Последняя любовь Адиль Хана

Синопсис

Рассказ о последних месяцах жизни гуннского завоевателя Атиллы, который построил свою империю в центре Европы. О его последней любви к прекрасной Эльдико. Часть - история, часть -художественный вымысел. Концовка, несколько эзотерическая о том, что возможно, души героев, переселились в кого-то из современного мира.

------------------------------------------------



Шло лето 452 года от рождества Христова. Балканский пейзаж освещался полной, круглой и сверкающей, словно серебряное блюдо Сасанидов, луной. Было далеко за полночь. Мощные светильники освещали просторные покои царских палат в окрестностях реки Дануб. Гранитный стол на тяжелых резных ножках валился от всевозможных яств. Моздек восседал во главе стола. Мерцающий свет свечей отражал на стенах силуэты еще нескольких мужчин. Ветер за окнами уносил их тихий ночной разговор.
- Я не понимаю его… В последнее время Аттила очень сильно изменился, - голос Моздека дрожал. – Пожалуй, за эти двадцать лет, ближе меня не было человека ему…
Из-за угла послышался странный шорох. Молодой воин, красавец Сейран вытянул свою длинную шею, запрокинув тяжелые и черные как смоль волосы назад, что делало его еще больше похожим на знатного скакуна с королевской конюшни.
 - Здесь везде шпионы, надо быть осторожней, хан еще в силе, он все еще контролирует нас, - проговорил Сейран тихо. Моздек лишь засмеялся в ответ.
- Мы же не какие-нибудь заговорщики, мы не строим никаких коварных планов. Мы просто ужинаем и ничего более… А если быть до конца серьезным, то бояться нужно не Аттилу, а его приемников, что словно свора волков притаились и ожидают момента, чтобы напасть сзади… Собственно, я и собрал вас поговорить об этом… Я люблю Хана как свою собственную плоть и очень беспокоюсь за империю… Аттила ушел в себя и не видит никого кроме своей возлюбленной…
- Не стоит любить этого зверя, как собственную плоть и кровь, Моздек! – проговорил писарь и летописец Эллай. – Аттила не знает человеческих эпитетов, таких как дружба, верность и благородство. Вспомни историю с Аэцием!
- Крамольные речи произносишь, Эллай… Аэций был лишь стратегическим планом по укреплению границ империи! И потом, эти римляне и готы! А в наших с Адиль Ханом телах течет кровь храбрых номадов!
- Ха-ха-ха! Если Аттила не любит готов, то готок он точно любит! – Сейран залился смехом. - А что? Эта готка очень даже апетитная!!! Ее кудри совсем как белое руно, недавно родившегося ягненка!
- Тише, мальчик мой, молись, чтобы Хан тебя не услышал и не думай облизываться на Ильдико. Он ревнует ее даже к собственной тени… Это очень странно… Аттила может позволить себе любую женщину – такого гарема нет ни на Востоке, ни на Западе, но эта белокурая малышка кажется окончательно прибрала его к рукам… Он и думать не хочет о других женщинах, они словно перестали существовать для него! - Моздек повысил голос.
- Действительно странно… Аттила всегда собирал женщин, также как он собирает трофеи с покоренных им племен и княжеств. Он лишь ублажал свою плоть, а когда они ему надоедали, он просто избавлялся от них... Вот помнится случай с принцессой Сингидунума...- Моздек оборвал Эллая. – Давай не будем устраивать вечерю воспоминаний о славных сердечных завоеваниях благородного Аттилы! У нас просто не хватит вина и целой ночи, чтобы припомнить всех его женщин которых он заставлял страдать! Мужчины разразились веселым смехом.
- Довольно шуток. Меня беспокоит другое. Его поражение в итальянской компании, похоже, выбило его из колеи. Я не узнаю моего грозного тигра, «Божьего Бича»… Где тот непобедимый Номад – храбрый Адиль Хан? Сдается мне, от него осталась лишь тень... ,- проговорил Моздек. – И пусть он имеет столько наложниц, сколько позволяет его ненасытная плоть, но это не должно вредить империи! Его враги не дремлют, они так и ждут, чтобы обнаружить хоть одну лазейку, незначительный малейший просчет Хана, и нанести ему смертельный удар…
- Но светлейший, кто как не вы должен открыть ему глаза!
- Милый мой Сейран! Неужели ты думаешь, что я не пытался это сделать? Он обрывает даже не успевший начаться разговор об этом! Аттила убеждает меня, что все под контролем. Но его глаза… его взгляд говорит совсем о другом… Я не вижу этого пылающего огня в его черных очах, я не вижу жажды побед и стремления беспредельной власти над миром, я не вижу гордого императора, что заставил зазнавшихся римлян склонить колени и принять его условия… Кажется, что всего этого не было за его плечами. Неужели любовь настолько ослепила его?! Или это признак приближающейся старости…
- О нет, благороднейший Моздек, - Сейран встряхнул своей лошадиной гривой, - мне кажется, еще рано хоронить железного Хана! Ильдико лишь временная забава, которая очень скоро ему наскучит. Вот увидите! И как только наш Аттила выбросит ее на помойку, словно ненужную использованную вещь, я намерен подобрать ее и всласть наиграться с этой капризной сребровласой готкой!
Неровное пламя, бившее из масляных светильников, вздрогнуло при внезапном порыве ветра. Мужчины оглянулись на тени, что странными силуэтами вибрировали на тяжелых металлических ставнях.
- И все-таки, нам надо быть осторожнее…, - тихо произнес летописец Эллай.

* * * * *
Сладковатый аромат мирры и эвкалипта обволакивал покои царской опочивальни. Отражения от резных светильников играли матовым светом свечей на прозрачных шелковых складках широкого балдахина. Огромная шкура белого бенгальского тигра служила покрывалом на гигантском квадратном ложе. Маленькие и большие валики, пуфики и подушки были раскиданы на полу, невероятное количество их было и на королевской кровати. Он полулежал, оперев одно плечо на бархатный валик, украшенный персидским орнаментом.
Его жесткие темно-рыжие волосы были уложены в толстую косу, блики от горящих свечей отражались в его глубоких раскосых глазах. Его лицо светилось в блаженной улыбке – взгляд был направлен в сторону…
- Иль – ди – ко, Иль – ди – ко, иди - ко - мне…, - повторяли полушепотом его губы. – Иди ко мне моя лунная дева! Плоть моя горит, она жаждет твоего нежного тела, услада моя… - Аттила похлопал ладонью рядом с собой.
Мягкий розовато-золотистый отсвет пламени свечей ласкал ее тело. Ей исполнилось недавно 15 полных лун. Ослепленные любовью и желанием, ловили глаза Адиль-хана каждое движение своей возлюбленной Ильдико.
Она принадлежала к диким племенам вестготов. Но в ней не было той варварской брутальности, неотесанности свойственной женщинам ее рода. Шелковые белокурые кудри струились по ее плечам. Она не была высока, но была сложена, словно молодая лань… Плавные изгибы ее тела, невероятной красоты руки и грудь, лишали ее повелителя не только слов, но и порой, даже здравого смысла. Она обернулась к нему, скинув полупрозрачный хитон. Он любовался ее телом, волосами… ее мягкий низкий голос убаюкивал его…
- Подойти ко мне, моя Ильдико! Ложись со мной, дай мне насладиться ароматом твоего желанного тела!
- Я должна увлажнить свою кожу розовым маслом, чтобы благоухать как бутон дикой розы… для тебя… - она прищурила глаза. Приблизилась к нему… Ее лицо, овальное, словно изваянное из фарфора, было спокойным и умиротворенным. Она знала себя…, она знала свою власть над ним… Она наслаждалась этой властью.
Ильдико была дочерью мелкого галльского князька. Вынужденный сдать свои владенья под протекторат империи гуннов, отец Ильдико бежал в Византию. Маленькая златовласая девочка должна была ненавидеть грозного и жестокого варвара, но, увидев его тогда, в первый раз, она почувствовала невероятную силу, исходящую от этого звероподобного мужа… Странный восторг овладел ею, никогда не чувствовала она ничего подобного… Почувствовала она также некую фатальную связь с этим чужим и страшным, поначалу, человеком… Он же, наоборот, не обратил особого внимания на угловатого подростка, перепоручив ее воспитание своим сатрапам, что остались править на землях Галлии. После кровавой битвы на Каталунских полях, Аттила был вынужден отступить на Восток. Юная Ильдико также была увезена за границы Римской империи. Тогда она еще не знала, что сумеет укротить норов одного из самых жестоких воителей своего времени.

Легкий сквозняк приносил свежесть летней ночи. Ласковый ветерок заставлял колыхаться прозрачный балдахин, свесившийся над просторным царским ложем.
- Ответь мне, лесной эльф, так кажется, называют у вас мифических легкокрылых существ, откуда у тебя такие глаза цвета бирюзы? Даже самые зеленые листья на самых зеленых деревьях, и самый ценный морской камень аквамарин, не имеют такого чистого оттенка! Откуда у тебя такие губы? Они словно выточены из граната, так мягки, как ранний хлопок на полях Индии, так сладки, как спелый виноград на склонах средиземноморья! Откуда эта шелковая кожа цвета хурмы… Ее натуральный запах слаще запаха самой лучшей иранской мирры! Хочу бесконечно целовать тебя, от самого затылка, до кончиков твоих ног… Откуда эти белокурые кудри, что каскадом спускаются по твоим плечам? Даже самое нежное руно нерожденного ягненка не играет в лучах летнего солнца так, как твои волосы…
Эхо повторило ее заливистый смех. Игривый огонек вспыхнул в ее очах цвета морской волны…
- У нас в народе говорят, что зеленый цвет глаз –это цвет ведьм… , - она задумалась… Белые, ровные, словно ряды жемчуга, зубы ее прятались за полными, зовущими губами… - А меня в детстве называли абиссинкой… из за моего большого рта и кудрявых волос…Но, кто знает, может в моем роду и был кто-то из абиссинцев…, - она улыбнулась, взглянув на него сквозь копну тяжелых волос.
- Что ж, я пожалуй соглашусь, что ты колдунья… Ты забрала мою душу…воровка! – он притянул ее к себе. Жадно прильнул губами к ее манящим порочным устам...
Он умирал, чтобы опять ожить, - оживал, чтобы опять умереть! Он плакал и смеялся, рычал от боли и кричал от счастья… Он обладал ею неистово, словно изголодавшийся зверь, накинувшийся на свою жертву… Он парил под сводами своих покоев на невидимых крыльях, - он падал камнем вниз и боялся сделать вздох… Он болел, он летал, он был счастлив, беден, богат… Он был слеп…, он был раб…добровольно заковавший себя в тяжелые цепи любовной страсти.

* * * * *
 
Приятная нега разливалась по его телу. Обессиленный, но бесконечно счастливый возлежал Аттила на шелковых покрывалах. Рядом пристроилась его юная любовница. Утомленные, лежали они, обнявшись, думая об одном и том же…
 - Скажи мне царь мой, чего ты еще желаешь в этой жизни? Ведь у тебя есть все… Расскажи мне, о чем ты мечтал, когда был ребенком? – она нежно провела рукой по его груди. Аттила задумался… Действительно, чего еще не хватает ему в этой жизни? Были ли его детские мечты предтечей той странной тяжелой, но славной судьбы, что была уготована ему свыше…
- Когда я был ребенком, я смотрел с завистью на наших палванов, состязающихся в силе и ловкости, и мечтал стать как они… Я мечтал быть самым сильным и смелым в нашем племени. Но волею богов, мне не было дано могучего тела и стальных рук. Моя жаждущая побед душа была заключена в клетке немощного тела. Моему единокровному брату повезло больше. Он был выше и сильнее меня. Он называл меня коротышкой и неумехой… Я до конца не мог простить ему этих шуток. Все мои сверстники во главе с братом, потешались надо мной. Единственным моим верным другом стал тогда мой первый конь Аланга , подаренный отцу предводителем одного из огузских племен. Я назвал своего друга так, потому что он был цвета плавящейся меди, иногда мне было больно на него смотреть… до того обжигающе – огненной казалась его развевающаяся грива. Отец часто устраивал день военных игрищ для молодых воинов, он хотел видеть меня среди победителей соревнования. Но я знал, что никогда не смогу сравниться с другими молодыми участниками… мне не было дано никаких поблажек, не помогало даже то, что отец был в родстве с вождем моего племени… Обиженный на весь мир, я часто садился на своего огненного друга и скакал по бескрайним степям до изнеможения… Только там я чувствовал себя по-настоящему свободным. Я понял еще с самой ранней юности, что никто никогда не будет близок тебе, даже родственники… Я научил себя доверять только самому себе; я научился обходиться без друзей, без их веселой компании, без их юношеских забав. Я знал, что рано или поздно, я унаследую верховную власть в племени…, но это не слишком радовало меня. Я знал, что все те, кто смеется и потешается надо мной сейчас, будут целовать мои следы и клясться в вечной верности. Но я то знаю, что они будут лгать мне также, как лгали всем тем, кто был до меня.
- Значит, у тебя никогда не было друзей?
- А зачем мне они, от них одни только беды, и никакой пользы…, - он задумчиво почесал подбородок. – Мой отец был очень жесток со мной. Прекрасно зная, что я гораздо слабее и меньше своих сверстников, он посылал меня состязаться и бороться с ними. Я ненавидел его за это… И только заимев своих собственных детей – я понял, что отец был прав – он вырабатывал во мне злобу. Только злость может толкать человека совершить что-то значительное. Злость и амбиции. А друзья… они лишь развращают разум, отвлекают и заставляют человека сомневаться в собственной силе.
- Это как?
 - Ты с детства растешь в окружении людей, похожих на тебя и знаешь, что в любой ситуации эти люди будут с тобой… Одиночество научило меня думать не только о себе, но и о своем месте в этой жизни… Будучи озлобленным и одиноким, я четко увидел свою цель.
 - А что это за цель?
Аттила задумался.
- Много будешь знать – превратишься в слепого земляного червя!
Ильдиго не оценила его шутки. Она задумчиво произнесла:
- У меня тоже не было друзей… Я даже не знаю, что это такое - дружба…
- Удел женщин не дружбу водить, а быть усладой для мужчин! – Он закинул голову в громком смехе. – А чем занимаются девушки, такие как ты, когда они остаются одни?
Ильдико задумалась…
- Я не знаю, что делают другие, но я люблю гулять и наслаждаться природой и тишиной… Знаешь, в такие моменты в голову мою приходят странные песни…, рождаются странные слова… Я пою их сама себе…но, к сожалению, проходит какое-то время и я забываю эти песни навсегда… Ты не можешь представить, сколько их пропало безвозвратно…
- А о чем были твои песни?
- Да обо всем… я просто пела о том, что видела вокруг… А еще я пела о любви, о которой мечтала…, о детях, которых рожу своему любимому… Я пела о том, что чувствовало мое сердце…
- А почему же ты ни разу не спела мне одну из своих песен? Спой мне, прошу тебя!
- Когда песня придет ко мне в голову и поселится в моем сердце, я обязательно спою ее тебе…Я постараюсь…
– Скажи, птица моя, а о чем же ты мечтала, когда была невинным дитем?
- Я..., - она прикрыла глаза и замолчала… - Я не помню… Я хотела любить… Я ждала любви. Каждая девушка мечтает об одном и том же – найти своего господина и телом и душой… Чтобы можно было отдать ему свою жизнь, которую, он, словно драгоценный камень, будет хранить и лелеять. Мне не надо многого от жизни, Аттила, мне нужна только любовь…
- И что, нашла ты своего господина? – хитрая усмешка заиграла на его лице.
 - Не знаю…, - она сузила глаза, словно кошка.
- А я знаю кто он! Это я! И не вздумай не согласиться со мной.
Он шутливо потрепал ее по щеке.
 - Я знаю, мой хан, что за сорок семь лун жизни на этом свете, ты ни разу не говорил тех заветных трех слов ни одной женщине. Неужели ты никого не любил в этой жизни? Скажи мне эти три слова, Аттила, прошу тебя, неужели я не заслужила их?
Он взглянул не нее. В его глазах вспыхнул сладострастный огонь.
 - Я не люблю слова, я люблю действие! – произнеся эти слова, он обнял ее и прильнул к ее губам страстным поцелуем, не дав ей даже опомниться.
Ветер за тяжелыми ставнями срывал толщею пыли и глины, нанесенных за день… Массивные бархатные занавеси не давали порыву беснующегося ветра ворваться в комнату и помешать священному соединению двух человеческих тел, сплетенных в вечном экстазе плотской страсти. И только ненавязчивый голос придворного музыканта, исполняющего странную восточную песнь, отдавался эхом в матово – сумеречном помещении царской опочивальни…
 
«Ты птица, пойманная в мою клетку – ты будешь петь для меня,
 Ты будешь жить для меня…
Я подрезал крылья твои – не улетишь ты никогда!
 Ты чудесная мелодия, что льется из струн моей души – ты песня,
 Что хочу я слышать бесконечно…
Ты инструмент, что рождает дивные звуки,
 Но не дано никому другому услышать эту божественную мелодию,
 И принадлежит она только мне.
 Я провожу руками по твоему лону, срывая шелковые одежды
 Они похожи на тонкую паутину, сотканную из серебряных нитей.
 Я беру тебя опять и опять, стремясь постичь совершенство твое,
 Стараясь запомнить каждый уголок волшебной плоти твоей…
Я целую твою нежную грудь, отлитую, словно из фарфора
 И хочу я умереть на этой груди,
 Чтобы последнее дыхание мое слилось с розовым ароматом,
 Исходящим из твоих гранатовых уст…
 И молюсь я высшим небесам,
Да будет так… Да будет так…»

* * * * *
Молодая служанка заботливо расчесывала жесткие, цвета терракоты волосы своей госпожи.
- Итак, Гельды, узнала ты что-нибудь новое? – голос Гонории нарушил тишину ночи. Гельды, женщина из близкого окружения последней супруги Аттилы, вальяжно развалилась на софе и ела виноград.
- Нет душа моя, пока все тихо… Хан сошел с ума, и весь двор тихо наблюдает за его помешательством.
- Ты имеешь в виду Эту? Его наложницу? – Гонория скривила лицо. – Она всего лишь очередная игрушка для этого бессердечного зверя! Разве ты не знаешь, Аттила не способен любить! Ему не ведомо то чувство – он только использует людей для своих корыстных целей, причем и мужчин и женщин в равной степени… Только каждого он использует по своему назначению! – она цинично засмеялась.
- Будем надеется на твою правоту…
 - Что ты хочешь этим сказать? Ты думаешь, он относится к ней как-то по… иному? – Гонория высокомерно подняла брови. – Какое иное отношение может быть у него к этой женщине? Она лишь одна из многих…, и ее постигнет та же участь, что и остальных. Ты только посмотри на его жен… Каждая из них надеялась получить хотя бы малую долю его любви и расположения… Но он лишь развлекался с ними, а заполучив новую игрушку, бросал надоевшую. Глупые куры…, они мне напоминают куриный насест, где каждая курица ждет своей очереди, пока не придет петух и не потопчет ее!
Гельды захохотала.
- Но ведь и ты сама из того же насеста!
Гонория сверкнула глазами.
 - Эй холопка, знай свое место! Если я выбрала тебя в свое окружение, это не значит, что ты стала мне ровней! Я советую тебе попридержать язык!
- Прошу прощения принцесса…, - Гельды смущенно потупила глаза. – Я… действительно… сглупила.
- Так то…, - гнев отступил. – Глупая Гельды! Как ты можешь сравнивать меня с другими! В моих жилах течет благородная кровь! Всеми моими поступками руководил только здравый смысл – это известно всем! Хан ставит меня выше остальных и это тоже не секрет. Это потому, что он ценит во мне не только мое тело –он ценит мой ум! Если хочешь знать, мы с ним союзники. Да. Именно союзники! И потом… , - она снизила пафосный тон. – И потом… неужели вы все думаете, что я способна полюбить грязного варвара, напавшего на мою землю? Одно лишь его качество побудило меня сделать то, что я сделала. Он – властелин мира! Грозный царь, «бич божий», которого боятся все, от византийцев до римлян! И я намерена разделить с ним его славу. И никто не помешает мне, никто не встанет на моем пути! Никакая ничтожная наложница не повредит мне быть единственной королевой Адиль- хана!
Гонория замолчала. Ее душевное спокойствие было нарушено предположениями верной Гельды. Неужели она дала слабинку, неужели утеряла бдительность? Неужели хан действительно влюблен? «Да нет… Не может быть… Эта Ильдико похожа на еще неоперившегося цыпленка. Что Аттила мог найти в ней… Нет.. ничего серьезного», - она лишь очередная игрушка, лишь игрушка. Еще немного и он выкинет ее, как и многих других своих любовниц.
- Послушай Гельды! Узнавай все новости, касающиеся Аттилы! Узнавай и подслушивай все разговоры между его приближенными. И следи за этой белобрысой выскочкой!
«Нужно встретиться с Моздеком и Еллаком», - подумалось ей.

* * * * *
Спустя два дня было намечено дать большой пир в честь великого Адиль – хана. Вся обслуга суетилась с раннего утра, украшая царский тронный зал и готовя разнообразную снедь чтобы потчевать приглашенных гостей. Пиры были нередким развлечением среди многочисленной челяди дворца, вассалы со всех частей империи съезжались, чтобы почтить уважением своего предводителя. И на этот раз, похоже, намечалось грандиозное празднество.
Приближался вечер. Слуги вынесли множество масляных светильников, чтобы осветить великолепное убранство царских покоев. Столы валились от всевозможных яств. Гости давно расселись по своим местам, ожидали прихода Аттилы. Его вассалы и сыновья, жены и их подруги расселись вокруг огромных столов. Наконец, он появился в окружении своей свиты под громкие песнопения придворных музыкантов. Аттила занял центральное место во главе стола. Гости встретили его восторженными криками и улюлюканьем.
Обычно, сев за стол, он приглашал свою главную жену разделить с ним трапезу. Гонория сидела по другую сторону огромного стола и терпеливо выжидала. Она ничуть не сомневалась, почти… Похоже, на этот раз все было как обычно, - Хан сел за стол и пристально оглядел зал. Гости замолчали, стихли торжественные песнопения. Все ожидали от Аттилы приглашения гальской принцессы к столу. Аттила не торопился. Но и нарушать традицию он явно не собирался.
 - Мы желаем разделить нашу вечернюю трапезу с…, - небольшая пауза. Гонория величаво поднялась со своего места. – Я желаю, чтобы сегодня руки мои омыла… Ильдико! Иди сюда, дитя мое…
Слова Аттилы ввели в ступор всех находящихся в зале. Наступила неловкая тишина. Гонория почувствовала, как кровь прилила к ее затылку. Кровь пульсировала в ее висках, стянув их в жесткой, еле терпимой боли. Она заставила себя улыбнуться ему…. Грациозно села на свое место. Никогда не испытывала она такого унижения и позора. Казалось, мир, который она старалась построить вокруг себя, развалился на мелкие кусочки. Она запомнила этот день. Аттила даже не заметил перемены в лице самоуверенной Гонории. Завороженный, смотрел он лишь в одну сторону, откуда приближалась к нему, залитая смущенным румянцем белокурая Ильдико.
Грянула музыка, певцы затянули хвалебные оды во имя великого короля гуннов. Моздек, Сейран и люди из тайной ночной сходки внимательно следили за своим повелителем. Они пытались понять, что же происходит у него в голове.
В этот момент в голове Аттилы ровным счетом ничего не происходило. Слуги принесли серебряную лохань с водой, и Ильдико принялась нежно омывать ему руки. А он смотрел не нее. Он не видел гостей, он игнорировал важных вассалов, он не слушал музыкантов, его глаза были прикованы только к ней. Он улыбался ей, слушая ее низкий воркующий голос, гладил по ее кудрям, шутливо обрызгивая ее щеки свежей водой. Он напоминал благородного отца, заботящегося и играющего со своей любимой дочерью. Уж слишком непохоже это было на прежнего грозного варвара, бесстрашного номада, заставившего узнать топот уральских тяжеловесов и язык кочевых тюрков, народы, населяющие сердце Европы. Уж очень это было непохоже на похотливого зверя, берущего силой любую понравившуюся ему женщину, а усладивши свою ненасытную плоть, бросающего ее на произвол судьбы. Уж очень непохоже это было на кровожадного воина, чье больное самолюбие могло быть удовлетворено только упавшими на колени порабощенными народами, вынужденными отдавать ему свои земли, женщин, детей…
Пир был в разгаре. Рассказчики и певцы сменялись один за другим. Было время, когда Адиль-хану доставляло удовольствие слушать бесконечные пафосные оды, восхваляющие его подвиги. Теперь же, с непонятной тоской лицезрел он на своих халдеев, произносящих лестные и неискренние речи. «А ведь все это лишь слова! Пустой звук, лишенный смысла» - пронеслось у него в голове. «Умри я завтра – они будут петь такие же оды моему убийце. Так где же смысл всего?» - он испугался собственных мыслей. Он заглянул в зеленые глаза своей возлюбленной – в них он увидел родной, до боли знакомый игривый огонек. Она светилась счастьем. Он чувствовал это, он знал это, и не было ни тени лести в этом полном любви, ласковом и нежном взгляде. «Смысл всего в этой девушке, что украла твой разум» - застучало где-то в висках. Он испугался еще больше.

Верный сатрап Моздек поднялся со своего места.
- Я хочу сказать несколько слов в честь нашего великого предводителя. – Он взял огромный серебряный кубок, до верху наполненный вином. – От самых границ Византии до западных владений Рима, от Скандинавских равнин до Уральских гор простирается империя великих гуннов! И не знает ни один народ более могучего завоевателя, и не может сравниться никто с его мудростью и силою! Я хочу выпить до дна это младое вино за тебя правитель, за твои победы прошлые и победы, которые ты еще совершишь! Тебе мир принесет все свои дары, настанет время и все народы падут перед тобой на колени! О благородный Аттила! Воины твои соскучились по оружию, боевые кони устали стоять в конюшнях. Все мы ждем только одного твоего слова, и вся наша рать соберется вместе во имя империи. Мы ждем твоего слова Аттила! Отдай нам только один приказ, и мы пойдем совершать великие подвиги! На твоем гербе изображен прекрасный гордый и сильный гепард и ты…
- Да полно тебе, Моздек! – Хан не дал ему договорить. – Я знаю, что ты верен мне как собака, и нет надобности мне об этом лишний раз напоминать!
Все знали, что Хан отличался нетерпеливым и раздражительным норовом. Но никогда ранее Аттила не прерывал хвалебные речи своих ближайших соратников, тем более, когда дело касалось дела его жизни – его детища, его империи! Моздек покраснел. Залпом осушил большой кубок. «Славься Аттила! Славься! Славься!» - громкий нестройный хор голосов взорвал тишину тронного зала.
Моздек грузно уселся за свое место. Еллак, старший сын и наследник Аттилы исподлобья взглянув на растерявшегося вконец, вассала, недовольно произнес.
- Может он отлепится от своей наложницы и скажет что-нибудь!
Аттила поднял взгляд на сына, словно услышал недовольную речь. Ильдико приблизилась к уху своего повелителя. Поцеловав его незаметно в щеку, он шепнула:
- Все ждут от тебя приветственной речи, владыка мой…
 - А нужно ли? – он нетерпеливо посмотрел на нее. Затем, медленно обвел взглядом всех присутствующих.
- Они просто привыкли к тому, что ты будешь говорить. Они не поймут, если ты нарушишь установленный ритуал.
Аттила нежно посмотрел на свою возлюбленную. «Маленькая глупышка! Она даже не подозревает, сколько ненависти вызвала она в души тех, кто окружает ее. Они ненавидят ее только за то, что она любит меня и не собирается скрывать свою любовь… Она даже не ожидает, что в любое время может получить удар в спину… Как мне оградить тебя от этого воронья? Пожалуй, есть один способ…». Аттила медленно поднялся с места. Стихли шумные разговоры гостей, музыканты перестали играть.
- Я приветствую всех моих гостей, моих соратников и моих верных приближенных на этом прекрасном празднике. Да, на меня возложена великая миссия и ответственность за судьбу нашей могучей империи! Спасибо тем, кто был со мной в моих делах и начинаниях, видит небо, мои усилия не прошли даром! Да, были болезни и поражения. Да, я был жесток, порой даже слишком. Но… Никакие победы и завоевания не даются бескровно! Это цена, что я плачу за свою славу! По крайней мере, я честен в своих планах и намерениях. Если враг или соперник будет более силен и ловок, чем я, что ж я смиренно приму это! Но не ждите пощады от меня, так как я знаю, чего хочу! За империю!
Он высоко поднял свой кубок. Толпа начала радостно вторить своему предводителю.
- Славься Аттила! Славься Империя! Славься! Славься! – выкрикивали в эйфории все присутствующие.
Сейран отхлебнул вино и наклонился к Моздеку.
- Нет… Он все еще такой! Нечего беспокоиться! Наш лев все еще в силе!
- Надеюсь… - прохрипел тот в ответ.
Тем временем Аттила целовал ладонь своей Ильдико.
- Ты довольна, золото? – его губы улыбались.
- О да, мой господин! Ты бы посмотрел, с каким восхищением они глядели на тебя! Я так горжусь тобой любимый!
- Я сказал лишь то, что они желали услышать от меня!
- Я знаю, мой царь, но я все равно горжусь тобой, ведь ты в ответе за твоих людей! Я только…, - она потупила взгляд.
- Что беспокоит тебя?
- Я … боюсь ее… Гонорию… она так смотрит на меня. Она и ее служанки, я знаю, они следят за мной… Она ненавидит меня… И я могу понять ее…
- Я знаю, Ильдико. Это печалит меня гораздо более, чем тебя… Гонория опасна. Но я знаю, как защитить тебя! Я защищу тебя, я обещаю! Они не посмеют приблизиться к тебе.
Аттила встал и сделал знак о своем намерении говорить.
- Я хочу обнародовать очень важную новость!
Пирующие стихли.
- Я знаю, вы любите своего царя и никогда не сомневаетесь в его деяниях, верно?
- Верно! Верно! – проскандировала толпа.
- И вы счастливы видеть своего царя счастливым, не так ли?
- О да! Конечно наш царь!
- Тогда, я думаю, вас обрадует новость, с которой я хочу поделиться. Я намерен предложить юной подруге моей, Ильдико, что сидит сейчас по правую руку мою, стать моей королевой. Она принесет мне счастье и удачу!
Настала тишина в зале пиршеств. Гости с любопытством стали разглядывать новую избранницу предводителя гуннов. Алый румянец заиграл на щеках белокурой Ильдико. Она опустила голову, не смея взглянуть по сторонам. В душе ее смешались два чувства. Одно – это дикий восторг, не думала и не мечтала она никогда стать его королевой, его женой. Она была рада тому, что царь проводит с ней почти все свое время, и ей не нужно было ничего другого. Другое чувство – это стыд… Стыд и страх. Ведь доля ответственности за него, за империю теперь ложилась на ее хрупкие плечи. «Зачем ты так, господин мой? Зачем…» - тревожные мысли проносились у нее в голове.
Смертельная бледность покрыла лицо Гонории. Ей почудилось на мгновение, что она умирает. Она поняла, что все кончено. Она поняла, что стала его невзрачным прошлым. Она поняла, что пополнила ряды тех несчастных женщин в его гареме, ожидающих мелких и ничтожных подачек со стороны своего господина. Она пополнила ряды женщин, что благодарны ему лишь за то, что он кормит их, дает им одежду и не выгоняет их на улицу. Сильная боль защемила сердце гордой принцессы. Слепая ненависть сверкнула в ее глазах. «Я отомщу тебе, самозванка, за свой позор, за свою поруганную честь! И ты, грязный варвар, еще узнаешь, на что способна отвергнутая женщина! Я отомщу вам обоим так, как может мстить лишь истинная королева!». Гонория встала из-за стола, взяла в руку недопитый бокал вина и произнесла:
- Я хочу осушить этот бокал за нашего повелителя и его молодую невесту! Пусть все ваши ночи будут так же сладки и терпки, как это молодое вино!
Она медленно выпила. Затем, одарив всех присутствующих лучезарной улыбкой, покинула пиршество. Она не услышала тихий рокот голосов, что пронесся по тронному залу, и не видела любопытных взглядов, направленных в ее сторону.

Аттила посмотрел в глаза своей возлюбленной.
- Не говори ничего! Дай я сам прочитаю все в твоих глазах. Я не ошибся, ты же рада?
- Я и не мечтала о таком счастье мой господин, но… - Аттила прикоснулся ладонью к ее губам. – Не говори ничего, теперь они не доберутся до тебя… Никогда…
Ильдико внимательно посмотрела на него. В ее глазах была еле заметная тоска…

* * * * *
Гонория не помнила себя от ярости и обиды. Словно разъяренная львица ворвалась она в свои покои, силою захлопнув за собой дверь. Она выгнала всех служанок и рабынь, пожелав остаться одной. Она упала на свое широкое ложе и закрывши лицо руками, громко зарыдала. Так, пролежав ничком некоторое время, она решила все же взять себя в руки. Сам факт попрания ее больного самолюбия вызывал неимоверный гнев, сменяющийся приступами плача. Не от того плакала она, что хан променял ее на другую, а потому, что почувствовала она себя в клетке обстоятельств. Она привыкла добиваться всего, чего желала, но здесь она, похоже, утеряла контроль. Однажды, предав отца и братьев, она порвала все связи со своим домом. «Ради него я отреклась от своих близких и страны! И что же я получила взамен?» На родине ее могло ждать только прелюдное презрение и бесславный позор. Но и здесь судьба ее казалась вполне определенной – коротать свои дни среди многочисленных жен хана, ожидая от него ничтожных знаков внимания. Властолюбивая и гордая Гонория не могла с этим смириться. Не такой участи прочила она самой себе.
 -Проклятый грязный варвар! Я отомщу тебе, отомщу! – выкрикнула она в голос. Слова эхом отозвались в ее просторных покоях.
 Вдруг раздался тихий стук в дверь. Силуэт мужской фигуры обозначился на стене, освещенной дюжиной восковых светильников. Это был Еллак – старший сын Аттилы и официально назначенный приемник царского трона.
- Гонория! – Он бросился к ней.
- Уходи Еллак, чего тебе нужно? – ей не хотелось показывать свою слабость.
 - Гонория, послушай меня! Для нас решение отца тоже стало ужасной неожиданностью. С одной стороны, у него десяток жен, одной больше, одной меньше, но с другой стороны… Похоже, он окончательно потерял голову из за этой…
- О боги! Оставь меня Еллак, ты пришел, чтобы посмеяться надо мной?
- О нет, Гонория… Я знаю, отец предал тебя, он попрал жертву, что ты принесла во имя него! Он не заслуживает тебя… Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь… Я это.. давно ведь… думаю о тебе… Я бы все сделал, чтобы ты была счастлива, Гонория…
Он сел на край кровати, тихо дотронулся до нее. Стал нежно водить рукой по ее крутому бедру, опускаясь все ниже и ниже. Вдруг, она резко привстала и обхватила его голову обоими руками.
- Еллак! Я знаю, что ты давно любишь меня. Я знаю, что ты умрешь ради того, чтобы обладать моим телом! Заслужи его! Убей своего отца! И мы будем править империей вдвоем, только ты и я!
Еллак попятился от нее.
- О нет… дорогая… Что ты говоришь? Я не могу убить человека, давшего мне жизнь… Но… любимая… придумай что-нибудь другое! Может лучше убить его любовницу? Прикажи и я убью ее!
Она внимательно посмотрела ему в глаза.
- Нет… Это неправильный ход… Тогда все подозрения сразу падут на меня. Хан первый обо всем догадается и прикажет жестоко убить меня… Нет…я не хочу умирать из за этой проклятой! Я хочу отомстить им обоим… И я сделаю это, с тобой ли без тебя ли, это неважно.
Еллак с вожделением наблюдал за ней. Его разум затуманился, только желание, подобно пульсирующей крови в висках, заставляло его тело гореть в адском огне похоти. Сейчас он чувствовал, что, наконец, ему дался шанс обладать этой женщиной, о которой он страстно мечтал, как только ступила она за стены дворца. Он также чувствовал, что сделает ради нее все. Сейчас он готов был пойти даже против собственного отца. Он не препятствовал бы его убийству, он бы избавился он него, но только чужими руками.
 Он не сводил с нее восхищенного взгляда. Промочив слюной пересохшее горло, он произнес:
- Я твой навсегда дорогая! Я твой союзник, ты можешь рассчитывать на меня в любых твоих планах!
- Этого я и ожидала от тебя услышать!
Мысли молниеносно проносились в ее голове. Еллак официально был объявлен наследником Аттилы. Будущее империи стояло за ним. Теперь, совратив и приблизив к себе сына своего злейшего врага, Гонория почувствовала себя опять на коне. Теперь будет легче осуществить ее коварный план мести. Оставалось только приручить навсегда этого необъезженного коня.
Она подошла к нему, стала медленно снимать с него одежды. Ошарашенный, счастливый и нетерпеливый Еллак стал осыпать ее шею поцелуями, сжимая до боли ее упругие ягодицы.
- Не торопись, мой жеребец! У нас впереди вся жизнь….
Она отдавалась рычащему и скулящему от наслаждения, молодому варвару с редким хладнокровием. Ей было не до плотских утех, перед ее глазами стоял все тот же навязчивый образ двух счастливых влюбленных, для которых она приготовила особый «свадебный подарок».

* * * * * *
 Она лежала на его руке. Молчала, усталая от любви… Он гладил ее живот, груди…
- Скажи мой цветок, почему ты молчишь сегодня весь вечер? Почему, не радость, а грусть вижу я в твоих глазах?
Она подняла глаза.
- Ответь мне царь мой, искренен ли ты был сегодня? Действительно ли ты хочешь сделать меня своей королевой?
- Почему ты спрашиваешь меня об этом? Неужели сомневаешься ты в моих чувствах?
- Не сердись любовь моя, ты же знаешь – ты все для меня! Ты моя жизнь и моя смерть… Но я боюсь, что помыслом твоим взять меня в жены, было только оградить и уберечь меня от Гонории. Я очень ценю твою заботу обо мне… Но мне недостаточно твоей заботы… мне нужно еще что-то….
Аттила взял ее лицо в свои руки. На ее глазах застыли непролитые слезинки.
- Чего же еще нужно от меня?
- Мне нужна твоя любовь, царь мой… Я чувствую, что не любишь ты меня так, как я тебя… Если ты умрешь, то и я умру вместе с тобой! Ты – это все, что есть у меня! Но все вокруг говорят, что я лишь очередная твоя игрушка! Скажи мне, что это не так! Скажи мне, что любишь меня!!!
Аттила сел на кровати. Взгляд его стал угрюмым, он погрузился в свои мысли. Да, женщины были для него лишь лакомым куском мяса для услады плоти. Он никогда не утруждал себя мыслями, что они могут что-то чувствовать, любить, страдать… Он причинял им боль сам того не ведая, да и это не особо заботило его… Никогда не говорил ни одной из покоренных им женщин тех трех простых слов, что каждая была бы счастлива услышать. Никогда слова «я люблю тебя» не слетали с его уст… Так было. Но что-то изменилось…, с тех пор как познал он эту девушку. Он не мог понять, что же происходит с ним. Знал ли он когда –либо это чувство? Он не задумывался об этом…
Он обернулся и стал внимательно разглядывать ее. Он чувствовал, как невидимые нити связали его с ней. Он знал, что не сможет жить без ее нежного тела, без ее ласк и поцелуев. Он знал, что умрет, если не услышит больше ее голоса, низкого, словно не говорит она, а поет какую-то песню. Он знал, что солнце погаснет для него, если он никогда больше не увидит ее, не проведет рукой по этим чудным белокурым волосам, не прикоснется губами к ее влажным, зовущим полным устам… Он чувствовал, что стала она для него и солнцем, и луной, и матерью, и сестрой, и лучшим другом. Это есть любовь? Или только приближающая старость…
- Я не боюсь смерти, Аттила… Я сильнее Гонории, потому, что я люблю тебя… И мне никогда не нужно было от тебя ничего, кроме тебя самого… Я не хочу завоевывать мир вместе с тобой. Я знаю, я глупая мышка, которая ничего не понимает, но мне не нужны богатства мира и склоненные на коленях, порабощенные народы. Ты –мой мир и мне не нужно ничего другого… Я счастлива дышать рядом с тобой, я счастлива смотреть на тебя, когда ты спишь, словно могучий зверь, неподозревающий об опасности, что притаилась где-то рядом… И я знаю, что нет на свете человека богаче и счастливей меня, ибо я знаю, что такое любовь…
 - А что есть любовь, Ильдико? Что есть любовь для тебя…
- Что есть любовь…- она помолчала. - Как можно объяснить песню, идущую из твоего сердца? Как объяснить непонятную тоску, когда видишь журавлей в небе, улетающих в теплые края, когда хочется крикнуть им «заберите меня с собой!». Как объяснить странные слезы, когда весной голубое небо вдруг заволакивают тучи, а потом раскат грома прорывает их, и теплый очищающий ливень обрушивается на землю…
Любовь - это тепло тела, что так дорого тебе…, это ощущение неземной радости при одном только упоминании любимого имени… Это когда живешь его мыслями, дышишь его дыханием, и умираешь, если его нет рядом… Любовь – это когда ты становишься способен чувствовать его…, неважно какое расстояние разделяет вас, ты просто чувствуешь его душу…

Царские покои были погружены в тишину. Легкий ветерок трепал полупрозрачные шелковые занавеси. Мириады блестящих звезд – больших и маленьких, светились в ночном небе, как будто слышали они ее слова, мигая ей в знак согласия…
Аттила молчал. Слова этой девушки глубоко проникли в его душу. «Вот ведь как! Похоже, я знаю тогда, что есть любовь», - пронеслось у него в голове.
 - Спасибо тебе… - он произнес полушепотом.
 - За что, Аттила?
- За то, что научила меня видеть звезды…
Он бы мог сказать ей о любви, о том, что он - старый грозный варвар, влюблен в нее, как мальчишка. Но он молчал и только смотрел на нее, долго не отводя глаз… Она подошла к окну, тихо запела. Ночную тишину потревожила странная, бесконечно красивая мелодия. Аттила закрыл глаза, вслушиваясь всей душой и сердцем в песню, что пела для него его возлюбленная…
«Зачем слова, если есть губы твои, что целуют меня,
Не стоит говорить лишних слов, лучше спроси у ветра
Он может многое рассказать…
Спроси у звезд, и они расскажут безмолвно о том,
как я люблю тебя…
Послушай тишину, и ты все поймешь,
Послушай тишину – она ведь не солжет,
А слова обманчивы… Обманчивы… »

* * * *
Было далеко за полночь. Моздек шел по длинной галерее, неосознанно считая количество резных дубовых колонн, встречающихся на его пути. Их было ровно сорок шесть. Полная луна ярко светила сквозь свинцовые тучи, сгустившиеся на ночном небе. Он шел к своему господину, чтобы обсудить дальнейшие планы. За все то время, как Аттила объявил о своей свадьбе с Ильдико, Моздек не обменялся с ним ни единым словом. «Завтра будет дождь», - подумалось ему.
Он не спал. Яркий круглый месяц лишил его сна. Ему не хотелось ни о чем думать, но какие-то тяжелые и тревожные мысли сами по себе возникали у него в голове. Послышался слабый стук в дверь.
 - Заходи Моздек, - я ждал тебя.
- Приветствую тебя царь! Прими мои поздравления в связи с твоей свадьбой, я желаю тебе счастья!
- Ты это хотел мне сказать, Моздек? – Аттила нетерпеливо перебил его. – Я знаю, вы все, мягко сказать, пребываете в недоумении от моего решения жениться на Ильдико. Так зачем говорить пустые льстивые слова? Я так устал от этой лжи…
Моздек смутился.
- Да нет, мой господин, ты знаешь, что я не вмешиваюсь в твои сердечные дела… Я надеюсь, что эта девушка принесет счастье и облегчение в твою душу. Да, ты прав, мы были немного удивлены твоим решением. У тебя бесконечное число жен и наложниц, никто не осудил бы тебя, если бы ты имел еще столько же…
- Так чем же вы были удивлены?
- Ты сильно изменился мой царь… С тех пор, как она вошла в твою жизнь, ты стал другим.
- Странно… А я не замечал… А чем же я так сильно изменился?
- Не знаю, мой господин… Этого не опишешь словами. Нет, ты остался таким же смелым львом, и в твоих глазах горит огонь…, но этот огонь совсем иной…
- И что за огонь видишь ты в моих глазах? - Аттила внимательно посмотрел на него.
- Я не могу ответить. Взгляд твой наполнен каким-то очень глубоким смыслом, но в то же время, он настолько отрешен… Идут слухи среди челяди…
 - Какие слухи? Говори!
- Что ты уже не тот… Что Великий Аттила устал и никогда больше не совершит своих славных подвигов!
- Ах вот ты о чем…, - он устало сел на массивную софу. Так что же ты хочешь от меня услышать?
- Я понимаю, господин, сейчас полным ходом идет подготовка к твоей свадьбе, и я вполне осознаю, что до этого события, не стоит ожидать ничего конкретного…, но… Наши враги не дремлют, твое фиаско в Италии вдохновило римлян, галлов и их союзников. Они строят огромные стратегические планы, если мы не проявим себя в ближайшее время, они могут восстать… Империя рухнет!
- Ты хочешь второй поход на Рим…
- Нам нужно укреплять наши западные границы. Нам нужно идти дальше, во имя и во благо империи великих гуннов!
- Только не надо этих пафосных слов здесь, Моздек! Ты не на встрече союзников и не на званном пиру.
- Прости господин. – Моздек замолчал. Странные мысли стали проноситься в его голове. «Раньше он не говорил ничего подобного… Он даже так не думал, - судьба и слава империи всегда стояли для него превыше всего. Что же происходит в этой голове?» Он боялся что либо предположить, он отгонял тщедушные мысли, что словно куча червей, копошились у него в голове в последнее время. «Аттила мой друг, Аттила мой царь, Аттила всегда прав!» - успокаивал он себя.
Аттила медленно прошелся вдоль просторного помещения залы. Пламя свечей не могло нарушить убийственную тишину этой ночи.
- Ты хотел бы быть властелином мира, Моздек? Ты бы отдал за это все, что имеешь?
Моздек лишь молчал в ответ.
- Ответь мне честно, ведь каждый, даже самый презренный раб, в тайне, мечтает завладеть миром…
- Наверное… Это очень соблазняет… владеть миром… - Он был нерешителен.
- Скажи мне Моздек, а зачем тебе нужен весь мир?
- Мой господин, если бы я и делал что-то, то это было бы во благо империи…
- Не лукавь мне! Я вижу тебя насквозь. Все наши якобы высшие помыслы – это только ублажение больного самолюбия… Постоянная нужда доказать себе и окружающим, что ты лучший, что ты избранный, что ты любимчик судьбы… А ты никогда не задумывался, что есть что-то иное, что-то большее…
- Я не понимаю твоих слов, мой царь… - Моздек явно был испуган.
- Я говорю о смысле всего, что тебя окружает…, но, можешь не напрягаться. Это лишь слова… Ты когда-нибудь думал о смерти, Моздек?
- О смерти…? Я не боюсь смерти, Аттила, во мне течет кровь воина и номада! Я не какой-нибудь трусливый перс! – Моздек старался изобразить гнев.
- Я не об этом… Я не спрашиваю тебя боишься ли ты смерти, я спрашиваю, думаешь ли ты о ней… Думаешь ли ты, что на самом деле будет … после жизни? Какова будет мера оценивания твоих деяний... На каких весах будут судить тебя и что будет на противоположной чаше....
- Я никогда не думаю, что будет потом, мой царь! Я живу настоящим, и если на одной чаше весов будет стоять…
- Мы словно говорим на разных языках, Моздек…
- Я… готов отдать свою жизнь за тебя и за империю, мой царь! – он докончил фразу.
- Опять лукавишь…
- О нет, испытай меня! Только прикажи, Аттила и я тотчас же лишу себя жизни! – Клинок сверкнул в руках верного вассала.
Аттила сдался.
- Нет… - Он понял, было бесполезно продолжать разговор.
- Ты еще нужен мне Моздек. Итак, ты готов отдать жизнь за идею… Опять слова…, пустые слова… Но забудь обо всем, что я сказал тебе.
Он тяжело вздохнул, поднялся и залпом выпил воду в большом серебряном кубке. Вдруг его взгляд стал решительным.
- Запомни вассал! Хочешь, я скажу тебе, почему ты никогда не завладеешь миром? Потому, что ты не видишь перед собой ясной цели, ты не видишь четких средств ее достижения. Ты сомневаешься в себе и в своих желаниях! Оставь пустые мечты, - править миром –дело избранных. А твое дело - верно служить мне. Можешь успокоиться, я остался прежним, - как только пройдет девятый день моей свадьбы с Ильдико, наши войска встанут к границам Восточного Рима! Аттила еще не сказал своего последнего слова!
Он отвернулся, опустив голову.
- А теперь оставь меня, - тихо произнес Адиль Хан.

Лунный свет освещал одинокую фигуру медленно идущего грузного человека. Никто никогда не узнает, о чем думал Моздек после ночного разговора с царем.

* * * * *
 Свадьба Аттилы и Ильдико была объявлена на конец января 453 года от рождества Христова. Все обитатели двора были свидетелями счастья, каким светились глаза новоиспеченных жениха и невесты. Они никогда не расставались, ни днем, ни ночью. Многим казались странными их романтические, почти сказочные отношения. Иногда рано утром, они уезжали в горы на своих прекрасных скакунах, стараясь уединиться от любопытных глаз, а возвращаясь поздно вечером, запирались в своих покоях, предаваясь сладостным любовным утехам. Казалось, что Ильдико, сама того не подозревая, стала непроходимой стеной между ее возлюбленным и остальным миром. Ибо глаза его видели только ее, а уста его продолжали без устали повторять ее имя. Неоконченные дела, вассалы, сатрапы, союзники – все они остались без его внимания. Двор ожидал свадьбы, как некоего финального разрешения, после которого, как они надеялись, Аттила войдет в свою привычную колею и начнет действовать.
Ильдико была счастлива как никогда. Она верила в своего повелителя, и страх перед врагами отступил. В часы уединения, после их изжигающей до пепла любви, она пела ему свои странные песни, кружась в неведомом танце. Ветер трепал ее белокурые кудри, а Адиль хан, скованный невидимыми цепями, пойманный в неосязаемую ловушку своих желаний и чувств, ловил жадным взглядом каждое движение ее благословенного тела, принимал как дар небесный каждую вибрирующую нотку ее голоса. И касалось ему в такие минуты, что нет на том и этом свете высшего счастья и большего наслаждения. И был только этот момент во всей вселенной, и в нем была она…

Еллак торопился к своей любовнице. Гонория ждала его у себя. Жесткая, холодная гордо восседала она, готовясь поделиться со своим «союзником» планом мести. «Пора сделать ответный ход! Месть – это блюдо, которое должно подаваться остывшим! Что ж, радуйтесь голубки, я вела себя тихо все это время, и мне удалось усыпить вашу бдительность. Но я ничего не забыла, и не намерена никого прощать! Ты предал меня Аттила, и я сотру тебя с лица земли… Ты недооценил меня, Адиль Хан! Не для того я поставила на карту все, чтобы какая-то глупая девчонка перешла мне дорогу. Я все равно возьму свое! Ты думаешь, ты непобедим и бессмертен, но нет! Ты также смертен, как и любой из нас!» - мысли теребили ее разум вот уже несколько дней.
Еллак тихо вошел в ее покои.
- За тобой никто не следил?
- Нет любимая, я был осторожен…- он перевел дыхание.
- Аттила стережет свою белую мышь пуще собственных очей, он не доверяет даже своей тени!
- Я знаю, Гонория, но, не думаю, что он может не доверять собственному сыну!
- О не скажи Еллак! Для него нет ни друзей, ни сыновей, он ведь зверь! Вспомни, как он хладнокровно убил Бледу – своего единокровного брата… Просто сейчас этот старый тигр ослеплен любовью и утерял свой острый нюх на врагов, что собственно, нам и на руку! Не так ли, Еллак? – она сверкнула глазами.
- Да, любовь моя… ты же знаешь, но…
- Что «но»?
-Ты обещал мне Еллак! – эхо повторило ее слова. – Неужели ты разлюбил свою Гонорию? –она подошла к нему с стала похотливо гладить его грудь. - Я могу ведь все сделать сама, но если ты не поможешь мне, можешь больше не мечтать о моем роскошном теле!
- О нет, Гонория! Я твой раб… просто пойми меня, то что ты мне предлагаешь… Как я могу пойти на это?
Она улыбнулась. Опустилась на стул.
- Я знаю, ты боишься его… И я понимаю, что он твой отец… Но… Еллак! Ты действительно хочешь быть следующим императором великих гуннов? А ты уверен, что будешь им?
- Я объявлен его официальным наследником…
- Ха-ха-ха! Эх, глупый мальчишка… Похоже, ты совсем не знаешь своего отца… Он может в любую минуту поменять свое решение! Он сделал тебя наследником, когда не был женат на Ильдико! А теперь ситуация изменилась… Она наплодит ему с десяток детей, и он сделает наследником империи одного из ее отпрысков. Эта девчонка еще та стерва! Я то знаю, что ее целью является прибрать все к рукам! Разве ты это позволишь Еллак? Ты позволишь, чтобы какие-то самозванцы правили империей, которая по праву принадлежит тебе! Ответь мне Еллак, ты это позволишь сделать с собой?!!
Он задумался. «А ведь правда… Гонория во всем права… Я как-то и не подумал о наследниках, что родит ему Ильдико! И тогда что? Все кончено?»
- Ты думаешь Гонория, что у меня нет другого выхода, кроме как… - он запнулся.
Она ответила не сразу.
- Ни у кого из нас нет выхода, Еллак… Все мы потенциальные враги Аттилы. А я уж знаю, эта поганка сумеет настроить его против нас, волчица в овечьей шкуре! Если мы этого не сделаем, то он это сделает с нами…
Еллак был в явном замешательстве. Но, что-то подсказывало ему, Гонория права и он должен ей доверять. Доверять ее уму и проницательности…
-Хорошо любимая, что я должен сделать?
Она прищурила глаза, выговаривая медленно каждое слово.
- А ты не подведешь меня, мой славный ахалтек? Подумай хорошенько! Я ведь не неволю тебя, я только желаю справедливости. Я открываю тебе глаза на суровую правду о твоем отце.
- Я сделаю все, что ты скажешь, любовь моя… Я сделаю это за тебя, за себя, и за империю.
- Тогда послушай меня внимательно. В самый разгар свадебного пира, ты…
Шорох сухих листьев за окном, поднимаемых порывами ветра предвещал наступление холодной зимы. Ярко и жарко горели дрова в камине, желтое пламя освещало лежащих на шкурах диких зверей, два нагих соединенных тела. Так, страстно стоная, двигаясь и извиваясь, словно змея, принцесса Гонория исполняла одну из частей задуманного ею плана «королевской мести за поруганную честь».

* * * * *
Наконец наступил тот день, когда Адиль Хан должен был назвать юную белокурую девушку, по имени Ильдико своей единственной королевой.
Оба они с нетерпением ждали этого дня, словно полагая, что отныне некие высшие силы благословят их союз. Они строили планы, они мечтали о детях, они мечтали о счастье.
Вся прислуга с раннего утра возилась в тронном зале, готовя его к праздничному действу. Из царской кухни раздавались соблазнительные запахи всевозможных яств, - двор готовился к принятию гостей с особым размахом. Мальчики и девочки на побегушках суетились во дворе, убирая и прибирая его, смеясь и мечтая когда-нибудь занять место храброго и сильного Хана и его жены, красавицы Ильдико.
Наступил вечер. Тронный зал освещался сотнями факелов и восковых светильников, - казалось, никогда еще не было так торжественно ярко в этом помещении. В Воздухе носился сладковато-терпкий аромат пряностей, привезенных из Индии. Полы и стены зала были устланы согдийскими ткаными сюзане. Шкуры убитых хищников также были разложены на полу. Столы были обставлены угощениями. Постепенно собиралась придворная челядь, съезжались званные гости. Музыканты и танцовщицы готовились к своей службе на свадебном пиру.
Ильдико готовилась появиться пред очами своего царя. Служанки окружили ее, помогая надеть наряд, сшитый специально для знаменательного события. Платье было сделано из тончайшего сукна, специально привезенного с Китая. Массивные, и в то же время прозрачно- ажурные украшения из скифского серебра покрывали невесту с головы до пят. Платиновые тяжелые кудри были заплетены в четыре косы, украшенные шелковыми лентами, чело ее венчала серебряная диадема. Она в задумчивости смотрела на гладкую поверхность отшлифованного до блеска металлического листа, служившего зеркалом. Вдруг сердце ее забилось, словно предчувствуя беду. Непонятная тоска завладела ею. Она осознала, что не будет продолжения этой странной сказки, она не видела себя счастливой королевой, женою одного из величайших полководцев своего времени. Она не могла объяснить сама себе эту фатальную убежденность, исходящую откуда-то из глубин ее сознания. «Нет… не думай об этом. Все будет хорошо, а как же иначе?» - успокаивала она себя, стараясь улыбнуться своему отражению.
Одна из служанок торопливо вошла в комнату.
- Ты готова, Ильдико? Он ждет тебя…

Он вошел в залу под торжественные звуки тамбуров и бубнов, и высокопарное пение певцов. Люди стоя встречали его. Улыбаясь, он направился во главу праздничного стола. Он надел свою боевую кольчугу, длинные каштановые волосы его, были красиво вплетены, наподобие колосков, в толстую косу. Массивная круглая корона императора украшала его чело. Он никогда не был красивым, но грубые черты лица, золотисто-медный тон кожи, густые брови и миндалевидные черные, цвета ночи глаза, делали его по-своему привлекательным. Он сел на свое место и стал ожидать прихода своей суженной.
 - Ну и где моя королева? Пошлите за ней, и скажите, что ее муж ждет ее!
 Прошли несколько томительных минут и Ильдико наконец появилась в окружении служанок и танцовщиц. Женщины затянули свадебные песнопения, по их веселое улюлюканье, направилась она к своему повелителю.
Его взгляд был прикован к ней. Нет, он знал, что прекрасней его возлюбленной не было женщины во всей империи, но, увидев ее, сияющую и счастливую, красивую как никогда, Аттила чуть ли не лишился рассудка. Туман заволок его разум, состояние эйфории захватило все его существо. «Эта дева погубит меня!» - пронеслось у него в голове.
Оставалось еще несколько минут до того момента, когда Идьдико станет королевой империи великих гуннов. Она подошла к нему, встала рядом. На серебряном подносе служитель принес большую чашу вина, которую они, следуя ритуалу, должны были испить вместе.
- Да изопьете вы эту чашу жизни вместе, до самого дна! – сказав эти слова, служитель преподнес чашу Аттиле. Они вместе по очереди отпили из нее. Затем, Адиль Хан одел на палец своей возлюбленной золотой перстень с большим изумрудом, завершая тем самым ритуал бракосочетания со своей невестой.
- Носи этот перстень как знак моей любви и во имя мое до самого последнего вздоха твоего на этой земле. И нарекаю я тебя женой моей перед небом и землей, перед всеми живыми и мертвыми! Да будет так, ибо такова воля моя и такова воля небес!
- Благодарствую, мой господин… - она смиренно склонила голову.
Грянула музыка. Танцовщики и танцовщицы пустились в пляс. Пиршество разгоралось.
Гонория сидела за соседним столом. Умиротворенная улыбка не сходила с ее лица. Казалось, она простила и поняла, - мудрая и спокойная старшая жена, с ролью которой, она вынуждена была смириться.
Гости веселились, танцевали, пили, произнося длинные и пафосные тосты за здравие царя и его молодой жены. Каждый вассал подходил к своему царю, чтобы выразить ему свою бескрайнюю преданность, каждый осушал с царем свою чашу вина. Аттила не пил, ведь сегодня священная брачная ночь, когда он разделит ложе, теперь уже со своей законной королевой, - он должен быть в крепком теле и здоровом духе.
Старший сын Адиль Хана Еллак, терпеливо ждал. Наконец, за самым его ухом прозвучал тихо голос Гонории: «Пора…» Он взял две чаши. Наполнил их доверху красным вином. В одну из них, по уговору, он насыпал некоего порошка, что заранее припасла для него Гонория. Сделав это, он испуганно оглянулся. Она не сводила с него взгляда. «Давай! Смелее!» - говорили ее губы. «Ты спасаешь свою честь и будущее империи!»
Бледный, шатающейся походкой, направился он к своему отцу.
- О мой царь! – обратился Еллак сиплым голосом к ничего не подозревающему хану. – Позволь мне осушить этот кубок за счастье твое и твоей королевы! Выпей со мной вместе, отец, - это будет большой честью для меня.
Аттила внимательно взглянул на сына.
- Еллак… Сын мой! Скажу тебе я это – сегодня у твоего царя самый счастливый день в жизни! И я хочу, чтобы ты веселился и радовался вместе со мной. Ты мой наследник и очень скоро я отдам свое детище, - нашу империю в твои руки. Ты будешь приносить ей свои победы, разделять с ней великую ее славу! Потому, что больше мне в этом мире не к чему стремиться и нечего желать. Самое ценное, что может быть, сегодня, даровано мне судьбой! Не знаю, сын, поймешь ли ты меня, но я надеюсь, что, по крайней мере, ты никогда не предашь своего отца.
Он взял в руки чашу, что его сын протягивал ему. Руки Еллака тряслись. Он испытывал жуткое чувство страха и стыда, в этот момент он предпочел бы умереть.
- Конечно, я выпью с тобой, сын мой, - продолжал Аттила. Он залпом осушил чашу, не заметив даже пристального, полного смятенья и беспокойства, взгляда преданной Ильдико.
Вино разлилось по телу обжигающим потоком, неся в кровь смертоносную дозу редкого яда замедленного действия.
 Аттила вытер рукавом растекшийся по губам пьянящий напиток, затем крепко поцеловал жену.
- Ах, как сладко хмельное вино, что ударило мне в голову, но при виде твоих бирюзовых глаз, дорогая, голова моя кружится куда больше! Не терпится мне, Ильдико, остаться наедине с тобой, насладиться телом твоим священным, прильнуть к устам твоим полным, мягким и почувствовать любовь твою… – он улыбался. Он встал, намереваясь произнести речь.
- Я рад, что вы сегодня веселитесь вместе со мной, я рад тому, что вы разделяете мое безграничное счастье! Я благодарен своим соратникам, за то что они всегда находились со мной во всех моих начинаниях, в радостях и печалях. Очень много славных дел за нашими плечами, много еще славных подвигов суждено нам совершить. Я воспитал и вырастил достойных сыновей, а значит, я могу не беспокоится за будущее нашего королевства! Я бы ушел с легким сердцем и с радостью в душе…
Из середины залы донесся голос одного из вассалов.
- Что это значит великий Аттила? Ты же говорил, что готов направить нашу рать на новые боевые походы! Неужели ты передумал?
Он помолчал, прежде чем ответить. Не нужно было произносить последних слов. Их все равно никто не понял. А статус обязывал его говорить иные фразы, те, что другие хотели от него услышать.
- Да нет, конечно! Как я говорил ранее, наши планы остаются в силе! Пусть враги трепещут, я еще на коне! Но только, тогда, когда пройдут девять дней нашей свадьбы с Ильдико. А сейчас, пейте, ешьте, веселитесь и танцуйте! А нам позвольте уйти… Слишком долго ждал я этого дня…
Гости весело захохотали. Под веселые песнопения и всеобщее улюлюканье, царь и его юная супруга покинули залу торжеств. И не знал тогда Аттила, что жить ему оставалось не более трех часов…

* * * * * * *
-Мне так тревожно, царь мой… - ее голос дрожал так же как пламя свечей, обдуваемых ветром. – Они что-то замыслили, Аттила.
- Не беспокойся жизнь моя, теперь они не тронут тебя… Никто не тронет тебя, пока я жив…
Она посмотрела в его глаза.
- У меня саднит сердце! Я не могу успокоиться, царь мой… Словно черный туман заволакивает золотое солнце… И ничто уже не спасет…
Он взял ее лицо в свои большие ладони.
- Да откуда у тебя такие мысли Ильдико? Я же с тобой! Успокойся радость моя, теперь будет только счастье, обещаю тебе! Не будет смерти, не будет слез и войн, а будет только радость и любовь…
- Твои ладони так теплы! Когда ты обнимаешь меня, мне кажется, что никто и ничто не сможет угрожать нам Аттила, ты словно грозный лев, оберегаешь меня.
Она целовала его руки. – Но ведь ты сказал, что будет новый поход на Рим…
- Ильдико… Да, есть такое слово «долг». За мной стоят сотни тысяч людей, которые доверят мне. Я царь и останусь им до конца, раз уж я ступил на эту стезю… Но…
- Что любимый?
- Если бы кто-нибудь спросил меня, о том, что лежит тяжелым камнем у меня на душе. Я думаю об этом не один месяц…
- О чем, Аттила? Скажи мне!
Он привстал, а затем откинулся на массивные бархатные валики. Отсвет свечей играл на его бронзовом теле.
- Я думаю о своей жизни… Стоит ли она всех этих жертв. Моим именем пугают детей, Ильдико… Моими руками зарезан мой единокровный брат. Нет, я не жалею ни о чем, я только думаю, настолько ли это все важно, чтобы поставить на другую чашу весов человеческую жизнь…
Она стала покрывать поцелуями его лицо.
- Оставь Аттила, не бывает подвигов без жертв, не бывает света без тени, не бывает моря без грязного ила… Ты же сам об этом говорил! Да, твоим именем пугают детей, но все те, кто будет жить после нас, узнают тебя, потому, что ты великий царь и полководец! Ты сделал то, что другим не удавалось до тебя сделать. Я понимаю, тяжело осознавать и оценивать свои поступки, но эта цена за твою славу, Аттила…
Он посмотрел на нее внимательно, в груди что-то защемило, вызвав в глазах еле заметные слезинки.
- О всевышний Тенгри ! Спасибо тебе за то, что ты послал мне ее! Без нее я бы не выжил…, не выжил… Ты научила меня видеть звезды, Ильдико! Ты научила меня слушать тишину… Ни одно из своих сражений не поставлю я рядом с тем наслаждением, что ты дала мне… Ничто в этой жизни не обретает такой сакральный смысл, как имя твое, голос твой, жизнь твоя рядом со мной…
Он обнял ее.
- Я немного пьян, дорогая… Гости заставили меня пить с ними, но разум мой светел и ясен как никогда! Почему мне так хорошо с тобой, почему любые твои слова –это бальзам на мою измученную сомнениями душу? Как распознаешь ты мое нутро, как читаешь ты мои мысли? Ты словно часть меня самого, словно потерял я тебя когда-то, а потом заново обрел! Какую цену суждено платить мне высшему существу, за то, что даровал он тебя…
- Я люблю тебя Аттила… Я просто люблю тебя… А когда любишь, всегда чувствуешь сильнее… Словно чувства и мысли твои передаются мне, словно связаны мы с тобой, как мать связана со своим ребенком… Это чудо… и не чудо…, а просто любовь…
Она подошла к окну. Странное и страшное чувство тоски не покидало ее… Словно предчувствовала она большую беду. Беду, что разобьет ей сердце…
- Что-то становится жарко, Ильдико. Открой окно! Подойди ко мне, моя белокурая дева! Жар любви воспламеняет меня изнутри, обжигая сердце… Хочу тебя всем телом, хочу обладать тобой сейчас как никогда! Иди ко мне, погаси мое пламя небесной прохладой своей!
Она легла на ложе рядом с ним. Вдруг словно озверев, набросился Аттила на свою молодую жену, разрывая ей одежды, расплетая косы, уложенные в ровные колоски. Вцепился губами он в ее влажный рот, словно не хватало ему воздуха, словно была она источником жизни для него. Задыхалась она от его страстных жарких поцелуев, но изнутри возбуждали они в ней дикое желание раствориться в нем, слившись в неистовом акте сакрального соития. Иногда освободившись на миг от его объятий, спрашивала она, почему он любит и целует ее, как в последний раз в жизни. Но он лишь рычал в ответ, словно изголодавшийся лев, что наслаждается своей добычей. Неистово рвался он в нее, не останавливаясь, не зная устали. Словно все слова утеряли свой смысл и надобность, словно существовал другой – иной язык чувств, желаний, телодвижений. Словно стремились они соединиться воедино, притягиваясь друг к другу, как плюс и минус, не отрываясь, и переходя друг в друга, как свет и тень…
- Я и ты - одно общее! – жарко шептали его губы. - Искал я истину всю свою жизнь, и я нашел ее. Ты моя истина! Ты – это смысл всего! Ты – это вселенная… До чего же ничтожны все остальные человеческие помыслы и стремления… Они лишь ублажение своего мелкого честолюбия… Любовь твоя – вот наивысшая благодать, подаренная мне судьбой. Ради нее можно отдать и свою жизнь… Спасибо тебе, что я все таки понял это… А ведь был слеп и глух…
Пот струился по его лицу, волосы слиплись от соленой воды.
- О Ильдико, как же мне жарко! Огонь сжигает меня изнутри. Неужели это любовь к тебе испепеляет меня?
- Любовь… ты сказал любовь, Аттила? - она гладила его жаркое тело.
- Да, любовь… Я люблю тебя настолько, насколько понятен мне смысл этого слова. Я люблю тебя всем сердцем и плотью своей, - ты это самая большая моя победа и поражение! Ты научила меня различать цвета, ты научила меня видеть себя… Ты научила меня любить.
- Почему же поражение, мой хан?
- Потому, что подчинила ты меня воле своей, и сложил я свою голову, душу и жизнь свою на пьедестал твоей любви.
-Какие красивые слова! Но… что с тобой Аттила?!
Он задыхался.
- Ох и жарко мне, любовь моя… Мне не хватает воздуха…
Она целовала его. Слезы катились по ее щекам. Внезапно, ее сознание прорезало воспоминание о том, как Еллак трясущимися руками подавал кубок со смертельным зельем своему отцу. Она поняла месть Гонории… Казалось, Аттила ни о чем не подозревал. Яд медленно разъедал его тело, но сильный духом варвар не допускал мысли о предательстве. Она решила не говорить ему о своей страшной догадке. Ей оставалось лишь ждать…
Он посмотрел на нее. Глаза его блестели, но не от слез, а от счастья.
- Я люблю тебя Ильдико… Я так счастлив! Милая моя девочка, моя половина, моя душа. Ты –это мое зеркало, мое прошлое и будущее… Сегодня я видел птиц, возвращающихся с теплых краев и плакал… Скоро весна… Все вокруг преобразится и станет так красиво!
Он помолчал. Яд нестерпимо жег его гортань, ему хотелось пить.
- Принеси мне свежей воды, жена моя… Мне кажется, что я умираю… Я умираю от любви к тебе!
- Не говори так, господин мой! – она плакала. – Выпей этого шербета , он даст тебе облегчение Аттила.
- Я … умираю, Ильдико… – он смотрел на нее пристально. Поволока затуманила его глаза. Она молчала, плакала, закрывая лицо руками.
- Не плачь, дорогая моя – мне так больно смотреть на тебя! Смертельный недуг – это ничто по сравнению с мукой видеть твои страдания.
- Ты просто выпил много вина, оно слишком молодое и бродит внутри тебя, Аттила.
Она не верила собственным словам.
- Конечно, любовь моя… Это младое вино беснуется во мне… Мне уже легче. Подойди ко мне моя нимфа! Прильни своим поцелуем к устам моим горящим, ты принесешь мне исцеление.
Она целовала его долго, словно надеялась, что небольшая доза яда осталась на его губах.
- Мне действительно лучше, любовь моя… Я прошу тебя об одном одолжении… Спой своему царю одну из твоих песен! Спой мне оду любви! Пусть станет она колыбельной для меня…
Не хотелось ей петь в эту минуту. Но отказать ему она тоже не могла. Пересилив себя и глотая горячие слезы, начала она петь сиплым голосом. Сначала тихий и неровный, постепенно голос ее становился сильнее и громче, отдавался он эхом в просторных покоях… Пела она низко, затем переходила на высокие тона, - странная прекрасная мелодия, рождающаяся в недрах ее груди, разливалась целебным бальзамом по сердцу умирающего Аттилы.

«Здесь река моих чувств,
И течет она сквозь мою душу.
Заставляет она меня
Видеть все вещи яснее.
Словно небо ласкает меня,
Словно ветры дышат со мной…
Я вижу весь мир, сквозь движение наших тел,
Где рождается любовь, там рождается совершенство.
Я могу чувствовать тебя,
Я стремлюсь навстречу тебе.
Тоска по тебе толкает меня видеть
Скрытые и странные тайны мирозданья.
И кладу я голову и жизнь свою
На пьедестал любви твоей …»

Его голос прервал пение Ильдико.
- Подойди ко мне, любовь моя… Заклинаю тебя, подойди быстрее!
Она склонилась над ним, и обнаружила, что крупные слезы катятся по щекам грозного Аттилы. Они обжигали его кожу, ведь не ведал он доселе, их соленый вкус на губах. Сердце его стучало, острая боль обжигала нутро. Но душа его болела сильнее.
- Я умираю, любовь моя… Гонория нанесла мне удар руками моего собственного сына… Я не виню его – он так молод и глуп… Об одном жалею и плачу я, - это о том, что не сумел уберечь тебя… Они погубят тебя…
- О, не говори так царь мой! Ты жизнь моя, ты радость моя! Не умирай, прошу тебя – ведь ты так силен и вынослив! Пересиль свой недуг ради меня! Какая нужда мне жить, если в ней не будет тебя… Не бросай меня, Аттила!
- Не насытился я тобой, Ильдико… Не насытился телом твоим прелестным, не до конца познал аромат поцелуев твоих! Не достаточно было для меня рая ласк твоих небесных… Как же я буду там, если никогда не смогу увидеть твои глаза цвета аквамарина? Как же жить мне в том мире, если я никогда не смогу дотронуться до твоих мягких волос, что похожи на руно неродившегося агнца… Как же я смогу быть там, по ту сторону смерти, без тебя, любовь моя! Мое сердце кровоточит и умираю я не от яда, а оттого, что покидаю тебя навечно! Так и не успев сполна насладиться счастьем находиться рядом с тобой, дышать с тобой одним воздухом, засыпать и просыпаться с тобой, и умирать ночами от неистовой любовной страсти…, и воскресать, радуясь солнечному свету рядом с тобой… Я не боюсь умирать, Ильдико. Только мысль о том, что больше не увижу тебя никогда, страшнее для меня любой самой страшной смерти!
Не отвечала ему Ильдико, лишь заливалась она горючими слезами.
Его пылающее лицо покрылось испариной. Он взял ее руку в свою горячую ладонь.
- Ложись мной, жена моя. Обними меня крепко, дай мне почувствовать твою близость… Засни на моем плече, как обычно… Ты знаешь, скоро придет весна и ночи станут короче… Вот уже наступает рассвет…
Первые розовые проблески рассвета осветили ночное зимнее небо. Но станет рассвет черным для юной Ильдико. Станет он последним для славного царя великой империи гуннов, Адиль- хана.

* * * * * *
«Я буду искать тебя во вселенной вечно…» - Его последние слова врезались ей в голову. «Я буду искать тебя во вселенной…» - повторяла она, когда стража, по приказу нового императора гуннов, Еллака, уводила ее в земляную темницу. С того самого момента, когда сердце Аттилы перестало биться у нее на руках, солнце навсегда погасло для Ильдико. Вещи перестали иметь смысл. Она не чувствовала боли, когда эфиопские рабы хлестали до крови ее нежное тело, она не слышала низких обвинений новых властителей империи о том, что это она, Ильдико, жена и единственная любовь Аттилы, отравила собственного мужа в брачную ночь. Она смеялась в лицо Гонории, когда та заставляла ее, стоя на коленях просить прощение за несказанный урон, что нанесла Ильдико великой империи. В ответ на угрозы Гонории придумать ей самую страшную казнь, она лишь отводила глаза и тихо произносила:
- Меня не заботит то, что думают обо мне другие. Я знаю, что моя совесть чиста перед ним, а он ведает, что никто никогда не любил его сильнее, чем я… Я никогда не хотела завоевывать мира Гонория…, я лишь хотела любить и дарить любовь… И слава всем высшим силам, за то, что они позволили мне сделать это. Но тебе этого не понять, Гонория! Ибо не знаешь ты ничего, кроме корысти… Можешь убить меня, я буду тебе только благодарна, потому, что жизнь утеряла для меня всякий смысл. Я счастлива своим прошлым, а будущее не имеет для меня значения…
Гонория хлестала ее по щекам, но отрешенная улыбка не сходила с лица Ильдико. Мстительная принцесса придумала ей более изощренное наказание, - по приказу императора Еллака ее просто выдворили за границы империи, без одежды, еды и средств к существованию.
В последний раз очевидцы видели Ильдико, продающей себя грубым греческим матросам в одном из портов Константинополя. Они часто встречали ее, в одиночестве бродящей по берегу моря, словно искала она что-то, внимательно вглядываясь в изумрудную гладь бескрайних вод. Иногда, сидя на прибрежных валунах, пела она свои странные грустные песни о любви, жизни и смерти. На любые вопросы, заданные ей, она лишь качала головой и тихо отвечала: «Он будет искать меня во вселенной. Мы обязательно встретимся… Когда-нибудь». Свидетели говорили, что красота ее померкла, с усталого лица навсегда ушла улыбка, только погрустневшие глаза, цвета аквамарина, напоминали о прежней белокурой красавице, что украла сердце одного из самых жестоких мировых полководцев и завоевателей, - гунна Аттилы.

Постскриптум.

Прошли века… Песок времен стер с лица земли великую империю кочевых тюрков - гуннов, что, придя в Европу из степей Центральной Азии, основали там свое государство, которое процветало и развивалось в течение почти ста лет. Ушло из памяти людей имя грозного варвара Аттилы и его белокурой возлюбленной, готской княжны Ильдико.
Но по неведомым кармическим законам, переродились их души через тысячелетия. Согласно каверзным планам высших сил, душе Ильдико было даровано тело мужчины, а жестокому властолюбивому Аттиле - слабое тело женщины…
И жила она между жаркими пустынями и зелеными садами, между высокими горами, и плодородными долинами в южной части самого большого континента, на землях древних народов, последователи которых и сегодня пытаются доказать всему миру о своей немалой значимости. Жила она в век технического прогресса, запертая в клетке обстоятельств и собственного существования. С детства мечтала она выполнить величайшую миссию, якобы, дарованную ей небесами. Суть ее томили заоблачные амбиции, обладала она талантами и космическими дарами, которыми, увы, не суждено было ей воспользоваться. Так и жила она, взлелеяв эфемерную мечту завоевать мир, доставшуюся ей от неизвестных предков, от прошлых ее жизненных воплощений. Суждено было ей отрабатывать неведомую карму чужих грехов и страданий, что остались для нее странной душевной ношей, и порождали в ней вечное недовольство и неудовлетворение, делая апогеем ее душевных терзаний, извечный философский вопрос о смысле бытия…
Он же был рожден на землях древних легенд, повествующих о сказочных гномах, нимфах и рыцарях, побеждающих летающих драконов. Как и Ильдико, он не стремился завоевывать мир, - но мир сам пал к его ногам. Он лишь делал, что мог – он делился с людьми самыми заветными тайнами души своей, облекая ускользающие мелодии и странные слова, что роем копошились в его голове, в прекрасные песни, изменившие внутренний мир значительной части человечества, заставившие тысячи людей принять и осознать данность, соединяющую его и его единомышленников, в единое астральное целое, - целое поколение для которых имя его стало символом иллюзорного, странного и прекрасного мира, в котором они существовали по собственной воле.
Одни пытались увидеть в его творчестве скрытые закодированные посылы глубин мирозданья к человечеству, послания неведомых космических учителей, направленные на совершенствование неокрепших умов человеческой расы. Другие же, стремились видеть в нем изящный протест против стереотипов, навязанных обществу, вследствие такой сложной, богатой исторической и культурной эволюции социального сознания, воплотившего себя в узких, искусственно привитых категориях человеческих взаимоотношений, чувств, желаний, стремлений.
Он давал почву для фантазий тех и других. Демонстративно поправ законы мужественности и мужской сексуальности, он рядился в женские платья, обматываясь нескончаемыми ярусами жемчужных ожерелий и покрывая лицо толстым слоем косметики, что вызывало у окружающих его людей, странные умозаключения и кривотолки. Он обладал чувственностью и душой женщины, доставшейся ему от своей кармической предшественницы. Идя по жизни в поисках вечной идеальной любви, он отдавал себя мужчинам и женщинам, возводя плотскую чувственность в высший сакральный культ, возвышая физическую любовь в божественный акт, чрез который познается извечный закон вселенской гармонии. Снисходительно принимая трактовку своих странных песен другими, в душе, он лишь воспевал вечные и такие неприхотливые ценности, обрести которые стремятся все обитатели человеческой планеты. Он воспевал простые истины этой жизни, он лишь стремился быть счастливым, он учил дышать любовью, слышать тишину и видеть сияние звезд в ночном небе…
В ней же бушевало варварское начало диких племен, привитое ей с кровью ее предков, но кто-то, еще давно, в прошлых жизнях, научил ее видеть красоту воды, деревьев, гор…, слушать песни журавлей, улетающих в теплые края…, кто-то научил ее слышать тишину и заглядывать в свою душу. Так и жила она, ища во вселенной кого-то, стремясь постичь что-то, обращая свой взор к небу и звездам… и прося бога о помиловании и успокоении. Искала она сказочную испепеляющую и убивающую любовь, так и не находя ее на этой земле…Искала она Его во вселенной… И проводила она свои дни и ночи в бесконечных раздумьях, непрестанно постигая истину и скрытую логику в коловращении событий своей жизни. И словно в унисон ее чувствам и терзаниям, странные слова и аккорды чьей-то такой прекрасной песни, лившейся из привычного радио динамика, непонятной тоскливой болью отозвались в ее мятежной душе… :
«Я могу чувствовать тебя,
Я стремлюсь навстречу тебе.
Тоска по тебе толкает меня видеть
Скрытые и странные тайны мирозданья.
И кладу я голову и жизнь свою
На пьедестал любви твоей …»