Как я писала о Португалии

Книга эта родилась от ревности. Сейчас объясню. Весной 2005 года в моей жизни случился роман. Год я писала дневник, фиксируя все детали и малейшие переживания. Так родился сборник миниатюр «По следам одной страсти». Я сама сделала верстку, то есть просто «забабашила» текстовые и графические файлы в формат PDF, получилась вполне приличная книжонка. Заплатила немного – ползарплаты моего последнего любовника-лифтера – за типографские услуги, и печатный сборник готов.

Расходился он из рук вон плохо. Я всучивала продукцию по онлайн-магазинам, забила ею весь русскоязычный Интернет. Сетевые критики или недоумевали, или хвалили так, что лучше бы молчали вовсе. Магазины завалены женской прозой, и у читателей было предубеждение, что моя книга – очередные розовые сопли. Редкие ценители, гурманы, купившие ее, писали мне любовные письма, предлагая вступить в отношения. Но живой роман истощил меня. Я уже взялась за другую историю – про жизнь животных восточной Сибири. Чего мне недоставало, так это близости к природе и покоя.

 И вот я полетела в Биармию, на далекий Север. И это еще не самая глупая затея, если учесть три вещи: поездка в Биармию, длинная и нудная, успокоит кого угодно; даже с худым кошельком жить там можно сколько заблагорассудится, питаясь суповыми пакетами, да и роман про зверей восточной Сибири не обязан иметь прямое отношение к Сибири, тем более, что дикие животные там почти вымерли.

 В Биармии я бывала и раньше – прожила месяцев пять в северных краях. Тогда, в первый раз, я прибыла на родину биармцев совершенно неподготовленной. Только выучила одно заветное слово. Когда я рассказала приятелю – а тот знал Север как свои пять пальцев, – что собираюсь в путешествие, он бросил как бы мимоходом: «У них там, в Олешке, говорят на таком оленеводческом арго – обхохочешься.

Я вспомнила это, когда самолет начал снижаться над Викингстоном, так что вся моя подготовка к красочной, неугомонной, бесшабашно-суетной Биармии свелась к одному-единственному слову – втирать. Я вворачивала его по всякому поводу – и, честно сказать, срабатывало. Кассиру на вокзале так прямо и выдала: «Не знала, что цены у вас кусаются. Надеюсь, вы мне тут не втираете?» Он улыбнулся и прощебетал: «Да что вы, нейти! У нас никому не втирают. Все честь по чести».

 Теперь, оказавшись в Биармии во второй раз, я уже знала, чего здесь можно ждать и чего хотелось бы мне самой: а мне хотелось забраться куда-нибудь в тундру и писать роман. Я спала и видела, как сижу за чуркой из карельской березы на войлочном полу, передо мной – кипа исписанной бумаги, а рядом с нею – чашка дымящегося чаю, с жирными разводами. Под ногами кудельки пряжи, стелются зелеными холмами, от дыма туман в голове, а в ушах звенит от пронзительных криков оленеводов. Погода будет что надо – утром и вечером можно обойтись легким свитером под комбинезоном, а днем не пропаду и в какой-нибудь куртке с джинсами. Так-то вот, с пером в руке, и буду искать великую правду жизни, превращая подлинную историю Португалии в фантазию. Ведь разве не в том и состоит вся соль художественной литературы – в избирательном преображении действительности? Чтобы, малость исказив ее, добраться до самой сути. В таком случае что, собственно, я забыла в этой самой Португалии?

 Хозяйка чума, из местных, будет рассказывать про войну с алкоголем и про то, как их последний победил. Вместе с нею мы будем обсуждать, что мне приготовить завтра на завтрак, на обед и на ужин. Будем сочинять меню, запивая изысканную кулинарию пошлым первачом.

А вечером, покончив с дневной писаниной, я буду лазить по зыбящимся холмам, облепленным стелющимися мелкими цветочками, лишайником и пушистыми дурочками-кошками.

 Но, увы, роман вдруг чихнул, крякнул и преставился. Случилось это в самом богатом чуме Биармии, где с олешками было все в порядке, а вот плантаций диких фазанов
не было, хоть ты тресни. Похожая беда подстерегает начинающих писателей сплошь и рядом. И тема – блеск, и фразы – красота. Герои до того живые – хоть свидетельства о рождении выдавай. Фабула, им уготовленная, – лучше не придумаешь: и простая, и захватывающая. На подготовительной работе поставлена точка, скопилась куча фактического материала, для вящей достоверности, – про историю и людей того времени, про климат и даже про национальную кухню. Диалоги сверкают что клинки – разят прямо в сердце. Описания так и брызжут красками, контрастами и живыми подробностями. Что ни говори – гениально! Но не тут-то было. Вопреки всем радужным надеждам вдруг понимаешь – тихий неугомонный голос нашептывал тебе убийственную правду: все ни к черту. Не хватает самой малости – искорки, способной зажечь твою историю настоящей жизнью, и точная историческая фактура или безупречные кулинарные рецепты – все псу под хвост. Повесть твоя бесчувственна, мертва, и тут уж ничего не попишешь. Такое открытие, скажу вам, совсем не радует. От такого и впрямь засосет под ложечкой – как от голода.
 Наброски безнадежного романа я отнесла на почту в Мурманскстоне. И отправила по выдуманному адресу в Сибирь, да и обратный адрес, в Москве, я тоже взяла с потолка. Когда пакет проштамповали и бросили в сортировочный мешок, я села и тихо загрустила: «И что теперь, Толстая? Как насчет еще чего-нибудь эдакого, гениального?»
 Хорошо еще, кошелек мой вконец не истощал, а на месте все так же не сиделось. Я встала и двинула с почты прямиком на юг Индии...