хвост

Воробьи принимали песочные ванны, копошась в детской песочнице. А за ними с высоты третьего этажа наблюдали два не моргающих хищных глаза, принадлежавшие соседскому коту Семе (полу Сиаму, с пронзительными голубыми глазами), да даже не коту, а котяре. Который, развалившись на балконе, убивал сразу двух зайцев: ловил тепло солнечных лучей и не давал заснуть своим древним инстинктам охотника. Но вскоре это ему надоело, и он, подмигнув мне одним глазом, спрыгнул с перил и отправился клянчить завтрак. Я вернулась в комнату. Включила компьютер, он приветливо зажужжал, почувствовав знакомые прикосновения. Солнце тяжелыми лучами вваливалось в комнату. Я открыла документ и начала писать. Через два часа я выдохлась, Муза категорически отказывалась помогать, и, промучившись еще минут 15, я решила включить музыку, но даже весело рычащий что-то по-немецки, про прекрасное двуполое существо Herr Линдеманн не помог. Вдохновение не возвращалось. Зато хвост, как-то нервно дрогнул, встрепенулся и увлеченный музыкой, начал качаться ей в такт.
 Солнце уже во всю разошлось и теперь с каким-то неимоверным упорством нагревало все вокруг. В голове плавали обрывки математических формул и немецкие слова, которые, как будто издеваясь, отказывались поддаваться пониманию. Но на помощь пришла музыка, она окутала меня какой-то тоненькой еле видимой границей от всего остального мира. На душе стало спокойно, уже ничего не бурлило в этом тихом болотце.
Хвост обвис и перестал дергаться. Обвис, как с дувшийся шарик, бесполезно мешаясь под ногами.
Вышла на балкон. Сема так же хищно наблюдал за птичками, носившимися друг за другом в прохладном вечернем воздухе