Это было как волшебство, как наваждение

Это было как волшебство, как наваждение. Еще перед глазами стояла строгая геометрия немецких городков, ухоженных усадеб, стриженных газонов и мощеных улиц. Германия с ее гладкими, как стекло, дорогами, с яркой разметкой, остроконечными костелами и деревеньками под малиново-вишневой черепицей.
И вот я с ужасом смотрю в окно автобуса, хотя неоднократно бывал на Родине. Я ее такой не помню! Или не хочу помнить!
«Хорошее» немецкое, как порча, застилает глаза. Стоит передо мной рядом и никуда не уходит, не пропадает и ко всему родному, русскому примеривается, прикладывается. Как быстро привыкаешь к хорошему – банально, но как больно и жестоко!
Когда на одной из остановок вахтовая у входа в туалет на протянутые мною 50 центов стала скрупулезно отмерять туалетную бумагу, я от последней отказался. Пожалел потом – света внутри не было, и умывальника, воды, элементарного осколка зеркала, мыла. «Призраки» мужиков со спущенными штанами натыкались друг на друга и в стены. И это была первая верная примета – я дома, в России.
За окном автобуса картинки из фильмов ужаса – «кафе-бар» с железной ржавой дверью на амбарном замке, будка телефонная с вырванным аппаратом, пьяные парни на остановке, мальчик, гоняющий палкой собаку. Бабы на завалинках, ведра с картошкой, мужики в спортивных костюмах. Пробка – на дороге стадо коров! На дороге? Нет, это испытательный полигон для бронетехники. Без обочин и разметок, с ямами, трещинами и несмываемой дорожной грязью. От тряски на головы посыпались вещи с полок. Ловлю себя на мысли, что начинаю обратный отсчет времени до возвращения «домой» в Германию. И стыдно, и обидно. Перед глазами из памяти всплывает плакат – «Летайте самолетами аэрофлота!» Как по-матерински заботливо. Но жаль, не по карману мне, старому, получающему дотацию от социала.
Я ехал на Урал, повидать семью дочери, побыть с дорогими, милыми внучатами, посидеть возле могилы матери, встретиться со школьными друзьями. Я прожил в уральских местах почти всю жизнь. Я вырос здесь, был юн и зрел, убит горем и счастлив. Этот край и был частичкой моей Родины и остался ею, той, что в памяти, а не той, что встает воочию.
Театр начинается с вешалки, а встреча гостя с подъезда. И надо было угораздить приехать затемно! Хоть дочь и сообщила по телефону, что уже как два месяца нет в подъезде света и горячей воды с начала лета тоже нет, но я все тогда принял за шутку. А сейчас мне было не до смеха, но надо было на ощупь добираться на пятый этаж.
Первые дни по приезду куча впечатлений.
- «Сходи на Арбат – советует дочь дня через три – это самое красивое место центра Челябинска».
Действительно, бывшую улицу сделали местом отдыха. Прошел к филармонии, много фотографировал и чуть не провалился в дыру на тротуаре около моста, засмотревшись на речное раздолье. Оказывается, опасное это дело – любоваться природой.
Видел я и стеклянные башни административных зданий и элитное жилье из мрамора и красного кирпича. И чем больше я пялился на эту «эмиратскую» роскошь, тем больше она меня раздражала. В окружении хаоса и пыли, грязи и мусора, эти «вопли» архитектурного восторга были смешны и нелепы, ну, как перстень с бриллиантом на руке в цыпках. Офисы, банки… «Ну почему? Почему все так плохо?» - в сотый раз задаю я себе отравляющий встречу с Родиной вопрос.
Уже через неделю поймал себя на мысли, что я здесь чужой, «интурист». Не могу я, как все, ходить по лужам, не могу смотреть в лица людей, не глядя с опаской под ноги, не могу, как все, радоваться жизни, стоя по колено в мусоре.
Я трясся в трамваях, смотрел на город. Он как будто сошел с ума. Интимные подробности запросто доверялись окружающим, крича в мобильник.
За время жизни в Германии, я привык, что переход – это святое! И для водителей и для ленивых, порой, пешеходов. Но здесь, в Челябинске… Я смотрел и не верил глазам своим! Их давили по одиночке и пачками, и молодых и старых, мужчин и женщин. А они чудом выпрыгивали из-под колес и счастливо отряхиваясь, как курицы после дождя, шли с достойным видом дальше. Так перебежками и научился за десять дней порхать и метаться по пешеходным «зебрам» ставшего мне чужим города.
Спешу на встречу с друзьями детства на север Свердловской области, на станцию Егоршино. Там была окончена школа и о том времени остались светлые, чистые воспоминания.
- «Господа, товарищи, братья и сестры, матери и отцы! Главное у человека – это зрение!» - и он нажал на аккорды. «Ты ж мене пидманула, ты ж мене пидвила!» - грянул слепой гармонист лихую застольную. Народ в электричке встрепенулся, лица просветлели, а то уж совсем было впали в уныние.
За окнами вагона – коптящие трубы, гаражи, покосившиеся избенки под асбестовым шифером. Да, отвык я в Германии от решеток и бронированных дверей. И я спокоен – везде порядок. Но это там, в Германии, а здесь?
И вот, наконец, прощание без слез. А что я собственно видел с высоты своего птичьего полета? Лишь Тень, Оболочку, Скорлупу. А ведь жизнь тут, несмотря на неприглядный, смешной «макияж», такая же, как и всюду – полня радости и любви, тревог и мирских забот.
За моей спиной остается хоть «матерная», но Родина со своими победами и неудачами, бомжами и небоскребами на кучах мусора.
И я наполнялся не только болью, но и гордостью за свой народ, который не заморочен проблемами безработицы, терроризма и рецептами борьбы с целлюлитом и ожирением, падением вымирающей нации и еще с целым рядом проблем.
И здесь, на этой земле, улыбаются, смеются, довольные жизнью, мой внук Алеша и внучка Юля. Им в этой стране расти и жить. Нет! Еще не умерла Россия. Хоть и в заплатах ее паруса, но они уже подняты, я видел. И наполняет их ветер перемен, хотелось бы очень верить, к лучшему!





Александр Самохвалов