Ребрендинг Моськи

Антон Павлович Чернышов вошел в аудиторию в бодром расположении духа. День был не самым худшим: сегодня к нему на занятие пришли сразу пять человек. Курс «Практика рекламы» не пользовался популярностью у студентов. Они считали Чернышова старомодным, да и сам он, по чести сказать, взялся вести практикум, только чтобы набрать часы. Будущие акулы пиара предпочитали приходящих сотрудников агентств, с их рассказами о рекламных косяках - слоган «Обуем всех» для сети обувных магазинов - и тупости заказчиков. Конечно, перед началом курса Антон Павлович перечитал всю возможную литературу. Все ли он понял из прочитанного, сказать трудно, но большинство примеров доцент почерпнул из книги по семиотике некогда популярного итальянца, любителя цветов и имен, чье имя у самого Чернышова вызывало ассоциации с янтарем, а фамилия – с организацией «зеленых».

- Итак, тема нашего сегодняшнего занятия – ребрендинг. Мои коллеги на лекциях, я думаю, достаточно подробно объяснили содержание этого понятия. Сегодня мы с вами попробуем пощупать его на практике.
 
В аудитории раздался смешок. Манера речи сорокапятилетнего доцента была вечной темой для шуток и анекдотов. Антон Павлович сделал вид, что не заметил, и продолжал.

- Сегодня мы с вами проведем ребрендинг Моськи. Не моей, к сожалению, а крыловской.
- Профессор жжот, - прошептал кто-то в кулак.
- Долгое время образ этого персонажа вызывал крайне негативные ассоциации. И сегодня вам придется изрядно поработать над Моськиным лицом.
- Антон Павлович, а зачем? – отличница Лена посещала все занятия Чернышова, да и вообще, все занятия. Вот и сейчас она смотрела на преподавателя честными глазами – ни капли издевки.
- Ну, представьте себе, что это заказ министерства образования. – Доцент не прочитал в глазах студентов никакого энтузиазма и попытался включить воображение. – Или, скажем, фонда Сороса. К примеру, в результате исследований удалось установить, что именно прочтение этой басни и ее школьная интерпретация серьезно влияет на менталитет российских детей. И с целью коррекции менталитета необходимо срочно выправить репутацию Моськи. Усекли?
- Наверно, - неуверенно сказал кто-то.
- Хорошо. Я думаю, будет понятнее на конкретном примере. Первый ребрендинг проведу я. Итак, для начала следует уяснить, чем плох существующий имидж персонажа знаменитой басни. Лена.
- Моська лаяла на слона, чтобы показать свою значительность перед другими собаками. В то время как слон ей не мог ответить, да и смысла в этом никакого не было, - бойко отрапортовала отличница Лена.
- Да, так нас учили в школе. Но. Знаем ли мы, зачем она лаяла на слона на самом деле? И на слона ли лаяла? Быть может, бансописец вкладывал в эту историю совсем другой смысл? Представьте: слон на улице российского города. На улице, заметьте, девятнадцатого века. На булыжной мостовой. Ему больно. В холодной северной стране. Его водят на цепи, как преступника. Огромное свободолюбивое животное. На слона ли лаяла Моська? Нет, дорогие друзья, конечно же, нет. Моська лаяла на тех, кто вел этого закованного в кандалы, словно каторжника, слона. Она выражала свой протест. Она подавала свой голос в защиту угнетенного, великого, но бессильного животного. А, значит, этот персонаж нужно ставить в один ряд не с помещицей Коробочкой и Тяпкиным-Ляпкиным, а с Мцыри и Базаровым. Но ее голос, как и голос других прогрессивных собак той эпохи, услышан не был. И так далее, и тому подобное… Ну, кто пожелает продолжить?

Эстафету перехватил Денис, молодой парень с серьгой в ухе и буквой «А» на рюкзаке, поклонник Кастанеды и Кропоткина.

- Образ слона – это образ государства. Огромного, неповоротливого и сметающего все на своем пути. Государство – слон в посудной лавке. В нашем случае на улице. Его водят «напоказ», то есть для устрашения. Моське, конечно, такое положение дел не нравится, и она лает на слона. Моська, наверно, думала, что другие собаки ее поддержат, и вместе они хорошенько покусают слона за ноги, а то и совсем загрызут. Но, как всегда, у нас желающих лезть под ноги слону не находится.
- Молодец, Денис! Неплохо, неплохо. Что ж, раз начали с политических версий, давайте продолжим. Люба!
- Я бы объединила две предыдущие версии. Да, Моська лаяла на слона. Но не только по политическим мотивам. Слон - это признанный авторитет. Моська – это символ свободы слова, свободы самовыражения. Что же, если слон, уж и полаять на него нельзя? Таким образом, Моська – предтеча демократии в России. Вполне логично, что в советское время образ Моськи подвергся репрессиям…
- Есть версия, - перебил Любу Денис, - Что на одном из заседаний бюро ЦК Сталин бросил Троцкому: «Тоже мне, Моська выискалась!» Естественно, после победы Сталина это выражение стало крылатым и негативные коннотации перешли на трактовку всего образа Моськи.
- Я, кажется, никого не перебивала, - игра, похоже, увлекла студентов. – Так вот, если мы хотим жить в нормальной стране, мы должны научиться выслушивать критику, а не вешать ярлыки вроде «Ах, Моська, знать она сильна». Видимо, именно это и хотел сказать баснописец.
«Господи, какой херней я занимаюсь! Ребрендинг! Идиотизмус! В мои времена это называлось интерпретацией художественного текста. Кого мы обманываем?»
- Ну что ж, есть ли еще варианты?

Слово взяла Алена, серая мышка с замшевой сумочкой и яшмовыми камушками в ушах.

- Я думаю, что Моську можно было бы сделать символом политкорректности. Ясно, что она принадлежит к меньшинству, и при этом осмелилась залаять на слона, который во много раз ее сильнее. Мне кажется, Моська заслуживает всяческого уважения.
- А мне кажется, - не удержалась и отличница Лена, - нельзя забывать и о половой принадлежности Моськи. Она – в первую очередь женщина. А слон – это мужское эго. На протяжении веков такие слоны подавляли женское начало и решали все проблемы силой. «Слон и Моська» - это басня о росте женского самосознания.
- Фаллоэгоцентризм, - хихикнул продвинутый Денис. – Слон хотел изнасиловать Моську, а она лаяла и отбивалась!
- Так-так, а вот фантазию нужно умерить.
- Антон Павлович, у нас в лекциях записано, что во время мозгового штурма при разработке концепции ребрендинга нельзя исключать никакие версии, даже самые сумасшедшие. Потому что…
- Давайте все-таки останемся в рамках приличия! И вообще, запомните одну вещь. Ребрендинг, неребрендинг – Моська она Моськой была и Моськой останется! А слон останется слоном.

Звонок прервал малоувлекательную дискуссию, студенты вскочили со своих мест и загалдели. Собирая вещи в портфель Антон Павлович услышал возглас Лены "А у нас в Израиле пара?". Он еще хотел переспросить, но постеснялся и решил, что просто ослышался. А еще через пару и вовсе забыл эту историю.

В квартире было пусто. Жена Чернышова уехала к маме - на другой конец города. За последнюю неделю это был уже третий визит, причем у мамы супруга каждый раз оставалась ночевать. Доцент с грустью подумал, что еще пару лет назад к маме ее было не затащить даже на день рождения. Впрочем, может оно и к лучшему, говорить с женой все равно давно уже не о чем. И все-таки когда рядом хоть какая-то живая душа, как-то спокойнее. Чернышов сунул босые ноги в тапки, взял стакан чаю и подошел к окну. На улице темнело.

Почему-то в последние годы темнеть начинало как-то раньше и раньше. Вот в молодости, помниться, можно было гулять всю ночь напролет, и солнце, казалось, не садилось вообще. Наверно просто теперь оно не садится для его студентов. Чернышов разложил постель и забрался под одеяло. Из края одеяла он соорудил подобие белой крепости, в которую водрузил недопитый стакан, и открыл книжку рассказов Борхеса. Прочитав про лабиринт, вавилонскую библиотеку и драку на ножах в южноамериканском клубе, доцент погасил свет и попытался уснуть. Ворочаясь, он представлял себя латинским мачо, а девушка из рассказа великого Хорхе была похожа на студентку Лену. В рассказах Борхеса была какая-то загадка, которую, как думал Чернышов, не смог разгадать ни один литературовед. Он почему-то вспомнил старый театральный прием: когда пьеса не идет, нужно включить в нее маленькую белую собачку. Зрители, увидев животину на сцене, подумают, что собака забрела случайно. В ожидании какого-нибудь конфуза они будут просто следить за ее хаотичными передвижениями и не заметят фальши в игре актеров. А критики начнут гадать, какую роль она играет в пьесе и что хотел сказать режиссер. И, разумеется, выдумают свое объяснение. У Борхеса, как думал Чернышов, следы собачки были едва заметны. Только самой собачки не было. И это представлялось ему высшим признаком мастерства.

Одеяло и ночь обнимали Антона Павловича ласковым теплом, волны сна бились в приятные видения, когда в дверь неожиданно позвонили. Еще не очнувшись от дремы Чернышов выскочил в прихожую. Пластиковый хруст выключателя и холодный свет вернули в реальность. Кутаясь в одеяло и отгоняя мысли о затоплении соседей снизу, Антон Павлович приоткрыл дверь на цепочке. 

Чернышов ахнул - вместо соседки снизу на площадке стояла отличница Лена. Он попытался натянуть одеяло на ноги, но вместо того обнажился до пояса, забомотал извинения, как будто бы он, а не студентка, ломился в чужой дом посреди ночи.

- Антон Павлович, вы извините, я просто проходила мимо, а тут за мной собачка увязалась, щенок совсем, и так жалко, так жалко стало. Она скулит, видно потерялась, а я с хозяйкой живу, она собак терпеть не может, у нее аллергия на шерсть. Я подумала, может вы чем-то поможете, вот и зашла, простите ради бога.
- Да-да, конечно, - забормотиал смущенно Чернышов, - я только оденусь, вы подождите минутку, - и бросился в комнату натягивать трико. Мысли в его голове неслись кувырком - лена, собачка, Борхес, театр, лекция, жена уехала - все смешалось в одну кучу. Доцент открыл дверь и выглянул на площадку. Никого не было. Этажом ниже раздался какой-то визг. Убежала? Ну конечно, он слишком долго одевался! Быстро надев ботинки на босу ногу, Чернышов побежал по темной лестнице. Никого. Собака скулила где-то внизу.

- Лена, вы где?

Чернышов пробежал еще несколько пролетов и уперся в железную дверь на первом этаже. Испугалась? Выбежала на улицу? Кнопка домофона отозвалась как-то неприлично - собачьим лаем, но Чернышов уже не обратил на это внимание. На улице было темно, лишь вдалеке под неверным светом фонаря мелькнула фигура уходящей девушки. Под ее ногами маячило маленькое белое пятно.

- Лена, да постойте же вы! Я возьму эту собачку! - Но девушка уже покинула освещенное место. Не помня себя, Чернышов бросился в погоню.

Двор, арка, еще двор, еще арка, и Чернышов выскочил на ярко освещенную улицу, по которой днем шел нескончаемый поток машин. Сейчас улица была пустынна. Ни Лены, ни собаки не было. Тверская - понял доцент, и в этот момент он услышал бой часов. Кремлевские куранты звучали торжественно и мрачно, как в новогоднюю ночь. Ноги почему-то нестерпимо заболели, словно ботинки вдруг стали на размер меньше. Чернышов посмотрел вниз и увидел, как старые ботинки трескаются, а из них появляются - нет, не пальцы, а какая-то серая бесформенная масса. Еще миг, и обувь разлетелась в клочья, а за ней и штаны, Чернышов хотел схватиться за причинное место, но не смог. Руки перевесили, и он упал на четвереньки.

- Мама! - хотел закричать Антон Павлович, но вместо этого под двенадцатый удар курантов его нос издал рев, похожий на звук старого пионерского горна. Земля стремительно удалялась, нос вытягивался, Чернышов с ужасом посмотрел в зеркальную витрину какого-то банка и увидел в ней отражение огромного серого животного.

Антон Павловчи еще не успел осознать весь ужас произошедшего, когда Тверскую залил озорной лай, а из всех ближайших переулков посыпались маленькие белые псины. Бежать было некуда - лохматая масса заполнила улицу, а вскоре сотни собачьих зубов вцепились в ноги доцента. Это не было больно, скорее - неприятно и страшно. Опоздавшие псины лезли по спинам собратьев, прыгали, новоря вцепиться повыше. "Этак они бог знает куда доберутся", - с тоской подумал Чернышов и снова посмотрел в витрину. И верно - собаки, разевая пасти, прыгали между ног доцента, стараясь дотянуться до полового органа. К счастью, это им пока не удавалось.

"Надо подумать, просто надо подумать. Это абсурд. Этого не может быть. Так, пожалуй, есть две гипотезы, - бешенно соображал Чернышов. - Значит так. Гипотеза первая: я сошел с ума. Но из-за чего? С ума сходят по какой-то веской причине. День сегодня был совсем обычный. Дурацкая лекция, ужин, лег спать, Лена эта из Израиля заявилась. Нет, я не похож на психа. Гипотеза вторая: я сплю и мне все это снится. Ну конечно: скорее всего, во сне у меня затекли ноги, обычно при этом возникает такое мелкое покалывание. А мой мозг наложил на это ощущение воспоминания о прочитанной лекции, тайное желание красивой студентки и все такое. Но ведь во сне мысль о том, что ты спишь и все это снится невозможна! Хотя... Значит, этих собак просто нет, и если я сейчас вот так начну их топтать, то, скорее всего, затопчу, а потом проснусь".

Чернышов топнул разок и услышал снизу жалобный визг. Топнул еще - визг повторился.

- Вдооооль поооо Питеееерской! Пооооо Тверскоооой-Яаааамской! - затрубил доцент, остервенело вколачивая в асфальт пудовые ноги. Капли крови с белыми ошметками летели на витрины, на припаркованные автомобили и долетали до рекламных щитов. Чернышову стало весело. Он зря боялся - здесь нет никого сильнее него. Он, он один был хозяином этого спящего города. Эх, попадись сейчас эта Лена! Через пару минут армия мосек капитулировала, а уцелевшие собачонки порскнули в разные стороны. Доцент заметил, что несколько тварей залезли под машины. Уже никого не стесняясь, Антон Павлович подошел к черной "Киа" и сел на капот массивным задом. "Совсем как в той рекламе пежо. Или рено?"

- Антоша, Антоша, хватит, - Чернышов обернулся. За его спиной, посреди луж крови и перевернутых машин, стояла молодая слониха.
- Лена? - злость доцента куда-то пропала. - Ты это специально все устроила?
- Ну конечно, мой хороший. Пойдем ко мне.
- Пойдем. Хотя нет, постой, а зачем ты собиралась в Израиль?
- Глупый, - Лена погладила хоботом щеку Чернышова, и тому показалось, что ничего приятнее с ним никогда не случалось. - Я спросила: "У нас физра или пара?"
- И что у нас?
- У нас - пара.
- Слушай, а это правда не сон?
- Нет, Антоша, это не сон.

Чернышов вышел из ворот больницы и поежился от холода. Не май месяц. Уже не май. Вернее, октябрь, а одежда-то осталась майская. Принести вещи на выписку было некому. Жена приезжала в больницу только один раз. Сказать, что последний год она ездила ночевать вовсе не к маме. И теперь выходит за немаму замуж. Потому что беременна.

Денег на проезд не было, и полтора часа Антон Павлович добирался домой пешком, далеко обходя прохожих с собаками. Квартира встретила его запахом плесени и пустой вешалкой в прихожей. Также исчезли телевизор и стиральная машина. Телефонная трубка под шелковым слоем пыли намекала на долгое одиночество. Чернышов вскипятил чайник, засыпал (эту привычку он приобрел в психушке) заварку прямо в стакан и стал ждать, наблюдая, как вода впитывает из чаинок сосново-красный цвет. Черные чаинки поднимались со дна и парили над слоем заварки как птицы на закате. Надо бы позвонить на кафедру, вяло подумал Антон Павлович, но телефон зазвонил сам. Какое-то время Чернышов рассматривал трубку, и, когда казалось, что на другом конце провода уже готовы отключиться, ответил.

- Чернышов слушает.
- Антон Павлович? - пролепетал незнакомый женский голос. - Простите... Вы меня наверно не помните. Это студентка Елена Слонова, вы у нас читали практику рекламы. Я... меня...
- Лена? А вы не могли бы ко мне приехать?
- Приехать, к вам... А это удобно?
- Конечно, пишите адрес. 

Чернышов положил трубку, взял стакан чая и отхлебнул. Что это было? Очередная галлюцинация? Кто знает. Да так ли это важно, подумал доцент, и пошел в ванную за тряпкой - стирать пыль к приходу Лены.