По обе стороны

 По обе стороны

 11:13
 Закругляйся, голубчик. Опрокинь рюмочку-другую, закури ароматную
сигару из самой Гаваны, и смотри на этих девочек, мысленно лаская их,
как ласкают, липнут к ним эти белые пятна софитов. Смотри на эти
полированные вертикальные трубки и острота блеска пусть вспорет твои
запутавшиеся супер-сложные мозги, пусть выровняет твои чересчур завитые
извилины. Будь проще. Будь непосредственней, искренней. Не держи в себе,
не копи. Избыток порождает давление. Давление порождает опухоль. Опухоль
- болезнь. Болезнь - смерть. Будь сквозным, прозрачным, продуваемым. Не
пытайся заарканить, загнать в силки ветер. Трепещи, болтайся в его
порывах. Наслаждайся его ласками. Кричи, рассказывай о своих страхах и
снах. Психоаналитик - ничто перед этими прозрачными, на все готовыми
собутыльниками, которые пропустят, прогонят через себя море вина и слов
- и остануться девственно чистыми и готовыми ко всему. А твоя боль, твой
страх, смешавшись с маслянистым блеском в их глазах, смешавшись с вином,
будет вылита, исторгнута на вонючих задворках этого восхитительного
пред-рая, войдет в землю, исчезнет в сухих трещинах... Не копи,
приятель, ничего - ни монет, ни спермы, ни слов. Будь струистым и
светлым. Скользи навстречу рассвету, и может быть, когда внутри тебя не
останется ничего, что стоило бы сентаво, ты увидишь, как улыбнется тебе
сама Санта Мария...

12:24
 Но видимо, поздно. Ты закован в интеллигентность, в образованность
и начитанность - как в панцирь. Ты ходишь, ощетинившийся этими своими
"добродетелями" как иглами и чешуей. Ты не можешь даже приблизиться к
другому, а другой или другая - к тебе. И все, на что вы способны - найти
такого же как и вы и поколоть друг друга длинными ядовитыми остриями,
извращенно радуясь получаемой боли. Но оглянись. Видишь - вот они вокруг
тебя - суть мира, - по-настоящему свободные и пустые, порывистые, не
связанные ни снаружи, ни внутри. Им ничего не надо, не нужны им ни твои
слова, ни понятия, ни каркасные конструкции зданий - ничего, кроме голой
рвущейся из них биологии - открытого чувства, простых мыслей и
простенького перечня выполняемых действий. У них нет обмана - только
хитрость. Нет подлости - и они не таят обид. Это для них естественно и
обычно - слегка сместиться в потоке, примяв другого... Милые и
непосредственные как дети, они не знают греха. Разве не прекрасно? - И
ради бога, не вспоминай Малларме, обойдись хотя бы на пару минут без
твоих аллюзий и ассоциаций. Освободись. Признайся, разве не отказался бы
ты от своей всеобъемлемости ради вот этой полнокровной буйной свободы? -
И разве Бог не наслаждается нами и через нас? Разве случайно он был
назван "Тот, Кто Наслаждается"? - Разве это не наш долг - генерировать
ему новые порции сгущенных чувст и откровенных порывов? - А ты как
Гобсек, собираешь и концентрируешь, всматриваясь в свою глубину,
выискивая среди подобранных песчинок жемчужину... Будет поздно. Ты
оглянешься - а вокруг - на тысячу миль - только мхи и стылые сквозняки.
Будет поздно. Рано или поздно ты поймешь, что вся твоя коллекция не
стоила единого дня, проведенного вместе с ними, с теми, кого ты
презрительно (а скорее - безразлично) называешь плебсом, гумусом,
протоплазмой. Последний раз предупреждаю: будет поздно!


12:38
 Но я шел поперек потока - не против, не вверх - поперек, в сторону.
Они отекали меня, такие огневые, открытые... Но я не подчинялся общему
движению. Я упрямо, как затаивший недоброе, двигался поперек. Но счастье
и свобода - быть может, они только - там, в подчиненности, в том, чтобы
отдаться кружению, вихревому танцу, образованному милионами тел -
чаинок. И может быть, абсолютно не важно, водит ли кто-нибудь чайной
ложечкой, или все происходит само собой - по инерции, из-за разности
температур или давлений. Может быть, это величайшее счастье - отказаться
от этого своего волевого стержня и раствориться, стать таким же как все,
как они - и кричать от восторга, биться в конвульсиях от радости
единения, пусть даже ценой потери себя самого. Но нет. Я теряю последние
остатки сил и тянусь в сторону... И все реже сталкиваюсь с
сомнамбулическими, постаревшими или усталыми танцорами. Пару раз мне
даже показалось, что сквозь зомбоидный блеск затуманенных глаз
промелькнуло что-то родное, близкое, что сближает с моим стремлением...
Но... Пару раз кто-то даже провожал меня недалеко, болтая о чем-то
необязательном и другом... Пару раз я сбивался с дороги и возвращался...
Но видимо, что-то большее направляет меня. И вот, настал драгоценный миг
- и я стою один, на этой бескрайней пустынной равнине покрытой мхом, где
гуляют только острые сквозняки, вооруженные иглами и опасными бритвами.
И некуда идти. И неясно, куда шел. И нет сил. И все более
привлекательной кажется идея вернуться, ввалиться, вдавиться в плотную
бурлящую массу - вспомнить жевательный и хватательный рефлекс, и забыть
о скандах и добытийственной свободе, забыть о прозрачном холодном
свете... Но что-то мешает. Что-то, уже независимое от меня, не дает даже
повернуться в их сторону. Я сдвинул лавину, я запустил в действие спящий
механизм. Что-то происходит. И может быть, это - новое движение, не
такое, как там, в плотности и алчбе. Но куда? И вдруг я понял, что даже
если бы захотел, я больше не смогу плавно скользить в танце между
движущимися телами. Я понял, что обязательно помешает нечто большее,
несовместимое со скученностью и однородностью. Нечто, предназначенное
для других пространств. И это распустившееся, раскинувшееся чудо - мои
крылья!

 06.03.98 13:07