Не буди! отрывок Убийство Распутина

Историко-мистический роман "Не буди!"
О.Батталов, S.Петров

ГЛАВА 57
Санкт-Петербург, 10 декабря 1916 года
В роскошном дворце князя Феликса Юсупова в глубочайшей тайне собрались: Великий князь Дмитрий Павлович – двоюродный брат Николая Второго; Владимир Митрофанович Пуришкевич – член Государственной Думы, один из основателей черносотенной организации “Союз русского народа”; доктор – поляк Станислав Лазоверт, недавно выписанный из госпиталя после ранения; друг Пуришкевича – поручик Сухотин и сам хозяин.
– Господа, – торжественно начал Юсупов, – мы собрались с вами, чтобы обсудить и выработать окончательный план выполнения нашей великой миссии. Мужик в смазанных сапогах гулял по царскому парку и растоптал вековую веру народа в чистоту и справедливость царского служения. Своими безграмотными и своекорыстными целями, основанными на средневековом мистицизме, и используя подверженность императрицы к религиозному фанатизму, он привел Россию к краю гибели. Мы не можем далее оставаться безучастными, видя, как с каждым днем, локомотив нашей действительности, управляемый самоубийцей-машинистом, приближается к рухнувшему мосту монархии, чтобы пустить под откос вагоны справедливости и процветания нашей страны. Мы должны, мы обязаны думать о будущем России и, забыв о своих личных интересах и невзирая на будущие гонения, которые, безусловно, не минуют нас, спасти страну от Распутина и распутинщины. Время речевой терапии ушло вспять, и коли началась гангрена, пора браться за скальпель! История не простит нам промедления в решении этого жизненно важного для дальнейшей судьбы всей страны вопроса. Спасение России – в наших руках!
После этого пафосного выступления Юсупова группа заговорщиков приступила непосредственно к выработке плана убийства Григория Распутина.
– Первый вопрос – где? Второй – как? Третий – кто? Четвертый – когда? – объявил повестку дня заседания Пуришкевич.
– Я думаю, – взял слово Дмитрий Павлович, – надо подослать своего человека к нему на квартиру, ранним утром или поздней ночью, когда охрана спокойно дремлет, и тихо прикончить его.
– Не годится! – покачал головой Юсупов. – Он находится под постоянным наблюдением, его охраняют несколько десятков филеров, и проделать все это незаметно у него на квартире – не представляется возможным.
– Что ж, Феликс, вы дружны с Распутиным – вам и первая роль в этом деле. Имеются ли у вас какие-нибудь определенные соображения по поводу места экзекуции?
– Я долго думал об этом, – ответил Феликс, – и пришел к выводу, что лучшим местом, чтобы покончить с этим гадом раз и навсегда, тихо и без последствий, является подвальное помещение моего дворца. Вы уже имели честь, господа, осмотреть его... Поскольку Распутин мне доверяет, все эти дни я буду как можно чаще навещать его, дабы устранить из его головы все малейшие сомнения и подозрения на мой счет, относительно моих симпатий к нему. Далее, под хорошо придуманным предлогом я сделаю ему предложение посетить меня в моем дворце, от которого он не в силах будет отказаться. Причем визит его должен будет оставаться в тайне и именно с его стороны!
– Интересно, как вы этого добьетесь? – полюбопытствовал доктор Лазоверт.
– О, это будет совсем не трудно устроить! Ведь ему известно о сильнейшей антипатии моей матери a l’egard de lui1, и я попробую сыграть на этом. Я скажу ему, что огласка такого факта, как наша встреча у меня может привести к нежелаемым последствиям. В газетах начнут муссировать различные слухи о причастности нашей фамилии к его делам, это, в свою очередь, даст новый ворох сплетен как в мой адрес, так и в его и заполнит Петербург всевозможнейшими домыслами и инсинуациями. А так как, я, кажется, говорил уже вам, господа, он хочет сделать меня каким-либо министром, а своего отказа я пока ему не дал, то я надавлю и на эту пружину. Будущему министру как воздух нужно иметь image2 независимого человека. В общем, за строжайший секрет визита я могу поручиться. Другое дело, что шпики держат его под неусыпным бдением, и ему самому будет трудно ускользнуть от них.
– Значит, встречу надо устроить в ночное время, когда их контроль ослаблен, – пришел к выводу Великий князь.
– Совершенно верно, – поддержал его Юсупов.
– Я усмотрел, однако, во всем этом один важный момент, – сказал Пуришкевич. – Если он поедет на своем автомобиле, то вся затея может провалиться, поскольку с ним будет шофер, и уж ему-то в любом случае будет известно, куда отправляется на ночь глядя Распутин.
– Тогда следует заранее предупредить Распутина, чтобы он не посвящал своего шофера о месте предстоящего визита. Высадил бы его где-нибудь за два квартала от вашего дворца, Феликс, и уехал восвояси. И чтобы Распутин приказал ему приехать за ним только утром и в какое-нибудь определенное место, естественно, подальше от дворца, – высказался поручик Сухотин.
– Боюсь, вся эта таинственность может насторожить Распутина, – задумчиво произнес Феликс Юсупов. – А он ни в коей мере не должен чувствовать ни тени подвоха.
– В таком случае, что вы предлагаете? – спросил Сухотин.
– Надо сказать ему, что я сам заеду за ним, и... Придумал!
У него в доме имеется черный ход! Я попрошу его спуститься по этому черному ходу, и никто ничего не увидит! Только вот на чем привезти его во дворец? Вы позволите, Владимир Митрофанович, воспользоваться для этого дела вашим автомобилем?
– Безусловно, только придется на время закрасить на нем мой девиз: Semper idem1, иначе это может оказаться серьезной уликой против нас.
– Но ведь потребуется шофер, чтобы вести мотор, и значит, придется вовлекать в наши планы еще одного постороннего человека?! – поделился сомнениями Сухотин.
– Не извольте беспокоиться на этот счет, – успокоил его Пуришкевич. – Станислав, – кивнул он на доктора, – кроме того, что отличный медик, еще и прекрасный автомобилист, так что эта сторона вопроса решена. Но, как я понимаю, имеются два отрицательных нюанса. Первый: то, что ваш дворец, Феликс, находится около полицейского управления, и шум выстрелов сразу же привлечет к вам полицейских. А второй нюанс: то, что ваш подвал, насколько я помню, выглядит довольно зловеще, а Распутин очень хитер и сразу же почувствует капкан.
– О подвале я уже побеспокоился, – обнадежил хозяин, наливая всем по бокалу красного вина. – Через несколько дней он превратится в совершенно жилое помещение с уютом, комфортом и роскошью, и оттуда уже ни капли не будет веять ветром мрачной тревоги. Ну, а что касается полиции, – надо все осуществить таким образом, чтобы не было слышно никакого шума.
– Стукнуть его чем-нибудь или задушить, – предложил Сухотин.
– Я советую, господа, отравить его, – взял слово долго молчавший доктор Лазоверт. – Отравить, как грязную крысу, забравшуюся в чужую кухню и своей грязью отравляющую все то здоровое, с чем соприкасается.
– Доктор прав! – согласился молодой Юсупов. – Быстро и без лишнего шума и крови. Хотя признаюсь, господа, мне иногда становится стыдно, что вот мы, умные люди с блестящим образованием и великолепным положением в обществе, тайно собираемся, словно какие-то преступники, чтобы лишить жизни одного безграмотного неотесанного мужика. Господи, РОССИЯ, куда ты катишься?
– Уберите, Феликс, из своего сердца ложную жалость к этому зверю, – посоветовал Пуришкевич. – Вспомните, сколько бед он уже натворил, вспомните, что будет, если не остановить его! И тогда его фигура не покажется вам такой безобидной.
– Значит, решено, господа, отравить!
– Да, – кивнул Юсупов и осушил свой бокал. – Но чтобы у него не закралось подозрения, вы все подниметесь наверх и будете ждать развязки там.
– Подождите, а имеется ли у нас в наличии яд? – вернулся к вопросу Сухотин.
– Имеется, – подтвердил хозяин дома, – и даже в количестве достаточном, чтобы отравить, к примеру, полк солдат.
– Теперь, Феликс, – озабоченно произнес Пуришкевич, – предстоит позаботиться о том, чтобы на столе стояли любимые кушания этого варнака, чтобы не получилось досадной промашки, и он вдруг отказался бы от еды.
– С выбором вин никаких трудностей не возникнет, а вот насчет еды – за эти дни я постараюсь выяснить всe поточнее, – пообещал Феликс.
– Без мадеры он жить не может, да к ней чего-нибудь сладенького, пирожных каких-нибудь...
– А не почувствует ли он в сладких пирожных горького привкуса яда? – спросил Пуришкевич. Все посмотрели на доктора.
– Если взять цианистый калий и толково, со знанием дела, приготовить начинку, то он не должен ничего почувствовать, – ответил Лазоверт. – А если даже и почувствует, то будет уже поздно! Это сильнейший яд и действует очень быстро.
– Вы рассуждаете так, словно каждую неделю травите сотню-другую людей, – пошутил Пуришкевич.
– Каждую не каждую, – парировал доктор, – но уж послать к праотцам одного гада, и очень к тому же опасного, я смогу, и рука моя не дрогнет!
– Отрадно это слышать, – одобрительно отозвался Феликс Феликсович. – Теперь далее, господа. – Он пометил что-то у себя в тетрадке. – Когда всe будет кончено, труп придется отвезти за город и где-нибудь там закопать.
– Лучше утопить! – посоветовал Пуришкевич. – Пока лед не сойдет, 2–3 месяца пройдет! А прятать концы в воду всегда надежней! А чтобы он не всплыл раньше времени, к телу его привяжем гирьки, и делу конец! Кстати, вы не боитесь, Феликс, что ваши пометки в тетради, могут случайно попасть в руки полиции, и это плачевным образом отобразится на нас?
– Я пишу тайным языком, лично мной придуманным шифром, кроме меня, тайнопись эту никому не осилить. К тому же я отмечаю лишь отдельные моменты, так сказать, детали, без учета которых наш план не сможет функционировать идеально. Вот, например, насколько я вижу, большинство из вас склоняется к мысли сокрыть труп в воде. Что ж, я согласен. Но в этом случае перед нами встает новая сложность: как вывезти труп незаметно из города? На автомобиле Владимира Митрофановича это сделать будет уже опасно, поскольку нельзя полностью отвергать возможность филеров выследить нас. Поэтому нужен будет еще один автомобиль, причем такой, который не смог бы вызвать подозрений и желательно не мог бы подвергнуться проверке.
– А вот для этой цели, – воспрянул духом Дмитрий Павлович, – как раз можно воспользоваться моим автомобилем с великокняжеским стягом. Его никто не посмеет проверять, и никто и не подумает меня в чем-то заподозрить.
– Отлично! Уже многие вопросы решены, – промолвил Пуришкевич, отпивая из своего бокала.
– Но следует проработать всe ещe глубже! – призвал Юсупов. – Ведь достаточно забыть какую-нибудь мелочь... Кстати, мы не застрахованы, господа, от ошибок, но давайте договоримся заранее: кто бы что про нас ни говорил, в чем бы нас ни подозревал, кто бы что ни увидел – мы будем полностью отрицать свою причастность к убийству.
– Безусловно, – согласились все остальные заговорщики.
– А чтобы никто, пусть даже случайно, не увидел, – продолжал Феликс, – я распоряжусь, чтобы вся прислуга и охрана к назначенному моменту была из дома удалена.
– Что ж, господа, – сказал Пуришкевич, глядя на свои часы на золотой цепочке, – в общих чертах мы обсудили план наших действий. Конечно, мы еще с вами не раз соберемся и более детально разберем все мелочи. Хочет ли кто-нибудь что-либо добавить или высказать свою точку зрения относительно нашего плана?
Некоторое время длилось молчание.
– Вот о чем я подумал, – задумчиво проговорил поручик Сухотин, – полицейские шпики – профессионалы в своем деле и избавиться от их слежки, говоря объективно, будет очень и очень непросто. Если все ж таки эти псы выследят нас, а мы как раз сразу же после убийства поедем избавляться от трупа, мы можем попасться. Поэтому, учитывая всю серьезность нашей акции и все ее возможные последствия, мне представляется нелишним инсценировать, что мы везем Распутина обратно домой на Гороховую. Для этой цели кто-нибудь из нас облачится в его одежду, и если филеры будут у нас на хвосте, то они лишний раз, к нашим показаниям, причем документально, подтвердят нашу непричастность к исчезновению Распутина. Мы отвезли его назад, а куда он делся потом – сие нас не касается!
– А ведь это и вправду важная деталь! – похвалил Великий князь. – Ведь вам, Феликс, потребуется большое искусство, чтобы вместе с Распутиным выскользнуть незамеченными из его дома.
– Согласен! – кивнул Юсупов. – Кроме всего прочего, тут важна и психологическая сторона дела. Тут главное – не переиграть! Распутин очень хитер и прекрасно разбирается в людях, как в зеркале читает их души. Ему, верно, помогает дьявольская сила. Сколько раз его уже пытались убить, но он всe будто заранее чувствует...
– Не стоит предаваться таким грустным мыслям, Феликс! – попытался ободрить его Пуришкевич. – Я верю, что у вас будет достаточно твердости духа, чтобы разыграть этот спектакль самым блестящим образом.
Никто из присутствующих не заметил, что со стороны окна зашевелилась занавеска, и чья-то тень, долго наблюдавшая за ними, скрылась.
– Что ж, господа, время уже позднее, – заметил хозяин, – если на сегодня больше никаких замечаний и предложений не последует, я предложил бы выпить напоследок и, благословясь, разойтись, предвкушая скорейшее избавление России от смертельной опасности.

ГЛАВА 59
Санкт-Петербург, 16 декабря 1916 года
Подвальное помещение дворца Феликса Юсупова. 23.12
Пятеро заговорщиков в полном составе проводили генеральную репетицию перед убийством. Подвальное помещение дворца совершенно преобразилось. Если раньше оно напоминало мрачный, тусклый, холодный трюм для хранения огромного количества бутылок, провизии и прочего хлама, то теперь сюда было проведено электричество, а само помещение – как бы разделено на две половинки: одна стала служить гостиной, где был установлен камин из красного гранита, появилась мебель с прекрасными мягкими креслами и роскошным диваном старинной работы; каменный пол был выстелен персидскими коврами ручной работы, на полу перед диваном была уложена шкура огромного белого медведя, в углу красовался шкафчик из черного дерева с инкрустациями, огромным лабиринтом маленьких зеркал, с потайными ящичками и бронзовыми колонками, по стенам были развешаны картины различных стилей и направлений, а на камине величественно покоилось редкой красоты распятие из горного хрусталя и серебра. Вторая половина стала представлять собой столовую. Около окон с опущенными плотными красными занавесками был установлен тускло освещаемый пламенем камина стол, покрытый парчой. На нем стоял горячий самовар, окруженный старинными тарелками, золочеными кубками, чайным сервизом. В центре стола были поставлены четыре плотно закупоренные бутылки вина, а в расписных вазах аппетитно уложены пирожные с розовой и шоколадной начинкой, кексы, птифуры и другие лакомства.
Доктор Станислав Лазоверт спустился по винтовой лестнице из верхней гостиной одетый в тщательно подобранный для него шоферский костюм. Юсупов снял с себя военный мундир и облачился в штатскую шубу. Его била мелкая дрожь.
– Вообразите себе, господа, – обратился он к остальным заговорщикам, – не успел я его пригласить к себе, как он сам, заметьте, сам, первый, попросил, чтобы я тайно заехал к нему после двенадцати ночи, зашел к нему по черному ходу и забрал к себе! Что бы это значило? Неужели он все знает и готовит нам ловушку? Может, отложить всe, пока не поздно? У меня недобрые предчувствия!
– Вы заметили что-либо определенно необычное в его поведении, интонации? – спросил Пуришкевич. – Может, он был с вами любезнее, чем обычно?
– В том-то и дело, что он держался абсолютно так, как всегда, и никакого подвоха с его стороны я не увидел. Но неужели же он, который столько раз угадывал мои мысли, да и не только мои, неужели же он хотя бы даже по глазам моим не уловил для себя ничего опасного? Это какая-то мистика! Либо ему на глаза надета какая-то пелена, скрывающая от него истинный свет.
– Хотя признаки не вполне благоприятные, думаю, слишком серьезного повода для беспокойства нет, – заметил Великий князь. – На мой взгляд, он вам просто очень сильно доверяет. Давайте выпьем, господа, на дорожку!
– Нет! – решительно отказался доктор. – Мы должны сохранять ясность ума, чтобы мгновенно, если потребуется, перестроить наш план в соответствии с непредвиденными обстоятельствами. А вот когда всe будет закончено, я приглашу вас, господа, ко мне, и мы зададим такую кутeжку! Ну, а пока...
– А пока можно выпить чаю с пирожными, – предложил поручик Сухотин. – Надеюсь, доктор, вы еще не успели начинить их своими фирменными специями? В противном случае – задачу спасения России от Распутина придется решать кому-то другому, но уже не нам!
– Не могу вам сказать определенно, кажется, я их отравил, хотя, впрочем, не исключено, что я ошибаюсь. Как бы то ни было, мы сможем это проверить на своем опыте. Если умрем, значит, я их отравил, а если останемся живы – значит, яд оказался старым и дрянным. Приятного аппетита, господа!
– Только после вас! – улыбаясь, поддержал шутливый разговор Юсупов и протянул доктору пирожное.
– Вы как руководитель эксперимента удостаиваетесь чести первым испробовать сей экземпляр. А мы обещаем за вас молиться.
Началось чаепитие.
– Когда я привезу Распутина, – вернулся Юсупов к серьезной теме, – вы, господа, должны будете находиться наверху и разыгрывать веселье, так как я скажу ему, что к моей жене пришли дамы, что они скоро уйдут, и Ирина спустится к нам. Граммофон функционирует исправно, так что поставьте музыку повеселее и ждите.
– Вы скажeте ему, что у вашей Ирины будут гости? – переспросил Пуришкевич, с аппетитом глотая кекс. – Тогда надо будет оставить за столом следы гостей.
– Это в две секунды! – кивнул хозяин. И они поставили на столе несколько грязных тарелок, положили пару надкусанных пирожных, налили в чистые чашки немного чая, изобразив недопитые остатки, испачкали салфетки, скомкали их и бросили тут же. На парчовой скатерти раскрошили кусочки кекса, пролили чуть-чуть чая, бросили несколько фантиков от конфет, привели в нестройный ряд черные, выполненные в готическом стиле кресла.
– Ну, вот и порядок! – одобрительно заметил Пуришкевич, обводя искусственно созданный бардак на столе. – Теперь, похоже, что кто-то внезапно покинул стол, встревожившись приездом гостей.
– Вы, дружище, наверно, хотели сказать: “Ну, вот и беспорядок!” – шутливо поправил его хозяин. – Впрочем, едва ли он это заметит. Свинья привыкла жить среди помойной ямы и питаться подачками. Очень хорошо то, что, увидев недоеденные пирожные, он ни за что не догадается, что они могут быть отравлены!
– Не будьте слишком самоуверенны в своих оценках, Феликс, – предостерег Дмитрий Павлович. – Лучше переоценить врага, чем недооценить! Кстати, раз вы скажете ему, что к вашей жене пришли дамы, я думаю, неплохо было бы разлить полфлакона различных духов вокруг.
– Чего только не сделаешь ради достойной встречи дорогого гостя! – пробормотал князь Юсупов и побежал наверх за духами. Когда запах духов был разнесен по всему помещению, Пуришкевич сказал:
– Ну, а теперь настал час подготовить специальную начинку pour notre hote.1
Юсупов опять ушел наверх и вскоре вернулся с резиновыми перчатками, кристальными палочками цианистого калия и каким-то флакончиком, на котором было написано: poison.2
– Что ж, доктор, пришло время показать вам один из ваших многочисленных талантов, – пригласил Пуришкевич. Лазоверт тщательно натянул перчатки, осмотрел их со всех сторон, попросил небольшую тарелочку, взял нож, сострогал туда кусочки цианистого калия и растолок их в мелкий порошок. Вся честная компания, затаив дыхание, наблюдала за работой доктора.
– Какие пирожные вы предпочитаете более, Феликс, розовые или шоколадные? – спросил Лазоверт.
– Для вашей фирменной начинки или для меня лично?
– Для вас, разумеется! Ведь должны же вы будете есть пирожные сами, чтобы не вызвать у Распутина подозрений.
– Я бы предпочел есть шоколадные.
– Следовательно, яд должен быть в розовых. – С этими словами поляк стал приподнимать верхний слой у всех розовых пирожных и начинять их ядом.
КРАСНЫЕ ПЛОТНЫЕ ЗАНАВЕСКИ ОКОН СЛЕГКА ПОШЕВЕЛИЛИСЬ И ТИХОНЬКО РАЗДВИНУЛИСЬ!
Когда все пирожные-птифуры были отравлены, их перемешали с шоколадными. Тарелку с остатками еды на ней, выкинули в мусорную корзину, а перчатки Лазоверт бросил в камин. Смешавшись с резкими благовониями духов, комнату наполнил ужасный запах от горящих перчаток. И вдруг все пятеро вздрогнули, услышав со стороны окна отчетливый смешок и уловив колебание занавесок! Все бросились к окну. Пока необычайно густой, едкий дым жалил им глаза, в комнате ничего не было видно. Когда же Юсупов отворил дверь, и с улицы влетели пары холода, дым рассеялся, всe в комнате предстало таким же, как всегда, без чего-либо необычного.
– Вы что-нибудь слышали, господа, или мне уже начинается мерещиться? – испуганно спросил Великий князь Дмитрий Павлович. Все подтвердили, что они тоже как будто слышали смех и видели колебание занавесок.
– У меня дурное предчувствие, – схватился за сердце Юсупов, – будто сам дьявол наблюдал за нашими стараниями и теперь всe расскажет Распутину. Ведь на него покушались бесчисленное количество раз, а ему хоть бы что! Если бы можно было узнать у тех, кто готовил против него заговор до нас, – не доводилось ли им также видеть что-либо необычное перед осуществлением их плана! Господи... – Он закрыл лицо руками.
– Не предавайтесь отчаянию раньше времени, mon ami,1 – попытался ободрить его Пуришкевич. – Все будет хорошо.
А это так ... нервное. Все мы находимся в чрезвычайном напряжении, вот любой шорох и кажется нам чем-то сверхъестественным.
Но было заметно, что этот эпизод сильно взволновал и его самого.
– Осталось еще отравить вино, – напомнил Сухотин.
– А вот с этим спешить не следует, – покачал головой Лазоверт. – Чтобы сила цианистого калия не улетучилась прежде времени, желательно опустить растворенный яд в бокал непосредственно перед самым приездом Распутина.
– А вдруг вы занервничаете, прозеваете наш приезд и не успеете? – обращаясь к Пуришкевичу, Великому князю и Сухотину, спросил Юсупов.
– Сделаем так, – немного подумав, предложил Пуришкевич, – мы отравим бокал ровно через двадцать минут после вашего отъезда. Я надеюсь, вы не очень задержитесь в пути.
– Хорошо, – согласился хозяин, – только оставьте вот эти два бокала для меня. И не забудьте завести граммофон. Музыку выберите, пожалуйста, повеселее: это успокоит Распутина и заглушит ваши голоса, если вдруг вы не услышите, как мы подъедем. И ради Бога – постарайтесь либо совсем не курить, либо сделать всe необходимое, чтобы табачный запах сверху не проникал сюда. Я ведь сообщу Распутину, что будет исключительно дамское общество, и запах сигарет его встревожит непременно.
Феликс Юсупов-Сумароков еще раз осмотрел всe вокруг, остановив свой взгляд на подозрительном окне.
– Что же, вроде бы всe?! – сказал Лазоверт, поправляя свое шоферское обмундирование, – пора ехать.
– Ну, с Богом!
Заговорщики подали друг другу руки.
– Удачи вам, господа, – пожелал напоследок Пуришкевич.
– Вы готовы, Станислав? – спросил Юсупов, надевая красные перчатки. – Поехали!

ГЛАВА 61
Санкт-Петербург, 17 декабря 1916 года
00.25 мин. Григорий Распутин сидел у себя в кабинете за письменным столом. Лицо его был мрачным. Он только что закончил писать свое завещание, адресованное царской чете. Что ни сегодня-завтра его убьют, Распутин не сомневался ни на минуту. Поэтому надо было успеть всe, что только можно, сделать в этой жизни. Он позаботился по мере своих сил о своей семье. Дочку Варвару пристроил в Смольный институт благородных девиц, не смотря на то, что обыкновенной крестьянской девушке легче было достать звезду с неба, чем попасть в это элитное заведение. Жене и сыну Митьке он оставил приличное состояние в одном из банков и взял слово с Митьки Рубинштейна – влиятельного банкира, которого он совсем недавно вытащил из тюрьмы и петли, что если с ним, с Распутиным, что случится – не забыть его детей и жену. Накануне липовый жених Варвары – офицер Гиго Пхакадзе, проникнув в дом и жизнь Распутина, чтобы убить его, на одной из домашних вечеринок решил, что время пришло, и поднял на хозяина пистолет. Но Распутин заметил это и спокойно, глядя прямо в глаза Пхакадзе, сказал:
– Ты хочешь убить меня, но рука твоя тебя не слушается.
После этого офицер, подняв пистолет... выстрелил в себя! Все было инсценировано не как покушение на Распутина, а как самоубийство без повода. Именно с этого момента Распутин начал готовиться к своей смерти. Асмодей постарается избавиться от него как можно скорее. Но вот сам или чьими-то руками? В последнее время Распутин стал подозревать князя Феликса Юсупова и чем дальше, тем больше. За глаза Юсупов отзывался о нем дурно, а при встречах держался всегда почтительно и предупредительно. Правда, это еще ни о чем не говорило, понятно, что молодому человеку из элитного общества приходилось носить маску благочестия для отвода глаз и сочинять на него злые эпиграммы. Но подозрения Распутина превратились в уверенность, когда Юсупов пригласил его к себе во дворец якобы, чтобы поразвлечься и познакомить со своей красавицей женой Великой княгиней, племянницей Николая Второго – Ириной.
Вчера из разговора с Императрицей Григорий Ефимович случайно узнал, что жена Юсупова заболела и всe еще находится в Крыму, тогда как сам князь уверял, что она уже в Питере. Теперь Распутин точно знал, что сегодня вечером за ним приедет смерть. И это странное совпадение имен Асмодея и князя Юсупова – лишний раз доказывало свое страшное для старца предзнаменование. И хотя Распутин понимал, что означает сегодняшний ночной визит Юсупова, но какое-то проявление чужой воли, чьего-то гипноза (“Асмодея, конечно!”) внушало ему полное безразличие ко всему. Как будто его тело уже не принадлежало ему, и он смотрел на всe происходящее, как бы со стороны, не смея ослушаться этой чужой воли. И Распутин, подчиняясь “правилам забавной игры”, принял приглашение Юсупова. Сегодня Григорий Ефимович сходил в баню, очистил свое тело от грязи, затем вернулся домой и, заперевшись у себя, долго-долго молился, прося у Бога отпустить ему все грехи и очистить его душу...
Вот и звонок! Осторожный, как бы приглушенный. Распутин уже ждал гостя, одетый в чистую светло-голубую шелковую рубаху, вышитую васильками, подвязался шелковым шнуром с двумя большими золотыми кистями, одел черные бархатные шаровары и черные боты. Распутин открыл дверь черного хода, поцеловался с Юсуповым и провел его через кухню в свой кабинет. Князя бил мандраж. Каким-то шестым чувством он ощущал, что кто-то третий негласно присутствует здесь и держит под контролем все его действия.
– Што ты, маленькой, такой дeрханный сeдня? – испытующим голосом спросил Распутин.
– Холод, знаете, на улице собачий, меня со вчерашнего дня озноб бьет. К доктору бы своему обратиться, да он, того гляди, пропишет мне постельный режим, а мне завтра экзамен в пажеском корпусе сдавать.
– Што ищо за икзамен?
– По тактике древнеантичных войн.
– Не бойсь, милай, вот тебе мое слово! Сдашь ты свой икзамен на отлично! Я ВИЖУ! Вот тока нервы успокоить маненько надо-ть.
– Голова болит, ни о какой подготовке думать не могу! – пожаловался Юcупов, поглядывая на часы.
– Ничаво! На-ка вот тебе капли! Трункелизатор! Выпей, как заново рожденным себя увидишь! От увсех болестей настойка!
Молодой человек заколебался. Ему вдруг показалось, что Распутин всe знает, что своим безошибочным чутьем, которое уже не раз спасало ему жизнь, он разгадал весь план, решил опередить его, и сам дает ему яд!
– Дай-ка я тоже выпью, – помог ему выйти из затруднительного положения Распутин, наливая себе капли. После такого очевидного факта Юсупов несколько успокоился, выпил настойку и почувствовал, как уверенность возвращается к нему. Распутин тем временем надел бобровую шапку, роскошную меховую шубу, фетровые калоши, и они вместе с князем тихонько спустились по черному ходу.

* * *
Автомобиль Пуришкевича с закрашенной надписью, внутри которого находились Распутин, Юсупов и Лазоверт в качестве шофера, подъехал к малому подъезду юсуповского дворца и остановился около маленькой двери, ведущей в подвальное помещение. Юсупов и Распутин вышли из автомобиля. Отец Григорий молча постоял, осматриваясь вокруг, словно стараясь на всю жизнь запомнить место своей будущей смерти. Затем, отряхнув свои боты от липкого снега, обратился к Юсупову:
– Куда, милой?
– А вот вход, пойдемте! – указал Юсупов на дверь и снова задрожал. В это время Лазоверт вошел в главный подъезд во дворец, снял свой шоферский маскарад и присоединился наверху к Пуришкевичу, Сухотину и Великому князю Дмитрию Павловичу, которые поставили граммофон с веселым американским маршем “Янки дудль денди”. Зайдя вовнутрь, Распутин сразу же обратил внимание на музыку.
– Што, Иринка твоя кутежничает?
– Да, гости у ней, видно, еще не ушли. Пойдемте пока в столовую, выпьем чайку.
“Вот он – мой убивец! – как во сне думал Распутин. – Ведь Иринка-то в КРЫМУ”.
– Хорошо у тебя, уютно, – сказал он вслух, рассматривая китайские вазы из красного фарфора. Потом, забавляясь, как ребенок, принялся задвигать и выдвигать многочисленные ячейки шкафчика, любовался своим отражением, причесывал бороду.
– Полагаю, дамы скоро уйдут, а пока обогрейтесь с дороги да отведайте моих гостинцев. Коллекционные вина. Выбирайте: вот ваша любимая мадера, хотите – угощайтесь марсалой, хересом, но я бы вам порекомендовал наш портвейн. Ручаюсь, такого вкуса вы не пробовали никогда! Все вина Ирина привезла из Крыма!
Голос Юсупова дрожал. Глаза их встретились. Князь поспешил отвести их, сосредоточив свое внимание на открытии бутылки с мадерой.
– Не надо! – неожиданно остановил его Григорий Ефимович. – Не хочу я пить.
– А что так? – избегая смотреть Распутину в глаза, спросил хозяин.
– Да то! Как зубов не стало, так и орехов принесли! Поздно! Уже принял я сeдня свою дозу. Налей-ка лучше чайку!
– Пожалуйста, – несколько опешив от такого непредвиденного начала, вынужден был пролепетать Юсупов. – Что до меня, я всe-таки выпью малость. (Вдруг всe же соблазнится!)
Гость внимательно осмотрел стол. Там, кроме четырех пустых рюмок, стояли шесть чашек со следами чая, но почему-то пять тарелок, четыре ножа и три вилки! Юсупов проследил за направлением взгляда Распутина и догадался, что тот либо уже заметил, либо с секунды на секунду заметит это несоответствие.
– Пожалуйста, Григорий Ефимович, к чаю пирожные, пальчики оближете! – поспешил он сбить опасное направление в мыслях гостя и сам схватил пирожное с шоколадной начинкой. Голова его кружилась. Внезапно Юсупов испугался – не перепутал ли он случайно и не взял ли отравленный реtit-four? Распутин проницательно наблюдал за хозяином, глядя ему прямо в глаза. Голова у того заболела еще больше, и вдруг он, сам не понимая, что делает, помимо своей воли потянулся ко второму пирожному с розовой начинкой! Руки Юсупова уже погрузились в верхнюю часть отравленной сладости, потекла слюна, рот раскрылся сам собой.
– Да ты, я вижу, сладкоежка! – весело засмеялся Распутин, хитро поглядывая на собеседника. – Два пирожных за один раз! Только после этих слов неведомая сила отпустила Юсупова.
– Сделайте милость, Григорий Ефимович, угощайтесь тоже! – быстро нашелся хозяин, протягивая трясущимися руками отравленное пирожное. Лицо его побледнело.
– Да ну их к едрене-фене! Сла-адкия! Зубами обмучился! Я уж лучше просто чайком побалуюсь.
Юсупов совсем растерялся.
– Вы говорили, что сегодня к вам заезжал Протопопов, – попытался он продолжить разговор, начатый в машине, видя, что ситуация уходит из-под его контроля.
– Да, всe боится, убить-де меня хотят! А бесполезно это! Усе против меня заховоры плетут, увсем я мешаю! Но куды им там! Скажу тебе по секрету, – он склонился к уху Юсупова. – убить меня невозможно! Меня Бох всехда заранее предупреждает, ежли хто меня укокошить хочет.
И он расхохотался, пронзая Феликса своими глазами-молниями, отчего Юсупов едва не свалился в обморок.
– Давеча жених-то Варьки, дочери моей, слыхал... – продолжил отец Григорий приглушенным голосом.
– Знаю, знаю, самоубийством покончил у вас на квартире.
– А всe отчаво! – самодовольно усмехнулся Распутин и рассказал подлинные события. Туман поплыл перед Юсуповым после услышанного. Теперь ему хотелось бросить всe и бежать!
– Потому я так скажу, – подытожил старец. – Хто на мене руку свою подымит – сам же вскорости на тот свет и отойдет. Што, не передумал меня убить-то? – подмигнул он полностью уничтоженному Юсупову.
Глаза заговорщика расширились. Он уже готов был упасть перед Распутиным на колени и во всем покаяться, но наверху оставались другие, которые не поняли бы его и никогда не простили бы ему этой слабости.
– Ха-ха-ха! Ладно! Шучу! Да што так хромко хости-то твои расшумелись? Подняться, што ли, показать им...
– Не беспокойтесь, Григорий Ефимович, я сейчас сам поднимусь, – ослабевшим голосом проговорил хозяин, – и узнаю, что там такое.
Прежде чем подняться на свои одеревенелые ноги, князь всe же запомнил, где остались стоять два его неотравленных бокала, запомнил все их мельчайшие особенности, чтобы Распутин, пока он отсутствует, не подменил бы их на свой бокал с ядом. Затем, опираясь на перила, Феликс Феликсович по винтовой лестнице из красного дерева поднялся наверх. Пока он был там, Распутин подошел к камину, где висело драгоценное распятие, и стал молиться. Пламя в камине заволновалось и яростно исказилось, словно от невыносимой боли. Занавески заходили. Повеяло холодком. Над зданием дворца в этот поздний час закружили вороны... Тем временем Юсупов, постепенно ускоряя шаг, тяжело дыша, поднялся наверх к остальным компаньонам.
– НУ?
– ЧТО?
– КАК?
– ГОТОВО? – посыпались со всех сторон вопросы.
– Вы можете представить себе, господа, – в страшном волнении затараторил Юсупов, – это животное совсем ничего не ест и не притрагивается ни к чему спиртному, только лишь чай. Более того, я уверен, что он меня определенно подозревает. Что будем делать?
Все молчали, обдумывая услышанное.
– Попробуйте, Феликс, еще раз, – предложил Дмитрий Павлович.
– Надавите на его чувства гостя, скажите, что обидитесь, в общем, придумайте что-нибудь.
– Он определенно что-то чувствует... – все твердил Юсупов, находясь в крайнем замешательстве.
– Ну, ступайте, ступайте, Феликс, время не ждет!
Весь мраморно-белый, Юсупов не спеша стал спускаться с лестницы, и первым же делом, еще находясь на ступеньках, он посмотрел на расположение своих бокалов на столе. Те стояли на своих прежних местах.
– Они скоро уже уйдут! – чуть увереннее заговорил князь. – Вы понимаете, я не могу их торопить, иначе это могло бы вызвать подозрение или даже обидеть дам. Ведь Ирина приехала из Крыма, давно не видeлись, они все расспрашивают ее обо всeм и никак не могут наговориться. Женщины есть женщины! Но я всe-таки мягко намекнул, что весь этот шум начал меня раздражать и положительно не дает готовиться к экзамену. Так что скоро, надеюсь, Ирина выпроводит гостей, и всe кончится хорошо.
Он хотел сказать: “ И я познакомлю вас!”, – но язык невольно выдал мучившие своего хозяина тайные мысли.
– Ох, хорошо винцо! – причмокивая, похвалил Юсупов. – Сколько раз уже пью, и чем больше, тем вкуснее кажется! А вы, что же не пьeте свой чай?
– А, ла-адно! Налей-ка уж мне тоже вина. Мадерцы.
– Давно бы так.
Трясущимися руками он взял бокал, налил туда мадеры и подал Распутину. Сначала Юсупов налил спиртное в тот бокал, где яда не было, так как ему пришла в голову мысль, что Распутин может потребовать, чтобы князь первым пригубил из этого бокала. Однако эти опасения не оправдались. Распутин пил осторожно, смакуя.
– Хорошо винцо! – похвалил он, допив до конца. – Из Крыма, ховоришь?
– Из Крыма!
– И мнохо у вас там добра энтого?
– Целый погреб! Да вот я вам на дорожку в подарочек пару-тройку бутылочек дам.
И он достал из шкафчика три бутылки вина различных марок и поставил перед гостем.
– Доброе вино, вам понравится, – нахваливал Юсупов.
– Спасибо, холубчик, спасибо, балуешь старика...
– Попробуйте теперь же херес...
Юсупов откупорил бутылку с хересом, взял чистый бокал с ядом и собрался налить спиртное туда. Но рука Распутина резко остановила его. Казалось, какое-то временное просветление наступило в его голове.
– Наливай сюды! – потребовал он, выдвигая вперед бокал без яда, из которого только что пил мадеру.
– Помилуйте, Григорий Ефимович! Ведь нельзя же смешивать херес и мадеру, потом всю ночь в клозет бегать будете, точно вам говорю!
– Лей, ховорю, сюды! – еще более остервенело приказал Распутин. – Мнохо ты понимаешь.
– Как прикажете! Воля гостя для меня закон! Только уж потом не говорите, что вина плохи, коли живот судорогой сведет или еще что... Я вас предупреждаю заранее...
– Ох, не каркай, маленькой! Налей-ка ищо!
Феликс притворился, что находится уже под хорошим хмельком, и, как бы неловко взяв распутинский стакан без яда, выпустил его из рук. Бокал упал на пол и разбился!
Распутин ЖДАЛ НЕЧТО ПОДОБНОЕ! Но затмение полного безразличия к себе опять окутало его разум.
– Эко ты, милай, быстро хмелеешь! Смотри же: этак ты не сдашь свой икзамен! Ну, наливай, наливай из тово бокала, чаво уж там!
Теперь Распутин принял бокал с цианистым калием. Феликс Юсупов, не отрываясь, следил за ним. Тот пил медленно, маленькими глотками. Лицо его не менялось.
– А вино-то это что виноград сладенькой! – обрадовался старец, осушив свой бокал до дна. – Ну, чаво застыл, плесни ищо!
Хозяин с минуты на минуту ждал развязки. Но она все никак не наступала. Распутин выпил еще два бокала вина. Затем неохотно съел отравленное пирожное. Неожиданно ему понравилось, стал есть второе, третье...
“Неужели он сам Сатана, и отрава ему нипочем?” – в ужасе мелькнула у Юсупова мысль. Время понеслось галопом. Несколько минут спустя Распутин вдруг резко вскочил, отчего хозяин вздрогнул всем телом, быстро-быстро заморгав ресницами.
– Эх, веселая у табя музыка! Поплясать бы! Послушай, маленькой! А поехали к моим цыханам! Вот хде веселье-развеселье! С таким бабьем познакомлю! Враз вылечишься!
 – Да нет, Григорий Ефимович. Право же, поздно уже! Скоро третий час ночи!
– Да какой там поздно! Они меня усю ночь ждать хотовы! Бывает, до пятухов у царицки во дворе задержуся, а потом приезжаем к цыханам и кутим, кутим...
– Да нет! – решительно отказался Юсупов. – Будьте милосердны, Григорий Ефимович, Иринке утром великосветские визиты делать предстоит, у меня экзамен. И притом, если мы уедем, Ирина обидится!
ВОТ ОН МОЙ УБИВЕЦ!
– Эх, ну как знаешь! Для тебя ж стараюсь! Ты мне вить как сын родной!
Распутин выпил яд с марсалой и закусил очередным отравленным птифуром. Вдруг он стал ощупывать свое горло, словно что-то мешало ему глотать.
– Вам плохо? – изобразил на своем лице испуг Юсупов.
– Да не-е! В горле што-то першит.
Распутин привстал. Юсупов тоже.
– Министром бы тебя сделать, Феликс. Почему отказываешься? Это устроить для меня, что клопа раздавить. Ты умной, не то, што эти дураки Хвостов и Штюрмер. Тебя б я бескорыстно министром сделал. Нравишься мне больно. Он улыбнулся. ГРИШКА! ГРИ-И-ШКА!..
Вдруг лицо Распутина мгновенно преобразилось и наполнилось злобой и ненавистью. Буравчики его глаз так и впились в Юсупова.
ГРИШКА! ТЕБЕ НРАВИТСЯ, КАКУЮ СМЕРТЬ Я ДЛЯ ТЕБЯ УГОТОВИЛ??!!
Юсупов был ни жив ни мертв. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем дьявольский взгляд Распутина потух.
– Налей чайку, жажда што-то мучит, – слабым голосом попросил Григорий Ефимович. Юсупов снова стал избегать смотреть ему в глаза.
– Эх, полегчало вроде, – вздохнул старец, выпив чаю.
– Сыхрай мне, холупчик на хитаре, да спой што-нибудь веселое, душевное. Страсть как люблю слушать, как ты поешь. За душу берет.
О каком веселье мог думать в тот момент Юсупов, можно только догадываться. Тем не менее он послушно взял гитару в руки, задумчиво сыграл первые три аккорда и потом затянул грустный романс о любви, причем голос его дрожал вполне натурально. Пока Юсупов пел, Распутин развалился в кресле, закрыл глаза и, казалось, дремал.
“УЖЕ ОТРАВЛЕН??!” ГРИШКА! ВОТ ОН ТВОЙ ПОСЛЕДНИЙ ЧАС! ЧАС РАСПЛАТЫ! И ТЫ НИЧЕГО НЕ СМОЖЕШЬ СДЕЛАТЬ!
Время шло. Юсупов закончил петь. Наступила тишина. Старец по-прежнему продолжал сидеть в кресле и, как показалось князю, не дышал. На лице Юсупова появилась улыбка. Он глубоко вздохнул, налил себе мадеры, выпил и уже хотел окликнуть остальных заговорщиков, как Распутин открыл глаза.
– Да ты моло-де-ец! Славно поешь! Налей мне тоже винца и спой ищо!
Он рыгнул.
В это время шум наверху вновь усилился. Это не могли найти себе места и ерзали от всe нарастающего напряжения остальные участники заговора. Заслышав звуки гитары, они решили, что Юсупов тронулся умом и вместо того, чтобы звать их, забавляет игрой на музыкальном инструменте – покойника!
– Прошу прощения, Григорий Ефимович, кажется, гости собрались уходить. Пойду посмотрю.
Юсупов наконец-то избавился от мучительнейшего бездействия и в смутных чувствах поднялся наверх.
– Господа, – сказал он, плотно затворив за собой дверь. Голос его излучал полное недоумение. – Вы не забыли случайно второпях отравить вино и пирожные?
– Нет, что вы! – ужаснулся Пуришкевич.
– А что такое? – расширив глаза, спросил поручик Сухотин. – Вы хотите сказать, что...
– Яд на него не действует! Изжога только да отрыжка!
– ЧТО??? – в один голос протянули все.
– Неужели Маклаков подсунул нам старый негодный яд? – принялся вслух рассуждать Феликс. – Эх, надо было сначала на собаке какой-нибудь испытать! Неужели придется отпустить гада?
В это время доктору Лазоверту стало плохо. Он пошатнулся и непременно грохнулся бы об пол, но Великий Князь вовремя поддержал его.
– Что с вами, Станислав?
– Мне дурно, – ответил побледневший Лазоверт, – у меня чрезвычайно напряжены нервы. Боюсь, я не выдержу.
– Выйдите на улицу, глотните свежего воздуха, – посоветовал Пуришкевич.
– А вы, Феликс, идите к Распутину. Вы говорите, у него изжога, может, все же яд начал свое действие, и надо только еще немного подождать. Но если через пять минут ему не станет хуже, возвращайтесь сюда, и мы примем решение, что с ним делать.
ГРИШКА! ТЫ СЪЕШЬ ВСE! ВСE! НО Я НЕ ДАМ ТЕБЕ УМЕРЕТЬ ТАК ЛЕГКО! И ТОГДА ТЫ ПОЙМЕШЬ, ОТ ЧЕГО ТЫ ОТКАЗАЛСЯ!
Распутин попробовал заколоть себя кухонным ножом, но тот не мог проткнуть его кожи, словно она превратилась в камень.
ХА-ХА-ХА! ОТ МЕНЯ ТАК ПРОСТО НЕ УЙТИ!
Дверь сверху открылась, и послышались шаги.
– У меня для вас хорошая новость, Григорий Ефимович, – попытался выдавить из себя улыбку Юсупов, спускаясь по лестнице. – Гости уже почти все оделись, сейчас за ними приедут их экипажи, и думаю, через минут пять-семь они все уедут, и Ирина наконец-то спустится к нам.
Все последующие пять минут держалась напряженная атмосфера. Юсупов пытался что-то говорить, задавать вопросы, Распутин же отвечал односложно, лицо его было хмурым. Хозяин снова поднялся наверх.
– Ждать положительно больше нельзя. Яд на него определенно не действует. Что будем делать?
– Что ж, отпустим гада с миром, пусть живет до следующего раза, – предложил Дмитрий Павлович.
– Ни за что! – в один голос закричали Юсупов и Пуришкевич. – Больше такого случая не представится! Он поймет, что сегодня его обманули, и сюда его будет на выстрел не заманить. Добро бы Ирина была здесь, можно было бы как-то выпутаться, но ведь ее нет! Поэтому и у нас обратного пути нет!
– Но как же быть? – спросил Великий князь.
– Либо задушить, либо пристрелить его. Либо гирькой маклаковской башку размозжить, – зло сказал Пуришкевич.
– Все это очень шумно, – возразил Сухотин, – тем более, он настороже!
– Но другого выхода у нас, к сожалению, нет! – воскликнул Юсупов. – Время уходит. Пойдемте, попробуем обойтись без выстрела, придушим подушкой.
Они гуськом стали спускаться вниз.
– Attendez un moment!1 – пронзительно вскрикнул Дмитрий Павлович, и вся великосветская свора, словно дети, застигнутые в чужом саду за воровством яблок, побежала назад наверх.
– Если мы пойдем все вместе, – взял слово Великий князь, – он, как только увидит нас, мгновенно всe поймет, заорет, может даже выбить стекла, и это сразу привлечет сюда полицию.
– Лучше я все сделаю один. Это будет проще, быстрее, да и шума меньше, – предложил хозяин.
– Вы собираетесь его придушить в одиночку?
– Застрелить будет вернее! Стены толстые, выстрел никто не услышит снаружи. Ну, а если услышат, скажем, что спьяну кто-нибудь из нас выстрелил в воздух.
С этими словами Феликс Юсупов подошел к письменному столу и вытащил из ящика свой браунинг. Проверил его, окинул взглядом своих товарищей и, перекрестившись, твердыми шагами стал спускаться вниз. Руку с браунингом он держал за спиной.
ГРИГОРИЙ! БЛИЗИТСЯ ТВОЙ СМЕРТНЫЙ ЧАС!
– Представьте себе, Григорий Ефимович, – уже нисколько не боясь смотреть в глаза своей жертве, сказал Юсупов, – Ирина захотела сделать вам сюрприз. Только что одна из ее подруг, княгиня Долгорукова, подарила ей какое-то, по ее словам, обворожительное платье, и жена хочет предстать перед вами исключительно в своем новом наряде. Сейчас она его примерит и спустится к нам. Но что с вами?
Вид у Распутина был крайне подавленный.
– Да холова што-то отяжелела, да в животе жжет. Дай-ка ищо мадерцы. Чаво ты там застыл у распятья?
– Люблю этот крест, – каким-то необычным голосом произнес князь.
– Бешеные деньхи, поди, стоит! Ишь како-ой!
– Да вы идите сюда поближе, взгляните, какая хрусталь, какое серебро! Высшей пробы! Хотите подарю? Да идите, идите скорей сюда!
Распутин подошел и склонился над распятием.
– И ПОМОЛИТЕСЬ!
Юсупов зашел старцу за спину. Тот испуганно вздрогнул всем телом и не успел повернуться, как раздался выстрел.
ХА-ХА-ХА, ГРИШКА! ВОТ И ПРИШЛА ТВОЯ PАСПЛАТА!
Пелена спала, и Распутин ощутил страшную боль. Он дико заорал и, словно в замедленной съемке, повалился на шкуру медведя.
– Феликс... – в предсмертной агонии забормотал Распутин. Все остальные заговорщики при звуке выстрела скатились вниз по лестнице.
ТЕБЕ КОНЕЦ, ГРИШКА! НО ЕСЛИ ТЫ БУДЕШЬ СЛУЖИТЬ МНЕ, КАК РАНЬШЕ, – Я СПАСУ ТЕБЯ!
Второпях кто-то из бегущих сверху зацепил провод, и свет потух. Подвальное помещение погрузилось в темноту. Началась паника. Люди натыкались друг на друга, и им казалось, что это мертвый Распутин хватает их!
Наконец свет был включен.
Распутин лежал спиной на шкуре медведя, по лицу его проходила судорога.
СЛУЖИ ДЬЯВОЛУ, ГРИШКА, И ТЫ БУДЕШЬ СПАСЕН!
Кулаки Распутина были сжаты, глаза открыты. На голубой рубашке было заметно маленькое пятно крови. Через несколько минут тело перестало дышать.
– Он мертв, – констатировал доктор Лазоверт, пощупав пульс. Тело со шкуры медведя было перенесено на каменный пол.
– Пусть пока лежит здесь! – облегченно вздохнув, сказал Юсупов. – Поднимемся же, господа, наверх и завершим начатое.
Наверху все налили себе по бокалу вина.
– Благодаря вам, Феликс, – торжественно начал Пуришкевич, – вашей выдержке, Россия теперь задышит полной грудью и вырвется из оков гибели.
Все стали сердечно поздравлять Юсупова.
– Ну что вы, господа, – скромно улыбался 29-летний убийца, – если бы не наши скоординированные действия, не четко выработанный план, не ваша поддержка в тяжелый момент, когда Распутин нарушил плавное течение всего нами задуманного сценария, Гришка еще долго бы гулял и своим присутствием при дворе отравлял жизнь страны. Поэтому я предлагаю выпить за наш общий успех по очищению России от распутинской скверны.
Несколько минут ничего не было слышно, кроме звона бокалов и нервных смешков.
– Однако уже четвертый час ночи, – заметил хозяин.
– Поторопимся же, господа.
Предстояло теперь имитировать возвращение Распутина на Гороховую улицу к себе домой, на случай, если сыщики выследили их. А затем поехать на Варшавский вокзал к санитарному поезду Пуришкевича и сжечь там одежду убитого. Поручик Сухотин поверх своей военной шинели надел меховую шубу Распутина, его боты, перчатки, шапку. Лазоверт снова облачился в шоферскую доху, папаху, надел перчатки, и они вместе с Великим князем, на чей автомобиль им предстояло перебазироваться, вышли во двор. Юсупов и Пуришкевич остались во дворце и стали ждать возвращения остальных убийц.

* * *
ГРИГОРИЙ, ВСТАНЬ! ТЕЛО ТВОЕ ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ! ДУША ЖЕ ТВОЯ УСКОЛЬЗАЕТ! ПРИНЕСИ ВО ВЛАСТЬ НАШУ ДУШУ СВОЮ, И МЫ СПАСЕМ ТЕБЯ.
Распутин встал с каменного пола точно зомби.
ГРИГОРИЙ! ТЫ БУДЕШЬ СЛУЖИТЬ НАМ!
– НЕ-Е-Е-Е-Т! – заорал Распутин, и в тот же миг Юсупов и Пуришкевич, находящиеся наверху, одновременно вздрогнули.
– Я пойду посмотрю, что там внизу, – озабоченно пробормотал Юсупов. Он стал спускаться. Дрожащими руками включил свет. Долго всматривался в бездвижное тело. Потом ему стало казаться, что Распутин был оставлен в несколько другом положении, чем находился сейчас. По телу князя прошелся неприятный холодок. Он посмотрел на красные занавески и опять, как и ранее, почувствовал на себе чье-то внимание.
В каком-то диком порыве Юсупов-Сумароков приподнял мертвое тело и сильно встряхнул его. Никаких признаков жизни. Но ощущение, что здесь присутствует кто-то еще, не покидало князя.
Он встал, повернулся спиной к телу и уже хотел было покинуть это жуткое место, как услышал позади себя шорох! Юсупов резко развернулся и вдруг с ужасом обнаружил, что левое веко покойника задрожало, и левый глаз стал открываться.
Затем также постепенно открылся правый глаз. Перед Распутиным туманная пелена рассеялась, и появился Асмодей. Пена полилась изо рта старца.
– Феликс, Феликс... – прошипел Распутин, протягивая вперед свои длинные руки.
ОТДАЙ НАМ СВОЮ ДУШУ, ГРИГОРИЙ!
Только когда холодные пальцы Распутина достигли горла Юсупова, последний очнулся, рванулся что было сил, заорал, затем упал на каменный пол. Тела сцепились между собой и покатились по полу. Распутин держал Юсупова мертвой хваткой. Судорожно хрипя, Юсупов надавил Григорию Распутину на левый глаз, и когда тот ослабил хватку, князь освободился от ожившего мертвеца и побежал, оставив в его руках свой погон.
– Пуришкевич! – голосом осипшего петуха закричал хозяин дворца. – Стреляйте! Стреляйте! ОН ЖИВ! СТРЕЛЯЙТЕ! ОН... Глаза Юсупова вылезли из орбит: ничего не видящий взгляд его стал диким, нечеловеческим. Челюсть отвисла. Он сломя голову побежал на половину своих родителей и там, весь в пене, свалился в обморок. Сначала Пуришкевич растерялся, полагая, что Феликс сошел с ума от перенапряжения. Но вдруг услышал чьи-то быстрые шаги по направлению к выходу во двор.
– ФЕЛИКС, ВСЕ ЗАВТРА РАССКАЖУ ЦАРИЦЕ ! – услышал Пуришкевич чей-то хохочущий голос, доносившийся откуда-то из потолка! У него подогнулись колени, он хотел выстрелить в потолок, но затем услышал, как дверь во двор раскрылась, и повеяло холодом. Это отрезвило Пуришкевича, и он бросился в погоню, зарядив на ходу свой пистолет. Распутин бежал по глубокому снегу вдоль железной решетки.
ГРИШКА! СКАЖИ ТОЛЬКО: ДА! И Я СПАСУ ТЕБЯ!
Прогремел оглушительный выстрел. Пуля просвистела над самой головой Распутина. Вскоре, вслед за первым, последовал второй выстрел. Опять мимо!
СКАЖИ ТОЛЬКО: ДА
– Нет, Феликс, НЕТ! – задыхаясь, проорал Распутин.
Раздался третий выстрел, и Григорий почувствовал, как жгучая боль в спине разливается по всему его телу, и он слабеет... Прогрохотал еще один выстрел. Пуля попала старцу в голову, и он, потеряв способность двигаться, упал на снег. На выстрелы сбежались солдаты. Распутин как в тумане видел: их лица склоняются над ним, Пуришкевич истерично пытается им что-то объяснить...
Вдруг из дворца выскочил обезумевший Юсупов с резиновой гирькой в руке и, хохоча, стал остервенело опускать ее на лицо Распутина. Все сильнее и сильнее!
ХА-ХА-ХА! ГРИ-И-ШКА!
– Феликс, Феликс...
И опять Асмодей в многочисленных лицах предстал перед беспомощным Распутиным и хохотал. Григорий снова вскочил, зарычал, но новый страшнейший удар гирькой заставил его замолчать...
...Когда узел с телом Григория Распутина бросили в Малую Невку, на небе сверкнули молнии.
ЭТО ЕЩЕ НЕ ВСE, ГРИШКА! ТЕБЯ СОЖГУТ, А ПРАХ ТВОЙ РАЗВЕЮТ ПО ЗЕМЛЕ! И ТЕПЕРЬ, ГРИША, НИ ТЕБЕ, НИ КОМУ ДРУГОМУ УЖЕ НЕ ОСТАНОВИТЬ ЭТУ НОВУЮ СИЛУ!!!
И ледяная вода поглотила труп старца...

* * *
Царское Село, 17 декабря 1916 года
Из письма государыни императрицы Александры Федоровны Николаю Второму:
“Мы сидим все вместе – ты можешь себе представить наши чувства, мысли – Друг наш исчез. Вчера Аня видела его, и ОН сказал, что Феликс просил ЕГО приехать ночью, что за НИМ поедет мотор и привезет ЕГО, чтобы повидаться с Ириной. Мотор действительно за ним приехал, (один военный, двое штатских), и ОН уехал. Сегодня ночью был большой скандал в доме Юсупова – Дмитрий, Пуришкевич и т. д. – все пьяны. Полиция слышала выстрелы. Пуришкевич выбежал, крича полицейским, что Друг наш убит. Феликс уверяет, что будто ОН вовсе не был у него в доме и что он ЕГО никогда не звал. Кажется, что была западня. Я всe еще верю в Божью милость, может быть, ЕГО только куда-нибудь увезли. Я не могу и не хочу верить, что ОН убит. Бог да смилостивится над нами. Такая невыносимая скука. “Солнышко.”

ЗАВЕЩАНИЕ ГРИГОРИЯ РАСПУТИНА
“Дух Григория Ефимова Распутина-Новых из села Покровскаго. Я пишу и оставляю это письмо в Петербурге. Я пречувствую, что еще до первого января, я уйду из жизни. Я хочу рузскому народу, папе, рузской маме, детям, рузской земле наказать что им предпринять. Если меня убьют нанятые убийцы, рузские крестьяне, мои братья, то тебе, рузский царь, – некого опасаться! Оставайся на своем троне и царствуй! И ты! рузский царь, не безпокойся о своих детях – они еще сотни лет будут править Россией.
Если меня убьют дворяне и бояре, и они прольют мою кровь, то их руки замараны моей кровью, и 25 лет они не смогут отмыть свои руки. Они оставят Россию. Братья возстанут против братьев, и в течение 25 лет не будет в стране дворянства.
Рузской земли царь! Когда ты услышишь звон колокола, сообщивший тебе о смерти Григория, то знай: если убийство совершили твои родственники, то ни один из твоей семьи, т.е. детей и родных, не проживет более двух лет! Их убьет рузский народ.
Я ухожу и чувствую в себе божеское указание сказать рузскому царю, как он должен жить после моего исчезновения. Ты должен заботиться о твоем спасении и сказать твоим родным, что я им заплатил моей жизнью. Меня убьют. Я уже не в живых.
Молись. Молись! Будь сильным!
Заботься о своем избранном роде.
Григорий.”