Давай звонить, у нас телефон исправили.

Мы заказали Ленинград и стали ждать. Тетя опять начала прорабатывать меня за нерадивость и невнимание к родителям. Но я действительно замотался и в начале следующей недели должен поехать в Ленинград на несколько дней и думал, что скоро увижу родителей.

Зазвонил телефон, я взял трубку и услышал взволнованный голос мамы:
 - Андрюша! Как ты себя чувствуешь? Как прошла ангина, которой ты переболел в прошлом месяце, нет ли осложнений!?
 - Мама! У меня все в порядке, все нормально, а об ангине я уже забыл, все хорошо. Что случилось?
 - Надя написала, что с тобой что-то плохо!
 - Тетя Надя? Я сейчас дам ей трубку. Я передал трубку тете.
 - Машура! Здравствуй, ты что? Что с тобой? У Андрея все нормально, ты с ним только что говорила, все хорошо…Что? Я тебе написала? Когда? Подожди, что я тебе написала? – тетя внимательно слушала маму, потом вдруг разразилась хохотом, глаза у нее светились весельем и лукавством.
 - Машура, дорогая, тебе пора к психиатру. Ну и ну! В общем, не
волнуйся, я действительно не знаю, что делать и поэтому спрашивала у тебя. Ты, кстати не ответила мне. Короче, не выдумывай, все нормально и нечего сейчас приезжать в Москву, погода у нас плохая, вот весной обязательно приезжайте. Привет Устину. Ну, ты Машура, даешь! Ну ладно, все, целую, пока.
 - Ну, знаешь вот дела! – весело сказала тетя Надя, положив трубку, - Ну и ну! Не ожидала, знаешь из-за чего сыр-бор?
 - А что произошло, я ничего не понимаю.
 - Две недели назад я послала матери письмо, а в конце написала в P.S.: «Гортензия вянет. Что делать?». Так вот, мать поняла это так, что с тобой что-то случилось, что я не могу ей прямо сказать об этом и что я зашифровала ситуацию: Гортензия (это ты) вянет, т.е. ты заболел и чахнешь, а я не знаю что делать! Мать разволновалась, ее воображение разыгралось и нарисовало ей страшную картину и отсюда паника. Теперь буду осторожно писать, а то ни приведи господи, что может произойти.

Через неделю я был в Ленинграде. Мы долго смеялись, но потом мама серьезно дала мне несколько советов о том, чтобы носки были сухие, от мокрых происходит страшная простуда, особенно в такую погоду и чтобы горло было хорошо закутано, чтобы опять не заболеть ангиной. Я выслушал все ее советы и, чтобы она не волновалась, сказал, что все сделаю как она говорит, но в душе был небольшой протест, ведь мне было только двадцать четыре…