Господи, помоги! Часть 1. Глава 10

Глава 10

Америка, Северная Каролина, весна 1703 года

Чарльз проснулся, едва забрезжил рассвет. Медленно выходя из состояния сна, он еще какое-то время лежал, прислушиваясь к звукам уже проснувшейся жизни. Самыми звонкими из них были песни птиц. Они весело щебетали, сидя на ветках деревьев и радуясь новому дню. А самым тихим, едва различимым звуком, было дыхание спящей Виолы. И вдруг на него нахлынула огромная волна любви и счастья. Она накрыла его с головой, и он почувствовал, что тонет. Но страха не было, было лишь неописуемое чувство блаженства.

Чарльз был счастлив, как может быть счастлив человек, никогда не знавший любви и тосковавший по ней всю свою жизнь. Для матери он был куклой, с которой она играла, пока не надоест, а затем передавала кормилице. Отец возлагал на него большие надежды. Он хотел, чтобы сын последовал его примеру и посвятил свою жизнь служению королю. Сын их не оправдал, и тогда отец разочаровался в нем. Женщинам, с которыми он встречался, нужны были его деньги, титул, подарки. Может быть, кто-то из них и любил его, но лица их со временем стирались в его памяти. Он ни к кому не хотел привязываться, чтобы не страдать. Кормилица и Джеймс Белл были теми людьми, которые были по-настоящему дороги для него.

Но вот настало время, когда эта загадочная и такая долгожданная любовь обрушилась на него как снежный ком. Рядом с ним лежала женщина, дороже которой не было на всем белом свете. Женщина, которая принесла ему столько боли… и радости. Он долго с нежностью смотрел на неё, боясь потревожить ее сон.

Он вспомнил, как впервые увидел ее спящей в каюте корабля, уплывающего в Америку. Она почти не изменилась. Разве что ее когда-то бледная кожа на лице потемнела от загара, а на руках - стала грубее от работ.

И вдруг, в ответ на это воспоминание, чувства горечи и стыда, спрятанные в глубине души, вырвались наружу. Чтобы хоть чем-то загладить свою вину, он наклонился и нежно поцеловал спящую жену. И, как будто испугавшись, что его могут застать за этим проявлением чувств, быстро встал с постели и начал одеваться.

Виола, разбуженная то ли поцелуем, то ли его резким движением, не открывая глаз, тихо сквозь сон прошептала: «Я люблю тебя!» А затем, открыв глаза и увидев одевшегося мужа, разочарованно произнесла: «Ты уже уходишь?»

-Да, милая, мне сегодня нужно уезжать, иначе я не успею к заседанию в Палате граждан и мне придется платить штраф. А может ты передумаешь и поедешь вместе с Энди со мной.

-Милый, ну мы же договорились. Тебе не о чем беспокоиться. С нами все будет в порядке. Со мной много людей. Индейцев давно никто не видел. Да и через несколько дней мы уедем в форт. Я буду с нетерпением ждать тебя там.

-Ну ладно, поспи еще.

Он наклонился и нежно поцеловал ее. Она обхватила его голову руками, стараясь как можно дольше продлить этот поцелуй, но вдруг отпустила его, схватившись за живот.

-Что случилось? – с испугом спросил Чарльз.

-Не беспокойся, это наш малыш проснулся.

Он бережно погладил большой живот Виолы, стараясь нащупать острую пяточку ребенка, толкающегося внутри.

-Виола, милая, прости, что меня не было рядом, когда ты ждала появления нашего сына! Прости!

-Ну, что ты, Чарльз. Я люблю тебя! Ну, иди. Не забудь позавтракать!

-Не забуду. – сказал он улыбаясь и, поцеловав ее еще раз, вышел из комнаты.

***

По подсчетам, Виола должна была родить через несколько недель. Все шло своим чередом. Чарльз уехал на неделю по делам. После заседания в Палате граждан, он возьмет с собой Сару и привезёт ее в форт, где Виола и Энди будут их ждать. Хотя рядом с Виолой всегда был врач, приглашенный Чарльзом из Лондона, Саре она доверяла больше. Она же вместе с сыном и Мэри собиралась отправиться в форт со дня на день. Летом опасно было оставаться на плантации, так как индейцы жили недалеко, и это время года было самым подходящим для их набегов на поселения и плантации бледнолицых соседей. Обычно дети и женщины все лето проводили за стенами укрепленного форта, а у мужчин, работающих на плантациях, всегда было с собой оружие, чтобы в любой момент отразить нападение краснокожих.

И вот настал день отъезда в форт. В это утро Виола проснулась от яркого белого света. Она выглянула в окно и … О, Боже! Весь сад был белым.

«Для цветения еще слишком рано»- подумала она и внимательно присмотрелась к деревьям в своем любимом саду. Когда Чарльз впервые, год назад, привез ее на их новую плантацию, здесь рос только лес да кустарники, которые нужно было корчевать. Они вместе планировали, где посадить табак, где построить дом, амбары, жилье для слуг. Все площади нового участка отводились под поля, но Виоле очень хотелось иметь небольшой сад вокруг их дома. Совсем недавно дом был построен, и они всей семьей перебрались в него. Он был небольшим, но очень уютным, пахнущим свежим деревом и краской. А вокруг дома подрастал молодой вишневый сад.

С любовью глядя на молодые деревца, она увидела, что тонкие вишневые веточки были облеплены толстым слоем снега. Снег для этих мест был чудом даже зимой, а тут он выпал весной. За одну ночь деревья переоделись в богатые теплые шубы из удивительного белого меха. На одном из деревьев на самой верхушке сидели три воробья и беседовали. Они были так изумлены увиденным, что наперебой задавали друг другу вопросы, не дожидаясь на них ответа: «Что это? Где мы? Не сон ли это? Не в сказке ли мы?» Они так оживленно переговаривались, что даже ветка качалась в такт их разговора, а белые клочья меховой шубы падали вниз, раздевая нижние ветки. Серые пушистые птички были так хорошо видны на белых, укутанных снегом деревьях, что проснувшийся Энди, увидев их, сорвался с кровати и побежал к окну, шлепая своими босыми ножками по полу. Он очень хотел помочь птичкам разобраться в происходящем.

В это время в небе появилась большая птица, медленно планирующая над садом. Воробышки вспорхнули и улетели. Может быть, они услышали сигнал тревоги, которым предупреждают друг друга о приближении хищника, а может быть, они испугались малыша, подбежавшего к окну. Кто знает? А большая серая птица продолжала кружиться в небе, зорко высматривая на белом снежном покрывале свою будущую жертву. Все, что было серым и могло двигаться, так хорошо было видно сверху, и птица была уверена, что не останется без завтрака.

При виде этой большой хищницы, неясное чувство тревоги змеёй вползло в сердце Виолы, как будто кто-то предупреждал и птичек, и ее о приближающейся опасности. Но умиротворенная белизной и чистотой, она не захотела прислушиваться к этому сигналу. Кроме того, она так обрадовалась нежданно выпавшему снегу и возможности перенести отъезд в форт на следующий день, что подхватила ребенка и закружила его по комнате.

Но вдруг резкая и внезапная боль в низу живота заставила её остановиться. Она, с трудом удерживая ребенка, поставила его на кроватку и, тихонько постанывая, опустилась на пол.

Энди, испугавшись, начал звать Мэри. Пулей влетев в комнату, девушка помогла Виоле подняться и перейти на кровать. Они о чем-то пошептались, и Мэри побежала за доктором, который спал в соседней комнате. Доктор, появившийся в спальне, был сонным и растрепанным. Он никак не мог надеть свои очки, одна дужка которых запуталась во всклокоченных волосах. Энди засмеялся и, соскочив с кровати, кинулся ему помогать. Но доктор в этот раз почему-то не захотел поиграть с мальчиком, хотя раньше он всегда делал это с большим удовольствием. Он строго посмотрел на Энди и распорядился согреть воду и вывести ребенка из комнаты. Наскоро одев малыша, Мэри повела его в столовую, всю дорогу повторяя, что он должен быть умным и послушным мальчиком, позавтракать, а затем поиграть в доме, не беспокоя маму. Но когда он остановился и, голосом, не терпящим отказа, спросил, что произошло с его любимой мамочкой, Мэри вдруг сказала ужасную глупость, что у него скоро появится братик или сестренка. Эта новость лишила его дара речи и позволила беспрепятственно увести в столовую, где Мэри попросила кухарку присмотреть за ним и накормить его хорошенько. Но аппетита как не бывало. И даже любимые пончики не радовали его.

Мысль о том, что ему придется делить свои игрушки с каким-то братиком, не оставляла его в покое. Как же он может отдать своих солдат? Ведь это его армия. А в неумелых руках малыша она проиграет войну с индейцами. И тогда эти краснокожие дьяволы убьют его папу и возьмут в плен его маму и Мэри. А что же будет с его ружьем? Ведь его нельзя разломать пополам. Тогда оно перестанет стрелять. Ну да ладно, пусть он забирает свое ружье. «У меня останется томагавк! Папа научил меня неслышно двигаться по лесу и бросать томагавк точно в цель. Малыш с эти никогда не справится!» Но как же они смогу поделить его корабль? Ведь это его корабль, и он на нем капитан! Отдать корабль? Нет! Вот это настоящее горе, и он тихонько заплакал, чтобы никто этого не увидел и не сказал, что он девчонка.

А вдруг у него объявится сестренка! Боже, что же он будет с ней делать? Ни в войнушку с ней ни поиграть, ни побегать, ни пострелять. Она же будет только хныкать, плакать и жаловаться маме, как Лу, дочка их соседей со старой плантации.

Размышляя о своих проблемах, он достал свои игрушки, которые Мэри собрала и принесла в коробке в столовую. Он разложил их все на три кучки. Одна самая маленькая была для сестренки, если вдруг будет она. Туда он положил игрушечного зайца, деревянную лошадку и жену вождя племени индейцев. Потом, немного подумав, положил и самого индейца. Все остальные игрушки он поделил пополам с братом. Разница была только в том, что себе он оставил томагавк, а ему отдал ружье. Так с томагавком в руках его и застала Мэри. Взяв за другую руку, она молча повела его в спальню.

Подходя к двери, он услышал резкий запах какого-то лекарства. Войдя в комнату, он вырвался из рук Мэри и быстро побежал к кровати, на которой лежала Виола, но, не добежав до неё, резко остановился, как будто врос в землю. На кровати, рядом с ЕГО мамочкой, лежало какое-то странное, красное существо, завернутое в ткань.

«Вот это, наверно и есть мой братик или сестренка. Но как же понять, кто это. Надо спросить у мамы, наверное, она знает. Пусть все-таки это будет братик, тогда мы вместе будем бегать по лесу и воевать с индейцами».

-Энди, иди сюда, любимый, - услышал он тихий голос матери и подошел к ее постели. Она обняла его своей правой рукой и, повернув голову в другую сторону, сказала. – А это твоя сестренка. - Затем, заметив томагавк в его руке, осторожно взяла, положила его на сундук рядом с кроватью и прикрыла попавшейся под руку тряпкой.

-Как ты хочешь ее назвать?

-Значит, сестренка, – он явно был разочарован. Затем пожал плечами, развел руками и сказал, – Мне не нравятся девчоночьи имена. Давайте назовем ее Сэм.

-А что? Это идея. Мы назовем ее Саманта, а ты будешь звать ее Сэм. Хочешь поцеловать ее?

В это время красное сморщенное личико открыло свой большой рот и закричало очень громким и противным голосом. Ему совсем не хотелось целовать это орущее существо. И по тому, как мама быстро отпустила его, он понял, что теперь ЕГО мама больше уже не будет только ЕГО мамой.

В это время за окном послышались крики, шум и выстрелы. Мэри выскочила на улицу и вскоре вернулась испуганная и бледная. Судорожно хватая воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег, она прохрипела: «На нас напали индейцы». И вдруг начала быстро бегать по комнате, стаскивая коробки, ящики и стулья к двери. Доктор, придя ей на помощь, схватился за тяжелый сундук и попытался его сдвинуть. У него, как всегда, это не получилось, и он беспомощно остановился посредине комнаты, выискивая взглядом вещь полегче. Но тут к нему подскочила Мэри и с другого конца начала толкать сундук. Энди рванулся, было помогать им, но рука матери схватила его и затащила на кровать, поближе к себе. Когда почти все вещи были свалены в одну большую кучу возле двери, все в комнате замерли, глядя на нее с надеждой, и только Сэм, ни на кого не обращая внимания, кричала и требовала своего. Этот крик вернул Виолу к реальности. Она пододвинула одной рукой девочку к себе, намереваясь покормить ее, и в этот момент дверь распахнулась.

Индеец, ворвавшийся в дверь, которая была забаррикадирована коробками, стульями, тяжелым сундуком, был силен и зол. Это был молодой, высокий и сильный мужчина с томагавком в руке. Если бы не искаженное ненавистью лицо, он был бы даже красив. Его голову украшала корона из перьев. Стройное мускулистое тело было разрисовано, а набедренная повязка не скрывала силы и мощи ног и стана. Вероятно, он был вождем или сыном вождя, так величественна была его осанка.

Оказавшись в комнате, в первый момент, он замер от удивления. Посредине комнаты на единственной кровати лежала бледнолицая женщина. Ее светлые спутанные волосы растрепались по подушке. Лицо ее было необычайно бледно, а капельки пота на лбу блестели в свете свечи и разгорающегося зарева пожара, которое было видно из окна. Обеими руками, как крыльями, она прижимала к себе детей: мальчика лет пяти и младенца, красного и орущего во все горло. Наверное, она хотела поднести его к груди, чтобы покормить и успокоить, но он помешал ей это сделать. В голове воина пронеслась радостная мысль о том, каким удачным выдался этот день для него. Целых три скальпа добавятся к его трофеям. Он ненавидел эту женщину за то, что люди ее племени все дальше и дальше загоняют его племя в глубь страны, лишая их земли предков. Этим бледнолицым нет спасения и пощады. Даже дети будут уничтожены, потому что мальчики могут стать воинами, а девочки – матерями новых захватчиков.

А в голове обреченной женщины, лежащей на кровати, пульсировала и билась одна единственная мысль: «Господи, помоги!»

Вдруг перед индейцем появился неизвестно откуда взявшийся человек. Это был врач, который только что принимал непосредственное участие в чуде рождения нового человека, и он не мог позволить прервать только что начавшуюся жизнь. Индеец, казалось, даже не обратил внимания на внезапно появившегося мужчину. Он как бы мимоходом махнул своим томагавком, и его путь снова был свободен. Одним прыжком он оказался перед кроватью и уже наклонился над мальчиком, лежащим на краю, пытаясь схватить его за руку. В это время тонкая, бледная, женская рука-крыло, которой она только что прикрывала своего первенца, с быстротой молнии метнулась к сундуку, стоящему рядом с кроватью, и схватила небольшой топорик, прикрытый одеждой. И когда голова мужчины склонилась над ребенком, а рука схватила ручку мальчика, в его голову вонзилось острие топора с такой нечеловеческой силой, что уже больше ни одна мысль никогда не смогла посетить этот расколовшийся пополам череп. И только когда мертвый индеец свалился на пол рядом с кроватью, обессиленная женщина, упав на кровать, потеряла сознание. Все свои последние силы она вложила в этот спасительный смертоносный удар, и ее душа, с чувством выполненного долга, начала медленно покидать измученное тело.

Вся эта трагедия длилась всего несколько минут. Поэтому, когда Мэри пришла в себя, она не могла поверить своим глазам. На полу в луже крови лежало тело врача и индейца. Дети истошно голосили, а Виола без сознания лежала на кровати.

- Господи, помоги! – прошептала Мэри, не зная к кому броситься в первую очередь. На нее нашло такое оцепененье, что она не могла двинуть ни рукой, ни ногой, и только мозг никак не мог смириться с произошедшим. Услышав, сквозь детский крик, тихие стоны пришедшей в себя Виолы, она, с трудом освободившись от оцепененья, бросилась к ней. Руки Виолы, попытавшиеся прижать к себе детей, почти не сдвинулись с места, и было невозможно поверить в то, что они совершили всего несколько минут назад. Когда Мэри склонилась над Виолой, пытаясь разобрать ее шепот, она услышала слова молитвы. А затем глаза, из которых уже начала медленно уходить жизнь, внезапно остановились на девушке, и губы чуть слышно прошептали: «Спаси их!» Виола пыталась сказать что-то еще, но не смогла. Она закрыла глаза, и ее руки в последний раз шевельнулись, пытаясь обнять детей.

Отупело, глядя на неподвижную Виолу, Мэри долго не могла прийти в себя. Затем надрывный плачь новорожденной и негромкий голос мальчика: «Мама, мамочка, отрой глазки!» вырвал её из липкого тумана небытия. Осознав, наконец, что произошло, она упала на колени, сжавшись в комок, готовая завыть во весь голос, как волчица, потерявшая детей. Но мысль, возникшая ниоткуда, о том, что она может напугать детей ещё сильней , остановила ее, и она тихо, по-собачьи, заскулила, покачиваясь из стороны в сторону. Потеряв Виолу, она потеряла все: мать, сестру, подругу, дом, надежду на счастливую жизнь, новую родину, которая сначала дала, а потом отняла у нее самого дорогого человека. В голове кружилась, стараясь найти выход, одна мысль: «Господи, за что?» Но она не могла произнести этого вслух. Ведь она столько раз твердила: «Все, что происходит, я принимаю как данное тобой, Господи! Моя душа приемлет это с любовью!» Её бедная голова разрывалась на части, стараясь соединить несоединимое: «Виола умерла!» и «Я принимаю это с любовью!»

Но вдруг, каким-то шестым чувством, как животное, она ощутила опасность. Рывком поднявшись с пола, в мгновение ока оказавшись рядом с кроватью, она схватила девочку, взяла за руку мальчика и, как загнанный зверь, начала оглядываться вокруг, ища выход из комнаты. Она не знала, что происходит снаружи. Были слышны крики, выстрелы, шум борьбы. Её инстинкт самосохранения подсказывал ей, что она должна спасаться. Мэри подбежала к окну и попыталась его открыть, но оно не поддалось. Выход был только один – через дверь. Крепче прижав к себе детей, она рванулась навстречу спасению. Там, где слышались выстрелы, там были свои. Они спасут ее и детей, ведь это была последняя просьба Виолы.

И вдруг она вспомнила тот первый день на корабле и свою мечту о новой, счастливой жизни. Тогда она видела себя вместе с двумя детьми. Мальчика она держала за руку, а второй рукой обнимала сладко спящую девочку. Вместе с ними она радостно шла навстречу своему счастью.

«Боже, неужели моя мечта осуществилась? Вот Энди стоит рядом со мной, тесно прижавшись ко мне и крепко цепляясь за мою руку. А вот Саманта. Она такая крошечная и беззащитная».

Мэри бережно прижала крошку к груди. Девочка, чувствуя любящие объятия, притихла.

«Помоги нам, Господи! Что у нас впереди? Действительно ли счастье? Как хочется, открыв дверь дома, оказаться в саду среди цветущих деревьев и кустарников. Прекрасные цветы будут наполнять ароматом воздух. Над цветами будут кружиться бабочки, собирая нектар. Так и будет! Господь всегда с нами и он не позволит нам погибнуть!»

Мэри, крепко прижав к себе детей, решительно шагнула в неизвестность.