Я не искал с ним встречи

Я не искал с ним встречи. Его дом оказался рядом с нашим, куда мы с супругой вселились. Заслышав русскую речь, он намертво остановился на крыльце, жадно устремив в нашу сторону взгляд. Мы вежливо кивнули и тогда он широко улыбаясь, отчаянно замахал руками, подзывая нас к себе. Взволнованно путая русские и немецкие слова, он стал с трепетом объяснять, что довелось ему быть в России и на Украине, а города Киев, Ростов, Краснодар ему как родные. Но самый родной и близкий ему – Воркута. И тогда мы все поняли.
Смешанные чувства нахлынули на меня: стеснения, неловкости и вины. Кто он – бывший фашист, бывший военнопленный ? Затаивший в сердце обиду и ненависть или же осознавший и искупивший свои грехи человек ? Враг или друг ? Он всегда улыбается при встрече. Я приветлив, хотя и насторожен. Каким-то неведомым буравчиком сверлит в мозгу до боли мысль: ни этот ли немец своим выстрелом из танка в далеком 43 году на Кубани убил моего отца, сделав меня сиротой.
Но время берет свое – через год я ему верю. И мне приятно, что рядом живая, открытая немецкая душа, каждую осень приглашающая набрать в саду при доме яблок.
Он – старший из трех братьев из-под Гессена. Сын крестьянина. На фото 34 года – Курт с друзьями в 8 классе. Альбом со множеством фотографий я смотрю у него в беседке под рододендронами теплым летним вечером. На всех мальчиках форма Гитлерюгенда: черная пилотка, черный галстук, кожаная портупея через плечо.
Прежде чем разгорается костер войны, искры его тлеют в сердцах людей» - пророчески изрек еще Лев Толстой. Во все века тираны намеренно, успешно и любовно взращивали в своих подданных зерна ненависти к другим народам. многие герои гибли во славу Рейха, манимые мечтой мирового господства арийской расы.
Черный кожаный переплет, золотое тиснение – «Боевой путь 13-ой танковой дивизии». Фотоснимки, карты, схемы. Альбом фронтовых фотографий – идиллические картинки городов Европы портят снимки надгробных крестов на могилах.
- «Здесь лейтенант, здесь капитан наш погиб Очень храбрые были».
А вот Курт на фоне разбитого танка.
_ «Это польский, хотя нет французский. Вот польский. В Европе нам сопротивления никто не оказывал».
Листаю альбом, листаю, а фото из России не нахожу. Ни одного! Видимо не такой, как в Европе, была «прогулочка».
Колесо истории – Великая Отечественная, началась для Курта Ноймана радужным представлением о Блицкриге, по примеру Польши и Франции.
_ «Нет, никто не сопротивлялся, все охотно сдавались в плен, а население встречало нас цветами. У русских не было оружия, одна винтовка на троих. Я сам это видел во время атаки – шли на нас с голыми руками.
Я стиснул зубы. Хотя и знал из истории эту страшную правду. Потери на фронте 1 : 6.
Штабс-ефрейтор без запинки, как по бумажке, перечислял города такие родные : Житомир, Запорожье, Ростов, Краснодар – маршрут 13-ой танковой. Города, которые накрыла лавина, неся огненную смерть. Осенью 42-го враг пришел, сметая все на пути, на станцию Крымская, где дивизия уперлась в предгорья Северного Кавказа и, обогнув, помчалась дальше на г. Армавир, г.Майкоп, г. Орджоникидзе, а здесь, наткнувшись на «Голубую линию» Красной Армии, дальше не продвинулась.
-«Он что их зазубрил» - пронеслась у меня мысль. С десяток, а то и больше городов и поселков называет Курт Нойман без запинки.
- « А хоть раз было по-настоящему страшно ?»
Задумывается.
- «Да, когда Сталин-орган играл. Это миномет такой у русских был».
- «Катюша?»
- «Вот, вот! Воет ужасно! Пламя, грохот. Хорошо, что не по нам. За спиной у нас горело и все было в дыму».
Облочившись альбамами и книгами о войне, мы увлеченно беседуем, на этот раз в его 2-этажном домике с мещанским, тихим уютом. Книги, коврики, вазочки, цветочки. Мог ли я себе такое представить еще 2о лет назад. В те близкие 80-ые никто в нас всепрощения не воспитывал.
Каждый раз 9 Мая я вместе с женой и дочкой шел на праздничные торжественные мероприятия. Песни о войне я пел, глотая слезы. После фильмов о войне, напоминавших мне мое военное голодное детство, пережитое лихолетье с бомбежками, с пожарами, трупами убитых людей, лежащих в крови, в неестественных позах, я взрывался ненавистью к фашизму.
Впрочем, о чем это я. Ведь все так и осталось. Так почему я мило беседую с этим фашистом? Нет, нет – это же бывший фашист, нынешнего я бы рвал на части. Почему же в нас, малолетками испытавшими тяготы войны, так прочно соединились между собой слова «немец» и «фашист»? Ни этот ли немец пришел на нашу землю, чтобы поработить, поставить на колени наш народ?
- «А это наш знаменитый летчик-асс – тычет Курт пальцем в фото истребителя Люфтваффе. –А у этого крест с бриллиантом, он из лазарета сразу на фронт попросился».
По всему видно – гордится он боевыми друзьями, да и своей биографией тоже.
- «Вы жалеете о чем-то, раскаиваетесь?»
- «У меня не было выбора. Я не в ответе за Гитлера, я – солдат».
Он говорит об ужасе советского плена. Про Воркуту. Я слушаю невнимательно. Я вспоминаю Бухенвальд, где мне не так давно довелось побывать. Я об этом читал, я видел это в кино, но видеть своими глазами этот ад – это невыносимо. Встает перед глазами навечно – живая очередь в крематорий с дымящейся трубой. Спазм в горле! Иглы в сердце!
У меня в глазах уже рябит от снимков. И вдруг голос его становится еле слышным.
- «Этот уже умер, и он, и он тоже. Нас было 200, а теперь только 20».
В свои 85 Курт еще лихо водит свой белый «Фордик».
И напоследок, дрогнувшим голосом добавляет:
- «Пусть все это никогда не повторится!» - и по-стариковски тискает на прощание мою ладонь.
Я сжимаю его руку изо всех сил.


Александр Самохвалов