Коридор

Одно было ясно – долго такой нагрузки судно не выдержит. Индикатор гравитации показывал уже 2,5 «же», и курс изменять кривизну не собирался.

–Дрянь дело, – произнёс техник Астафьев. Говорить было тяжело, но он всегда старался оставить последнее слово за собой – невысокий, худой, с коротко стриженными рыжими волосами, он полулежал в кресле, судорожно уставившись на циферблаты загрузки систем. Почти на всех стрелки подходили к красной черте.

–Интересно, долго ли ещё будет такая свистопляска, – Астафьев попытался улыбнуться, но улыбка не вышла. Тяжело улыбаться, глядя в глаза смерти.

–Что для нас сейчас опаснее всего? – капитан Полянский тут же пожалел, что задал вопрос. Ну не глупо ли интересоваться, откуда грозит опасность, когда корабль идёт уже чуть ли не по горизонту событий? Ещё несколько градусов изменения курса – и всё. Ни одному двигателю в мире не осилить чёрной дыры. Она красовалась на обзорном экране, вполне оправдывая своё название, чернея не просто чёрной краской, а бездонной, ненасытной пустотой. По её краям короной проходило белое сияние – это бесконечным потоком лилась на поверхность умирающей звезды материя. «Прямо как настоящий пылесос!» – негромко произнёс за спиной штурман Шанкар.

–Гравитация – вот что нам угрожает, – подал голос Торман. Астрофизик-швед был мрачнее тучи. «О боже, – подумал командир, – он ведь наверняка возмущён моей тупостью… Ляпнул… Авторитет командира упадёт… Хотя какой тут авторитет: танец на лезвии ножа. А всё же жаль: первый исследовательский рейс, и вот…»
Астафьев кивнул, соглашаясь с Торманом.

–Топлива у нас ещё прилично, – продолжал он. Можно так долго кружить. Плохо другое: охлаждение реактора уже работает на полную, да вдобавок турбина перегревается. Ещё чуть-чуть, и полетит. Тогда поле в излучателе отключится, и придётся глушить реактор, иначе разлетимся на ионы. Так что…

Техник не договорил. Коротко взвыла сирена, изображение турбины на щите диагностики полыхнуло красным и погасло. На экране над щитом появилась алая пятёрка. Через пару секунд её место заняла такая же четвёрка.

–Накаркали… Глушить реактор, капитан? – Астафьев потянулся к пульту. Полянский молчал.

Тройка. Глушить надо, иначе плазма в излучателе, не сдерживаемая более полем от мощных электрических разрядов, коснётся поверхности дюзы, передаст энергию корпусу, и тогда сверхпрочная сталь за секунду обратится в газ… Двойка. Но заглушить реактор – значит лишиться управления, а это смерть в чёрной дыре, скрежет рвущегося металла, треск несущих и собственных костей… Полянский молчал. Единица…

–Так что, глушить, командир?

Полянский вздрогнул.

–Глуши.

Астафьев мгновенно рванул рукоятку. Столбик на индикаторе использования реактора полетел вниз, к нулю. Экран с кроваво-красной единицей погас. Полянский слышал, как техник пробормотал себе под нос: «Значит, поживём ещё с полминуты». «И откуда в нём такой цинизм? Ведь всего двумя годами старше меня», – отметил про себя командир. Астафьева он знал шестой год (вместе учились в академии), и они давно были на «ты».

Судно, лишённое тяги, пошло по быстро сужающейся спирали. Гравитация быстро возрастала. «Коснёмся поверхности – и всё… – подумал врач-биолог экспедиции Сандре. – А Полянский молодцом держится, даром что мальчишка…»

Цифры на индикаторе гравитации не успевали как следует разгореться, они исчезали, едва появившись, чтобы уступить место новым, ещё большим. Три «же», три с половиной, три и восемь, четыре… Что-то неслабо ударило в корме, вздрогнуло всё судно. «Метеорит, – объявил Торман. – Нам с ним по пути». Похоже, цинизм передавался, как хорошая инфекция.

Потом говорить стало невозможно, гравитация словно с цепи сорвалась, индикатор стоял уже на семи «же», и даже вдохнуть не было сил, словно по груди ехал поезд, гружённый свинцовыми болванками. Полянский уже плохо видел, но кровь в мозг поступала, и думать он мог. Перед мысленным взглядом (мысленным, потому что глаза он закрыл – всё равно их застилали красные пятна) проносились одна за другой картины. Одни из них он действительно видел в своей жизни, другие были только порождением мозга, не получающего достаточно кислорода.

Тёмная зелень соснового леса где-то далеко от вечной космической ночи, на Земле; деревья шумят под ветром, поют птицы, солнце заливает хвою, а сам он – Анатолий Полянский – идёт по тропинке, и совсем недавно ему исполнилось семнадцать… Впереди него той же тропкой идёт быстрым шагом девушка. Золотое сияние волос закрывает плечи, она идёт, не оборачиваясь, и лица не видно. Анатолий хочет догнать её, пытается бежать, но что-то не пускает, мешая как следует вдохнуть, и бежать всё тяжелей… Полянский падает, и видение рассеивается.

Морское побережье. Прибой неистово бьёт в берег, в бетон причала, словно хочет разбить его. Моросит мелкий дождь. Полянский идёт берегом, подходит к молу, налетает волна, и он почти чувствует, как промокли ноги…

Школьный коридор. Звонок никак не прозвенит.

Родители. Отец умер, когда Толику было три года, мать погибла при аварии на энергетической станции тридцать семь дробь пятнадцать сто восемь бета, три года назад…

Лекция в академии. В аудитории шумно, но лектор почему-то не оборачивается, чертит формулы на доске… Лица опять не видно, красные пятна мешают рассмотреть лектора внимательней. «Может, это Семёнов – ведь он был с лысиной», – думает Полянский. Но
смотрит он не на лектора, а на соседку через ряд… красивая и гордая… Кавалеры маршируют за ней полками. Полянский оглядывается и видит с десяток взглядов, направленных на неё. Почему-то хочется плюнуть и уйти. Где-то в задних рядах скрипит старый стул…

Стоп! Скрипит не стул, а лётное кресло, кто-то из команды ещё может двигаться.
Полянский с трудом разлепил веки. Глаза так упорно не хотели открываться, словно их залили клеем. Пятна из красных стали разноцветными, одно – золотое – закрывает индикатор гравитации, и шут его разберёт, сколько он показывает. Взвыл насос. «Поздновато же ты включился! – подумал Полянский. – Наверняка гравитация тряхнула автоматику». Кислород ледяной струёй хлынул в лёгкие, и на мгновение полегчало. Астафьев потянулся к пульту, пробормотав что-то про гравитационный щит. Полянский понял его. «Не смей! – прохрипел он. – Без топлива останемся!» Но было поздно. Рукоять уже была наверху. Гравитация совершила очередной прыжок, и капитан потерял сознание.



По теории, принятой в 23-м веке, тяготение переносится гравитонами – квантами гравитации. Тело будет свободно от любого притяжения, если создать вокруг него оболочку, непроницаемую для квантов. Для этого нужны чудовищные затраты энергии, и результат непредсказуем. Отключение гравитации ещё ни разу не было произведено на практике. Правда, исследовательские корабли выше второго класса, к которому принадлежал «Тритон» Полянского, уже третий год снабжались устройством, способным отключить гравитацию для судна, но Астафьев был первым, кто это устройство применил.

Полянский долгое время не хотел возглавлять эту экспедицию. «Тритон» был предназначен для гораздо более дальних переходов в пространстве. Экипаж в пять человек был явно маловат для такого гиганта. Советовали взять команду побольше, но капитан не соглашался. «Неудобно командовать людьми гораздо старше тебя», – говорил он. Анатолий был действительно самым молодым в экипаже. Сандре, к примеру, за сорок, но он летает и не жалуется. Кроме того, возражал Полянский, переход относительно недолгий. При удачном ходе работ через девять-десять месяцев они вновь были бы на Земле.

Область, куда направлялась экспедиция, не была известна по лоциям, но наличие чёрной дыры здесь не предполагалось.

И теперь судьба огромного корабля и жизнь пятерых исследователей зависели от того, правильной окажется теория защиты от гравитации, или же учёные ошибались.

Умирать тяжело всегда. Но тяжелее всего – когда двадцать три тебе исполнится только через два месяца.



Теория в этот раз не дала сбоя. Полянский открыл глаза. Дико болела голова. «Большая нагрузка на сосуды», – подумал он. Но гравитация, как ни странно, отпустила, и её смертельные объятия больше не сдавливали лёгкие. Непонятная лёгкость наполняла тело. Невесомость?

–Идём на тормозных, капитан!

Голос Астафьева заставил Полянского вздрогнуть. Неунывающий техник уже очнулся. Капитан прислушался. Гул тормозных двигателей вибрировал, доносясь откуда-то издалека. Взгляд на приборы. Около половины «же». Скорость прямого направления, тяга – обратного! Что за…

–Астафьев, где ты взял ускорение?! И где мы, чёрт возьми?

–На первый вопрос ответить не могу: сам был без сознания. Может, астрофизик больше скажет. А на второй вопрос пусть штурман отвечает. Разбуди всех, командир.

–Так ты не разгонял корабль?

–Зачем? Очнулся, смотрю, идём с прямым ускорением, опять к двум «же» подходим. Ну, думаю, так дело не пойдёт! Включил тормозные. Турбина, кстати, резервная – работает, как щипцы для орехов.

–Ладно, потом разберёмся. Сначала экипаж.

Голос техника звучал весело. Полянский сам вдруг почувствовал пьянящую радость – да просто оттого, что живёшь!

Капитан машинально поискал «будильник». Так в обиходе исследователей называлось устройство, которое слабыми электрическими разрядами может заставить очнуться члена экипажа, потерявшего сознание. Полянский ещё ни разу им не пользовался, а опыт, вынесенный с лекций и практических занятий, он уже основательно подзабыл. Пришлось вспоминать на ходу. Пульт «будильника» слева, за спиной, задвижку вверх, стекло влево, Шанкар, Торман, Сандре – кнопки два, четыре и пять…

Кнопки засветились зелёным – никто из экипажа ещё не перешёл критерия жизни. Чтобы это доказать, электрические разряды принялись за работу. Торман открыл глаза. Сандре вздрогнул и приподнялся в кресле. Шанкар глубоко вздохнул и приглушённо застонал. Команда возвращалась к жизни.



Полчаса спустя в центральном посту корабля началось совещание. Астафьев включил аппарат искусственной гравитации, потому что неизвестная сила прекратила действие на корабль, и тяжесть исчезла.

Как выяснилось, серьёзных повреждений при перегрузках получено не было – ни экипажем, ни судном. Резервная турбина полностью заменила штатную, да и ту можно было починить на первой же посадке. Но и без повреждений новости были неутешительными.

–Ни в одной лоции эта область галактики не обозначена даже приблизительно, – заявил штурман. – Знакомых созвездий, неподвижных звёзд я здесь не вижу, хоть убейте. Маяки тоже не отвечают. Неудивительно, кстати: такой активности излучения я ни разу не видел за десять лет полётов. Помехи перекрывают все сигналы.

–И что вы предполагаете? Где мы всё-таки находимся? – Полянский поднял голову от пульта счётной машины. Та сейчас занималась расчётом вероятности для разных вариантов событий. Почти для всех вероятность оказывалась близкой к нулю.

–Есть предположение… хотя, скорее, из области фантастики… Другая галактика – вот что я предполагаю. Вблизи от ядра.

–Почему так решили?

–Высокая активность излучения. И большой исток материи из точки, лежащей прямо на нашем курсе, за кормой. Мощные излучение и поток материи – признак квазара.

–Есть теория, по которой квазары – активные ядра галактик, – вставил Торман.

–Значит, мы побывали внутри квазара? А как объяснить наше перемещение? Искривление пространства?

–И да, и нет, – астрофизик задумчиво потёр лоб. – Искривление присутствует, но не то, которое мы подразумеваем. Ещё на заре космологии была высказана интересная гипотеза – кажется, Джинсом. По этой гипотезе можно объяснить, куда исчезает материя, поглощённая чёрной дырой. Она вновь появляется, покинув квазар, и образует ядро галактики. А так как вещество, входя в чёрную дыру, получает колоссальное ускорение, то и из квазара оно выходит с приличной скоростью (опять же с ускорением). Отсюда и «разбегание» галактик, и расширение видимой части Вселенной. Вероятно, в той части, откуда мы начали своё путешествие через черную дыру, происходит, наоборот, сжатие материи.

–То есть между чёрной дырой и квазаром есть невидимый «коридор»?

–Вроде того. Вероятно, нас так швырнуло всё же искривление пространства вблизи гигантской массы.

–Всё это хорошо, но как выбраться отсюда? – голос Сандре звучал взволнованно. Но не более того. «Молодец врач, – подумал капитан. – Вообще, молодцы. Ведь понимают, что вероятность выбраться отсюда нулевая. Понимают, но не бунтуют. А что бунтовать? Мы теперь связаны одной цепью, развяжемся только на Земле… если доберёмся до неё».

–Найти другую чёрную дыру, – заявил Торман. – Нет, серьёзно. Ведь прошли же мы одну, пройдём и другую.

–А кто знает, когда нужно включать «щит»? Тогда нам крупно повезло, – возразил Астафьев. – Я ведь включил его просто тогда, когда заработал кислородный насос, и я очнулся. Да и топливо сожжём на втором таком скачке.

–Можно попробовать рассчитать модель.

–Расчёты нужны в любом случае. Капитан, нужна посадка, – Астафьев повернулся к пульту. – В конце концов, исследовательская мы экспедиция или нет? Перед нами шанс – один на миллион. Исследовать планеты других миров! Да и есть ли они? Тоже вопрос к нам.

–Ладно, техник. Вместе со штурманом ищите планету для посадки, остальные – со мной, перетрясём материалы для исследований при посадке. Многое может быть повреждено.

–Постойте, капитан, – Шанкар усмехнулся. – Планетных систем на таком расстоянии всё равно не видно. А звезду, которая должна обладать планетами, и искать не нужно. Возьмём ближайшую к курсу. Проверим её.

–Не берите слишком тяжёлую. Топлива на убегание не хватит. Не хватало нам только превратиться в спутник.

Штурман кивнул.



Курс был готов через два часа. Около десяти минут ушло на обсуждение, и корабль лёг на новый курс.

Капитан лежал у себя в каюте, когда Астафьев вызвал его по внутренней связи.

–Командир, повезло! Три планеты!

«Интересно», – пробормотал, вставая, Анатолий.

Все уже собрались в ходовой рубке. Начинался облёт системы.

Сразу же бросилась в глаза неравномерность в распределении орбит вокруг звезды. Первая планета отстояла от своего светила на расстояние около ста пяти миллионов километров. Это составляло приблизительно семь десятых расстояния от Земли до Солнца. Вторая планета по радиусу своей орбиты мало отличалась от Марса в Солнечной системе. Зато третья, видимо, решила выделиться и «убежала» от звезды на полтора миллиарда километров.

–Капитан, на третьей планете делать нечего, – заявил Торман. – Наверняка сплошной лёд и ничего интересного.

Полянский кивнул.

–Согласен. Вполне хватит орбитального спутника.

Через три часа спутник передавал первые данные. Астрофизик был прав: безжизненная планета, голые ледяные скалы, холодная метановая атмосфера, непригодная для дыхания. Гравитация в шесть десятых «же», слабое магнитное поле, следов почв, признаков жизни нет.
Вторая планета оказалась интереснее. Начинать приходилось с того, что плотная атмосфера с постоянной облачностью в верхних слоях не давала рассмотреть поверхность с орбиты. Капитан принял решение о посадке.



Облёт второй планеты длился девятый час. Полянский сбросил зонд, и теперь все рассматривали снимки с поверхности планеты. Она напоминала Венеру в будущем: вулканическая деятельность давно прекратилась, но плотная атмосфера осталась. Освещённость на поверхности была приблизительно такой же, как на поверхности Земли в сумерки.

На фотографии, насколько хватало взгляда объектива, простиралась голая равнина, гладкая, как зеркало.

–Ну, прямо как по заказу посадочная площадка! – воскликнул Астафьев.

–А вдруг это не равнина, а поверхность моря? – усомнился Сандре.

–Проверим… – пробормотал капитан. – Пусть зонд возьмёт пробу грунта у себя «под ногами», тогда и посмотрим.

Результат пришёл через десять минут. Преимущественно вулканические породы, в основном, туф и базальт.

–Сдаюсь, – произнёс Сандре.

–Непохоже, чтоб здесь была жизнь, – добавил Торман.

–Чем чёрт не шутит, – Анатолий машинально выстукивал ручкой по столу «Марш тореадора». – Садиться будем в этом же месте. Но сначала пошлём в атмосферу радиосигнал, запросим разрешения на посадку.

–Предполагаете наличие цивилизации? – Шанкар прищурился. «Кажется, моя фраза показалась ему глупостью», – отметил Полянский, но не смутился, как это бы сделал прежний Полянский, тот, что остался на пороге чёрной дыры.

–Чем чёрт не шутит, – повторил Полянский – нынешний. – В конце концов, вторая планета, которую мы видим вне Солнечной системы. Нужно предупредить. Нельзя допустить разрушений.
«Тритон», мчась по орбите, передавал в течение двенадцати часов запрос на посадку. Эфир молчал. На следующем круге было решено садиться.



Рычаг под пальцами капитана ушёл вверх, и в корме корабля загрохотали планетарные двигатели. Анатолий взялся за рукоятки точного пилотажа.

На корме любого судна классом выше третьего основного расположены шесть дюз рулевых двигателей. Точный пилотаж осуществляется за счёт изменения тяги той или иной дюзы, что вызывает разворот в нужную сторону.

Команда уже заняла места в посадочных креслах. Полянский начал снижение. До места посадки оставалось ещё полчаса, и за это время нужно было снизиться со ста пятидесяти километров до посадочной позиции – одного-двух километров над точкой посадки.
«Тритон» начал снижение, двигаясь почти перпендикулярно поверхности. Постепенно траектория теряла крутизну, и на посадочной позиции корабль находился уже параллельно почве. Начинался новый этап посадки. Теперь корабль, движущийся уже с ускорением, в поле тяжести, нужно было развернуть кормой к почве. Анатолий управлял судном вручную, не доверив посадку на неизвестную планету бортовому компьютеру. Кроме того, посадочные манёвры были его коньком. «Здорово пилотирует! – покачал головой Шанкар. – Многие по пять лет летают, а садятся или на автомате, или с грехом пополам…»

Планетарные двигатели давно были выключены, работали только рулевые. Всё шло верно: корабль прошёл по маленькой дуге, ускоряясь до нижней точки, теперь резкий разворот перпендикулярно поверхности и подъём за счёт имеющейся скорости. Траектория на индикаторе стала похожа на зелёный вопросительный знак с очень крутым изгибом, который повернули вправо на девяносто градусов. Корабль пошёл вверх, замедляясь, сейчас должна быть точка, когда скорость станет близка к нулю… Рубка слегка вздрогнула. Вот она, точка остановки. Высота восемьсот метров. Начиналось падение кормой вперёд. Секунда, вторая. Полянский включил планетарные, и на указателе ускорения засветился ноль. Ускорение свободного падения сравнялось с ускорением тяги. Теперь посадка будет идти со скоростью, набранной за эти две секунды. При здешнем «же» в восемь десятых земного эта скорость составляет шестнадцать метров в секунду. «Много, – подумал капитан. – Надо увеличить тягу». Началось снижение скорости.

В рубке замигала красная лампа и загудел зуммер. От трения о плотные слои атмосферы перегрелась обшивка. Анатолий нажал кнопку, и в трубах охладительной системы с шипением помчался жидкий азот. Полянский сразу же перенёс внимание на скорость – охлаждением теперь управлял термостат.

Скорость была близка к норме и медленно уменьшалась. «Тритон» снижался, опираясь на шесть тонких столбов ослепительного пламени. Полянский включил проверку посадочных опор и увеличил тягу. Теперь регулятор отбора мощности стал главным прибором. Нужно было дойти до точки, в которой корабль остановится – всю скорость уничтожит ускорение работающих двигателей – и в этой точке уменьшить тягу, чтобы не начать разгона от поверхности планеты. Компьютер выдал результат: момент зависания наступит через две секунды с нынешней тягой, высота составит три метра от почвы до дюз, тягу нужно будет снизить до тридцати процентов.

Всё это удалось капитану. «Тритон» повис над почвой в предсказанных трёх метрах. Выхлопной огонь, казалось, теперь окончательно затвердел и превратился в шесть колонн, которые держат корабль. Взвыли насосы, зашипел сжатый воздух, поршни клацнули, и от корпуса с лязгом отошли шесть посадочных опор. Они упёрлись в поверхность планеты, но тяжесть корабля пока приходилась не на них, а на ещё работающие планетарные двигатели. Анатолий медленно перевёл отбор мощности к нулю, опоры скрипнули, но устояли. Рёв дюз стих. Всех оглушила наступившая тишина.

Посадка прошла успешно. Земляне впервые ступили на планету, находящуюся вне Солнечной системы.



Запущенный вездеход-автомат вернулся час назад. Ещё полчаса ушло на обработку его данных, и сейчас шло обсуждение результатов.

В общем, данные укладывались в ту картину, что выдал зонд, сброшенный с орбиты.

Торман уточнил ускорение свободного падения: ноль восемьдесят пять земного.

Шанкар зачитал орбитальные данные: год составлял шестьсот пятьдесят семь земных суток, сутки – двадцать шесть земных часов.

У поверхности датчики зафиксировали слабый ветер.

Затем на экран была выведена видеозапись, сделанная вездеходом. Необычная картина предстала перед экипажем «Тритона»!

Вездеход двигался от места посадки. Камера в телескопической башенке описывала круги на своей оси. Вначале в её объектив попадала лишь та же бесконечная, унылая равнина, похожая на зеркало из полированной стали. Через две минуты записи прямо по курсу появились невысокие скалы с неровными, зазубренными краями. Они были похожи на челюсти огромного хищника, и появились они так внезапно, без всякого перехода, словно хищник захлопнул пасть. В скалах появился проход, и вездеход нырнул туда. То, что открылось камере, было настоящим лабиринтом, образованным узкими проходами, трещинами и коридорчиками в породе. Камера вращалась, и уже после второго поворота Полянский потерял всякое представление о том, откуда разведчик пришёл. Он вдруг испугался, что вездеход не сумеет выбраться, забыв, что он уже вернулся, иначе они просто не увидели бы этой записи. Анатолий украдкой огляделся. Похоже, этот испуг появился одновременно у всех. «Почувствовал» его и электронный мозг. В нескольких метрах от вездехода возвышалась ровная площадка, окружённая пологими подъёмами и потому напоминавшая ступенчатую пирамиду майя. Вездеход начал подниматься на самый верх – для лучшего обзора. Заворчал двигатель, камера оказалась на вершине, и земляне наконец-то по-настоящему увидели небо этой планеты.

Вначале всем показалось, что над скальным лабиринтом вместо неба подвесили горизонтально гигантское зеркало – небо было почти копией серой скалы под ним. Совпадая по цвету, оно казалось таким же неровным на ощупь хаосом обломков, кусков, клочьев… Весь этот небесный беспорядок казался неподвижным, но после нескольких секунд стало заметно, что клочья туч движутся, с черепашьей скоростью, но движутся. Шанкар попробовал прикинуть какие-нибудь закономерности в этом движении, но тут же отказался от своей затеи: движение облаков оказалось таким же хаосом, как и их расположение. Где-то вдали, у горизонта начиналась гроза, исполинская молния, каких не бывает на Земле, разрезала оттенки серого, полыхнув фиолетовым, залила кадр призрачным светом. Другой очаг грозы – той же, начинающейся? или другой, уходящей? – проходил почти над самой камерой, и в эфире солидно громыхало, но разрядов в землю не было – молнии сверкали между облаками.

И в довершение всего, в просвете туч вдруг мелькнул крылатый силуэт, знакомый с неизвестно каких пор по научным книгам и фантастическим фильмам.

То, что произошло в центральном посту, со стороны напоминало финал «Ревизора»: и там, и тут можно было сказать «немая сцена».

Сандре застыл в кресле, без единого движения, словно его вдруг поразил паралич.

Полянский стукнул кнопку стоп-кадра и остолбенел.

Астафьев шевелил губами, словно ему что-то мешало вдохнуть.

Торман рванулся вперёд всем корпусом, выдохнув сквозь мертвенно-белые губы одно слово: «Жизнь!».



Потом все заговорили сразу. Кто-то радовался, что «мы теперь не одиноки во Вселенной», кто-то говорил, что «найти жизнь так быстро – необыкновенная удача», кто-то ещё не верил, кто-то советовал ему «раскрыть глаза». И над всей этой разноголосицей прогремел бас Сандре:

–Капитан, нужна высадка.

–Согласен, – помедлив, произнёс Анатолий. – Нужна. Ульв, что с атмосферой?

Торман нажал несколько клавиш на дешифраторе, и он выдал результат анализа атмосферы.

–Кислород – восемнадцать процентов, углекислый газ – два с половиной, сотые доли процента благородных газов, десятая часть процента гелия – побольше, чем в земной атмосфере, остальное – азот.

–Дышать можно, – заявил Сандре, – только первое время будем страдать от горной болезни. А температура? – обратился он к Торману.

–Плюс тридцать восемь по Цельсию на дневной стороне, там, где мы сейчас. За терминатором не измерялась.

–Жарковато… – покачал головой Сандре. – Но жить можно.

–Нельзя! – капитан убеждённо мотнул головой. – Без скафандров общей защиты – нельзя.

–С баллонами кислородного питания? – уточнил штурман.

–С баллонами. Кстати, дон Сандре, сколько потребуется для экспресс-анализа атмосферы?

–На микроорганизмы? Двое суток, не меньше, при условии, что будем применять бортовой компьютер.

–Ну, с компьютером разберётесь; если потребуется помощь – Астафьев к вашим услугам. Рассчитываю на тебя, техник, не подведи. Вот эти двое суток и будем выходить в скафандрах, а там посмотрим…

Полянский вдруг поймал себя на том, что распоряжается, как опытный, бывалый командир, изведавший всё на свете. Но, удивляясь самому себе, он не ощутил никакого смущения.

–…Сколько осталось до заката? – продолжил он.

–Шесть часов восемнадцать минут, – ответил Шанкар, взглянув на бортовые часы.

–Что ж, за это время успеем подготовить и провести первую вылазку, думаю. Вас, – он повернулся к Сандре, – оставим дежурить у рации и заодно брать дистанционные пробы. Робота мы для этого подготовим минут через двадцать. Остальных прошу со мной, расходимся по местам, готовимся к высадке. О подготовке докладывать мне лично, где бы я ни был.

Все задвигали стулья и направились к выходу, переговариваясь об увиденном и услышанном за последний час. Полянский обогнал Астафьева у выхода и остановил его.

–И вот ещё что, Сергей. Для высадки понадобится Дефенсор. С настройкой я тебе помогу. Уложимся в час, как думаешь?

–Если постараться… – техник помедлил. – Уложимся.



Название «Дефенсор» никогда официально не было именем собственным для нескольких серий роботов, объединённых общим назначением – защитой группы исследователей от возможных агрессивных форм жизни на исследуемой планете. Отсюда происходило название группы – «робот-дефенсор» буквально означает на латыни «робот-защитник». Однако в обиходе исследователи употребляли это слово как имя и даже писали его с большой буквы.

По всем инструкциям на отладку такого робота требуется не менее полутора часов. Полянский рассудил, что вдвоём дело пойдёт быстрее. Астафьев с ним не спорил.

Астафьев с Полянским ушли отлаживать Дефенсора и второго робота – для сбора проб атмосферы. Торман пошёл распаковывать и готовить измерительные приборы – «радиометр и компанию», как он сам говорил. Шанкар, будучи по второй специальности инженером систем защиты, ушёл в тир проверять оружие, спросив перед этим у капитана разрешения не присутствовать при наладке Дефенсора. Сандре, биолог и судовой врач, как он значился в судовой роли, остался в центральном посту ожидать робота для проб атмосферы, а заодно разбираться с программой, которая должна рассчитывать варианты взаимодействия бактерий из забортного газа с организмом человека.

Все были заняты. Шла подготовка к высадке.



–В десантную группу включаю себя, штурмана, техника и астрофизика. Вы, Сандре, останетесь на судне. Ваши приборы – рация и контроль силового поля. Остальные – со мной, к кормовому шлюзу, – Анатолий обвёл взглядом центральный пост, где перед высадкой собралась команда. – Возражения есть?

Возражений, конечно, не было.



Десять минут спустя по голой каменистой равнине, окружавшей корабль, двигалась необычная процессия. Первым шёл Анатолий, поминутно взглядывая на радиокомпас, с помощью которого «Тритон» передавал группе пеленг на скальный лабиринт. За ним, вертя головой по сторонам, как на экскурсии, шагал Торман. В нескольких метрах за ним двигался Дефенсор. На его платформе, за пультом, сидел Астафьев. Замыкал шествие Шанкар. Группа уже подходила к входу в «лабиринт».

Астафьев вдруг подумал, что со стороны Дефенсор сильно смахивает на кентавра: выше пояса похож на человеческое туловище, а ниже пояса… нет, не на коня. Просто платформа на шести колёсах повышенной проходимости. На месте головы – телекамера с выводом на экран управления. Есть возможность прямой трансляции на судно и записи. «Руки» – манипуляторы, на них – лазерные пушки синхронного боя. Максимальная скорость – пятьдесят километров в час. «Хорошая машина», – подвёл итог своим размышлениям Астафьев.

И в этот момент они увидели его. В первый момент Полянский подумал, что ошибся: в научных книгах он не мог видеть ничего подобного, скорее уж такое можно увидеть на картинке к детской сказке. «Они не такие на самом деле, как на той записи с разведчика, – мелькнуло в голове Тормана. – В трансляции они напоминали птеродактилей, а сейчас…» Сейчас это существо напоминало дракона: широкие крылья, как у летучей мыши, тяжёлая голова на изогнутой шее, длинный хвост… Трое таких существ кружились высоко, под самыми облаками, и над ними сверкал и грохотал очаг грозы. Люди смотрели на драконов, задрав головы к небу. Вот один из драконов отделился от остальных и резко пошёл к земле, пикируя так круто, что кто-то прошептал: «Разобьётся!». Радио донесло его шёпот до остальных усиленным, но никто не обернулся – все следили, как зачарованные, за полётом этого существа. А дракон из пике перешёл на бреющий полёт. Теперь он летел метрах в десяти над почвой и приблизительно в ста метрах от землян. «Интересно, – подумал Торман, – мне одному они показались похожими на драконов, или это общий образ?» Образ, похоже, был общим – Астафьев изумлённо пробормотал: «Чистый дракон…» А дракон замедлил полёт до предела (видимо, что-то заметил на земле), повернул крылья нижней плоскостью вперёд – совсем как земные птицы, когда собираются сесть, и вдруг, изогнув шею, выдохнул струю фиолетового огня! Секунду огненная струна соединяла его с почвой, потом она вдруг полыхнула алым и погасла. Дракон тяжело взмахнул крыльями, набирая скорость, и взмыл к облакам.

Земляне молчали, не двигались, остолбенев от изумления. А второй дракон тем временем по пологой дуге двинулся в их сторону. Он был уже метрах в двадцати, когда они опомнились.

–Бластеры к бою! – скомандовал Анатолий.

Защёлкали клапаны, закрывавшие бластер в кобуре. Замигали жёлтые огоньки сигнализатора накачки. Одна вспышка, вторая, третья. Красный огонёк – готов к стрельбе.

Дракон замедлил полёт и начал облетать разведчиков по узкому кругу.

–Огонь! – крикнул Полянский и нажал спусковую кнопку. Ослепительный красный лучик, взвизгнув, пронзил воздух, огненной нитью соединив Анатолия и дракона. Но дракон повёл себя по меньшей мере странно: вместо того, чтобы рухнуть со страшной выжженной раной в крыле, или хотя бы зареветь от боли, он только расправил крылья и ринулся по спирали к землянам.

–Общий огонь! – голос Полянского вдруг сел. Выстрелы завизжали на разные голоса. Никто из стрелков не промазал. Результат оказался тот же. Дракон вновь пошёл по окружности: он явно заинтересовался необычной жертвой.

Дрянь дело, подумал Анатолий. «Сергей! – крикнул он. – Наводи оружие Дефенсора!»

–Добрая сталь не берёт… Пробовали, – раздался в наушниках приглушённый голос Тормана. Он, похоже, забыл, что микрофон связи обладает приличным усилением.

–Да ну тебя… Конан-варвар нашёлся, – пробормотал Астафьев, крутя рукоятки прицела, как заведённый.

Капитан вдруг вспомнил, как Астафьев и Торман перехватывали друг у друга «Золото гномов» и свою фразу: «Бульварная муть…», и то, что у него в каюте на самом верху этажерки стоит Джордан, которого он весь рейс обещал дать почитать Астафьеву, но так и не дал…

Негромкий низкий гул повис в воздухе. Работали спаренные пушки Дефенсора. Два ослепительных луча в палец толщиной упирались прямиком в грудь дракона. На испытаниях они прожигали футовую стальную стену.

Анатолий обмер. Дракону лазеры не причиняли никакого вреда. В том месте, куда они попадали, появилась на мгновение дыра, сквозь которую земляне увидели небо. Потом она исчезла.

Астафьева спасла хорошая реакция. Как при замедленной съёмке, он увидел медленно разгорающуюся вспышку возле драконьей пасти и машинально отскочил, перевернувшись через бок в полёте, упал на кучу щебня, осыпавшегося возле одного из выступов скалы. В ту же секунду слепящая фиолетовая струя скакнула с небес к земле, прямо в злосчастного Дефенсора. Он как-то совсем по-человечески дёрнулся, словно от боли, а потом неуклюже повалился на правый бок, переломившись в поясном суставе. Грозная машина повышенной проходимости лежала беспомощной грудой металла.

Шанкар облизнул пересохшие губы. «Kraft teufel!*» – произнёс голос Астафьева в наушниках. Полянский вспомнил, что техник ругался по-немецки, только когда был выведен из равновесия, причём до предела.

И тут Торман сделал то, чего никто не ожидал. Он медленно поднялся с одного колена, на которое опускался для стрельбы, выпрямился во весь рост и двинулся в сторону дракона. «Вернись, Ульв!» – орал за его спиной в микрофоны Полянский. Астрофизик даже не обернулся. Дракон спикировал и сел шагах в десяти от него. Земляне остолбенели. Торман упал на землю, слившись с её выступом. В руках у него появился «торнадо».

Заряд плазменный подрывной ЗПП-250 «Торнадо». Предназначен для ведения высокотемпературных подрывных работ в рамках спасательных, строительных, исследовательских и других операций. Создаёт поток низкотемпературной (до 100000С) плазмы радиусом до полуметра. Использование в качестве оружия категорически запрещено.

Характеристика из инструкции промелькнула в голове у Тормана. Дракон приближался неторопливым шагом. «Сколько здесь? – лихорадочно соображал астрофизик. – Если есть пять метров, скафандр смягчит жар. А если нет? Рискнём?» Краем глаза он видел, как Анатолий бросился к нему, за командиром – остальные. Ульв снова вспомнил инструкцию. Рукоятку нажать, повернуть – таймер, нажать ещё раз – начало отсчёта. Он поставил десять секунд. Пискнул сигнал опасности. Торман размахнулся и швырнул «торнадо» прямо под лапы дракона. Земляне во главе с Полянским упали за его спиной. Торман рухнул вслед за ними.

Секунды казались бесконечно длинными. В голове накрепко обосновалась пустота. Что делал дракон, Торман не видел, прижав шлем к валуну, за которым лежал. Зато слышал сигналы таймера и считал их. Длинный гудок – удар о почву. Десять… девять… Вдруг Торман увидел, что поверхность этой планеты на самом деле не такая, какой казалась издалека. Гладкое стальное зеркало камня было покрыто цветными прожилками: зелёные, золотые, красные, они мерцали на солнце.

Пять. Есть здесь всё-таки пять метров или нет? Есть или нет? Есть или нет?!

Ноль!

Ослепительная вспышка накрыла его, обожгла волной испепеляющего жара. Торман потерял сознание.



То, что было дальше, земляне видели, как во сне, причём изображение то ускорялось, то замедлялось.

Дракон развёл крылья и вытянул шею к валуну, за которым лежал Торман. Вдруг на этом месте в один момент вырос столб ослепительного огня плазмы. В середине этого столба оказался дракон, картинно поднявший крылья и голову. Столб начал гаснуть, и вдруг в его основании, на месте дракона, полыхнула голубая вспышка. Она потухла вместе с потоком плазмы. И наступила тишина. На том месте, где сидел дракон, остался лишь оплавленный круг.

Земляне ошеломлённо поднимались. Крик ужаса вылетел из трёх глоток одновременно: два уцелевших дракона неслись к ним!

Астафьев потом божился, что первой его мыслью в эту секунду было: «Кажется, я сошёл с ума». На вершине одного из высоких валунов появилась человеческая фигура!

Исследователи не могли сдвинуться с места. Они забыли о грозящей им опасности, о раненом Тормане, лежавшем без сознания среди валунов… Изумление сковало их цепями крепче, чем силовое поле. Ещё секунда – и струи огня сожгут землян на месте.

Спасение пришло от незнакомца. В его руках появился длинный, до колена, боевой лук.

Никто не видел полёта стрелы, но все видели её попадание: пение тетивы, и первый дракон, изогнувшись на лету, развалился на тысячу цветных искр, скрывших его силуэт. Когда они погасли, в этом месте небосклона не осталось ровным счётом ничего. Секунду спустя та же участь постигла второе существо.

Человек на скале забросил лук за спину и пошёл к землянам. И тут они опомнились. Стволы бластеров метнулись вверх, к незнакомцу. «Не стрелять!» – крикнул командир.

Все обернулись к Анатолию. «Не стрелять! – повторил тот. – Уберите оружие». Бластеры вернулись в чехлы. «Это же контакт! – сверлила мозг Полянского беспокойная мысль. – Контакт! КОНТАКТ!»

Неизвестный приближался. Стало ясно, что это не землянин. Во всяком случае, не исследователь и не астролётчик. Он выглядел так, словно сошёл с ленты исторического фильма: грубая куртка, напоминающая кожаные доспехи, длинные прямые волосы схвачены кожаным шнурком, повязанным вокруг головы, из-за спины выглядывает лук, а на поясе – колчан. Когда он подошёл ближе, все увидели ещё одно его отличие от землян: кожа странного человека была разноцветной. Его худое длинное лицо, казавшееся сейчас встревоженным, имело призрачный синеватый оттенок. Но вот поворот головы изменился, и кожа теперь стала отливать зелёным.

–Кто вы такие? – вопрос прозвучал прямо в сознании землян. Во всяком случае, никто не мог сказать, какой был голос у незнакомца: громкий или тихий, низкий или высокий. Более того: его губы не шевелились.

–Мы – земляне, – произнёс Анатолий. Но вопрос не исчез. Вместо него на миг вспыхнуло непонимание. Лицо незнакомца теперь стало кирпично-красным.

–Мы – жители планеты Земля! – повторил капитан. Словно чтобы вложить в свои слова больше правдоподобия и искренности, он зажмурился, и перед глазами сразу же понеслись с пелёнок известные кадры, сотни, миллионы раз виденные в трансляциях спутников, в передачах стереовидения, в иллюминаторе корабля. Тьма. И во тьме летит навстречу тебе маленький голубой шарик с полосами белого и пятнами зелёного. Шарик, похожий на те игрушки, что каждый год, в конце, вешают на праздничные деревья: обычай, которому уже с полтысячи лет… До боли знакомый и родной шарик, так и хочется крепко сжать его в ладонях, несмотря на всё несовершенство, что царит на его поверхности… Абсолютно здоровое сердце Анатолия вдруг пронзила тупая, сжимающая боль. Он помотал головой, отгоняя видение.

И незнакомец понял!

–Это ваша родная планета, – догадался он.

Полянский обрадовано закивал. «А толковые парни эти инопланетяне!» – подумал Шанкар.

–Послушайте! – произнёс Астафьев. – Почему наше оружие бессильно против этих существ? И как вы их убили?

В его сознании вновь пронеслась сцена того, как оказался бесполезен и погиб Дефенсор, и как он сам чудом остался жив.

–Покажите мне своё оружие, – глаза инопланетянина пристально обежали лица исследователей.
Полянский вскинул бластер и выстрелил в один из больших камней у себя под ногами. Вспышка, и оплавленный булыжник рассыпался на куски. Инопланетянин кивнул и сделал жест, который можно истолковать только одним образом: «дайте сюда». Астафьев, не задумываясь, протянул ему бластер рукоятью вперёд, но командир перехватил его руку.

–Подожди! – значительно произнёс он.

Астафьев растерялся лишь на мгновение, а затем вспыхнул. Сдержаться ему удалось с большим трудом. Для инопланетянина эта пантомима оказалась неожиданно трудной загадкой. На его лице появилась растерянность.

–Поймите меня верно, – продолжал Анатолий, обращаясь к нему. Но как только капитан заговорил, растерянность исчезла с лица незнакомца. Но лучше не стало: на её место пришло разочарование.

–Я понимаю, – разочарование звучало и в ответе. Полянский покраснел, но не отступил. – Я понимаю. Вы боитесь, капитан, чтобы я не использовал ваше оружие против вас же. Хорошо. Я готов поклясться, что не сделаю этого. Слову жителя Грозовой Звезды можно верить. Мы давно уже забыли, что такое ложь. Клянусь.

Анатолий смешался. А тут ещё влез Шанкар:

–Грозовая Звезда – так называется эта планета?

–Нет, это название первой планеты в системе, нашей родины. Эту мы называем Стальным Шаром. Здесь мы такие же пришельцы, как и вы… разве что наш дом ближе отсюда.

«Знает, на что подействовать… психолог», – подумал Полянский. Но, ругая себя на чём свет стоит, всё же поддался. Астафьев протянул неизвестному свой бластер. Жалеть об этом не пришлось. Незнакомец, взяв оружие, не стал делать резких движений, а просто повертел его в руках, не бросив даже в сторону Анатолия насмешливо-торжествующего взгляда. Полянский от этого смутился ещё больше. Но затем пришелец отколол такой трюк, от которого земляне в один голос вскрикнули от ужаса. Он приставил ствол к своей левой ладони и нажал спуск! Все остолбенели: луч проходил сквозь руку, не принося ей никакого вреда. Секунду незнакомец наслаждался произведённым эффектом, а затем, лукаво улыбаясь, вернул бластер Астафьеву.

–Простите, что заставил вас волноваться, но слишком уж хотелось эффектнее продемонстрировать то, что мне удалось понять.

–Но как… – Шанкар не договорил. Астафьев недоверчиво разглядывал бластер.

–Но это же естественно! Как и любая жизнь, наши тела состоят…

–Из энергии, знаю! – закончил за него знакомый голос. Все повернулись в эту сторону.
Торман, очумело вертя головой, сидел на краю невысокой скалы и жмурил глаза, как человек, у которого слипаются веки, но который не хочет засыпать, потому что самое интересное только начинается.

Исследователи бросились к нему, незнакомец подошёл вслед за ними. Он ошеломлённо покачивал головой и улыбался, словно говоря: «А этот, землянин, совсем непрост!» С Торманом заговорили все сразу.

–С чего ты взял? – удивлялся Астафьев.

–Как ты, Ульв? – спрашивал Анатолий.

–Что ты сделал с драконом? – недоумевал Шанкар.

За астрофизика ответил пришелец.

–Это существо он уничтожил при помощи потока газа, в котором атомы потеряли отрицательно заряженные частицы…

–Плазмы, – подсказал Астафьев.

–Плазмы. Она, как известно, обладает приличной энергией. Похоже, вашему другу тоже досталось. У него, должно быть, сейчас огромный переизбыток энергии. Это может быть опасно, если не подключить его тело к измерителям и насосам.

О чём шла речь, никто из землян не понял, а разбираться не было времени.

–Тормана необходимо доставить на корабль, – распорядился Полянский.

–Что вы собираетесь делать после осмотра вашего товарища? – спросил незнакомец.

–Не знаю. А что?

–С моей стороны было бы непростительно не сообщить на Грозовую Звезду о нашей встрече. На моей планете до сих пор идут споры, существует ли где-нибудь ещё жизнь. Теперь мы будем знать: существует!

–Что характерно, у нас то же самое… – пробормотал Астафьев.

–Как я понимаю, – продолжал капитан, – затем мы должны будем побывать на вашей планете?

–Да… если, конечно, вы согласны. Посадку вашего судна на любом из центральных космодромов обеспечим.

–И в качестве кого… – Полянский замялся, – …в качестве кого мы будем присутствовать на Грозовой Звезде?

Инопланетянин, казалось, не понял вопроса. Но потом словно спохватился.

–В качестве гостей. Ведь вы не сможете представить официальную делегацию?

Полянскому стало неловко. Он думал совсем о другой возможности. «А что прикажете делать? – сердито подумал он. – Да если бы вы на Земле объявились, вас бы год по спецслужбам таскали, а потом бы под гриф «секретно» запрятали!»

–Нет, для этого у нас на корабле мало информации о Земле, – произнёс он вслух. – Несколько видовых стереофильмов, художественное кино с Земли, книги, ну и, конечно, космолоция и прочая документация… Но, если нам удастся вернуться, мы привезём на Землю доказательства существования вашей цивилизации и послание землянам.

–Со своей стороны, от лица Грозовой Звезды я обещаю любую помощь, какая будет в наших силах.

«Легко тебе давать такие обещания! – подумал Анатолий. – А как заартачатся на твоей родной планете да и отфутболят нас… У нас уже с девятнадцатого века «летающие тарелки», похищения, пришельцы, спецслужбы не дремлют, чуть что – «секретно», и всё… И начнут про нас кричать: шарлатаны… пророки… помогите, братья по разуму, в развитии…»

И вдруг Полянский до боли резко почувствовал, что этого не будет. Ни спецслужб, ни последователей-сектантов, ни криков. «Вот уж с криками о помощи точно не полезут. Не нужна им наша помощь. Самим бы не пришлось у них помощи просить, чтобы открыли тайны пространства и времени…»

–Мне необходимо вернуться к кораблю, – прервал его мысли пришелец. – Нужно сообщить на Грозовую Звезду, поставить маячок, чтоб потом вернуться за кораблём. У нас трёхместный межпланетник. Двое друзей ждут меня на его борту. Можно сделать так: вы отправитесь на свой корабль, осмотрите там своего друга. А я пойду и сообщу об этой встрече. Чтоб мы могли найти вас, включите на корабле световой маяк. Скажем, белый. Затем я вернусь с нашими, и вместе мы отведем ваш корабль на нашу планету.

Полянский не возражал.

–И ещё. На какой частоте работает наиболее мощная из раций вашего судна? Чтобы нас могли вызвать с Грозовой Звезды.

–Пятьсот мегагерц, – вставил Астафьев.

Пришелец на мгновение задумался. Заметив это, Астафьев поспешил объяснить:

–Во время её работы заряды в антенне совершают пятьсот миллионов колебаний в секунду.

–Сколько составляет этот промежуток времени – секунда?

Полянский протянул ему часы.

–За одну секунду красная стрелка проходит от одного деления до соседнего.

Незнакомец обрадованно закивал.

–Теперь у нас есть представление о частоте, которую нужно будет сообщить. Ну, думаю, пока всё… Мы можем идти.

–Постойте… – Анатолий смущённо опустил глаза. – Ведь вы спасли нам жизнь. Спасибо.

Инопланетянин улыбнулся.

–Этих существ мы и так уничтожаем. В наших планах колонизация Стального Шара, для начала – этой части. Так что вам повезло, что вы сели в этой части планеты.

–Но как вас зовут? – спросил незнакомца Анатолий.

Тот задумался.

–Моё имя будет сложным и непонятным для вас. Как и любое наше, оно составлено из нескольких образов, которые для вас будут чужими, неизвестными. Поэтому… для начала зовите меня Проводником.

Земляне представились в ответ. Кивнув им на прощание, Проводник пошёл в горы, туда, где на скальном плато стоял его корабль. Вскоре он скрылся за выступами скал, исчез, как ночной сон на рассвете.

Когда земляне шли к месту посадки «Тритона», помогая идти Торману (его солидно тряхнуло ударной волной, и он пошатывался на ходу), Астафьев сказал командиру:

–Странный он какой-то… этот Проводник. Вот, капитан, судя по разговору, у них на планете прогресс до фантастики докатился. А глянуть на него самого – так будто у них там расцвет Средневековья.

–Да нет… – задумчиво ответил Анатолий. – Вряд ли.



Астафьев, конечно, ошибался: на Средневековье всё это не походило. Не было тогда высотных зданий из неизвестных землянам пластиков, не было бегущих тротуаров, не было транспортных средств с атомными двигателями.

На верхнем этаже одного из таких зданий, в просторной круглой комнате с прозрачными стенами земляне жили уже четвёртые сутки. За это время они дважды побывали в городе, несколько раз их снимали для прессы, да ещё один раз они побывали в огромном медицинском институте. Проводник заходил к ним поминутно, и пока они ехали в институт на сверкающем полированными плоскостями атомоходе, он рассказывал:

–Совет Планеты объявил населению о вас. Меня, как установившего контакт, попросили стать посредником в… общении, что ли… Выступать от лица Совета и народов. В общем, в научных кругах появилась одна догадка. Если подтвердится – будет большой переполох. Ваше появление – не сенсация. В последнее время наш учёный мир склонялся к тому, что мы в космосе не одиноки. Да, кстати, не думайте, что мы собираемся ставить над вами опыты или что-нибудь подобное… Я ночью перечитал кое-что из старинной фантастики – там этот мотив часто встречается, мол, пришельцев находят на месте крушения корабля, в больницу, потом – в институты, потом – атмосфера секретности… Что вы хотите, написано три века назад. Мы всё же изменились за это время! (Полянский покраснел). Со стороны Совета заявляю: кроме сегодняшних измерений, сможете сообщить о строении своего вида только то, что посчитаете нужным.

В институте они пробыли часа три. Всё это время их опутывали датчиками, подключали к диковинным аппаратам, причём и врачи-учёные, и техники изрядно помучились – у них всё время что-то не получалось, не сходилось, и никто из землян не мог понять, что.

В общем, предыдущие три дня скучать было некогда. А вот сегодня все о них словно забыли. Со времени посещения института прошёл день, но никаких результатов им не сообщали. Проводник куда-то запропастился. Правда, в комнате был аппарат стереовидения, с управлением которого Астафьев быстро разобрался. Но ничего особенно интересного не передавали. Неудивительно, что команда «Тритона» загрустила.

Астафьев расположился в углу и щёлкал кнопками прибора СТВ. Остальные сидели вокруг стола и ждали, пока техник найдёт что-нибудь поинтереснее. На экране появлялись какие-то представительного вида мужчины (земляне уже знали, что население Грозовой Звезды также делится на два пола), выступавшие с трибун. Смысла выступлений никто не понимал, и Астафьев включал очередной канал. Мелькали концерты, фильмы… Ничего похожего на земную рекламу Астафьев не засёк. Наконец, остановились на записи из Совета Планеты.

Грозовая Звезда представляла собой единое государство, а Совет Планеты решал наиболее важные и общие вопросы. Сейчас одной из тем заседания, как поняли земляне, было их прибытие. Несмотря на такой необычный вопрос в повестке дня, никакой нервозности в атмосфере не чувствовалось.

Потом Астафьев нащупал что-то вроде информационной программы. Один из репортажей был посвящён землянам.

–А ловко у них цензура работает! – пробормотал Астафьев. – Есть ведь наверняка и митинги, и стихийные собрания, а они их вырезают, показывают только, что всё в порядке. Чтобы не сеять панику среди населения.

Анатолий покачал головой.

–Нет, старик. Ты не прав. Нет у них ни цензуры, ни митингов, ни ажиотажа. Ты вспомни, как мы в городе были. Много митингов они перед нашим зданием устроили?

Астафьев вспомнил. Они спокойно, без всякой охраны, шли по городу. В самом деле, ни митингов, ни пикетов они по пути не встретили – ни сторонников, ни противников. Максимум – деликатные взгляды, которыми прохожие провожали их, когда они отворачивались.

«А ведь хотелось бы попасть в центр внимания, правда? Пусть даже на другой планете, тем более… – сказал себе Полянский. Он понимал, что всё это смешно и глупо, что «звёздная болезнь» устарела даже на Земле, но ничего не мог с собой поделать. – А у них всё просчитано, всё известно на сто ходов и три века вперёд, никакого интереса, удивления, никаких эмоций. Проклятые роботы!» И вдруг Анатолий понял. В нём проснулась ненависть к жителям Грозовой Звезды. Даже не из-за того, что они никакого внимания не уделяют землянам. Нет, он ненавидел их именно за то, что они так далеко ушли вперёд, стали такими правильными, благополучными, гладкими… Капитан чувствовал отвращение к самому себе, но никак не мог прогнать прочь ощущение собственной отсталости, чувство, которое испытывал варвар, попавший в Рим. И дальше внутренний голос, совершенно не подчиняясь Анатолию, твердил: «И здесь нас держат, как кроликов в клетке, решают не торопясь, что с нами делать». Чтоб хотя бы немного отогнать гнетущее чувство, командир спросил Тормана, как тот додумался до своей теории. Тот объяснил:

–Прежде всего, в любом организме есть как материя, так и энергия. Дон Сандре подтвердит: в человеческом теле есть электрическая энергия – нервные токи, тепловая энергия, химическая энергия пищи.

Врач кивнул.

–Кстати, насчёт пищи, – заметил он. – Мы правильно сделали, что захватили запас питания с «Тритона». Ни разу не видел, чтоб кто-нибудь на этой планете ел.

–Вот-вот, – подхватил астрофизик. – А зачем им есть, если питание для организма, построенного из энергии, можно брать прямо из атмосферы. – Он показал в небо, где переплетались белые змеи молний. Грохот от разрядов, однако, был негромким, на улице его было слышно слабо, а в помещении и вовсе не слышно.

–Можно пользоваться и другими источниками энергии, которых мы пока не знаем. И потом, я бы удивлялся, если бы энергия, которой на этой планете пронизана атмосфера, не образовала бы со временем более сложных форм. И, как я уже сказал, в любом организме можно найти как материю, так и энергию. Только у нас белок – материя – составляет львиную долю, энергии же гораздо меньше. А кто сказал, что невозможно обратное соотношение? Опять же, в их организмах наверняка есть части, состоящие из материи. Скажем, какая-нибудь основа, назовём её «матрицей». Эта самая «матрица» определяет построение тела и создаёт поля, удерживающие энергию в этой форме.

–А что? – подвигал бровями Астафьев. – Гипотеза ничего. Тогда ясно, почему наши бластеры оказались безвредны для «драконов»…

–Да, – Торман подхватил мысль, почувствовав, что эту мысль можно выложить не так уж бестолково. – Скажем, почему лазерный луч повредит мою кожу? Потому что он сообщит атомам в составе белка, из которого состоит моё тело, избыточную энергию. Ну и, естественно, явления перегрева, ожог, и так далее… Кстати, перегрев, по-моему, здесь играет даже большую роль. Пока мы воздействовали на него направленным лучом энергии, организму такого существа удавалось распределять энергию и отводить излишек. А вот когда я окружил «дракона» потоком плазмы, он просто-напросто «сварился». Ведь может же человек умереть от воздействия высоких температур. Даже не напрямую, без ожогов. Как тепловой удар. Так и с этим созданием.

–Но тогда ты материю путаешь с энергией! – возразил Шанкар. – Ведь для них энергия – строительный материал.

–Ну, никто не говорит, что существа из энергии – наши точные антиподы.

–Осталось только объяснить, как Проводник убил двух «драконов», – подытожил Астафьев. – Помнишь? Лук…

–Не знаю… – астрофизик задумался. – Может быть, этот снаряд, внедряясь в тело жертвы, как-то перестраивает его… а потом разрушает. Скажем, переводит энергию в нестабильную форму. А короче говоря, Проводник тут мог бы больше рассказать, чем я.

Некоторое время все сидели молча. Упоминание о Проводнике вызвало у всех одну мысль: «Когда же о нас вспомнят?»

Серебристая дверь бесшумно открылась, отъехав в сторону. На пороге стоял Проводник. В первое мгновение Полянский не узнал его. Это был совсем не тот Проводник, бесстрастный, невозмутимый, как индейский воин. Нет, теперь казалось, что его лицо одновременно выражает и тревогу, и радость, как древняя маска. Вот только маска может улыбаться одной половиной и хмуриться другой, а лицо Проводника выражало чувства по очереди, то вспыхивая радостью, то омрачаясь тревогой.

Кивнув землянам, он прошёл к столу, но не сел, а пошёл вокруг него чётким, пружинящим шагом. Казалось, он не может секунды устоять на месте.

Полянский нахмурился. «Чему радуется», – подумал он. И не выдержал.

–Послушайте, на каком положении мы здесь живём? Мы что, пленники? Или проходим какую-нибудь проверку? – Он хотел сказать «опыт», но сдержался.

Проводник, казалось, очнулся. Он непонимающе воззрился на Анатолия, и тому пришлось повторить вопрос.

Астафьев уже заметил, что в общении с землянами у Проводника была жёсткая схема: вначале непонимание: а что, мол, это такое? Потом удивление: ну, вы даете, дикари… Потом снисходительное понимание: ах, да, я и забыл, в нашем обществе что-то подобное было три тысячи лет назад. Подобная снисходительность раздражала, но Астафьев был терпеливее капитана.

Вот и в этот раз всё пошло по этой схеме. Проводник попросил объяснить ему, что значит «пленник». Анатолий на мгновение задумался.

–Пленник, – выдал он в конце концов, – это человек, ограниченный в его свободе.

–А с чего вы взяли, что вас… ограничивают в свободе?

Пришлось выкладывать и про недостаток внимания, и про всё остальное. Но – странное дело – когда всё разложили по полочкам, получалось, что никаких оснований для беспокойства не было.

–А если про нас сообщили населению, почему мы не видели никакого оживления на улицах? – не сдавался Полянский. – Почему тогда на нас не обращали никакого внимания?

Однако такая цепочка приводила к прямому обвинению Проводника в сознательной лжи. Анатолий смутился, но Проводник, к счастью, не заметил такого вывода.

–Так вот в чём дело! – громко протянул он с радостным изумлением. – Но ведь мы специально, чтобы не мешать вам, решили не проявлять повышенного внимания! Разве вы никогда не ощущали, что быть постоянно в центре внимания очень тяжело?

–Кто это –мы? – буркнул Анатолий. Щёки его пылали.

–Совет Планеты и остальное население.

Вновь повисло гнетущее молчание. Проводник оглядывал землян, качая головой. Положение спас Сандре.

–Послушайте, Проводник, – спросил он, – мы тут интересуемся, как это мы с вами понимаем друг друга, хотя никто из нас не учил языка собеседника?

Проводник поднял взгляд на Сандре и, словно спохватившись, рассмеялся какой-то своей мысли. Команда «Тритона» непонимающе уставилась на него, но он уже вновь стал серьёзным и даже слегка встревоженным, как в тот момент, когда вошёл в комнату.

–Позвольте мне сначала задать вам другой вопрос, земляне. Иначе не избежать путаницы. Дело вот в чём. Помните, как мучились с вами врачи клиники? Не буду хвастаться, но у меня была одна догадка. И она почти подтвердилась анализами. Но всё же спрошу: из чего состоят ваши тела?

–Из материи, – спокойно ответил Торман. – Сложные соединения на основе углерода.

Что тут началось! «Невозмутимый» Проводник вскочил на ноги и начал пружинящим шагом ходить из одного угла в другой, потрясая руками над головой и запрокидывая голову. Но через минуту такой ходьбы он немного успокоился и смог продолжить разговор.

–Скандал на весь учёный мир! – восторженно прошептал он. – Дело в том, – пояснил он через секунду уже нормальным голосом, – что в нашей науке господствует теория, согласно которой живой организм может состоять только из энергии с небольшим количеством материи. Живая материя считается сказкой, темой для фантастических романов.

–У нас господствует обратное утверждение, – Анатолий с усмешкой покачал головой. – Для нас живая энергия – это сказка.

–Значит, и у вас будет скандал, – заявил Проводник. – Но это потом, а сейчас…

Он вновь поднял лицо к потолку и сжал кулаки.

–Сторонники того, что жизнь может существовать в двух формах, никогда не обладали авторитетом. Сейчас их считают либо фантазёрами, либо сумасшедшими. Но теперь… Старая биология потеснится, зато освободятся руки у сторонников двойной жизни – так эта теория называется у нас. Ох и переполох же будет в научном мире! Я, между прочим, сам биолог. Сторонник двойной жизни! – ликующе закончил он.

Он радовался как-то совсем по-земному, как какой-нибудь профессор, получивший в распоряжение отдел или лабораторию. И Анатолий почувствовал, как начинает затягиваться пропасть, зиявшая между землянами и жителями Грозовой Звезды. Но Проводник уже помрачнел.

–Правда, старики так легко не уйдут. Будут бить на то, что ваш вид – единичное явление. Мощный довод, кстати. Честно говоря, мы знаем уже несколько планет, где жизнь построена на энергии – тот же Стальной Шар хотя бы. Разумеется, разума там нет, но всё же… А вот жизни, состоящей из материи, никто ещё не видел. Может быть, ваша планета и вправду – уникальное явление.

–А всё же, как мы понимаем друг друга? – напомнил Сандре.

–Ну, это просто, – ответил Проводник. – Ведь части ваших организмов связаны между собой и управляются какой-нибудь системой…

–Нервные токи, – пробормотал Астафьев. – Мышление идёт с их помощью!

–Это энергия? – уточнил Проводник.

Астафьев кивнул.

–Ну вот, – удовлетворённо ответил Проводник. – А отсюда один шаг до взаимодействия энергетических частей в моём организме и в ваших. Когда кто-нибудь из вас произносит слово, этот образ возникает в его сознании. Что же касается изучения языка… Он не нужен, ведь образы в наших сознаниях одни и те же. Нужно лишь некоторое время, чтобы настроиться на нервные токи каждого конкретного человека. Поэтому я и не сразу понял вас тогда, на Стальном Шаре.

–Да, кстати! – воскликнул Шанкар. – Как вы убили этих существ? Ну, тех, что угрожали нам.

–В каждом организме, построенном из энергии, есть часть – орган, если хотите – которая управляет построением организма и использованием энергии. Если нарушить строение этого органа, скажем, перестроить его на постоянную выдачу энергии, живое существо неизбежно погибнет. Так в общих чертах действует это оружие.

Земляне ошеломлённо уставились на Тормана. Тот сидел неподвижно, словно проглотил аршин.
Проводник не заметил этого замешательства. Он решительно поднялся, ударив себя ладонями по коленям.

–Ладно, – произнёс он. – Надо идти работать дальше. Вы мне понадобитесь, земляне. Мне нужно вот что: данные о численности населения планеты в разные эпохи. Я понимаю, вы не специалисты, точной информации на судне нет, но всё же… Хотя бы приблизительные данные. Кто знает, в конце концов, может быть, старики-профессора и правы. Может быть, ваша планета – и ваша жизнь – и вправду уникальна…



Когда Проводник пришёл на следующий день, земляне вновь удивились. На этот раз на нём прямо-таки лица не было. Хмуро кивнув в ответ на приветствия землян, он прошёл в дальний угол комнаты и сел к столу, озабоченно ссутулившись. Помолчав секунду, он перешёл сразу к делу.

–Я огласил те данные, что вы мне дали, на совещании учёных-социологов. – Он вновь замолк.

–И что? – не выдержал Астафьев. Проводник, казалось, замялся.

–Что? – повторил он. – Данные не сходятся с расчётными. Мы учли климат, природные бедствия, кучу прочих факторов… Всё равно не сходится. – Проводник вновь помолчал. – Как вы знаете, в любом обществе все люди совершенно разные. Наша планета – не исключение. А мы не ходячие идеалы. В общем, нашлись… личности, обвиняющие вас во лжи. Я к ним не отношусь. Я не верю, что вы лжёте. Скажите, может быть, вы допустили ошибку случайно?

Обычно непроницаемое, лицо Проводника сейчас было обращено к землянам чуть ли не с мольбой.

–Клянусь, – ответил Полянский, – мы не лгали и не допустили ошибки. А в чём несовпадение с расчётами?

–Куда-то исчезают четыре-пять миллиардов жителей планеты. Я вчера полночи читал разные теории о путях развития цивилизаций. Останавливался на древней истории. Искал новые факторы, которые могли бы сокращать население. Нашёл несколько причин, действовавших в древности на нашу цивилизацию.

–И какие это причины? – поинтересовался Торман.

Проводник помедлил, словно не решаясь вызвать к жизни давно минувшие несчастья.

–Неприятный это разговор… Но придётся, – наконец решился он. – В древности на нашей планете частым явлением был голод: слишком низкий уровень жизни населения не позволял ему получить доступ к источникам энергии, источникам жизни.

–Можно сказать, на нашей планете с голодом удалось покончить… в обычных условиях, – ответил Анатолий.

–Тогда, может быть, у вас на Земле ещё случаются эпидемии?

–С эпидемиями опасных инфекций покончено на большей части планеты. За исключением разве что Африки. Это один из материков нашей планеты. Есть ещё, правда, неизлечимые заболевания, но они не образуют эпидемий.

Проводник резко поднял голову. На него было страшно смотреть: пронизывающий пламенем взгляд скользил по лицам землян.

–Но тогда… неужели на вашей планете всё еще случаются войны? – воскликнул он.

И Анатолий понял, что лгать бесполезно.

–Да, – ответил он. – С локальными конфликтами ещё не покончено.

–Послушайте, – голос Проводника сорвался, – послушайте… Но ведь… Я вчера смотрел, война по определению – это вооружённая борьба между социальными группами. А оружие – это механизмы и машины, использовавшиеся для уничтожения людей. Я нашёл определения в исторических трудах. А вы… неужели вы всё ещё не поняли; ведь ваша планета, может быть, в самом деле, одна такая… И цивилизация одна такая… из материи… Неужели же вы ещё не поняли, что жизнь каждого из вас – это величайшая ценность?

Никто из землян не нашёл, что ему ответить.



Управление Космических Рейсов

Международного Института Космических Исследований.

Приказ.

Ввиду истечения срока ожидания 18-й Межсистемной экспедиции и отсутствия связи с ней ПОСТАНОВЛЕНО межпланетный исследовательский корабль второго класса «Тритон» под командованием капитана Анатолия Полянского считать без вести пропавшим. Необходимости снаряжения поисковой экспедиции комиссией не найдено из-за отсутствия ориентировочных сведений о местонахождении названного судна. (См. материалы разведывательного рейса судна «Артемида» под командой капитана Яна Мечника). Предполагаемая причина исчезновения «Тритона» – гибель в обнаруженной в этом районе чёрной дыре.

Экспедиционная комиссия УКР МИКИ.

Канберра.

25 января 2249 года.



17.09.2005