Маленькая собачка из красного дерева

Светлана Широкова


 МАЛЕНЬКАЯ СОБАЧКА ИЗ КРАСНОГО ДЕРЕВА.

 Рассказ
- Знакомьтесь, ребята. Надя Лукина, - сказала Римма Павловна, ставя перед собой новенькую. - С этого года она будет учиться с вами.
Третий «в» с любопытством рассматривал новенькую. Маленького роста, в аккуратном джинсовом костюмчике и жёлтой водолазке. Короткая светлая стрижка. Ничего особенного.
- Надя - отличница. - зачем-то добавила классная. Наверное, для неё это было важно: по числу отличников её класс был на четвёртом месте. Третий «в» вежливо ждал. Наконец Римма Павловна посадила девочку за одну парту с Людой Симаковой – старостой класса, активисткой и тоже круглой отличницей, полагая, что так новенькая быстрее освоится.. Парта была светло-голубая.
- Достали тетради, - окинула взглядом ребят учительница.
Начался урок русского языка; Римма Павловна устроила маленький диктант. Надя писала быстро; окончив фразу, она несмело посмотрела на свою соседку. И увидела тёмную волнистую чёлку, блестящие карие глаза и россыпь веснушек под ними. Алые губки. «Наверное, первая красавица в классе», - подумала Надя.
Соседка дружелюбно улыбнулась ей и протянула под партой яблоко. Надя заговорщицки подмигнула и положила яблоко в парту.
На переменке девочки вышли в коридор в обнимку.
- Где ты живёшь? Что любишь? - спрашивала Людмила новенькую; очень лестно ей было подружиться с отличницей, ведь до сих пор Люда была единственной в классе, у которой не было ни одной четвёрки. Новенькая годилась ей в подружки. Надя смущённо улыбалась, и на её щеках появлялись задорные ямочки, и Люде это тоже нравилось, и она теребила её вопросами.
Выяснилось, что Надя живёт довольно далеко от школы, любит природу, мороженое и кислые яблоки с печеньем, котят за их пушистость, и очень много читает. Оказалось, что обе девочки увлекаются рисованием и собирают открытки с цветами...
Со звонком в класс зашли уже две неразлучные подруги.
- Итоги диктанта меня не удивили, - сказала Римма Павловна, закончив за перемену проверку. - Максим Павлов - «три».
Толстый, коротко стриженый мальчишка шумно вздохнул.
- Сергей Шкотов - «три».
Рослый, взлохмаченный, с хулиганскими глазами Сергей нахально улыбнулся. Римма Павловна строго посмотрела на него и продолжала:
- Костя Габов - «четыре»; подозреваю, что списал.
- Не списывал я! - подскочил на стуле Костя.
- Тихо! - строго одёрнула его учительница. - Авсюков, как всегда, «двойка». - Сколько раз говорила, чтоб родители с тобой позанимались!
 Худенький, лысый Вася Авсюков обречённо сморщился и потёр измазанным чернилами кулаком затылок. Римма Павловна брезгливо отложила его мятый, весь в помарках листок.
- Остальным - «четвёрки», а «пятёрки» - у Симаковой и Лукиной! Молодцы, девочки! - бодро сказала она.
Подружки сидели, скромно опустив глаза в парту и зардевшись от удовольствия.
После школы девочки отправились гулять в парк. Деревья уже совсем облетели, и парк стал прозрачным. Острый запах сырых листьев немного напоминал весну, а сквозь стволы виднелась река. Было тихо и уютно. Девочки вели беседу.
- Сложно быть отличницей, - рассуждала Люда. - Ходи всегда аккуратно, уроки до последней буковки учи наизусть, списывать всем давай...
- Газеты школные оформляй, - добавляла Надя.
- Ну да! А эти правила по русскому? Я учу-учу, часами твержу, чтоб запомнить, как что пишется, чтобы на «пятёрку» ответить.
- Да? - удивлённо посмотрела на неё Надя. - А я ни одного правила толком не знаю...
- Как? - удивилась в свою очередь Люда. - Ты же пишешь на «отлично»...
- Да, - кивнула Надя. - Само собой получается. Понимаешь, я много читаю, и как-то сама по себе чувствую, где нужна запятая или тире, а где нет...
 Людмила недоверчиво пожала плечами:
- Разве так бывает?
- Мама говорит, что да, - улыбалась Надя. - Если читать с двух лет.
- С двууух?! Это невозможно! - воскликнула подружка.
- Я же читаю...
- Интересно...
Надя вообще оказалась необычным человеком. Она могла наизусть цитировать рассказы про Шерлока Холмса, и пересказала Люде книгу про Человека-Невидимку. Легко говорила длинными «книжными» фразами (даже сложно иногда было слушать). Не любила плюшевые игрушки - «всех этих невыносимо розовых зайцев, ядовито-зелёных мышат и голубых слонят!»; считала Покемона «глупым мутантом», и утверждала, что нет птицы красивей воробья.
- Людка, посмотри, какие они миленькие! - восторгалась она. - Какие яркие пятнышки на крыльях, какой аккуратный хвостик!
- На-адь! - снисходительно вздыхала Людка. - Обыкновенный помойный воробей.
- Ты просто не приглядывалась. А ты присмотрись! Вот мой друг Том Сойер...
- Че-во?! - остановилась Люда. - Кто твой друг?!
- Том Сойер, - растерянно повторила Надя. - Ну, это такая игра. Я книжку почитаю, потом остановлюсь и представляю, как мы с Томом и Бэкки играем, а потом дальше читаю... Так здорово! Так вот он тоже любит воробьев.
- А кто у тебя ещё друзья? - прищурилась Людмила.
Надя посмотрела на подружку, и увидела, что глаза у неё стали холодными и насмешливыми. Странно, ведь это же просто сказка, тайна такая. Неужели она не поймёт? Надя вздохнула:
- Как захочу. Например, дома у меня живёт большой белый Лев. Он сильный и добрый.
Людмила сама не понимала, почему она внезапно разозлилась. Это ведь было интересно! Наверное, потому что ей самой никогда бы в голову не пришло такое, и она немножко позавидовала Наде. Зависть - это же плохо, лучше не завидовать, а присоединиться к сказке! И Людмиле понравилось это её решение.
- И мама с папой твоего Льва не пугаются? - спросила она. Надя почувствовала перемену в ней и радостно сказала:
- Это очень воспитанный Лев. И к тому же, он невидимый.
- Понятно...
- Но появляется он обычно зимой. Я иду поздно из школы, а он рядом идёт и уже не страшно...
... Ещё у Нади была Волшебная Карета, которая переносила куда угодно, знакомый Чародей, Страна Хрустальных Пещер и ещё множество чудес, которые рисовало её неудержимое воображение, И часто нельзя было понять, где кончается реальность и начинается сказка - так тесно они переплелись в её мире.
И Люда, которая с первого класса жила только одной целью - быть Отличницей и закончить школу с золотой медалью ко всеобщему восторгу - она тоже увлеклась художественной литературой, не имеющей отношения к школьной программе...
Однажды с самого утра лил нудный дождь. Когда уроки кончились, подруги одели пальтишки и вышли на школьное крыльцо. Надя тоскливо посмотрела на длинную лестниицу, которая вела наверх, к новой части города. Там был Надин дом.
- Так неохота мокнуть! - пожаловалась она.
- А пошли ко мне! - предложила Людмила. - Может, дождик кончится, и так целый день капал!
Люда жила в соседнем со школой доме; ближе жить было просто невозможно. Надя нерешительно покачала головой: было уже поздновато.
- Ну ты же ни разу не была у меня! - уговаривала Люда. - А потом твой белый Лев проводит тебя...
- Ах ты, хитрюга! - рассмеялась Надя.- Ну ладно...
Когда они вошли в дом, Надя только охнула восхищённо и остановилась. И загляделась, как в музее.
Первое, что бросилось в глаза - люстра. Десятки сверкающих шариков закручивались спиралью, а вокруг на невидимых проволоках трепетали крыльями искусственные птицы радужных расцветок. Обои на стенах сверкали блёстками, на огромных креслах лежали фантастические шкуры, в расписных вазах стояли яркие шёлковые розы. В огромном серванте чинно стояли рюмки, бокалы, чаши - наверное, хрустальные. В углу застыла пальма. «Неужели настоящая?!» - затаила дыхание Надя. Она осторожно ступила на мягкий ковёр (несколько таких же свёрнутых ковров стояли в углу за сервантом):
- Ух ты... - она провела пальцем по пыльной полировке.
- Я тебе сейчас такую штуку покажу - обалдеешь! - подошла к окну Люда и задёрнула шторы. Потом взяла лазерную указку и поманила Надю к серванту:
- Смотри!
Малиновое зёрнышко света метнулось к стеклянной створке и... Разбилось фейерверком в сотнях хрустальных граней! Бокалы, чаши и вазы сверкали и переливались малиновыми огнями, отбрасывая сказочные живые искры, словно Фея Малиновых Огней возникла перед ними!..
Наконец Люда погасила указку.
Это было прекрасно! - вымолвила Надя. - Иначе и не скажешь.
- Знаю, - гордо улыбнулась Люда. - Сама часто смотрю... Хоть какая-то польза от этой посуды. А то мать даже по праздникам трогать не даёт... Я пойду, чай приготовлю.
Она убежала в кухню и зазвенела чашками. Надя продолжала рассматривать удивительное жилище.
Шкаф с толстыми книгами в одинаковых обложках был давным-давно заперт: Надя, любящая Конан Дойля, сразу догадалась об этом - пыль лежала ровно и следов пальцев на стеклянных створоках не было. На стенах висели барельефы - гипсовые рельефные картины, рядом примостились павлиньи перья, веер и несколько икон.
И вдруг на телевизоре Надя увидела... маленькое Чудо. Миниатюрная скульптурная группа - семь собачек - в разных позах уютно устроились на мраморной подставке размером с ладонь!
- Людмилка! - восторженно вскрикнула девочка.
- Ну? - прибежала та с дымящейся ложкой в руке.
- Что, что это за прелесть? - Надя неотрывно смотрела на собачек.
 - А-а, - загадочно улыбнулась Люда. - Мама говорит - это настоящее искусство. «Красное дерево! Авторская работа мастера Истомина»... Правда, клёвые пёсики? - и она убежала снова.
А Надя любовалась. Собачки были выполнены с большой аккуратностью и тщанием. Зверьки сидели или лежали по росту; самая большая размером с крупную сливу; самая маленькая - с ноготок! Она была самая дивная!
Тёмно-красная шерсть её, вырезанная колкими завитками, покрытая лаком, блестела; малюсенькие чёрные глазки смотрели живо и весело; из крохотной пасти свисал алый язычок; а приглядевшись, на миниатюрных лапках можно было заметить крошечные коготки! Как мастер умудрился так тонко выполнить каждую деталь? Наверное, с большой любовью и вдохновением вырезал каждую «шерстяную» завитушку!
Надя зачарованно смотрела на зверюшку, которая стала для неё уже почти другом, маленьким симпатичным другом, и её сердечко сжималось от восторга перед чудом, искусно воплощённым в кусочке дерева талантливой рукой мастера. Девочке вдруг смертельно захотелось хотя бы на миг остаться наедине с этой собачкой! Придумать ей необыкновенные приключения и путешествия, выстроить уютный домик, позвать других игрушечных друзей - и поиграть! Хотя бы часик... Ни за что не даст Людмила это произведение искусства, этот маленький шедевр... Даже на полчасика. Авторская работа... Наверняка очень дорогая...
Надя никогда в жизни не брала ничего без спроса.
Собачка лукаво смотрела на девочку, чуть склонив на бок точёную головку. Она была бесконечно мила!! Почти бессознательно Надя протянула к ней руку. «Только на один вечер... Она и не заметит... А потом сразу-сразу отдам!.. Только до утра...» - звенело у неё в голове. Пальчики бережно сжали скульптурку - сердце испуганно и радостно толкнулось вверх - и маленькая собачка из красного дерева спряталась в уютном джинсовом кармашке на Надиной груди...
- Ну что ты застряла? - в дверях снова возникла Людмила. - Чай же стынет.
Неужели прошло всего несколько секунд? Надя осовело посмотрела на подружку и пошла на подгибающихся ногах за ней. Ела жаренную картошку, пила ярко-коричневый чай, болтала по инерции, сама не понимая о чём. В голове мелькали обрывки мыслей - что она, Надя, поступила нечестно, и даже плохо. В эти моменты она чувствовала, что краснеет (даже ушам становилось жарко), и Надя поскорее думала о чём-нибудь другом, мимоходом успокаивая себя: это ведь всего на один-единственный день!! А завтра она вернёт это крохотное чудо подружке, и повинится ей. Людмилка простит - всего один денёчек ведь, даже не день - вечер...
Надя засобиралась домой. Из прихожей она бросила взгляд на телевизор, где стояли остальные пёсики, и вдруг подумала: вот бы незаметно положить собачку обратно! Но Люда стояла рядом и никуда не уходила. И даже проводила её «до улицы».
Дома Надя поставила собачку на стол и села перед ней, положив голову на локти. Залюбовалась снова - настолько изящна была статуэточка. И ощущение острого щемящего «чувства опасности» дома потускнело и исчезло. Надя быстро приготовила уроки, то и дело любуясь на собачку, весело сверкавшую лаком под светом настольной лампы.
И потом был целый счастливый вечер Игры: у собачки появился домик из спичечного коробка, оклеенного фольгой; джунгли из комнатных традесканций, и ещё целое кругосветное путешествие по Надиной комнате...
- Завтра ты вернёшься к своей семье, - сказала Надя собачке перед сном. - Они по тебе уже скучают...
Школа находилась в овраге. К ней вела лестница из ста восьмидесяти ступеней – Надя однажды посчитала. И сейчас она торопливо шла вниз по этим бесконечным ступеням, чтобы успеть до звонка отдать собачку Людмиле и всё ей объяснить. И освободиться от вины, что взяла без спроса статуэтку. «Какое всё же скверное чувство! -думала она. - Больше никогда так не буду делать!»
Она зашла в класс. Одноклассники, как обычно, куролесили, а рядом с Риммой Павловной стояла толстая женщина с надменным лицом. Она что-то тихо говорила классной, и лицо учительницы было розовым. Рядом стояла жутко расстроенная Людмила. Увидев Надю, все трое резко повернулись в её сторону, и девочка замерла в дверях. Сердце её испуганно сжалось.
- Надя Лукина, - строго обратилась к ней Римма Павловна. - Ты была вчера в гостях у Люды Симаковой?
Класс уловил напряжённую интонацию и притих. Надя мгновенно покраснела.
- Да, - едва слышно сказала она.
- Мама Люды говорит, что после твоего прихода пропала ценная вещь! - к концу фразы стальной голос классной звенел в полной тишине. Надя почувствовала, как весь класс смотрит на неё, и как ладони становятся мокрыми.
Непослушными пальцами она вынула из нагрудного кармашка собачку:
- Я принесла, чтобы вернуть... - прошептала она. - Я только на один день...
Её не услышали. Симакова-старшая схватила крохотульку с Надиной ладошки и завопила во всё горло:
- Видите?! А ещё отличница! Чтоб не смела подходить к моей дочери, поняла? - задыхаясь от праведного гнева, она обернулась к Римме Павловне. - Вот так получается! Мы родительский комитет собираем, воспитываем, а кого? Неблагополучных? А рядом с ними эти, тихонькие, вон что вытворяют!! - она сгребла Людкины учебники и тетрадки с парты и бросила их на другую.
- Мария Викторовна, - тяжело дышала классная. - Я учту ошибки; выводы сделаны... -Она подхватила Людкину мать под руку и повела к двери. - Дело в том, что эта Лукина...
Надя стояла, сгорая от стыда и чувствуя спиной калёные взгляды одноклассников. Ну зачем, зачем вот так, при всех, не разобравшись?! - бешено бился внутри вопрос, извивался мукой несправедливости: ведь она честно принесла обратно собачку, просто не успела отдать и объяснить...

Звонок к уроку пронзил тишину, и класс словно взорвало многоголосым гулом. Мимо онемевшей Нади, высоко подняв голову, прошла Людмила. Она была просто багровая, даже алые губы казались тёмными, а веснушки пропали совсем. Она расправила платье, аккуратно села и уставилась в парту.
- Я же принесла её тебе! - попыталась сказать Надя, но получилось как-то сипло, и в гаме её слова снова потонули.
Людка продолжала внимательно смотреть в парту, словно инопланетянина там увидела, и Надя поплелась на свое место под какие-то выкрики, и вдруг кто-то толкнул её в спину, она шлёпнулась на пол и услышала страшное:
- Воровка!
- Молчать! - вошла в класс Римма Павловна. - Да, Лукина, от кого угодно ожидала, но не от тебя... Вот и отличница с примерным поведением. Сядь на место! Как ты теперь будешь смотреть в глаза ребятам? - Римма Павловна решила извлечь максимальную воспитательную пользу из этой ситуации и сурово отчитывала девочку перед всеми.
Ей почему-то даже не пришло в голову сначала поговорить с девочкой наедине и выяснить подробности. С её точки зрения всё было ясно. Некоторые взрослые вообще редко задумываются, правильно ли они поступают, или нет...
Надя, оцепенев, смотрела в парту. Слова учительницы врезались в мозг, как раскалённые гвозди. Голова горела и гулко стучала кровь в висках. Неужели она, пусть нечаянно, действительно совершила нечто ужасное, недопустимое, стыдное?! В душу девочки всё больше забирался страх.
- ...Ты понимаешь, что потеряла доверие одноклассников и теперь его будет трудно завоевать снова?!
Надя вряд ли уже что-то слышала, но зато слова учительницы хорошо запомнил класс. Отличница, которую можно презирать - это ново!
Остаток урока Надя пробыла в прострации: она не слышала новой темы, не слышала Риммы Павловны; она смотрела перед собой и боялась пошевелиться, и закрывала глаза, когда голубой цвет крышки парты становился невыносимым. В голове было горячее гудение, сквозь которое иногда просачивалось отчаянное: «Я же принесла её назад!» - и она изо всех сил сдерживала слезы.

Надя и так не успела особо ни с кем сдружиться, кроме Людмилы, но та теперь её старательно не замечала. Зато класс взял себе в святую обязанность травить девочку.
Не все, конечно - примерно половина класса восприняла происшествие довольно равнодушно, и быстро забыла.
Но вторая половина, далеко не лучшая, старалась вовсю. Даже те, кому она раньше помогала делать домашние задания... Особенно старались те, кому часто влетало за какие-нибудь провинности.
Если ей выпадало отвечать у доски и она нечаянно ошибалась, раздавался дружный хохот. Одноклассники ловили каждую запинку, каждый промах, и это развлечение их сплачивало - раньше ребята особенно дружны не были. А теперь - они «наводили справедливость»...
Нечего и говорить, что Надя старалась отвечать как можно меньше, а выходя к доске, от страха и мучительного стыда не могла вспомнить и чётко ответить даже то, что хорошо знала. Сердечко её начинало испуганно биться всякий раз, когда учительница начинала опрос.
Однажды задали стихотворение. Надя выучила его назубок. Когда классная назвала её фамилию, класс перестал возиться. Надя чувствовала тридцать пар насмешливых глаз. Только Людмила смотрела в окно... Надя вздохнула и как могла бодро начала:
- Мороз и солнце, день чудесный! Ещё ты дремлешь, друг прелестный...
Кто-то хихикнул. И у Нади перед глазами снова встало то чёрное утро, и перекошенное злобой лицо матери Людмилы, и всеобщее осуждение... И они это помнят! Вон как глядят...
-Ну? - недовольно спросила Римма Павловна.
Надя стала читать дальше, но уже неуверенно, сбиваясь и запинаясь, потому что в её голове снова колючим комком перекатывался вопрос: ну за что они так? Словно она у них у всех взяла эту собачку!! В глазах защипало, и Надя смолкла.
- Лукина, ты не знаешь урока? - ровно спросила классная. Надя не отвечала: она сдерживала слезы.
- Садись, «два».
Это была первая двойка в Надиной жизни. Но эта двойка сейчас казалась ей пустяком. Хуже было то, что класс злорадствовал.
На перемене к ней подскочили отпетые двоечники и грубияны Авсюков и Адаменко.
- Ну чё, Лукина, отличница ты наша? - подсел к ней толстый Мишка Адаменко. - Пару схватила?
«Только не плакать», - приказала себе Надя.
- Отец, небось, отлупит теперь? - заглянул ей в лицо Авсюков, которого самого дома частенько лупили за двойки. — Ремня получит отличница! Некоторые засмеялись этой «шутке».
- Да какая она отличница! - презрительно повернулась к ним Наташка Макарова. - Врунья она.
Надя молча посмотрела на неё. Ну вот что она Наташке сделала? (Ей было невдомёк, что Макарова была лучшей подругой Людмилки - до её, Надиного, прихода...)
- Врунья, - повторила Наташка. - И никогда она не была отличницей. Сказки!
- Зачем ты так? - пробормотала Надя.
- А что, нет? - издевательски хмыкнула Макарова. - Я много ещё чего могу сказать. Ты всё время врёшь! - она вскочила. - Знаете, что она рассказывала? У неё, видите ли, есть личная карета! И лев дома живёт настоящий! Вруша! - вот так бесстыдно и жестоко она выдала Надину сказку, превратив её в пошлое враньё.
Надя вскочила и выбежала из класса, но ватага смеющихся и орущих сверстников побежала за ней:
- Врунья! Врунья! Воровка!
- Отстаньте!! - Надя вжалась в стенку, а они приплясывали перед ней - взвинченные, сплочённые, уверенные в своей «справедливости»: они наказывали за дело. И никому из них не пришло в голову, что лично им Надя ничего не сделала...
- Врунья! Врунья! Воровка! Врунья! Воровка!
Адаменко толкнул её, Авсюков чиркнул по спине мелом, Павлов дёрнул за свитер, остальные продолжали выкрикивать страшные и обидные слова. ...И вдруг Надя почувствовала, что глохнет. Все свои силы, всю боль обиды девочка собрала в комок, чтобы сдержать слезы. И вдруг она словно оказалась под водой - все звуки куда-то исчезли, остался басовитый шум в голове.
«Борцы за справеливость» вдруг стихли: их жертва продолжала спокойно смотреть сквозь них, но её лицо стало совершенно белым. Поняв, что они что-то натворили, они переглянулись и помчались в класс. Бежать было совсем немного - секунд пятнадцать, но за такой коротенький момент между ними произошёл самый настоящий раскол.

У Таболиной Таньки лопнуло терпение. Она и раньше чувствовала, что «наказание» слишком затянулось, что никакой справедливости в этой травле и в помине нет, и ещё много всяких мыслей приходило к ней, когда она смотрела на поникшую Надину фигурку. И Танька в этих переживаниях была не одна - уже к половине из компании приходили подобные соображения. Но Павлов, Адаменко и Авсюков постоянно подогревали злость. Они не занимались ни в каких кружках, ничем не интересовались и не умели сделать свою жизнь увлекательной. Поэтому новое «развлечение» приносило им веселье. Остальным это уже надоело, но пойти против них никто не решался: хулиганов постоянно видели ошивающимися с мрачной компанией старшеклассников, курящих у крыльца школы...
Но Таньке было уже плевать на всё это. Она догнала Павлова и с размаху ткнула его в спину. Тот растянулся у дверей класса и повернул к ней удивлённое лицо:
- Ты чё?
- Ничё! - ответила она сквозь зубы. - Больше к ней не лезем!
- Она воровка и за дело получает! - захихикал Авсюков, скача рядом.
- Она у тебя что-то украла? - подскочила к нему Танька.
Авсюков был очень смелым, пока находился в компании, но как только оставался один, оказывалось, что он трусоват. Он отступил:
- Не, не у меня...
- Вот и молчи, - спокойно сказала Таня.
Адаменко сузил глаза:
- Чё, зажалела воровку? - он грозно шагнул к девочке.
- Зажалела! - не отступила она. - Тоже мне, судья нашёлся! Особенно ты, жирный! Ты видел, как она крала?
- Видел! - нагло сказал Мишка. - За «жирного» щас врежу.
- Гад ты, - тихо сказала Таня. - Это я видела, как в прошлом году ты по карманам в раздевалке шарил. Все слышали? - она повернулась и зашагала прочь. Остальные смотрели на своих «предводителей» недоверчиво...
В класс они вошли уже не сплочённой стаей. Авторитет «лидеров» сильно пошатнулся.
Со звонком Надя, по-прежнему очень бледная, вошла в класс. Пришла Римма Павловна и все встали около своих мест.
- Садитесь, - кивнула учительница. Крышки парт загромыхали.
- Садись, Лукина, - повторила Римма Павловна, глядя удивлённо на девочку, которая продолжала стоять, держась за парту. - Ты слышишь меня?
На задних партах беспокойно завозились Надины обидчики - решили, что сейчас она нажалуется и им влетит...
Надя не слышала. Она была «под водой» и никак не могла вырваться. Чувство огромной вины, обречённости и бессилия, боль за выболтанную Людкой Сказку, жгучий стыд за всё случившееся оказались непосильным грузом для её сознания.
Учительница заметила побелевшие от напряжения пальчики, сжавшие крышку парты, остановившийся взгляд, и поняла: с ребёнком что-то происходит. Она оставила её в покое и строго посмотрела на остальных:
- Итак, что случилось?
Ответа не было. Некоторые смотрели на неё спокойно, другие прятали глаза.
- Я спрашиваю, что случилось? - повысила голос Римма Павловна. Тишина стала ещё замогильней.
- Адаменко! - вычисляла учительница заводил по их виду.
- А чего? - он лёг на парту. - Я ничё не делал!
- Авсюков! Родителей вызвать?
 Вася сморщился, представив подвыпившего отца с ремнём. Шкотов смотрел на классную чистым взглядом, и гроза его обошла. Учительница ждала. Наконец Танька Таболина не выдержала:
- Да задразнили они Надьку...
- Значит так, - медленно сказала Римма Павловна, думая, что обидчиков всего двое и это обычная детская ссора. - Ещё раз повторится - будете приходить в школу с родителями! Ясно? ... Симакова? А у тебя что? Что за слезы? Иди умойся! Мы начнём наконец занятие или нет?
Людка вылетела из класса.
Где-то к концу урока Надя вздрогнула и очень медленно опустилась на своё место.
Но травля продолжалась. Жить Наде стало совсем плохо. Троек у неё появлялось всё больше... Она и не думала жаловаться, твёрдо поверив: то, что она совершила - непоправимо, и теперь её удел - терпеть. Единственное, чего она отчаянно боялась – чтобы о её позорном грехе не узнали дома.
Приходя из школы, она словно переключалась в нормальную жизнь среди любящих её мамы, бабушки, папы, и школьные кошмары вымывались из её сознания до утра. А каждое утро она по бесконечным ступенькам спускалась в ад...
В пятницу последним по расписанию был классный час. Учительница долго говорила о доброте, честности и правдивости, но 3-й «а» слушал в пол-уха. По классу то и дело летали записки.
После урока Надя быстро поднималась от школы вверх с чувством облегчения – ещё один день кончился. Ударил морозец, и ноги мёрзли. Внезапно перед ней возникли несколько фигур и преградили путь.
- Стоять, Лукина, - узнала девочка голос Адаменко.
- Разбираться будем! - радостно добавил Авсюков. Остальные мучители обступили её плотнее.
- Ещё не разобрались? Не надоело? — дерзко спросила Надя.
В ответ полетели самые гадкие слова, которые она иногда слышала от проходящих пьяных. Тут, на улице, мальчишек ничто не сдерживало. Вечно порицаемые всеми, маленькие хулиганы отыгрывались на нечаянной жертве, уже забыв, с чего всё началось; увлёк сам процесс...
Надя поджимала мёрзнущие в сапожках пальцы ног и покорно ждала, когда им надоест её мучить, медленно продвигаясь наверх сквозь поток недетской брани и проклятий, которые «борцы за справедливость» часто слышали у себя дома во время скандалов и запоев родителей... Надя снова «погрузилась под воду»...
- Мамочка, я тебе клянусь, у нас был классный час! - со слезами твердила Надя.
- До восьми часов вечера? - возмущённо спрашивала мама.
- Я просто... заигралась по дороге...
Потом Надя «оставалась дежурить», занималась «генеральной уборкой класса», «рисовала стенгазету»... Мучители не отставали, унизительные «разборки» были почти каждый день, и Надя совсем извелась. Страх, что всё станет известно дома, и самые близкие и родные перестанут её любить, стал постоянным. Однажды ночью девочка проснулась с криком: «Ну я же принесла её назад!!»
Мама тоже почувствовала неладное. И на следующее утро, невзирая на яростное сопротивление Нади, позвонила классной:
  - Римма Павловна, здравствуйте! ...Я категорически против того, чтобы вы так надолго задерживали мою дочь после уроков. Мы живём далеко, вдобавок излишние нагрузки Наде противопоказаны. У неё ВПС...
Мама умолкла и стала слушать классную, и лицо её стало удивлённым, озадаченным, а потом неподвижным.
Надя с колотящимся сердцем смотрела на маму, на то, как разбивается последний кусочек её счастья; она была уверена, что теперь и дома её тоже станут презирать – молчаливо, тихо (у них в семье никогда не повышали голоса), - и знать, какая она отвратительная... И не осталось больше у Нади сил...


Очнулась Надя постепенно. Сначала запахло лекарствами. Потом она почувствовала мягкую, прохладную мамину руку, которая гладила её волосы, и слабо улыбнулась. И открыла глаза.
Мама сидела рядом, на плечи был накинут белый халат. Она смотрела на девочку и легонько улыбалась.
- Мы в больнице? - спросила Надя шёпотом.
- Да, родная, - мама сжала её ладошки. - Какая же ты, Надька, сильная! Я бы не смогла так долго держаться...
Слезы облегчения побежали по Надиным щекам. Не надо больше бояться, и можно просто жить.
- Мам, я не пойду туда больше...
- Конечно.
Дверь скрипнула и в дверь просунулось испуганное лицо Таньки Таболиной. Надя подмигнула ей, и та сразу расплылась в улыбке, подошла к койке, села напротив. Положила ей на одеяло кулёк с апельсинами и баранками. Поболтала ногами.
- Ну, я пойду схожу за чаем, - поднялась со стула мама. - Поговори с подружкой. Девочки молчали, смущённо глядя друг на друга.
- А я Адаменко бланш поставила. - сообщила Танька.
- Что? - не поняла Надя.
- В глаз засветила, - разъяснила та. - Когда узнала, что они после уроков тебя... Чего ж ты молчала?
- Ябедой быть, да?
Танька помолчала, соглашаясь. Потом заговорила:
- А вообще у нас сейчас такая заваруха началась! Римму на какую-то комиссию таскали, она в слезах ходила вся; компанию эту уродскую начистили доверху. Родителей повызывали на школьный совет, этих трёх придурков в спецшколу переводят, такое им устроили! На всю школу звон...
Надя слабо улыбнулась. Ей почему-то было всё равно, что там произошло в жизни её обидчиков. Главное - всё кончилось.
- Хоть бы мне сказала, Надь... - виновато вздохнула Танька.
- Что?
- Ну, что так переживаешь... Я б им сразу накостыляла. А ты ходишь, спокойная, как удав...
Надя молчала.
- А больше всех, - продолжала Танька, - Симакова ревела. Ей-то вообще было плевать на эту собачку, а просто матушка её запретила даже подходить к тебе.
- Да ну? - изумилась Надя. - А я думала, она меня больше веех презирает.
Танька ухмыльнулась:
- Ага, я тоже. А на собрании, когда её матушка опять начала на тебя пургу гнать, она кэ-эк вскочит, кэ-эк заорёт: «Барахольщица! За безделушку съесть готова!»
Надя изумлённо слушала Таньку.
-... А она ей в ответ: «Это предмет искусства, ценная вещь!» - а Людка при всех: «Ну и целуйся со своей ценной вещью!»
Девочки засмеялись. Танька спрыгнула с табурета: - Ну, пока! Я ещё приду, ладно? - Надя с улыбкой закивала.
Ближе к вечеру в дверь робко постучали. Надя приподнялась с подушки:
- Войдите... Войдите же! - повторила она, глядя на дверь.
Дверь скрипнула, на пороге возникла Людка Симакова. Её лицо пламенело, и веснушек совсем не было видно. Надя села в постели - комок волнения снова сжал ей горло; стало немножко радостно и немножко страшно - как теперь?...
Они молча смотрели друг на друга. На тумбочке быстро тикали часики, которые оставила Надина мама.
- Ты знаешь... - вдруг сказали девочки вместе. Удивлённо взглянули друг на друга и рассмеялись. Людка подошла и присела на краешек койки. Взяла Надину ладонь и что-то вложила в неё. И убежала.
Девочка разжала пальцы - на ладони сидела маленькая собачка из красного дерева.