Сердце демона. Глава 4. В оборот

Марк проснулся несколько часов спустя и рывком сел на постели:
– О, черт…
– В чем дело? – В соседней комнате Даня поднялся с дивана, с трудом продрав глаза.
– Я на работу опоздал. – Марк уже вскочил, спешно натягивая брюки.
– Какая еще работа? Совсем сбрендил? – поморщился Даниил.
– Сегодня мне обязательно надо, понимаешь… – Уже умудрившись одеться, Марк выскочил в прихожую. Даня поспешил за ним:
– Да ты до своей работы живым не доедешь! Я-то думал, ты разумный человек, когда не припадочный, а тут, похоже, санитаров из дурдома вызывать придется!
– Слушай, Дань, – Марк обернулся к нему, в глазах застыло виноватое выражение, которое почему-то жутко не понравилось Даниилу, – я ну правда никак не могу сегодня отгулять. А завтра уже выходные…
– Твое счастье, силой я тебя удержать все равно не смогу, – замогильным голосом отозвался Даня. – Но постарайся все же вернуться. Мне бы не хотелось ночью опять шляться по городу.

Марк и сам не понимал, почему ощущает себя виноватым, но, когда он подошел к рабочему телефону, он чувствовал себя почти предателем.
Подошедшую к телефону девушку он попросил позвать профессора Селиверстова.
– А кто его спрашивает?
– Передайте, что Марк Потапов.
Из трубки доносились неясные шумы: какие-то люди ходили мимо телефона. Марк переминался с ноги на ногу, словно школьник, которого родители повели к зубному, а он все еще надеется, что свершится чудо и доктор не придет.
Наконец трубку подняли:
– Добрый день, молодой человек.
– Здравствуйте, вы меня помните? – торопливо спросил Марк, вертя в руке визитку.
– Помню, причем ждал вашего звонка все утро.
Марк в замешательстве подумал: а что дальше? О чем им разговаривать?
– Вы сказали позвонить, вот я и… позвонил.
– И совершенно правильно поступили. Сможете сейчас приехать по названному адресу?
– Нет, у меня работа, я только под вечер освобожусь.
– В котором часу?
– Самое раннее – в восемь.
– Хорошо, не могли бы вы подъехать после работы? Я объясню, куда. Запишите адрес.
Подивившись настырности профессора, Марк достал ручку из кармана и приписал адрес внизу визитки.
– Итак, когда вас ждать?
– Мне туда часа полтора добираться.
– Значит, в полдесятого. – Эдуард Филиппович попрощался и повесил трубку.
А Марк вернулся на рабочее место и, положив визитку перед собой, крепко задумался. Тащиться теперь не пойми куда на ночь глядя… Тем не менее, он точно знал, что поедет. «Надо Даньке сообщить, а то опять искать меня будет». – С этой мыслью Марк достал мобильник.
– Але, Дань?
– Привет, что случилось?
– Да так, ничего… Ты на лекции?
– Естественно, нет: стал бы я тогда отвечать. Так чего звонишь-то?
– Знаешь, я сегодня задержусь, пожалуй. Накопилось дел всяких, не разгрести никак. В общем, буду не раньше одиннадцати, а то и в двенадцать. Так что ты не волнуйся. – Не дождавшись ответа, Марк взглянул на экран телефона – «соединение завершено». «Чудесно, – подумал он. – По-моему, Даня, это твой личный рекорд по скоростному обрыванию разговора…»

Пятнадцать минут десятого Марк стоял перед высоким точечным зданием и, глядя на святящиеся окна, пытался угадать, которое из них принадлежит квартире, куда он направляется. Ну не идиот ли он? Определенно, как вчера сказал Даня, «нормальные люди так не поступают». С этой мыслью Марк зашел в подъезд.
Дверь квартиры открыл не сам профессор, а незнакомый парень, ровесник Марка. Губы поджаты, брови слегка сдвинуты, во внимательном взгляде сквозит легкое неодобрение. «Вот ведь подрядились все меня разглядывать… Экспонат я, что ли?» – раздраженно подумал Марк, разуваясь. Молодой человек без слов мотнул головой, и они прошли в обширную комнату, заставленную книжными шкафами. В углу – массивный рабочий стол, на нем – микроскоп под стеклянным колпаком. Эдуард Филиппович поджидал их, разместившись в одном из кресел за столом пониже.
– Добрый вечер, – обратился к нему Марк, не переставая оглядываться.
– Вы вовремя, Марк, хвалю. Пунктуальность – редкое свойство для теперешней молодежи: всё спешат куда-то и потому везде опаздывают… Рекомендую вам моего сотрудника – Николая Петровича Красина. Коля, это – Марк, про которого я вам говорил. Вы, кстати, так и не сказали: как вас по батюшке величать?
– Семенович.
– Отлично, значит – Марк Семенович… Чай или кофе будете?
– Да, кофе.
– Коленька, будьте добры, сделайте нам с гостем кофе.
Сотрудник покорно удалился на кухню, и без его пристального взгляда Марк почувствовал себя спокойнее.
– Как себя чувствуете? Вчера вы выглядели неважно…
– Выпивши был, – буркнул Марк.
Эдуард Филиппович вздохнул:
– Молодой человек, вы мне сразу понравились, да и сейчас не менее симпатичны… Но что ж вы мне все время врете? Это у вас уже успело войти в привычку, или вы что-то пытаетесь скрыть? Если это так, то вы делаете это весьма неумело.
Марк покраснел, не зная, что ответить.
– Вы ведь непьющий, верно? Послушайтесь на будущее моего совета: никогда не стоит лгать по мелочам. Давайте договоримся: постарайтесь отвечать честно или сразу сообщайте, что не хотите говорить об этом, я не стану настаивать. Согласны?
Марк кивнул.
Из кухни материализовался Николай с подносом, на котором помещались две чашки кофе, одна – чая, сахар и печенье. Чай он забрал себе.
– Тогда скажите мне, Марк… Вы раньше замечали за собой способность предугадывать события вопреки вероятности? Повышенную проницательность?
– Случается временами… Но вы любого спросите – он вам то же самое скажет.
– Дорогой Марк, мы собрались здесь отнюдь не для того, чтоб испытать вашу скромность.
– А вы хотели бы, чтоб я опять вам соврал? – насупился Марк. – Откуда мне знать, в самом-то деле? Был бы ясновидящим – так не убивался бы на двух работах…
– Как знать… Но речь не об этом. Скажите, вы когда-нибудь задумывались о причинах своих трудностей в общении?
– О чем? – Марк с подозрением воззрился на Селиверстова: неожиданный интерес со стороны последнего сам по себе настораживал, а предшествующее вступление сулило какой-то подвох.
– О том, почему близкие люди отталкивают вас, а прочие – сторонятся? Признайтесь: вам хотелось бы понять, что за изъян их отвращает?
– Нет у меня никаких изъянов, – возмутился Марк, покосившись на ровесника, который вновь коротал время за разглядыванием его персоны, отчего он почувствовал себя лишним – чужеродным элементом в этой квартире, в строгий порядок которой никак не вписывалась неказистая конструкция его жизни. – А они просто… не хотят понять.
– Не судите других слишком строго, – миролюбиво предложил его собеседник. – Они не могут. Да и вы не стремились бы, не касайся это вас напрямую… Впрочем, признайтесь – вы ведь тоже не слишком честны с собой: в глубине души вы знаете ответ. Ничто так не интригует, как то, о чем смутно догадываешься, верно? Но вы не имеете понятия, что делать с этим знанием, и потому предпочитаете держать эту комнату запертой. Хоть и подозреваете, что именно там кроется смысл вашей жизни, без него она словно паутинка на ветру.
Его слова звучали так убедительно, что Марк поймал себя на том, что прислушивался, пытаясь уловить тихие шумы из-за этой загадочной двери – жуткие, но вместе с тем манящие… Поборов наваждение, он упрямо мотнул головой:
– К чему вы клоните, в конце концов? Если вам что-то известно, вы просто так мне это не расскажете, верно? Так лучше сразу откройте – что от меня понадобится.
– Вы правы: не слишком-то честно держать вас в неведении относительно наших собственных целей. Признаться, наши стремления не отличаются прямолинейностью – но прежде всего, мы – исследователи. Да, звучит это не слишком альтруистично, но для нас вы – прежде всего, объект. Наши предшественники некогда свернули с проторенного пути фактов, легко поддающихся наблюдению и систематизации, и углубились в область, где слишком легко потеряться среди домыслов, иллюзий и амбиций, но благодаря этому она остается для науки непаханым полем. Тем, чего им удалось добиться, они были обязаны лишь своей решимости и беспристрастности, и награда того стоила: перед ними возник новый мир, живущий потаенной жизнью по неведомым нам законам. Будь вы ученым, вы бы в полной мере разделили их восторг. Но я отклонился от основного предмета: явлением, которое привлекло их внимание настолько, что они позабыли про колебания и скепсис, были такие же, как вы – затерявшиеся в людской гуще обитатели иных реалий. И потому можно сказать, что с нашей стороны имеет место только бескорыстный интерес – но, вообще-то, это не совсем так. Однако тут я и вынужден остановиться – если захотите знать больше, придется вам принять на себя некоторые обязательства.
– Какие? – сдвинул брови Марк.
– Вы в самом деле хотите, чтобы я начал с конца? Боюсь, что в этом случае вы ничего не поймете. К тому же, – Эдуард Филиппович усмехнулся, – за все в мире надо платить, но ценники, увы, висят только в магазинах… Остальное приходится приобретать вслепую.
Марк задумался. Конечно, подписываться не пойми на что ради сомнительных откровений странноватого профессора было чистым безумием… но сумасшествием было уже прийти сюда. Бесполезно полагаться на здравый смысл, только что изменив ему по всем статьям. Нора Белого кролика поглотила его, а он даже не заметил.
– Хорошо. Я согласен. – Марк качнул головой, словно отсекая оставшуюся за бортом часть жизни.
 
Профессор задумчиво осмотрел пустую чашку и повернулся было к своему коллеге, чтобы попросить новую, но передумал.
– И все-таки меня не оставляет чувство, что не я должен поведать вам об этом, а наоборот, – словно извиняясь, произнес он.
– О чем? – продолжал недоумевать Марк.
– О том, что удивительное порой оказывается к нам настолько близким, что мы его не замечаем. Много вы знаете людей, которых действительно занимает вопрос, кто их окружает – каковы они на самом деле? – Не успел Марк ответить, как ученый продолжил: – Поэтому не слишком удивляйтесь тому, что услышите. Но, пожалуй, достаточно отступлений – перейдем к метафизике. Издревле внимание исследователей привлекал тот факт, что люди способны прозревать сквозь пространство и время, а также влиять на ход событий, минуя непосредственное вмешательство – силой воли, можно сказать. Многие заходили дальше, пытаясь его использовать; вот только впечатляющих результатов они так и не добились: этот дар вел себя довольно-таки капризным и причудливым образом: предсказания сбывались через пень-колоду, а события поворачивались таким образом, что ничего путного все равно не выходило. Потому иные вовсе отказались иметь дело с подобными вещами, уверившись в их бесполезности, а прочие удовлетворились и этими сомнительными выгодами, сдобрив их некоторой долей шарлатанства… – Не переставая говорить, Эдуард Филиппович принялся шарить на полке под столешницей. – Но наши предшественники, в отличие от прочих, сумели найти этому объяснение. Коля, у вас при себе модель модель номер пять? – Обратился он к Красину.
– У меня есть восьмая, – отозвался тот после секундного раздумья.
– Подойдет, – кивнул профессор, принимая из его рук какой-то маленький предмет. – Может, вы обращали внимание, – он принялся подбрасывать вещицу в руке, и Марк заметил, что это кубик – что-то вроде игральной кости, – что люди нередко способны дать интуитивно правильный ответ, если застать их врасплох – чтобы они не успели задуматься. Вот так, – он резко опустил руку на стол, – что выпало?
– Три, – бросил Марк, не слишком уверенный в своей догадке.
Селиверстов приподнял ладонь, открывая грань с тремя точками.
– В чем же причина? – продолжил он, вновь подкидывая кубик. – Казалось бы, что мешает человеку пользоваться подобными способностями – если всего-то навсего нужно – не думать?
– Неуверенность? – предположил Марк, который волей-неволей заинтересовался его ходом мысли, хотя вначале его немало раздражала манера пожилого мужчины ходить вокруг да около.
– Отчасти вы правы: неуверенность мешает в любом начинании. Однако почему-то мы учимся ездить на велосипеде, плавать – а иные даже ходить по канату и прыгать с вышки – вопреки не только неуверенности, но и страху. А может быть пугающего в подобном гадании? – Он поймал кубик, продемонстрировав его собеседнику. – Ровным счетом ничего – вот каков верный ответ. И напротив, человек постоянно подвергается смертельной опасности из-за того, что не владеет подобным умением в полной мере.
– Ну а может, это все просто… совпадения? – Марк чувствовал себя атеистом в компании религиозных фанатиков, но решился высказать свое мнение без обиняков. – Если ничего подобного просто не бывает?
– Хорошо, – неожиданно легко согласился Селиверстов и вновь накрыл кубик рукой, словно избегая нежелательных ассоциаций. – Тогда давайте немного пофантазируем – если вы не против, разумеется. – Пока Марк раздумывал, против он или нет, профессор уже начал: – Для начала позвольте наивный вопрос: почему бы людям не иметь таких способностей? Многие в это верят, между прочим, в том числе и весьма неглупые люди – значит, это не так уж невероятно.
– Ну, это… невозможно? – смутился гость.
– Если сказать то же самое научным языком, то это прозвучит как: «Разум человека устроен по-другому», – кивнул Эдуард Филиппович.
– Да. – Марк обрадовался, что не придется вновь выдвигать идеи, граничащие с сомнением в умственном здоровье присутствующих.
– Прошу, не стесняйтесь выражать мысли открыто, – подбодрил его Селиверстов. – Вы совершенно правильно поняли мою мысль: «Рожденный ползать летать не может», как писал классик, хоть в данном контексте это звучит довольно-таки оскорбительно для людей. Даже самые одаренные из них способны лишь на краткие прозрения, и повлиять на это никто не в состоянии. Если применить метафору – это все равно строить мост у самой воды, где его тут же смывает первой же волной. При том, что течение – это рассудок самого человека, борьба с ним ни к чему хорошему не приведет. Вам ведь известно, что является главным свойством человека? Если отбросить всякие частности – это обладание разумом, <i>человеческим</i> разумом. Поэтому тех, у кого разум устроен иным образом, мы людьми не называем, хотя, собственно, ничем иным они не отличаются… вам ведь понятно, к чему я клоню?
Однако вопрос застал Марка врасплох: убедившись, что на лицах профессора и его спутника застыли абсолютно серьезные выражения, он сбивчиво забормотал:
– Вы что, я же не ясновидящий… И не… это…
– Если вы про предсказание будущего, то этого от вас и не ждут, – успокаивающе заметил Эдуард Филиппович. – Что на кубике?
– С-с-солнце, – отозвался Марк и во все глаза уставился на Селиверстова, который открыл простенький символ круга с лучами на одной из граней кубика.
– А теперь – помните, что я говорил про мост и течение? – если воспользоваться тем же символом, ваш мост навис над водой настолько высоко, что течение – обычный строй мыслей – его не задевает; но по этой же причине вы, как изволили выразиться, не ясновидящий. Попробуйте. – Профессор протянул «модель № 8» ему – Марк принялся разглядывать кубик, обнаружив, что на всех гранях, кроме той, что с «солнышком», расположены обычные точки – от одного до шести, не хватает лишь двойки.
– Я вам верю, – хмуро отозвался он, возвращая вещицу.
– Это не просто досадное ограничение возможностей: то, что вы не можете использовать свой дар в полной мере, является в каком-то смысле вашей защитной реакцией. Ведь, чтобы вырасти, встать на ноги, найти свое место в жизни, вам пришлось раствориться среди людей, стать одним из них, насколько это возможно. В противном случае ваша судьба сложилась бы незавидным образом: люди не слишком-то жалуют чужаков, которые превосходят их самих. То, что отличие запрятано глубоко внутри, только усугубляет ситуацию: подсознательная неприязнь много хуже открытой, порой она принимает воистину чудовищные формы. Признайтесь: вы и сейчас продолжаете испытывать страх, словно мы обвинили вас невесть в чем; желание затеряться вошло в вашу плоть и кровь – не потому ли вы явились в большой город, хотя скопления людей только усиливают чувство опасности? Но замаскироваться полностью у вас не получится: люди чувствуют в вас инородца, и потому стараются держаться подальше. Однако рано или поздно скрытая враждебность найдет выход – и они вытеснят вас из своей жизни навсегда. Звучит жестоко, верно? Но я потому так настаивал на встрече, что мы можем вам помочь. Вы можете перестать притворяться, вернуться к своей истинной природе, получить доступ к заложенным в вас дарованиям – и при этом покончить с одиночеством. Полагаю, вы неоднократно слышали о симбиозе? Здесь мы имеем пример столь же тесного сотрудничества, – Селиверстов указал на кубик, покоящийся на крышке стола, – только умственного. Вновь пускаясь в метафоры, можно сказать, что, если вы позволите другим людям ходить по вашему мосту, за его перилами открывается очень широкий угол обзора, при этом вам не придется от привычного хода мыслей. Все, что от вас потребуется – это довериться нашему опыту. Говоря начистоту, иногда у вас будут спрашивать о каких-либо сведениях, иногда – просить содействия; возможности сотрудничества поистине безграничны.
– По всему выходит, что отказаться я все равно не могу, – потупился Марк.
– Я вас предупреждал, и вы, вроде как, согласились, – не преминул напомнить Эдуард Филиппович. – Но теперь-то вы понимаете, что это было не просто ловким ходом?
– Я встречусь с такими же?
В его вопросе, во взгляде Селиверстов ощутил нечеловеческую грусть, дикое томление по несбыточному, что лишь полыхает зарницей на далеком горизонте, но не дает приблизиться. Он поспешно отвел взгляд и ответил:
– Конечно, весьма скоро.
– И как же вы их называете – нелюдями, монстрами или еще как?
– Демонами. Не самый удачный термин – слишком расхожее слово, однако оно используется в силу традиции. Надеюсь, я не слишком утомил вас своим рассказом. Но даже если это не так, значит, время бежит быстрее, чем ваше терпение: не опоздайте на метро. Впрочем, можете и остаться на ночь и здесь…
– Нет, – торопливо возразил Марк, – не могу.
– Позвольте представить вам Николая еще раз, ведь он руководит той группой, в которую войдете вы.
Марк с сомнением взглянул на своего молодого да раннего руководителя: если сам вид Эдуарда Филипповича, его несколько покровительственная интонация, высокопарные речевые обороты вселяли уверенность, то ровесник подобного чувства не вызывал.
– Прошу, Николай Васильевич, договоритесь о последующей встрече со своим подопечным, – предложил профессор.
– Через две недели, в воскресенье. Вот адрес. – Николай сунул Марку в руки лист бумаги.
– А если не смогу?
– Значит, позвонишь. – Он забрал бумажку и вернул, приписав номер. – Кстати, дай свои координаты.
Профессор напутствовал его словами:
– Марк Семенович, хоть я и не являюсь вашим направляющим, надеюсь, вы будете поддерживать связь и со мной. Если у вас возникнет в чем-нибудь нужда, а Николая вы по какой-либо причине попросить не сможете, обращайтесь прямо ко мне.

Марк шел к метро, и каждый глоток морозного воздуха давал возможность поулечься вздыбленным мыслям. В эти последние три дня он сам себе напоминал героя фильма под названием «Так не бывает». «Это что же завтра будет? – отрешенно подумал он. – Неужто хоть один день проживу спокойно? Если Данька наконец не выгонит…» – Спохватившись, Марк нашарил в сумке мобильник и, подышав на пальцы, набрал номер.
Сонный голос Дани в трубке произнес:
– Але? Ты откуда?
– Уже еду, скоро буду, через час где-то.
– Это, значит, скоро? Ну, едь… Когда телефон зазвонил, я уж думал – из милиции…
Благие намерения, как водится, в реальность не воплотились: Марк добрался до дома лишь через два часа – транспорта ждать было бесполезно, от метро пришлось идти пешком.
Снежная взвесь опадала на лоб и волосы, опускалась со всех сторон, словно сеть, которой ловят мелких нежных птиц. Хотя Марк еще больше, чем вчера, запутался в своих мыслях и чувствах, но теперь было не в пример легче: не надо убегать – он ведь обещал вернуться…

Как только Марк вышел, Красин обратился к старшему коллеге:
– Я раньше не слыхал про мост…
– Импровизация – основа педагогики, – добродушно отозвался Селиверстов. – Я потому и пригласил вас – некоторым образом, поделиться опытом. Впрочем, про мост придумал не я – это наработки Кондрата.
– Ему самому импровизация на пользу не пошла, – опасливо покосился на наставника Красин.
– Бросьте, Коля – эти явления никак не связаны, уж поверьте моему опыту, – отмахнулся профессор и тут же перевел разговор на другую тему: – Как вам понравился ваш новенький?
– Сразу сказать сложно… – задумался его собеседник. – Отвечал нечисто, уклончиво… Это значит, что потенциал, по всей видимости, слабый.
– Подумайте лучше, Коля. Не торопитесь с выводами.
Красин нахмурился:
– Работает – значит, не асоциален. Выходит, демоническая сущность выражена средне или слабо.
– Асоциальность – вторичный признак. Не стоит полагаться на него как на решающий.
– Однако других сведений нет…
– Ошибаетесь, Коленька. Вспомните про обстоятельства нашего знакомства.
Красин вновь призадумался:
– Он с самого начала давал неверные сведения. Так что я вообще не понимаю, в чем состоят признаки принадлежности…
– Вы верно отметили, что надо было обратить внимание на самое начало. Мыслите вы в верном направлении, но слишком поспешно судите. Марк правильно ответил на контрольный вопрос – это и есть главный признак.
– Но ведь правильный ответ мог быть дан по чистой случайности!
– Да, если бы он был задан случайному человеку. Вот вам подсказка: как вы оцениваете потенциал Кондрата?
– Весьма слабый.
– Значит, если он ни с того ни с сего заподозрил в милом, но совершенно обычном с виду юноше Марке демона, то…
На лице молодого человека появилось понимание:
– …от него фонило на весь квартал!
– Вот именно. Значит, что потенциал на самом деле исключительный. А то, что вы назвали уклончивыми ответами, как это называется в терминах взаимодействия демон-направляющий?
Прищурившись в потолок, Николай отбарабанил:
– Повышенная сопротивляемость.
– Отлично. И о чем она может свидетельствовать?
– Белый демон? – с сомнением предположил Красин.
– Об этом тоже. Но, поверьте, выявив белого демона, я бы не стал зазывать его на чай. Привлечь такого к сотрудничеству – задача практически невыполнимая. Да и бесполезная: надежного взаимодействия все равно ожидать не приходится. Еще о чем?
Николай в раздумье шевельнул губами:
– О силе способностей…
– Верно, но это подсказал вам я. Еще?
Красин наморщил лоб и молчал с полминуты.
– Как всегда то, что в конце книги, усвоилось плохо, – пожурил его профессор. – О сцепке, Коленька. Причем здесь, как ни печально, скорее всего, она и присутствует. Вот вам и задача – выяснить, кто вовлечен в сцепку. Для сцепленного-человека это может быть смертельно опасно, поэтому действий по ее ликвидации самостоятельно не предпринимайте. Каковы начальные гипотезы сцепки?
– Семья, работа, друзья, – отчеканил Николай.
– Верно. Помните, что сам демон вам в деле отнюдь не помощник.

Стараясь не шуметь, Марк прошел в квартиру – темно, тихо… Он хотел идти сразу к себе – черт с тем, что есть хочется, в сон клонило не меньше. Проходя через гостиную, он остановился: – Даня, погасив свет, уснул на диване, свесив голову на спинку. Шея казалась особенно длинной и тонкой в неудобном изгибе, ее беззащитная белизна притягивала взгляд. Казалось, что даже ночная тень может повредить ее хрупкости…
Даня проснулся, словно разбуженный его пристальным взглядом:
– А, явился-таки? Знаешь, который час?
– Ну, полвторого.
– А говорил в одиннадцать – двенадцать… Ладно, пошли ужинать.
– Ты что, не ел до сих пор? И почему спать не лег?
– Видишь ли, без тебя кусок в горло не лезет. – Потягиваясь, Даня отправился на кухню.
За едой Марк все думал о словах профессора. Выходит, все люди в глубине души должны его ненавидеть… Насчет большинства окружающих он, по правде, не был удивлен. А Данька? Он тоже? Но какой смысл тогда помогать ему? А может, – в голову Марка закралась неприятная догадка, – он и вправду это… умственно отсталый, и потому не замечает того, что очевидно для остальных? А что ему самому Даня кажется вполне нормальным человеком – так сам-то Марк вообще не человек… – Он перевел взгляд на соседа – тот с отсутствующим видом ковырялся в тарелке, заметив, что на него смотрят, бросил равнодушный взгляд – и тут же отвернулся. «Интересно, а ему я смог бы помочь с помощью этих своих способностей?» – Марк неожиданно попросил:
– Дань, спроси у меня что-нибудь. О чем тебе хотелось бы узнать?
– Что? – Даниил приподнял брови.
– Ну, вопрос задай. Совсем любой.
– Марк, у тебя все дома?
– Похоже, нет, – растерялся тот.
Даня фыркнул, и вскоре они оба хохотали, забыв, над чем.
– Кажется, у нас обоих не все дома, – заключил Даня, все еще посмеиваясь.