Маша Иванова

МАША ИВАНОВА
Ей часто в жизни казалось, что она занимает чужое место. И поэтому часто уступала его, сдавала без боя. Она была на редкость не конфликтной, и этим пользовались. Пользовались все, без всякого зазрения совести. В школе подруги, дома сестра. И потом, уже на работе, она часто соглашалась заменить кого-нибудь на дежурстве.
Тоже самое было и в личной жизни. Вернее до 30 лет у Маши этой самой личной жизни не было вообще. Все свободное время у нее занимала мать, за которой требовался уход. Ежедневный и еженощный. Сестра умело открестившись от этой проблемы, загородившись тем, что у нее семья, не принимала в этом участия. Потом матери не стало и пустоту заполнил Илья. Они познакомились в больнице. Молодой подающий надежды хирург и она, простая медсестричка. Ее сразу же с первой встречи поразила его нерусская красота. Черные волнистые волосы и огромные глубокие глаза с густыми и очень длинными ресницами. Она каждый раз при встрече с ним замирала от восторга и краснела. Как говорили в старину, случилось так, что их свел случай. Его мать, сломав ногу, попала к ним в больницу и Маша, ухаживала за ней стой же самой любовью, как когда-то ухаживала за собственной матерью. Эта женщина с царственной осанкой и громким голосом внушала ей почтение. Она милостиво принимала ее помощь, изредка благодаря. Потом уже, после ее выписки Илья пригласил ее поужинать, и с того вечера все и началось. Каждый день теперь, наполнился новым смыслом. Правда Илья сразу же предупредил ее, что не сможет на ней жениться, так как она русская. В его роду все женились только на женщинах своей национальности. Маша же была русской. Об этом говорило все, и ее фамилия – Иванова, и русые волосы, и голубые глаза, и даже конопушки, которые появлялись ранней весной. Тогда, во время этого разговора она сникла. Но любовь к Илье была сильней обиды и она смирилась, приняла это.
Прошло десять лет. За это время все ее подруги успели выйти замуж, родить детей, некоторые даже развелись и снова вышли замуж. А, Маша, все так же была предана своему обожаемому доктору. К этому времени он стал уже заведующим отделением, написал докторскую. Илья практически жил у Маши, изредка навещая мать. В ее квартире повсюду были его вещи, которые хранили его запах. Его книги с закладками. Его записи. Компьютер. Все было как у всех, она считала, что у них есть семья. Ну и что же, что они официально не женаты. После работы он ведь приходит сюда, они вместе ужинают, спят, он дает деньги на хозяйство. Значит у них семья. В глубине души, ей все-таки хотелось какой-то определенности. Но шло время, и она привыкла к своему положению полужены, полулюбовницы и спрашивать о чем-то считала неудобным. Ей очень хотелось ребенка. Но… Ребенка не получалось. По секрету от Ильи она сдала анализы в другой больнице, ей сказали, что она абсолютно здорова. Но детей, детей все не было…
Этот солнечный день, был, наверное, первым солнечным днем этой хмурой холодной весной. По дороге с работы, она купила торт и букетик мимозы. Ей нравились эти цветы, их запах, их незамысловата красота. Илья почему-то задерживался. Ужин уже давно был готов и стыл на плите. А его все не было. Вот наконец-то в прихожей хлопнула дверь.
-Илья, все уже остыло, идем скорей. Я торт купила!
Его хмурый вид не насторожил ее. Весело болтая, она раскладывала ложки, грела мясо, вытащила из холодильника бутылку грузинского вина.
-Подожди, сядь, нам надо поговорить
Его голос испугал ее.
-Что случилось? Что-то с мамой?
-Нет, с мамой все в порядке.
-Дело в том…
-Понимаешь, Маша, дело в том, что я женюсь…
-Что ты делаешь? - переспросила она
-Женюсь
- На ком? - растерянно пробормотала
- Какая разница. Это дочь маминой подруги, они недавно приехали из Израиля.
- Ты ее любишь?
- Ну, при чем тут это, - поморщился он
-Ведь я же тебе говорил, что в нашем роду на русских не женятся. А мне уже сорок, пора подумать о семье
- О семье….- как это повторила она
- Сорок, мне тоже сорок.
-Вот, ты понимаешь, мне пора жениться, ты знала об этом, знала, что я когда-нибудь уйду.
- Когда-нибудь уйду, - снова повторила она
Что-то в голове у нее заклинило и мыслей никаких не было, и она только и могла, что повторять его последние слова.
Он еще что-то говорил, про то, что завтра увезет отсюда вещи, что ключи оставит на тумбочке, что на свадьбу пригласить ее не сможет, так как его мать сказала, что это не прилично, приглашать бывших любовниц на свадьбу.
Маша сидела в оцепенении и глядела, как по запотевшей от холода бутылки вина скатывается капелька воды. Мясо в тарелках стыло, его запах казался противным, а розочки на купленном торте глупыми и пошлыми.
Илья собрал кое-какие вещи и ушел. А она все сидела и сидела, молча, глядя на стол. Слез, не было. Была только какая-то странная гулкая пустота внутри и вокруг. Впервые в жизни она не знала, как поступить. Плакать? Но слез не было. Кричать? Бить посуду? Ничего этого не хотелось. Она не знала, как будет дальше жить без его низкого хриплого голоса, без его рук с тонкими длинными пальцами, без его глаз, таких темных и таких внимательных. Она не знала. Не знала, что будет дальше делать. Время как-то внезапно остановилось, как будто сломались его часы. Прошлое ушло в вечность, не оставив ей на память ничего. Выкинув ужин и цветы в помойное ведро, она легла на диван и неожиданно уснула.
На следующий день, придя с работы, она увидела, что Илья вывез все свои вещи, ключи сиротливо лежали на тумбочке под зеркалом. Нигде не было ничего, что напоминало о прежней жизни. Ничего. Как будто здесь в этой квартире 10 лет не жил человек, не ел, не спал, не работал. Даже запаха не осталось. Что-то блеснуло под ногами. Нагнувшись, она подняла серебряную запонку. Эти запонки она подарила ему на его прошлый день рождения. Запонка больно кольнула ладонь и тогда она разрыдалась. Сидя прямо на полу, в прихожей, она выла в голос, размазывая по лицу тушь, помаду, вытираясь прямо рукавом новой блузки. Выплакавшись, она приняла решение. Подойдя к аптечке, переставив пузырьки на полке, она вытащила несколько блистров с таблетками. Вот этого ей хватит. Осторожно, вынимая одну таблетку за другой, она складывала их в кучку на столе. Кучка становилась все больше и больше, она как завороженная смотрела на нее. Вот и последняя таблетка. Взяв пустые упаковки, открыла дверцу под мойкой, чтобы выбросить их в ведро. В ведре был вчерашний ужин. Еда уже начала портиться. Ей почему-то подумалось, что когда ее найдут здесь, то ведро будет отвратительно вонять и надо его выбросить на помойку. Набросив куртку, и схватив ведро, вышла на улицу. Вытряхнув остатки прежней жизни в помойный бак, она обернулась, чтобы идти обратно, но услышала писк. Нагнувшись, Маша увидела прозрачный целлофановый пакет, в котором копошился маленький ободранный котенок. Он оглушительно пищал. Его писк ей показался похожим на плач маленького ребенка. Вздохнув, она вытащила это жалкое существо из грязной помойки и понесла домой. Налив теплой воды в тазик, и добавив туда шампуня, Маша осторожно вымыла грязного котенка. Когда вода с него стекла, то, оказалось, что кот был рыжий. И довольно пушистый. Глазки у него уже открылись, а вот лакать из блюдечка он еще не умел. И Маша мочила палец в кружке с молоком, а он облизывал его своим шершавым как наждак языком. Улыбаясь, она гладила его, приговаривала:
-Ну не спеши. Не спеши. Совсем голодный, бедняга.
Взгляд ее упал на кучку таблеток лежавших на краю стола. Задумчиво она смотрела на маленькие белые шарики, которые пару часов назад ей казались спасением и избавлением от горя и жизни вообще. Подойдя к столу, Маша смахнула кучку в ладонь и, открыв форточку, выбросила все сразу в темноту прохладного весеннего вечера.