Душ

   Душ, холодная уличная постройка, предназначенная для омовений от грязи и прочих освежающих эффектов в жаркие летние дни, как оказалось, может быть еще и добрым волшебником – исполнителем желаний. Никогда ему и в голову не приходило, что эта небольшая, местами убогая комнатушка, построенная еще в «хрущевские» времена, в которой в самое разное время мылось совершенно не исчисляемое количество самых разных людей, от мала до велика, в общем, это ни чего не представляющее вместилище чистоты и порядка, сможет реально воплотить его давно отвергнутые, как неосуществимые, волнующие желания в отношении одной дамы. О, сколь долго, ОН буквально жил этим, как часто ему представлялись подобные моменты, порою, ОН буквально ощущал на себе легкое касание ее рук, «дыхание» ее тела, но все это казалось ему лишь ничтожными бреднями пятнадцатилетнего подростка по сравнению с тем, как это могло бы быть в действительности. И, когда ОНА спросила, где можно умыться, ОН просто проводил ее…

   Предстоящий праздник, еще задолго до своего «зачатия» представлял собой некое не столь торжественное, сколь памятное событие. И сам виновник торжества и его многочисленные гости понимали, что их присутствие необходимо не для развлечения, но для дани уважения, выражения своей любви и симпатии к празднующему, человеку, надолго покидающему и родные места и, прежде всего, столь дорогой ему круг родных, близких, друзей. А посему, несмотря на такой, казалось бы, грустный повод для встречи, пришли все, кто был и не был приглашен, рады были всем и каждому. Среди прочих была и ОНА – та, которую ОН знал совсем недолго, но за время, проведенное с ней, понял, что даже, если бы они познакомились только вчера, ОНА непременно была бы среди приглашенных. Та, которая буквально с первых минут, с первого взгляда, смогла пробудить в нем, давно уж было уснувшие позывы к любви, ласке, авантюрным переживаниям, наконец, безусловно связанными с желанием быть единственно важным и нужным для кого-то. Однако же, все его бесконечные попытки хоть как-то отстранить ту грань, что, подобно сердечной перегородке разделяющей единое сердце на две разные половинки, разделяла их, казалось бы, взаимную симпатию, неизменно заканчивались крахом надежд – ОНА была неприступна! И уже приглашая ее на торжество, ОН не преследовал никаких целей, кроме, как просто собрать милых и дорогих ему людей.

   Гости все приходили и приходили, словно прорвавшаяся платина, наполняли они двор. А ОН, как хозяин, не мог позволить себе ни минуты свободного прозябания, встречая каждого из них, приветствуя и провожая к столу. Звучало много хороших слов, поздравлений, были игры, конкурсы, танцы, в общем, все то, что делает праздник действительно праздником… не было лишь одного – какого-то нежного трепетного внимания с ее стороны. А впрочем, его это уже никак не заботило, все мысли были о завтрашнем отъезде и о том, чтобы торжество удалось. И оно удавалось! Напитки в несметном количестве и качестве безостановочно наполняли всех тех, кто этого хотел и не хотел, ОН был практически трезв, ОНА же уже слабо держалась на ногах и курила, курила…
 
   В какой-то момент ОН вдруг почувствовал в себе некий толчок, что-то, что заполонило всю его сущность, затмило всех остальных, ярко выхватив из толпы и осветив лишь ее одну. Сам того не понимая, ОН подошел к ней, взял под руку и спросил, заранее чувствуя ответ: «Помочь умыться?» ОНА согласилась, и мир рухнул! ОН вдруг до мельчайших подробностей увидел все, что будет после этого согласия, ОН всем своим телом, каждой клеточкой ощущал, что стоит на пороге чего-то удивительного, грандиозного, к чему потом ОН будет возвращаться вновь и вновь, терзая и одновременно лаская свое сердце. Сладкая истома пробежала по всему его телу, но все это было скрыто от посторонних глаз – ОН просто, придерживая ее под руку, проводил в ванную. Даже сейчас, находясь с ней в этой белоснежной уютной комнате, украшенной кафелем и красиво обрамленной ковриками и прочими деталями уюта для ванных комнат, сейчас, находясь уже несколько в непривычной обстановке, ибо ее присутствие никак не гармонировало со всем тем, что обычно происходило в этой комнате, ОН до сих пор видел свое отражение в зеркале, когда умывался перед выходом в институт, ОН видел себя бреющимся, купающимся и справляющим иные нужды…. Но сейчас… Сейчас все было совсем по-другому! Здесь была ОНА! ОН подвел ее к умывальнику, наклонил и несколько раз нежно смочил холодной водой ее лицо, потом еще раз и еще раз. Невозможно передать всю ту гамму чувств, что творилась в его душе: умывая ее, такую родную и в то же время такую беззащитную, ОН вдруг ощутил то, чего так давно искал и добивался от нее – свою власть не только над ней, но и, как ему показалось, над ее чувствами. Не способный совладать с собою, ОН повернул ее к себе и поцеловал. Поцеловал так, как только может целовать человек, на протяжении нескольких месяцев думающий об этом, мечтающий изо дня в день лишь о ее мимолетной улыбке, взгляде, человек, считавший большим счастьем даже недолгое случайное касание ее руки, принимавший любой ее взгляд в свою сторону, как подарок судьбы… Не почувствовав противления, ОН целовал ее раз за разом, каждый раз получая особое неповторимое удовольствие от поцелуя. ОНА не сопротивлялась, наоборот, нежно прижимаясь к нему, ОНА как бы выпускала наружу все то, что творилось в ее душе, все то, что, возможно, хотела сказать ему, сделать, но не могла, руководствуясь каким-то нормами морали, воспитания… Сейчас же, находясь во власти полного отсутствия каких-либо барьеров, ОНА была такой, какой действительно хотела быть. И эти минуты были взаимным наслаждением для них обоих… Однако же, безразборчивое, несчетное количество выпитого давало о себе знать и сложно было уже понять: так хорошо им оттого, что они вместе или потому, что мозг всецело одурманен пагубным воздействием спиртного. «Пойдем в душ!» - сказал ОН и, не дожидаясь ответа, взял ее под руку и повел сквозь праздную толпу гостей так, как идут два близких друга, пытаясь наговориться в преддверии близкой разлуки. О, как же долог был этот путь до одиноко стоящего в тени уличного душа! На протяжении всего шествия ОН каждую секунду боялся, что сейчас кто-нибудь подойдет, что-нибудь спросит или захочет выпить на брудершафт, а ОН, как гостеприимный хозяин, не сможет отказать и всё – эти бесценные минуты, к которым ОН так долго стремился, которые были получены ТАКОЙ ценой – они бесследно растворятся в какой-нибудь глупо выпитой рюмке, его в дрожь бросало при каждом взгляде в их сторону, движении… Но… звезды, в унисон с его звездой, сияли им сегодня, как никогда удачно! Их, казалось, никто и не заметил. Заветный душ, заветная дверь, наконец, они одни, окруженные лишь полумраком и шумом доносившихся со двора голосов. Волнение, дрожь и яростно бьющиеся сердце - все это разом нахлынуло на него, едва не помутив рассудок, кок только прижал ОН ее к стене. Непослушными руками ОН взялся за края ее розовой маечки и, все еще не до конца веря в происходящие, стал неспешно, но уверенно, миллиметр за миллиметром, поднимать ее вверх, постепенно оголяя животик, волнующе вздымающуюся грудь, скрытую за потрясающим черным лифчиком, цепочку на шее и саму шею… еще одно движение и маечка безучастно повисла на крючке для одежды. ОНА же, полностью попавшая под некое магическое воздействие такого положения, его близостью и своей наготы, не решалась сделать хоть что-то, боясь нарушить идиллию, страшась, что «сон» может внезапно закончиться, а потому лишь смотрела на него и отвечала на те частые поцелуи, которыми ОН ее одаривал. ОН приобнял ее, страстно целуя в шею и попутно нащупывая застежку лифчика, нашел, но эта маленькая и в то же время очень важная деталь белья никак не хотела поддаваться его неумелым попыткам… Злость, постепенно затмевающая собой возбуждение постепенно брала верх и ОН, уже ни на что не взирая, просто пытался порвать эту никчемную застежку. О, не застежку рвал ОН, отнюдь, ОН рвал то прошлое, те дни, что отделяли его от нее, те моменты, что ненавязчиво, но вполне убедительно давали ему понять всю невозможность его попыток, трещало, постепенно разделяясь то ненавистное упорство, которым ОНА пытался прикрыть свои чувства и его сейчас совершенно не волновало – были ли эти чувства вообще, ОН просто со звериной яростью мстил этим лифчиком (когда-то придирчиво выбранным в одном из хороших магазинов, может быть даже с участием ее матери) всем тем, кто когда-либо насмехался над его чувствами, всем тем, кто не мог или не хотел отвечать ему взаимностью. ОН рвал то бремя опустошенности и глухой обиды, что неотступно довлели над ним последнее время. Есть! Туда же, куда и маечка проследовал этот упертый «сторожевой», предварительно обнажив ее грудь. С минуту ОН стоял, не в силах произнести ни слова, не способный допустить в свое сознание хоть какую-то случайную мысль, способную своей никчемность отвлечь его – весь его взор, вся его сущность были сосредоточены лишь на ее груди, а ОНА… ОНА по-прежнему смотрела на него, пребывая в каком-то другом, фантастическом мире, возможно, не до конца сознавая, что перед ней ОН, тот самый, от кого ОНА так долго, так бережно скрывала свои чувства – сейчас же скрывать было нечего, да и был ли в этом хоть какой-то здравый смысл? Стоит ли описывать, как постепенно, шаг за шагом, лишилась ОНА всего того, что так скрупулезно подбирала для этого вечера… Увы, не стоит, ибо лишь та первая сорванная пелена тайны ее тела произвела на него самое волнующее, доселе неизгладимое впечатление, остальное же, хоть и волновало по своей сути, но ни в какое сравнение не шло по отношению к первому вкусу «запретного плода». Освободив ее от покрова одежды, тем самым, уничтожив заодно и те комплексы, что, быть может, остались в его и ее душе, ОН моментально разделся сам и теперь уже ничто не могло нарушить их такого откровенного единения. Они стояли друг напротив друга, совершенно обнаженные и без всякой тени стеснения, без каких-либо попыток прикрыть свой стыд смотрели в глаза друг другу, силясь как можно глубже прочувствовать, осознать всю необычайно волнующую интимность такой ситуации.

   Наконец, ОН сделал то, ради чего собственно и пришли они сюда – ОН включил душ. Прохладная освежающая влага обрушилась на их тела, подобно майской грозе, окатив с головы до ног все еще неподвижно стоящих двух людей. Едва ли чувствовали они холод воды, вряд ли слышали голоса во дворе и никто из них ни разу не задумался о том, что, быть может, их ищут, что прошло слишком много времени с того момента, как зашли они в душ… весь мир для них был сосредоточен в той легкой полупрозрачной пелене воды, что проходила между ними, изредка закрывая глаза другого. ОН обнял ее, прижал к себе, готовый стоять так столько, сколько ОНА того захочет, готовый не отпускать ее вечность или, по крайней мере, до тех пор, пока силы не оставят их. ОНА положила свои руки ему на плечи, прижалась грудью, всем телом и расплакалась, часто и страстно целуя его. О, как велико было это единение, как долгожданно! Казалось, что все потрясения, когда-либо происходившие с ними в жизни, были лишь ничтожным подобием волнения, фарсом любви, иронией чувств по сравнению с тем, что переживали они сейчас. И, сейчас, чувствуя так близко ее тело, ее дыхание, ОН с удивлением отметил, что, несмотря на сильное возбуждение, ОН и представить себе не может, чтобы как-то нарушить этот экстаз, осквернив его никчемными животными инстинктами. Превратить столь неземную близость двух душ, двух сердец, куда более возвышенных и волнующих по своей сути, в обычное соитие двух животных – на это мог пойти лишь тот, чье тело давно «поглотило» душу, тот, кто нелепо путал страсть животную со страстью духовной (более глубокой и волнующей), тот, кто никогда не любил… Так стояли они, не обращая внимание на то, что давно кончилась вода, на то, что кто-то случайно зашел в душ, но, увидев литую фигуру двух тел, тут же невольно, неосознанно чувствуя за собой непростительную вину, что потревожил их, спешно закрыл дверь и остался там, снаружи, чтобы никто уже не мог их побеспокоить.

   Вдруг, силы внезапно покинули ее и ОНА буквально обмякла на нем, бережно придерживаемая его руками. Аккуратно одел ОН ее, смочил несколько раз ее лицо оставшейся на дне бака водой, но, тщетно, ее сознание на выдержало такой нагрузки и сейчас ОНА уже точно была далека от него. Тут только обратил ОН внимание на то, что из-за двери доносятся громкие голоса, что чей-то спор неприятно режет слух и что… пришел ее парень, тот человек, с которым ОНА до сих пор была вместе, который до безумия любил ее и слепо ревновал ко всему. Молча открыл ОН дверь, бережно придерживая передал ее на руки до глубины души потрясенному парню и ни на кого не глядя прошел до своего места, только там обессиленный ОН сел, закурил и, стараясь не думать о том, что произошло, удивленно смотрел на звезды, как бы заново знакомясь с ночным небосводом.

   Утром ОН уехал. Далеко и надолго. Один раз, выбрав момент, ОН позвонил ей с вокзала, но наткнулся на ее мать, которая тут же узнав его, стараясь сдерживать волнение и сильный гнев, недвусмысленно сказала, что ОН совершенно лишний в жизни ее дочери, что ОНА сделает все, чтобы никогда больше не допустить их встречи и что ее дочь в тот вечер чуть не умерла…

   Была ли в чем его вина? Правильно ли ОН поступил тогда? Ни один из этих вопросов не волновал его, ибо непоколебимая уверенность царила в его душе, что если такое могло бы повториться еще раз, ОН пошел бы на все, ради того, чтобы снова ощутить тепло ее тела, ее дыхание, ее взгляд…

   История основана на реальных фактах…