Акробат 1

ДАР СУДЬБЫ


Часть первая
Акробат

Посмотрите! Вот он без страховки идет!
Чуть правее наклон – упадет. Пропадет!
Чуть левее наклон – все равно не спасти…
Но зачем-то ему очень нужно пройти
Четыре четверти пути!
В. Высоцкий.

-1-

Лунный свет, проникающий сквозь покрытое морозным рисунком оконное стекло, почти не давал возможности что-либо разглядеть в комнате; не больше проку было и от тлеющих в камине толстых поленьев.
Стоя у кровати, Тирина пыталась сообразить, где может быть ее одежда. По всей видимости, рубашка, юбки, баска, чулки и прочие детали разбросаны по всей комнате, теплый зимний плащ на меховом подкладе, кажется, остался висеть на спинке кресла ближе к двери, а рядом с креслом должны стоять сапожки. Девушка осторожно пошарила ногой по полу и сразу же наткнулась на неизвестный предмет туалета. Она бесшумно опустилась на колени, чтобы исследовать находку. К сожалению, это оказались мужские штаны из толстого сукна. Тирина оставила их на месте и поползла на четвереньках. Передвигаться так было даже лучше: ноги едва держали ее. Правда, и руки сильно дрожали от нахлынувшей слабости и страха. Она едва не ударилась головой о ножку стола, зато под ним обнаружились рубашка и пара юбок. Кое-как девушка натянула их на себя и двинулась дальше в надежде отыскать вязаные шерстяные чулки: мороз стоял не шуточный, а идти предстояло не близко. Но по пути к смутно чернеющему у двери креслу больше ничего не попалось, а она слишком боялась наделать шума, чтобы предпринять поиски по углам. Обувшись и закутавшись в плащ, Тирина, наконец, поднялась на ноги и потянула за ручку двери. Та не поддалась. Девушка дернула сильнее и едва не расплакалась: дверь оказалась заперта. Если ей не удалось отыскать половину своих вещей, то как она найдет ключ?
– Тирина, – негромкий оклик заставил девушку вздрогнуть. – Куда это ты собралась среди ночи?
В приятном почти юношеском теноре сквозило непритворное удивление. Глаза девушки достаточно привыкли к слабому освещению, она без труда увидела, как он приподнялся на локте и смотрит в ее сторону. Тирина постаралась взять себя в руки и ответить в свой обычной независимой манере.
– Открой дверь, Лин. Я ухожу.
– Почему вдруг? Сейчас часа три пополуночи, до рассвета еще уйма времени. Иди ко мне.
– Нет! Дай мне уйти!
В голосе девушки прорвались истеричные нотки. Мужчина резко откинул одеяло и одним движением сел на кровати, спустив ноги на пол.
– Что не так, Тирина? Или ты назначила на сегодняшнюю ночь еще одно свидание? Может, он тебе платит? – мужчина, очевидно, начинал злиться.
– Ты грубая скотина, капитан. Я торгую выпивкой, а не любовью. И сама решаю, с кем и когда буду спать.
– Извини. Но ты можешь объяснить, что на тебя нашло? Я не волок тебя в постель насильно.
Он быстро натянул штаны, зажег свечу от тлеющих углей камина, а от нее – остальные свечи в стоящем на столе пятирогом канделябре. В комнате стало светло. Капитан взял подсвечник в руку и изумленным взглядом окинул валяющиеся там и тут предметы женского туалета. Он был очень молод, совсем юноша лет двадцати-двадцати двух. Темноглазая блондинка Тирина, пожалуй, была старше любовника года на три.
– Так что случилось? – вновь попытался выяснить причину несостоявшегося побега капитан.
Полуголый, с всклокоченными черными кудрями и подолгу немигающими, горящими загадочным внутренним светом глазами, Лин, как показалось девушке, имел устрашающий, почти демонический вид.
– Выпусти меня, или я закричу.
– С ума сошла? Или заболела?
Он подошел ближе к жавшейся к дверному косяку Тирине, внимательно вгляделся в бледное лицо и помутневшие глаза девушки.
– Точно заболела. Дрожишь вся и белая, как снег. Куда ты собралась полуголая на улицу? До твоей корчмы больше часа топать. Ты же еле стоишь. Упадешь и замерзнешь.
– Зачем ты запер дверь?
– Чтобы нас не беспокоили. Да что с тобой, наконец?
– Мне плохо, – ее голос опустился до шепота. – Сначала мне было хорошо с тобой, очень… а потом… я проснулась и почувствовала, что умираю… все тело болит, как будто ты избил меня… сил нет совсем и внутри холод.
Большие светлые глаза молодого человека, казалось, еще увеличились в размере. Он моргнул, брови озабоченно нахмурились.
– Ты меня боишься? – понял он. – Но я не бил тебя.
– У тебя холодные руки… то есть они теплые, но от них идет холод.
– Ничего не понимаю. Тирина, иди сядь, ты сейчас свалишься.
Он вернулся в центр комнаты, поставил подсвечник на стол и отодвинул стул.
По пути Лин подобрал и натянул рубашку – в комнате было зябко.
Выше среднего роста, худой; несмотря на ширину плеч, в одежде он казался едва ли не щуплым, во всяком случае, впечатления силача не производил. Но Тирина не однажды слышала о нем от посетителей своей корчмы – солдат и офицеров расквартированного в их городке на зиму полка. О капитане Лине буквально ходили легенды. Уже то, что парень разом из десятника стал капитаном и получил под свою команду три сторы, не могло не вызывать интереса у женщин не слишком строгого поведения. Еще бы: герой, спасший жизнь самому королю! Немало говорили о его силе, ловкости и ярости в бою. Впервые увидев красивого юношу с тонкими правильными аристократичными чертами лица, трудно было во все это поверить. Несоответствие героической репутации и странной божественно-демонической внешности просто сводило девушек, в том числе и Тирину, с ума. Он словно сошел с фресок на древних развалинах Молиарского храма.
– Сядь сюда. Я тебя не трону.
Лин демонстративно отошел от стола и присел на край кровати. Девушка доплелась до стула и опустилась на жесткое сидение.
– Дай мне зеркало, – попросила она.
– Зеркало? Зачем?
– Дай, пожалуйста, – настойчиво повторила она.
Молодой человек пожал плечами:
– Ну, ладно.
Он снова встал, прошел за ширму к умывальнику, снял медное зеркало, перед которым брился по утрам, вернулся и отдал его Тирине. Девушка расстегнула застежку плаща, приподняла голову и стала рассматривать свою шею.
– Ничего нет, – с облегчением выдохнула она, кладя зеркало на стол.
– Час от часу не легче. Решила, что я вампир? Почему?
От такого предположения в пору было расхохотаться, но Лину было не до смеха. Отношения с женщинами у него всегда складывались как-то ненормально: он нравился им, даже очень, но после близости они начинали избегать его.
– Говорят, после укуса теряешь силы, потом все леденеет…
– Тирина, не смотри на меня так, не пью я кровь! Ты простудилась, наверное. Лучше налей себе вина. Сама налей. Не собираюсь я тебе ничего подсыпать.
– Ты все-таки читаешь мысли! – испугалась она.
– У тебя на лице все эти глупости написаны, – снова пожал плечами капитан.
Девушка дрожащими руками наполнила пустой бокал сладким либором, пролив на стол небольшую красную лужицу. Вот уж чего никогда не случалось с хозяйкой «Золотой чаши». Корчму Тирина унаследовала от отца, которому помогала обслуживать посетителей, сколько себя помнила. Бокал девушка взяла двумя руками и выпила быстро, большими глотками. От вина ей стало чуть теплее. Лин молча наблюдал за ней.
– Я есть хочу. Как будто месяц крошки в рот не брала, – призналась она.
– Уже лучше, – краешками рта улыбнулся он. – Сейчас прикажу Ларму принести чего-нибудь.
Лин набросил на плечи форменный коричневый с желтой отстрочкой камзол, снял ключ с гвоздя на стене, где тот спокойно висел все это время, – можно сказать, на самом видном месте, – отпер дверь и вышел. Капитан занимал целых три комнаты с отдельным входом в доме вдового мастера Викрана, старику присутствие молодого командира с денщиком было не в тягость: Викран давно отошел от дел, родных никого не осталось, только пара престарелых слуг. А тут все же новые, молодые лица.
 Уходя, Лин двери не запер, и это больше всего успокоило девушку. И что за ерунда взбрела в голову? Вроде бы она не юная дочь цехового мастера, из тех, что сидят до замужества под замком и верят, будто за стенами их дома бродят кровожадные чудовища всех мастей. Капитан отсутствовал почти четверть часа.
– Еле растолкал бездельника. Сейчас принесет. Как ты? – Лин подавил зевок.
– Сил нет, но уже не так холодно.
Тирина подумала, что совершенно напрасно испугалась до смерти этого в сущности милого парня, с красивыми, пусть и необычными – то яркими, то как будто потухающими – зелеными глазами. Хорошо, что он не позволил ей уйти, ведь точно бы не доплелась до дома.
В дверь несмело поскреблись. Лин открыл и забрал у денщика поднос с хлебом, сыром, копченым мясом и кувшином подогретого вина. После позднего ужина или раннего завтрака Тирина начала оживать: бледность отступила, в глазах появился блеск, руки почти перестали дрожать.
– Лин, прости меня. Я вела себя как сумасшедшая дурочка. Конечно, ты не вампир. Но спать с тобой хуже, чем со стражем. То есть я не про постель… там-то все в порядке…
– А что со стражем?
– Они утомляют ужасно. Встаешь утром, как выжатая лилива, ни рук, ни ног не чувствуешь. Потом отдохнешь, и все проходит. И есть тоже очень хочется… Слушай, а ты случайно не натор?
– Ага, вампир, натор и оборотень в придачу.
– Я серьезно. Кто твои родители, ты знаешь?
Глаза капитана на мгновение словно подернулись серой пеленой.
– Нет, – он покачал головой. – Я сирота. Но это ведь не повод воображать невесть что.
– Не повод, – согласилась трактирщица и широко зевнула. – Ой, я сейчас прямо на подносе засну.
– Ложись, я пойду в гостиную. Все равно мне спать не хочется, – после слов Тирины остатки сонливости окончательно испарились.
– Спасибо.
Тирина встала, сняла плащ и добралась до кровати. Лин все еще стоял у стола, он вытащил одну свечу из канделябра, остальные задул.
– Я пойду.
– Лин, ты никогда не был с женщинами из каторны? – почти на пороге остановил его вопрос Тирины.
– Не был. А что?
Девушка, не раздеваясь, уже забралась под одеяло.
– Ты попробуй. Может, узнаешь о себе что-нибудь… интересное.
– Спокойной ночи, Тирина.

* * *

Лин не то, чтобы соврал Тирине – иметь любовные отношения с женщинами-стражами, состоящими на службе в каторне, ему не доводилось, но…
Толпа зевак, задрав головы и затаив дыхание, пялилась на юношу-канатоходца, выделывающего немыслимые трюки на тонкой веревке, протянутой прямо над камнями мостовой между крышами двухэтажных домов, стоящих на краю ярмарочной площади. Курчавый черноволосый парнишка лет семнадцати уже трижды проделал опасный путь от одного чердачного окна к другому. Первый раз он шел медленно и осторожно, балансируя длинным тонким шестом, казалось, его главная задача – не сбиться с четкого, тревожного ритма, отбиваемого на барабане находящимся внизу пожилым хозяином труппы. Канатоходец делал шаг на каждый пятый удар, смотрел только вперед, прямо перед собой. Дважды он чуть не оступился, вызвав испуганный женский визг, а затем вздохи облегчения среди зрителей. Не дойдя одной трети пути до окна, юноша остановился, барабан смолк. Внезапно канатоходец подпрыгнул и сделал сальто назад, коснулся каната и повторил прыжок снова. Поймав равновесие, он бросил шест вниз, мужчине лет двадцати пяти, недавно срывавшему бурные аплодисменты публики хождением на руках, замысловатыми прыжками и другими акробатическими штучками на помосте. Толпа разразилась воплями восторга. Курчавый бесенок послал публике воздушный поцелуй, потом сдержанно поклонился и развернулся лицом к ближнему окну. Оттуда высунулся еще один член труппы – ровесник или чуть старше виртуоза каната. В чернявого полетели метательные кинжалы, канатоходец ловил их один за другим и отправлял в воздух над своей головой. Один, два, три… публика потеряла счет, а юноша уже ловко жонглировал кинжалами и шел по канату задом наперед, возвращаясь к окну, из которого ступил на столь ненадежную «дорожку». Люди затаили дыхание. Шаг, другой, третий… пятнадцатый. Юноша остановился в трех шагах от конца каната, сменил стиль жонглирования – теперь он кидал кинжалы через спину – и отправился обратно. На этот раз он дошел ровно до середины, выловил реквизит из воздуха, два кинжала оставил в руках, а остальные заткнул за поясной ремень. Его ассистент в окне выставил разрисованный деревянный щит. Канатоходец трижды метнул с обеих рук, все кинжалы воткнулись в мишень. Парень в окне спустил щит на веревке вниз. Любопытствующие смогли убедиться, что пять кинжалов попали точно в острые вершины лепестков нарисованного цветка лилии, а шестой – в основание чашечки. Горожане и приезжие едва не отбили себе ладони, выражая восхищение искусством балаганного артиста. Тем временем юный чудодей легкой походкой добрался до своего приятеля, присел на канате на корточки, словно твой воробей, и с интересом спросил у публики:
– Ну, как? Попал?
Снизу полетели одобрительные отзывы.
– ЗдОрово! А я думал, что промахнулся. Ну, такое дело нужно отпраздновать. Миресий, музыку!
Барабан, флейта и цимбалы ударили плясовую, а юноша снова пошел по смертельно тонкому шнуру, пританцовывая, как подвыпивший мастеровой. Он закончил свой танец опять над серединой улицы, подпрыгнул, перевернулся в воздухе и, кувыркаясь, пролетел мимо каната. На площади наступила гробовая тишина. Канатоходец приземлился на полусогнутые ноги, точно на подстеленный кем-то из акробатов матрац, выпрямился во весь рост, поднял вверх руки и громко крикнул:
– Оп!
Это были уже не крики, и даже не вопли, а настоящий рев; головные уборы летели в воздух, пригоршни серебра и меди – к ногам юного храбреца, потрясшего публику до глубины души.
Хозяин труппы Миресий был опытным балаганщиком: он точно знал, в какой последовательности следует показывать номера. Все больше усложняющийся номер канатоходца Миресий уже два года ставил в самый конец представления. Без сомнения, все его дети – три сына и дочь – работали замечательно, отлично дурачил и смешил публику старый партнер Бальк – фокусник и шут по совместительству. Но найденыш Лин оказался настоящим подарком. Кто бы мог подумать, что доброта покойной Нимеры окупится сторицей! Такого таланта не было ни у одного из их мальчиков – акробатов и жонглеров в третьем поколении.
– Молодец, сынок! – Миресий одобрительно похлопал Лина по плечу.