И были чьи-то помыслы чисты?

(Хроника декабря глазами очевидца)

1985/86 год

Свежее лицо Горбачева, борьба с пьяницами, в национальных республиках бойко слетают с должностей руководители брежневской эпохи. Казахстан остается одним из островков стабильности, народ понимающе треплет языками на кухне - как никак, Кунаев был близок к Кремлю через целинное время, нельзя ж его так, взять и выбросить.

16 декабря

Вечер, скупое сообщение по радио - Кунаев снят. Сообщение как исподтишка, втихую, будто не закончилась эпоха.

17 декабря

Утро, шепот в коридоре - студенты не соглашаются, вышли на демонстрацию.

Да это ж историческое событие, черт побери, до того шокирующей новостью были забастовки в Польше в начале 80-х. Многие тогда удивлялись - как могут эти поляки, они ж при социализме живут, а при социализме забастовок не бывает.

Итак, около 10 утра, скорее на Сатпаева. Солнечный декабрьский день, почти нет снега, напоенный солнцем, но мглистый воздух. Очертания нелепой городушки Политеха, торчащей к востоку от Новой Площади, зыбки на фоне обычной темноватой полосы утреннего смога у горизонта. Рядом с телецентром никаких изменений, редкие машины, в раздумье подкатывающие к светофору на Мира - стоит ли газануть на желтый и вдарить по простору Новой Площади, или не лучше не рисковать - на Фурманова у "Океана" постоянно торчат гаишники, летом в нарядных белых рубашках, в ожидании очередного членовоза.

Около полудня, Сатпаева у телецентра.

Эта картина, все, что можно было видеть с тротуара у высокой резной зеленой ограды телецентра, запомнилась на всю жизнь. Не то, что произошло часами позже, а именно этот полдень, проклятый полдень, пик алматинского сюрреализма, Апокалипсис ХХ века для этих мест. Я до сих пор холодею от Sunday, Bloody Sunday U2, потому как не думаю сразу о несчастных жителя х Лондондерри, а моих несчастных земляках...

Сатпаева теперь пуста, пуста в разгар дня, и от этого не по себе. Эта улица бывает пуста после демонстраций, усеянная беззаботным и блестящим праздничным мусором, с шумящими оранжевыми жуками-чистильщиками, но теперь что-то другое в воздухе. Яркое солнце в зените, тишина здесь с фоновым шумом с вечно неспящей Абая, и на вьезде на Новую Площадь, на Мира, стоят мордами друг к другу два милицейских уазика. Силуэты пары милиционеров сиротливо смотрятся на фоне залитой солнцем Новой Полощади за их спинами.

Наконец сквозь тишину начинают прорезаться звуки, через несколько минут слышно, что это хор голосов, скандирование. В перспективе Сатпаева, там, где небольшой пригорок у общежитий Политеха, показывается колонна людей, постепенно приближаясь. Похоже на замедленную сьемку селевого потока, настолько велик контраст между безлюдностью улицы и пятиэтажек рядом с Дзержинского и колеблющейся поступательной массой людей. Люди в переднем ряду несут транспарант, и хотя написанное можно было бы различить уже от пятиэтажки с аптекой, но написано второпях, не могу прочесть... В колонне в основном азиатские молодые лица, почти все парни, опять же неразличимо, что они скандируют, но многие выбрасывают вверх сжатые в кулак руки.

Когда колонна уже поравнялась с оградой телецентра, застывшие редкие прохожие преодолевают оцепенение и смотрят в сторону уазиков - единственное, что преграждает людям путь на Площадь. Вид у "бобонов" намного менее героический, чем у отряда царя Леонида, и похоже, милиционеры не собираются разделить мученическую судьбу спартанцев. Передние ряды уже у пятиэтажки на углу Мира и Сатпаева, и натужно заревев давным-давно запоротыми двигателями, уазики наконец разьезжаются в стороны, благо простор этого перекрестка позволяет.

В колонне это воспринимается как победа - раздается нестройное "Ура", и колонна переходит на бег, еще раз напоминая о древних эллинах схожестью с атакующей фалангой. Люди устремляются на Площадь, и это выглядит как раскрытые адские врата.

...

Вечер, около шести тридцати, уже темно, небо ясное и легкий морозец. Первая попытка пройти на Площадь с Фурманова, мимо магазина "Береке". Хотя по Абая движется обычный поток машин, выше проспекта по Фурманова бродят люди, и плотность людской массы увеличивается, по мере того как ты поднимаешься на пригорок к Новой Площади. Ага, ясно почему - милиция сразу за "Береке", не пропускает. Вежливый офицер-казах в оцеплении - "Проход закрыт, пожалуйста, уходите". Я запомнил его немолодое лицо - за годы службы в милиции насмотришься всякого, и волей-неволей становишься циником, как и хирурги или иные врачи. Но на лице офицера было с трудом скрываемое потрясение, и это было самое человечное из милицейских лиц, которые я когда либо видел.

Чтобы меня, алматинского динозавра, остановило оцепление и испортило всю обедню? Не бывать тому - пробуем вариант В. По затихшему и темному двору за зданием то ли Минсельхоза, то ли Госплана - они похожи на сиамских близнецов, сросшихся улицей Байсеитовой - без никаких проблем выхожу к 16-ти этажке и фонтанным каскадам. Ну, фонтанов конечно нет, скупой снежок на парапетах. Так, напротив книжный магазин, где продаются тонюсенькие книжки Брежнева, в том числе и "Целина", и мастодонтные тома Ленина.

Здесь болтается немало людей, в основном молодых. Иду наверх по гранитным ступеням, и открывается Действо. Самое оглоушивающее впечатление - здание ЦК Компартии Казахстана. Ни одного огня в окнах, как если бы этот беломраморный колосс застыл в ожидании фашисткой бомбардировки. Но светомаскировки не получается - судя по лихорадочным сине-красным бликам на стенах, вокруг здания беспокойно передвигаются гаишные "шестерки". Виден ряд поблескивающих милицейских щитов на самой горке у здания, откуда безумные мальчики любят кататься на недавно расплодившихся скейтах. Никогда не видел милицию в касках и со щитами. Западноберлинская полиция, колошматящая очередную сходку ультралевых на фото "Звериный лик капитализма" в "Правде" - это ж из другого мира... Вторая линия обороны, как и следовало ожидать, прикрывает другую святыню - массивную трибуну и гранитные сходни по бокам для приглашенных на 1 Мая - 7 Ноября. Однако линия щитов поблескивает сверху, на уровне трибуны, оставляя большинство гранитных рядов в качестве нейтральной полосы. Похоже, такая раскладка - результат недавнего противоборства. По Площади мечется несколько сотен молодых людей, у некоторых палки и камни в руках. Все казахи, одеты бедновато, старомодные длинноватые пальто у девочек, коротковатые дохлые болоньевые куртки у мальчиков, лыжные шапки-пирожки. Некоторые прикрывают лицо шарфами. Вся активность пока у той стороны гранитных гостевых рядов, которая ближе к Фурманова. Потому что оттуда раздается немолодой голос через мегафон. Человек представляется прокурором и уговаривает "товарищей студентов разойтись, так как ваше нахождение на площади и ваши действия противоправны". Атака с Площади длится не более минуты - настолько хватает камней и палок в руках, затем толпа сама откатывается с гранитных рядов на асфальт Площади, и милиция, неуклюже барахтаясь в шинелях и с длинными щитами, для острастки преследует толпу, но не далее чем то елок. Потом с чувством исполненного долга милиционеры отходят наверх, поближе к зданию ЦК и мегафону, выстраиваясь в спасительную для себя же цепь. Мегафон опять начинает говорить, то же самое, только провоцируя толпу на очередную атаку. Начинается очередной период колебания.

Тем временем, масса людей, может, побольше, чем на Площади, уже разных возрастов и иначе одетая, стоит по краю ближе к 16-этажкам, в основном в качестве зрителей. Среди них немало живущих по соседству, многие стоят на парапете фонтана, чтобы было повыше и лучше видно. Молодой парень-казах говорит: "Я не против смены Кунаева, рано или поздно это произойдет. Но не так - смена исподтишка, и на человека не из Казахстана и которого в Казахстане никто не знает". Действительно, выглядит оскорбительно, при всей их лояльности к Советской Власти - отсутствия басмачества, например, и терпимости и доброжелательности к переселенцам - казахи не заслуживают такого обращения, не заслуживают... Видать, в Москве маразм еще не умерших Членов достиг своего предсмертного пика. И этот нонсенс материализуется здесь, на Новой Площади, калеча и уродуя тела, души и отношения людей.

Пожарные машины видны на Фурманова, у ограды госпиталя. До того алматинцы с уважением видели одну-две таких решетчатых на Центральном Стадионе во время славных матчей "Кайрата". Похоже, теперь придется пережить их в действии. Одна из машин начинает медленное движение поближе к той стороне Площади, где фонтаны и невинные зрители. Толпа начинает расступаться, больше из удивления. Из люка в кабине показывается отчаянный водометчик в пожарном шлеме, и начинает обдавать ближайших встречных не очень-то впечатлительной струей воды. В программе "Время" мы видали водометы покруче в Северной Ирландии, там злобные католики летели в разные стороны вверх-тормашками. А здесь достается тощим студенческим спинам. Уровень агрессии подпрыгивает, и на кабину обрушивается град камней, причем ложатся неплохо, даром что ли в школах учат метанию гранаты, столь нелюбимому городскими белокожими старшеклассницами. Похоже, один из камней достает смелого водометчика в лицо, и он картинно взметнув руками, как оккупант в фильме про войну, проваливается в люк. По площади раздается победный рев, это истинный трайбализм, это уже бой и победа в бою. Униженная пожарная машина ревет, ускоряется с Площади и скрывается в спасительной толпе машин и милиционеров с другого края Плошади, на улице Мира. Теперь кажушиеся уже несолидными пожарки-газы не отваживаются совершить хождение в народ, вместо этого раздается надсадный рев огроменной пожарной машины на базе тягача межконтинентальных ракет, такой большинство алматинцев еще не видело. У нее солидная водопушка для тушения нефтехранилищ, и оттуда вырывается толстая струя. Но выигрывая в силе, водометчики проигрывают в расстоянии, так что в соответствии со скупыми знаниями физики из пожарного училища, водомет задирают под 45 градусов. Все делается медленно, ребята не будь дураками оттягиваются подальше, и вода бесполезно обрушивается на Площадь неподалеку от Фурманова, создавая гололед. Слышны насмешки, власти явно теряют авторитет.

Очередная нелепость милиции - вдоль елок от улицы Мира через Площадь пытается прорваться красный автобус пожарников, видимо, дурацкая идея перебросить подкрепление на более активный фланг. Пазик выглядит не угрожающе, потому не достигает даже трибуны. Толпа окружает обреченный пазик, и насчастный автобусик утыкается в одну из елок. Видны по-заячьи удирающие к своим люди в униформе - бедняги не одеты даже в шинели, или побросали их для маневренности. Тем временем толпа под воинственные крики раскачивает пазик и валит его на бок, как мамонта предназначенного на обед. Видно помахивание тряпки, заталкиваемой в бензобак, вспышка пламени. Толпа оттягивается - пазик горит, через мгновение хлопок взорвавшегося бензобака и огонь перекидывается с автобусных бортов на елку. Голос в мегафоне дрожит от возмущения - товарищи студенты, вы совершили уголовное деяние, вы сожгли автобус, прекратите, пока не стало поздно... Видимо, в ответ на замученный пазик, с Мира на Площадь выскакивает с утробным ревом армейский урал, ускоряясь прямо в толпу. Люди разбегаются, слышен суховатый треск камней о кабину. Будто насытившийся произведенным эффектом, урал возвращается к своим на Мира. А разгоряченная толпа только входит во вкус.

Амплитуда колебаний теперь увеличилась, как и уровень агрессии. Очередная атака властей уже перехлестывает через Площадь и достигает 16-этажек. Студенты отстраняются у фонтана рядом с книжным магазином, и видно поскользнувшегося юного мальчика в армейской шинели и каске, он забежал дальше всех и матерится мальчишечьим голосом - а этих то сюда зачем, курсантов? Его не бьют, скорее из сюрприза увидеть человека в армейской амуниции, и мальчик бежит обратно вверх по скользкой горке, путаясь в шинели. Неожиданно в меня вцепляется плечистый мордастый парень, сует мне кусок гранита и требует метнуть его в сторону милиции. Я выражаю сомнение в эффективности - люди в униформе уже далеко, да и сверху - но лицо у парня достаточно злое, я готовлюсь получить этим камнем по голове. Как всегда, спасение приходит от осмысленного выражения в глазах. Меня с другой стороны хватает другой парень, тоже не мелкий, в очках, внимательно разглядывая мое лицо и отрывая меня от мордатого. "Что ты здесь делаешь? Зачем ты здесь? Уходи, быстрее, туда" - машет рукой по Байсеитовой в сторону Абая. Где этот парень сейчас? Так хочется верить, что осмысленное выражение глаз выдернуло его из последующих неприятностей, не сделало жертвой исключения из университета и поломанной судьбы. При всей моей нелюбви к подобным сегодняшним неприкасаемым, я был бы счастлив увидеть его в кресле вице-президента успешной национальной компании, он этого заслужил, тем, что поднялся над временем и преодолел вековой страх перед властями.

Страсти очевидно начали накаляться - хорошее время, чтобы уйти. Я спокойно спустился по Байсеитовой на Абая, на которой не было заметно ни следа назревающего побоища всего в пяти минутах ходьбы. Привычный поток машин и светящиеся опустевшие троллейбусы, время было около восьми.

18 декабря

Утро, Сатпаева у телецентра. Идет драка, прямо напротив недавно подмазанного известкой к 7 Ноября ограждения школы. Школа немного ниже улицы и вытянута вдоль Сатпаева. Школяры, до недавнего имеющие неоспоримое преимущество ежегодно наблюдать за подготовительными маршами техники перед военным парадом, теперь могут в деталях лицезреть историческое событие - занятия в школах никто не отменял.

Понятно, что расстановка сил за ночь изменилась. Теперь ничейная полоса не на гранитных насестах Новой Площади, а на засыпанной кусками камня и дерева Сатпаева, напротив ограды телецентра. Опять ярко светит солнце, опять легкая смоговая мгла, но от телецентра уже не виден простор Площади и зыбкая тростинка телевышки на Кок-Тюбе. Теперь на горловине площади не пара тщедушных уазиков, а армейские грузовики, и немалое количество людей. Защитники власти разношерстны, и напоминают махновцев. Армейская и милицейская униформа перемежается с гражданскими, и в передних рядах они явно взведены. Разгоряченные лица, засученные рукава, многие сняли куртки или бушлаты. Они в драке, и бросают в ответ камни, подобранные тут же, с не меньшим остервенением, чем у противоборствующей стороны. Студенческая сторона так же ходит в атаку, но частота колебаний по ничейной полосе теперь выше, развязка приближается. Иногда противники уже сближаются до рукопашной. В один из моментов высокий парень-дружинник припадает на колено у вьезда на телецентр, держась за голову, на русых волосах кровь. Двое старшеклассников пытаются приподнять его и затащить на территорию школы через калитку -драка туда не распространяется, но дружинник, матерясь, поднимается сам, прижимает ушанку к голове и ретируется к Мира. Я не знаю, когда все закончилось...

Из разговоров и слухов.

Офицер милиции, стоящий в оцеплении 17 декабря:

Я думал, что не переживу эту ночь. Толпа была совершенно дикая, и у нас не было оружия. Думал, что убьют...

Об общежитии женского пединститута:

Студентки забаррикадировали входы, и милиция брала общагу настоящим штурмом...

Офицер милиции, принимающий задержанных 17 декабря в одном из РОВД:

Я отпустил эту девочку, через пару часов эту дуру привозят опять...

Плачущая старшеклассница из пятиэтажек за "Береке" об утре 18 декабря:

Парень забежал к нам в подьезд, и милиция настигла его там. Его били, и он страшно кричал...

Живущий в пятиэтажках в районе Масанчи-Дзержинского:

В нашем дворе, что внутри, поставили автобус, и в него милиция и дружинники сводили задержанных. Перед входом в автобус студентов прогоняли как через строй, били... Мы видели все из окон.

Живущий в квартире над "Береке":

Разгон начали по-серьезному после 11-ти. Милиция была уже на взводе. Были слышны БТР, и люди бежали врассыпную. После на Площади и на прилегающей Фурманова некоторые остались лежать, думаю, были среди них и убитые...

Родитель одного из младшеклассников, пришедшего в школу утром 18-го:

Учителя часов в 11-12 сказали - пора расходиться, в школе всего несколько дружинников. Старались каждому старшекласснику дать парочку младшаков, чтобы проводили.

Учительница, шепотом какое-то время спустя:

Я была в Оперном, и сразу после начала в ложе тихо, стараясь не привлекать внимания, появился Колбин. Он старается везде бывать, чтобы войти в местную жизнь... В магазинах появилось сливочное масло, по госцене!

Зритель в Консерватории:

Даже на самых лучших концертах местных музыкантов Зал Консерватории почти пустует. Я слушаю орган, и ко мне подходят тихушники, просят пересесть. Пересаживаюсь назад, и на мое место проводят высокого грузного человека неопределенной национальности. Через какое-то время он наклоняется к одному из сопровождающих и громким шепотом говорит: "Посмотрите, как этот музыкант великолепно работает руками и ногами!"

2003