Дефекфивные истории

История первая

Истории, о которых я хочу вам, уважаемые читатели, поведать, вовсе не дефекфивные - просто я с детства букву Т не выговариваю. Благодаря этому «логопедическому» дефекту со мной приключилось много и не очень много смешного, но это - тема отдельного повествования. А сейчас речь пойдет об одном серьезном литературно-поэтическом расследовании!
Простите, великодушно, забыл представиться: заведующий кафедрой цензуры Энского Университета (который, естественно, расположен в городе Энске), профессор исторических и неисторических наук ВиктОр … (фамилию не указываю по причинам, которые станут понятны позднее).
Надеюсь, вы прекрасно понимаете, что в обществе, проживавшем на территории, где царила тотальная цензура, не могло не образоваться - пусть и далеко от столицы - такой кафедры. А ваш покорный слуга не мог не взвалить (а кто, как не я?) на себя непомерную ношу - взять и донести до каждого индивидуума, говорящего по-русски, правду, которую всеми силами и средствами пыталась скрыть от народа рулившая им много лет партийная элита!
Толчком к серьезным исследованиям послужила бессмертная миниатюра Олейникова и Стоянова, которых я глубоко уважаю, прозвучавшая в их нестареющем «Городке».
Напомню ее содержание: партийный функционер от цензуры объясняет Максиму Горькому, начинающему писателю, что он вынужден - с сожалением, естественно - вычеркнуть два первых слова из названия бессмертного произведения товарища А.Пешкова, оставив только последнее слово «Мать», блюдя нравственность и чистоту языка нарождавшегося нового социалистического общества.
Меня, как Исаака Ньютона (привожу здесь его имя полностью, потому как среди моих студентов бытовало мнение, что его звали Бином), вдруг осенила идея - а ведь это, должно быть, не единственный случай?
Где искать? Если прочесывать все архивы, на это может уйти вся жизнь.
Я решил положиться на удачу и начать исследования именно с той самой буквы, которую не выговариваю!
Удача пришла неожиданно, на тексте всем известной песни «Течет Волга».
Да простит меня уважаемая Людмила Георгиевна Зыкина, первая и единственная ее исполнительница, но теперь, я считаю, уже можно раскрыть секрет этого произведения.
С первых же слов текста я понял, что здесь не обошлось без цензуры, ибо странности повествования потрясали.
Ну, посудите сами:

«Сказала мать, бывает все, сынок,
Быть может, ты устанешь от дорог!
Когда домой придешь в конце пути,
Свои ладони в Волгу опусти».

Нонсенс, не правда ли? Ну какая советская женщина, измученная работой и последующим стоянием в очередях за всем - от мяса до туалетной бумаги - и не имеющая даже времени на обустройство своей внешности, найдет в себе силы, а главное - время для того, чтобы беседовать со своим отпрыском о таких глупостях?
И потом - зачем мужчине, который пришел домой после скитаний бог знает где, опускать ладони в реку? Пусть даже такую знаменитую, как Волга?
Они у него - что, раскалились? Он - что, шел домой на руках и чуть не стер их до локтей?
Я понял, что я на правильном пути, и стал искать настоящий текст, который и принес славу и известность исполнительнице.
Не скрою от читающей аудитории, что поиск был долгим. Слишком скандальной, как оказалось, была истина, поскольку в оригинальном тексте просматривалась явная заинтересованность престарелых рулевых неким предметом. И предмет этот открывал им путь к вечной молодости. А уж секрет этот, долгое время именовавшийся «кремлевской таблеткой», надо было хранить за семью печатями! Поэтому и были закрытыми концерты, на которых исполнялась данная песня.
Потому и появился этот правленый цензурой текст, чтобы отвлечь советского человека от проблем сексуальной молодости! Тем паче, что секса, как такового, у нас с вами, как считалось, и не было вовсе!
Но пора, наконец, явить аудитории истину.
Вот она!!!!

 Сказала мать, бывает все, сынок,
 Ведь закупать «Виагру» надо впрок!
 Когда любовь придет в конце пути,
 Ты без ладоней сможешь обойтись.
 И, как течет Волга,
 Начнешь любить долго!
 Ты спросишь: «Как долго?»
 Конца и края нет!
 Не бойся дев спелых,
 Своих годов зрелых,
 Все будет так, словно
 Тебе семнадцать лет!!!
 И так же в сорок лет!
 И в девяносто лет!
 И хватит на тот свет!

Можете себе представить, какие аплодисменты у членов тогдашнего Политбюро вызывала последняя строчка?
Окрыленный первым крупным успехом, я, как и Леонид Ильич на Днепрогэсе в эпоху «Возрождения», поставил койку в партийном архиве и, в окружении лучших учеников, продолжил дело возрождения исторической правды из небытия!

Продолжение следует