Маятник

Из цикла очерков «Билет на трансгалактический»

Я познакомился с этим имлонцем в совсем неподходящем месте – в банях на Чёрных Источниках. Баня невообразимо стара, её огромные здания строили ещё в период Империи, но пока лишь осыпающаяся время от времени штукатурка выдаёт этот почтенный возраст.

–Подвинься-ка, друг! – услышал я над собой юношеский басок. Передо мной стоял высокий, немного щуплый парень, чтобы не сказать – мальчишка. Самоутверждение? Да нет, не похоже.

Я сдвинулся в сторону, и парнишка шлёпнулся на деревянную скамью, закинув ногу на ногу. Украдкой поглядывая в его сторону, я соображал: на вид – лет семнадцать, учитывая имлонскую акселерацию последнего времени – пятнадцать имлонских лет. И хотя вся наша одежда – короткая белая простыня вокруг бёдер – не показывала социального статуса, я понял, что мальчишка видит во мне равного – скорее всего, даже имлонца. Ведь, как известно, жителя планеты Имлон чаще всего не отличить от землянина – без анализа биохимии. Разве что у имлонцев встречается иногда природный тёмно-зелёный или насыщенный синий цвет волос, да ещё кожа почти не покрывается загаром – в ней слишком мало пигмента. Большее сходство с землянами можно было обнаружить разве что у жителей ныне мёртвого мира Голема…

–Чего таращитесь? – вдруг негромко сказал мой сосед почти под самым моим ухом. Оказывается, я уже давно и довольно невежливо смотрел на него в упор. Пробормотав «прошу прощения», я ушёл в «предбанник» – так здесь называют комнату, где посетители оставляют верхнюю одежду. Я полез в карман своей куртки – сигареты нашёл моментально, а вот зажигалка куда-то запропастилась. Боковым зрением я заметил, что вслед за мной вышла весёлая компания – пятеро или шестеро; а вот за ними вышел как раз тот самый малец… Зажигалка наконец-то попалась мне под пальцы, но я намеренно сделал вид, что не нашёл её, и полез в карман брюк. Потому что мой «сосед» подошёл к вешалке и снял с неё – ни много ни мало – форму майора мотопехоты! Пятнадцатилетний майор?! Такого я не ожидал увидеть даже здесь, на Имлоне…

Похоже, я опять бросил в его сторону чересчур беспокойный взгляд, потому что он, сделав шаг ко мне, произнёс резким тоном:

–Эта форма моя. Могу показать документы.

Несколько имлонцев повернулись к нам, но, впрочем, тут же вернулись к прерванному разговору. Я смешался и лишь затряс головой: «Не надо!» Но он уже тянул мне две книжки. Я взял их – одна оказалась паспортом, другая – патентом, удостоверением о присвоении звания.

Патент подтверждал, что Эор Да Молкан действительно носит звание майора мотострелковых войск. Но вот в паспорте была указана явная несуразица… Я посмотрел на дату рождения и чуть не сел здесь же, на влажный кафель пола. Если верить тонкой голубой книжке – худощавый черноволосый подросток, стоявший передо мной, родился отнюдь не пятнадцать, а добрых семьдесят имлонских лет назад!

–Но как?! – поразился я.

–А вот так… Пойдём покурим – а то ведь не успокоишься.



Комната для курящих оказалась довольно просторной – сизый дым скрывал дальние углы. Судя по пряному запаху, курили здесь что-то местное; синтетики, вроде моих сигарет, почти не было.

–Можешь считать, здесь война виновата, – произнёс Да Молкан. Я слегка вздрогнул: не ожидал этой фразы, точнее… тона, что ли? Чувствовалось, что он собрался говорить откровенно – не знаю, почему именно сегодня. А ещё чувствовалось, что его история граничит с невероятным. И что говорить ему будет тяжело. Я молчал, боясь нарушить наступившую тишину.

–Война… – повторил он, и я спросил невпопад:

–Гражданская?

Он кивнул. Мой разум отказывался верить моим же глазам: сидевший передо мной мальчишка видел распад Империи, первую Думу, а перед этим – убийство императора, Залимский путч…

–Дождь шёл… Мелкая такая, нудная морось. У нас всё снаряжение мокрое было, хоть выжимай. Мы всё за патроны боялись. В общем, мы торчали в той проклятой долине уже вторые сутки, держали «устье»… Какое там устье, там горный ручей в море впадал. Чувствовалось, долго не продержимся – отступление скоро на этом участке будет. У нас из двадцати троих за это время убили. Точно: передали, чтоб готовились, за нами две вертушки придут. Мы лежим – ждём. Слышно, вертушки крутятся где-то неподалёку, пулемёты стучат, но не видно – облачность, у земли туман – в десяти шагах ничего не различишь…

Короче, мы дождались. Только не две вертушки пришли, а одна – и та на честном слове; броня побитая и магазины пустые. Их над холмами «встретили», с земли одну вертушку сбили – зенитной, разумеется. Будь у летунов ракеты на борту, они б накрыли всю эту гоп-компанию и прошли без потерь. Только в штабе решили, что ракеты нужно экономить…

Лётчики свою машину сажать не стали – негде было. Мы начали грузиться, и там пошёл сущий ад – не хотели нас живыми отпускать, видно… Я аккурат последним шёл, первые прикрывали. Они – ничего, а на меня, похоже, лесные духи обиделись: зацепило меня. Да так зацепило, что меня в воздухе чуть в «потери убитыми» не записали. Шесть крупнокалиберных в ноги. Тех, что вроде бронебойных. А знаешь, что такое бронебойные? Хуже только дум-дум.

Я потом, в госпитале, две недели в сознание не приходил, валялся – всё равно как покойник. Кое-как меня всё же выходили, даже инвалидом не остался… Но в строй не вернулся: когда выписали, война уже закончилась. Теперь на пособии сижу, в запасе.

Мне тогда было тридцать пять. А самое «весёлое» началось, когда мне пятьдесят стукнуло. Считай, через месяц после юбилея я угодил в больницу. Диагноза мне так и не поставили, но думал, что на тот свет отправлюсь – такая лихорадка меня трепала. Выписали – опять живу, как обычно. А через полгода заметил, что седых волос не осталось! Я к врачам, они на меня смотрят, как на сдвинутого. Тут радоваться нужно, говорят. А чему тут радоваться, если _так не бывает_? Впрочем, через некоторое время привык. Только когда мне примерно двадцать «исполнилось», опять страшновато стало: а ну как и вернусь до самой даты своего рождения? Дальше-то ведь уже не помолодеешь. Значит, только…

Но ничего. Когда мне «было» пятнадцать, а по паспорту – пятьдесят семь, в один прекрасный день я почувствовал, что меня опять начинает бить озноб. Как в прошлый раз, я попал в больницу. А через пару месяцев после выписки заметил, что опять начинаю «взрослеть», а точнее – стареть! Тут уж за меня взялись учёные. Они исписали кипы бумаги, защитили на моём случае несколько диссертаций. Но толку – ноль. Рабочая теория – это то, что встряска, шок после ранения каким-то непостижимым образом переключил мои «клеточные часы» – слышал такой термин? – с прямого развития на «маятниковое». Вот я теперь и качаюсь, как маятник. Уже полтора качания прошёл. Недавно только из больницы выписался – совсем паршиво было, кстати сказать.

А самое «весёлое» – никто сказать не может, как дальше поведёт себя маятник. Окажется ли какой-то «взмах» последним, или он так и будет качаться без конца. Кстати, неизвестно, что хуже.

Имлонец вновь надолго замолчал. Я думал уже, что он встанет и уйдёт, так и не закончив своей истории. Но он затушил свою сигарету о край пепельницы – резко, озлобленно – и вдруг сказал:

–А ничего. Здесь главное, когда чувствуешь, что начинает лихорадить – главное, номер скорой вовремя набрать. Тогда обязательно вытащат, и минимум семь лет ещё поживёшь.

Он едко усмехнулся. Я понял: а ведь судьба заставила его принять поистине дьявольский дар – раз в семь лет, стоит вовремя не набрать номер скорой, и тогда… А что тогда? Путь в неизвестность. А может, _в небытие_. Мне стало действительно страшно. Это шанс… Или же только попытка бегства?

–На днях звонили из Института, – сказал Да Молкан, и я поднял на него глаза. Он сидел неподвижно, прямой, очень спокойный.

–Предлагают установить имплантат – как только моё состояние сильно отклонится от нормы, он автоматически сообщает в центр. Пока что думаю, но скорее всего – откажусь…

Вновь надолго повисла тишина. Я курил уже третью сигарету, а сколько вытянул из своей пачки имлонец – я и со счёта сбился.

–Помянуть надо, – сказал он вдруг. Негромко, словно в ответ своим мыслям.

–Кого? – помертвев, спросил я.

–Ол Гвина. Друг мой был… завтра пять лет, как умер.

–Сердце, – пояснил имлонец, встретив мой вопросительный взгляд. – У нас три года разницы было…

Опять пауза.

–Хорошо, что я так и не женился, – вдруг подмигнул мне Да Молкан.

Потом он снова помрачнел, и больше он не сказал мне ни слова. Минут через десять, как я и боялся, он встал и ушёл, не прощаясь. Выглянув в окно, я увидел, как он идёт прочь – помахивая рукой, той строевой походкой, что остаётся на всю жизнь. Форма и вправду хорошо на нём сидела.

Больше я не встречал его. Три дня спустя я улетел с Имлона, и пока не собираюсь наведаться туда вновь. Жаль, я так и не спросил его, на чьей стороне он был в гражданскую. Впрочем, разве сейчас это имеет какое-нибудь значение?

10.08.2007 г