Дачная рапсодия или розовый домик для Барби

Двадцать лет назад всё казалось проще, у молодости было преимущество - оптимизм и бесконечная жизнь. Конечно, оптимизм у Сергея Ивановича остался, но с некой поправкой на пятидесятилетний возраст, а с бесконечностью было хуже. Сергей Иванович Шумов был материалист, и сущность его была прагматична. Он понимал, что время с возрастом течёт быстрее, превращаясь из полноводной реки в стремительный поток.


Сидя на дачной террасе, Сергей Иванович попивал душистый чай из электрического самовара и размышлял. Эти минуты созерцания всегда складывались в часы. Самовар приходилось подогревать, менять розетку с ежевичным вареньем, добавлять подсушенные галеты, и подкладывать свежее сорванные листики мяты в пузатый заварной чайничек. Тёплый ветер пытался поиграть с газетой. Сергей Иванович придавливал её блюдцем, оставляя на скучном листе правильную подмоченную окружность. Скучать было приятно. В этом было что-то интеллигентное, высокое, неудержимо благородное.
Вдоль забора кустился бурьян, соцветие лесных, полевых и придорожных трав, объединённых беспечной вольностью. Кое-где пробивался красавец репейник, выбрасывая, как салют фиолетово- розовые колючие цветочки. По земле стелилась мокрица, вперемешку с клевером, подорожником, и мать-мачехой. Всех названий Сергей Иванович не знал, он не был огородником - натуралистом. Его дачный участок являл собой полное сходство с характером хозяина. Запущенность выдавалась за вальяжность, ленивость за стиль, недоделки выражали занятость, отсутствие садовых растений за восточную философию.


Небольшой крепенький домик, построенный ещё в девяностые, отличался от окружающих дачных строений нездешней архитектурой. Огромные окна, почти плоская крыша, и ярко-розовый цвет создавали иллюзию театральной декорации. Всё было словно ненастоящим, игрушечным. Открытая терраса располагалась под тенью трёх раскидистых сосен, чуть поодаль рядком пристроились берёзки. У каждой было своё имя, даже куст крыжовника имел прозвище – Колючка, за колкость шипов.
Соседи смотрели на Сергея Ивановича сначала с усмешкой и раздражением, затем привыкли к чудаку, стали захаживать, поучать, помогать и даже жалеть. Вскоре оставили в покое поняв, что не переманить отщепенца в ряды активных садоводов и огородников.
Женщины приходили и уходили, оставляя забытые навсегда вещи, безделушки, и счастливые фотографии. Они были примерными жёнами, весёлыми подругами и хорошими любовницами, но видимо это были не те женщины, а может это он, был для них не тот мужчина. Одиночество стало его верным спутником.


Когда-то, увлечение молодости стало его профессией. Фотография превратилась в страсть. В некоторых кругах он был довольно известен. Выставки, поездки за рубеж, заказы от высоких персон, сделали его знаменитым, раздражительным и заносчивым.
Всё изменилось в одночасье. Травма руки, продолжительная болезнь и долгая депрессия. Молодые и рьяные коллеги, словно ждали этого момента. Он был подвинут, а потом и совсем сдвинут с пьедестала. Новый век принёс новые технологии. Цифра перевернула мир. Реклама устремилась в прорыв, диктуя новую мировую концепцию. Старая школа прогибалась под напором креатива. Что-то выдавалось за искусство, что-то продавалось, как шедевр. Пулемётной очередью били дилетанты по жидким рядам уцелевших «динозавров». Сергей Иванович пробовал преподавать, но бросил, студенты расстраивали его неумением, а скорее нежеланием слушать и подражать.


Сергей Иванович всё больше и больше времени проводил на даче. В шкафу на полках и под кроватью пылились его работы. Черно-белые и цветные фотографии лежали в странном порядке, перетасованные в немыслимом пасьянсе. Он вынимал несколько снимков, рассматривал, затем отбрасывал подальше и курил, стряхивал пепел на давно не крашенные полы.


Это была суббота, он влюбился. Нечаянно, по-юношески с первого взгляда. Всё случилось вечером, когда к нему зашла Нина, та самая девчушка, что совсем недавно бегала босиком после дождя, не слушалась бабушку, носила смешные косички и пила молоко с пенкой, оставляя на носе и щеках забавные белёсые полоски. Их дом был в конце улицы. Сергей Иванович почти не знал её родителей, а с бабушкой был немного знаком. Однажды Татьяна Андреевна пригласила его в гости, справляли юбилей хозяйки, пробыл он не долго и после этого они знались шапочно, вежливо здороваясь при встрече.


Шёл дождь, настоящий летний ливень, калитка была нараспашку, и девушка забежала к дому под навес. Нина прижалась к розовой стене, убрала волосы со лба и улыбнулась Шумову.
- А знаете, как у нас называют Ваш домик? – спросила она без всякого вступления.
- Нет, не знаю, может быть, дом с приведением? – Сергей Иванович сидел у окна, мерно покачиваясь в плетёном кресле.
- Вовсе нет, - Нина прыснула смехом, - какие же здесь приведения?
- Обыкновенные, - он взъерошил волосы и нахмурил брови.
- Глупости, домик этот называют – Барби.
- Вот, те раз, - удивился Сергей Иванович, - почему «Барби»?
- Потому, что он розовый и ещё как игрушечный.
- Даже обидно, что здесь не живёт Барби, - артистично покачал головой Шумов.
- Ну и что? – невозмутимо ответила Нина, - зато здесь живёшь ты.
Сергей Иванович потянулся за сигаретами, кресло предательски скрипнуло, неприятным старческим голосом.
- Будешь курить? – Нина перелезла через подоконник и свесила ноги, поболтала ими, затем скинула туфли на пол. – Мокрые…
Шумов мотнул головой с пониманием. Сигареты лежали под журналом. Пачка была почти пуста, он вытянул предпоследнюю.
- Дай мне одну, - попросила Нина.
- Не дам, - смачно прикуривая, отрезал Сергей Иванович.
- Жалко?
- У меня одна осталась, а в магазин идти лень, буду мучиться.
- Я схожу, когда дождь закончится.
- Обманешь.
- Вот ещё, я никогда не вру, - вспылила она.
- Такие красивые девушки всегда обманывают, к тому же, всегда говорить правду вредно.
- Значит, ты всегда врёшь?
- Ну, не всегда, видишь, в пачке осталась сигарета, - не врал – это раз, что ты красивая – это два…
- А три, что ты приведение?
- Три, это то, что здесь не живёт Барби.
- А кто здесь живёт?
- Сергей Иванович Шумов – это я, - он протянул ладонь Нине, девушка пожала её, обхватив влажной от дождя ладошкой.
- Нина.
- Очень приятно.
- И тебя так все называют?
- Как так?
- Сергей Иванович Шумов…
- Да.
- Я не буду.
- Почему?
- Скучно… можно, я буду называть тебя Серёжа, или Серж?
- Хорошо, - Шумову нравилась эта игра, - а как тебя называть.
- Просто Нина.
- Просто Нина? Может Нинель, или Нинетта?
- Ой, нет, нет, хочу остаться Ниной.
Сергей Иванович затянулся и, выпустив тонкий дымок, протянул сигарету девушке.
- Одна затяжка в знак дружбы и взаимопонимания.
Нина бережно взяла сигарету и втянула в себя дым. Красный огонёк пополз к фильтру.
- Класс.
После Нины остался запах её губ. Шумов стряхнул пепел.
- Теперь мы связаны одной тайной.
- Подумаешь, бабушка давно догадывается, что я курю, только виду не подаёт.
- Значит, она тоже хранит твою тайну?
- Между прочим, мне уже почти восемнадцать.
- Почти не считается.
- Почти, это меньше полгода.
- Согласен, ты меня убедила, вот деньги, - он полез в карман и достал несколько купюр.
- Это на сигареты.
- Совершенно верно, если ты убедишь продавца что тебе почти восемнадцать, то он продаст тебе пару пачек сигарет, только смотри, «почти сигареты» не покупай, они мне не к чему.
- Ладно, Серж, давай, деньги и ещё одну затяжку.
- Торгуешься?
- Жизнь заставляет, - она хитро улыбнулась, сцапала деньги, недокуренную сигарету, и растворилась в затухающем дожде.


Серж не спал всю ночь, что-то сдвинулось с места, растревожило его сердце. «Серж!» - ему нравилось, как она его назвала. Он повторял своё новое имя и улыбался. «Детские глупости, совсем девчонка…» - мысли вертелись вокруг Нины. Летняя душная ночь проникла в дом, расползаясь тенями по всем уголкам. Он ложился, вставал, пил холодный чай, пробовал читать, - бессонница цепко держала его в своих объятьях. Хотелось курить, Шумов достал последнюю сигарету, помял её пальцами и положил обратно. Запах табака защекотал ноздри. Ему вспомнились её коленки, голые ступни, покачивающиеся перед глазами, мокрое платье и карие, искрящиеся глаза. Он зажмурился и помахал перед собой ладонью, словно отгоняя видение. «Нет, не может быть, это даже смешно…» - Серж испугался, сердце ухнуло и забилось чаще. Он боялся назвать своё чувство, боялся произнести его даже в мыслях.
Утром усталость взяла вверх. Шумов уснул, натянув на себя плед на старом кабинетном диванчике.


Она появилась к вечеру, так же неожиданно, как и вчера. На ней была чёрная облегающая футболка и потёрто-белёсые джинсы. Темно-русые волосы были зачёсаны назад и перехвачены детской резиночкой с жёлтыми бубенчиками. Нина постучалась и, приоткрыв дверь, крикнула:
- Есть кто?
- Есть, – коротко ответил Шумов, откладывая «Справочник по фотографии» на табурет.
- Привет.
- Здравствуй, - он старался быть сдержанным, но голос его выдал.
- Как ты?
- Нормально, а ты? – Серж отложил очки.
- Я тоже, - Нина вынула изо рта палочку от Чупа-чупса. - Не сердишься?
- На что?
- Я тебе сигарет не принесла.
- Хотела проверить, не умру ли я без них?
- Вовсе нет, просто сначала я зашла домой, потом к подруге телек смотреть, потом маме помогала, потом…
- Потом обо мне вспомнила?
- Потом я спала, и ты мне приснился.
- Я был принцем на белом коне?
- Ты был похож на маленького котёнка, и я тебя гладила, - она провела пальцем по стене, - слушай, это ничего, что я тебя на «ты»?
- Ничего, если помнишь, вчера ты дала мне новое имя.
- Ладно, не сердись, мне так удобнее, а хочешь, я тебя на «Вы» назову, как тебя называть?
- Поздно, я уже привык к Сержу.
- Как хочешь, Серж мне нравится, а ты чего меня не приглашаешь?
- Разве тебе нужно приглашение? Хотя, прошу к столу.
Нина грациозно прошла к дивану, обошла вокруг него и уселась с краю, чуть подвинув Шумова.
- Сильно мучился без сигарет? – лукавый взгляд искрился под длиннющими ресницами.
- Вопрос палача перед казнью?
- Просто вопрос.
- А где награда, где обещанная пачка?
- Ты же сам говорил, что мне не продадут.
- Я был прав? – Серж усмехнулся.
- Ты не ответил, это нечестно.


Шумов приподнял газету, под ней стояла шкатулочка, открыв её, он извлёк элегантную небольшую курительную трубку.
- Вот это да! – Нина даже присвистнула.
Шумов вложил её в рот, чиркнул длинной спичкой и, закрыв глаза, мелкими затяжками раскурил. Нина с интересом наблюдала за Сержем, словно он показал ей фокус с исчезновением кролика.
- Даже не думай просить, трубка – это личное.
- Очень надо, просто я не думала, что ты такой обманщик.
- Обманщик?
- Конечно, ты вчера сказал, что у тебя больше нет.
- Это правда, сигареты закончились, а это другое, и потом так ли это для тебя важно.
- Не говори со мной, как с дрянной девчонкой.
- И не думаю, я ждал тебя.
- С сигаретами.
- Нет, я знал, что ты их не купишь.
- Ты экстрасенс?
- Я художник.
- Ты рисуешь.
- Я фотограф, хочешь, я сделаю твой портрет.
Нина поднялась с дивана, прошлась по комнате, и вернулась к двери.
- Так я и разделась!
- Ты «дрянная» девчонка.
- Найди себе другую дурочку.
Шумов схватил газету и загородился ею от Нины, сделав вид, что обиделся:
- Если это всё, что ты мне хотела сказать, то до свидания.
Нина бесшумно вышла. Серж прислушивался к её шагам, вот она прошла по террасе, вот скрипнула предпоследняя половица, затем ступеньки и… она ушла. Серж отшвырнул газету со злости, задев расписную шкатулку. Она беспомощно упала на пол раскрыв пустой зев.
- Дурак! – выругался он в потолок.
В окошко постучалась веточка с единственным надорванным листочком.
- Я не сказала тебе до свиданья, это не вежливо… не хочу быть невежливой. – Нина выглядывала краем глаза, - я пойду…
Всё вокруг замерло, звуки изменили свою природу. Голос Нины пробил ледяную стену, за которой дремало сердце Сержа.


Звонок из редакции был неожиданным. Его давнишний знакомый Лиманский разыскал его по номеру мобильного телефона. Требовались фотографии с выставки десятилетней давности. В Манеже тогда проходила неделя «Арт-исскуства», молодые искатели нового слова в живописи заявляли о прорыве. Скучноватая, аляповатая и карнавальная экспозиция привлекала толпы зевак и единицы специалистов. Критики брызгали слюной и точили разделочные ножи, жаждая «кровушки».


У Шумова были именно те самые фотографии, он точно знал, где и что снимать. Утром, он уехал в Москву. Воодушевлённый предчувствием реванша Серж потирал руки. Эта выставка была провальной, все ждали сенсации, а получился мыльный пузырь. Его работы не купили. Шумов затаился в ожидании. На личном сайте он выставил лишь одну фотографию и то урезанную с правого края, оставив слева именно того человека, кого считал «бомбой замедленного действия». Ссылка заявляла о наличии тридцати снимков. Сегодня эта «бомба» сработала.
Два дня прошли в делах, фотографии были отобраны и утверждены. В карман Шумова упала приятная сумма в зелёной валюте. Можно было возвращаться на дачу. По дороге он накупил разных сладостей и вкусностей, приложив к ним бутылку дорогого французского шампанского.


Дачный посёлок встретил Старожила жарой и бездонным голубым небом. Подойдя к дому, он увидел в двери клочок бумажки и смутился своему безрассудству. Уезжая, он оставил Нине записку, в которой объяснял своё отсутствие и просил заходить в любое время. Сейчас это показалось ему глупым. Он положил бумажку на подоконник, открыл дверь и вдохнул запах родного дома.


Через полчаса, свежий после душа и чашки кофе, Серж распаковал сумки и занялся ужином. Напевая незамысловатый мотив, он по-деловому приступил к творчеству на кухне. Вскоре, тарелка с блинчиками начинёнными печенью, под сметанным соусом ожидали расправы на белоснежной столовой салфетке, остальные продукты заняли просторные места в холодильнике. Тревожная мысль закралась прозрачной тенью в его мысли. Ещё не понимая до конца причину, Шумов вышел на террасу и облокотился на перила, вглядываясь и вслушиваясь в звуки дачного городка. Он хотел услышать её голос, её шаги, шорох платья. Выдохнув ожидание, Серж вернулся на кухню, захватив с подоконника смятую записку. Рука на секунду задержалась перед тем, как бросить клочок бумаги в мусорную корзину. Секунды хватило, для прозрения – записка была не его. Шумов суетливо развернул листочек: «Была у тебя в гостях, разговаривала с закрытой дверью. Нина».


Он бросился к ней, выбежал на улицу и, пробежав половину дороги, остановился. «Что я делаю, что я ей скажу, зачем?» - пронеслось в голове. Шумов повернул назад, тяжело печатая шаг. Хлопотливые соседи окликали его, задавая бессмысленный вопрос: «Что случилось?» Что он мог ответить? Мир уносился в бездну, сердце билось в ритме Рок-н-ролла, и лишь скромная отдышка отрезвляла пятидесятилетнего Ромео.


Блинчики остыли, соус остался не тронутым. Серж подливал в рюмку коньяк, сдабривая пряность лимонной цедрой.
- Тебе никто не говорил, что алкоголиками становятся от одиночества?
Нина появилась без стука и, не спрашивая разрешения, закурила, достав из нагрудного кармана длинную коричневую сигарету. Подражая жеманным актрисам кино, она держала её у основания указательного и среднего пальцев.
- Как ты узнала, что я приехал?
- Весь посёлок видел, как ты бежал по улице.
- Я в магазин за спичками торопился, - соврал Шумов.
Нина красиво затянулась, прикрыв глаза огромными порхающими ресницами.
- Магазин в другой стороне.
- Я вспомнил, и вернулся.
- У тебя склероз?
- Не хами.
- А ты не ври. Меня искал? – она прищурилась и выпустила тонкую струйку дыма.
Шумов не ответил, опрокинув рюмку в немую глотку.
- Я твою записку прочитал… - прошептал он сдобренный коньяком.
- Вот видишь, не так страшно говорить правду, - подражая интонациям строгой учительницы, прочеканила девушка.
- Теперь твоя очередь, - Серж поддержал игру, - ты скучала по мне?
- Я скучала.
- Нет, так не пойдёт, твой ответ совсем не ответ.
- Твой вопрос, совсем не вопрос, - передразнила она его.
- Скучала по мне? – повторил Шумов.
- Нет! – резко крикнула Нина. - Потому что ты уехал и ничего не сказал.
- Я ездил по делам.
- Мне это не интересно, - продолжила она в том же обиженном тоне.
- Я оставил тебе письмо.
- Ты хотел, чтобы я прибежала и рыдала на пороге?
- Я думал…
- Ты думал, что я влюбилась в тебя, и теперь буду бегать за тобой, как собачка? – Она затушила сигарету о подлокотник кресла. На пыльной полировке остался сажевый след.
- Нина, что случилось, я думал, что мы станем друзьями.
- Мы никогда не станем друзьями, потому что ты мужчина, а я женщина, и не делай такое лицо, не мне тебя учить. Как просто у тебя получается: пишешь письмо девушке, приглашаешь приходить в любое время, и вешаешь лапшу про дружбу. Ты случайно не маньяк?
- Отдай мне моё письмо, - строго сказал Шумов.
- Это теперь моё письмо, и я могу с ним делать всё, что захочу. Захочу – сожгу, захочу – родителям покажу…
- Перестань, в нем нет ничего такого.
- Значит, нечего волноваться…, а хочешь, обменяемся? Я тебе письмо, а ты мне что-то другое?
- Что?
- Ну, например, эту бутылку коньяка.
- Здесь полбутылки.
- Пусть полбутылки, хотя нет, это не интересно, давай так. Я отдам тебе моё письмо, а ты меня поцелуешь.
- Ты грязная шантажистка, - вспылил Серж.
Нина достала вторую сигарету и наклонилась к Шумову, жестом приглашая дать ей закурить, - я не тороплю, ты можешь подумать.
- Ты ничего на получишь..
- Не ломайся, я бы на твоём месте согласилась.
- Перестань, это не смешно.
- А бегать полуголым по улице…?
- Я был в шортах.
- Ты был весь на ладони, а Мария Ивановна с шестого участка сказала: «Уж не влюбился ли наш затворник?»
- Я не буду тебя целовать за письмо.
- Хорошо, - Нина достала из того же кармашка свёрнутую пополам записку и чиркнула зажигалкой. Весёлое пламя охватило листок, - всё будет так, как ты сказал. Ты не будешь меня целовать за письмо! Целуй так!
Она приблизились к нему так близко, что Серж почувствовал порывистое дыхание. Не дав ему опомниться, Нина сама поцеловала его в пересохшие от волнения губы, порхнув по ним влажным языком. Шумов отдёрнулся, но было поздно.
- Не бойся, я умею хранить тайну.
Серж глубоко дышал.
- Зачем?
- Не зачем, а потому что…, вот держи, это твоё письмо, - она бросила на стол скомканную бумажку.
Он поднял её и поднёс к глазам.
- А это, - пепел слетел со стола от неосторожного прикосновения.
- Это просто бумажка…
Она выпрыгнула в окно, оставив на краю стола недокуренную сигарету.


День тянулся удивительно долго, словно не хотел расставаться с ошеломлённым Сержем. Он не мог находиться в доме, было душно и тесно, хотелось идти, всё равно куда, лишь бы идти. Захватив с собой пакет для продуктов, Шумов направился в ближайшую деревню. Конечно, магазин был в дачном посёлке, но ему захотелось пойти именно туда. Дорога шла через лес, можно было подумать, всё расставить по своим местам.
После вчерашнего происшествия, Серж решил прекратить встречи с Ниной, «ни к чему хорошему они не приведут» - твердил он, уверяя себя в правоте.

В лесу было прохладно, ветер терялся в тенистой траве, и рассыпался на звенящий шорох. Тропинка узкой змейкой петляла среди деревьев.
- Решил избавиться от меня?
Шумов поднял взгляд и, увидел идущую навстречу Нину. Солнце пробивалось сквозь ветки деревьев, освещая её редкими жаркими лучами. Платье в кремовую полоску удивительно ей шло, гармонируя с шоколадным загаром тела.
- Комары! – Они шлёпнула себя по коленке, - пойдем, а то закусают.
- Я в магазин, за хлебом, - Серж шагнул навстречу.
Нина загородила ему дорогу.
- Знаешь, Серж, это не культурно, так, с девушкой себя вести.
- Если хочешь, пойдём вместе.
- Хочешь прогуляться?
Шумов пожал плечами, он боялся смотреть на Нину, чтобы не разбудить задремавшее в груди чувство. Нина посторонилась, пропуская его вперёд, Серж, собравшись с духом, шагнул и тут же почувствовал, её руку в своей ладони.
- Ты не против, если я возьму тебя за руку.
- Я рад, то есть, пожалуйста…
- Здесь такая дорога, я несколько раз чуть не упала…
- Держись…
- У тебя такая большая рука…
- Осторожней…
- Ой, крапива…
Нина прижималась, облокачиваясь на его руку. Серж чувствовал её всем своим телом.
- Пойдём там…, - она тянула его чуть правее.
- Там не пройдём.
- Пройдём, я знаю, мы с девчонками прошлым летом здесь ходили…
Они вышли к небольшому ручью.
- Вот видишь, - расстроено вздохнул Шумов.
- Ерунда, видишь камушки, по ним пройти можно.
Серж почесал затылок.
- Испугался?
- Пойдём, - он потянул её за руку.
Нина осторожно проскользнула вперёд, увлекая его за собой. Он любовался ей, вдруг Нина пошатнулась и стала падать. Серж подхватил её на руки. Они молчали, пока не выбрались на другой берег. Нина смотрела в глаза Шумова и улыбалась.
- Можно отпускать, - она расплела руки.
- Хватит, Нина, со мною играть, - Серж отстранил девушку, - чего ты хочешь?
- Ничего…
- Ничего? Что всё это значит? Разве ты не видишь, что это глупо…
- Что глупо?
- Нина…
- Подумаешь, на руки взял…
- Я всё понимаю, тебе скучно, вот и решила развлечься…
- Не кричи…
- Я не кричу, я возмущён… найди себе молодого человека и развлекайся.
- Дурак!
- Я дурак? Да, я дурак, потому что попался на твой крючок, попался, как последний мальчишка.
- Ты ведёшь себя, как последний мальчишка.
- Я не мальчишка, и не надо со мною так…
- Пусти…
Нина оттолкнула его и побежала, Шумов попытался её догнать, Нина сделала неудачный шаг и упала.
- Нина!
- Не подходи… - на коленке выступила кровь, - ой, как больно…
- Давай я тебе помогу!
- Оставь меня, не трогай.
- Господи, да что за наказание?
- Я тебя ненавижу, всё из-за тебя…
- Что из-за меня, я не хотел…
- Ты ничего не хотел…, ой, мамочка…
- Нина, ты сможешь встать.
- Не знаю, ой… - девушка заплакала, вытирая слёзы перепачканной ладонью.
- Держись за меня, - он нагнулся, подхватив её, как пушинку.
- В каком смысле, - слёзы девушки стекали по щекам полноводными ручейками.
- Что?
- В каком смысле держись…
- Если ты скажешь ещё, хоть одно слово, я брошу тебя в ручей.
- Я буду молчать, прошептала Нина, уткнувшись ему в шею.
Он шествовал по дачному посёлку гордой шатающейся походкой. Отдышка сдавливала грудь, руки немели, пот заливал глаза. Шумов проклинал себя последними словами. Соседи выходили на дорогу и смотрели вслед, покачивая головой.


Татьяна Андреевна – бабушка Нины, увидев внучку, всплеснула руками и осела на землю. Шумов долго и путано объяснял ей, как он встретил Нину в лесу, как она споткнулась и упала, как он нёс её, стараясь побыстрее доставить домой. Девушка лежала на чистенькой кровати, бабушка хлопотала вокруг неё. Кровь была смыта, рана обработана, повязка белой полоской легла на красивую коленку.
- Я, пожалуй, пойду, - Шумов топтался в двери.
- Я даже не знаю, как Вас благодарить, - Татьяна Андреевна посмотрела на спасителя влажными глазами.
- Бабушка, давай Сержа чаем напоим.
- Ниночка, Сергея Ивановича не прилично так называть.
- Он не против, правда, Сергей Иванович?
- Правда, - смутился Шумов.
Татьяна Андреевна с укором посмотрела на внучку и соседа.
- Мне не нравятся эти современные нравы.
- Бабуль, давай не будем.
- Простите, Сергей Иванович, Нина такая взбалмошная.
- Что Вы, просто она… современная девушка, у них так принято.
- Вот видишь, Серж всё просекает.
- Нина…
- Ой, больно, больно, - девушка попыталась повернуться набок.
- Лежи гулёна, - бабушка поправила подушку.
- Я всё-таки пойду.
- А чай, - Нина взглянула на него с надеждой.
- Спасибо, в следующий раз.
- Бабушка, пусть он пообещает, что навестит меня завтра.
- Нина… Сергей Иванович…
- Я зайду, обязательно зайду.
- Обещаешь?
- Обещаю, - Серж торопливо покинул дом, ощущая на спине пристальный взгляд Татьяны Андреевны.

Всю неделю они виделись в присутствии бабушки. Серж изображал сочувствующего доброго соседа, Нина изображала больную. Они сидели на веранде, пили чай по-простому, говорили о новостях и сплетничали.
Вечерами Шумов запирался в своём домике и писал. Это был дневник. Путанный, взволнованный и откровенный. Именно через него Серж решил разобраться с тем, что с ним происходит в последнее время. Общая тетрадка наполнялась размышлениями, отступлениями и даже стихами. Всё сводилось к одному – он влюбился. Нина растревожила и увлекла его в неведомый мир, где реальность отступает на второй план.


Лето неслось со скоростью огненного болида. Розовый домик утопал в изумрудной листве, Шумов тонул в карих глазах Ниночки.
Дни были бесконечно длинны, ночи, до обиды коротки. Именно в такую ночь к Сержу пришла Нина. Крадучись, как кошка, постучалась она ноготком в оконное стекло, и тенью просочилась в приоткрытую дверь. Её пальчик лёг замком на губы Шумова.
- Тс-с-с… не зажигай свет.
- Что случилось?
- Тише…
- Нина…
- Серж, не волнуйся, ничего не произошло, просто я очень захотела тебя видеть.
- Ночью? Ты меня напугала.
- Да, ночью, сейчас, немедленно…, - Нина, словно задохнулась от своих слов, дыханье её сбилось.
- Нина, нам надо поговорить.
Нина, приложила пальчик теперь уже к своим губам и стала медленно обходить комнаты, Серж шёл за ней. Они вошли в столовую, вернулись в коридор, дошли до кабинета, постояли у письменного стола. Шумов тронул её за плечо.
- Нина, ты меня слышишь?
- А где ты спишь?
- Что?
- Где ты спишь? – Повторила она громче.
- Там, - рука махнула в темноту, Нина шагнула в сторону аккуратной белой двери.
- Можно?
- Конечно, только там…
Кровать было застелена наскоро плотным шотландским пледом. Бледная подушка кособоко выглядывала из-под него неровным треугольником.
- Выключатель справа.
- Не нужно, я хорошо вижу в темноте. Что ты хотел мне сказать?
- Нина выслушай меня, это очень серьёзно.
- Я слушаю, - Нина вышла из спальни, не закрыв дверь, и снова вернулась в столовую. В окно робко пробивался свет луны, отбрасывая причудливые тени на уснувшее пространство. Она встала у окна, повернувшись к Сержу вполоборота.
- Я давно хотел с тобой поговорить. Так больше не может продолжаться.
- Ты говоришь непонятно.
- Я говорю о нас с тобой.
- Я не слышу.
- Перестань, я не шучу, зачем ты пришла?
- Соскучилась.
- Ты сбежала, ко мне, это глупо.
- Ты не рад?
- Я рад, я очень рад, но что скажут все…
- Кто все?
- Что скажет бабушка, твои родители?
- Тебе это так важно?
- Нина, ты многого ещё не понимаешь.
- Объясни.
- Наши встречи компрометируют тебя.
- Ты придумываешь себе оправдания?
- Нет, это не так…
- Разве то, что я здесь не главное?
Нина повернулась к нему, и Серж смог разглядеть её лицо. Она была прекрасна. Шумов почувствовал, как её горячие ладошки легли ему на грудь.
- У тебя сердце бьётся.
- Господи, девочка моя, что же ты со мною делаешь? Так нельзя, у нас ничего не получится.
- Ты боишься быть свободным? – она склонила голову, шёлковые волосы, тёмной волной опутали его мысли. Лёгкая рубашка с коротким рукавом, накинутая в спешке, распахнулась от внезапного дуновения ветра, и Нина прижалась к нему щекой.
- Хочу послушать твоё сердце, оно скажет мне правду.
- Нина, нам нельзя быть вместе…
- А оно говорит, что можно.
- Нам надо расстаться, пока не произошло…
- Послушай, - она прервала его на полуслове, - оно правдивее твоих слов.
Шумов перехватил её руки.
- Нина, сядь!
- Мне больно.
- Я стараюсь тебе объяснить, но ты меня не хочешь слушать!
- Я тебя слушаю, но ты ничего не говоришь, только повторяешь, нельзя, нельзя…
Они сели друг против друга.
- Я провожу тебя домой.
- Зачем? Я не маленькая девочка. Вот, смотри, - Нина протянула ему темную обложку.
- Что это?
- Паспорт. Там стоит дата моего рождения. Сегодня у меня день рождения, мне исполнилось восемнадцать. Смотри, если не веришь.
- Господи, ты хоть понимаешь, что ты делаешь?
- Это твои поздравления?
- Я поздравляю, конечно, поздравляю, но нельзя же так, ночью, тайком…
- Опять нельзя?
- Ты живёшь на эмоциях, ты не знаешь жизни.
- Хочешь прочитать мне нотацию?
- Хочу, чтобы тебе было хорошо.
- Тогда обними меня.
Серж поднялся, но тут же сел на место.
- Твоё «нельзя» сильнее твоего желания.
- Нина, это безответственно.
- Пускай, скажи, что любишь меня.
- Я очень тебя люблю, но…
- Не надо «но».
- Это глупо.
- Это просто, и честно.
- Ниночка, любимая…
- Сержик, милый, давай представим, что это последнее лето, последняя ночь, и последняя встреча. Понимаешь? Просто будем счастливы. Как будто, это последние прикосновения, последние слова…
- Ниночка, милая, что ты такое говоришь?
- Я говорю то, что ты думаешь, эта ночь – единственная для нас с тобой, другой не будет.
- Мы не должны так сразу, я же люблю тебя, хочу, чтобы ты была счастлива…
Нина поднялась и мягко подошла к Сержу.
- Не надо сейчас ни о чём думать…
Он подхватил её на руки.
- Милая моя, любимая, Ниночка, девочка… - захлёбываясь от нахлынувших чувств, шептал Серж.
Комната вертелась кубарем, Нина сжималась комочком.
 - Ты моя, моя, только моя, никому тебя не отдам. Хочешь, уедем, далеко, далеко, на край земли, где море и небо, где только ты и я… завтра уедем, сейчас, прямо сейчас. У меня есть деньги, нам хватит на первое время, я буду работать, ты не в чём не будешь нуждаться. Продам квартиру, дачу…, хочешь, я куплю тебе машину, красную, спортивную машину. Господи, как же я тебя люблю. - Он кружил её, задевая стулья, стол, сбивая коврик под ногами… звенели чашки в серванте, скрипели половицы, но он не слышал ничего, кроме биения своего сердца.
Дверь спальни, словно приветливая хозяйка звала в свои покои, поблескивая мутноватым глянцем. Они повалились на кровать. Нина стянула с себя джинсы, и облегающую маячку, Рубашка и шорты Сержа, птицей метнулись на ковёр.
Всё смешалось в голове. Правильные слова и нравоучительные речи летели к чертям, сквозь открытое настежь окно. Сергей Иванович Шумов пропал, вместо него появился Серж – молодой, бесшабашный счастливый и влюблённый человек! И ему нравилось быть таким. Он обнимал её молодое тело, чувствовал её запах, слушал сладкий стон и ощущал себя в ином, неземном измерении. Всё было нереально, фантастически, чувства не подчинялись простым законам бытия. Они были в плену страсти.


За окном поднимался рассвет, засвечивая небо робкими холодными лучами. Просыпались птицы, ложилась роса на щедрые травы, день обещал быть жарким.
Серж сидел на низком пуфике из жёлтого плюша и смотрел на Нину. Мягкий свет проникал в комнату и рассеивался белёсым призраком. Девушка лежала на боку, слегка подогнув ноги, руки сплелись вокруг подушки, прижав её к груди. Сквозь приоткрытые ресницы поблёскивали глаза. На подоконнике стояла пепельница, несколько окурков свёрнутых червячками скучали в горсточке пепла. Серж потянулся к пачке и нашёл её пустой, рядом в тумбочке была ещё пачка, та самая с последней сигаретой, он достал её и закурил. После глубокой затяжки он обмотался простынёй и стал похож на кокон.
- Ты не спишь? – спросил он Нину.
Девушка перевернулась на спину и широко открыла глаза.
- Сплю.
- Лгунья.
- Принеси мне воды.
- Сейчас… - Шумов встал и, не нащупав тапочки, босиком пошлёпал на кухню. Чтобы не путаться в простыне, он обернул её вокруг талии.
- Вот, держи, - стакан был полон до краёв. Нина сделала небольшой глоток и отдала стакан Сержу. Теперь она сидела, прижавшись спиной к расписному коврику на стене, всё ещё не отпуская подушку от груди.
- Я сегодня уезжаю, - сказала она в раскрытое окно, - родители отправляют учиться.
- Далеко?
- Очень. Штат Минесота, слышал о таком? Там университет есть. Мамин знакомый там читает лекции. Сам понимаешь. Вообще-то я сама просилась, а отчим обещал оплатить.
- Отчим?
- Ну да. Все думают, что он мой отец, на самом деле мой отец нас бросил, когда я маленькой была. Мама замуж вышла, а Володю, я папой называю, он меня вырастил.
- Я не знал.
- Никто не знает. Зачем, кому это интересно?
- А отец?
- Отец живёт своей жизнью, у него своя семья.
- Ты на него обижена?
- Да, нет, Я раньше вообще думала, что так и надо, чтобы два отца было, ну как два дедушки или две бабушки. Мама с Володей потом себе дочку родили, сестрёнку мне, значит, а я к бабушке на лето сбегать стала. Здесь свобода.
- Бабушка тебя любит.
- Бабушка меня понимает. Они с мамой у меня самые, самые… добрые, понимаешь?
Нина склонила голову на бок и коснулась щекой подушки.
- Я тебя буду всю жизнь любить, - тихо произнёс Серж.
Нина улыбнулась, задумчиво и растерянно.
- Знаешь, мы с девчонками любили в твой сад лазить, там, у тебя, за домом, беседка есть, вся в зарослях.
- Это дикий виноград.
- Красивый, только винограда я там не видела.
- Он так называется, листья похожи на виноградные, а плодов не бывает.
- Обманный?
- Дикий.
- У тебя всё странно. Ты не такой, как все, и дача у тебя не такая…
- Розовая?
- И «розовая», тоже…, а сад запущенный, цветы, как в лесу.
- Тебе не нравится?
- Наоборот, классно. Свободой пахнет.
- Не замечал.
- Когда чего-то много, это всегда приедается, бабушка говорит, что глаз замыливается.
- И часто вы в беседке сидели, свободой дышали?
- Почти всегда, когда тебя не было. Это было наше укромное место, как шалаш. Проберёмся незаметно, посидим до полуночи и по домам.
- Не замечал, а что вы там делали?
- Так, ерундой страдали, курили, и всякое такое. Ты вообще, многого не замечал. В прошлом году, в начале лета, мы забрались к тебе всей компанией. Отмечали встречу. Юлька принесла бутылку какого-то ликёра. Сладкий такой, противный, мы его из горла по кругу пили. Ты приехал неожиданно. Сначала мы увидели машину, серебристую, на Мерседес похожую. Она остановилась у ворот с зажжёнными фарами. Мы подумали, что кто-то заблудился, дорогу ищет, у нас таких машин на дачах нет. Потом, из машины вышел ты, весёлый, с пакетом в руках и сумкой на плече. Открыл ворота и впустил машину во двор. Из машины вышла женщина. Мы спрятались, присели в заросли и стали ждать. Не знаю, чего мы испугались, думаю, что ты не стал бы нас ругать. Эта женщина привлекла моё внимание, мне захотелось получше рассмотреть её.
- Это знакомая моя, по работе, - смутился Шумов.
Нина продолжила, будто не слышала слова Сержа.
- Вела она себя отвратительно: командовала тобой, смеялась громко, окурок в траву бросила. У неё грубый голос, после него в ушах звенит. Она мне сразу не понравилась. Катька сказала, что ты – гусь.
- Что за гусь, лапчатый? – Серж попытался шутить.
- Сказала: « хорош гусь…, наши бабы сколько к нему не подкатывали, всех отшил, недотрогу из себя корчил, а сам ****ей по ночам привозит».
- Катька твоя, дура, так и передай. Это секретарша моего друга, она обещала мне помочь с книгой.
- И как, помогла? Да, ладно, что я не понимаю. Это Катька так решила, что наши бабы тебе не подходят. Обидно мне стало. Теперь я понимаю, что глупо всё это было, по-детски, сидеть, подглядывать… Пьяные мы были, да накурились до одури. Вот и заиграло в одном месте. Я спорить с Катькой стала, сказала, что если, мол, захочу, то пересплю с тобой.
Серж встал и прошёлся по комнате.
- Значит, вы на меня поспорили?
- Совсем нет, спора вообще не было, Катька меня недоделанной обозвала, она всегда так обзывается, когда злится, а другие по-моему вообще не слышали, что я такое сморозила. Потом вы в дом вошли, а мы тихонько разбежались по домам. Ночью мне было очень плохо. Бабушке я сказала, что отравилась грибами, а табаком пахло, потому что ребята курили рядом. Она сделала вид, что поверила. С тех пор я стала к тебе приглядываться, даже своим называть про себя. Тебе конечно не до меня было, ты меня в упор не видел. Да и на что смотреть? Ни кожи, ни рожи. Мама меня гадким утёнком на ходулях называла и бабушке откармливать наказывала. Но мне ужасно хотелось, чтобы ты обратил на меня внимание. Я уже не могла без тебя. В тебе есть что-то такое, чего нет в наших мальчишках. Я к ним вообще равнодушна была, а в тебя влюбилась. Мне нравилось это состояние, и ещё мне нравилось, что у меня есть тайна. Я ждала этого лета, я знала, что это случится.
Серж присел на кровать, он молчал.
- Я должна была это тебе рассказать, не хочу, чтобы ты считал меня дрянью. Просто это было.
- Теперь всё будет по-другому, - очнулся Шумов, - мы всегда будем говорить друг другу правду, будем любить друг друга. Я тебя никому не отдам.
- Так не бывает, я даже бабушке вру, наверно я такая уродилась, и ничего с этим не поделаешь.
- Ниночка, я люблю тебя, - Серж обнял девушку.
- Я тебя тоже, только не знаю, что с этим делать?
- Я обо всём позабочусь, доверься мне, выходи за меня замуж.
- Не знаю, я сейчас ничего не знаю. Пусто стало, и легко, наверно потому, что рассказала тебе всё. Теперь у меня нет тайны.
- Теперь у тебя есть я.
- А ещё у меня есть бабушка, мама, Володя и куча дурацких обязательств. Я ведь уезжаю, разве ты не понял?
- Останься, зачем тебе ехать?
- Так надо.
- Кому надо? Тебе или родителям?
- Просто, так надо. Ты не сердись, мы ведь обязательно увидимся.
- Я не смогу без тебя, - Шумов почти крикнул, но Нина прикрыла его губы ладошкой.
- Что я буду делать? – прошептал он сквозь её пальцы.
- А что ты делал до меня?
Серж молчал. На такой простой вопрос у него не было ответа.
- Мне пора, скоро станет светло, надо вернуться, чтобы бабушка не заметила.
- Ты боишься, что она будет тебя ругать?
- Нет, просто это у нас такая игра…
Она оделась и поцеловала Сержа в осунувшуюся щёку.


В тот день был сильный ветер. Уловив настроение Шумова, он гнул деревья, рвал и швырял на землю листья, сбивал с полёта птиц и поднимал клубы пыли. К вечеру всё улеглось.
Больше они не виделись. Нина уехала в Америку учиться и вскоре удачно вышла замуж за славного янки. У них родился сын. Муж хотел назвать его Майклом, но Нина настояла на русском имени. Маленький Серж радовался белому свету, и маме, которая неотступно была рядом.
Говорят, что дети, даже рождённые от законных мужей чем-то напоминают тех мужчин, о которых больше всего думают беременные женщины. Наверно, это выдумки самих женщин, а впрочем, у природы есть свои загадки. Конечно, Нина вспоминала Шумова, который стал теперь для неё чем-то вроде прочитанной книги.
Сам же Сергей Иванович, той осенью вернулся к работе. Сразу несколько журналов звали его к себе под крыло. Он пробовал выставляться, но потом понял, что хочет осуществить давнишнюю мечту. Издать фото-книгу «Дикая природа Африки», когда-то начатую и брошенную. Посчитав, что материала недостаточно, он продал дачу и отправился в экспедицию. Случайная инфекция на озере Чад, вылилась в осложнение. В Москву его привезли в тяжёлом состоянии. Он скончался, не приходя в сознание. Врачебная помощь опоздала всего на несколько дней. Книгу издали спустя год. В записях нашли посвящение и поместили на первой странице. Неровным подчерком Сержа было написано: «Посвящается моей любимой женщине, Нине».