Экзотика

Это была, пожалуй, первая экзотика в моей жизни. Не то, что бы долгожданная, но осмысленная. Закваска детских фантазий на взрослой основе.
Рыжие брови и черные ресницы…
Серые глаза и сеточка мелких морщинок вокруг…
Тонкие губы и чувственные поцелуи…
Ну чем не экзотика?...


И губы ныли, и тело… Озверевали, с ума сходили. Ноги не слушались, голос дрожал, руки боялись и жаждали до неё дотронуться. И день прожить невозможно было, её не видя: это был самый бесполезный день.

Ожиданью нет предела: жду тебя постоянно – в мыслях, наяву, вчера и завтра. И не убивает это ожидание, ибо знаю, что – оправданно, сбыточно. Оттого и ожидание превращается в легкую игру, по нашим правилам, бесконечно-управляемую.

Бежать к ней, за нею, видеть её спину, плечи, руки – всё было нужно тогда. Встретиться с ней глазами – пережить маленькую смерть. И – возродиться к жизни, через дрожь телесную, через жар неугасимый по коже, через тайну – в ней, которую разгадывать хотелось вечно. Загадка глаз её, чей свет так мудр и лукав, и манит неокрепшие души… Я хотела поддаться её гипнозу, и поток сознания – остановить, выключить. С нею он – зачем?..

И деревья кроны сбрасывали к ногам её, и украшали плечи желто-оранжевыми эполетами. Она знает всё. Она видит там, где нет света. Она знает и видит – глубже. И хотелось, чтобы и меня всю – насквозь! – увидела, и рассказывать ей ничего не нужно было. И сразу, с ней – на дно реки прозрачной, вниз головой, ни о чем не думая. А там – о камень удариться, головой опять же, и спрятать его, камень этот, за пазухой, чтобы она никогда не увидела…

Ухожу от неё – и падаю тут же в морозный воздух – свежий, пронизывающий всю меня. Проветриваюсь от невыносимой духоты внутри, от тесной духоты душевной – что не смогла, не подошла, не сказала – от очередной слабости, сладкой, ноющей. И наполняюсь новым: счастьем того, что игра не закончена, всё повторится вновь, много-много раз, пока мы сами не прервём это.
И я вновь попытаюсь, но – почему-то! – у меня опять не получится. И – разойдёмся, и будем друг о друге думать: весь вечер, всю ночь, весь день следующий. И ломать голову вопросами – кто ты?.. откуда?.. для чего?..
И я буду называть тебя по имени – так, как в жизни не могу – и твердить это имя, как заклинание, не выдерживая ритм и формы. И буду вспоминать тебя, бесподобную и невосполнимую… Твои руки, случайно или не совсем коснувшиеся меня; плечо, слившееся с моим; шею, которую я рассматриваю, если не изучаю руки. Наполняю твои слова другим смыслом – шифром, паролем... И растворяюсь в тебе, тону, падаю – и не думаю о последствиях.

Пью ежевечерне чашу яда – твоего яда. Твой яд сладкий самый: я выдумываю его вкус – и в него верю. Твой яд, ещё не заклеймивший мои губы... И боюсь, что если заклеймит однажды – уже не спасусь, не выживу, не возьму противоядие. Вылью сама в снег – белое в белое – и частички его пристанут к сотням подошв. И они, люди разные, летать будут на своих подошвах – на моем счастии, на моих крылатых сандалиях! – и не будут знать, отчего им так сладостно. А мне, сделавшей глоток от твоей чаши, захочется испить её всю – до губ искусанных, до глаз распахнутых, до рук надломленных.
И сочится весна – через нас сочится, промывает души наши, вены, головы… Бессонная весна – мартовские коты, апрельские капели, майские жуки – всё мимо, мимо!.. Всё мимо и – через. Мы – это апрель, ты и я. Ап-ре-ль. Какое звонкое, звучное и точное слово!.. Мы – это апрель, разнузданный, растлённый, разбойный, разбитной. Такой апрель, которого никогда ещё не было.

«А где-то люди ходят кругами
Такие одинаково разные…»

Вертится в голове мелодия. И где-то они все далеко, эти самые люди, и не важны нам с нею, и так смешны! Что им нужно?.. Кто они?.. Неважно. Пусть ходят своими кругами, а мы-то будем – своими. Мы хитрее, мы их кругами ходить не будем, мы свои протопчем. Как же они далеки мне – все, все, все эти люди! Как скучны и однообразны!
… Думаю так и перемещаю сигарету в другую руку, а ту, окоченевшую, прячу под одежду, растираю о собственное тело. И так – с очередностью в пять минут: вечерами зима суровее.

Печи растоплены, горят и потрескивают от материала податливого.
А я хочу стать воском в руках твоих, перетекать из ладони в ладонь, сквозь пальцы, твердые и теплые, принимать их форму. И превратиться в свечу горящую, и обжечь твои чуть озябшие руки – обжечь, чтобы ты навсегда запомнила. Ты уверенна в своих руках, может быть, даже слишком… Они тебя ещё никогда не подводили, служители переправы из мира вещей в миры небытия. Скольких же ты туда отправила? Теперь на них будет и моё клеймо – клеймо пассажира, до места не добравшегося, но вышедшего на другом берегу.
Когда мы останемся одни, когда твоё серебро падёт и накроет моё безмолвие – тогда будет испита чаша.
А за окном ветер будет срывать ветви, свистеть и неистово биться в стекло, а мы будем внутри – тёплые и спокойные, заснувшие под колыбельную зимы.



21 августа 2007