Хотите услышать дыхание детства, юности?

Хотите услышать дыхание детства, юности? Хотите пережить все сначала: радости и горести, удачи и неудачи? Встречу с добрыми полузабытыми людьми из прошлого? Хотите? Тогда чаще возвращайтесь в мир детства, в то чистое светлое время. И вам, верю, будет радостно на сердце и порой чистая слеза воспоминаний накроет ваши глаза.
Когда Елену Григорьевну с ее сыном Александром занесло с Кубани на суровый, снежный Урал, день был сверкающий и ветреный. Солнце ослепительно блестело в кристаллах уже просевшего крупнозернистого снега и кололо глаза. Бездонное, без единого облачка, синее уральское небо. Воспаленные глаза слезятся. Потерянные за зиму клочья сена и соломы щетинятся по обочине дороги, а холодный тугой ветер пронизывает через худую одежонку.
На несколько зимних недель их приютила семья Шишкиных, родственников по материнской линии. И Елена Григорьевна осталась им благодарна до конца своей жизни.
  Перед ее взором все еще стояли ужасающие картины на станции Крымская, где земля и небо горели, когда приблизился фронт. Отец Александра в самом начале войны ушел защищать страну и все остальное Александр помнит как в тумане, как в кошмарном сне. Все изменилось – кругом бомбы рвутся, пожары: горят составы на станции, горят цеха на овощеперерабатывающем комбинате, кругом грохот и все рушится. Все куда-то бегут. А вскоре пришли немецкие войска.
В конце 1942 года мать, вытолкав из укрытия, погнали на сборный пункт. Никогда не забыть уже старому седому человеку, как восьмилетний мальчишка догнал подталкиваемую прикладом мать, как в голос рыдал на площади вместе с толпой других детей и матерей, отправляемых на работы в Германию. Ребенок крепко вцепился в подол ее платья, так, что занемели пальцы и, не отпуская, зашагал в колонне в полную неизвестность.
Люди шагали хмурые, выплакавшие все горькие слезы. Доплелись до города Керчь. Здесь вталкивают в товарные вагоны, в которых раньше перевозили скот, вповалку – на полу, на нарах, не менее 40-50 человек в вагоне. Давка, крики, духота, слезы, плач.
После освобождения – возвращение на Кубань, но судьба-злодейка забрасывает вот в эти края.
Дни становились все длиннее. Немного привыкли к тишине, стали вживаться в мирную жизнь. Кругом появились большие проталины, улица Еманжелинска, расположенная вдоль речки, вся в сверкающих лужах и ручьях. Прилетели первые грачи, которые гоношатся у забора и стены сарая, где еще лежит грязный, рыхлый снег.
Александр подолгу сидел в затишке на солнышке, глядя как на кучах навоза и золы роются куры и голосит петух. Оглушительно чирикая, ошалело носятся стайки воробьев. Пахнет землей и талой водой.
Наступает весна и им с матерью надо догонять багаж, увезенный братом Елены Григорьевны, который осел на Северном Урале, на станции Егоршино. И хотя жизнь Елены Григорьевны далеко не простая и горя хлебнула она полной чашей, но каким-то удивительным образом она сумела сохранить жизнерадостность, умение одаривать сына лаской и заботой – словом все то, что люди называют душевность.
Слезы, что в глазах ее застыли,
Звуки, что блистали на устах,
Словно звезды в сумерках светили
И не страшно было мне впотьмах.
Слово мамы – скромность и величье
Сердце мамы – кладезь тайных сил
Мне бы взять сейчас ее в объятья
И безмерно, от души любить.
Жаль, что к старости все это понимаешь,
Когда прожита безвозвратно жизнь
И родную мать не прижмешь, не приласкаешь
Не повторится тот далекий миг.
Больше десяти лет, как Александр живет в Германии. Интегрируется в новое общество. А прошлое – рядом: путь-дорожка в семь десятков лет. Жизнь Александра, испытавшего до дна горькую чашу унижений и обид, была наполнена, конечно, не только бедами и огорчениями, в ней были удачи и радости. Но горькое прошлое навсегда засело в памяти. Сегодня оно напоминает о себе потерянным здоровьем, сединою, болью об утерянной в конце жизни Родине, о разлуке с родными, такими милыми для него, внучатами.

Александр Самохвалов