Жара

Жарко. Плавится асфальт. Пыльное марево медленными дрожащими волнами поднимается вверх, туда, где смыкаются вершинами башни офисных центров. Медленно, истекая потом и стесняясь этого редкие прохожие бредут по своим полуденным делам. Мимо них проезжают в своих кондиционированных лимузинах другие прохожие. Эти правда, потом не истекают и не стесняются. Но и среди них попадаются архаичные типы, гордо глядящие своим хищным орлиным взором на правую обочину и тогда пыль смешивается с копотью ядовитого выхлопа.
Август. Пик лета на среднерусской равнине. Не календарный, нет. Каждый август все ожидают перемен. Кто-то перемены погоды, а кто-то... Меняются люди, меняются ожидания, меняются листы календаря.
Вот идет молодая красивая женщина в открытом летнем платье. Несмотря на полное безветрие оно развевается от ее легкой походки. Обеими руками она прижимает к себе огромную красную розу. На ее лице отстраненная счастливая улыбка. Роза покорилась жаре и сникла, а женщина улыбается своим мыслям и не замечает ни окружающих, ни жару.
На другой стороне улицы, на остановке, в тени платана сидит грязный оборванный тип. Несмотря на убийственную жару на нем надета грязная, засаленная лоснящимися пятнами куртка неопределенного цвета. Возле его ног, обутых в разные кроссовки стоят две сумки: одна с раздавленными жестяными банками, другая с целыми. Жара делает свое дело: уже неизвестно кем он был раньше. но сейчас он сидит и с ленивой методичностью робота выходит на перекресток на зеленый свет для пешеходов. У него есть почти минута для того, что бы положить пару целых банок на асфальт и забрать смятые колесами.
Среди прочих машин на красный свет светофора останавливается большой и красивый черный автомобиль. Его водитель, пожилой уже мужчина с седоватой аккуратной стрижкой равнодушно смотрит перед собой. Узел галстука немного распущен, верхняя пуговица рубашки расстегнута. Пальцы правой руки, один из которых украшен массивной золотой печаткой отбивают по рулю какой-то ритм. В левой руке дымится палочка сигареты.
Я сижу в прохладе кафе возле окна и смотрю на улицу. Ее ритм завораживает. Передо мной дымится чашка кофе, достойное завершение вкусного легкого обеда. Я никуда не спешу, я наблюдаю. Мне интересно.
Вот женщина с розой начала переходить дорогу. С другой стороны дороги нескладной забитой походкой вышел на промысел бомж. Расставив новые жестянки он спешит собрать урожай. Загорается желтый, зеленый. Все та же улыбка написана на лице женщины. Все те же заботы у ленивого рационализатора. Мужчина в Лексусе затягивается сигаретой и терпеливо ждет когда они пройдут мимо его машины.
Когда сгущается воздух, то он становится тягучим как жвачка. Замедленной съемкой я вижу старую шестерку, вылетающую в промежуток между стоящим джипом и тротуаром, едва не цепляя колесами бордюрный камень. Далеким чмокающим звуком доносится двойной удар. А потом я долго не могу оторвать взгляд от красной розы в расплывающейся бордовой луже и поблескивающего серебристого пятна мятой пивной банки рядом.
Затем я медленно закрываю глаза, открываю их снова и выбегаю на улицу. Меняется свет светофора с красного на желтый, водитель Лексуса медленно провожает оценивающим взглядом женщину с розой. Ее суетливо догоняет бомж, бережно прижимая к груди два мятых куска жести.
А я поднимаю руку и в открытое окно возникшей из ниоткуда старенькой машины говорю: «Шеф, постой пять минут на месте, плачу сто»