8 дней

Привет, Любовь моя. Как ты? Держишься? Ну и я держусь только сложно мне без тебя, тоскливо. А так - все хорошо. У нас здесь на севере природа удивительная, живая, нетронутая. Ну, представь тайгу, огромную такую, непроходимую, полную всевозможных животных, ну медведей там, оленей. Представляешь? Оленя недавно видели, на опушке. Ну, с ребятами выходим, а там олень стоит. Красивый такой, статный что ли, свободный. Нас увидел, ну голову повернул и увидел, стоит, смотрит, глаза горят, а потом в чащу пошел, не убежал от страха, а ушел. Тайга по истине завораживает. Бывает, вечером сядешь на бревно, закуришь папиросу и глядишь со своего холма на закат, на деревья в розовых отблесках заходящего солнца, не небо, чуть тронутое рябью легких облаков, и понимаешь, что вот она - жизнь, вот и ты наблюдаешь ее и живешь одновременно, и она не проходит мимо тебя, ты в ней. Ночи здесь тихие, никого за многие сотни километров нет, ни одной души, и от этого как-то не по себе бывает, не страшно, просто непривычно что ли, особенно как-то бывает.  Я живу с ребятами в доме. Деревянный такой, обширный дом. В комнате нас по 7 человек. Ты знаешь, ожидание только усиливает чувства, обрамляет их, как умелый ювелир делает огранку чудесному камню. Мы все здесь ждем. Бывает, выйдем вечером на воздух, закурим и долго-долго говорим, ну, обо всем. На улице тепло, ветра почти нет, грустно и счастливо одновременно. Я им о тебе рассказываю, о твоих глазах, походке. Ты им нравишься уже. О том, как мы познакомились, рассказываю, о твоей маме, о ее стряпне. Как вспоминаю все это, сразу смеяться начинаю, прямо до упада смеюсь, и ребята тоже смеются, шумят. Как вспомню, как мы с тобой зимой в прорубь рухнули вдвоем, как я тебя вытаскивал, а ты не то, чтобы испугаться, ты смеялась во всю, до слез прямо так смеялась, до слез. А вода-то холодная, а ты до слез смеешься, я тебя обнял на морозе, дубленка твоя чуть промокла, позже она будет сочиться водой, а тебе не холодно, ты смеешься. И я тогда смеялся, помнишь, от всей души, от того, как мы с тобой сумели-то под лед уйти, и я нас вытащил, ты внушила мне силу тогда и смелость. Помнишь?  Я не боюсь, что они со мной здесь сделают, сначала, правда, ночами обливался ледяным потом, но перестал уже, как вспомню тебя, твою улыбку, а веснушки, веснушки-то вспомню на носу, щеках, и уже не боюсь. Кто-то сказал, что любовь все переживет, я тоже так думаю.  Они сказали, что убьют меня ровно через 8 дней. Ну, помнишь, я писал тебе, что еще не знаю, когда, помнишь? Вот сегодня сказали, поэтому, надеюсь, еще успею отправить письмо и получить ответ, хотя, честно, боюсь не успеть прочитать твои строки. Они сказали, что будут меня долго убивать, а я как вспомню твои веснушки, прямо весь, как солнце, становлюсь. Вот, говорят, что сначала выжгут мне глаза каленым железом, а я все о твоих веснушках думаю, вижу их, понимаешь, и глаза твои вижу, и мне легко и весело даже. Потом ножом будут меня разрезать, да так, чтоб не быстро я, ну понимаешь, чтоб мучился, а я о пироге вспоминаю, который ты испекла мне на дорогу, ты ведь помнишь…И мне весело-весело, легко-легко, и я не слушаю их слов, а думаю о нас, о том, как все на свете хорошо, справедливо и честно, и даже слеза наворачивается от счастья, заполняющего всего меня в унисон со словами «а потом ломом будем дробить тебе локтевые суставы». Ну, вот и все. Все-таки надеюсь еще получить твой ответ, все зависит от почты, не в наших это силах, родная, не в наших. Я счастлив, и хочу, чтобы ты была еще счастливее меня. Помни, любовь моя, 8 дней, 8 дней…