История пакета

 
 Пакет был белый с сине-красной надписью «пепси» и стоил полтора рубля. Покуда его не купили, он висел на крючке в магазине в пачке таких же пакетов-близнецов. Когда его купили, он обрадовался – наконец-то начиналась жизнь. А купили пакет, чтобы нести в нем арбуз. Когда арбуз оказался в пакете и поплыл куда-то несомый в руке, пакет возгордился, не каждый мог похвастаться таким крупным, тяжелым и сладким содержимым. Пакет даже стал чваниться, небрежно отвечая на приветствия других встречных пакетов, которые не могли похвастаться ни формой, ни содержанием. А возгордившись, не сразу заметил, что дело плохо: ручки его были склеены и одна склейка стала расходиться, потому что арбуз был тяжелым. Пакет перепугался, стал изо всех сил сдерживать склейку, но она продолжала расходиться. От чванства пакета не осталось и следа, встречные пакеты понимали, в чем дело, и не всегда сочувствовали. Пакет приготовился к худшему: ручка порвется, следом вторая, арбуз упадет, разобьется, и тогда пакет могут выбросить с разбившимся арбузом – на этом кончится и жизнь пакета. Тогда он сосредоточил силы на второй, целой ручке, чтобы она сразу не порвалась следом за первой. И это было верно, склейка порвалась, но целая ручка выдержала ношу. Хозяин заметил, опустил арбуз в пакете на скамью и просто перевязал порванную ручку узлом, проверил прочность и понес покупку дальше. Так пакет стал инвалидом.
Теперь он не чванился, он честно делал свою работу и еще думал, что если после того, как арбуз доставят до места, а его выбросят на свалку (кому нужны пакеты-инвалиды) то все равно жизнь будет прожита не зря, в нем принесут большой круглый сладкий арбуз.
Арбуз благополучно прибыл на кухню, пакет освободили, и он приготовился к худшему: попасть в серый мусорный одноразовый пакет – могилу старых порванных пакетов и другого мусора. Но ему повезло, пустой его положили в большую черную дорожную сумку.
В сумке лежало много пустых пакетов и мешочков, в некоторых оставались крошки и прочая мелочь. Пакет удивился возрасту своих соседей, некоторым было по году и даже больше, многие были с дырками, разрывами, но все еще жили, потому что их для чего-то сохраняли. Самым старым ветераном был когда-то цветной пакет с фотографией натюрморта, но от вытертости рисунок было не разобрать, и весь он был в дырках и трещинах. В нем лежали кипятильник, кружка, несколько карамелек, целые пакетики быстроразваривающейся лапши и другие пакетики и мешочки. Ветеран вздыхал:
- Пережил я уже все сроки, скорей бы помереть…
Новый пакет вежливо спросил:
- А почему вы торопитесь на свалку, ведь наш долг и наше счастье служить хранению и переноске продуктов, и вам это доверяют до сих пор. Вы должны гордиться.
- Эх, молодежь, - возразил ветеран. – Всему свое время, время жить и время умирать, время гордиться исполнением долга, и время уставать от долга. Я устал, к тому же видишь состояние моей пленки – дыра на дыре. Чем уж тут гордиться? Я устал и хочу на покой.
Молодой пакет, хоть уже и был инвалидом, не понял ветерана, но из вежливости промолчал.
Потом в сумке добавились еще пакеты, наполненные, печеньем, карамелями, чаем, и пакетики с одноразовым кофе. В другие было положено белье, а в одном, который положили в отдельный карман сумки, были лески и крючки. После этих изменений ветеран сказал:
- Значит, скоро поедем…
- А куда? - с волнением спросил молодой пакет-инвалид со связанной ручкой и надписью «пепси».
- В командировку…
- А куда в командировку? – опять спросил молодой пакет.
- Приедем – увидим….
И правда, через день сумка оказалась в вагоне, в верхнем багажном отделении купе. Когда поезд тронулся, дырявый полиэтиленовый пакет-ветеран освободили, продукты переложили с белый со связанной ручкой, а сам пакет положили на столик.
Когда освобождали старый пакет, молодой извинился перед ветераном:
- Я очень сожалею, но обещаю честно исполнять долг, как и Вы…
Ветеран помедлил и со вздохом сказал:
- Не стоит извинений, всему свое время… желаю мягкой поклажи и сглаженных углов.
За время поездки из пакета продукты только доставали, и, лишь когда сумка покинула вагон, в него добавили полбуханки хлеба. В это же время в сумку положили еще один полиэтиленовый пакет, точнее мешочек, с надписью «Дальневосточная железная дорога».
Потом сумка долго ехала на автобусе и, наконец, оказалась в небольшом домике. Сумку освободили, продукты из пакета вынули и разложили на полке, а пакет скомкали и засунули в угол на той же самой полке. Пакет обиделся, он бы предпочел, чтобы его повесили на гвоздик, но решил напрасно не огорчаться, тем более, что обнаружил рядом дырявого ветерана.
- Опять не дают умереть, опять что-нибудь положат, - посетовал тот.
- А что тут могут положить? – спросил белый инвалид.
- Не знаю, но скорее всего понесут на рыбалку. Прошлый раз во мне несли немного продуктов, а в соседнем – банку с червями…
Случилось, как и предполагал ветеран. В старый пакет что-то положили, а белый оставили пустым, но тоже взяли с собой. Через некоторое время пакеты оказались на берегу, здесь их положили на камень, и белый, чтобы не сдуло ветром, придавили небольшим камешком. Рядом было море, оно шуршало, шипело, бухало и брызгало большими солеными каплями. Белый пакет с надписью «пепси» огляделся, хотя видел он плохо, лучше слышал и чувствовал запахи, но разглядел, что лежат они в основании скалистого утеса на каменной плите, а море бескрайнее и очень неровное из-за волн.
- Сильный накат, - сказал кто-то, - на пляже рыбачить бесполезно, только здесь со скалы.
Пакет вдыхал запахи моря, часто на него попадали брызги, но ветер здесь за утесом был слабый, и края пакета, выступающие из-под придавливающего камня, лишь чуть-чуть шевелились. И это было хорошо, потому что если бы ветер был сильный , края пакета трепыхались бы и пленка стала истираться. Соседний дырявый пакет часто открывали, что-то брали из него, что-то живое, и белый пакет спросил:
- Что в вас положили?
- Не знаю, - ответил дырявый ветеран, - что-то живое, но оно шершавое и не шевелится.
 Потом был возглас:
- Вот это окунище! Наверно целый килограмм, - и рядом на камне затрепыхалась рыба. Затем эту рыбу, еще живую, положили в белый пакет, а сам пакет подняли повыше и засунули в расщелину.
От слова «окунище» пакет перепугался. Он еще не носил в себе окуней, но память предков хранила сведения о колючих рыбах, от которых пакеты прокалываются, рвутся и быстро умирают. Но опасения, к счастью, не оправдались, морской окунь оказался не колючим, плавники и жабры были гладкими, а сама рыба склизлой и приятно прилипала к пленке. Рыба еще периодически трепыхалась, из-за этого пленка – кожа пакета терлась о камень, но скоро рыба утихла.
А потом море громыхнуло особенно сильно, вода достала до расщелины, окатила белый пакет, потянула за собой, но он удержался. Хозяин чертыхнулся:
- Черт! Ну, волна! Все ноги промочила и червей смыла. На сегодня рыбалка кончилась, хорошо, рыба осталась.
И скоро в пакете понесли рыбу. Пакет мог гордиться, несмотря на инвалидность, он исполнял долг, но гордиться было не перед кем, и он стал думать о старом ветеране.
Значит в нем, все-таки, были черви, и его вместе с этими червями смыло в море. Теперь волны истреплют его о прибрежные камни окончательно, и он умрет. В общем, достойная смерть, не на какой-нибудь свалке. А самой достойной смертью считалось сгореть, в огне. Когда полиэтилен сгорал, он превращался в воду и углекислый газ и выделял немного химической гадости. Гадость – это плохо, но главное – вода и газ, они были исходными составляющими жизни. Вода и углекислый газ когда-нибудь попадут в круговорот живого вещества, и тогда молекулы и атомы полиэтилена перейдут в жизнь, и станут бессмертными. Это была мечта всех пакетов – из синтетики перейти в живое вещество.
Рыбалки повторялись ежедневно, к вечеру пакет оказывался на берегу, а когда начинало темнеть, его с пойманной рыбой несли обратно. После того как из пакета вынимали рыбу, его прополаскивали в пресной воде от рыбьей слизи и подвешивали на веревку, а на следующий день вновь брали под рыбу. Черви теперь носили в тонком прозрачном одноразовом упаковочном мешочке, мешочек быстро истирался, и его заменяли другим таким же.
Во время рыбалки, если накат был сильным, пакет лежал на скале, обычно в расщелине. Когда волны были небольшими, он лежал на пляжной гальке. На пляже клевало лучше, и после таких рыбалок в пакете несли не меньше десятка окуней. Кроме окуней еще ловились морские ерши, они были поменьше окуней, и у них были желтые брюшки, а у окуней – белые, но и морские ерши не были колючими. Несмотря на то, что поклажа была мягкой и гладкой, пакет изнашивался, он протирался на шершавой скале, да и пляжная галька не всегда была круглой. Пакет старел. Он уже не слишком гордился исполнением долга, да и гордиться особенно было не перед кем, на берегу и по дороге к морю попадались лишь старые брошенные пакеты, мертвые.
На берегу моря, пока в нем не было рыбы, пакет наслаждался покоем, шорохом волн, криками чаек, влажным пахучим воздухом и даже солеными брызгами, которые на него нередко попадали. Море было вечным, и пакет думал о вечности. Когда же в него начинали складывать рыбу, он волновался, что ее окажется слишком много, и может не выдержать целая пока ручка. В общем, пакет жил, были радости, заботы и тревоги.
Но однажды вечером, после прополаскивания в пресной воде, в пакет положили шершавый кустик, и пакет с поклажей поместили в холодильник, в нижнюю овощную коробку. Кустик пахнул морем и был живым. Пакет не сразу, но понял, что это такое, это были черви, морские черви. Они жили в кожистых трубочках, которые сами и строили. Трубочки своими основаниями соединялись наподобие пучка или кустика. В трубочках черви прятались от рыб и других любителей свежей червячинки, но человек отдирал их от камней и свай, где они прилеплялись, вместе с их домиками.
 В холодильнике черви переговаривались между собой, жаловались на духоту, отсутствие воды и голод. Но когда хозяин приходил на берег моря, он зачерпывал в пакет морской воды, черви успокаивались, приободрялись, но когда вода стекала через дырочки и потертости пакета, опять начинали сетовать на жизнь. Пакет понял, почему теперь в него кладут не рыбу, а червей, он стал очень дырявым и удобным для прополаскивания червей, раньше эту роль исполнял ветеран.
А рыбу в тот вечер складывали в другой пакет, тот самый, с надписью «Дальневосточная железная дорога». Он вообще-то был даже не пакет, а одноразовый мешочек, в котором пассажирам выдают постельное белье. Жизнь таких мешочков совсем короткая, но этому повезло, жизнь его продолжалась. Мешочек чувствовал свою ущербность перед пакетом, потому что у него не было ручек, он страшно комплексовал, хотя пакет отнесся к новому соседу вполне дружелюбно. Мешочек же дружелюбие пакета принял за слабость и повел себя крайне глупо, потому что решил набивать себе цену. Сначала заявил, что он знаком с настоящим американским пакетом, с которым бок о бок прожил целый год. Что тот пакет был очень крутым, но при этом уважал его, потому что он, мешочек, отгораживал американского соседа от всякой грязной рваной черни. Потом заявил, что он и сам иностранец, путешествовал со своим хозяином, и тот его потерял. Затем сказал, что стоит он целый доллар, а поскольку пакет с надписью «пепси» не возражал, поднял себе цену до трех долларов, а потом и до пяти, потому что он эксклюзивный, индивидуального изготовления, и русская надпись на нем сделана специально в Америке, чтобы хозяин на каждой новой железной дороге доставал соответствующий мешок с бельем. Пакет понимал, что его сосед несет ахинею, но не возражал, он даже немножко жалел глуповатый мешочек. А мешочек начал чваниться, что здесь рядом с какими-то престарелыми инвалидами он случайно, и ему отведена более почетная роль, непременно как завтра же его отложат в коллекцию и сдадут в музей на вечное хранение и обозрение. Белому пакету это в конце-концов надоело и он сказал, что таких эксклюзивных в каждом вагоне штук по двести, и после того, как из них вынимают простыни и наволочки, их выбрасывают или используют под мусор, а потом, опять же выбрасывают, но с мусором.
Получив достойный отпор мешочек надолго замолчал. А пакет думал, почему некоторые не могут жить спокойно и уважать окружающих, непременно хотят унизить ближних и этим заявить свое превосходство. И так себя ведут совершенно никчемные упаковки, как этот одноразовый мешочек. Уж если тебе повезло и ты из одноразового стал многоразовым, можешь по крайней мере этим и похвастаться, это будет правда, хотя любой пакет украшает прежде всего скромность.
Тут пакет вспомнил, как сам, будучи новым, чванился своей первой ношей – арбузом, ему стало немного совестно и даже жаль мешочка. Потом подумал:
- А ведь я и вправду стар, стал как решето и пригоден только для прополаскивания морских червей. Когда эти рыбалки закончатся, кончится и моя жизнь.
 Мысль эта его ничуть не напугала, он вспомнил, что так же об этом говорил и старый ветеран: время жить – и время умирать. И сам он прожил немало, принес арбуз, много раз носил рыбу, а теперь хранит червей, более чем достаточно для жизни одного пакета. А когда приходит старость, не стоит из кожи лезть и пытаться продлить свою жизнь, надо уступить молодым. Важно не только исполнить долг, но и вовремя уйти, без страха, суетливости и жалких попыток доказать свою нужность. Молодые новее, чище, крепче, им – время жить.
 Так думал белый пакет с надписью «пепси» и связанной ручкой. Он немало пожил и послужил, и может умирать спокойно.
 На следующий день мешочек из-под постельного белья исчез, а рыбу складывали в другой пакет. Он был почти новым хотя со рваным лоскутом в верхней части. На пакете была фотография какой-то девушки-модели. Первое время новый пакет молчал, молчал и белый пакет с надписью «пепси», после вчерашнего соседа он не стремился к общению. Новый пакет заговорил первым:
- Раз уж нас свела судьба, давайте познакомимся…Нина…
- Пакет, - сказал пакет.
- Неужели просто пакет? – удивился новый сосед, - а имени у вас нет?
- Нет, - ответил пакет.
- Но на вас же есть надпись, давайте я буду называть вас Пеп, это истинно мужское имя. Вы не против?
Пакет задумался, зачем ему имя.
- Почему вы не отвечаете? Это невежливо, ведь я, все-таки, дама, - обиделся новый пакет.
- Прошу извинить, - ответил пакет, - я согласен, Пеп так Пеп.
- А меня зовут Нина, потому что на мне изображение фотомодели, ее тоже зовут Нина. Правда, она ничего? Вы как мужчина должны это оценить…
Вот оно что, подумал пакет, кроме того, что я Пеп, я еще и мужчина. Вообще-то пакеты бесполые, и размножают их люди на своих заводах, но ходили слухи о романах, когда рядом оказывались пакеты, на одном из которых была изображена женщина, а на другом мужчина. Хотя романы были, скорее всего, не между пакетами, а между духами их изображений.
- Я здесь новенькая, - сказала Нина, расскажите, что нам предстоит?
- В вас будут носить рыбу, а во мне червей…
- Да, не лучшая доля, - вздохнула Нина. – А вы знаете, какие прекрасные вещи я носила раньше: косметичку, губную помаду, расческу и кошелек, полный денег.
- А много было денег? – спросил пакет
- Очень много, миллион…
Пакет подумал, что миллион не войдет не то что в кошелек, но даже в пакет, но спорить не стал, если сосед считает себя женщиной, лучше не возражать.
- А какая у меня была жизнь, - продолжала хвастать Нина. – Меня держали на коленях, я ездила в машине и занимала целое сиденье…. И надо же, такая досада, меня потеряли…
И эта туда же, с досадой подумал пакет, вспомнив вчерашнего соседа. Тут же понял, что думает о ней в женском роде, и сам себе удивился. Потом спросил:
- Потеряли вместе с кошельком?
- Нет, кошелек из меня вынули, во мне тогда вообще ничего не было, меня унесло ветром… Но я была уверена, что жизнь моя не кончится, я абсолютно новая и у меня оторван всего лоскуток. Я знала, что понадоблюсь, и я не ошиблась.
Лоскуток был размером с человеческую ладонь и приходился на прическу модели, когда ветром этот лоскут отгибало в сторону, модель теряла полголовы. Пакет подумал, и почему некоторые так стараются показаться лучше, чем есть на самом деле. Пыжутся, лезут из кожи вон, чтобы убедить других, что они лучше, новее, дороже стоят. Зачем? Довольствуйся тем, что ты сам собою представляешь, честно исполняй долг, и тебя оценят без твоих ненужных усилий. Это была философия пакета.
- Конечно, носить в себе рыбу и лежать на камнях – не лучшая доля, но я не привередлива, - продолжала Нина, - Если уж так вышло, буду исполнять, что поручили. В конце-концов, нашу судьбу определяем не мы сами, а хозяин…
 А это вполне разумно. Даже странно, что после такого начала в ее голове могут быть вполне здравые мысли, - подумал пакет и опять удивился, что уже думает о ней не иначе как о женщине.
Когда в новый пакет положили пятую или шестую рыбу, она заволновалась:
- А сколько их будет? Я же не безразмерная…
- Самое большое в меня клали восемнадцать штук, ответил Пеп.
- И вы их все унесли?
- Нет, оставили только пять, других кому-то отдали здесь, на берегу.
- Надеюсь, что и меня не перегрузят. Когда однажды хозяйка купила пять килограммов помидор, она поддерживала меня за донышко, чтобы я не порвалась, она меня очень берегла…
Нина спохватилась, что сболтнула лишнее, и сейчас ее сосед посмеется над ней, но он молчал, а почувствовав, что соседка в замешательстве, сказал:
- Да, хорошо, когда хозяин бережет тебя. С таким хозяином можно прожить очень долго.
Нина успокоилась и стала рассказывать что-то еще о своей прежней красивой жизни, но пакет не слушал, он думал о своем. Да, - размышлял он,- старость – не лучшее время, и пакеты со старостью не становятся лучше. Но зато, есть что вспомнить из прошедшей жизни, и если ты мудр, то обретаешь покой. Молодым – суетливое счастье, старым – счастье покоя.
- Пеп, вы меня обижаете, вы совсем меня не слушаете, - прервала его размышления Нина.
- Простите, кажется, я задумался, - сказал пакет.
- Обидно, придется все сначала… Так вот, когда я еще была в магазине, и меня не купили, ко мне клеился один пакет. Вы должны его знать, который рекламирует сигареты «Кэмел». Но я ему сказала, что он, конечно, красавчик и редко какая девушка устоит перед ним, но только не я. Мне нужен бывалый, надежный, пусть он будет старым и даже инвалидом, но мне нужен именно такой, а не какой-нибудь новый красавчик, который еще неизвестно на что понадобится. – Нина помолчала и добавила. – Если бы на его месте были вы, умудренный, проверенный, надежный…
Пакет промолчал, он не привык, чтобы его хвалили, да и не представлял за собой каких-то особых достоинств, но то, что говорила она, было все же приятно. А Нина продолжила:
- И если два разных пакета оказываются рядом и могут подарить друг-другу хотя бы немножко тепла, ведь глупо упускать это?… Мерзнуть поодиночке…. Как вы думаете? - она ждала ответа.
- Да, пожалуй, глупо мерзнуть поодиночке, - ответил пакет. Он чувствовал, что она ждет чего-то еще от него, но как поступать в данной ситуации он не представлял. Она подсказала:
- Мне холодно. Обнимите меня, Пеп…
Пакет воспользовался порывом ветра, наклонился и прикоснулся к ней. И сразу почувствовал, что это касание ему приятно, а в душе разливается тепло.
- Теперь хорошо, - сказала Нина. - Я знала, что вы настоящий мужчина. А женщине очень трудно одной, всегда хочется на кого-нибудь опереться. А ты хороший, надежный , она погладила его ручкой. – Давай на «ты».
- Давай, согласился пакет, - ты тоже очень хорошая.
Ну, вот, - подумал пакет, - на старости лет у меня роман. И это не так уж плохо, и намного теплее.
Так они стали вместе. Пакет с изображением фотомодели теперь говорил меньше, она больше спрашивала у Пепа о его прошлой жизни, а когда он рассказал историю с арбузом, вздохнула:
- Да, неудачное начало. Но ты вынес это, ты сильный, надежный… - и плотнее к нему прижалась.
 Виделись они вечерами, когда хозяин приходил к морю на рыбалку. После рыбалки пакет с червями клали в холодильник, а пакет с изображением фотомодели освобождали от рыбы, прополаскивали в пресной воде и подвешивали на веревку для сушки. Так рассказала Нина. Впрочем, пакет именно так и думал, потому что с ним проделывали то же самое, пока рыбу носили в нем.
 Однажды случилась неприятность. В тот день был сильный накат, хозяин рыбачил со скалы, и пакеты лежали на камне.
- О, ты гляди, красноперка,- сказал хозяин, и в пакет с изображением модели положили рыбу. Это была совсем другая рыба, белая, с крупной чешуей, и главное, она отчаянно трепыхалась.
- Ой, я боюсь, - запричитала Нина, - она же меня всю истреплет.
Пакет привалился к соседке и, как мог, попытался удержать рыбу, но она вдруг так дернулась, что он отлетел в сторону. С порывом ветра он вернулся на помощь и они вдвоем все-таки утихомирили рыбу. Да, окуни были намного спокойнее, они быстро засыпали.
Когда рыба уснула, Нина осмотрела себя и заплакала:
- Что она со мной сделала, у моей модели почти стерло половину лица, подбородок не разобрать.
Пакет увидел, что так оно и есть, если раньше не было половины прически, то теперь не стало и подбородка. Но он сказал:
- Неважно, глаза и нос на месте, а глаза – это зеркало души. К тому же подбородок как будто под вуалью. А знаешь, тебе это даже идет…
- Правда? - не поверила Нина.
- Говорю это тебе, как мужчина.
Нина успокоилась.
На следующий день пакет с червями из холодильника не вынули, вдобавок отключили холодильник. В холодильнике стало душно. Черви уже не просто сетовали на неудобства, они стали вопить и вылезать из своих домиков, но уползти из пакета не могли и стали пропадать. Это случалось и раньше, но тогда дохли один-два червя, и после прополаскивания пакета их удаляли, но теперь умирали все. Умершие черви стали протухать. Скоро в холодильнике стояла неимоверная вонь. Кожа пакета напиталась трупным запахом, и он заболел. Он мучился, и самое лучшее теперь было умереть и ему самому, тем более что потом его ждала неминуемая смерть – кому нужен вонючий пакет с тухлыми червями. Но он не мог этого сделать до той поры, пока хозяин сам его не выбросит.
Пакет страдал, иногда он думал о Нине и пытался успокоить себя воспоминаниями об их романе, но воспоминания приносили опасения, а вдруг из нее не вынули рыбу, а она такая зависимая и беззащитная. Под конец пакет бредил, он был еще не мертв, но и не жив. Духом он уже был мертв.
Но когда холодильник наконец открыли, пакет достали, освободили от тухлых червей и их пустых домиков, и выполоскали в пресной воде. Его, как и раньше, подвесили на веревку на сушку. Пакет ликовал, он трепыхался на солнце под ветром, посвистывал всеми своими дырочками и порезами и шелестел кожей. Запах их него улетучивался, он быстро выздоравливал и как в молодости ощущал, что жизнь прекрасна. Жаль, что рядом не было Нины, но он ощущал, она где-то рядом и тоже жива.
Скоро они оказались вместе в той же большой дорожной сумке, в какой пакет приехал на море. Сумка ехала вначале на автобусе, потом оказалась в вагоне. За всю дорогу Пепа и Нину из сумки не вынимали, другие пакеты и мешочки, которые лежали здесь же, в основном спали, и изредка ворчали, что им мешают разговорами. Тогда Нина с Пепом переходили на шепот. Те другие были одиночки, а их двое, им было что вспомнить и о чем помечтать. Хотя пакет и понимал, что оба они очень стары, и много загадывать не стоит, но чтобы не огорчать подругу, соглашался со всеми ее фантазиями.
Когда сумка приехала домой, ее кое от чего освободили, а с частью вещей: бельем, кипятильником и старыми пакетами поставили в угол. Некоторое время сумку не трогали, а потом ее открыла женщина. Она перебрала белье и вытащила старые пакеты, сказала хозяину:
- Боже, какую дрянь ты возишь с собой. Зачем тебе это старое рванье?
- Какое рванье? - переспросил хозяин.
- Старые пакеты…
- Ну, они не такие уж и рваные, могут пригодиться.
- Плюшкин, - ответила женщина.
Она скомкала старые пакеты и бросила в ведро, в которое был вставлен серый мусорный пакет – могила большинства старых пакетов. Все это произошло так быстро, что пакеты не успели испугаться. А почувствовав неладное, Нина спросила:
- Где мы?
Пеп помедлил, он знал, где они, но попытался словом смягчить неизбежное:
- В последнем пристанище… в мусорном пакете…
- Но это же могила ,- сказала Нина
Пеп промолчал. Нина зарыдала:
- Почему она так жестоко, ведь бы могли пригодиться, и хозяин говорил о том же…
Пеп подумал, что у них, пакетов трудная смерть, ибо они сначала попадают в могилу, а уже потом умирают. Нужна мудрость, чтобы не мучить самого себя в последние минуты. Он сказал:
- Не надо бояться умереть, смерть неминуема, не стоит терзать себя перед неминуемым
Нина на миг притихла, а Пеп продолжил:
- Мы прожили не худшую жизнь, сейчас надо думать об этом. А у тебя было даже две жизни, и первая очень красивая, в тебе носили изящные вещи и много денег…
- Не было первой красивой жизни, - всхлипнула Нина, - во мне носили помидоры и огурцы, а кошелек был потертый и с одной мелочью. А что говорила тебе – выдумки, мечты.
- Ну, что ж, значит, это были красивые мечты. А мечты – это тоже часть жизни.
- И все равно, мне не хочется умирать, хотя и понимаю, что жила долго и все, что смогла, сделала… И еще, здесь так мерзко…
- Не хуже, чем в любой другой могиле, это тоже неизбежность, - ответил Пеп. – Нам осталось одно – как раньше писали в романах люди – они жили долго и счастливо и умерли в один день.
- А это красивая смерть?
- Это прекрасная смерть…
- Но как? Я же не могу сама себя изорвать на кусочки…
- А это и не нужно, это сделает время. Надо просто перестать думать, и придет вечный сон. Но даже потом мы можем сгореть в огне и наши атомы перейдут в новые жизни. Правда, это будут другие жизни, других существ…
Они долго молчали, потом она сказала:
- Я готова. Только обними меня покрепче.

В затхлой темноте они прижались друг к другу и умерли.











Смычка, Рудная пристань. Сентябрь 2003.