Алкивиад-3

Сократ и Алкивиад

Сократ: Будь весел, мой Алкивиад. Значит, ты спешишь на городскую площадь? Что у тебя за дело в Совете? И зачем тебе меч?
Алкивиад: Величайшая забота влечет меня туда, Сократ. Разве ты не слышал о происшествии в Пиреи?
Сократ: Кажется, ты говоришь о том вчерашнем случае, когда в гавани нашли двух афинян с отсеченными головами? Или о том, что намедни поймали чужеземцев, как будто бы повинных в этом? Или ты ведешь речь о том, что теперь повсюду импровизированные ораторы собирают на рынках эллинов, призывая граждан выгонять вон иноземцев, жечь их дома или даже убивать? (Как будто рынки служат не для того, чтобы приезжие купцы продавали на них свои товары?)
Алкивиад: Именно, Сократ, верно и то, и другое и третье. Я говорю о всех трех случаях.
Сократ: Что же ты о всем этом думаешь, мой Алкивиад?
Алкивиад: Мое мнение таково, что эти люди совсем потеряли совесть и стыд и ведут себя здесь, словно полис - их дом. Они свободно тут ходят, торгуют товарами и товары покупают, строят жилища, дают деньги в рост, рыбачат, метут улицы, собирают оливы, молятся, играют на кифаре, занимаются гимнастикой, преподают, учатся, женятся, спят, дерутся, чистят зубы, чешутся, плюются, лечатся, прыгают, воруют, кидают камни...
Сократ: Постой-ка, постой, о ком ты все это говоришь, мой милый, что-то я не разумею?
Алкивиад: Сократ, я говорю о чужеземцах: метеках, персах, киприотах, египтянах, азиатах, евреях, скифах, сицилийцах, эфиопах и прочих варварах, отличных от нас цветом кожи, плотностью волоса, своей речью и разрезом глаз.
Сократ: Что ж в том, что они чешутся? Разве это запрещено афинскими законами? Или то, что они молятся? Что тут худого? Разве не является у нас благом почитать богов? Или, быть может, тебе удивительно, что они молятся своим богам, и это кажется противоречащим твоему обычаю?
Алкивиад: Именно так. Кажется.
Сократ: А скажи-ка, мой Алкивиад, какого бога почитают в твоем роду наиглавнейшим, кому приносят первую жертву?
Алкивиад: Что-то я не пойму тебя, ведь мой ответ очевиден, и странно, как ты, Сократ, сам его не знаешь? Поскольку род мой с одной стороны восходит к Эврисаку, а Эврисак - сын Аякса, внука Зевса, то более всего почитают Зевса. С другой стороны, Алкемониды ведут свое происхождение от Ореста, сына Агамемнона, потому и по отцовской линии у меня есть родовой Зевс. Вот почему, мой Сократ, более всего у нас в семье почитают Зевса. Ему приносят самые обильные жертвы.
Сократ: А в моей филе какому богу первому зажигают жертвенник? Знаешь ли ты?
Алкивиад: Дай-ка подумать, мой Сократ. Если, как ты говорил, твой род идет от Дедала, а тот - потомок Гефеста, то ему-то вы и поклоняетесь всей своей филой. Так это?
Сократ: Прекрасно. Но вот скажи, разве не удивительно тебе, что мы поклоняемся иному богу, чем вы? Разве тебя это не тревожит? И может ли это быть причиной междоусобной войны между нами?
Алкивиад: Конечно, нет.
Сократ: Следовательно, такое разделение между нами совсем несущественно, и не может служить причиной распри?
Алкивиад: Следовательно, так.
Сократ: А как быть с персами, которые ведут свой род от Персея, ведь Персей был сыном Зевса и Данаи? Ведь, выходит, они тебе родня?
Алкивиад: Выходит, так.
Сократ: Что же сказать про волосы, про кожу и про глаза. Разве что взять в пример меня и тебя. Скажи-ка мне, мой Алкивиад, одного ли мы с тобой роста?
Алкивиад: Нет, ты едва достаешь моей подмышки.
Сократ: А одного ли мы с тобой возраста?
Алкивиад: Ты смеешься надо мной? Видят боги, нет. Ты - уже зрелый муж, идущий к старости, тогда как я едва только достиг совершеннолетия.
Сократ: А одинаково ли мы прекрасны? Впрочем, молчи, я отвечу за тебя; ведь тебе, клянусь собакой, отвечать было бы неловко. Ты юн и статен, и так прекрасен, что за тобой многие охотятся, как за роскошной гетерой. Я же - плешив и лупоглаз, нос мой мал и курнос, будто слива, а губы - широки, как лепешки. Так скажи, похожи ли мы?
Алкивиад: Очень мало, мой Сократ.
Сократ: А кто больше похож на тебя: я, или вон тот мальчик-метек у колодца?
Алкивиад: Пожалуй, что не ты.
Сократ: Так не больше ли у тебя схожести с каким-нибудь иноземцем, чем с Сократом?
Алкивиад: Больше с иноземцем.
Сократ: Вот ты и ответил. Что же тебя еще смущает?
Алкивиад: Но ведь, Сократ, клянусь Зевсом, они убивают, грабят и насилуют!
Сократ: Тут я, пожалуй, не соображу. Растолкуй-ка мне. Значит, они все таковы?
Алкивиад: Нет, пожалуй, не все.
Сократ: Может быть, половина их таковы?
Алкивиад: Нет, не половина.
Сократ: Может быть, четверть?
Алкивиад: И не четверть. Дай-ка я, Сократ, теперь сам задам тебе вопрос. Отчего у меня было столько злобы против иноземной природы, когда ты меня встретил, и почти нет сейчас?
Сократ: Не оттого ли, что ты, как ребенок, который не в силах выдуть из флейты звуки, соразмерные и приятные, бросаешь ее в сердцах на землю, или ломаешь ее совсем? А когда я, твой мусический наставник, научаю тебя в нее дуть, ты относишься к ней бережно и ласково? Только вот имей в виду, что как только ты забросишь это дело, то вновь будешь, как тот ребенок.
Алкивиад: Ты верно это все рассмотрел насчет постоянства, ведь только ты уйдешь, я опять, боюсь, попаду под очарование афинских демагогов.
Сократ: Давай же вместе рассмотрим следующее. Если вдруг, представим только, на твоего брата Клиния набросилась собака, которой солнце напекло морду, и она оттого взбесилась, и эта собака разорвала Клиния на части? Будешь ли ты после того ходить по улицам, призывая умертвить всех псов в городе? И тех, которые охраняют дом от воров, и тех, что при храмах, и тех, которые стерегут овец, и прочих?
Алкивиад: Нет, конечно.
Сократ: Может быть, ты найдешь именно то животное, которое стало причиной смерти брата и, взявши в руки нож, заколешь его, дабы оно не покусало прочих?
Алкивиад: Именно так, Сократ.
Сократ: А если вместо собаки твоего Клиния убьет вставшая на дыбы лошадь? Или бык? Или иной мелкий скот? Или его ужалят пчелы, и Клиний, не перенеся опасных укусов, преставится, следуя дорогой судьбы? Будешь ли ты призывать граждан в Совете умертвить всех лошадей в конюшнях, всех быков на фермах, весь мелкий скот или всех пчел в округе?
Алкивиад: Разумеется, нет, Сократ.
Сократ: Значит, благородный Алкивиад, вовсе не все животные одной породы, наравне с единственно бешенным, будут виноваты в смерти Клиния?
Алкивиад: Мне кажется, что это правда.
Сократ: Может быть, и не все чужестранцы плохи сами по себе, только потому, что они чужестранцы, а делятся, как и афиняне, на плохих и хороших, добрых и злых, ленивых и работоспособных, праведников и воров, стремящихся к добродетели и не ведающих ее?
Алкивиад: Видимо, так оно и есть. Но отчего же, мой Сократ, они менее нас образованы?
Сократ: А не догадываешься, почему? Где добываем мы знания?
Алкивиад: В диспутах с учителями и в книгах поэтов.
Сократ: А где получают знание варвары?
Алкивиад: В степи.
Сократ: Именно, что в степи. Не думаешь ли ты, мой Алкивиад, что единственное их отличие от нас - недостаток образования, необходимого для достижения добродетели (в силу того, что у них меньше библиотек и хороших учителей, а не потому, что они мыслят иначе)?
Алкивиад: Пожалуй, ты прав, Сократ, пойду я лучше домой.
Сократ: Если тебе это представляется верным, так и поступи.


15 августа 2007 г.