Граф

Люблю дождь. В дождь ко мне приходит состояние счастья. Мне нравится перепрыгивать через лужи и слышать, как капельки дождя весело отскакивают от моего разноцветного зонтика. Нравится прибежать домой, зажечь камин – пусть он не настоящий, а только электрический, налить чашечку чая, сесть в удобное кресло и под стук дождя, укрывшись пледом, читать какой-нибудь роман из позапрошлого века – «Ярмарку тщеславия», «Сагу о Форсайтах» или «Графа Монтекристо»… Только чтение спасает меня от грусти и хандры. Под каждое настроение – своя книга.
Как-то во время особенно сильного ливня, распахнулась форточка, и ко мне в окно влетело целое дождевое облако… Оно не торопилось разделяться на множество дождевых осколков, а наоборот, приобретало все явные и явные очертания, пока, наконец, не превратилось в человека.
– Разрешите присесть? – спросило «облако» с легким французским акцентом, снимая с головы цилиндр.
Человек был довольно высокого роста, с правильными мужественными чертами лица, на плечи его была накинута длинная черная накидка…
Незнакомец мне явно кого-то напоминал. О…о, я вспомнила, кого. Это была копия знаменитого французского артиста Жана Марэ.
– Я так рада вас видеть, месье Жан, – сказала я, если и удивившись, то лишь чуть-чуть, ведь в дождь, известно, как и в ночь под Новый год, возможно любое чудо.
– Кто такой месье Жан? – незнакомец удивленно приподнял брови.
– Извините, наверное, я обозналась, – вы так удивительно похожи на моего любимого французского актера Жана Марэ.
– Жан Марэ?…Постойте-постойте, я вспомнил этого человека. Если я не ошибаюсь, это он в 50-х годах в кинематографе воплотил…
Последнее слово прозвучало неразборчиво и я постеснялась его переспросить.
– Потом Фантомас, Железная маска, – не дурен, не дурен… Депардье тоже хорош, но это все просто актеры, оригинал, несомненно гораздо интереснее…
Тут мои мозги окончательно прояснились. Как же это я сразу не догадалась? Граф?… Но этого же не может быть, потому что быть не может!
– Может, дорогая Людмила, может. И я скажу, почему…
Вам известен закон физики – никакой вид энергии не возникает из ничего и не исчезает бесследно? Когда-то великий писатель Дюма вложил всю свою творческую энергию в создание моего незабвенного образа, а также моих замечательных коллег – д’Артаньяна, Атоса, Портоса, Арамиса, королевы Марго и незабвенного Генриха IV. Да что я вам рассказываю? Вы сами всех их прекрасно знаете – я вижу на вашей полке полное собрание сочинений Отца. И было бы очень грустно, если бы мы все остались только на страницах книг… К счастью, мы – в памяти каждого нового поколения землян, а значит и в окружающем про-странстве, ведь уже давно доказано, что мысль вещественна… Понятно, Вселенная необъятна, поэтому в пространстве существуем не только мы, благородные герои, но и множество всяческого сора. Человек, в зависимости от специфики своего характера сам создает себе собственное окружение, в том числе и литературное. Оно может быть наполнено злобой, ненавистью, завистью и стяжательством, а может – благородством, любовью и добром…
В дождь, особенно при грозовых раскатах, пространство особенно насыщено. Я знаю, что являюсь вашим любимым героем, вы часто перечитываете книжку именно обо мне – ее обложка самая потертая, и решил доставить вам маленькое удовольствие. Тем более что недавно, отвечая на вопрос анкеты, с каким бы из литературных героев вы хотели бы провести лучшую ночь вашей жизни, вы ответили, что с вашим покорным слугой. Я был польщен… Итак, я к вашим услугам…
Должна признаться, что я – тугодум. Мысли во мне генерируются медленно, я никогда не блистала остроумием в обществе, зато какие блистательные ответы своим противникам я придумывала по ночам, когда уже «все состоялось». Это, кажется, называется остроумием на лестнице. И вот сейчас, когда мне предстояло пообщаться с графом, я растерялась.
– Граф, спросила я для разминки, – что вы думаете о мести? Ведь, собственно, весь роман Дюма об этом… Читатели вместе с вами получают несказанное удовольствие, когда ваши враги оказываются наказанными. Понятно, в уме они переводят злодеяния ваших врагов на собственную жизнь и у них создается ощущение, что и их собственные враги будут когда-нибудь повергнуты в прах, что зло не останется безнаказанным…
– Это несомненно приятное ощущение, но не охватывало ли вас во время чтения романа некоторое чувство горечи и сожаления…
– Да, простите, иногда я думала о том, что как бы не сладка была месть, она не может быть целью жизни такого значительного человека как вы…
– Увы, я совершенно с вами согласен, правда, я понял это слишком поздно… Наша жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на подобные мелочи…
– А на что бы вы потратили ее, доведись вам начать жизнь сначала?
– На творчество, только на творчество. Удовольствие, золото, слава, власть – как бы сладки они не были, все вторично… Я стал бы заниматься, скорее всего, живописью…
– А любовь? Вам так и не удалось простить Мерседес?
– Мерседес… Я ее любил больше жизни, но… нельзя в одну реку войти дважды.
Что-то похожее на ревность и зависть, кольнуло мне в сердце. В моей жизни графа, увы, не было… Даже короткий период времени.
Дождь заканчивался, капли дождя стучали за окном все реже и реже…
– Мне надо возвращаться, – как мне показалось печально сказал Граф, выглянув за окошко… Постараюсь скоро вернуться… Не грустите. И тихо растворился в воздухе.
В душе у меня тихо звенели колокольчики, и в то же время оставалось какое-то легкое чувство неудовлетворения… Зачем я задавала Графу все эти дурацкие вопросы? Журналистская профессия, вероятно, у меня в крови. Не лучше было бы откупорить бутылку шампанского и…
Я вышла на балкон… На улице после дождя была приятная свежесть, из-за туч выглянуло солнце и на полнеба растянулась веселая разноцветная радуга, пара было возвращаться к обыденной жизни. Скорее всего, я слегка вздремнула в кресле у камина, причудится же такое. А мо-жет…
Словом, я с нетерпением жду нового дождя.