Эту историю мне рассказал дядя Ваня

Эту историю мне рассказал дядя Ваня - родной брат моего отца в начале 60-ах годов, когда я в летние школьные каникулы с сурового Урала приезжал к ним погостить на солнечную, благодатную Кубань. Однажды рассказанная, она въелась в мою память и когда я снова по-яжклзжвлялея в домике любящего меня, как емка погибшего брата, я переспрашивал, уточнял и дядя Ваня, возвращаясь в прожитое, снова и снова повторял сей рассказ. Вспоминая, он был задумчив и нередко заканчивал рассказ такой фразой: "Интересно, мажет жив тот немец; Он был молодой совсем мальчик. Вряд ли вряд ли, ведь впереди у них был Сталинград". Вот та история.
Это было летом 1942 года в степи. Жара стояла ужасная, солнца палило нещадно. Было затишье, несколько дней никто не стрелял. Немецкие окопы были в 60-70 метрах от наших. Между окопами была низи на, продолжение оврага. По ней протекал ручей, разлившийся вширь, Напротив наших и немецких окопов в 10-15 метрах, но напиться никто не мог - при приближении к ручью обе стороны начинали стрелять. Видимо они от жары страдали и немцы, т.к. они несколько раз пытались добраться до веды ночью. Ночи были очень светлые, небо без облаков, луна как фонарь все освещала вокруг. Успокоение от жары наступало только под утро, когда станки окопа становились прохладными. Я прижимался к холодящей, твердой, как камень, глине. Лицо мое было обож¬жено солнцем, красное, воспаленное, пилотка закрывала лишь лоб от палящих лучей. Ножом я за 2 дня выдолбил набольшую нишу в окопе,но спрятаться за ней от солнца было невозможно. А самое невыносимое - наступил второй день без глотка воды. Это было страшнее смерти. Уже с утра пить хотелось нестерпимо. А солнце поднималось над степью все выше и палило, казалось, сильнее чем вчера* Жажда - это ужасно! Каждая клеточка требует только одного - воды !Все во рту распухло, высохло. Временами казалось, что я теряв сознание. Дожил бы я до ве чера? Я не знаю. Было часов 10. Тишина. Со стороны немецких окопов тоже все замерло: раньше были слышны обрывки их речи. Сейчас тишина. И вдруг с их стороны громкий крик по-русски: "Не стреляй! Не стре¬ляй?" Взбудораженный, выглядывав в щель в брустворе. Вижу : из немецкого окопа выскакивает раздетый по пояс, худой высокий парень, размахивая белой рубашкой, в другой вытянутой руке - котелок. Бежит к воде. Какая-то пружина выталкивает и меня из окопа, бегу ему навст¬речу, тюка к воде. И вот я уже падаю на живет, погружав лицо в воду, глотаю, глотаю ее огромными глотками. Отрываюсь на мгновение, гляжу на немца - он тоже смотрит на меня. Вижу eго сильно загорелое лицо, короткий чубчик и совеем белые худые плечи, тонкие руки - совсем пацану мальчишка лат 17 на вид. А он уже чуть приподнялся, набирает воду в котелок. Я опять нагружаю лицо в воду, пью, смываю соль с лица и шеи. Блаженство! Немец ужа встал, я тоже, поднялся. Мгновение смотрим один на другого, он повернулся и пошел к своим, в полный роет. И я пошел к своему окопу. Эти секунды буду*помнить всю жизнь. Нет, они не выстрелили. Свалился в окоп - живой !
Что же дальше ? Я напился, а мои товарищи страдают, как страдал я. Метрах в трех за окопом замаскировали 3 наших 45 миллиметровых противотанковых пушки. Совсем небольшие, мы их через всю Украину и пол-России в основном на себе протащили. Тут мои товарищи подносят мне ведре и два котелка: "Может опять немец рванет к вода, так ты уж набери на всех*. Сижу наготове, думаю: "Немец одни котелок набрел, на всех им на хватит, опять добежит". И точно, минут через 30 слышу громкое: "Не стреляй, не стреляй !". Опять бежит, но уже не размахи¬вает белой рубашкой, а в обеих руках ведра. Я бегу навстречу, наби¬раю котелки и ведро, опять пью. Теперь различаю: вода теплая, с прив¬кусом, слой воды небольшой - сантиметров 10, дальше ил.Но вода, вода! Разглядывав немца. Да, совсем мальчик. Очень худой. Он тоже глядит на маня, а потом поворачивается с полными вёдрами и уходит. Опять никто не стрелял. Мои товарищи пьют воду. Да, как хорошо, вода – это здорово! Я всегда буду помнить этот день - через каждые часа полтора немец кричал "Не стреляй!" и мы оба выбегали к воде, набирали ведра и к своим.
Это было перемирие. Так продолжалось и на второй день. Мы бук¬вально ожили. Не просто набрали воды, а уже отстояли ее от ила, про¬фильтровали через бинт, набрали впрок три полных бидона. Набрались сил, потому что до этого от жажды ничего не ели. А еда была - сухари и сильно просоленное сало, да сахар - крупные, синие, твердые, как камень, куски.
Все закончилась в этот второй день, часа в четыре. Немец в оче¬редной раз крикнул : "Не стреляй!" и я не глядя ужа в сторону немец¬ких окопов, вымахнул наверх и побежал к воде. И только в метрах 10 от веды увидал, что я один, немца нет. Первая мысль- рвануть назад, но уже действую машинально, по инерции, все-таки дошел до воды и наб¬рал два ведра, повернулся, иду медленно назад, как вчера, в первый раз,чувствую смерть за спиной, от пули не убежишь. Когда до окопа осталось метра два, раздались выстрелы, был пулемет, до все пули пролегали мимо, много правее. Видно тот, кто стрелял, выполняя при¬каз, не хотел меня убивать. Свалился о ведрами в окоп, вся вода про¬лилась, да не очень она уже нужна, главное - жив !
Участников этой воины осталось очень мало и моего родного дяди Вани давно нет. Для простого русского солдата до конца жизни осталась загадка - почему его на убил тот немец, что стрелял пулемета?
Побывав на днях в лагере смертников в Бухенвальда, обратил внимание, что очень много посетителей были старые, убеленные сединой немцы. Безусловно, многие из них ворошили свою память тех лаг. По¬нимаю, у каждого тогда но легко сложилась судьба и может сейчас кто-то из них несет в своём сердце случай, рассказанный мне бывшим солдатом, прошедшим по дорогам Европы до дня Победы, познавший как дорога жизнь и как часто она зависит от судьбы, когда в одно мгновение мо¬жет лишить человека жизни.
  Александр Самохвалов.