Подруга детства

Чем старше я становлюсь, тем более снисходительно взираю на прошедшие года. Подруга детства – это уже ископаемое, которое ценно только потому, что оно есть. И вижу я в ней именно подругу детства, а не просто подругу. Когда-то, прогуливаясь по тихой площади, вдвоём, скучающи, я ей говорила: «Лариса, через много-много лет мы будем с упоением вспоминать это время: как шатались по улицам от нечего делать, изнывая от тоски, как упрямо, каждый божий день, приходили вечером в один и тот же парк, садились на ту же скамейку и снова надеялись, что именно сегодня, здесь и сейчас появится принц». Необязательно на белом коне, но всё же принц! И мы действительно ждали его и верили. Но принца не было, а мы взрослели. 14 лет – возраст, когда взрослые начинают воспринимать тебя практически взрослой девицей на выданье. В маленьком городке это особенно явно. Существует даже поверье: если девка до 20 лет не вышла замуж – значит, и не выйдет никогда. Кому она нужна, старая? В 14 лет, чтобы попрыгать через скакалку или поиграть с мячом, мы забирались в трущобы за городом, на свалки, пустой стадион на окраине, лишь бы никто не увидел. Так стыдно было нам остатков детства. А чуть позже со всех ног неслись домой, умывались, переодевались, причёсывались. Украдкой от мамы доставали помаду, красили губы и вылетали на улицу с воплем: «Мам, я в десять приду!» Лишь бы губы не заметила. А она вдогонку: «Куда вы?! Где будете гулять?» «У Аньки во дворе!» Или: « Да здесь, рядышком!» И скорее, чуть ли не бегом из подъезда, чтоб успеть скрыться за поворотом, пока мама на балкон не вышла и не проследила траекторию нашего движения. Это было очень важно. Если мама успевала нас заметить – настроение безнадёжно портилось. Мы уже не могли расслабиться и погрузиться в свой мир, зная, что самый близкий и любимый человек сейчас волнуется и переживает. По твоей вине. Но если всё удавалось – ура! Окрылённые тем, что вечер начался удачно, мы устремлялись в сторону парка. Точно зная, что сегодня будет то же, что и вчера, мы всё равно верили в чудо. Именно возможность этого чуда несла нас вперёд, подгоняла и дразнила. У нас даже была своя система скоростей: 1-я, 2-я и 3-я. В зависимости от настроения и обстоятельств мы меняли темп ходьбы. Естественно, самая быстрая – 3-я скорость – почти бег: аршинные шаги и размашистые движения длинными худющими руками. Кто вперёд. Мама говорила, что мы ходим, как гусыни. И вообще, не ходим, а носимся: с вытянутыми шеями, на полусогнутых ногах с острыми коленками. Это был элемент всё той же игры полувзрослых-полудетей. И вообще, всё было игрой. Приближаясь к желанному месту, мы жаждали приключений. И хорошо было бы, если б приключения начались уже в пути! Мы об этом втайне мечтали каждый раз, иногда даже обсуждали, насколько позволяла откровенность и искренность между нами. Тогда казалось, что каждый шаг приближает к приключениям, каждый шаг – это уже приключение! Поэтому в парке мы оказывались внезапно. Если бы можно было идти дальше, мы, наверное, не осознавая, что цель достигнута, продолжали бы топать вперёд, навстречу неизведанному и прекрасному. Но идти дальше было некуда, поэтому садились на лавочку и начинали ждать. Точнее, продолжали ждать. И чтобы как-то оправдать непонятное ожидание и скуку, я говорила: «Лариса, когда-нибудь, когда нам будет много-много лет, мы будем радоваться, что сидели вот так на лавочке, болтали ногами, щёлкали семечки и никуда не спешили. Ведь тогда у нас уже не будет такой возможности!». Лариса кивала без особого энтузиазма. Когда-нибудь – это нескоро. А скучно – сейчас. И самое главное, никто ни на секунду не ставил под сомнение, что мы действительно будем вспоминать эти прогулки, что будем вместе через много-много лет. Наша дружба как бы сама за себя говорила – так будет всегда. Мы не представляли будущее друг без друга.
Сейчас живём в разных городах. Городок, в котором выросли, позабыт обеими. Лишь родители связывают нас с теми местами, да заповедники детства, которых с каждым годом становится всё меньше и меньше. Квартиры, улочки, дворы, да сам город есть заповедник. Лариса продала свою квартиру. Проходя мимо, каждый раз по привычке смотрю на её окна. В ней уж точно мы провели несколько лет.
Внешний облик домов, дворов меняется. Сам дух городка изменился. Или это мы изменились? Мама собирается клеить новые обои в коридоре. Узнав об этом, я стала судорожно вспоминать, заснят ли старый коридор на какой-нибудь плёнке. Ещё одним заповедником меньше. «Мама, не продавай квартиру!» - говорю я ей. «Почему? А если надо будет?» «Не продавай, и всё! Это табу» Не понимает. Игрушки мои раздарила. Мебель переставила. Это моя комната? Это не моя комната. Моя комната другая, в ней стол был у стены, а не возле окна, а телевизор стоял в углу, а не в центре. Я же теперь не дома. Я хочу домой!
Замок входной двери стал барахлить, а в подъезде вообще другую дверь поставили – железную, тяжёлую, мрачную. Из соображений безопасности – с кодом. Но как привыкли жители подъезда к болтающейся синей деревянной дверце, так и эту не закрывают никогда.
Многое по-старому осталось. Сердце щемит, когда видишь знакомую с детства клумбу. Ах, дерево спилили. Абрикосина тут росла, в последнее время даже балкон нам заслоняла на втором этаже. Кому-то неугодна стала. Ну и ладно. Зато клумба на месте.
Соседи меняются, люди умирают. Сколько знакомых мне семей остались жить в нашем подъезде? Пять. Когда уезжала – было девять. И до этого менялись. Нового соседа уже убить успели. Я его даже не знаю – а его убить успели.
Так интересно узнавать, как живёт тот-то и тот-то, что случилось с тем-то и какова судьба того-то. Где мои одноклассники, как сложилась их судьба? Класс был недружный, ни разу не собрались после окончания школы. Хотя прошёл уже десяток лет. Кое-какие обрывки информации мне даёт мама, и мало-помалу картина судьбы одноклассников прорисовывается. Кто-то выполнил волю городка – вышел замуж и женился, дал потомство. Кто-то, как и я, умотал в мегаполис, уперевшись в тупик. Кто-то уехал на заработки. Махметова торгует на рынке свежей рыбой, Ковалёва – секретарша на заводе. Хотя все они уже давно не Махметовы и не Ковалёвы. Филимонов женился на москвичке и ходит важным индюком, когда приезжает проведать родителей.
Я думаю обо всех них, и хочется встретиться, поболтать о том о сём – душевно так. Мне кажется, что сейчас бы мы подружились. Узнавшие жизнь, но ещё молодые.
С Ларисой видимся от силы раз в год или в два. Мы жили в одном доме и подружились, когда мне было лет девять. С тех пор словно сёстры – каждый день вместе, у неё или у меня, или на улице. В 15 лет мне пришлось отойти в сторонку. У Ларисы появился жених. Я говорила себе, что так надо, а сердце жалобно скулило каждую секунду. Сейчас мне кажется, что тогда я потеряла его кусок, большой, живой, кровоточащий. Жить стало неинтересно, куда-то пропало ожидание чуда. Не стало крыльев. Я злилась на весь мир. Я осталась одна.
Началась взрослая жизнь. Новые горизонты, новые цели. Но они не привлекали меня, мне не с кем было разделить бытие, печалиться, радоваться. Наступил, так сказать, запоздалый переходный период. В 15 лет меня корежило от осознания своего взросления. Я ненавидела каждый день оттого, что он делал меня старше. Увлеклась Есениным. Меня лихорадило от строк:
 «Не жалею. Не зову. Не плачу.
 Всё пройдёт как с белых яблонь дым.
 Увяданья золотом охваченный,
 Я не буду больше молодым…».
Но я жалела, плакала и стенала. И писала сама:
 «Ах, зачем живу я, мама?
 Расскажи и не ругай.
 Снова сушит терпкой раной,
 Ноет в горле ясный май.

 Слишком рано горечь выпив,
 И борьбою закусив,
 Я недолго буду сыта
 И немного будет сил».

Конечно, мои стихи были с есенинским мотивом, но я не стремилась ему подражать. Я видела в нём родственную душу, понимающего друга, которого мне так не хватало. Так крепко я была привязана к Ларисе.
Теперь, при встрече, мы идём в суши-бар. Или пьём шампанское. Обмениваемся общими фразами, вроде: как жизнь? как работа? где отдыхала? И чувствуем, что далеки друг от друга, как звёзды. Но, в то же время, понимаем – наша дружба самая верная, самая надёжная, самая настоящая. Уже никогда не будет, как в детстве, но осталась некая святость, которую мы обе оберегаем. Не будет её – не будет нашего прошлого. Не будет жизни.
- Лариса, а помнишь, как мы гуляли вечерами в парке? Даже не спрашивали друг друга, куда пойдём – было ясно, что в парк…
Вроде, не так много времени прошло. И совсем не старушки, какими представляли себя через «много-много» лет. Но уже другие. И тот кусок жизни – яркое, живое, но всё же воспоминание. Воспоминание о дружбе. Привет, подруга.