Тень, знай своё место

Тень, знай своё место! – эта фраза была впервые услышана мной в экранизации пьесы Евгения Шварца «Тень» и с тех пор постоянно вертелась у меня на языке. Казалось бы, чего уж такого можно найти в детской сказке, но ведь ещё Пушкин писал: «Сказка ложь, да в ней намёк». И вот сейчас я пришёл к такой мысли, что это самое «Тень, знай своё место!» есть универсальное заклинание, своего рода мантра, как сейчас модно выражаться, способная вывести на чистую воду те многочисленные иллюзии, которыми мы, люди, живём.

Я не думаю, что открою для кого-то страшную тайну, если скажу, что человек обитает вовсе не в природе и даже не в рукотворной культурной среде, а в своего рода театре теней, который он сам для себя создал. Именно поэтому мечта науки об абсолютно объективном познании – такая же утопия, как и общество всеобщего равенства. Причём аналогии здесь можно провести в двух местах: обе эти мечты в одинаковой степени несбыточны и опасны. Что касается коммунизма – здесь примеров предостаточно, взять хотя бы историю СССР или Третьего Рейха.

Но вот ту угрозу человечеству, которую таят в себе, казалось бы, светлые мечты об объективной науке, разглядеть пока могут лишь очень немногие. Но ещё в первой половине XX века её смогли увидеть такие писатели как Карел Чапек (R.U.R) и Джордж Оруэлл (1984 год). Построения последнего особенно актуальны в последнее время в свете становления информационного общества, в котором обладание максимально объективным и достоверным знанием является наилучшим богатством. При таком раскладе, захват той или иной группой людей монополии на достоверную информацию автоматически приведёт к установлению её диктатуры над остальными. В этой связи особенно важным представляется возможный универсальный язык будущего, прототипом которого как раз и является оруэлловский «новояз». Впрочем, последнее уже является темой для отдельного исследования, к которому автор (то есть, я) намеревается приступить в ближайшее время.

 Если же говорить о названии для подобной «диктатуры науки», то я бы предпочёл окрестить такой режим «технократией», сославшись на то, что гегемонию в обществе захватит наука не теоретическая, а скорее прикладная. Впрочем, и она вскоре потеряет статус науки и превратится в некий культ, что сделает власть технократической верхушки чем-то похожей на власть Шумерских жрецов. При этом вполне возможно, что технократический режим превзойдёт по своей жестокости и количеству человеческих жертв не только последних, но и все тоталитарные режимы XX века вместе взятые. Одна из главных причин – то, что монополия на знание куда более надёжный источник власти, нежели монополия на Бога или монополия на Светлое Коммунистическое Будущее. В конце концов, Бога можно придумать себе самому, а что касается Светлого Коммунистического Будущего – ещё не факт, что оно, вообще, наступит. А вот придумать научную систему, резко отличающуюся от общепринятой, да ещё и при этом удобную в использовании – задача практически непосильная даже для учёного. Конечно, можно практически в каждой сфере науки изобрести нечто, подобное геометрии Лобачевского, но вот построить из этих «маленьких» альтернативных парадигм единую альтернативную парадигму – задача чрезвычайно сложная.

 Таким образом, в своём ещё не прогнившем состоянии «научный культ» практически неуязвим и вполне способен обеспечить правящую верхушку прочной идеологической базой. Конечно, рано или поздно религиозные элементы окончательно вытеснят научные и произойдёт коллапс системы, но перед этим через её жернова пройдут миллионы и миллиарды человеческих жизней. Да и само падение системы обернётся катастрофой, намного превосходящей по своим масштабам Революцию 1917 года и Гражданскую войну. К тому же последствия крушения технократии могут привести к совершенно неожиданным последствиям, которые на данный момент очень трудно представить. Единственное, что приходит на ум – это деградация человечества до первобытного уровня, но, согласитесь, этот вариант уж очень сильно отдаёт научной фантастикой и, именно по этой причине, я не беру его в расчёт. Так что я не берусь строить свои прогнозы насчёт нашего отдалённого будущего, тем более что это не входит в область моего исследования.

У читателя возникнет законный вопрос, а как избежать этой напасти? Чуть было не сказал, что «легко и просто». Как раз здесь всё очень сложно, ибо главным помощником в нашем деле нам послужит умение отделять зёрна от плевелов, которое не так-то и легко даётся. И тут я хочу сказать несколько достаточно резких слов, за которые многие ревнители научного знания с радостью разорвут меня на куски. Первое: наука ограничена и не универсальна, так как наше чувственное восприятие имеет свои собственные рамки. Второе: наука не владеет абсолютной истиной даже относительно нашего чувственного восприятия, так как построена на аксиомах и допущениях. И третье: научное знание по своей сути идеологически нейтрально. Идеологическую наполненность науке может придать только философия и она же (и только она) имеет право устанавливать критерии научной истины. Таким образом, наука без философии легко превращается в жалкий миф, что, кстати, и является необходимой метаморфозой при становлении «технократического» общества, когда наука подменяется «научным культом». Несмотря на то, что в своих высказываниях я был весьма резок, многие учёные, в особенности те, для которых философия – не пустой звук, охотно согласятся со мной. Корче говоря, я отдаю приказ науке: «Тень, знай своё место!»

Я уверен, что господа клерикалы уже готовы носить меня на руках за ту бескомпромиссную критику, с которой я обрушился на науку. По ходу дела, науку здесь я выставил как своего рода Антихристово учение, в самой сути которой уже заложена ложь и коренится зло. Но, уверяю вас, следующей моей мишенью будет именно религия и не какая-то одна определённая, а вся религия вообще. Ибо религия есть ещё один отблеск человеческого могущества, которая тоже часто забывает о том, что она всего лишь жалкая тень и ей подобает служить, но никак не повелевать.

 По-хорошему, религия это фабрика, на которой конвейерным способом выпускают стандартного и, можно сказать, весьма кондового Бога. Таким образом, отдаваясь той или иной религии, человек частично, а порой и полностью передоверяет ей строительство Бога в нём самом. Заключается своего рода контракт, по которому человек получает готового Бога, а церковь – власть. Казалось бы, ничего страшного не происходит: человек получает для себя гарантированное место в Раю, для этого ему только и надо, что выполнять несколько простых правил и хоть изредка ходить в церковь (мечеть, синагогу или что-то там ещё, это не суть важно). Но, переходя под высокую руку Церкви, человек теряет свободу. Если не всю, то хотя бы её часть. И чаще всего, это часть самая важная. Впрочем, для многих из нас, даже для тех, кому слово «свобода» кажется таким сладким и лелеющим слух, свобода как факт не является чем-то желанным. Одним из первых это отметил Эрих Фромм в своём труде «Бегство от свободы», где отчётливо показал, что свобода приводит к одиночеству и жгучему желанию найти утраченную опору. И как раз отказ от таким трудным путём добытой свободы является одним из способов решения этих проблем. Но, замечу, далеко не единственным, хотя, безусловно, самым лёгким.

 Именно поэтому, даже сейчас, в эпоху торжества рационального научного разума, религия до сих пор остаётся массовым явлением. Там же где не находит себе места официальная религия, её место занимают многочисленные секты. Казалось бы, таким образом утверждается мировоззренческий плюрализм, который считается одним из важнейших достижений западной цивилизации. Но на деле этот внешний плюрализм оборачивается внутренним тоталитаризмом. Вспомните Россию середины и конца девяностых – какие только секты не ловили в свои сети доверчивых граждан, пользуясь образовавшимся после крушения советской идеологии духовным вакуумом. У меня сохранилось одно детское воспоминание – когда в возрасте десяти лет я ехал в турпоход в Крым, по вагону проходили сайентологи и предлагали какую-то свою книгу. Помню как вчера – я как будто инстинктивно забился в угол и заткнул себе уши. Может быть, именно с этого и началось моё настороженное отношение к разного рода вероучениям, в том числе и предлагаемым официально признанными церквями. К тоталитарным сектам, проникшим в Россию после перестройки, можно отнести не только сайентологов или Белое Братство, но и корпорация МММ, основанная Сергеем Мавроди. Вам может показаться странным, каким это образом я приравнял финансовую пирамиду к тоталитарной секте. Но разве не чуть ли не религиозное рвение людей завладеть огромным богатством позволяло Мавроди и его подельникам с лёгкостью обманывать миллионы россиян? А самое важное – тоталитарные секты часто сами используют те же самые механизмы, что и финансовые пирамиды, чтобы связать по рукам своих новообращённых адептов. Итак, убедил.

 Таким образом, лучше довериться старым религиям, хоть и давно скомпрометировавших себя, но уже далеко не претендующих на тотальный контроль над своей паствой. К тому же, в пределах той же христианской религии, если, конечно, не понимать буквально её постулаты, можно найти огромный простор для творческого саморазвития. Хотя, конечно, об абсолютной свободе здесь не может быть и речи. Получается, традиционные религии в аспекте свободы представляются если не как благо, то хотя бы как меньшее зло. Вы спросите: а что же тогда даёт абсолютную свободу, что позволяет строить своего собственного Бога по своему собственному плану, не руководствуясь чьими бы то ни было указаниями. Я отвечу: философия и свободное творчество. Но и здесь есть свои подводные камни: частенько философия содержит в себе религиозные элементы или, наоборот, в ней сквозит научный позитивистский пафос, ведущий своё происхождение от безграничной веры в научное знание, свойственной учёным мужам XVIII века.

 Бывает и так: пафос философии используется теми же тоталитарными сектами. Вчитайтесь в названия: «Наука Творческого Интеллекта» или та же «Сайентология». Я думаю, не всякий сумеет разглядеть за такими абсолютно нейтральными названиями хищную пасть тоталитарной секты. Я думаю, что называть философией тот бред, с помощью которого промывают мозги тем лохам (извините за сленг, но иначе таких людей назвать трудно), которые попадают в сети этих организаций, просто-напросто оскорбительно. И дело даже не в том, что их доктрины идут вразрез со всеми направлениями классической философии. Мне представляется куда более важным то, что они попирают самый важный принцип философии – познание исключительно при помощи своего разума. Здесь философия строже даже науки, которая сама часто питает слабость к авторитетам.

Бывало, однако, и наоборот: философские течения становились чем-то вроде секты. Тут в качестве примера можно назвать большевизм, выросший из грубого истолкования философской доктрины марксизма. А затем этот большевизм, пройдя через метаморфозы сталинской эпохи, превратился в идеологию по своей сущности не очень далеко отстоящую от религии. А если называть вещи своими именами, то культ личности Сталина был ни чем иным, как новой религией советского человека. Именно поэтому Сталин так ревностно боролся с церковью, которая волей неволей была конкурентом для советской партийной идеологии.

Что же касается взаимоотношений искусства и религии, тут тоже возможно два варианта. Часто бывает так, что секты и прочие религиозные организации маскируются под всяческие «культурные центры». Хорошим примером здесь служит международная организация «Новый Акрополь» под руководством Х. А. Ливарги. Если зайти на сайт «Нового Акрополя», то можно подумать, что мы имеем дело не с сектой, а с этакой организацией энтузиастов, занимающейся просветительской деятельностью в области античной культуры. Но если вчитаться поглубже (и при этом самому не подсесть на весь тот бред, который там выдаётся за философию), всё становится на свои места: идеологи «Нового Акрополя» используют философию древних как прикрытие для своей шовинистской доктрины, на удивление похожей на использовавшуюся Гитлером «Доктрину Великого Льда.» Ганса Гербиргера.

Теперь рассмотрим второй вариант, когда некоторые течения искусства в силу разнообразных причин преобразуются в своего рода секты. В качестве примера здесь можно привести такое экстремальное направление музыки, как блэк-металл, и, в особенности, такое его течение, как тру-блэк (true black metal, в переводе с английского – правильный чёрный металл). Когда в 1982 году английская металлическая команда Venom выпустила свой провокационный альбом”Black Metal”, напичканный текстами, посвящёнными Аду, Сатане, мертвецам и прочей мерзости, никто из её участников даже не думал, как это аукнется спустя какой-то десяток лет в такой захолустной в плане рок-н-ролла стране, как Норвегия. И таким же образом никто и не подозревал, что такое огромное количество народу станет так буквально воспринимать все эти ужасы. И вот, в конце восьмидесятых, вслед за культовыми группами Mayhem и Bathory, как будто из Ада, восстают целые орды блэкарей, разукрашенных однообразной трупной краской, так называемым «корпспэйнтом». А через год появляются первые тревожные симптомы: в маленькой и тихой Норвегии резко возрастает число убийств и поджогов церквей. Но по-настоящему власти забили тревогу только после того, как 9 августа 1993 года лидер блэк-проекта Burzum Граф Гришнак (Варг Викернес) убил своего соратника по блэку, гитариста Mayhem Евронимуса (Ойстен Аарсет). Убийство было совершено с особой жестокостью: Варг нанёс Евронимусу более десятка ножевых ранений. В результате Викернес, которого и до этого подозревали в поджоге нескольких церквей, получил 21 год тюремного заключения. Конечно, тюрьма-то Норвежская, со всеми удобствами (вплоть до того, что заключение практически не помешало Викернесу выпускать новые альбомы Burzum), но для Норвегии это был огромный шок. Но, вы скажете, в чём здесь связь с сектантством? Всё дело в том, что и Граф Гришнак, и Евронимус были идейными сатанистами и входили в так называемый «Внутренний Круг». И именно разборки вокруг этого самого «Внутреннего Круга» и были предполагаемой причиной убийства Варгом Евронимуса.

 Впрочем, ещё в 60х рок-музыку многие, и притом обычно незаслуженно, обвиняли в сатанизме и аморальности. Но надо признать, что причиной большинства этих обвинений были ригористские настроения старшего поколения и банальная тупость. Особенно показателен пример организации PMRC (Родительского центра музыкальных ресурсов), занимающейся надзором за содержанием текстов песен. Её деятельность превратила жизнь многих музыкантов в сущий ад, и это не могло не вызвать протеста со стороны музыкальной общественности. С PMRC боролись многие известные рок-музыканты, начиная от Фрэнка Заппы, дошедшего в своей борьбе аж до конгресса США, и кончая Дэвидом Мастейном из Megadeth, сочинившего едкую и желчную песню “Hook in Mouth”, совершенным образом дезавуирующую эту организацию. Кто-то скажет, что цензура в музыке всё-таки нужна, и даже попробует обосновать это дело тем, что, мол, всё это слушают дети. Пусть так, но если вы не хотите, чтобы ваши дети слышали эти страсти-мордасти, просто не покупайте их. Что же касается «сатанизма», «пропаганды половой распущенности» и «анархизма» в песнях - всё это в первую очередь метафоры, которые следует понимать как предостережение от того зла, которое заключено в каждом из нас. Как говорил в одном из своих интервью Оззи Осборн (экс. Black Sabbath): Я изображаю в своих песнях зло, чтобы все видели, как с ним бороться. (За точность цитаты не ручаюсь, но идея была именно такова).

Перед тем как переходить к следующему блоку, освящающему вопросу политики и экономике в ракурсе моего исследования, позволю себе небольшое, но очень важное, лирическое отступление, которое позволит вам проще понять мои мысли и точнее воспринять тот, посыл, который я закладываю в эту статью. Как вы уже, наверное, заметили, я выделяю три способа потребления продуктов общественного духовного производства: массовый, индивидуальный и промежуточный между ними способ, который я, за неимением других терминов, назову «сектантский». Рассмотрим каждый из них в своём экстремуме. Что касается индивидуального – тут всё понятно: человек осуществляет своё потенциальное право на свободу выбора и сам же за свой выбор несёт ответственность. Механизмы массового потребления, в принципе, тоже давно известны: человек, жертвуя своей свободой, полностью снимает с себя груз ответственности, отдаваясь целиком и полностью в руки общества.

 А вот с третьим вариантом всё гораздо сложнее. В качестве вспомогательной метафоры тут можно использовать пример наркомании. Наркоманы, как известно, часто терпеть не могут алкоголь и называют его «бычьим кайфом», апеллируя к тому, что его потребляет «непросвещённое» большинство. В этом проявляется сектантская природа наркомании – наркотик воспринимается (по крайней мере, пока потребление им наркотика обусловлено желанием получить кайф, а не стремлением избежать ломки) как некий эликсир счастья, доступный только избранным. Подобное отношение господствовало среди молодёжи в 60е годы, когда употребление наркотиков, в особенности сравнительно недавно изобретённого ЛСД, воспринимались многими, как проявление свободы. Кроме того, наркотики стали, как это ни прискорбно, обязательным атрибутом рок-н-ролльного образа жизни и, таким образом, были легализованы в обширном кругу людей, и эти люди, надо сказать, были вовсе не отбросами общества, а скорее народной, не-аристократической интеллигенцией. Наркотики как раз и были первой стеной, которая отделила рокеров от остального общества, превратив рок-н-ролл из практически народной музыки в богемную, практически элитарную культуру. Хорошо это или плохо, судить не нам, так что вернёмся к нашему «промежуточному способу». Избрав для себя такой путь, человек, с одной стороны лишается поддержки общества (а часто и становится его изгоем), а с другой стороны, отказавшись от свободы в пользу какого-либо «наркотика», лишается тех преимуществ, которые даёт обособленное существование.

 Получается так, что человек, хотевший для себя свободы, но при этом не готовый взвалить на свои плечи груз ответственности за свои поступки, остаётся ни с чем. Это как в пословице про двух зайцев. Но почему же тогда люди остаются в сектах, которые, не давая человеку обещанной внутренней свободы, к тому же делают его изгоем общества? Дело в том, что здесь начинают работать механизмы, сходные с теми, что действуют в упоминавшихся выше финансовых пирамидах. Также лидеры тоталитарных сект, равно как и лидеры разного рода террористических организаций и организаторы финансовых пирамид, широко используют приёмы зомбирования человеческой психики, в том числе и пресловутый «эффект 25го кадра». К тому же, исходное «откровение» постоянно обновляется, появляются один за другим новые пророки, призванные заменить старых, якобы «неправильных» гуру. Чем-то всё это похоже на Сталинские чистки и на Гитлеровскую «Ночь длинных ножей». Вы спросите, а для чего все эти ухищрения, если люди всё равно в результате не получат никакой новой истины и спасения души? Но, хочу развеять все ваши сомнения, целью всех этих новоявленных «пророков» является вовсе не несение миру новой истины, а власть, деньги и слава (пускай даже, Геростратова). Но даже если «пророк» оказывается хорошим организатором и удачливым дельцом, его секта с самого обречена либо на распад, либо на преобразования в массовую религиозную конфессию. И дело тут даже не в том, что обычно секта прекращает свою деятельность после смерти гуру и его ближайших последователей, а в том, что подвешенное состояние, в котором держит своих адептов секта, приводит к своеобразному шизофреническому раздвоению личности. А жить с таким раздвоением личности – удовольствие, скажу вам, ниже среднего. И чаще всего, такое состояние, если оно продолжается долго, приводит к очень тяжёлым последствиям для души человека, вплоть до самоубийства. Среди тоталитарных сект встречаются и такие, которые используют подобное взрывоопасное состояние своих адептов для своих корыстных и иных целей. Всем, наверняка, памятна чудовищная по своей жестокости зариновая атака в Токийском метро, подготовленная и совершённая боевиками из секты Аум Синрикё. Сейчас многие в Японии пытаются оправдать казнённого Сёко Асахару, но пусть даже его доктрина и не содержала прямых призывов к убийству, неверное её истолкование его учениками, находившимися под гипнотическим воздействием учителя, является отчасти и его виной. К тому же, теракт в Токийском метро – всего лишь один из тех тринадцати пунктов, по которым тот был признан судом виновным.

Если не заострять своего внимания исключительно на религиозных сектах, несложно заметить, что подобный механизм действует ещё и в революционных организациях, вроде той же ранней партии большевиков, а также, правда, в относительно смягчённой форме, в неформальных группировках. В подобных группах людей часто царит железная внутренняя дисциплина: причиной тому - вечное ощущение «осаждённости» снаружи враждебным большинством. Это же чувство приводит к нарастанию подозрительности, которая порой переходит все границы, превращаясь со временем в паранойю. Показательным примером здесь может послужить история Евно Азефа, которая, помимо прочего, доказывает и довлатовский тезис о том, что разница между теми, кто охраняет и теми, кого (или от кого) охраняют, в принципе, невелика. Именно отсюда я и хотел бы начать мой следующий пассаж – о праве и государстве как институте, призванном это самое право охранять.

Как уже отмечал Довлатов – и у охранников и у заключённых есть своя сермяжная правда, без которой, как мне кажется, невозможно долговременное существование ни одной сколько-нибудь обособленной группы людей. Но у любой медали есть и оборотная сторона: даже те, кто защищает закон далеко не всегда и не во всём правы. И дело тут даже не в том, что стражам порядка, равно как и прочим категориям государственных служащих, свойственно желание всё и вся подгрести под себя и подчинить своей власти. Гораздо более важным мне представляется то факт, что в самом принципе права изначально заложено некоторое шизофреническое противоречие.

Вот смотрите: право в одной из своих ипостасей есть не что иное, как попытка подогнать нормы морали под государство, иными словами, минимальная моральная основа государства. К сожалению, государство развивалось гораздо быстрее, чем право и, поэтому, до сих пор не может изжить в себе той мысли, по которой право является всего лишь одним из его инструментов. И покуда государство не избавится от подобной иллюзии, принцип верховенства будет соблюдаться только формально, потенциально же государство будет стремиться, насколько возможно, использовать административные, а не правовые механизмы воздействия, которые, может быть и не всегда гуманны и справедливы, но многим до сих пор видятся гораздо более эффективными и экономичными. Сложилась такая абсурдная ситуация, при которой право, которому по идее должно быть основополагающим принципом и смыслом существования государства, стало инструментом последнего. И только сравнительно недавно (каких-то двести лет назад – для общественного сознания, согласитесь, не такой уж и большой срок) стали приниматься реальные усилия для того, чтобы подстроить государство под право, сделав его подсудным последнему. Но, всё равно, для государства это было и остаётся некоторым снисхождением, своего рода добровольной жертвой во благо общества. Но даже окончательное воплощение принципа верховенства права не решит всех проблем. Ибо любое государство, и правовое государство, в частности, есть не цель, но средство, позволяющее при должном функционировании обеспечить достойную жизнь своим гражданам.

Непонимание этого является фатальным заблуждением, которое приводило и поныне приводит к тому, что даже сильные волей люди запросто отдаются в руки государства, позволяя ему таким образом делать с собой всё, что ему вздумается. Господа, не пора ли одуматься: где это видано, где это слыхано, чтобы инструмент управлял мастером!? Представьте себе на секунду: вы сели в машину, завели её, надавили на газ, а затем отпустили руль. В лучшем случае ваша машина просто заглохнет, ну а в худшем вы просто можете распрощаться со своей собственной жизнью. Впрочем, то, что такой инструмент, как автомобиль, требует управления, не ставится под сомнение ни одним вменяемым человеком. Но вот к неограниченному диктату государства все уже настолько хорошо привыкли, что никому даже не приходит в голову не приходит взять управление в руки и ткнуть зарвавшееся государство мордой в свои ошибки. Я ни в коем случае не говорю о том, чтобы установить тиранию. Я всего лишь призываю следить за тем, чтобы государство, как и положено добросовестному партнёру, честно соблюдало условия контракта. Для этого, в конце концов, есть такие мощнейшие инструменты, как право и гражданское общество. Но там, где есть права, возникают и обязанности – это надо помнить. Но и об этом тоже частенько забывают, в особенности те, кто неустанно ругает государство на чём свет стоит, не предпринимая, при этом, никаких усилий для того, чтобы изменить ситуацию к лучшему. В конце концов, для нормальной работы машина нуждается хотя бы в элементарном уходе и ремонте. Конечно, можно предоставить заботы о своей ненаглядной букашке профессионалам: мойщикам и работникам автосервиса. И ровно таким же образом можно передоверить управление государством политическим партиям. Но и здесь не должны прерываться связи, основанные на взаимной заинтересованности и, что самое главное, взаимной ответственности. В противном случае пенять на государство не только бесполезно, но и, попросту, глупо.
Вот, посмотрите, какая замечательная модель взаимоотношений личности и государства. Почему же тогда, скажите, она до сих пор не претворена в жизнь? Вы кажете: всё это только теория, а теории редко когда имеют какое-то отношение к реальности. И, надо сказать, вы несильно погрешите против истины. Дело в том, что общество развивается не прогрессивно, а исторически, а прогресс если и имеет место, то является результатом бесчисленного количества проб и ошибок. У вас, господа, возникнет совершенно законный вопрос: если те, кто нами управляет, так часто ошибается, то какого, простите за выражение, чёрта, они претендуют на какие-то ещё привилегии? Признаться честно, у меня это вопрос тоже частенько беспокоит. Но необходимо помнить, что нами управляют такие же люди, как и мы с вами. Конечно, чиновничество имеет некоторые специфические кастовые признаки, но почти все они обусловлены теми условиями, в которые попадает человек, наделённый властными полномочиями. Я практически уверен в том, что практически каждый из тех, кто сегодня ругает последними словами начальство, завтра неожиданно пересев в кресло начальника, вскорости превратится в такого же тирана и сумасброда, как и его предшественник. По крайней мере, он едва ли сможет что-то радикально изменить к лучшему.

Нет, конечно, бывают чудо-начальники, благодаря мудрой и энергичной политике которых, дело, годами стоявшее на месте, наконец сдвигалось с мёртвой точки. Были также и начальники, которые выгодно отличались от коллег-сумасбродов своим демократизмом. В конце концов, среди маразматического Брежневского политбюро нашлась одна светлая голова в лице Горбачёва. Ровно также среди Жуковых, Коневых и Рокоссовских таки нашёлся один Василевский, который, в отличие от них, даже в крайнем случае не бил своих подчинённых.

Но всё, сказанное мной выше, так и не отвечает на поставленный вами вопрос: зачем власть имущим нужны такие многочисленные привилегии? Всё дело в том, что управление государством – задача не из лёгких. А тяжёлая работа обязательно требует соответствующего вознаграждения. Но снизу нам, обывателям, кажется, что работа чиновника – чуть ли не синекура. Конечно, это наше заблуждение имеет под собой некоторую основу. Все мы, безусловно, держим перед глазами пример СССР с её гипертрофированной и на удивление малоэффективной партийной номенклатурой. Но необходимо понимать, что Советское государство представляло собой на редкость больное и искусственное образование. Впрочем, и Российская Империя, как это показал Федотов, была государством маложизнеспособным, удерживаемым от распада одной лишь силой инерции. И именно оттуда идёт такая пагубная привычка воспринимать государственную службу как лёгкий способ разбогатеть и выйти в люди. А ведь для того, чтобы государство нормально функционировало и развивалось безо всяких потрясений, чиновники обязаны пахать, пахать и ещё раз пахать, а не просто так просиживать штаны в кабинетах. Но мало кто способен честно трудиться на государственной службе за ту мизерную официальную зарплату, которую имеют наши чиновники. Из этого несоответствия произрастают две важнейшие для России проблемы, тесно между собой связанные: тотальное беззаконие и повальное взяточничество.

При этом последнее уже, можно сказать, негласно легализовано в чиновничьих, милицейских и армейских кругах. Мздолюбивый ГАИшник уже стал полноправным фольклорным персонажем, равно как и казнокрад-прапорщик, прозванный в просторечии «кусок», пьяница-сантехник или вечно отсутствующий служащий ДЕЗа. Суммы на «откат» чиновникам и бандитам уже включаются нашими бизнесменами в расходную статью бюджетов их фирм, а при поступлении в ВУЗ вместе (а иногда и вместо) с вопросами: какой проходной балл и какой конкурс; спрашивают: сколько надо заплатить денег приёмной комиссии. Граждане уже настолько привыкли к взяткам, что порой кажется, что им часто гораздо удобнее заплатить взятку, чем решить возникшую проблему законным путём.

В этом свете очень любопытен пример нашей доблестной армии, которая уже давно живёт не по уставу, а по «понятиям», которые, подозреваю, пришли не иначе, как с «зоны». Издевательства старослужащих над своими младшими сослуживцами стали обычной практикой, на которую уже давно смотрят как на нечто совершенно естественное. Исключения, вроде нашумевшего дела рядового Сычёва, только подтверждают правило. У меня, вообще, сложилось такое впечатление, что никому, даже высшему армейскому руководству, не выгодно что-то менять в этой ситуации. И дело тут даже не в том, что русский человек, в силу своего извечного пофигизма, нежно любит свою родимую помоечку и не хочет, чтобы кто-либо вторгался в её пределы и, тем более, что-то пытался в ней переделать. Дедовщина не только удерживает нашу насквозь прогнившую армию от окончательного разложения, но и позволяет обеспечить если не всем, то хотя бы части, достойное существование, построенное, естественно, на унижении и подчинении остальных. Крайними здесь являются низведённые до рабского состояния рядовые солдаты, которым даже и оружия не доверяют, разве что по праздникам. Солдат ежедневно получает тумаков от сержанта, его гоняют по плацу до изнеможения, кормят отбросами, заставляют вместо того, чтобы защищать Родину с оружием в руках, строить дачи для полковников и генералов. Для солдата времён Суворова или даже для красноармейца всё это было бы невыносимым унижением – а наш зелёненький солдатик ничего, терпит. Почему? Может быть потому, что знает о том, что ровно через год он займёт место своего мучителя и будет, как и подобает сержанту, гонять и матюгать несчастных новобранцев. А если даже он и не станет сержантом, он от этого не перестанет быть «дедом».

Незавидна также участь младших офицеров, которым зачастую приходится хуже, чем сержантам и старшинам. По своему положению они очень похожи на школьных учителей: их роднит между собой тот, факт что они, люди с высшим образованием, довольствуются мизерной зарплатой и при этом от них требуют добросовестного исполнения своих обязанностей. К тому же, лейтенантам достаётся и от вконец обнаглевших сержантов и, понятное дело, от вышестоящего начальства. Да, так низко ещё не падало русское офицерство. Сейчас носить офицерскую шпагу (к сожалению, только фигурально) далеко не так почётно, как во времена Империи, и агитационными плакатами на улицах Москвы дело явно не поправишь. Помнится, в школьном тире я часто беседовал с нашим преподавателем ОБЖ, 80-летним ветераном Алексеем Михайловичем, и он с гневом говорил мне о том, что непозволительно так унижать офицерское достоинство, и с горечью вспоминал о своём внуке, учившемся в военной академии. Выходя со звонком из тира, я думал: бедный старик, как много боли и разочарований выпало на твою долю. А ведь он, прошедший войну от Ленинграда до самого Берлина, а после ещё три десятка лет прослуживший верой и правдой в советской армии, явно не заслужил этого.

Грустно это всё, очень грустно. Но ведь, как это ни ужасна, сложившаяся система, построенная на страхе и взаимном унижении, на удивление прочна. Я едва ли могу представить себе, каким образом её можно оздоровить, но я убеждён в том, что революционные методы здесь не помогут. Лечение нашей армии, равно как и всего остального государства, должно вестись с хирургической аккуратностью и точностью. Иначе нас ожидает очередная революция, и всё придётся делать заново. Ситуация усугубляется ещё тем, что в современной России имеются силы, которые стремятся дестабилизировать обстановку. Некоторым просто не хочется ничего менять в сложившейся обстановке, и они просто действуют по принципу «после нас хоть потоп», всеми силами оттягивая и выхолащивая и без того весьма робкие реформы. К этой группе относится немалая часть бюрократии и большинство высшего армейского командования.
Ко второй группе относятся наши олигархи, которыми движет желание просто-напросто половить рыбку в мутной воде. Рупором подобных настроений является небезызвестный Гарри Каспаров, непонятно с какого бодуна вдруг переквалифицировавшийся из шахматистов в политики. Раньше Демьян огороды копал, а ныне Демьян в воеводы попал. Понятное дело, что его партия хорошо проплачена русскими и зарубежными толстосумами и, конечно же, беглыми олигархами вроде того же Абрамовича. Именно поэтому, в вовсе не потому, что наши блоггеры – полные идиоты, каспаровщина получила такое распространение в российском секторе Живого Журнала. Конечно, когда эта зараза только проникла в сеть, многие ЖЖ-юзеры (в их числе и ваш покорный слуга) очарованные идеей сопротивления власти и защиты своих прав, верили их бредням. Но сейчас я всё яснее вижу, что их «радикализм» - не что иное, как раскрученный бренд, который пытаются всучить доверчивым потребителям. Подобное уже видели на Украине, и называлось это дело «Оранжевая Революция».

Третьим батальоном «пятой колонны» являются наши молодые радикалы, мыслящие себя продолжателями традиций народников и ранних большевиков. В их стан часто приходит весьма неглупая молодёжь, разочарованная в законных путях решения вставших перед Россией проблем. Как и свойственно молодёжи, идеализм и благородство побуждений у них часто соседствует с максимализмом и абсолютным неприятием всяческого осторожничания и постепенщины. К тому же, в их головах живёт соблазнительная мечта о построении государства всеобщего благоденствия. Видимо, ребята мало читали Замятина и Оруэлла. Кроме того, они никак не могут уничтожить в себе ложный интеллигентский комплекс вины перед народом, которому на самом-то деле никакая свобода на фиг не нужна. В своё время я чуть было не влился в их ряды, и чуть было не записался в анархистскую организацию «Автономное Действие». Но потом я понял, что все эти революционеры – не более чем оторванная от жизни молодёжь, искренне, но совершенно беспочвенно мечтающая об идеальном государстве. И тогда я сразу же попытался открыть им глаза на их ошибки, за что был подвергнут жесточайшей травле на форуме «Автономного Действия». Конечно, там находились и разумные люди, но их было, как всегда, меньшинство. В итоге, устав метать бисер перед свиньями, я ушёл с форума. Впрочем, сейчас я снова готов к тому, чтобы вернуться туда и взять своего рода «пробу на тупость», дабы понять, есть ли у этих ребят хоть какой-то шанс прозреть или они так и будут идти в пропасть, подобно Брейгелевским слепым.

Я уже упоминал вскользь, что революционные организации во многом напоминают секты. А в отступлении я даже показал те общие механизмы, за счёт которых функционируют и те, и другие. Но я так и не раскрыл до конца религиозный аспект, который присутствует во всех радикальных организациях. Идолом здесь служит некое идеальное государственное устройство, к примеру, тот же коммунизм. Также в такой организации обязательно создаётся свой пантеон «святых» - классиков идеологии, вроде Маркса и Энгельса, великих вождей, таких как Ленин или Сталин, а также героев и мучеников революции. Короче говоря, в объектах поклонения недостатка обычно не бывает. Хотя, зачастую на место реальных, и поэтому живых и противоречивых фигур, ставятся полумифические персонажи. В конце концов, героизм Чапаева никому, кроме белых не мешал, а вот что касается Сталина – его наследие было даже для советских людей весьма и весьма противоречиво. Не говоря уже о современных россиянах, у которых фамилия Сталин сама по себе является синонимом жестокой тирании.

В агиографии таких крупных радикальных партий, как КПСС, существуют свои жёсткие правила. Настоящей «святой» должен был быть отмечен печатью героизма с самого детства, но при этом должен быть выходцем из народа. Помните присказку «Когда был Сталин маленький, с кудрявой головой…»? В его биографии должен быть полный набор таких элементов, как участие в нелегальных революционных кружках, тюремное заключение, затем обязательный побег и переход на нелегальное положение (то бишь, как в сказке, переход в потусторонний мир), ну и конечно, великие революционные и государственные свершения и соответствующие награды и регалии, призванные засвидетельствовать безграничную любовь народа к своему вождю. И, безусловно, всю его нелёгкую и многотрудную жизнь должна сопровождать верная жена, несомненно, идейная коммунистка и, опять же, из народа.

Но даже все эти идеологические выкрутасы меркнут по сравнению с той изобретательностью, которую демонстрируют идеологи исламистских организаций и группировок. Всё гениальное просто: хороший пример восточному человеку долго искать не надо – он всегда под рукой. Я имею в виду автомат Калашникова, безусловно, самый успешный советский бренд. Именно поэтому идеология исламских фундаменталистов проста и надёжна, как кондовый АК-47. И настолько же эффективна. Среди пяти обязанностей мусульманина последней числится участие в джихаде, то есть священной войне за веру. Вообще-то, Мухаммед считал, что наиболее важной формой джихада является «джихад сердца», то есть духовное самосовершенствование, борьба с собственными пороками и слабостями, а «малый джихад», он же «джихад меча» - не так важен, как первый. При этом Мухаммед настаивал на том, что оружие должно применятся лишь в крайнем случае и ни в коем случае не против христиан и иудеев, которых он называл уважительно «людьми писания». Конечно, никому не было дела до таких нюансов, когда кругом одни враги. Поэтому, многие ещё вчера мирные мусульмане, быстро откликнулись на призывы новых имамов обратить свой праведный гнев против зажравшихся «неверных». И голодные, забитые, часто неграмотные правоверные стали с остервенением, достойным луддитов, уничтожать достижения западной цивилизации, с таким трудом просочившиеся на нищий Восток. Возьмём, хотя бы, тот же Иран. Всё то, что было достигнуто благодаря реформам Реза-шаха, было уничтожено после прихода к власти исламистов во главе с аятоллой Хомейни. Конечно, реформы, которые проводил Реза-шах, были слишком радикальны, но это была попытка преодолеть многовековую отсталость Ирана и сделать его, наконец, конкурентоспособным современным государством. Но последствия этого оказались настолько неадекватны изначальным причинам, что Восток, да что там, весь мир до сих пор от этого лихорадит. Конечно, здесь, мягко говоря, очень своевременно вмешались США и Советский Союз, но от этого нам не легче. Отблески неугасимого пожара Интифады давно стали лейтмотивом международных новостей на всех телеканалах России. То и дело что-то взрывается, а то и кого-то похищают боевики в горах Афганистана. И сейчас ситуация дошла уже до того, что выяснять, кто здесь прав, а кто виноват, просто-напросто бессмысленно и совершенно бесполезно.

Мусульмане спросят меня: неужели я имею что-то против ислама, разве в христианстве не заключается такой же взрывной потенциал, грозящий всему миру катастрофой? Я едва ли смогу сказать в ответ что-нибудь дельное, кроме банального: нам просто повезло – экспансионистский период христианства закончился где-то в 19 веке, когда в мире ещё не существовало ни оружия массового поражения, ни развитых СМИ, ни развитой тоталитарной идеологии. А без этих трёх элементов едва ли возможно создание фундаменталистской террористической организации, подобной нынешней Аль-Кайеде. У христианства, как известно, было две волны экспансии. Первая была ознаменована Крестовыми походами и тевтонским «Drang Nach Osten». Вторая проходила в эпоху Великих Географических открытий и заглохла где-то в средине 19 века, когда практически вся Африка, остававшаяся для европейцев «последним оплотом дикости», была поделена между крупнейшими станами-метрополиями. Справедливости ради, стоит отметить, что колонизация Африки обернулась для её исконных обитателей не меньшей трагедией, чем современная исламская экспансия для европейцев. Исламистские организации не только терроризируют весь цивилизованный мир, но и пропагандируют максимально упрощённую и огрублённую форму ислама, нанося тем самым непоправимый урон моральному авторитету мусульманской религии. Короче говоря, ислам может лишь единственным образом реабилитировать себя в глазах мировой общественности: для этого он должен полностью откреститься от всех своих экспансионистских и экстремистских стремлений, а также полностью избавиться от последних остатков мессианской (а значит, и шовинистской) риторики. Но лишь при том условии, если все оставшиеся цивилизованные конфессии проведут у себя такое же «разоружение». Те же религии, которые не захотят отказаться от своих агрессивных притязаний на мировое господство, должны быть объявлены вне закона, и преследоваться наравне с тоталитарными сектами.

Как видите, я часто перескакиваю с одной темы на другую. Порой я сам не замечаю, как перехожу от обсуждения политики или науки к религиозным темам. Это объясняется тем, что все основные массовые иллюзии, которыми живёт человечество, имеют сходные механизмы существования и развития. Ибо все они базируются на мучительном ощущении несоответствия реального и идеального. Даже наука, стремящаяся быть максимально утилитарной и на словах, и на деле, строится на идеальных моделях, под которые подгоняется реальность со всеми её несостыковками и противоречиями. Политика, будучи на деле весьма хладнокровной и практичной, всё время одурманивает народные массы, используя извечную мечту человечества об идеальном государстве. Если же говорить о религии, то та, стараясь преподнести людям Бога в наиболее простой и удобоваримой форме, неизбежно низводит его до уровня тривиальных предметов и явлений.

Также вы наверняка заметили, что я часто привожу философию и свободное творчество в качестве противоядия ко всем этим иллюзиям. И тут я хотел бы сказать, что ни то, ни другое не является панацеей. Просто занятия философией приучают человека полагаться исключительно на свой разум и делают его относительно устойчивым против разного рода шарлатанов и лжепророков, ловко использующих наше доверие в своих узкокорыстных целях. Искусство же, ещё в большей степени, чем философия, развивает в человеке независимость и чувство собственного достоинства – как никак, человек-творец ощущает себя уже вовсе не слабой и беспомощной букашкой, а героем, титаном, или, по меньшей мере, властителем дум. Кроме того, в искусстве заключёна огромная моральная сила. Искусство стремится к идеалам добра и красоты и увлекает за собой людей, смягчая их нравы и обычаи. Отдельно следует сказать о литературе: если внимательно изучить всё классическое литературное наследие, начиная с древнейших времён и заканчивая 20 веком, то можно найти противоядие к любой язве человечества, будь то национализм, религиозный фанатизм, безудержное стяжательство и.т.д. и.т.п. Я ведь не случайно рекомендую нашим юным радикалам Замятина и Оруэлла: в их антиутопиях ясно показано, чем может обернуться такая, казалось бы, сладкая и невинная мечта о всеобщем равенстве. Но и искусство, особенно молодое и революционное, тоже подвержено разного рода веяниям. С каким воодушевлением смотрел Маяковский на рождение новой страны под названием «Советский Союз», с каким энтузиазмом он восхвалял достижения новых, советских, людей! И что в итоге? Самоубийство. С одной стороны, казалось бы, совершенно спонтанное. Эта версия мне в своё время даже казалась весьма правдоподобной, учитывая то, что Маяковский несколько раз в своей жизни играл в «русскую рулетку». Но мне всё больше кажется, что это было ни чем иным, как самурайским сэппуку, жестом раскаяния поэта, предавшего честное дело искусства.

Кроме того, критерии красоты и нравственности, которые формируются у человека в процессе его погружения в культуру, являются той самой необходимой опорой для человека, без которой он легко ломается под воздействием трудных жизненных ситуаций. Здесь работает принцип «где тонко, там и рвётся». Именно поэтому, человек, получивший, казалось бы, полноценное семейное воспитание, в обычных обстоятельствах ведущий себя спокойно и цивилизованно, в экстремальных, а равно и любых незнакомых ситуациях может повести себя весьма непредсказуемо. Так и случилось с американскими солдатами, в которых неожиданным образом проснулась доселе дремавшая в них жестокость. Наверняка, вы слышали о том, как они издевались над несчастными иракскими военнопленными. И наверняка вы также слышали о том, что большинство из этих изуверов и садистов в мирной жизни были воспитанными сыновьями, верными мужьями и просто хорошими ребятами. В чём же причина такого поведения, спросите меня вы

Дело в том, что в мирное время ни один из них не задумывался всерьёз о том, что такое война и кто такие враги. Для большинства из этих провинциальных американских парней война была чем-то вроде компьютерной игры, этакого сверхреалистичного 3D-экшена от первого лица. В их душе уголок, отведённый войне, был просто-напросто пуст. А свято место, как мы знаем, пусто не бывает – и туда пробрался Зверь. И, когда настал удобный момент, Зверь вырвался наружу и подчинил своей воле слабого человека, и тот начал безудержно грабить, убивать и насиловать ни в чём не повинных людей. Эта одержимость кровью, рождающаяся с первым убитым человеком, имеет свое название, по-военному будничное: синдром. Но что же в силах спасти от этого недуга? Исключительно постоянная работа над собой.

Внести ясность поможет сравнение человеческой души с кораблём, которое, кстати, очень часто встречается в практически всех религиях, начиная от верований древних египтян и кончая христианством (вспомните хотя бы якорь как символ надежды на спасение в христианстве). Представьте себе, что ваш корабль налетел на рифы и получил несколько пробоин. Для того чтобы не пойти ко дну, дыры нужно срочно залатать. Самое трудное здесь - после долгого плавания по фарватеру не растеряться и правильно сориентироваться в обстановке. Именно с такой ситуацией и столкнулись американские солдаты, и в результате даже непонятно, можно ли их винить в слабости и малодушии. И тут мне сразу вспоминается притча о Христе и Блуднице. Когда фарисеи задумали уличить Христа в неверии и привели к нему блудницу, которую по закону должно было забить камнями до смерти, тот сказал свою знаменитую фразу: «Кто из вас не без греха, пусть первый кинет в неё камень». Итак, вы поняли, почему я не хочу осуждать ни американских солдат в Ираке, ни наших бойцов в Чечне за их зверства. Если кто-то и имеет на это право, то лишь тот, кто прошёл через все ужасы войны.

И ровно таким же образом осуждать самоубийц может лишь тот, кому знакома та смертная тоска, которая заставляет человека взять в руки бритву или револьвер. Но, скажу вам, далеко не каждый из тех, кого вытаскивали из воды или снимали с крыши, может после говорить о самоубийстве, пусть даже не о своём, – многие самоубийцы итак слишком многого натерпелись, чтобы потом бередить старые раны. Но есть ведь и те – а порой мне кажется, что их-то как раз и большинство, - для которых самоубийство - не более чем попытка привлечь к себе внимание. Нет, даже не так. Почти все самоубийцы, так или иначе, стремятся привлечь к себе внимание, но лишь у некоторых из них причина для сведения счётов жизнь хоть как-то адекватна их поступку. Ведь бывает же на свете такая боль или такое оскорбление, с которым уже невозможно жить. Ну например, смерть единственного близкого человека или изнасилование. И лишь тот, кто вынес не меньшее, может быть, вправе осудить такого самоубийцу. Но он-то как раз и не осудит. А осудит тот, который не то что бы ни разу не пытался свести счёты с жизнью, но даже ни разу серьёзно не задумывался о смерти.

Как-то раз я одной своей знакомой в процессе беседы задал такой вот провокационный вопрос: «Вот ты говоришь, Настя, что друзья сами с собой разберутся, не маленькие. А вот если один из твоих друзей в один прекрасный день возьмёт да и выпрыгнет из окна?» На что та мне ответила: «Из окон прыгают только идиоты» - и сказано это было притом таким тоном, как будто мы обсуждаем нашего общего соседа Дядю Васю. Я был в шоке. Мне было просто-напросто нечего сказать, и я тут же вышел из комнаты, разве что только дверью не хлопнул. Такого низкого фарисейства от неё я явно не ожидал. Ещё целый час я шипел про себя: «Ведь, чёрт побери, ни Башлачёв, ни Янка Дягилева не были идиотами. И Сократ, кстати, тоже. Фарисейка! Сволочь! Нет, я тебе докажу, что так говорить никак нельзя». Конечно, самоубийство – такая проблема, перед которой пасуют даже самые умные и честные люди. Что же говорить о тех людях, которые с головой увязли в фарисействе!

Впрочем, сам для себя я кое-как разобрался со своим отношением к самоубийству. Как мне представляется, за всю свою жизнь человек проходит три своеобразных экзамена, которые и определяют, достоин человек вечного покоя или его миссия на Земле пока ещё не исполнена. Первый – это и есть сама жизнь, то есть то, на что тратил человек отведённые ему годы. Второй - это любовь. Результаты же третьего экзамена человеку узнать, увы, не дано, ибо этот экзамен и есть смерть. И эта невозможность, наверное, есть одна из самых важных проблем, над которыми бьётся философия. Самоубийцы же чаще всего – это те, которые пытаются избежать этих экзаменов и проскочить на красный свет, заработать себе лёгкую дорожку в рай. Я ни в коем случае не говорю о тех, кого на такой решительный шаг подвигла невыносимая боль. Но смерть на то и смерть, что её не обманешь. Именно перед лицом смерти с человека спадают все маски, и он предстаёт перед ней в своём истинном обличье. Конечно, бывали такие люди, которые даже свою смерть умудрялись превратить в спектакль, но это была вовсе не та смерть, которая одним своим видом несёт ужас и страх. Такие люди умирали спокойно, в окружении родных и близких, которым было завещано хорошее наследство и добрая слава умирающего.

В этой связи примечателен хрестоматийный древнегреческий миф о Сизифе, который пытался обмануть смерть, а в результате был навечно осужден вкатывать в гору камень, который, лишь стоило Сизифу дотащить его до вершины, немедленно срывался в пропасть, и всё приходилось начинать заново. Не кажется ли вам, что Сизиф есть в каждом из нас? Большую часть своей жизни мы просто так убиваем время, наспех затыкая зияющую пустоту семьёй, работой, хобби или чем-то ещё.

Когда же вдруг мы остаёмся наедине с бездной, нас часто охватывает ужасная паника. Мы начинаем отчаянно метаться в поисках лекарства от этого кошмарного одиночества. Помимо прочего, в наше сознание закрадывается страшная мысль: «то, что мы называем жизнью – вовсе не жизнь, а лишь жалкое её подобие». И самое главное, что чаще всего это оказывается правдой. От этой мысли наше одиночество становится ещё горше. Но такое ощущение долго терпеть совершенно невозможно, и мы начинаем мучительно искать выход. И тут, как ни странно, нам на выбор предлагается тьма различных вариантов: можно просто с головой уйти в работу или семью и продолжать заниматься Сизифовым трудом. Можно отдаться всей своей неприкаянной душой религии, и та, как я уже говорил, за сходную цену заполнит пустоту в душе и успокоит взбунтовавшееся сознание. Можно зайти ещё дальше и доказать ещё раз на своём примере известную пословицу о том, что лучшее часто враг хорошего, и стать адептом какой-нибудь секты со всеми вытекающими оттуда последствиям. Можно с таким же фанатизмом посвятить свою жизнь науке, закрыв глаза на то, что и она, в свою очередь, не идеальна. Можно, конечно, удариться в политику, но, честно говоря, гораздо лучше, если управлением государством занимаются профессионалы, а то фанатики от политики уже столько всего натворили – до сих пор разгрести не можем.

 Но, как нетрудно догадаться, наилучшими средствами от удушливого ощущения одиночества мне представляются философия и творчество. Дело в том, что человек, творчески мыслящий, создаёт внутри себя целый мир (а то и несколько миров), который органически заполняет эту самую страшную пустоту, превращая бездну в залитое светом обитаемое пространство. Философия же, помимо прочего, помогает обустроить взаимоотношения этого уютного микрокосма с окружающим миром, который, увы, далеко не идеален. К тому же, творчество и философия взаимно дополняют друг друга на уровне методологии: логическая правильность и скрупулезность философии в сочетании со смелостью творческого поиска дают человеку поистине неограниченные возможности. Не случайно многие учёные считают, что для успешных научных исследований, помимо фундаментальных знаний в изучаемой области, также необходима хорошая философская база, позволяющая учёному выделять из огромного потока информации только самое важное. Также многие уже признают, что без творческого подхода к исследованию учёный – не более чем техник-лаборант, способный разве что измерять кратеры на Луне или считать реснички у инфузорий, но никак не открывать новые основополагающие принципы и механизмы.

Итак, моё повествование близится к концу, и сейчас я хотел бы кратко сформулировать те мысли, которые я пытался донести до вас в этой статье, которая по ходу плавно перетекла в эссе.
1. Во-первых, любое чрезмерное увлечение какой-то одной иллюзией чревато утратой внутренней свободы. Короче говоря, на свете нет более закрепощённых людей, чем фанатики.
2. Во-вторых, это, конечно, совершенно банально, но не всё то золото, что блестит. Если кто-то обещает вам свободу, насторожитесь: скорее всего, он только и мечтает о том, чтобы подчинить вас своей воле, связать вас по рукам и ногам. Самое главное умение свободного человека – отделять зёрна от плевелов и в этом хорошим подспорьем может послужить искусство и философия.
3. В-третьих, не судите, да не судимы будете. Вроде бы простая мысль, но я не видел ни одного человека, который бы полностью следовал этой заповеди. Проще говоря, фарисей есть в каждом из нас, но это вовсе не означает того, что так и должно быть – каждый должен бороться с фарисейством и, прежде всего, в самом себе.
4. В-четвёртых, нет ничего более опасного, чем экстремизм. В мире есть очень немного вещей, за которых стоит отдать свою собственную жизнь, не говоря уже о жизнях других людей. Человек есть высшая ценность и любое отступление от этого принципа, пусть даже во имя идеалов добра и справедливости, есть зло. И здесь неидеальная действительность является куда меньшим злом, чем то «светлое будущее», которое наши революционеры собираются построить на крови тысяч и миллионов людей.
5. И последнее, оно же самое главное: мы едва ли в силах победить все существующие в нас иллюзии и стереотипы, и это, на самом деле, даже и не нужно. В наших силах только отвести этим иллюзиям подобающее место в своей голове, обезопасив, таким образом, от них своё сознание. Пусть тень знает своё место. В конце концов, разве это не абсурдно: ваша тень отделилась от вас и, как в сказке Шварца, зажила своей собственной жизнью. 23.07 – 08.08. 2007 года.