Вынужденная остановка

Вынужденная остановка
1.
Гул сирены. Рычащий мотор. Ослепляющие фары. И полная темнота.
Откуда-то издалека доносятся голоса, и снова пропадают. Я не понимаю, где нахожусь, что происходит. Не чувствую себя. Тряска, значит, меня везут. На этот раз я серьезно влип…
Знакомые голоса.
-Сынок! Сыночек, скажи хоть слово!... – Это мамины всхлипывания.
Интересно, папа рядом? Даже если и рядом, наверняка надуется, не позволит себе и слезинки проронить. Ведь он был прав.
- Мама… я жив… - едва шевеля губами, я стараюсь успокоить ее.
- Господи, сынок, слава богу! Папа рядом, он тоже переживает… Что, нельзя его обнимать? – говорит она явно не мне. – Сыночек, Витенька, тебя сейчас везут на операцию. Папа нашел лучших врачей. Все будет хорошо!
Я чувствую, что отец рядом. Он так ничего и не говорит. А мне плевать, что он прав. Пусть даже я не выкарабкаюсь, все равно не признаю Его правоту.
Укол в руку. Теперь я точно не смогу открыть глаза, это, наверняка, наркоз или что-то еще…
- Где я? – все еще не в силах открыть глаза, я обращаюсь к темноте с запахом лекарств.
- Сыночек…
- Мама! Кто еще есть?
- Только отец и медсестра.
Слышу, как медсестра шепчет, наверное, что-то типа «Сейчас ему нужно отдыхать» и выходит.
- Папа.
- Да, я здесь. Вот ты и… - слышу шелест ткани, значит, мама схватила его за рукав или плечо.
Мамин вздох.
- Главное, что теперь все позади, ты жив и ничего не угрожает твоей жизни… Вот только…
- Дай, я сам ему скажу, – сдержанным басом прерывает отец.
- Скажешь что? Что я дурак, который чуть не убился на своем мотоцикле, как ты и предвещал? Спасибо, можешь не говорить. Но я бы его все равно купил, даже теперь, когда ты снова оказался прав.
- Витя, я не хотел с тобой ссориться. И, видит Бог, не хотел оказаться прав такой ценой, - слова ему, похоже, тяжело даются. Наверное, я паршиво выгляжу, раз он разжалобился.
- Так что говорят врачи? Я не жилец? – пытаюсь пошутить.
Повисла неловкая пауза, наполненная вздрагиваниями мамы, мерным дыханием отца.
- Все в порядке, до свадьбы заживешь.
- Ну а в чем проблема?
- Они не знают, сможешь ли ты видеть, - наконец прогремел вердикт, словно выстрел.
- Витенька, это еще неточно. Врачи говорят, через месяц будет операция, после которой все станет ясно. Не волнуйся, у папы есть связи, он найдет лучших специалистов… ты же знаешь, папа любит тебя, мы тебя любим… не волнуйся…
- Тогда почему ты волнуешься? Почему волнуется отец? – против моей воли голос зазвучал неуверенно и тихо. - Оставьте меня одного. Уйдите. Если вы только сделаете вид, что ушли, я услышу ваше дыхание. Вы же знаете, что у слепых хороший слух.
- Сыночек, ты не слепой… - Мама снова переходит на рыдания.
- Пошли, пошли, Мила, пусть он останется один, как хочет.
Дверь скрипнула. Вокруг все так же темно, а внутри – ужасно тяжело.

2.
Почему-то приснилась Оля. Мы во сне нежно держались за руки, как когда-то. И чего все сложилось так? Ладно, пора просыпаться. Боже, я же не могу открыть глаза!
- Я знаю, что кто-то здесь есть.
Рука касается моей. А вдруг Оля?
- Сыночек… - мама : (
- Отец рядом?
- Он работает.
- Ну конечно, сын сдыхает в больнице, а он работает.
- Перестань, ты бы видел, как ему тяжело.
- Да, я бы не отказался видеть.
Мама молчит, понимая, что теперь нужно осторожно подбирать слова.
- Сколько времени прошло с тех пор, как я попал в аварию?
- Неделя.
- Странно, кажется, будто пару часов.
- Для нас с отцом, будто, пару месяцев.
Мы оба молчим, затем мама продолжает.
- Ты столкнулся с грузовиком. Конечно, водителю папа этого так не оставил.
- Мне все равно, - я немного грубо прерываю. Но я имею право злиться!
- Словом, тебя доставили в больницу с кровотечениями, переломом руки и ранами на лице. Потом, когда провели обследование, выяснилось, что у тебя повреждена сетчатка обоих глаз. Операцию сделают через месяц и от нее зависит, сможешь ли ты видеть...
Я вздыхаю, не знаю, что говорить. Все мысли смешались, когда я снова услышал «сможешь ли ты видеть».
- Витя, врачи говорят, что тебе повезло. Некоторые и не выживают после таких аварий.
- М-да, повезло… особенно глазам.
- Ты можешь огрызаться, ненавидеть весь мир, винить отца в случившемся. Но виноват только ты, и никто другой.
- Здесь можно поспорить.
- Пока что споры, особенно, с папой, никуда, кроме больницы, тебя не завели.
Я слышу шорохи в нескольких метрах от себя.
- Ты же сказала, что папы нет!
- Это не он. Ксюша пришла. Наверное, я вас оставлю. Я буду за дверью. Если что-то нужно, я рядом, родной.

3.
Чувствую прикосновение Ксюхи. Холодное. Наверное, из-за колец, которыми она вечно обвешивается. Затем она касается лица, ощущаю ее коготки на гладкой щеке (меня кто-то побрил?!). Пытаюсь улыбнуться. Она отнимает ладони.
- Зверски выглядишь, котик!
- Такой страшный? – мой голос меняется, теперь он звучит как-то мурлыкающе. Наверное, поэтому она зовет меня котом.
- Весь в шрамах, бинтах, повязка на глазах, - безразлично перечисляет она.
- Таких не берут в космонавты, да?
- Врачи, вроде, говорят, что все будет ОК, шрамы исчезнут, рука заживет.
- А если не прозрею?
Чувствую смятение.
- Никто не заметит, ты и так всегда ходишь в черных очках, - пытается шутить моя девушка.
- Эй, - шепчу и легко притягиваю ее к себе, - Мурка все еще любит своего котика?
Сладкая помада на моих губах. Такое чувство, что ей противно.
- Тебе не по себе, да? Целовать слепого инвалида.
- Вит… просто все сейчас по-другому.
Она вытащила что-то из сумочки. Платок и зеркальце.
- Знаешь, Ксюха, думаю, не нужно тебе видеть меня такого. Тебя это, наверняка, ужасно раздражает.
- Ой, котик, я так рада, что ты понимаешь. Если б ты знал, как жалко выглядишь в этой палате, с капельницами, в каком-то отвратительном халате, с перебинтованной головой. …Но я тебя все равно люблю.
Она торопливо встает, еще раз проводит коготками по лицу. Шаги удаляются.
- Я буду звонить тебе, телефон на столике справа от тебя. И, кстати, привет от ребят, они зайдут на днях. Чём-чём.
Она больше не придет. Но так даже лучше.

4.
Чувствую себя монахом-аскетом в темной пещере. Читать не могу, смотреть ТВ не могу, музыка надоела. Остается ждать посетителей и думать, думать, думать. За пару дней научился ориентироваться в пространстве, хожу с тех пор, как отсоединили капельницы, но из палаты ни ногой, разве только по нужде. Не хочу, чтоб люди видели меня, молодого, богатого и глупого сынка своих родителей таким немощным. Хорошо, что я избавлен от искушения посмотреть на себя в зеркало.
Мир такой странный, когда не видишь его, комната кажется огромной, простые движения – серьезными, голоса непривычными, запахи – их столько! А люди? Люди очень сильно меняются.
Я удивлен, но мне теперь кажется, что только родителям и важно, что со мной. Друзья побывали, как и Ксюха, только однажды. Вроде, старались быть веселыми, как всегда, но я всем телом чувствовал их ложь. Думаю, никогда не забуду это чувство. Всего-то пару недель прошло, а я уже не знаю, к чему возвращаться.
Мое желание отомстить отцу – какая глупость! И за что я хотел мстить? За то, что из-за Его Мнения я бросил Олю? Но ведь не он сказал слова «Нам надо расстаться», а я. Я. Значит, я сам бы ушел от нее когда-то.
Болван, купил кучу дорогущего железа, чтоб позлить папочку. В итоге, папа снова лечит меня от глупостей, но теперь уже не словами.
Вот бы Оля пришла ко мне. Но откуда она узнает, да и вряд ли ей понравится это зрелище. Непокорный Вит, в заточении палаты, как Монте Кристо.
Разве Ксюха хоть одно мгновение любила меня так, как моя тихоня Оля. Моя Тихоня, м-да…
Какой же я дурак. И почему бог сохранил мою никчемную жизнь? Может, чтобы понял, какой я неудачник.
- Мама? – Слышу, что дверь открывается.
- Да, Витенька. Как ты себя чувствуешь?
- Какое сегодня число? – говорю я, протягивая руку по направлению к голосу. Мама ловит меня и подводит к дивану на противоположной стороне от моей кровати, судя по ощущениям.
- 15-е.
- Я здесь уже так долго… Мама?
- Что?
- Прости меня…
- Сыночек, мой мальчик…
- И папе передай, что я прошу прощение. Только не говори ему, что я плакал, - в этот момент я уже понимаю, что не могу сдержать слез. – Я…
- Шшш, все хорошо, - заботливо шепчет мамочка.
Я, 20-летний парень, плачу на плече у мамы и не чувствую себя слюнтяем. Я даже горжусь этим.

5.
Мне кажется, я никогда столько не общался с мамой, как сейчас. А если б чуть сильнее ударился головой о бампер грузовика…
- Мам, знаешь, зачем я купил этот дурацкий мотоцикл?
- Назло папе.
- Да, но почему, знаешь?
- Хотел что-то доказать?
- Помнишь Олю? – Мама, кажется, сильно удивилась, так как ее плечи вздрогнули.
- Ту, из-за которой…
- Помнишь.
- Да. Ты знаешь, она…
- Знаю, совсем не подходила мне. И папа сказал мне об этом, дал понять, что не хочет видеть меня с ней. Я бросил ее, но мне потом было так плохо. Я думал, что виноват папа, поэтому начал делать все ему наперекосяк. И мотоцикл купил после того, как он сказал, что байкеры – самоубийцы, а мотоцикл – самый идиотский вид транспорта. Я глупо себя вел, правда?
- Скажем так, это был не самый твой умный поступок, Витя.
- Ты бы не могла набрать для меня один номер, я ведь сам не могу… пока не могу. Номер той самой Оли.
- Сынок, послушай…
- Мама, я знаю, что ты считаешь ее простушкой, но я чувствую, что должен поговорить с ней.
- Да что ж ты меня все время перебиваешь! – вроде, серьезно, а вроде шутя звучит мамин голос.
- Я знаю, что ты мне скажешь.
- И представить не можешь. В день аварии твоя Оля весь вечер звонила к нам домой, но, естественно, никого не было. Хотела узнать, все ли с тобой в порядке.
- Как? – только и смог я из себя выдавить.
- Говори номер.
Какой номер? Я не то, что вспомнить его не могу, вообще ничего не понимаю. Как она могла знать? Откуда? Значит, она все еще любит меня?

6.
Мое новое любимое занятие: ходить по комнате как Шерлок Холмс и размышлять. Еще бы скрипку и умение играть для полноты образа!
В моем мире без красок живут только звуки, запахи и чувства. За 3 недели дико соскучился по солнцу, по голубому небу, по зеленым листьям, по любимой красной рубашке. Сильно хочется пива (пациентам запрещается употреблять алкоголь). Хочется оказаться в гуще толпы, в шуме, городской суете. Хочу увидеть хоть чье-то лицо, рассмотреть свою палату. Операция через неделю, потом 3 недели глаза будут заживать. Значит уже через месяц я снова стану человеком. И других вариантов я не принимаю. Отныне все будет по-другому.
Кто-то аккуратно нажимает на дверную ручку, но я все равно слышу.
- Руки вверх, сопротивление бесполезно! – я навожу правую руку на «преступника», как будто держу пистолет, и при этом улыбаюсь. Как же я рад любому появлению жизни в моей пустой палате.
- Сдаюсь добровольно. – Этот Голос…
- Оля?!
- Витенька…
Я делаю несколько шагов, но она уже успевает оказаться рядом. Я чувствую ее сердцебиение, которое сливается с моим. О боже, я сейчас снова заплачу!
- Я так рад, - шепчу сквозь волнения, подступившие в горлу, - что ты пришла.
Она, как всегда молчит, но когда она так близко, я понимаю ее без слов, без взглядов. Чувствую, и каким-то внутренним зрением вижу все ее эмоции. Знаю, что она пришла, потому что любит меня. И я позвал ее, потому что люблю…

* * *
Как я и ожидал (и ни минуты не позволял себе сомневался!), операция прошла успешно. Через месяц я словно в первый раз взглянул на мир, на мою Святую Троицу – маму, папу и Олю. И в те мгновения они действительно показались мне ангелами с прекрасными лицами, озаренными божественным светом. Я долго плакал, не в силах унять эмоции.
Потом плакал, когда впервые увидел улицу. Вся эта симфония голосов, моторов, музыки, запахов, которую я мог видеть своими глазами!
Когда рядом промчался мотоцикл, я вздрогнул, отчетливо понимая, что так бы и проскочил мимо своего счастья, если б не вынужденная остановка.

7 августа 2007