Последний вечер XX века

В последний вечер XX века он сидел на своем вельветовом диване, обхватив руками тонкие свои колени. С болезненным блеском в глазах и навязчивой идеей создать что-то новое. С чувством собственного превосходства над современниками и глубочайшей уверенностью в том, что природа наделила его писательским гением. С детским ощущением несправедливости, сгустившимся в нем воспоминанием о неизданных его книгах. С трепетом в душе и предвосхищением самых бурных аплодисментов и самых завистливых взглядов писателей, которые еще недавно дружелюбно пожимали ему руку, а, отходя в сторону, с жалостью причитали «бедняга».
В последний вечер XX века он решил, что создаст лучшее свое творение.
Он бесшумно поднялся с дивана, медленно прошелся по комнате и сел за свой письменный стол. Неторопливость его движений свидетельствовала о его подавленности и какой-то внутренней борьбе. Он неестественно мимикрировал и гладил большим и указательным пальцами правой руки переносицу.
В последний вечер XX века, он достал из ящика письменного стола стопку чистых листов бумаги, ножиком заточил семь карандашей и все это положил по правую руку от себя. Натер цветочным одеколоном виски – привычка, которая даровала ему успокоение. Но!
В последний вечер XX века вдохновение не торопилось с прибытием. Мучительно переживая задержку столь значительной персоны, он решил отдаться воле случая и испытать собственное воображение. Судорожно схватил карандаш, словно не своей рукой исписывал один за другим листы бумаги и комкал, импульсивно отбрасывая мятые шарики в стороны. Снова писал – комкал – отбрасывал, писал – комкал – отбрасывал…
Часы на стене издали первый предупредительный сигнал тревоги. Он бросил боязливый взгляд на стрелки и замер, беспомощно принимая на себя всю тяжесть свалившегося на него разочарования. Пробило двенадцать часов, он встал из-за стола, подошел к секретеру, достал из него бутылку шипучего вина, выстрельнул пробкой в потолок, поднес горлышко к сухим своим губам и сделал большой, жадный глоток – все это было проделано на удивление быстро.
Допивая вторую бутылку, он вдруг почувствовал, что что-то теряет, возможно, себя самого, но он не знал, как остановить этот процесс, как повлиять на стихию природы, которая даровала и отнимала никого не предупреждая, ни с кем не советуясь. Слезы потекли по белым его щекам, тонкими струйками, задерживающимися на долю секунды в уголках рта и стремительно падающими на воротник свежей рубашки.
Он подошел к письменному столу, что-то быстро начеркал на листе и вернулся обратно к секретеру праздновать то ли начало XXI века, то ли победу Ленина над Марксом в его сознании, достал и выпил еще вина, потом еще и еще.
Когда в первое утро XXI века он, проснувшись, нашел себя неизменно на вельветовом диване, какое-то тревожное чувство заставило его встать на ноги и подойти к столу. На столе он увидел один единственный листок, на котором вздорным и неровным почерком было написано следующее:
В сорокапудовых травах
На вельветовых заправах
У затейливых косуль
Из-под ног висит висюль
Как бы мне его добыть?
Как бы мне его добыть?
Вы не посоветуете,
Как бы мне его добыть?