петухи уже пропели

...кто-то по небу к чему-то стремится,
   в воздухе цифры, люди и птицы,
   русалка из моря пучин выплывает,
   в желании любить рук мольбу простирает.
   В безбрежии неба во время рассвета
   ночь щедро рисует ответов сюжеты...


 Еще не знакомая, но уже привлекательная солнечная деревенская улочка. Коровы, бредущие к Волге, по хозяйски утрамбовывают дорожную пыль. Передо мной стоит старая женщина. Я «зацепился с ней языками», задав, на мой взгляд, вполне тривиальный вопрос:
- Как поживаете?
 Да, именно так и началось.
Но реакция оказалась не предсказуемой – я не получил в ответ привычное: « Спасибо, хорошо!». Совсем наоборот, женщина остановилась, по хозяйски оглядела меня с ног до головы. С уважением отметила фотоаппарат, болтающийся в ожидании работы на моей натруженной шее. Видимо профессиональная техника с огромными "глазами" – объективами имеет свое влияние не только на городского жителя. Она представилась – звали ее тетя Маша, махнула в сторону, показывая мне свой симпатичный дом, и пригласила в гости. Я ошалел от такого развития событий и стоял полностью растерянный, не зная, как поступить. С одной стороны деревня абсолютно мне не знакома, я здесь гость, прохожий и могу делать все, что заблагорассудиться, не считаясь с правилами хорошего тона и чужим мнением, но с другой моя привычная осторожность требовала побыстрей смотаться от этой неадекватной старушенции, но так, чтоб никому обидно не было. Я уже почти решился распрощаться, но тетя Маша вспомнила про мой вопрос и вдохновлено приступила к рассказу, став как-то по особенному плотно, так, что дураку было понятно – это надолго. Говорила она чисто, быстро, с выражением:
- Как мы живем на деревне, интересуетесь вы? А вот так и живем – обыкновенно и хорошо! А, что в деревне, думаете, скучно живется? А вот и нет! И дел полно, и историй тут разных у нас случается – хоть отбавляй! Куда ни кинь – всюду клин! У нас точно так и выходит. За то, не скучно! Здесь любое дело – уже история! Вот, казалось бы, в автолавку сходить? А? – подмигивая, она задорно сверкнула молодыми хитрыми глазами, и этим простым действием взяла меня в свои сообщники.
Это странное сочетание для города - молодой взгляд и постаревшее лицо, застает меня врасплох и я невольно проникаюсь к этой женщине симпатией: до того обаятельно у нее выходит это подмигивание! В городе сначала потухают глаза, лет, этак, в тридцать-сорок. А уже потом стареет тело. Получается, что после, человек не живет, а всего лишь доживает свой век с потухшим взором. Но это у нас в городе. Может быть, в этой деревне все по-другому? Что-ж, посмотрим.
 - Ерунда, - скажете вы! – с вызовом посмотрела на меня тетя снизу вверх.
 И беззастенчиво потеснила меня своим небольшим - она такого маленького роста, что едва доходит до моей груди, плотно сбитым телом в открытый проем калитки, недвусмысленно давая понять заезжему столичному фоторепортеру, что не собирается оставлять на будущее свои намеренья, а именно зазвать меня в гости.
При этом следует продолжение разговора, от которого я ненароком отвлекся, вводя вас в курс дела. В нашем разговоре мое участие, как вы понимаете, не требуется. Я тут исполняю роль немого слушателя. « Зато я слушаю и вижу хорошо!» - узнали? Будем знакомы – это сейчас про меня! Так что включаем уши – старушка продолжает:
 - А вот и нет! – говорю я Вам. – Там у нас в автолавке-то чего только не насмотришься! Там одна наша тетя Валя, та, что коз держит, чего стоит! Силу пьет, прямо в очереди за хлебом! Как говорят:" не отходя от кассы"! Ну, это я что-то отвлеклась. Ушла в сторону с главного курса! А рассказать то я Вам хотела совсем про другое.
Не успел я оглянуться, как тетя Маша уже провела меня в дом и усадила за стол. И я уже ловлю себя на том, что дожевываю кусочек сушки с маком, а рука тянется к вазочке за следующей. В другой руке дымящаяся чашка с травяным чаем. Отхлебываю и слышу:
 - Включаю тут передачу «Необъяснимо, но факт». А там про русалок рассказывают. Ну, я уши-то и развесила, - продолжает, звеня у раковины посудой, тетя Маша, смотрю, ловлю каждое слово.- А вдруг, что-то новое узнаю? Говорят. Разные места, разные люди. И русалки тоже, оказывается, разные! А я и не знала – дура старая! – усмехнулась она и продолжила: - Для меня - это открытие из открытий. У нас русалки – русалки и есть, красивые девки с долгими зелеными волосами и хвостом вместо ног. Кожа у них, как водится, тоже зеленцой отдает, но не противно, а по ночам даже светится матово так и приятно. Так, по речному все они и выглядят. Ну, да…
На мгновение женщина задумалась, вспоминая что-то приятное. Глаза блеснули улыбкой. Тоже хлебнула чайку, ведь с посудой было «покончено»,- как заявила рассказчица - « а теперь можно и к чайку…», и продолжала:
- И водяной есть. Тоже зеленый, красивый и сильный – причиндалы свои огромным чудо ершом прикрывает! Дабы не смущать народ! Но он у нас в округе один. Один на всех – имею в виду. У русалок, как у львов много женщин на одного мужчину. Прайд, одним словом. Про львов – это я тоже в телевизоре подсмотрела - Би-би-си «Живая природа».
И она со значением кивнула в сторону телевизора, по всей видимости своего любимца, широкоэкранного жидкокристаллического, расположившегося на почетном месте в красном углу.
Вид у нее такой, как будто она сама и радуется и удивляется чуду, которое посетило ее дом в лице новомодной техники. Смотрелось это чудо здесь действительно странно. Сами представьте: пятистенок, светелка, круглый стол  и цветная скатерть, подушки на металлических кроватях покрыты кружевной фатой, занавески в пол окна, перед иконами горящая лампадка, а под ней жидкокристаллический телек!
- И вдруг, вижу – знакомые все лица! Кузьма - сын молочницы бисером пред ведущим рассыпается, да про Тверь, да про наши места. И про залив, да про то, что у нас русалки водятся – вот, проныра! и рассказывает наш Кузьма в телевизор такую историю, что волосы мои, благо платок держал, - кивает она на пиратски повязанный на затылке платок, - чуть дыбом не встали! Говорит Кузьма про то, как с деревенскими в ночное пошли, как подкараулила, его одного русалка на берегу и потащила в кусты! Ты подумай!, - восклицает тетя Маша, - И будто у ней там, в кустах самый, что ни на есть дом! Затащила, значит, русалка Кузьму в кусты. Сама-то невиданной красоты оказалась. И такая она на секс охочая была – даром, что с хвостом, а там то у нее все нормальненько обстоит, - подмигнула между делом мне рассказчица, - что начала нашего Кузьму всячески соблазнять и совращать своими чарами светящимися, а как получила отказ, то и повязала насильно Кузьме ручки – ножки белые, и начала, уже связанного силой к соитию принуждать! Но наш Кузьма ей-ей! – кремень мужик, ну, ни в какую: «не согласен, говорит на акт ни за что на свете!» Да и то подумать,зачем это нашему Кузьме русалка невиданной красоты сдалась, на что? Когда у него «девок деревенских, а летом и московских, ну, просто, куры не клюют!». Значит, слушаю я все это, слушаю, наблюдаю, как у ведущего глаза-то из орбит вылезают, как он Кузьме-то наводящие вопросы задает, да как Кузьма все больше распаляется. Тьфу, ты! - что-бы глаза мои больше позора такого не видели! Была ж я в том месте, в тот самый день, верней в то самое еще не начавшееся утро. В предрассветные сумерки видела я Кузьму и все его пьяные пляски с русалками наблюдала. Даже путь свой прервала ради зрелища такого. Остановилась. На петухов первых плюнула! И не пожалела! А видела я, вот те крест, все по-другому было! Не так, как в телевизоре!
У меня неожиданно образуется возможность вставить слово. Хотя закрадывается, конечно, в голову мысль, что это тети Машин сценарий вынуждает вступить меня в диалог, но я гоню ее нещадно. Хочется верить, что я тут тоже что-то, да, значу! И я спрашиваю - ведь интересно то как!
- Да, что ж Вы такое видели то?
- А то! Что, было на самом деле, то и видела! Не соврут мои глаза! – еще больше распалилась Тетя Маша. - Видела, как смеялись над Кузьмой русалки, куражились, игрались с ним, обнимались. Видела, как на стоянку рыбацкую, тумана сонного девахи напустили. Видела, как Кузьма слюни пускал, посулы всякие давал и комплимэ отмачивал. Как он губами шлепал, бегая по берегу, падал в воду, вставал и опять, как заводной бегать начинал. Весь измаялся парень, но остановиться не мог. И действительно, ведь была та, что осталась с ним на берегу. Понравился он ей - дуре жалостливой. Видать, все мы бабы одним миром мазаны, все на жалости к мужику замешаны! Будь то русалка, будь человеческая, а все одно! Жалеем да любим, хоть, хлебом не корми! Ну, она и потянулась! А он по мужицкой привычке – нет, что б натуру тонкую речную оценить! давай ее одной рукой лапить, а другой в кусты тащить. Тут уж жалость только у наших баб остается, а от русалок уходит. Да. И у этой не удержалась. Вдруг слишком уж тяжелой ноша-то нашему Кузьме показалась, даром, что пьяный, - глядь, а дядьку Водянова друг наш волочет, да к груди прижимает! Ну, тут уж и совсем протрезвел наш Кузьма. Отталкивает Водянова, бежать старается. Не хочется ему уж больше отношений. Но не тут то было. Водяной наш мужик не хухры-мухры: раз обнял – не разрубишь, даром, что с хвостом! Да тут еще и с причинного места Водяного чудо ерш разъярился. Из-за того, что Кузьма по нему коленом в запале врезал. Так ерш Кузьме прямиком в плавки то и вцепился. Раздался крик на всю Волгу. Да такой был крик, что самой больно стало! Хоть между ног ничего мужского не ношу - нету у меня такой необходимости! И враз все стихло. Я уж и подумала: " Конец!". Продвинулась, подождав минутки три, к песочку и к кустам. А там Кузьма бездыханный лежит. Я руки и опустила! И плакать уж приготовилась. Да, чуть не поперхнулась - только я воздуха в легкие набрала, как Водяной мне из воды-то и говорит:
- Да, жив мужик. А связан – в наказанье! К полудню на ногах уж должен быть!
 А то, что причиндалы посинели – у ерша сотрясение мозгов! Так что они обои не в накладе! Прощай Машунь, - это он ко мне, значит, обращается,- мне люди на сегодня надоели! Все.
И канул, только я его и видела.
Тетя Маша замолчала. Погрустневшая вернулась к остывшему чаю. Меня же раздирало любопытство, что же было дальше, но в этот раз было, отчего то неловко нарушать тишину. Может спросить?
- Что – что, - а ничего! Огляделась – уже утро и ступу надоть на себе волочь, потому, как петухи то уже пропели, - отвечала мне старушка, гадким голосочком, как бы передразнивая кого-то. - А ты лучше скажи мне, мил человек, как мне теперь вот этому то верить? – в сердцах тетя Маша кивнула в сторону телевизора, - как я теперь про львов смотреть-то буду?
Никакого положительного ответа у меня для нее не было. Может и надо было, что-нибудь сказать, как-то приободрить. Но как? Как вернуть человеку веру в то, во что сам уже давно не веришь?
Ну, да, ладно. Пора было уходить. А это, надо сказать, было не так уж и просто сделать. Под конец нашей беседы с тетей Машей произошла странная метаморфоза. Куда подевалась приятная с виду старушка? Передо мной попивала чаек
самая настоящая баба–Ежка – надо же, как расстроилась! Старушка злобно клацала зубами и как-то странно поглядывала то на меня, то в сторону русской печи, рядом с которой стояла огромная фанерная лопата. Похожая на ту, какую раньше использовали московские дворники для расчистки снега. Я не робок, но отчего-то мне стало не по себе. В светелке потемнело. За интересной беседой время прошло незаметно, в окно попали последние красные лучи заката, напоследок прощаясь с нами до завтрашнего утра. « Дожить бы еще, до утра то!» - мелькнула в голове неожиданная мысль. Старушка хищно улыбнулась и любезно предложила:
- Еще чайку?
Я отказался, собрав всю твердость своего голоса, поддерживая меня, пропели вечерние петухи. Старушка в этот момент стушевалась, потеряв на миг устрашающий облик, и без слов пропустила меня на крыльцо. Уже спиной я услышал приглашенье заглядывать как-нибудь еще. Ну, что ж, посмотрим, как говорится: « Было бы предложено!»