Occursus primus

Dedicated to all falling in love in WWW

Сильная всепоглощающая боль, отзывающаяся колкими ударами в сердце. Я никогда ее не видел, никогда не осязал ее и не представлял ее реальность. Она была для меня глубокой фантазией, иллюзорным образом, который появлялся и исчезал, который материализовывался в моем взгляде и рассеивался всякий раз, как только я отпряну от голубого монитора. Ее красивые большие глаза казались мне чем-то совершенным и незабываемым, чем-то недосягаемо прекрасным и волшебным, ее глаза, полагал я, навсегда останутся во мне, но никогда не посмотрят на меня. Я страстно желал заглянуть в них, окунуться в ее взгляд и забыться, но в этом желании я ощущал жуткую холодную тоску, которой не суждено обрести покой. Ведь она всего лишь некто, всего лишь набор электронных символов у меня в почтовом ящике и у меня на странице. Она воплощала мою фантазию, мое потаенное желание сбежать от одиночества, которое отступало глубоко под половицу всякий раз, когда я целовал монитор в горячей страсти быть с ней. Ее красивые пухлые губы, которых я никогда не видел, но которые целовал каждую ночь, ее нежная кожа шеи, с которой моя язык так хорошо знаком и которую я не ощущал никогда, ее изящные плечи, которые я сжимал в своих руках по утрам и которые никогда не являлись мне въявь, все в ней было для меня загадкой и тайной, но все я знал слишком хорошо. Она открылась мне, рассказала о своей жизни и позволила мне дотронуться до нее. Но при этом подушечки моих пальцев дотрагивались только лишь до холодных пластмассовых кнопок компьютера. Я желал ее, был с нею и иногда входил в нее, но никогда не видел и не понимал, какая она. Прошла тысяча лет, она стала для меня наркотическим удовольствием, мечтой, с которой я занимался любовью всякий миг моей отстраненности от монитора. Я стал частицей моей женщины, а она стала частицей меня. Мы понимали друг друга с полуфраз, с полуслова, которое не успевали допечатать, мы были рядом и были так далеки друг от друга. И сердце начинало трепетать, когда глаза в панике искали ее письмо на странице, ее неслышный поцелуй, адресованный только мне. Сердце начинало биться в истерике, когда вместо письма глаза натыкались на пустоту и одиночество. И когда она появлялась там, в этом бескрайнем океане сотен тысяч судеб, когда она хлопала по воде своим дивным хвостом и тут же скрывалась под взволнованной массой океана информации, мои пальцы невольно начинали искать ее. А когда находили, когда мои чувства настигали ее неуловимый образ, я припирал ее к стене и страстно вонзался в нее своим вожделением. Она была неуловима, столь бесконечно иллюзорна и недействительна, что я иногда не верил в ее существование.
Шли годы и страсть моя росла, мужала и бесилась, ведь я не мог ощутить ее, не мог познать ни физически, ни сознательно. Она была слишком далеко. Ее фотографии стали для меня отрешенным началом и концом моего существования, ее образ поработил меня, заставил себе поклоняться и дышать им. Я был ее и постоянно твердил ей «Да», потому что был не в силах отказаться от ее красоты, которая манила меня.
 - Привет, - произнес чей-то женский голос у меня за спиной.
 Я был в агонии, я пылал ярким вязким огнем, а сердце, сохраняя бешеный ритм, обливалось страстью. Я обернулся и увидел ее. Она улыбалась мне так, как улыбалась во сне, ее белые зубки блестели на солнце, а глаза чуть щурились. Я произнес неразборчивые фразы, а потом подошел и поцеловал ее, просовывая напористый язык сквозь ее мягкие и такие податливые губы. Мои руки невольно прильнули к ней и стали пробираться под ее блузку. Я не мог остановить их, просто дал им свободу полета, о которой они мечтали несколько лет. Она была моей, мои пальцы пронизывали ее насквозь, хватались когтями за ее душу и выуживали ее из влажной наполненной соком плоти. Она ничего не сказала, только подчинилась моему языку и моим действиям.
Мы не сказали друг другу больше ни слова, мои мысли путались, а фразы застревали между сосудами головного мозга. Язык отказывался произносить хоть слово, которое я вымучивал из себя, потому что он был занят, он был в ней.
Она ничего не могла сказать мне, я все уже знал, только ее взгляд, который говорил о многом и общался со мной. Только стоны, когда она принадлежала мне. Ах да, и ее слезы, которые катились маленькими бриллиантами по ее гладкой коже обильной россыпью. Она лежала на постели и тихо плакала. Мог ли я как-то помочь ей? Хотел ли? Слезы продолжали тихо падать с ее носика на подушку, увлажняя и размягчая ее. Много было слез, тысячи маленьких бриллиантинов все капали и капали. Она отвернулась.
Я так и не произнес ни одной фразы, так и не сказал, как она была нужна мне. Почувствовала ли она это? Нас разделяло несколько сантиметров постели и мертвая тишина. Забавно, но прообщавшись несколько лет с ней по Интернету, я при встрече не сказал ни слова. Как и она.
Мы встречались еще несколько раз, но все заканчивалось как в первую нашу встречу.
Потом она растворилась и электронном пространстве. Я лежал на постели и ощущал еще ее запах. Она будто лежала рядом. О ней напоминала только одинокая подушка, вся мокрая от ее сладких слез. Подушка та мокрая и поныне.