Чукотские рассказы

История Чукотки

Каждая страна гордиться своей древней историей. Россия гордиться Киевской Русью, Германия Империей Карла Великого, итальянцы гордятся Древним Римом, греки – Древней Грецией, англичане вообще гордятся чужой историей – историей древних кельтов, от которых произошли вовсе не англичане, а шотландцы. Русским в большинстве своём гражданам Великой Чукотской Республики тоже надо было чем-то гордиться, а поскольку на Киевскую Русь и так претендовало сразу две славянских державы, то чукотским историком пришлось поднапрячься и сделать научное открытие.
Открыли же чукотские историки то, что ещё три тысячи лет назад славяне были высоко цивилизованным народом и жили не в Восточной Европе, а на Крайнем Севере – в Гиперборее. Столица Гипербореи – город Туле находился как раз на самом северо-востоке Азии – то есть примерно там, где сейчас находиться город Анадырь.
Полторы тысячи лет назад некоторые изменения в климате привели к тому, что славяне вынуждены были оставить Крайний Север и переселиться в Восточную Европу. Так они и жили оторванные от своей исторической родины, пока летом одна тысяча шестьсот сорок восьмого года Семён Дежнёв не привёл свои корабли к проливу, позже названному Беринговым.
При царях Чукотка была мало освоенной территорией, но с приходом советской власти произошли значительные положительные изменения. Чукотка помнит имя своего первого Начальника товарища Глазкова, построившего социализм в отдельно взятом регионе.
Новая эра чукотской истории началась в тысяча девятьсот девяносто первом году, когда Чукотская Советская Социалистическая Республика получила долгожданную независимость. Собственно, независимость на Чукотке никто не ждал, но так уж вышло, что от Советского Союза отделились одна за другой все республики, кроме Чукотки. Поначалу Чукотка даже сохраняла гимн, герб и флаг СССР и даже КГБ СССР, но вскоре на выборах в высший законодательный орган – Народный Шаманат Чукотской Республики победили демократы и объявили независимость. Демократы пребывали у власти недолго, продав всё, что можно кому попало, они ушли, уступив своё место националистам. Националисты национализировали всё, что было продано демократами, и расстреляли главу Центробанка Марка Шейдера. Но потом забастовали шахтёры и на смену националистам пришли коммунисты. Коммунисты вернули Чукотке старую символику и объявили войну Америке. Американцы поначалу испугались, поскольку коммунисты назвали Чукотку Советским Союзом, но потом пришли в себя и решили устранить чукотских коммунистов посредством переворота. Так к власти на Чукотке пришли молодые либералы. Молодые либералы в течение недели отмечали свой приход к власти концертами и праздничными фейерверками, пока не кончились американские деньги. А потом наступил кризис. С кризисом никто из правящих кругов возиться не хотел. Главный молодой либерал очень долго спрашивал своих коллег: есть ли такая партия, которая возьмёт на себя преодоление кризиса? И нашлась такая партия.
Называлась она «Партия Левых Мыслей «Чёрные Кружочки», и возглавлял её мало кому известный на тот момент политик Фёдор Кочкин. Фёдор Кочкин пришёл со своими друзьями в президентский дворец и сказал: «Где тут у вас Кризис? Я его преодолевать буду». И преодолел. А когда кризис преодолён был, Кочкин обратился к народу и объявил: «Теперь будем на Чукотке брумбюку строить. Что это такое, я вам не скажу, потому что это совершенно новое государственное устройство, аналогов которому ещё нигде не было, и даже если объяснить, вы всё равно ничего не поймёте. Но жить будите хорошо. А чтобы легче нам было брумбюку строить, называться мы будем отныне Великой Чукотской Республикой.
Так и пошла Чукотка от славного прошлого к светлому будущему.


Мой друг президент

В НИИ генетики и цитологии, где я работаю, переполох. Ожидается приезд Кочкина, самого Кочкина.
Когда-то давно, теперь уже кажется, что в прошлой жизни, мы были с ним хорошо знакомы, мы учились в одной группе, и даже были друзьями. Мы оставались друзьями с Фёдором Кочкиным ещё какое-то время после окончания университета, но дальнейшая взрослая жизнь развела нас разными дорогам. Я поступил в аспирантуру и защитил кандидатскую диссертацию, а Фёдор ушёл в политику и сумел сделать фантастическую карьеру. То есть самую фантастическую карьеру, так как теперь мой приятель был в нашей стране человеком номер один.
- В связи с пр-р-риездом вашего др-р-руга тут все на ушах стоят.
Мой непосредственный начальник – профессор Черногоров был и сам изрядно взволнован, но пытался делать вид, что его визит Кочкина в наш НИИ мало волнует. Черногоров как-никак был ведущим специалистом в стране по паразитам, а потому мог позволить себе совершенно неслыханную дерзость – не пойти на встречу с президентом. Он и меня отпускать не горел желанием.
- Всё-таки интересно посмотреть на него вживую, - высказал я свою мысль.
- Если, Женя, вам так этого хочется, то можете сходить посмотр-р-реть. Что ни говор-р-ри, а явление Кочкина нар-р-роду – событие неор-р-рдинар-р-рное.
- Я ещё подумаю.
Безусловно, я хотел его увидеть. После стольких лет, увидеть Фёдора Кочкина – Фико, – как мы его называли, и не по телевизору, а пусть даже на трибуне, из зала, увидеть, хотя бы для того, чтобы понять, как меняет людей власть. Вот он – хозяин страны – явится народу, окинет величественным взглядом актовый зал, сделает эффектный жест и произнесёт речь. А потом будет в который раз слушать бурные, несмолкаемые аплодисменты. И даже не заметит среди трёх сотен собравшихся учёных своего старого приятеля Женьку Рисова. Нет, это будет неприятно – никуда я не пойду.
- А вот в том году, когда он в прошлый раз к нам приезжал, зашёл он в лабораторию физического анализа, ты не помнишь? – Ирка рассказывала о прошлом визите Кочкина к нам в НИИ, - а, ну да, ты тогда в отпуске был. Так вот, зашёл он в лабораторию физического анализа, посмотрел на завлаба и произнёс: «Так». И вышел. Представляешь? С завлабом чуть сердечный приступ не случился, он в тот же день написал заявление «по собственному желанию». Ну, а что? Мало ли что Кочкин о нём подумал?
Или всё-таки пойти на встречу с ним. Пойти и спросить его: «А что вы, Фёдор Николаевич, тогда подумали, что из-за вас человека фактически уволили?». Что ты, Фико, мог такого подумать о том завлабе? Если бы это был прежний Фико, которого я знал, то он ничего бы не подумал, он бы и не посмотрел на того завлаба, если бы, завлаб, конечно, не оказался симпатичной блондинкой. Как же всё-таки власть людей меняет, причём, всегда в худшую сторону.
- Вот прикинь, зайдёт он сейчас к нам…
В глазах Ирки был чисто женский страх. Выражение лица у неё было такое, каким оно бывает у женщин, когда их катают на чёртовом колесе. Женщина до смерти перепугана, и ей это нравиться. Похоже, что Ирка мечтала сейчас о том, чтобы Кочкин лично посетил сегодня наш отдел паразитов, вошёл в лабораторию, посмотрел на неё и сурово произнёс: «Так». Она бы на месте схватила оргазм от перевозбуждения.
- Не зайдёт, - авторитетно заявил Черногоров, - если в его р-р-распор-р-рядок дня входит встр-р-реча с р-р-работниками науки в нашем актовом зале, значит, он будет именно, там. Вот если бы целью визита…
Я сразу не понял, почему Черногоров замолчал, я даже не обратил на это должного внимания, но предоргазменное выражение лица Ирки, и её взгляд, устремлённый к дверям лаборатории, заставил меня обернуться.
- Так, - тихо произнёс вошедший человек.
Человек, стоящий в дверях, показался мне хорошо знакомым, я поправил очки и… охренел. Передо мной стоял Начальник Великой Чукотской Республики Фёдор Николаевич Кочкин, собственной персоной. Хозяин империи, над которой не заходит солнце, ровно полгода, а потом столько же не восходит.
Первое время он стоял неподвижно, переводя величественный взгляд с Ирки на Черногорова и обратно, а когда наконец-то заметил меня, расплылся в улыбке и почти что шёпотом произнёс:
- Рисов, мать твою.

В лаборатории мы остались вдвоём. Все многочисленные охранники, референты и пресс-секретари послушно остались ждать в коридоре. Вежливо улыбаясь, покинула лабораторию Ирка, и даже кр-р-рупнейший в стр-р-ране специалист по пар-р-разитам вдруг вспомнил, что ему ср-р-рочно необходимо увидеть замдир-р-ректора по экономике.
Передо мной был тот самый Фико, от монументального Начальника Кочкина ничего не осталось. Он был таким же, как и пятнадцать лет назад – простым, жизнерадостным, подвижным. Положив руки в карманы брюк, он прохаживался по лаборатории и вспоминал старые анекдоты.
- Слушай, Женька, а чего ты тут паришься в этом своём НИИ? Переходи лучше ко мне работать, - неожиданно предложил он.
Я только усмехнулся, не приняв эти слова всерьёз, и сказал что-то невнятное насчёт того, что я не создан для политики.
- А я, по-твоему, создан, - с наигранной обидой произнёс Фико, - а у меня, значит, в крови – обманывать народ и набивать своё брюхо за счёт государства?
Больше на эту тему мы с ним не говорили.

В понедельник Черногоров встретил меня заискивающей улыбкой и фразой:
- Поздр-р-равляю вас, Евгений Виктор-р-рович, вы пошли на повышение.
На мою просьбу, узнать подробности моего повышения, Черногоров только загадочно ответил:
- Зайдите к дир-р-ректор-р-ру, он уже вас ожидает.
Всё это мне сначала показалось каким-то глупым розыгрышем, хотя Черногоров не был похож на человека любящего розыгрыши, тем более, глупые розыгрыши. Я пошёл к директору института, и к моему удивлению, директор принял меня без очереди. Разговор со мной директор начал всё с того же заискивающего поздравления, что совсем уж не вписывалось ни в какие рамки.
- Мне уже звонили из администрации, - понизив голос, загадочно произнёс директор, - они уже прислали за вами машину, через пятнадцать минут будут здесь.
Люди из администрации приехали не через пятнадцать, а через десять минут. Они вежливо попросили меня следовать за ними. На прощанье директор крепко пожал руки мне и работникам администрации, и высказал надежду, что на новой работе я не забуду и о своём родном НИИ.
Только при виде большого чёрного «Мерседеса», стоявшего у порога института, я вспомнил о недавнем визите Кочкина и о моём разговоре с ним. Сопротивляться уготованной мне участи было бессмысленно. Меня решили насильно впихнуть в большую жизнь. Садясь на заднее сиденье «Мерседеса», я вспомнил слова, которые любил произносить Черногоров: «Не мы выбр-р-рали пар-р-ртию, пар-р-ртия выбр-р-рала нас».

Люди, доставившие меня в президентский дворец, были, по всей видимости, офицерами из службы охраны. Одеты они были в строгие чёрные костюмы, телосложения они были такого, что я на их фоне просто терялся, да и лица их были типичными для телохранителей. Они деликатно провели меня в приёмную Начальника и незаметно растаяли за дверьми. Приёмная поразила меня размерами и роскошью. Передо мной у широкого окна стоял офисный стол. Слева и справа от меня располагались добротные двери. Правые двери были украшены табличкой:

Инкуланайте Марина Юрьевна
начальник аппарата Начальника

На противоположных дверях подобное обозначение отсутствовало, и только на дверной ручке висела магазинная табличка с надписью «переучёт». Между левыми дверьми и офисным столом стоял ряд кресел. В одном из кресел сидел полный мужчина лет пятидесяти в строгом сером костюме и узком красном галстуке. Мужчина время от времени поглядывал на дорогие по виду часы. Я присел рядом с ним.
Через несколько минут двери председателя аппарата отворились, и в дверном проёме возникла миниатюрная блондинка с причёской каре, в бежевом костюме – жакет и юбка до колен. Блондинка бегло изучила меня и сидящего рядом мужчину своими серыми глазками и строго спросила сначала моего соседа:
- Вы с докладом?
- Да, - робко ответил тот.
Затем блондинка обратила свой взор на меня и точно таким же тоном спросила меня:
- Вы с докладом?
- Нет, - честно признался я.
Мой ответ явно не удовлетворил блондинку. Она недоумённо повела головой и возмущённо произнесла:
- По личным вопросам я принимаю в пятницу, давно пора бы это запомнить.
- У меня не было такой возможности, - спокойно ответил я, - до сегодняшнего дня я работал в НИИ генетики и цитологии.
Блондинка снисходительно улыбнулась, и начала было читать мне лекцию по поводу того, что работать можно где угодно, но раз уж я оказался в стенах этого здания… однако, в какой-то момент она что-то вспомнила, расплылась в невинной улыбке и спросила моё имя и фамилию.
- Так бы сразу и сказали, - вежливо, почти дружелюбно произнесла блондинка, - Фёдор Николаевич на выездном совещании в мэрии. Можете подождать его в моём кабинете.
Кабинет Марины Юрьевны Инкуланайте был по-прибалтийски строг. По всей видимости, председатель аппарата исповедовала правило «не использовать лишних сущностей без крайней на то необходимости». Пока я ждал Кочкина, Марина Юрьевна заслушивала доклад того самого человека, с которым я сидел в приёмной, то и дело перебивая его своими нравоучительными комментариями. Мужчина краснел, потел, запинался и постоянно оправдывался. Когда докладчик был окончательно деморализован и смешан с землёй, Марина Юрьевна снисходительно улыбнулась, поблагодарила докладчика за проделанную работу и выразила уверенность в дальнейшей плодотворной работе министерства транспорта (оказалось, что чиновник никто иной, как наш министр транспорта). После министра транспорта на ковёр к Марине Юрьевне приполз министр здравоохранения. Положение дел в медицине у нас было ещё хуже, чем в транспорте. Минздрав что-то бормотал о недостаточном финансировании, но госпожа Инкуланайте не принимала подобных отговорок. Наверное, министр здравоохранения потерял бы своё здоровье безвозвратно, если бы в кабинет Марины Юрьевны не ввалился спаситель.
Двери распахнулись, и Марина Юрьевна Инкуланайте расплылась в своей фирменной невинной улыбке. Она тут же забыла о существовании министра здравоохранения и, обращаясь ко мне, сказала:
- А вот и Начальник со своим первым помощником.
В дверях стоял Фёдор Николаевич Кочкин в мокрых семейных трусах. То есть на главе государства были только мокрые семейные трусы и больше ничего. Из-за его спины выглядывал первый помощник – худощавый, жилистый мужчина лет сорока в таких же мокрых семейных трусах.
- Мэр – просто зверь, - сказал Кочкин, обращаясь к Инкуланайте, - еле склонили его на нашу сторону.
Кочкин подошёл к министру здравоохранения, поздоровался с ним за руку, назвав его при этом по имени отчеству, от чего министр моментально ожил и даже заулыбался. Затем Кочкин подошёл ко мне, крепко пожал мне руку и приветливо сказал:
- Здоров, Женька, пошли в мой кабинет.

- Работать Женька будешь моим вторым помощником. Первый – Вася Квасов, ты его уже видел. Тебе, как специалисту по паразитам, это дело будет в самый раз, тут же – одни паразиты, сосут пот и кровь трудового народа. Помнишь нашего доцента Очко? Теперь курирует образование.
- Министр, что ли? – переспросил я.
- Не, какой там, министр, министр – Недопупин, а Очко у нас в аппарате, курирует этого самого Недопупина.
Кочкин переодевался в парадный костюм прямо в своём кабинете. Делал он это под музыку, доносящуюся из музыкального центра, установленного там же.
- Политика дело несложное, главное, говорить людям то, чего они хотят услышать. Своё мнение, конечно, должно быть, но оно предназначено, так сказать, для внутреннего пользования, а для народа есть мнение народа, его у нас выражает Вася Квасов.
- Это же – проституция, - не побоялся сказать я.
- Ты проституток не обижай, - возмутился Кочкин, - проститутки – самые честные женщины. Проститутка сразу говорит, что она тебе даст, и сколько это будет стоить. В общем, Женя не парься, справишься.


Национальный вопрос

Чукотка всегда славилась дружбой народов, поэтому все национальности на Чукотке считались национальным большинством, кроме евреев. Евреи относились к национальному меньшинству, и в связи с этим им запрещалось заниматься валютными операциями и торговать нефтепродуктами. При Кочкине антисемитизм вообще считался государственной политикой Чукотки, так как и сам Кочкин был изрядным антисемитом. Но главным антисемитом был его заместитель по партийной линии Вильгельм Дитрихович Мильке. Мильке прославился в политических кругах своими публицистическими трудами «Негры лучше, чем евреи» и «Роль немецкого национал-социализма в освобождении Европы от жидо-масонского ига».
Впрочем, и Мильке и Кочкин не любили евреев только в целом, и вполне нормально относились к отдельно взятым представителям этой национальности. Так, например, в администрации Кочкина начальником организационного отдела работал Александр Маркович Хасевич – большой друг обоих главных антисемитов Чукотки.
Да и с другими евреями у Кочкина складывались неплохие отношения.
Придёт, бывало к Кочкину глава еврейской диаспоры Соломон Моисеевич Гидрант, Кочкин на него посмотрит и по привычке произнесёт:
- Как же я вас жидов ненавижу, - и добавит, - лично вас ребе Гидрант это, конечно, не касается.
- Ой, Ребе Кочкин, можете даже не говорить, вы же знаете, как я вас уважаю, а нас я и сам не очень люблю. Но вы же знаете, в каком состоянии находиться сейчас еврейская культура у нас в отдельно взятой стране. Где уж тут нас любить?
- Ребе Гидрант, вы мне будете рассказывать?
- Но вы знаете, ребе Кочкин, «Север кредит банк» готов помочь еврейской культуре.
- Ой, ребе Гидрант, так это же просто счастье, что у нас в стране есть такой банк.
- Но вы же знаете, ребе Кочкин, какие у нас в стране законы. Это же, конечно, не ваша вина, это усё наши депутаты, чтобы они сдохли.
- Ха! Вы мне будете рассказывать о наших депутатах. Но всё можно уладить, ребе Гидрант. Подойдите к Хасевичу, он вам за четыреста тысяч долларов совершенно бесплатно всё устроит.


Звезда в шкафу

О личной жизни Кочкина широкой общественности было мало что известно. Ходили по стране слухи, будто бы любовницей Фико является звезда экрана, телеведущая Ольга Морозова, но я не очень-то доверял слухам. Пока однажды…
Кочкин с Квасовым уехали на авиазавод, Мильке встречался с руководителями депутатских фракций в Народном Шаманате, Хасевич был, как обычно, занят какими-то одному ему понятными делами, Инкуланайте, трудилась как пчёлка над докладами министров, а я прохлаждался в кабинете Начальника, слушая музыку и играя в шарики с компьютером.
Она вошла в кабинет, как себе домой, бросила на меня беглый взгляд и совершенно обыденно спросила:
- Феди нет?
Это была она – Ольга Морозова. Женщина с потрясающими зелёными глазами, с фантастически красивым лицом и шикарной фигурой, женщина, в которую была влюблена половина страны.
- Он уехал, - ответил я на её вопрос.
- Ну, я тогда подожду его в шкафу, - сказала Ольга Морозова и спряталась в шкаф.
Я не стал ей возражать.
Кочкин появился примерно через полтора часа. В кабинет он вошёл вместе со своей секретаршей Юлей.
К тому времени я уже успел забыть об Ольге Морозовой, когда она, терпеливо ждавшая появления начальника, резко распахнула дверцы шкафа и вышла руки в боки.
- Федя, что это значит? – возмутилась она, - ты изменяешь мне, водишь Юлю в свой кабинет!

Когда я рассказал Кочкину о слухах, ходящих в народе относительно его отношений с Ольгой Морозовой, он долго хохотал, а потом кинул на стол свой паспорт.
- Почитай, на седьмой странице.
На седьмой странице паспорта начальника стоял штамп регистрации брака, и указывалась жена: Морозова Ольга Александровна.


Возвращение на Чукотку

Одной из главных своих задач Кочкин считал превратить жизнь народа в праздник, а потому праздников на Чукотке всегда было более чем достаточно. Зимой на Чукотке отмечались День Полярного сияния и День зимнего солнцеворота, весной – День мартовских ид и День апрельских тезисов, летом – День дембиля и международный день независимости Чукотки, осенью День рожденья Начальника и День возвращения на Чукотку. А поскольку день рождения Начальника отмечался на следующий день после Дня возвращения на Чукотку, середина сентября превращалась в один большой праздник.
История Дня возвращения уходила своими корнями в годы царствования Алексея Михайловича, который своим царским указом однажды повелел: «С Чукотки есть пошёл люд русский, настала пора на Чукотку русским воротиться». Но призыву царя вняли не все русские, а только наиболее передовые и прогрессивно мыслящие, остальные как жили по соседству с отсталой Европой, так там и остались влачить своё жалкое существование. По крайней мере, такова была официальная точка зрения чукотских историков.
В девяносто восьмом году, когда Кочкину исполнилось сорок, было решено отметить триста пятьдесят лет со дня возвращения русских на Чукотку.
Вечером на центральной площади Анадыря концерт с участием Шевчука и Киркорова, ведущие – Ольга Морозова и Валдис Пельш. Музыкальная программа прерывается телемостом с Юрием Лужковым и Билом Клинтоном.
Мы с Кочкиным проводим это время на рыбалке. По случаю рыбалки Мильке где-то раздобыл три литра самогона, Кочкин припёр гитару и даже вспомнил песню про злобного доцента, Хасевич обеспечил нас рыбой, на тот случай, если мы ничего не выловим, Вася Квасов привёз резиновую лодку, которую всем было лень надувать.
Первый тост был за рыбалку, второй – за здоровый образ жизни, третий – традиционный – за оргазм. За оргазм у представителей высшей чукотской власти принято пить стоя, в левой руке держа рюмку, правой держась в кармане за яйцо.
В полночь выпили за новорожденного Фико, потом Мильке с Хасевичем поехали за женщинами, потом я уснул.
Утром меня разбудил министр государственной безопасности Алексей Шапкин. Он дёргал меня за плечё и бодрым весёлым голосом говорил что-то о перевороте.
… - к власти пришли, Фёдора уже расстреляли, теперь сюда едут – нас расстреливать.
- Да нет, Фёдора не расстреляли, - возражал ему полусонный Квасов, просто он спит.
Я вылез из палатки. Возле правительственного лимузина, стоявшего поблизости, Мильке что-то рассказывал Ольге Морозовой и секретарше Юле. Настроение у всех было приподнятым. Проснулся Кочкин, его тут же оттягали за уши Мильке и Морозова, основательно дёрнув первые десять раз и скороговоркой произнеся «одиннадцать, двенадцать, тринадцать, бы-лэ-ла тридцать девять, сорок и сорок один за компанию».


Любовь к музыке

Фёдор Кочкин с юных лет был человеком творческим. Ещё учась в университете, он часто сочинял стихи и рассказы. Но больше всего Фико любил музыку. Бывало, даже уже работая Начальником Чукотки, закроется в своём кабинете, скажет Юле, чтобы никто его не беспокоил, возьмёт в руки гитару и давай песню сочинять. Потом соберёт у себя министров и демонстрирует им своё творчество. Те, конечно, аплодируют, восторгаются, говорят: «Ой, ну слушали бы и слушали». Кочкин им не особо верит, а потому часто подходит со своими песнями ко мне.
- Вот послушай, Жека, какую я песню сочинил, называется «Башня».

Ба-ба-ба-башня, ба-ба-ба-башня
Ба-ба-ба-башня, ба-ба-ба
Ба-ба-ба-ба-башня
Ба-ба-ба-башня, ба-ба-ба-башня
Ба-ба-ба-башня, ба-ба-ба
Ба-ба-ба-ба-башня.

Потом Кочкин эту свою песню ещё и на французский язык перевёл и даже научил ей Жака Ширака, чтобы петь с ним дуэтом.


Народная забава

Одним из самых любимых развлечений на Чукотке были выборы. Выборами на Чукотке занимались все, начиная Кочкиным и заканчивая последним оленеводом. Кого изберут Начальником, было, конечно же, известно заранее, поэтому сам Кочкин в голосовании никогда не участвовал. И народ он свой не понимал.
- Не понимаю, зачем они ходят на выборы, - удивлялся Кочкин, - выборы нужны мне, а голосовать прутся они.
Но предвыборная кампания была для Кочкина делом святым, как впрочем, и для остальных чукотских политиков. Агитировали кандидаты, кто во что горазд. Лидер Либерально-демократической партии Хомякова Виталий Хомяков, к примеру, выражал озабоченность сокращением светового дня и обещал, в случае победы его партии на выборах, увеличить продолжительность светового дня до восемнадцати часов. Главный коммунист Чукотки Булкин обвинял правительство Кочкина в разбазаривании генофонда, и обещал забрать Луну в народную собственность. Демократы традиционно обвиняли нас в ущемлении прав национальных и сексуальных меньшинств. Лидер Геологоразведочной партии товарищ Исаев, напротив упрекал нас в излишнем попустительстве в отношении евреев и гомосексуалистов, требуя «калёным железом вымести поганой метлой» весь этот «мусор человеческий». Кроме того, Исаев предрекал конец света, в случае, если его партия не займёт первое место на выборах. Если верить Исаеву, то конец света должен был наступить тринадцатого мая двухтысячного года.
А, в общем, результаты выборов мало нас волновали, потому что Кочкин был твёрдо уверен в том, что реальная власть всё равно будет в руках того, кто лучше способен ей распорядится.


Запрещённая литература

Как-то раз позвал меня Кочкин в свой кабинет и говорит:
- Слушай, Жека, я вот о чём подумал. У нас в стране совершенно нет запрещённой литературы. Интеллигенция просто не знает, что ей читать. Вот как в советские времена было: как только книгу запрещают, так тут же она становиться модной среди интеллигенции. Её где-то достают, платят в двадцать раз дороже, чем она стоит, о ней рассказывают друг другу на интеллигентских тусовках. У интеллигенции, в конце концов, были свои герои, а сейчас? В общем, Женька, подготовь-ка мне список запрещённой литературы.
Я засел за современную литературу и через два месяца у меня был список из сорока трёх наиболее острых и интересных книг, подлежащих изъятию из свободной продажи. Кочкин бегло пробежался по списку и утверждающе спросил:
- Пелевина не забыл?
- Не забыл.
- А Климова?
- Обязательно.
- А меня?
- А тебя забыл.
- Включи сюда и две моих повести, - предложил Кочкин, - я тоже хочу быть модным писателем.


Гост на проституток

Поехали мы как-то вместе с мэром Анадыря Андреем Русаковым на экскурсию по столице. Кочкин сел на самом безопасном месте: сзади справа, я рядом, на переднее сиденье пришлось сесть Русакову. Столичный мэр – бывший военный, мужчина строгий, подтянутый, с волевым лицом.
Едем по городу. Шофёр Дима включил диск с блюзом.
- Можно поинтересоваться, о чём эта песня? – спрашивает Русаков нашего водителя.
- Конечно, - отвечает Дима, - эта песня про старого негра, который жил в африканских горах. У него было три сына. Старший разводил слонов, средний держал точку на местном базаре, а младший уехал учиться в Москву. И вот старый негр получает письмо от своего младшего сына. Сын пишет, как плохо ему живётся в Москве, как там холодно, какие там злые скин-хэды, какая там строгая милиция. Старик читает письмо и плачет, плачут его жёны, плачут два старших сына, в общем, весь африканский горный аул заливается слезами. Вот, слышите, как певец поёт: «А-а-а» – это он изображает плач негров. Но вот приходит второе письмо от сына. В этом письме сын сообщает радостную новость: в Москве он повстречал красивую русскую девушку по имени Гюльнара. Девушка, на самом деле – узбечка, но негр не знает об этом, он думает, что все, кто живёт в России – русские. Он встретил эту Гюльнару и влюбился в неё с первого взгляда, и она тоже от него без ума. Отец читает письмо и плачет, на этот раз уже от счастья. Вот, слышите: «А-а-а».
Сворачиваем с центрального проспекта и натыкаемся на ремонт дороги.
- Андрей Викторович, что это вы всю столицу перекопали? – интересуется Кочкин.
- Метро ищем, - отвечает Русаков.
Мы с Кочкиным в недоумении, и Русаков объясняет. Как известно, три тысячи лет назад на месте Анадыря стояла древняя Гиперборейская столица – город Туле. Согласно последним исследованиям чукотских историков население Туле, в годы наибольшего процветания, превышало три миллиона человек. Так вот, думайте сами, мог ли такой большой и богатый город обходиться без метрополитена? Для Русакова ответ очевидный, что нет. Следовательно, метро в Анадыре можно и не строить, достаточно откопать подземку древних гиперборейцев.
Выезжаем за город. На окружной дороги внимание Кочкина привлекли женщины стоящие вдоль трассы. Он внимательно рассмотрел их и спросил Русакова:
- А почему это у нас проститутки такие хреновые?
- Какие есть, - ответил Русаков.
- Нет уж позвольте! – возмутился Кочкин, - я понимаю, рыночные отношения, динамика спроса и предложений, но Госстандарт ещё никто не отменял. Какая же это проститутка, если её внешний вид меня не возбуждает?!
- Фёдор Николаевич, - попытался оправдаться Русаков, одновременно стараясь сохранить достоинство, - мы не можем набирать в проститутки самых красивых женщин. Самые красивые женщины у нас, как известно, работают в театре, на телевидение, в этих, в библиотеках, а в проститутки идут женщины – так себе, с низкой самооценкой, с невысоким уровнем культуры и так далее.
- Это я понимаю, но хотя бы одеть их поэротичней можно? А то, джинсы напялила, и не поймёшь, толи это проститутка, толи кондуктор из автобуса. Я так понимаю, раз проститутка, то должна быть в короткой юбке, в высоких сапогах, чтобы волосы длинные, рыжие. Евгений Викторович, - обратился Кочкин ко мне, - что там у нас в законодательстве сказано на этот счёт?
- Точно не знаю, но, по-моему, у нас нет госта на проституток, - честно ответил я.
- Непозволительное упущение! – возмутился Кочкин, - чем только наши депутаты занимаются?! Значит так, разработать гост на проституток и подать его на рассмотрение в Народный Шаманат. Ответственный Рисов.
Гост я с помощью Мильке и Хасевича разработал, но Шаманат принял его только с поправками и то не сразу. Особенно много разногласий было на счёт рыжих волос.


Хроника одной войны

24.11.98
Сидим в кабинете втроём: я, Вася Квасов и сам Кочкин. У Фико депрессия, с которой он борется с помощью гимнастических упражнений на ковре, то, становясь на голову, то, приседая на одной ноге.
- А-а! – кричит стоящий на голове Фико, - она не любит меня, у неё есть другой!
- Кто Ольга? – переспрашиваю я.
- Да на кой чёрт мне далась твоя Ольга, у Инкуланайте есть другой мужчина, офицер десантных войск.


1.12.98
Чукотский народ узнал о страшной несправедливости. Оказывается, на далёком Ближнем Востоке злые турки угнетают гордый, свободолюбивый курдский народ. Возмущению чукотского народа нет предела, по всей стране проходят собрания трудящихся, требующих от Кочкина вмешаться и помочь отважным курдам. В ответном обращении к народу Кочкин говорит о том, что войну Турции объявлять ещё не время, но военное присутствие Чукотки на Ближнем Востоке необходимо усилить. В Сирию отправляется десантный полк, в котором служит любимый Марины Инкуланайте.


18.12.98
У Клинтона тоже проблемы из-за женщины. Чтобы отвлечь внимание конгрессменов от скандала с Левински и отвлечься самому американский президент начинает бомбить Ирак.


19.01.99
В коридоре президентского дворца министр массовой информации Бородарёв рассказывает толпе чиновников об огурцах по 25 рублей за килограмм.
- Где он такие огурцы видел? – удивляюсь я.
- А сколько сейчас огурцы стоят? – спрашивает меня Кочкин.
- Три – три пятьдесят.


4.02.99
Был вместе с Русаковым на открытии нового магазина в центре Анадыря. Перерезали с мэром ленточку. В овощном отделе обратил внимание на огурцы. Три ценника: «огурцы – 3р», «евроогурцы – 6р», «VIP-огурцы – 25р».


28.02.99
Строители откопали метрополитен. Работавшие с ними археологи нашли в тоннелях древнегиперборейкой подземки детали древних поездов. Выяснилось, что наши далёкие предки запрягали в вагоны упряжки оленей и гоняли их по рельсам. Древний метрополитен решено реконструировать и пустить первый поезд в 2004 году.


1.03.99
Кочкин приходит на заседание Народного Шаманата в парадной форме водолазных войск и выступает с зажигательной речью: «Не могу больше терпеть!». Предметом речи является мировой империализм и жидо-масонство, угнетающие народы планеты. Кочкин снова вспоминает курдов и призывает покончить с агрессивной Турцией, освободить курдов и вернуть кресты на купола Константинополя.
Страна начинает готовиться к войне.


5.03.99
Прилетели в Югославию, где стоят наши войска. На аэродроме нас встречают радостные молодые люди с флажками Чукотки и Югославии. Сербы любят Кочкина, сербы верят, что Кочкин их защитит. В моей памяти навсегда останутся залитый солнцем белградский аэропорт, приветливые лица белградцев, дышащие ранней весной улицы югославской столицы и Дунай. Маленькая, благополучная европейская страна будет такой ещё восемнадцать дней. Европе остаётся восемнадцать дней до войны.


9.03.99
Наши мирные бомбардировщики, базирующиеся в Сирии и Югославии, патрулируют воздушное пространство над территорией Турции. В ответ на провокационные действия турецких ПВО наша авиация наносит удар по территории противника. НАТО недовольно.


24.03.99
Генсек НАТО отдал приказ о бомбёжке Югославии. Кочкин официально объявил войну всем странам НАТО, кроме Греции.


17.04.99
Наши водолазные войска, при поддержке воздушно-десантных войск и мотострелковой дивизии вошли в Стамбул. Операцию взял под свой контроль Хасевич, поэтому Турки практически не сопротивлялись. Нашими были заняты морской порт, центральный стадион и музей. Базары и рестораны остались под контролем турок.


18.04.99
Кочкин разговаривает по телефону с Билом Клинтоном. Беседа двух воюющих сторон проходит на удивление мило. Фико интересуется, как обстоят дела у друга Била с импичментом, рассказывает анекдоты про Ельцина, смеётся в ответ на какие-то шутки Клинтона.
- Что же, вся ваша война не всерьёз? - спрашиваю я Кочкина после телефонного разговора.
- Хрена он будет с нами всерьёз воевать. Чукотка контролирует пятьдесят процентов американского рынка синтетических наркотиков, куда они от нас денутся?
В ответ на моё удивление Кочкин произносит:
- А ты что думал, мы достигли европейского уровня жизни за счёт торговли рыбой?


6.06.99
Жаль, что Косово пришлось отдать американцам, но зато у нас теперь есть европейская часть Турции вместе с Босфором и футбольной командой «Галатасарай». Кочкин с Ольгой уехали отдыхать на Ямайку, Клинтона пронесло с импичментом, похоже, что войны больше не будет.


Нейтрализация голубых

Чукотка, как известно, всегда была страной демократической. А поскольку демократия подразумевала власть большинства, то сексуальные меньшинства на Чукотке по конституции объявлялись незаконными и подлежали нейтрализации. Что подразумевалось под нейтрализацией, никто не знал, но на всякий случай гомосексуалистам запрещали работать на телевидении и в милиции. Некоторые представители прогнивших западных демократий называли это ущемлением прав, и частенько доставали Кочкина по этому поводу. Но Фико всегда как-нибудь выкручивался. Вот однажды собрал он пресс-конференцию с участием продажной буржуазной прессы, и один очень цивилизованный немецкий журналист из журнала «Форбс» напрямую спросил Кочкина:
- Правда, что на Чукотке гомосексуалистов не берут в пожарные?
- Гомо… кого? – переспросил Кочкин, - да я даже слова такого не знаю, гомо-сек… сексуалисты какие-то… это кто?
Честный Вася шепнул ему на ухо, Кочкин сдержано засмеялся и удивлённо переспросил:
- Мужик с мужиком?! Ужас.
После пресс-конференции я поинтересовался, зачем Кочкин так нагло обманул западных журналистов.
- Не обманул, а сказал альтернативную правду, - ответил Кочкин, - к тому же, я действительно в точности не знаю, существуют ли гомосексуалисты на самом деле. В жизни я лично не одного гомика не встречал. Нет, где-нибудь в Америке, или в Голландии они, может быть, и есть, но русский мужик таким заниматься не станет.
- А как же Борис Моисеев, - напомнил педантичный Вася.
- Боря – артист, - наигранно возмутился Фико, - у него имидж такой.


День независимости

Праздновали мы как-то у Кочкина на даче Международный День независимости Чукотки. Ели шашлыки, пили вино, пели песни. Развеселившиеся Кочкин и Мильке решили отметить главный праздник республики сожжением государственного флага, и затем, вместе с присоединившимся к ним Шапкиным, спели гимн Советского Союза. Фико весь вечер приставал к Марине, Ольга словно не замечала такого поведения своего мужа. Уже за полночь, получивший очередной отказ от Марины Кочкин решил повеситься. Он взял верёвку, связал крепкий узел и подвесил её к ветке дерева. После чего Начальник Чукотки схватился за верёвку руками, подтянулся и просунул в петлю шею. Поначалу акт суицида главы государства оставался без внимания, и только добрый Вася посоветовал Фико развязать узел и перевязать петлю таким образом, чтобы она стягивалась под действием его веса, сдавливая Кочкину горло.
- А так у тебя верёвка завязана на узел и не может тебя душить, - заметил Вася.
- А так как ты предлагаешь, шея будет болеть, - возразил Фёдор.
Вскоре бесполезно болтающегося на верёвке Фико заметили и остальные. Шапкин громко икнул, Мильке, оценив хохму, добродушно посмеялся, а Оля с излишней наигранностью кинулась к мужу и стала уговаривать его пожить ещё, чтобы умереть с ней в один день. И только Марина, к которой, собственно, и была адресована эта выходка, осталась равнодушной.


Футбол

Своих хороших футбольных команд на Чукотке никогда не было, но после победы в войне с Турцией Чукотке по контрибуции достался футбольный клуб «Галатасарай». Кочкин тут же решил, что команда из Стамбула должна выиграть лигу чемпионов и назначил ответственным Хасевича. Но «Галатасарай» из лиги чемпионов вылетел. Кочкин тут же вызвал к себе Хасевича и стал разбираться.
- Я вам – всё, - сказал Кочкин, - я вам тренера дал Мирча Луческу, я из бюджета выделил тридцать миллионов на команду! Судей подкупали?!
- Подкупали, - ответил Хасевич.
- Шевченко по ногам били?!
- Били.
- Почему проиграли?!
- Потому что играли хуже, чем «Милан».
- Делайте что хотите, а чтобы Кубок УЕФА взяли.
Пришлось Хасевичу самому выходить на поле. Он ещё своё имя и фамилию изменил на турецкий манер и назвался Хасан Саш. Кубок УЕФА вместе с командой он выиграл, а потом ещё и на чемпионате мира отличился.


Жёсткий путинг

Из всех своих коллег Кочкин больше всего любил Ельцина, потому что при Ельцине Кочкин с Черномырдиным делали с Россией всё, что хотели. Поэтому, когда президентом России стал Путин, Кочкин впал в тяжёлое уныние. Но не надолго. Как бы то ни было, а жизнь продолжалась. Посопев и попыхтев, Кочкин отправился в Москву на рандеву с Путиным. Ну, и мы вместе с ним.
Летим в самолёте, обсуждаем предстоящую встречу.
- Путин – жёсткий мужик, - настраиваю я Кочкина.
- Главное не волноваться, - советует ему Мильке.
- Можно, чтобы сразу расположить его к себе, рассказать ему какой-нибудь анекдот, - предлагает Вася.
- Расскажи ему анекдот про Жириновского, - советую я.
- Да нет, - отвергает Кочкин, - про Жириновского – не смешной.
- Тогда про Бориса Моисеева, - предлагает Мильке.
- Ты что? Такой пошлый анекдот! Что он обо мне подумает?
- Расскажи ему анекдот про баню, - подсказывает Вася.
- Это можно, - соглашается Кочкин.

На исторической встрече двух лидеров я не присутствовал. Встреча проходила тет-а-тет, без галстуков, и, если верить Кочкину, то и без носков тоже. У меня сохранилась лишь запись беседы Кочкина с Путиным.
Кочкин. У наших стран всегда были особые отношения. Русские, что в России, что в Чукотке – один народ.
Путин. Согласно нормам русского языка следует говорить не в Чукотке, а на Чукотке.
Кочкин. По этому поводу есть отличный анекдот. Пошли как-то Жириновский и Борис Моисеев в баню…
Путин. Очень точно подмечено, я тоже считаю, что некоторым политикам давно пора пойти в баню.
Кочкин. А некоторым и вообще не стоило идти в политику.
Путин. Вы имеете в виду Явлинского? Полностью с вами согласен.

По возвращению из Кремля, Кочкин сообщил, что в кабинете у Путина он имел с президентом России дружеский спарринг по самбо. Спарринг завершился со счётом 2:2. Фико восторженно рассказывал разбирающемуся в борьбе Мильке все подробности спарринга, показывая, как он заламывал Путину руки, и как захватывал его за шею.
- А он, ты прикинь, два раза поймал меня на элементарной подсечке, - с сожалением добавил Кочкин.


Хроника конца света


13.05.2000
В 13.00 в президентском дворце отключили электричество. Как вскоре выяснилось, без света остался весь центр столицы.


15.05.2000
Свет так и не дали. Министр энергетики отправлен в отставку. Создана комиссия по концу света во главе с Мариной Инкуланайте. Министерству науки дано задание научно обосновать отсутствие электричества в центре Анадыря.


16.05.2000
В газетах пишут о том, что Марина Инкуланайте является любовницей Кочкина, и что Ольга изменяет Начальнику со своим телохранителем.


17.05.2000
Отправлены в отставку министр массовой информации и министр науки. Первый за то, что допустил появление в печати слухов, порочащих достоинство Начальника, второй за то, что не смог найти научное объяснение отсутствию электричества.


18.05.2000
Кочкин отправил в отставку Марину Инкуланайте. Главой администрации назначен я, комиссию по концу света возглавил Вася.


20.05.2000
Кочкин официально объявил о начале бракоразводного процесса с Ольгой.


21.05.2000
Свет появился также внезапно, как и пропал. Научное объяснение загадочному явлению так и не дали.


1.06.2000
Утром Кочкин предупредил меня, что к нему должна придти какая-то Сафина, и, если его в это время не будет на рабочем месте, я должен её хорошо встретить и открыть для неё кабинет Начальника.
В половине второго пришла совсем молодая девушка, чуть ли не школьница, поразительно похожая на певицу Алсу, застенчиво спросила Фёдора Николаевича и скромно назвалась Сафиной. Я проводил её в кабинет Фико.
Около двух появился Кочкин. Девушка с влюблённой улыбкой вышла ему навстречу и дрожащим голосом произнесла:
- Здравствуйте, Фёдор Николаевич.
- Привет, Алсуня.


15.06.2000
В президентской администрации праздник. Кочкин разводиться с Ольгой. В ресторане «Северное сияние» собрался весь истеблишмент: министры, артисты, олигархи и прочая срань господня. У Фико с Ольгой счастливые лица, будто бы у них не развод, а свадьба. Гости упиваются шампанским и постоянно орут то «горько!», то «сладко!». Своими песнями нас развлекают Гарик Кричевский и Земфира.
Под конец праздника был дан грандиозный фейерверк, Кочкина увезли из ресторана еле живого, но довольного собой.


30.06.2000
Поздно вечером возвращался с работы домой и из окна своего лимузина увидел, как по набережной не спеша, держась за руки, шли Фико и Алсу. Они выглядели так мило и просто, что в них едва можно было узнать могущественного правителя Чукотки и известную российскую певицу. Я попросил шофёра остановить.
Солнце, скользящее вблизи горизонта, освещало Берингово море молочно-розовым цветом. Тихие волны ласкали прибрежный гранит. Кочкин и Алсу остановились возле перилл и стали молча смотреть на море. Иногда они о чём-то переговаривались. О чём могли говорить хозяин империи и дочь нефтяного магната летним вечером на берегу моря? Этого я не знаю.


Вместо эпилога

Как и всякий великий человек, Фёдор Кочкин оставил после себя не только бронированный лимузин и всеобщее недоумение, но и несколько крылатых (с его точки зрения) изречений, которые я записал перед тем, как Кочкин решил уйти из большой политики. Лист с изречениями Фико до сих пор храниться в моём книжном шкафу, и когда мне становиться грустно, я перечитываю его любимые фразы:
Политики боятся выглядеть смешными, это их слабое место.
Каждое правительство имеет тот народ, который ему даёт.
Реальная власть всегда будет в руках реальных пацанов.
У каждого Наполеона должна быть своя рубашка ближе к телу.
Коммунизм есть советская власть плюс-минус бесконечность.
Хотели, как лучше, а вышли мы все из народа.
Слухи о моей смерти неожиданно подтвердились
Декабристы разбудили октябрят.
Жить стало лучше, жить стало веселее. Подробности на сайте незаменимых людей. net.
И так у народа депрессия, а тут ещё и Гребенщиков.
И последнее. Думаете, Фёдор Кочкин войдёт в историю потому, что он два раза укладывал на лопатки Путина, или потому что его любила Алсу? Нет, Фёдор Кочкин войдёт в историю потому, что о нём оставил свои воспоминания Женька Рисов.