Обнаженная в окне. Новелла

ОБНАЖЕННАЯ В ОКНЕ. НОВЕЛЛА

Степан Лодкин возвращался с завода домой глухими дворами. Время близилось к ночи, а он шел медленно и неохотно. Шел и проклинал всех и вся на свете. Жизнь собачья, ни гроша в кармане, недавно зарплату получил, но уже часть пропил, остальную жене пришлось на хозяйственные нужды выдать. Директор свинья зажравшаяся, гребет под себя, жульничает, рабочих обделяет, чтоб он сдох. Жена – бесформенное чудище, карга старая, только и знает, что в церкви торчит, грехи замаливает. Да какие, к черту, грехи на ней – чиста, как младенец. Лучше б супружеский долг так исполняла. Вбила себе в голову, что секс существует только для продолжения рода человеческого, и твердит все одно и то же. Сколько раз пытался расшевелить в ней женщину – все старания прахом. Женился на ней по глупости, позарился на невинность святую. Вот дурак, только жизнь свою угробил. Плюнул в итоге на все, стал изменять. Изменял направо и налево, а она молчала. Плакала украдкой, даже иногда жаль было ее, так сама виновата. Ради детей и жил с ней. А теперь дети выросли. Послать бы ее к чертовой матери, да не решался. Женщина она, конечно, никакая, зато хозяйка хорошая, всегда выстирает, вкусно накормит, тапочки подаст. Преданная, любит-холит его. Да и страшновато новую жизнь начинать. Хотя он мужчина еще хоть куда, разве пятьдесят лет – это возраст! Вот и нынешняя его милаха Ленка из соседнего цеха все ноет «бросай ты свою монашку, женись на мне». Ну хорошо, уговорила-таки, приду домой и выложу «так мол и так, женушка любезная, прости-прощай, не поминай лихом».
Так вот, возвращался Степан Лодкин домой, мысленно готовясь к предстоящему разговору с женой. Знаете, была у него такая привычка: подходя к подъезду родной обшарпанной пятиэтажки, он всегда останавливался на несколько минут и усердно всматривался в окна своей квартиры на втором этаже. Что уж там он надеялся увидеть, одному ему известно. Но окна были окнами, а в них свет или отсутствие оного, иногда силуэты жены, детей – больше ничего особенного Степану не удавалось увидеть. И на сей раз он не изменил своей привычке. Уставился в окно и…сумка рухнула из его рук, так и осталась валяться на земле, рот непроизвольно открылся от удивления.
В окне его комнаты, на подоконнике, стояла обнаженная молодая женщина в белой маске, закрывающей пол-лица. Он огляделся по сторонам, поморгал, протер глаза…да-да, именно в окне его комнаты. Жена – первое, что пришло в голову. Разве что помолодела лет на двадцать, похудела килограммов на сорок. Все равно не стала бы такой гибкой и грациозной, как женщина в окне. Нет, не жена. Тогда кто? А незнакомка меж тем двигалась в каком-то странном медленном танце, освещаемая неярким светом, демонстрировала свое божественной красоты тело. Лодкин почувствовал, что вот еще чуть-чуть – и он сгорит от желания обладать этой женщиной. Через какое-то мгновение незнакомка приложила тонкие нежные пальчики к губам цвета пьяной вишни, посылая ему воздушный поцелуй, и исчезла во мраке комнаты.
Лодкин минут пять не мог сдвинуться с места, будто врылся в землю столбом. Потом опомнился, побежал, спотыкаясь, в подъезд, ворвался в квартиру, чуть не сломав дверь. На стук выбежала жена в ночной сорочке.
– Где-е?.. – зарычал Лодкин.
– Что где? – спросила жена, таращась на него удивленными глазами.
– Где она?
– Кто?
Он бросился в комнату, но там никого не обнаружил, заглянул под кровать, в шкаф – и там никого. Стал шарить по квартире, заглядывая во все углы, коробки и даже шкатулки.
– Допился! До чертиков в глазах! Алик проклятый! – завопила жена.
– Молчать, старая дура! – прикрикнул на нее Лодкин, присел, запыхавшись, на край дивана, блуждая по комнате безумными глазами. Потом вдруг зарыдал, как малое дитя.
– Степа, а где твоя сумка? – попыталась хоть как-то разрядить обстановку жена. Лодкин вздрогнул. Ах да, как же он мог забыть. Побрел на улицу за сумкой. Заходя обратно в подъезд, ненароком заглянул в урну. Что-то белое лежало там, поверх всякого мусора, соблазняя своей чистотой, будто шептало: возьми меня. Лодкин протянул руку в урну и достал оттуда маску. Мгновенно ожил: «Значит, не померещилось». Словно пятнадцатилетний пацан полетел в квартиру. Пытать жену. Пытал и так и сяк, ругался, угрожал, таскал за волосы, но жена проглотила язык. Тогда он сделал последнюю попытку выколотить из нее правду. «Если не скажешь мне, кто та женщина в окне и где она, прокляну, ей богу» – зашипел злобно Лодкин, уставившись мутными глазами, налитыми кровью, в ее упрямые глаза. Лицо женщины исказилось диким ужасом, она повалилась на колени и стала креститься: «Все скажу, все скажу».
Обнаженная женщина в окне, действительно, была. Зовут ее Ольга, приехала она из Молдовы в Москву, чтоб из беспросветной нищеты выбраться. В общем, банальная история. Сняла комнату в подмосковном городке. Устроилась работать продавщицей в местный магазин. Денег едва на еду хватало, не говоря уж о том, чтоб одеться, обуться прилично. Но хозяйка вскоре повысила оплату за комнату, и Ольге пришлось думать о другом жилье. Они познакомились в магазине, разговорились, подружились, так Ольга и оказалась в их квартире. И вот жена говорит Лодкину:
– Степка, а что если она у нас жить будет? На правах младшей жены.
Лодкин осел наземь. Ну и ну, вот так святоша, его жена, с которой двадцать пять лет бок о бок прожил, а ничего о ней, оказывается, не знал.
– А что это были за танцы в оконной раме? – добродушно улыбаясь, спросил Лодкин.
– Да Ольга придумала, чтоб подразнить тебя немного. Что-то вроде розыгрыша.