Когда воздух пахнет снегом

Сергей Семёнович стоял на крыльце своего давно уже покосившегося дома на околице деревни. Выцветшие полузакрытые глаза на его покрытом трёхдневной седой щетиной морщинистом лице смотрели в сторону горизонта, откуда поздний ноябрьский ветер пёр чёрные, набитые снегом облака.

Но глаза его не видели ни этой тёмной тучи, ни некрашеного, рассохшегося приступка, ни нескошенной в этом году травы на пустыре за домом.

В глаза его било солнце а в уши громкие и слаженные звуки духового оркестра. Двадцатидвухлетний Серёга Брайко впитывал всё это немыслимое великолепие, необыкновенность происходящего, с непосредственностью юности. После полутора лет ежедневной опасности передовой, замасленного х/б авиатехника, скудного рациона прифронтовой солдатской столовой вдруг оказаться за 8000 километров от фронта в парадной п/ш возле уставленного неизвестными, но очень привлекательно выглядящими заморскими деликатесами...... и виски вместо вечно отдающей сивухой водки.

Три недели назад Серёга был зачислен в команду вылетевшую в Фэрбенкс получать новую технику, и вот, упакованный в хрустящую кожу с головы до ног он стоит на прощальном банкете, устроенном в их честь Американской стороной. Между делами и постоянным бдением замполита отряда ему удалось добыть для Машеньки чулки и духов, что давало ему дополнительный стимул радоваться столь скорому отбытию.

Самолёты нужны были как воздух, комполка Преображенский перед вылетом собрал их, и как будто они сами не знали, настропалил ещё больше на предмет того, что бомбардировщики нужны как можно скорее. "Чтоб туда, и обратно, мать вашу." - закончил он свою короткую но энергичную речь.

"Бостон" был шикарной двухмоторной машиной, и Серёга с упоением облазил все его закутки, нюхая незнакомые запахи и сверяя с накладной описание матчасти. Он выглядел значительно короче привычного Серёге Ту 2, но при этом могучие двигатели придавали этому изделию сделанному в "стане проклятого Капитализма" ощущение надёжности и силы.

Через восемь часов после вылета из Фэрбенкса и краткой дозаправки в Номе звено из 6 Дугласов добралось до Берингова пролива. Погода резко изменилась, низкое августовское солце, сопутствовавшее им, быстро укуталось в облачность. "Ну вот и прыбыли в "Зону Хмурости" с кривой усмешкой сказал пилот. Поскольку в экипаже были все свои, "двойное дно" фразы не нужно было излишне прятать. Их следующим аэродромом подскока должен был стать Уэлькаль.

Погода ухудшалась поминутно, тяжёлый Дуглас нещадно трясло, радиосвязь была запрещена и вскоре звено рассеялось над невидимым через толстый слой облаков, но не ставшим от этого менее бескрайним - драным ковром Чукотской тундры и мелкосопочника.

А потом пришла беда. Напрасно Серёга пытался оживить систему подачи топлива, водя пальцем по схемам с английскими наименованиями, оба мотора встали, и новый, но уже бесполезный продукт заводов мистера Боинга в Сиэтле начал бессильно планировать, теряя высоту.

Удар был страшен. Укутанная облаками сопка встретила фронтальный таран машины без особой реакции. Бомбардировщик, смяв оба крыла отрикошетил под мелким углом и рухнул в русло безымянного ручья струившегося тут тысячи лет, промерзая до дна морозными зимами. Налитый "до краёв" авиационным высокооктановым бензином Дуглас взорвался осветив сумрак полярного вечера и нижнюю кромку облаков жёлтым и красным.

Серёга выжил чудом. Сидевший в рубке стрелка на "горбе" бомбардировщика он был выброшен вместе с вырванной с корнем сдвоенной скорострельной пушкой через плексиглаз блистера. Придя в себя и скрипя зубами от боли во всём теле он долго с неверием смотрел вниз, где в шкварчащем костре исчезли его фронтовые друзья и всё, что могло ему помочь выжить.

……………………………………..

Вот уже две недели Серёга брёл на Юго-Восток, туда, где по его подсчётам должен был быть Анадырь, а там люди, там тепло, там спасение. Зная что никто не будет искать их самолёт, он похоронил всё что осталось от экипажа - и пошёл. Его кожанка была посечена плексиглазом. Вся правая сторона тела была сплошным синяком. Он подозревал что у него сломано по крайней мере одно ребро.

Он двигался очень медленно, пробираясь вдоль ручьёв переходящих один в другой. Сопки были усыпаны брусникой и голубикой, так что он не голодал. В его ТТ было 7 патронов, так что он не боялся волков. Он боялся холода. Погода не баловала его, каждый день шёл то редкий то всё усиливающийся дождь. Ночью ударяли заморозки. Правда это была и помощь, с каждым днём он всё меньше страдал от укусов гнуса.

Серёга не знал, как далеко он от Анадыря, или от побережья. Сопки постепенно становились ниже и ниж,е с проплешинами тундряка и кочки. Боль, поначалу острая, пульсирующая при каждом шаге в грудной клетке и голове притупилась, а вместе с ней и сознание. Он долго не мог согреться по утрам. У него был огонь, но не из чего было сделать костёр. Самым крупным растением был голубичник.

По его подсчётам сегодня было 13 Сентября. Сопки остались позади, и это было хорошо и плохо одновременно. Хорошо потому что равнина означает что где то рядом река. Плохо потому, что его обувь совершенно не годилась для ходьбы по чавкаюшей тундре.

Когда Серёга проснулся дождя не было, но было холодно, зверски холодно. Разлепив глаза он посмотрел на север. Низко-низко над тундрой плотной стеной шли чёрные облака. И сама тундра в той стороне вдруг побелела.

В воздухе пахло снегом.

Серёга понял что ему никогда не увидеть Машеньки... Если он хоть как-то мог пробираться по тундре до сих пор, идти по снегу без огня и еды в том, что осталось от его одежды - верная смерть..........

Позднее этим днём на Брайко набрели два охотника эвена, издалека разглядев его согнувшуюся чёрную фигуру бредущую по белоснежной тундре - и он встретился с Машенькой. И ещё он прошёл войну до победного конца, пережил смерть Сталина и смерть Машеньки. Вырастил дочь. Выжил в перестройку. Но каждую осень, когда в воздухе появляется запах снега, он выходит на крыльцо в своей линялой телогрейке и невидящим взглядом устремляется в своё далёкое прошлое.

March 23 2007

Puyallup

Victor Urusov