История Ноль. Зверинец. г-н Ч

Прошу, отведи меня…к ней
Иногда ее глаза плачут, и я вижу свет
Чаще они смеются, и я купаюсь в Боге
Ее нет, и тьма сгущается надо мной
Ее нет, и я убегаю следом, не разбирая дороги
Ее нет, и что-то внутри меня останавливается.

Она – это то, чему больно давать имена
Та, кого ты не знаешь…




История Ноль.Зверинец.


Ее очень многое притягивало в этом мальчике. Он появился в среду, стоя прямо в дверях, пока на улице шел сильный проливной дождь. Она не знала даже его имени.
Его звали Ч.
Ее дом был подлинным зверинцем. Она выращивала насекомых, кормила бабочек по утрам и ходила по дому полностью обнаженной. Она вся блистала, пока свечи догорали дотла. В ее доме постоянно звучала музыка. Мальчику понравилось это, и он захотел остаться. Она не была против. Она сама предложила ему это, увидев на лице Ч. самую подлинную любовь к своему дому.
Ее тронуло это чувство.
Она захотела узнать его.
Кто он.
Что он.
Зачем он пришел.
Что принес ей.

Ч. любит рассказывать ей о параллельных мирах. Он делает это, сидя на подоконнике.
Он слушает музыку по ночам и мешает ей спать.
Он читает вслух случайные книги.
Он часто курит и пьет много кофе.
Он рассуждает о незнакомых для нее вещах.
Он редко выходит на улицу и совсем не уделяет внимания ее мотылькам.
Он появился в ее доме неслучайно, но она не хочет об этом думать.

Что любит Ч.?
Надорванные края. Новые лица. Новые песни.

- Разве меня что-нибудь держит? – изумленно восклицает Ч. Они говорят о смерти, сидя в ванной. Он наблюдает за ее соском и водой вокруг него. Она смотрит в сторону.
«Обиженная стерва», - морщится Ч., смахивая со лба капельки горячего пота.
- А как же я? – спрашивает она.
- Ты?
Кто здесь будто бы говорит со мной без умолку? Мне хочется кричать от боли, но я ничего не чувствую. Должно быть я мертв.
Когда я хочу говорить с тобой, мне приходится закрывать глаза, чтобы представить тебя. Твое лицо кажется чужим, но я довольствуюсь и этим.
У тебя нет рук.
Нет ног.
Ты – одно сплошное туловище. Обнаженный торс с чужим лицом.
Моя нелепая фикция. Мой откровенный резус-фактор.
Мой утолитель.
Я готов трахать тебя до скончания веков.

Ч. все-таки смотрит ей в глаза. Она - на его подбородок. Их освещает свет нескольких ламп. Их вода убывает и становится прохладной.
- Когда у тебя месячные? – спрашивает Ч., поглаживая подбородок.
- Через восемь дней…
Восемь дней и горизонт крови.
- Я люблю тебя…
Она подается чуть вперед.
- Я люблю тебя…
Она прижимается к нему всем телом.
Он смотрит ей в глаза и говорит:
- Я люблю тебя.

Мои края надорваны. Незнакомые лица. Медленные песни. Монотонное тиканье часов. Неподвижные окна. Знакомое туловище. Вода. Горстка пепла под ногами.

Ч. любит смотреть на ее тело. Наблюдать за его изгибами. Фиксировать тени. Повороты.
Контуры. Впадины. Окружности. Для него ее тело – произведение искусства. Цельный кусок обожженной глины. Идеал форм и размеров. Их гибких красочных соприкосновений. Будто колыбельная этот мотив для него. Этот едва слышный стон. Этот крик. Этот шепот, срывающийся с ее губ, стоит ему только прикоснуться к ней. Она – его любовь.
Его египетская чаша.
Его победоносное таинство.
Он окунается полностью в ее раскаленное бдение.
Он отсчитывает секунды, не понимая, что такое время.
Он падает перед ней на колени, проникая своим ртом в ее жгучее лоно. Он говорит «ненавижу» так, будто хочет солгать…

Незаметно для самого себя, он становится частью ее зверинца. Он приказывает ей, но чувствует себя рабом. Ее яростная власть безгранична. Она продолжает оставаться белой женщиной на холсте чернокожего художника. Решившая трахнуть весь мир. Надменная сука с седалищем из мужских гениталий. Она приковала его к дому. Ее тело обвило Ч., будто ветви терновника. Жалящие щупальца. Проклятое человеческое естество.
Ч. зарывается в песок. Закапывает себя в землю. Лежит в ней часами. Он наблюдает за порхающими над его головой мотыльками, жадно пьет холодную воду и ест черствый хлеб. Она держит его на цепи, и он сходит с ума от собственной бесправности.
Он рождается вновь и испытывает муки женщины, задыхающейся от родовых схваток.
Она обливает его тело бензином и долго стоит над ним с зажженной спичкой, пытаясь проследить его реакцию.
- Готов ли ты умереть во имя любви?
Спрашивает она.
И если он отвечает согласием, начинает беззвучно рыдать.

Желтые листья сменяются голыми ветвями. Южный ветер дует с севера.
Она поедает частями.
Он скармливает себя.
Он слишком голоден, чтобы жить. И слишком пуст, чтобы умирать.

Ч. рассказывает ей о параллельных мирах. Она не верит ему.
Ч. никогда не говорит о себе. Ее не интересует реальность.
Ч. берет ее тело везде и всюду.
Он заливает ее изнутри.
Он закупоривает ее снаружи.
Он становится ее стеблем.
Она – его безрассудным плодом.
Игрой его воображения.
Трахая, он называет ее разными именами, которые всегда суть одно.
Он представляет на ее месте другую, чтобы продлить акт совокупления.
Она бесстыдно мастурбирует прямо перед ним.
Секс становится для нее ритуалом.
Вызовом.
Защитой.
Сверхъестественным действием.
Безумием.
Она решает заразить его, пока он продолжает рассказывать ей о своих никчемных параллельных мирах. Она покупает шприцы с инфицированной кровью и делает ему укол за уколом. Она говорит, что смерть во имя любви есть милость Бога. Она ведет себя слишком жестоко. Она хочет видеть его смерть. Она жаждет видеть его жизнь. Она приводит домой случайных мужчин и совокупляется с ними прямо у него на глазах. Она заставляет его смотреть. Когда он видит это, слезы текут по его лицу. Он молится своему мертвому Богу и просит у него пощады.
Его время отмеряется слишком медленно, пока зеленые листья и белые цветы ни сменяют голые продрогшие ветви, и мотыльки ни рождаются вновь, готовые к своей короткой и беззвучной жизни…