Побег от ненормальных Роман Свет жизни моей, глава 3

В самом деле, публика удивительно терпима.

 Она прощает все, кроме гениальности.

Оскар Уайльд

Нина никогда в жизни не была в деревне. Это было для нее все равно как посетить другую планету. А бывший сапожник Васильич тем более смотрел на нее, как на призрак или мутанта.
- Ни хрена, Никитка, ты себе деваху подцепил! - воскликнул он и быстро выковырял из пачки "Примы" две сигаретины. Одну он протянул Никите.
- Я не курю, дед Олег, ты забыл, что ли?
- А, - махнул рукой дед, и сразу обернулся к Нине, - не мужик совсем. Брось его, не подойдет.
- Для чего не подойдет? - с улыбкой спросила Нина.
 Улыбка Нины не была такой уж гламурной красоты, но в ней присутствовал некий свет. Его не только Никита заметил. Вечно поддатый сапожник сразу посерьезнел и сказал гостям:
- Хорошие вы ребятки.
Потом Нина под руководством Никиты мыла руки в рукомойнике. А Снежок, не осмеливаясь пока слезть с Нининого плеча, с интересом посматривал на двух серых в полоску кошек. Васильич на кошек ругался - лазят на стол. А стол был у Васильича такой, что Нина обалдела. Подошла, отогнула потрескавшуюся клеенку и воскликнула:
- Олег Васильевич! Вы откуда этот стол раздобыли?
- Да дачники в Свейке выбросили. Я и подобрал. Малость морилкой его подработал...
- Это же настоящий ампир! - сказала Нина, глядя на Никиту круглыми глазами. - Красное дерево! Ему в Москве цены не будет, если коллекционерам загнать.
Васильич поставил в середину стола ампир настоящий глиняный горшок с картошкой. И кивнул на Нину:
- Девка, видать, ученая у тебя, Никитка!
- Да, - согласился Никита, - она преподаватель изобразительного искусства.
 Это уже Нина по дороге ему рассказала. Дальше Васильич все носил на стол, и, кашляя, рассказывал Никите деревенские новости. А Нина ходила по дому. Рассматривала поразительные выцветшие фотки, приколотые булавками к отставшим обоям, деревянные, бронзовые и глиняные безделушки, в которые въелась пыль, утварь около печки, похожую на музейную.
- А вот это - каслинское литье, - сказала она, поставив на стол пузатую фигурку. - Производства почти позапрошлого века. Видите, вот тут клеймо - 1902 год...
- Дом - то старый. Ему лет восемьдесят. После войны балки и полы перестелили, а барахло все осталось, - объяснил Васильич. - Да вы садитесь, садитесь. А то картошка остынет. Я бы знал, что вы приедете, не сварил бы, а пожарил! Ты себе возьми эту штуковину, дочь.
- Это?! - переспросила Нина. - Это такая дорогая вещь...
- А ничего в ней дорогого нет, валяется тут, помру, все на свалку пойдет. Бери, если понимаешь в этих штуках.
Васильич налил себе большую стопку самогонки. Неуверенно показал Нине:
- Будешь? Своя. Двойной очистки... через марганцовку...
- Давайте. Только мне поменьше, - весело сказала Нина.
Она и Васильич чокнулись за знакомство, выпили, стали заедать всякой закусью, которую дед натаскал на стол: солеными огурчиками величиной с мизинец, квашеной капустой с клюквой, белыми грибами в янтарного цвета заливке. Нина ела с огромным аппетитом. Дед даже заразился ее энтузиазмом (а так аппетит у него всегда был плохой). И тоже стал молотить все подряд.
- Вот, сальца попробуй, Нинок. Сам солил. Никитка твой не пьет. Думает, что раз родители пьющие, то и он сопьется.
- Наследственность - это серьезно, дед Олег, - сказал Никита.
- Серьезно. Это точно. Я не пил до почти до пенсии. А все равно теперь пью.
 И погрозил Нине пальцем:
- В России нельзя не пить. У нас климат для души тяжелый. Не будешь пить - от мыслей свихнешься.
- От каких мыслей? - спросил Никита.
- От дурных. Которые в голову лезут.
 Дед и его дом неописуемо понравились Нине. Потом они стали рассматривать хитрые сапожные инструменты: - специальные кривые и прямые иглы, тисочки и острые ножи, машинки для сшивания швов, для пристрочки молний и пуговиц...
- А зачем оно тебе, девчонка? - спросил дед в середине объяснения.
- Я делаю эксклюзивную одежду. То есть, не такую, как у всех. Я хочу быть художником по одежде. Все умею: вязать, шить, плести, даже шляпы, только обувь не умею. А обувь - это ведь как фундамент костюма.
 Дед снова поглядел значительно на Никиту:
- Серьезная девушка.
 До одиннадцати часов возились с инструментами и кожей. Потом дед объявил, что пора спать.
- Как, здесь? - удивилась Нина. - А я думала, Ник, что мы к твоим пойдем!
Никита покраснел и даже задрожал.
- К ним нельзя, - сказал Васильич без стеснения, - Светка с прошлой недели в запое. С мужиками, которые в Бадьянове ферму строят, гудит. Боимся, как бы они не сожгли всю деревню, по пьянке - то...
 Нина ничего больше спрашивать не стала. А дед пошел и постелил им в спальне, которая была, как во всех деревенских домах, не за стенкой, а за перегородкой, не доходящей до потолка.
Двуспальная кровать. На двоих ложе. Нина посмотрела на Никиту и засмеялась. Никита снова покраснел, но теперь по - другому.
- А чего смеетесь? - рассудительным тоном сказал Васильич. - Будто я не знаю, что вы в городах сейчас без всякой свадьбы живете...
 И пошел к себе на печку, погасив свет. Нина спокойно сняла свою удивительную кофточку, сплетенную из толстых серых и красных веревок (такая кофточка и серая юбка из настоящего холста оказались на ней под пончо). Потом и юбку сняла. Никита смотрел и глаз не мог оторвать. На Нине была просто белая маечка с котенком на груди и синие трусики типа узеньких шорт.
Совсем худая. Никаких соблазнов. Девочка пятнадцати лет.
- Чего стоишь, как неродной? - спросила Нина. - Ложись. Можешь в одежде, если стесняешься. Мне лично по фигу.
 Никита снял свитер и джинсы. И погасил свет побыстрее, чтобы Нина ничего не сказал насчет его фигуры. Он не знал, хорошая ли у него фигура, и трусы на нем были новые, но все - таки не плавки.
 Они лежали под одним одеялом, но далеко друг от друга. А между ними улегся Снежок. Очень скоро Снежок довольно замурчал.
- Здесь хорошая аура, - прошептала Нина, - видишь, как кот доволен!
- Ага, - тоже шепотом отозвался Никита.
- Я такая счастливая. У меня такое расслабление. Давно этого не было...
 Никита молчал, хотя вместо расслабления ощущал реальное, живое счастье.
Снежок перевернулся на спину. Он прямо купался в этой благодатной ауре.
 Нина протянула руку и сказала:
- Дай мне руку, Ники.
Он дал. В темноте Нина погладила его ладонь. Сплела пальцы с его пальцами.
- Ники. Ты такой милый и симпатичный. Я бы могла сейчас с тобой переспать. Да. Мне легко. У меня полно было парней.
 Никита молчал, но по всей коже бежали мурашки. Не холодные, как бывает от испуга, а горячие.
- Я знаю, ты не будешь меня презирать за это. У меня было семьдесят четыре партнера. Я как - то села и посчитала. Семьдесят четыре.
- Нина, - прошептал Никита, - какая мне разница! Я не сужу людей за это. А тем более, тебя.
- А у тебя сколько женщин было?
- Не было совсем.
- Врешь? - Нина даже на локте приподнялась. И посмотрела в темноте на Никиту. Он заворочался, только это Нина смутно и увидела.
- А почему? Ведь ты красивый, высокий. Только не говори, что ты гомик. Не переживу!
- Да нет, какой там гомик. Просто я не хотел с тупыми девками тут, в деревне. Потом в армию ушел. Там совсем не с кем. Потом в город уехал. А в городе я еще ни с кем не познакомился...
 Он сделал паузу, которая оказалась наполненной невероятным шумом его и Нининых мыслей.
- Я не хочу с кем попало, Нина. Я хочу с той, кого полюблю.
- Мне кажется, ты влюбился в меня, - немедленно сказала Нина.
- Да, - он тоже сразу ответил.
 Ни у него, ни у нее никогда не было столь простого и легко льющегося разговора. Как будто кто - то их озвучивал.
- Но я тоже не хочу больше с кем попало. А я люблю Вадима.
- Я ни на что не претендую, - он уже говорил ей это сегодня.
Нина снова сплела пальцы с его пальцами.
- Интересный ты малый, Ники. Совсем не от мира сего.

Утром дед накормил их гречневой кашей из печки. Гречневая каша из печки в тысячу раз вкуснее, чем сделанная на газе. Но ее долго готовить.
- Когда же? - удивленно спросила Нина
- Так это ты до десяти валялась. А я уже с шести на ногах. То - то! И Никитка тоже давно не спит.
 Никита улыбнулся Нине. Он сидел за столом ампир, и перед ним лежала его папка. Писал с шести утра.
- Иди, помоги мне умыться, - попросила Нина. И вытащила из сумочки зубную щетку. Сама себе криво усмехнулась:
- Когда девушка не знает, где будет ночевать, ей приходится постоянно носить зубную щетку с собой!
 Никита ничего не ответил на это высказывание. Его Музу ничто не могло опорочить. Даже она сама.
 Нина еще вчера смыла с лица всю косметику, и выглядела теперь совершенно простой, и очень молоденькой.
- А какой сюжет у твоего романа? - спросила она. - Приключенческий?
- Нет. Не совсем.
 Никита смутился ужасно. И сказал, глядя в пол:
- Я допишу эту главу и дам тебе почитать, хорошо?
- Окей.
 Нина высоко заценила кашу, и чай со зверобоем, и варенье из вишни и яблок. И вообще была совсем другая, чем вчера, в городе. Позвонила Полине.
- Я вчера мобилу выключила, ты извини. Чтобы родаки меня не допекали.
- Твои родаки зато меня допекали! - закричала Полина. - Жопа ты с ручкой! А сестрица твоя, докторша хренова, аж в четыре утра позвонила! У меня башка болит, как будто меня всю ночь лупили по ней! Ты вообще где?
- В дивном месте. Здесь вся мебель антикварная, а еда - ресторанная.
- В пансионат какой - то завалились, что ли?
Потом Нина позвонила еще и Вадиму. Никита обнаружил себя ушедшим к дальнему окну и смотрящим в окно на грязную деревенскую улицу. Оказывается, ревность немедленно вырастает из любви, и кустится куда пышнее.
- ...здесь так классно, Вадик... такие сосны... тишина такая офигенная...
 А дальше она только молчала и слушала его. Слушала минут семь. В результате у нее кончились деньги.
- Ну, вот! - расстроенно проговорила Нина.
- Ничего, в Деревцах положим, - утешил Никита. - Я вам положу сто рублей, хватит на пока? Или двести?
Нина вздрогнула. Голос Никиты показался ей странным, чужим и слегка противным.
- Зачем ты мне будешь класть? У меня есть деньги.
 Села за дедовский рабочий столик, взяла нож и стала выкраивать язычок для туфли, который не доделала вчера.
- Ты меня ревнуешь. Жутко заметно. А говорил - без претензий!
- Прости, - тихо - тихо сказал Никита.
 От того, как он это сказал, и как посмотрел, Нине сделалось не по себе.

К вечеру Нина и Никита были уже в городе. В сумке у Нины лежало много тяжелых вещей, но она не дала нести ее Никите. Это было для нее драгоценно - инструменты, дед их ей подарил.
- Я уже модельную не делаю. А тебе пригодится. Такого сейчас не купишь.
 Нина рассталась с Никитой на троллейбусной остановке. Он поехал в одну сторону, а она - в другую.
- Запиши мой номер мобильника, - велела она.
- У меня нет мобильника, - растерянно улыбнулся Никита.
- Как так? - Нина даже глаза расширила. - В наше время молодой человек живет без мобильника? Ты точно не от мира сего, пацан!
- Нинуля, - сказал Никита, стараясь скрыть, что говорит нежно, - мой домашний легко запомнить. 55 - 00 - 55.
- И правда! Тогда запиши и мой домашний...
Нина домой не поехала. Она понимала, что дома ее ждет компостирование мозгов, поэтому отправилась с пустую квартиру. Ей не терпелось доделать туфли.
 Она всю ночь видела их во сне.
Черно - белые туфли с низким каблуком, открытые почти до ногтей. С белой перепонкой. И пуговками у основания перепонки.
 Нина не стала ничего есть, села у окна и занялась туфлями. Когда ей звонили на мобильник сестра или родители, она просто скидывала. В десять вечера вспомнила про Снежка.
- Бедный кот! Ведь ты с голоду дохнешь!
Она сходила на пять минут в магазин "24 часа", купила Снежку пакет молока и банку консервов. И снова засела за туфли.
 Снежок не одобрял своей хозяйки. Ей необходимо питаться больше. И без того тощая, как палка.
 А Нина не видела ничего кроме туфель, включила ночной эфир по радио и нещадно колола себе пальцы шилом.
К рассвету туфли были готовы. Вадим открыл дверь своим ключом и увидел свою странную возлюбленную спящей. Голова ее лежала на столе, а рядом стояли необыкновенные туфли с белыми перепонками.
- Нина! Нинуля! Что с тобой?
Она открыла глаза и сразу его поцеловала.
- Вадик! А я всю ночь туфли шила... смотри... получилось?
Вадим ответил, что великолепно получилось, и стал рассказывать о командировке. В их союзе Нина была приемником информации, а Вадим - передатчиком. Нина готова была слушать его часами.
- Очень удачный репортаж... хвалили все, даже директор канала. Я могу рассчитывать на свою программу. Только не знаю еще, какую бы тему придумать... у тебя нет идей, Нинка?
- А? - спросила она рассеянно.
- Ты меня не слушаешь, что ли?
Нина улыбнулась, потянулась по - кошачьи и села к Вадиму на колени:
- Слушаю. Я слушаю твой голос. Он самый прекрасный в мире.
- Какая же ты наивняк, Нинка! - засмеялся Вадим. - Голос... ты бы мне идею подсказала... актуальную.
- Я сочиняю идеи только для одежды. Идеи для программ должны сочинять сценаристы... или писатели! Слушай! У меня же есть знакомый писатель!
Она бы прямо сейчас позвонила Никите, но в пустой квартире телефон был давно снят. И вместо этого Нина снова пошла в магазин "24 часа", а потом стала готовить Вадиму омлет с сыром и кофе. И пела при этом.
- Нинка! - сказал Вадим. - Ты невозможно хорошенькая с этими косичками! Ты как инопланетянка.
Нина молча подошла к нему и взяла за руку. Вместо завтрака получился нежданный секс. Голодные и ночь не спавшие Нина и Вадим чувствовали такое остервенение, что буквально задыхались. Все мышцы жили в неземном ритме. Дрожали, натягивались и давали нечеловеческое удовольствие.
- Одуреть, - сказал Вадим, - никогда бы не подумал, что с голоду и усталости получается такой кайф.
- Небесный кайф, - сказала Нина. - Соитие ангелов. Если, конечно, ангелы этим занимаются...
Вот теперь и завтрак показался ангельским, и сон после завтрака - сладким, как сироп. Сиропный сон оборвала Полина своим звонком.
- Нинка! Как насчет совести? Что мне отвечать твоей дебильной родне? Они уже и Белокурой звонили, и в ментовку...
- Классное сочетание - Белокурая - и ментовка, - сонным голосом пробормотала Нина.
- Не хами! Говори, где ты!
- Полька, - зевнув, ответила Нина, - иди в жопу, а? Я в койке с Вадиком. Такой ответ тебя устраивает?
Полька не нашлась, что ответить на такое бесстыдство и отключилась. А Вадим сказал, что пора пообедать.
- Но я не купила продуктов для обеда, - сказала Нина, - у меня кончились деньги. Осталось двадцать тугриков, этого хватит только на пакет чипсов и пачку сухариков. Сходить?
 Вадим сказал, что Нинка - рас****яйка, и стал одеваться, чтобы идти в магазин самому.
- У меня же есть бабло. Не могла по карманам пошарить, да, чудо ты в перьях?
- Тогда купи рыбы, - велела Нина, - и картошки. Сыр еще остался. Я сделаю вам рыбу по - французски. Кот тоже ее любит.
Вадим ушел, а Нина продолжала валяться в постели и расслабленной рукой поглаживать кота.
- Кот, - мечтательно проговорила она, - а что, если мы навсегда останемся жить здесь? Сейчас Вадим вернется, и я ему скажу. Бросим, на фиг, эту дурацкую работу и эту дурацкую семью...
 Снежок слегка удивленно посмотрел на Нину. И тут в дверь позвонили.
- А меня обзывает! - крикнула Нина. - А сам что - то забыл!
 Она подошла к двери прямо голая, распахнула ее и вскрикнула - в коридор вломились Диана и Саша. Диана схватила Нину за плечо своей каменной хирургической лапой.
- Вот она! Как я сразу не догадалась! Ты посмотри, Саш, в каком она виде!
Их возмутил не голый вид. Диана показывала, а Саша скорбно смотрел на Нинины косички.
- Гебефреническая шизофрения. Типичная, - провозгласила Диана.
- Ну, не надо так сразу диагнозы ставить, - Саша нежно набросил на плечи Нине одеяло, - она устает. У нее ранимая психика. Давай оденемся, Нинуль...
Оба играли положенные роли. Диана - Строгую Сестру. Саша - Любящего Супруга.
Пока Диана напяливала на нее одежду, Нина думала, что Диана гораздо лучше подошла бы в жены Саше, чем она сама. У Дианы и телосложение было как надо - тело крупной еврейской тетеньки. И лицо с властной челюстью. Саша такой же - высокий, челюсть и взгляд хирурга, красота молодого Николая Еременко.
 Но Диана была замужем за тощеньким доктором. То, что он в два раза тощей ее, Диану никаким местом не цепляло. Главное - он кандидат наук. И дети у них были "удачные" - двое, мальчик и девочка, оба отличники.
 А Нинка - неправильная. С косичками. С черным котом. Пьющая и пропадающая из дома.
Вдвоем Строгая Сестра и Любящий Муж доставили Нину домой. Всю дорогу - в Сашином форде, и дома, где безбожно воняло корвалолом, Нина молчала.
- Я уже не знаю, что делать, - стонала мамаша, - я не знаю, на каком языке разговаривать с ней!
- Нечего и разговаривать! - восклицала Диана. - Ее лечить давно пора. Я вам это уже лет десять говорю. Она ж алкоголичка! Да и с психикой явные проблемы!
- Я сегодня же позвоню Андрею, - успокаивал всех Саша противным докторским голосом.- Мы ее определим на месяцок в "Маяк". Это санаторий специализированный, вы знаете...
 А отец, как всегда молчал и трагически покачивал головой.
 Вся эта тошнотворная мелодрама казалась Нине озвученной тремя инструментами: бас - гитара (Саша), ударники (Диана) и сломанная флейта (мать). Она повернулась и ушла к себе в комнату. Слушать разговор придурков - бессмысленно. Надо было что - то придумывать, а потом действовать.
Их план действий Нина знала великолепно, потому что стратеги они были хреновые, и никогда свою тактику не меняли.
 Сейчас Саша поедет в свою клинику и выпишет Нине фальшивый больничный.
 Маманя еще подстрахует, позвонив Лягушке.
 Дианка по дороге арестовала Нинин мобильник. Теперь отдадут месяца через два.
 ****и!
 В "Маяке" Нина уже лежала разок, когда через год после свадьбы уехала на фестиваль альтернативной моды в Минск, никого, кроме Полины, не предупредив. Особенный ужас у родни вызвало то, что для этой поездки Нина добыла деньги, продав свадебный подарок дяди Сени, отцовского брата (золотой браслет толщиной с продуктовую бечевку). Пребывание в "санатории" из памяти стерлось, поскольку там лечили аминазином три раза в сутки и уколами триседила на ночь. То есть, лечение и направлено было на скоростное стирание памяти и превращение человека в зомби.
 Сашины друзья все специализировались на опытах над людьми. "Скажи, кто твой друг..."
 Зомбированной Нина прожила три месяца. Больше не хотелось.
" К телефону меня хрен подпустят, хотя, ночью можно подобраться, но до ночи Сашок меня уже свезет в концлагерь. Что же делать, ёлки - моталки?"
 Нина не стала долго думать. Пока в зале разгоралось продолжение мелодрамы, она открыла окно. Вернее, самую узенькую его часть. Все остальные части маманя старательно заклеила на зиму.
 Нина очень легко пропихнулась в узенькую часть (как хорошо быть нежирной).
- Кот, - позвала она шепотом, - за мной!
 Дальше было несколько шагов по карнизу под окном. На карнизе были какие - то частицы льда, но маленькие, а Нина шла в колготках (ботинки - то в прихожей!). С улицы смотрели с ужасом прохожие. Нина перелезла через перила балкона, обвешанного, как назло, ящиками с землей для растений. Кот прыгнул за ней, как рысь.
 Прохожие вздохнули с облегчением. А Нина постучала в стекло балкона.
 Подбежала незнакомая тетенька, не старая, не молодая, но не похожа ни на Диану, ни на Лягушку. Короче, более - менее человеческого облика.
- Вы... вы..., - тетенька с ужасом смотрела на зеленые и синие косички, черного кота и ноги без ботинок.
- Выпустите меня, - быстро проговорила Нина, - я не воровка, мы тут в соседнем подъезде живем. У меня мать зав. РОНО... Они меня хотят с любимым разлучить.
В общем - то, Нина не так уж и соврала. Просто она нажала на более удачную кнопку в человеческой психологии.
- Идите, конечно, - ответила обалдевшая тетенька. Она вспомнила эту странную девицу. Та весь двор смущала своими нарядами и черной кошкой на плече.
Нина пробежала через квартиру, оттуда - в подъезд. Тетенька не осмелилась предложить ботинки и куртку, хотя хотелось. Она вообще - то думала, что Нина - наркоманка.
 Благо, не было дождя, а колготки у Нины были самовязаные, толстые. Народ, конечно, смотрел с ужасом.
- Куда идти, кот? - говорила Нина негромко (только для кота). - К Полине нельзя, к Белокурой, к Эдику, ни к кому нельзя!
 Ей на ум пришла Анна. У Анны она бывала дома два раза. Та жила достаточно далеко, в восточной части города, где спичечный завод и фабрика лекарств.
- Это надо на восьмом троллейбусе.
Предстояло ехать зайцем, потому что денег у Нины не было. Она рассчитывала запихаться в толпу, с толпой же и выйти на следующей остановке. И так менять троллейбус на каждой остановке.
Долго и мучительно, но другого выхода нет.
 Троллейбус остановился, и Нина вскрикнула. Народ обернулся. Женщины скривились, мужчины нехорошим образом усмехнулись. А Нине было все до лампочки. Она увидела за рулем Никиту.
Кто еще осмелится говорить, что чудес в жизни не бывает?
- Садись сюда, - Никита показал ей на место рядом с собой. Посмотрел на ее ноги без ботинок, все в грязи, и поднял взгляд - глаза у него были оледеневшие.
- Что с тобой стряслось?! Кто тебя до такого довел?
Он, человек, знавший ее два дня, не подумал, что она - наркоманка или сумасшедшая.
 Нина, мрачно глядя на мелькающий впереди серый город, рассказала очень сжато.
- Не понимаю, - воскликнул Никита, - какое им до тебя дело?! Ты взрослая. У тебя есть своя квартира. С мужем ты давно в разводе. Они ненормальные что ли, Нина?
- Вот, - ответила Нина и сглотнула, как будто у нее горло болело, - а они думают, что я - ненормальная...
- Нинуль, если твоей подруги не окажется вдруг дома, ты на той остановке жди. Я назад буду ехать, и тебя захвачу. Хорошо?
 Нина не ответила, хорошо ли, плохо. Она поцеловала Никиту при всем троллейбусе. Прямо в губы.

Анна немедленно накатила Нине полную рюмку коньяку и пошла наливать горячую ванну. У нее дома было тихо - тихо. Обои на стенах - белые, диван застелен белым мехом, в клетке попискивают канарейки, множество экзотических растений и пальм... Нина опрокинула рюмку в рот и почувствовала, что ноги и руки у нее ужасно задрожали.
- Что с тобой? - спросила Анна. - Ты белая, как простыня! Ты сейчас в обморок грохнешься!
- Я не знаю..., - зубы у Нины стучали, пальцы прыгали, она не могла сжать кулаки, как не старалась.
- Это от шока, - сказала Анна, - давай рюмку. Еще налью.
 И вытащила из шкафа электрическую грелку.
 Она грела Нине то руки, то шею, а та рассказывала, и слезы катились у нее по щекам сами собой.
- Уроды чертовы, - говорила Анна, стиснув зубы, - это ж надо, так человека довести...
- Когда я только сдохну! И избавлюсь от всей этой паршивой жизни! - почти крикнула Нина.
- Пойдем в ванну. Согреешься, успокоишься, и все пройдет.

Вечером Нина позвонила Никите. Номер она хорошо запомнила. Он ведь легкий был, как нарочно для Нининой дырявой памяти.
- Как ты? Где ты? Я сейчас приеду! - крикнул Никита.
- Я, вроде, окей. Приезжай.
 Нина назвала адрес, и через четверть часа Никита появился, чему Нина удивилась безмерно.
- Тебе же так далеко!
- Такси взял, - спокойно ответил он. И слегка поклонился Анне:
- Спасибо вам за Нину.
 Анна слегка насмешливо приподняла одну бровь:
- Вам спасибо!
 Она знала от Нины, что Никиту та знает с пятого на десятое. Но Анна спокойно относилась к любым странностям и ужасам, радостям и страстям.
Она рассказывала Нине, что, когда она была на третьем курсе, у нее погибли родители. Поэтому все другие события она воспринимала уже налегке.
- Я принес кое - что, - сказал Никита. И протянул Нине пачку мелко исписанных листов.
- Это что? - спросила она.
- Мой роман. Начало. Почитай.
Чудной парень, подумала Анна. Рыбак рыбака видит издалека. Оба были с великой причудью, но Анне нравились.
Никита поужинал с девушками: макароны с сыром, салатик "помидоры - огурцы", от коньяка отказался.
- Я завтра на работу не пойду, - заявила Нина, - вообще больше в этот дурдом не пойду! Хватит.
- А где ты будешь жить? - спросил Никита.
- У Ани. Пока. Вообще - то я собираюсь с Вадиком жить. Он будет работать, а я дома сидеть. Я могу на заказ шить и вязать. И для себя время останется.
 Нина говорила так просто, а Никита при этом смотрел на нее жутко влюбленными, дымчатыми глазами. Анна сказала, когда Никита уже ушел:
- Парень безбожно втрескался в тебя, детка.
Нина не отреагировала почти никак. Она читала в постели Никитин роман. Рубашка на ней была Аннина, вся в кружевах, ночник мягко освещал ее узкое лицо с длинными глазами. Кот спал у нее за спиной.
- Да, я в курсе, - сказала Нина невыразительно.
 Они договорились, что Никита завтра вечером проводит Нину до ее квартиры. Надо же сообщить Вадиму, где она, и взять сапожные инструменты. А вдруг там родичи!
- Эх, ты! - усмехнулась Анна. - Не от мира сего балда!
 И ушла в соседнюю спальню. Она была счастлива, что Нина с ней. Не так страшно одной в пустой квартире.
 А Нина читала за полночь, и очень пожалела, когда листы кончились. Выключив ночник, Нина обняла одной рукой Снежка, и он замурчал - прям на всю квартиру.
- Безумные страсти до хорошего не доводят. Надо ему сказать, кот!
(продолжение следует)