Не буди! 21-40

Историко-мистический роман "Не буди!"
О.Батталов, S.Петров

главы с 21 по 40

ГЛАВА 21

Протоиерей отец Никон внимательно выслушал Таню.
– Я даже не знаю, что вам посоветовать. Только один человек смог бы вам помочь в этом деле. Это отец Павел. Но он больше не служит обеден, он ушел на покой и, как мне известно, охвачен тяжелым недугом – у него расстройство ума. Не знаю, стоит ли посылать вас к нему.
– Пожалуйста, я вас очень прошу! – с жаром воскликнула Таня. – Может быть, это единственный наш шанс докопаться до истины!
– Хорошо, я напишу ему записку и поведаю о вашей просьбе, но предупреждаю, будьте осторожны!
– Благодарю вас, отец Никон.

* * *
– У меня к вам важное дело, отец Павел.
Слезящиеся глаза старика лет семидесяти перевели взгляд на девушку, затем уперлись в стену, полностью увешанную молитвенниками, иконами и священными образами. Сидя недвижно в кресле, он был похож на восковую фигуру, и Тане было не по себе. Все равно, что разговариваешь с мумией. Сначала девушка хотела рассказать басню о том, что она сотрудница краеведческого музея, интересующаяся содержанием редкого экспоната древней книги, но, глядя на безмолвную фигуру священника, решила, что оживить его сможет только экстраординарное описание подлинных событий. И Таня поведала отцу Павлу о всех их злоключениях во Дворце пионеров; о спиритическом сеансе, о своем перевоплощении, о землетрясении, о пещере, об исчезневении Леши, о найденной книге и, наконец, о происшествиях, произошедших с каждым из ребят на следующий день. Старик слушал молча, казалось, сначала совершенно бесстрастно, но к концу повествования он все чаще моргал ресницами, и стало заметно, что рассказ девушки вызывает у него неподдельный интерес и даже некоторый испуг.
– Поэтому мы были бы вам бесконечно благодарны, если бы вы смогли помочь нам разобраться со всем этим делом и понять содержание книги.
Старик молчал.
– Поймите, жизнь нашего пропавшего друга находится в опасности, и, возможно, только с помощью этой книги нам удастся узнать, что с ним случилось, и постараться как-то помочь ему, – горячо убеждала Таня.
Прошло более двух минут, но отец Павел, уставившись в одну точку, был мыслями где-то очень далеко и совершенно не замечал присутствия девушки. Таня уже хотела повторить свою просьбу, как священник поднял на нее глаза и спросил:
– Где эта книга?
Таня развернула газету, в которой лежала ценная находка и протянула ее священнику. Как ни странно, отец Павел видел без очков. Таня заметила, что, прочитав название книги, он вздрогнул и начал бормотать что-то нечленораздельное. Девушка с опаской наблюдала за ним. Похоже, он действительно сумасшедший! Целых двадцать минут длилось молчание. Таня сидела вся как на иголках, не смея лишний раз вздохнуть. Лоб священника стал покрываться потом. Вдруг он резко вскочил с кресла, подозрительно посмотрел на девушку, потом импульсивно снял со своей шеи крестик и сотворил над ней крестное знамение.
– Зайди ко мне завтра в послеобеденный час, – вымолвил он наконец.
Тане показалось, что он хотел добавить еще что-то, но, очевидно, передумал, повернулся к ней спиной и застыл в таком положении. Таня удивленно окинула его долгим недоуменным взглядом, ожидая услышать что-нибудь более конкретное о книге, но тот опять зашептал непонятные слова, и девушка, попрощавшись, поспешила выскочить из этого странного старинного дома.


ГЛАВА 22

– Ну что, вы готовы слушать? – спросил Игорь, когда вся четверка собралась вечером у него и удобно расположилась за большим гостиным столом. Алена пришла чуть пораньше, приготовила кофе и все сейчас попивали его, с любопытством посматривая на Огаркова.
– Итак, прежде всего несколько слов о первых годах существования дома, – начал Игорь. – Некто Семен Алексеевич Исаков, занимавший довольно высокое положение в Горном правлении, подкопил деньжат и в 1794 году решил построить себе дом...
– И что, этот дом потом станет Дворцом пионеров? – наивным голосом спросила Алена.
– Гм, ты поразительно догадлива. Однако не гони лошадей, до этого мы еще дойдем. Слушайте дальше. Так вот, этот Исаков начал строить свой дом в 1794 году, но в том же самом году при довольно загадочных обстоятельствах погиб. Доктора констатировали разрыв сердца, но вследствие чего это произошло, осталось невыясненным.
– Это уже становится интересным! – потер от удовольствия руки Дима.
– Через несколько лет после смерти мужа вдова Исакова решила, что делать здесь больше нечего, и свалила в Пермь. Но перед этим она, цитирую: “Продала деревянное строение со службами, а также находящееся при этом каменное строение – 2 этажный покой с приготовленными материалами, купцу Расторгуеву за 2 тысячи рублей, о чем свидетельствует купчая от 18 декабря 1798 года”. Конец цитаты.
– Повезло ему! – заметил Дима. – Я бы тоже этот замок за две “штуки” купил.
– Размечтался! Сейчас – те 2 тысячи рублей стоят около 2 миллионов долларов.
Игорь налил себе мандаринового сока, закусил конфеткой, прокашлялся и продолжил:
– В 1799 году Расторгуев подает прошение в городскую Думу:
 “В Екатеринбургскую Городскую Думу от волжского второй гильдии купца Льва Расторгуева
ОБЪЯВЛЕНИЕ
Имею собственное мое недвижимое имение, т.е. деревянный дом, состоящий в Екатеринбурге по течению реки Исети, на левой стороне от прихода соборной церкви Святой Великомученицы Екатерины в Нагорной улице...” Ну, тут неинтересно, можно пропустить, а далее... Расторгуев всенижайше просит, чтобы ему разрешили строительство каменного дома, цитирую: “купленного у вдовы губернского секретаря Семена Алексеева, сына Исакова.” Самое интересное, что к этому времени Расторгуев вдобавок к дому построил каменный подвал. А вскоре – еще несколько подвалов.
– Зачем? – недоуменно спросила Алена.
– Скоро узнаете. Итак, разрешение на строительство дома было получено. Далее. В 1808 году Расторгуев подал прошение начальнику заводов Екатеринбурга с целью, как сказано в документе: ”получить в потомственное владение пустопорожнее место, болотистое, топкое, и от засорения и нечистот которое причиняет гнилостью воздуха в здоровьи человеческом тяжесть.”
– Так послушайте! – удивленно воскликнула Таня. – В этой пещере как раз такая гнилостная атмосфера!
– Точно!
– И что все это значит? – спросила Алена.
– А вот этого я сам хоть убей не понимаю, – пожал плечами Игорь. – Но давайте оставим все рассуждения на потом, я вам еще не все рассказал. В начале 1814 года Расторгуев подает в Городскую Думу прошение о выдаче свидетельства уже на два каменных дома, а также на баньку, два амбара, две конюшни и на каретник. Кстати сказать, на том месте у дворца, где я припарковывал машину, – раньше находился хозяйственный двор с конюшней.
– А что, правильно! – засмеялся Дима. – Раньше конюшня была для лошадей, а теперь стала пристанищем для железных коней с лошадиными силами. Налицо – преемственность поколений!
– Дима, не перебивай! – попросил Игорь. – Иначе я забуду все, что хотел сказать. Да, надо еще упомянуть, к этому времени Расторгуев стал владельцем 4 заводов: Кыштымского, Каслинского, Нязе-Петровского и еще какого-то, я забыл записать. Кроме того, он сделался хозяином 10 000 приписных крестьян и обладателем 500 000 десятин земли.
– Ого! – присвистнул Дима. – На чем же он нажил такое состояние?
– Сначала на виноторговле. В то время спиртные напитки были монополией государства, и чтобы торговать ими нужно было купить права на ведение торговли алкоголем – это называлось откупом. И соответственно людей, выкупающих такие права называли откупщиками. И вот Расторгуеву повезло:
у него нашелся такой спонсор – откупщик Злобин. Этот Злобин ссудил Расторгуева деньгами и послал в Екатеринбург. Кабаков тут было мало, а люди пить любят – вот он и развернулся, поставил дело на широкую ногу и постепенно стал спаивать весь край. А затем Лев Расторгуев купил заводы у Демидова, еще у кого-то, и пошло-поехало.
– Знали люди, на чем деньги можно делать, – заметил Кольцов.
– Построил дома, амбары, конюшни – Расторгуеву показалось этого мало, и он решить соорудить около усадьбы роскошный сад. Его вы можете видеть и по сей день. Разумеется, тогда он не был в таком убогом, запущенном состоянии. В саду было разбито искусственное озеро с зеркальной гладью...
– Да-да! Я уже рассказывал девочкам об этом саде, когда водил их на экскурсию, – вставил Дима. – Когда-то это все было украшением города. А теперь полностью погрязло в дерьме. Хорошо, есть еще добрые люди, которые ухаживают за деревьями, не дают саду полностью погибнуть.
– А что дальше, Игорь? – спросила Таня.
– При своей жизни, однако, Расторгуев желанного сада так и не увидел. Он поехал по делам в Петербург, где 11 февраля 1823 года неожиданно умер.
– И кому достался дом? Судя по названию – Харитонову? – осведомился Дима.
– Верно. У Расторгуева были две дочки. Он выдал их за золотопромышленников и заводчиков Зотова и Харитонова. Довольнo интересна судьба Зотова-отца. Григорий Зотов сначала был обыкновенным крепостным, но потом, не знаю уж как, наверно, гений был, он сумел получить не только вольную, но и стать одним из самых могущественных людей Урала. Был мастером на Верх-Исетском заводе, а потом сделался его главным управляющим. И с того момента ВИЗ стал давать три миллиона чистой прибыли в год! Это было намного больше, чем, скажем, годовой доход некоторых германских княжеств, представляете?
– За счет чего же он этого добился? – поинтересовалась Таня.
– Во-от! Интересный вопрос! Ну, во-первых, за счет жесточайшей эксплуатации рабочих. Тех, кто смел идти против него, – он нещадно гноил в подвалах, избивал и даже убивал. Сколько человек, осмелившихся поднять свой голос против Зотова, потом находили убитыми! Так что мало кто решался идти войной против главного управляющего. А во-вторых, он сам был отличный специалист, во всем разбирался, обмануть его было невозможно. Кроме того, Зотов вводил всевозможные усовершенствования производства. Даже, если не ошибаюсь, с его именем связывают кое-какие открытия.
Позднее получив вольную, Зотов женил своего сына Александра на дочери Расторгуева и прибрал к своим рукам его заводики, стал полновластным хозяином Кыштымского края.
– Следовательно, он стал хозяином Кыштымского и Каслинского заводов, – вслух размышляла Таня. – Каслинское литье. Музей каслинского литья, что стоит на Плотинке, – его особенно любят показывать иностранным туристам, выходит, Зотов тоже приложил руку к славе каслинских изделий?
– Выходит, что так. Но еще раз подчеркиваю: в отношении рабочих он был здорово жесток, просто демон какой-то. Его так и прозвали “Кыштымский зверь.” Хотя в молодости был работяга, сам себя вылепил.
– А что Харитонов?
– А Харитонов, женившись на дочке Расторгуева, после его смерти как раз и стал новым владельцем усадьбы. Делами он не интересовался, постоянно жил в доме, позже стал городским головой Екатеринбурга. Вел он, надо сказать, шикарную жизнь. Дважды в неделю – балы, богатые обеды, танцы с утра до ночи, попойки, женщины, музыканты, крупная карточная игра. Вся мебель была сделана из красного дерева, золото кругом, вазы из сибирской яшмы, малахита. Кстати, когда игрались свадьбы дочерей Расторгуева с Зотовым и Харитоновым – выпили все шампанское, что имелось в трех ближайших губерниях, с ума сойти! И по пьяному делу – устилали улицы перед домом дорогими коврами и мыли лошадей шампанским!
– Да-а-а! Круто жили люди! – с завистью отметил Кольцов. – Пожалуй, у меня появилась новая мечта. Куплю когда-нибудь себе лошадь и вымою шампанским! Что ни говори, классное было время! Я бы хотел пожить в прошлом! Естественно, только не крепостным.
– Зато в то время люди не ездили на автомобилях, не летали на самолетах, вертолетах, космических кораблях, не играли в компьютерные игры, не смотрели телевизора, не могли снимать себя на видеокамеру, – заметила Алена.
– Все в этом мире относительно, и каждый период времени хорош по-своему, – резюмировала Таня.
– Ну ладно, мы отвлеклись, – опомнился Дима. – Продолжай, Игорь, дальше.
– А дальше мы подходим к самому главному. Оказывается, существование подземелий и замурованных в стену людей – это вовсе не домыслы и не легенды. Это все было НА САМОМ ДЕЛЕ!
При этих словах Алена почувствовала себя неспокойно. Форточка от внезапного сильного порыва ветра с грохотом захлопнулась. Шторы закачались. Все с тревогой обернулись к окну.
СЛИШКОМ УЖ ЭТО НАПОМИНАЛО СОБЫТИЯ, ПРОИЗОШЕДШИЕ ВО ВРЕМЯ СПИРИТИЧЕСКОГО СЕАНСА!
– Расторгуев был раскольником, старообрядцем, а таких церковь преследовала, – после некоторой тишины тихим голосом продолжал Игорь. – Раскольники скрывались по всей стране и устраивали себе подземные убежища – скиты. Но Расторгуев уже был заводчиком, уже заявил свой капитал по первой гильдии и вынужден был носить маску добропорядочного человека.
– А что такое – заявить капитал по первой гильдии? – спросила Алена.
– Это означало заявить, что твой наличный капитал составляет не менее 50 000 рублей, и ты в любой момент можешь это доказать, – пояснил Игорь. – Разумеется, не сегодняшние 50 000 рублей, сегодня с ними не попадешь даже в стотысячную гильдию, а 50 000 на период начиная с 1807 года, что по нынешним меркам составляет около 100 миллионов долларов США.
– А почему начиная именно с 1807 года? – полюбопытствовала Таня.
– Потому что именно с 1807 года, чтобы попасть в почетные ряды купцов первой гильдии, капитал должен был быть не менее вышеуказанной суммы. А скажем, в 1794 году для этого было достаточно, чтобы капитал составлял всего 16 тысяч рублей. А еще раньше, в 1775 году и того меньше – 10 тысяч. Ну, все это лирика. На чем я остановился до этого?
– На раскольниках.
– Ага! Так вот, раскольники, всевозможные наставники старообрядчества тайно приходили, как предполагают, в расторгуевский дом, проповедовали свои учения, а потом так же тайно уходили через сад. Долгое время это оставалось незамеченным. Но тайное всегда рано или поздно становится явным, и вскоре о дворце заводчика поползли зловещие слухи. Что особенно интересно, что в своем доме Расторгуев, а затем Харитонов с Зотовым устроили страшную пытальную комнату, оснащенную по тем временам совершенными садистскими орудиями убийств и пыток. Через потайные люки в темные подвалы попадали смутьяны с заводов, бунтовщики, жалобщики, иногда даже богатые конкуренты, которых заманивали в дом под видом богатых обедов и развлечений. Жертв сажали на цепи как псов, и они дожидались решения своей участи. Случалось, и заживо замуровывали людей в стены, где они и кончали свое существование.
– Наверное, мы как раз на такой подвал и наткнулись, – задумчиво сказал Дима.
– Очень может быть, – согласился Игорь. – Между прочим, когда Емельян Пугачев поднял бунт, его сообщников встречали на Кыштымском и Каслинском заводах хлебом и солью, а когда они прочли манифест Пугачева, все жители близлежащих поселений взбунтовались и арестовали офицеров и солдат стоящей там команды. Расторгуеву пригрозили, что если он не наведет порядок на своих заводах, они будут отобраны. И тогда хозяин тайно умертвил нескольких зачинщиков.
– А как же они избавлялись от тел? – спросила Таня. – Неужели просто замуровывали в стене и все?
– Кое-кого замуровывали, кое-кого закапывали в лесу, третьих – просто бросали в кусты, не удосужившись даже закопать, так они и гнили. Да! Я забыл упомянуть, что, кроме заводов, Зотову по наследству достались еще и золотые прииски, так вот на них было оборудовано специальное кладбище “для скороумерших”. Мертвых также засовывали в рогоженные кули и по специальному желобу, предварительно приняв меры, чтобы покойники не всплыли, бросали их в пруд.
– Ой, какой ужас! – схватилась за голову Алена.
– В подземельях Расторгуева, – продолжал Игорь, – скрывались беглые каторжники, беглые крестьяне, преступники, которых очень выгодно было использовать в качестве дешевой рабочей силы на заводах. Легенды гласят также, что в подвалах было налажено производство фальшивых монет.
– Ну, надо же! – поразился Дима. – Со всех сторон текли доходы!
– Но недолго. На Зотова и Харитонова накатали очередную “телегу” в Санкт-Петербург, расписали все их злодеяния, из столицы приехал ревизор граф Строганов, выкачали пруд и нашли там сотню мертвецов в страшных кулях. После этого сослали в Финляндию, где они оба и умерли.
– А кто же стал владельцем усадьбы Зотова и Харитонова?
– Сначала она пустовала, затем наследники решили сдать ее в аренду и под квартиры. Дом был разделен на 112 частей.
– Не слабо! – заметила Алена.
– История повторяется! – принялся рассуждать Дима. – Скоро дворец тоже начнут сдавать под офисы, и где тогда бедные детишки будут коротать свой досуг?
– Здание принадлежало всем и одновременно никому. А раз никому – никто за ним не ухаживал, не восстанавливал. Крыша во многих местах отстала и проржавела. Штукатурка отвалилась. В общем, усадьба потихоньку начала разваливаться.
– Прямо как сейчас! – с негодованием воскликнула Таня. – Лучший дом в городе рушится, а никому до этого и дела нет.
– Знаете, судьба дворца напоминает мне судьбу нашей страны. Когда у дома, завода, города, страны нет настоящего хоязина – они обречены на гибель, – заметил Кольцов.
– Да уж, бардака в стране хватает, – соглаcилась Таня.
– Ну, ребята, ребята, – спохватился Игорь, – не знаю уж, страна ли у нас такая или время и люди такие, но почему-то все разговоры будь то на празднике или на дружеской вечеринке – обязательно заканчиваются дебатами о политике. Пусть в политику играют политиканы, а у нас с вами очень серьезное дело. Я вам для чего все это рассказываю в таких подробностях – чтобы мы вместе подумали и смогли бы прийти к каким-нибудь выводам относительно пропажи Алеши и всех этих спиритических галлюцинаций. Итак, поехали дальше. В 1905 году акционерное общество Кыштымских заводов купило дом за 61 тысячу рублей. В годы Великой Октябрьской Социалистической революции и гражданской войны в усадьбе размещался отряд красноармейцев, который бился с Колчаком. Здесь же находились раненые бойцы. В 1919 году в здании был организован Уральско-Сибирский университет высшей коммунистической школы. И уже в 1937 году он стал...
– Дворцом пионеров и школьников и был передан детям, – закончила Алена за Игоря.
– Ты делаешь успехи, голубушка, – похвалил Огарков. – Какая живость и глубина ума! Ну ладно, – продолжал он, отбросив иронию, – думаю, вы разделяете мое мнение, что пещера, с которой мы столкнулись, является скорее всего ни чем иным, как замурованным подземным ходом.
– А что, там были еще подземные ходы? – спросила Алена.
– Представь себе! Я посмотрел карту, там обозначено, куда вели эти подземные ходы.
– И куда же?
– Первый – к дому Зотова, который располагался совсем неподалеку. Второй – к Вознесенской церкви. Третий проходил прямо под прудом и выходил на остров. Четвертый ход вел в сад к беседке-ротонде. Пятый выходил к дому инженера Ипатьева...
– Как? К тому самому дому, где расстреляли царскую семью? – изумилась Таня.
– Вот именно! – подтвердил Игорь. – Да это и не удивительно. Ведь дом Ипатьева находился всего в двухстах шагах от расторгуевской усадьбы. Поэтому провести туда подземный ход больших проблем не составляло.
– А почему снесли дом Ипатьева? – спросила Алена.
– Позволь, дорогая, я процитирую кое-какие документы. Они лучше всего ответят на твой вопрос.

“ЦК КПСС:
26 июля 1975 год Записка № 2004–А
О СНОCE ОСОБНЯКA ИПАТЬЕВА
Антисоветскими кругами на Западе периодически инспирируются разного рода пропагандистские кампании вокруг цар-
ской семьи Романовых и в этой связи нередко упоминается бывший особняк купца Ипатьева в гор.Свердловске. Дом Ипатьева продолжает стоять в центре города. В нем размещается учебный пункт областного управления культуры.”... – Так, это можно выпустить... – “В последнее время Свердловск начали посещать зарубежные специалисты. В дальнейшем – круг иностранцев может значительно расшириться, и дом Ипатьева станет объектом их серьезного внимания. В связи с этим представляется целесообразным поручить Свердловскому обкому КПСС решить вопрос о сносе особняка в порядке реконструкции города... Просим рассмотреть.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИТЕТА
ГОСУДАРСТВЕННОЙ
БЕЗОПАСТНОСТИ
АНДРОПОВ.”

– Теперь тебе, Алена, ясно? Просто наши партийные боссы испугались массового паломничества к невинно убиенным жертвам. Все это могло разворошить старые грехи революции; в западной печати, в зарубежных радиоголосах начали бы появляться сообщения о жестокостях большевиков, на словах ратовавших за мир во всем мире, а на деле наводивших жуткий террор, не щадя ни женщин, ни детей. А отсюда могли вспомниться события хрущевской “оттепели”, и все это вместе могло существенно подорвать незыблемую советскую идеологию. В то время, сами понимаете, этого допустить не могли. Поэтому вскоре после записки Андропова вышло секретное постановление.
“ЦК КПСС:
СЕКРЕТНО.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЦК КПСС О СНОСЕ ОСОБНЯКА ИПАТЬЕВА В ГОР.СВЕРДЛОВСКЕ.
1. Одобрить предложение Комитета госбезопасности при Совете Министров СССР, изложенного в записке № 2004–А
от 26 июля 1975.
2. Поручить Свердловскому обкому КПСС решить вопрос о сносе особняка Ипатьева в порядке плановой реконструкции города.
СЕКРЕТАРЬ ЦК.”

– Как раз тогда первым секретарем Свердловского обкома партии был наш нынешний Президент Борис Ельцин.
– А Андропов тогда еще был далеко от поста Генерального секретаря ЦК КПСС, – промолвил Дима.
– Но вернемся к дому Расторгуева, – предложил Игорь. – Когда в 1924 году чистили пруд, спустили воду, то обнаружили отверстие вовнутрь, в которое можно было войти согнувшись. Этот путь тянулся приблизительно около 20 метров в сторону усадьбы Расторгуева. Дальше был тупик. Скорее всего, этот ход был засыпан.
– Ничего себе! – вырвалось у Димы.
– А в 1937 году, когда шла реконструкция усадьбы перед тем, как передать ее детям, один из строителей провалился в глубокий двухэтажный подвал, сломал себе ногу и два ребра. Это был самый главный подвал, который вел к подземным ходам. Строители замуровали его, а также скрыли под штукатуркой потайные люки.
– Как интересно! – воскликнула Таня.
– Но главная тайна в том, что НИКТО не знает, КТО построил этот дом!
– Что??? – спросили все слушатели в один голос, а Таня даже привстала от удивления.
– Да, да, вы не ослышались! – сказал Игорь, довольный произведенным эффектом, и внятно повторил:
– НИКТО НЕ ЗНАЕТ, КТО ПОСТРОИЛ ЭТОТ ДОМ!!!
– Но ведь это невозможно! – запротестовал Дима. – Как так?
– Правда, нашелся вроде как документик, – уточнил Игорь, – что весь дворец состряпал беглый каторжник и государственный преступник, которого Расторгуев за взятку позаимствовал из Тобольской тюрьмы специально для постройки усадьбы. Тот был даровитым зодчим и в обмен на постройку дома просил у Расторгуева организовать ему побег. Но когда строительство дома было завершено, Расторгуев обманул зодчего и отдал его обратно в тюрьму, а по дороге обратно в Тобольск тот и повесился. Имя узника было неизвестно, поскольку официально он давно считался умершим. Вот такая есть версия, но уж больно она скользкая.
– Почему же?
– Дело в том, что дом построен на основе различных архитектурных стилей, ведь правда, Дима?
– Правда! – подтвердил Кольцов. – Тут присутствуют и черты классицизма, и столичное, и уральское зодчество. Один человек не смог бы создать такое великолепное попурри, причем так, чтобы все гармонично сливалось друг с другом. Для этого надо было быть либо самим Богом, либо самим Дьяволом.
– Известно также, что последнюю фазу работ по дому делал известный екатеринбургский архитектор Малахов; именно ему в современных отечественных путеводителях, книгах и отдают славу постройки всего дома. А это далеко не так. Он является автором соединительного корпуса, ажурных ворот и каменной ограды. А вот, скажем, изразцовые печи изготовила артель крестьян Ярославской губернии. Штукатуры из села Печонок, согласно договору “обязались вышеуказанный дом убрать и совсем отделать самой чистой штукатуркой лепной работы.” А роспись потолков была сделана вскоре после смерти Расторгуева в 1823 году столичным мастером плафонной живописи неким Алексеевым. Так что отдельные части сооружения имеют своих авторов, но кто был главным автором, вдохновителем всей композиции – так и осталось неизвестным. У меня все. Фф-у-у! Устал, – Игорь изможденно вздохнул и закрыл свою тетрадку.
– Ты, Игорь, просто чудо! – похвалила Таня. – За один день смог проделать такую работу! Поэтому по полному праву ты заслужил поцелуй. – Девушка поцеловала Игоря.
– Ух ты! Я тоже так хочу! – заявил Дима. – Ты, Алена, меня поцелуешь?
– При условии, что твой рассказ окажется такой же увлекательный, как у Игоря!
– Хорошо, я буду стараться. Не забывайте также, девочки, что я вам уже довольно много поведал об архитектуре нашего особняка. И поскольку тогда вы меня не поцеловали, все сказанное мною ранее следует присовокупить к моему сегодняшнему рассказу о походе в Государственный архив Свердловской области.
– Начало крайне интригующее! – одобрил Игорь. – Остается надеяться, что все остальное будет не менее захватывающим. Начинай!
– Тебе легко говорить! Ты рассказал три четверти из того, о чем собирался сообщить я! И ты получил за это поцелуй! А мне как всегда не везет!
– Не расстраивайся так, Дима! – успокоила Алена. – Ведь у тебя осталась целая четверть не известной нам информации!
– Это единственное, что согревает мне сердце! Вся надежда на нее! Итак, первое, что мне удалось обнаружить интересного в архиве, – это описание путешествия императора Александра I по Уралу. Позвольте, я уж вам тоже кое-что процитирую. Он достал из своей сумки толстую тетрадку.
– И ты тоже при полном параде? – удивилась Таня. – Ну, вы, ребята, сегодня просто молодцы!
– Если ты, Таня, подаришь мне один поцелуй прямо сейчас, я совсем не буду против. Более того, это меня окрылит и подтолкнет к новым подвигам! – сказал Дима.
– Боюсь, это тебя слишком разбалует, и ты утратишь качество слога. Потерпи маленько, доведи до конца начатое дело.
– Хорошо, – согласился Кольцов, – еще немного я смогу подождать. В общем, слушайте: “В первый год второго столетия своего существования город Екатеринбург ощастливен был присутствием в первый еще раз венценосцем российского императорского дома всемилостивейшим Государем Императором Александром Первым. Поутру 25 числа сентября Августейший Путешественник изволил прибыть на границу заводов Екатеринбургских, в Арамильском заводском селении остановясь для перемены лошадей, был встречен у церкви Священником со крестом и святою водою; обозрев церковь и распрося жителей по принадлежности селения к заводам, отправился в город Екатеринбург.”
– Далее говорится, что царь посетил несколько фабрик и заводов, для нас это особого интереса не представляет. Теперь слушайте дальше: “Звон колоколов раздавшийся во всех церквах города возвестил жителям о всерадостнейшем прибытии Государя Императора, народ тысячами толпившейся во всех улицах по коим произходило высочайшее шествие, сгоравший от нетерпения насытится лицезрением возлюбленного своего Монарха изъявлял восторг радости своей веселыми криками, и громогласное ура! сливаясь со звоном колоколов раздавалось по воздуху; при въезде в город, Государь Император встречен был полицмейстером г(осподином) подполковником Ирманом и остановясь в доме купца Якима Резанова изволил переодеваться; удостоив всемилостивейшаго разговора хозяина дома о торговых делах, соизволил наградить его перстнем, а хозяйку фермуаром, украшенным бриллиантами. Потом в сопровождении полицмейстера через Уктусскую улицу изволил прибыть к соборной церкви святыя великомученицы Екатерины, в сопровождении Его превосходительства генерала-адъютанта барона Дибича, лейб-медика Виллие и полковника Соломки, где и встречен был г(осподином) начальником бергауптманом Осиповым со всеми горными, военными и гражданскими чиновниками, разставленными у крыльца оной в два ряда. При входе на крыльцо изволил прикладыватся ко кресту и в сопровождении духовенства и чиновников по вшествии во храм совершено было протоиереем Карпинским соборне о здравии и долгоденствии Государя Императора и всего Августейшего дома благодарственное молебствование; по отслушании коего Монарх, сопровождаемый радостными восклицаниями восхищенного народа отправился в дом наследников купца и заводосодержателя Разторгуева назначенный для пребывания Его Величества...”
– Вот это новость!!! – воскликнул ошарашенный Игорь. – Выходит, Александр I жил в этом дворце! Ночевал там! Может быть, даже в той самой комнате, где ночевали и мы! Я начинаю чувствовать себя великим человеком!
– Кажется, Дима заслужил не два, а двадцать два поцелуя! – засмеялась Алена.
– Мои ставки растут! – с удовлетворением отметил Кольцов. – Будем и дальше работать над повышением благосостояния наших клиентов. Однако это еще не все! “... У крыльца дома горный начальник удостоен был принятием словесного и письменного рапортов о благосостоянии вверенных управлению его заводов и города, а в комнатах встречен был Государь хозяевами дома с хлебом и солью. Весь народ, обратившейся к дому ощастливен был вторично лицезрением Государя Императора. Милосердный Монарх и великодушный Отец своих подданных упреждая желание народа изволил показатся на балконе и радостные восклицания ура! переносились из конца в конец в тысящах стоящих народа...”
– Далее описывается знакомство царя с духовенством города, почетнейшим купечеством, горным начальством, все это представляет для нас лишь относительный интерес, а вот отсюда следует процитировать:
“На другой день 26-го числа... в три часа пополудни Государь Император соизволил отправиться в Верхисетский завод г(осподина) гвардии корнета Алексея Ивановича Яковлева, отстоящий от города в 4-х верстах... Государь изволил осматривать корпус, в коем помещены все части заводского правления, потом пожарный инструмент, поставленный на плотине, заводскую плотину, доменную фабрику, литейную, паровую машину, плащильную, катальную и резную машины, в которой фабрике в присутствии Государя Императора прополащивалось полосовое и дощатое железо и разрезывалось на прутья в резном стану; золотопромывальную фабрику с устроенную в ней особенного рода конструкции промывальной машины для промывки горных песков управляющим заводами Китаевым; шпикарную фабрику на таковой же предмет.”
– Что самое интересное, Александру I был представлен на Верх-Исетском заводе Григорий Зотов, от которого монарх был в таком восторге, что даже написал о нем в письме своей жене: “Я впервые встретил мужика с такой светлой головой!” И в это же самое время царю было подано на Зотова несколько доносов. Но тогда они остались без внимания. А вскоре один жалобщик был найден мертвым, другой объявлен умалишенным, третий сам отказался от своего доноса. Вообще, описи в архиве пестрят жалобами рабочих и крестьян на приказчика Зотова; не один их десяток был послан ими в Екатеринбургский уездный суд. Вот, например, пишет жалобу “Григорий Ермолаев сын Быков, от роду 47 лет, грамоте учон, на исповеди, причастии бывает”:
“Назад тому 11 лет Зотов отобрал дом у крестьянина Быкова, по высочайшему повелению принадлежащий покойному тестю его...”
Уездный суд постановляет:
1) Принудить приказчика Зотова явиться в присутствие Управы благочиния для отобрания от него показаний.
2) Принять по делу сему объяснение...” Зотов писал объяснения, и неизменно суд признавал его невиновным и наказывал самих же рабочих и крестьян.
– Конечно, у кого есть деньги, тот и музыку заказывает.
А платил он, наверно, судьям немало! – сказал Игорь.
– Надо думать! – кивнул Дима, листая странички своей тетради. – Ну и, наконец, чтобы закончить сообщение о царском визите, еще одна цитата: “Во время прибывания Государя Императора погода стояла тихая, теплая и ясная, благоприятствовавшая торжеству города и всеобщей неописанной радости как самих жителей города, так и прибывших гостей из городов Шадринска, Камышлова, Тюмени, Верхотурья, Тобольска и других желавших насладится лицезрением Августейшего Посетителя, во все три дни производился колокольный звон и весь город был превосходно иллюминирован.”
– Так закончился визит Александра I в наш город, а вскоре после этого он умер!!
– О, Господи! – вырвалось у Алены.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что он умер от того, что провел несколько ночей в этом дворце? – спросил Игорь. – И не хочешь ли ты сказать, что и мы тоже скоро...
– Очень может быть!
– Перестань, Дима! – испугалась Алена.
– Я лишь констатирую факты, а эти факты свидетельствуют, что все или почти все царственные или близкие их роду особы, побывав на Урале, в скором времени умирали. Те же из них, кто лицезрел дворец Расторгуева в непосредственной близости, как Александр I и вся семья Николая II, – умерли после этого в самое ближайшее время.
– Успокоил ты нас, нечего сказать! – уныло буркнул Игорь. – Хорошо хоть, мы с тобой уволились оттуда!
– Да не отчаивайтесь вы так! – попытался воодушевить остальных Дима. – Может, я всего лишь ошибаюсь, и это простое совпадение. И умирали вовсе не из-за того, что видели дом Расторгуева! А ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО ВИДЕЛИ ДОМ ИПАТЬЕВА!
– Час от часу не легче!
– Но мы-то с вами, слава Богу, не царственные особы! Поэтому, думаю, нам ничего не грозит!
– А что если действительно есть какая-то закономерность: умирает тот, кто провел ночь в усадьбе Расторгуева-Харитонова? – высказался Игорь.
– Это чепуха! – отверг эту мысль Кольцов. – Если так, то все бабки давно уже должны были быть на том свете.
– При чем тут бабки? Они ведь на ночь не остаются! Они только до вечера на вахте сидят!
– Ну, я не знаю, но ведь кто-то до нас сторожил это здание по ночам, бабки, дедки...
– А ты что, проводил социологическое исследование, сколько из них умерло? – язвительно спросил Игорь.
– А вдруг они действительно умерли! – прошептала Алена.
– Да ну вас, ребята! – недовольно промолвила Таня. – Давайте сменим тему.
– Слушай, Дима, а во время путешествия по Екатеринбургу с Александром I ничего странного не произошло? Или в доме что-нибудь такое особенное... – спросила Алена.
– К сожалению, история об этом умалчивает.
– Что ж, Дима, ты, я вижу, много потрудился... – начал было свою похвальную тираду Игорь.
– Подожди, подожди, это еще не все! – остановил его Кольцов. – Несколько слов я хочу сказать о семье Ипатьевых. Кто знает, раз Дворец пионеров и дом Ипатьева стояли поблизости друг от друга, и между ними имелся подземный ход, вероятно, эти дома имеют какую-то связь. Прежде всего, немного о хозяине дома – Николае Николаевиче Ипатьеве. К Октябрьской революции он отнесся вполне благосклонно. В это время он занимал довольно высокий пост инженера железнодорожных войск и одновременно с этим был членом областного комитета общественной безопасности. В 1919 году Николай Ипатьев, по постановлению Совета Министров Уральского временного правительства назначается Главным государственным контролером Уральской области, а чуть позже как гласный городской Думы стал председателем комитета по борьбе с тифом. Тогда люди дохли, как мухи, и Ипатьев много сделал для того, чтобы приостановить эпидемию. Кстати, по его предложению были придуманы так называемые гигиенические значки с надписью:
“Приветствую без рукопожатия”.
– А что, через рукопожатие можно было заболеть тифом? – удивился Игорь.
– Запросто. Так, дальше... Осенью 1919-го Ипатьев был эвакуирован вместе с горным институтом на Дальний Восток.
А затем через Японию попал в Прагу, где и стал преподавателем в Русском высшем училище техников путей сообщений. Там же и умер в 1938 году. Но особый интерес вызывает его брат – Владимир Николаевич Ипатьев. Вы когда-нибудь о таком слышали?
– Нет, – в один голос ответили все. – Никогда.
– А между тем это был выдающийся русский химик. По своему значению и заслугам его ставили на третье место в ряду выдающихся ученых после Ломоносова и Менделеева. Он имел высшее научное звание – академик и высокое военное звание – генерал. В 1900 году Ипатьев создал бомбу, которую так и назовут “бомба Ипатьева”.
В первую мировую войну он наладил производство взрывчатки и был высоко отмечен Николаем II. С приходом к власти большевиков он входил в состав Высшего Совета Народного Хозяйства. “Глава нашей химической промышленности и человек исключительных умственных способностей,” – так оценил Владимира Ипатьева сам Ленин. В 1930 году, очевидно, почувствовав опасность, которая нависла над интеллигенцией буржуазного происхождения, Ипатьев уезжает в зарубежную командировку и не возвращается. Позже перебирается в Америку и становится во главе одного из исследовательских институтов. Избирается почетным членом многих иностранных академий. А в нашей стране как раз наоборот: его лишают всех званий. В 1936 году его сын, оставшийся в СССР, публично осудил его как предателя социалистических интересов и пособника мирового империализма. Умер Владимир Николаевич в 1952 году и лишь спустя 38 лет посмертно был восстановлен в Академии наук СССР. Вот теперь всe, что я хотел сказать, я сказал.
Дима, замерев, посмотрел на девушек. Все в раздумье молчали.
– Таня! Алена! Девочки! – игриво обратился к своим подругам Игорь. – Разве вы не видите – Дима ждет обещанной награды!
– Дима, безусловно, достоин 222 поцелуев. И он их получит. Просто нам нужно какое-то время, чтобы осмыслить все вами сказанное. Я все еще в себя прийти не могу, – призналась Таня.
– О! Пожалуйста! – воскликнул Дима. – Я никого не тороплю! Тем более, когда мне обещают целых 222 поцелуя! Мне тоже нужно время, чтобы осмыслить все это!
– А я тебе даже расписку готова написать, что должна тебе ровно 111 поцелуев, – засмеялась Алена. – И в самое ближайшее и подходящее время я верну тебе этот долг.
– Зачем же расписку! Я верю вам на слово!
– Только, девочки, я вам не советую откладывать это дело в долгий ящик, – рассмеялся Игорь. – А то, похоже, Дима включил на вас “счетчик”, и за каждый день просрочки вы должны будете ему еще по сто поцелуев.
– А тебе то что, завидно? – показал ему язык Дима. – Я же говорю, мои акции постоянно растут и дают стабильно высокие дивиденды. Только не думай, что я тебе отдам хоть какую-то часть их долга.
– Даже взаймы?
– Даже взаймы!
– А продашь?
– Смотря что ты мне за это предложишь!
– Ну, за них я могу предложить тебе, скажем, рассказ Тани о том, что она узнала о таинственной книге. Покупаешь?
– Покупаю! – быстро согласился Дима. – Но не больше, чем за 10 Таниных поцелуев.
– Годится! – кивнул Игорь. – Итак, Таня, чем ты нас порадуешь?
– Прежде чем продавать меня и мою информацию, джентльмены, не помешал бы незначительный пустячок – спросить мое мнение обо всем этом!
– С должниками не советуются! Им диктуют условия, с которыми они независимо от своих желаний должны соглашаться, – разъяснил Игорь.
– Как хорошо, что я живу не в рабовладельческом строе! – вскинула руки к потолку Таня. – Однако ближе к делу. Меня послали к одному бывшему священнику. Он оставил книгу у себя и велел прийти к нему завтра. Знаете, ребята, он какой-то немного тронутый! Во всяком случае, когда я с ним разговаривала, от его отсутствующего взгляда у меня не раз возникало желания бросить все и бежать.
– Подожди-ка! – прервал ее Игорь. – Я что-то не совсем понял. Ты расскажи все по порядку, кто тебя послал к священнику, зачем послал...
Тане пришлось описать в деталях все свои сегодняшние визиты.
– Вот теперь более-менее ясно! – сказал Огарков, когда Таня закончила говорить. – Хотя какое там ясно! Все еще больше запуталось! Ты сама-то как думаешь, сумеет он нам помочь?
– Абсолютно без понятия! – пожала плечами Таня. – В любом случае, кроме него, нам никто ничего объяснить здесь не сможет. Так что будем надеяться на лучшее.
– Ну хорошо-о! – протянул Дима, допивая кофе. – Подобьем бабки: Алена завтра уезжает на два денька домой. С кучей впечатлений и огромнейшим долгом! Ну, а мы втроем собираемся завтра вечером, также часиков в восемь здесь у Игорька, и послушаем доклад Тани.
– Эх, Леха, Леха! Где же ты теперь? – Игорь тяжело вздохнул. – Наверно, мы зря всe-таки уволились. Надо было еще денька два подождать. Ну да ладно. Действуем по оговоренному плану. Если у кого-нибудь появятся какие-то ценные идеи относительно исчезновения Леши и дворцовых чудес, сразу же звоните мне, не дожидаясь вечера. Может быть, важна каждая минута! У меня какие-то нехорошие предчувствия! Очень нехорошие!


ГЛАВА 23
Екатеринбург, 29 июля 1992 года
 Вот и снова Таня вошла в старинный дом священника. Он приветствовал ее молча и окрестил своим распятием. Посадив девушку в кресло, отец Павел медленно подошел к столу, взял оттуда Танину книгу и опустился в кресло напротив.
Сегодня его лицо совсем не было той бесстрастной маской, как вчера. Наоборот, оно было крайне встревоженным.
– У нас мало времени, дитя мое, – сразу же перешел к делу священник. – Наш мир находится в страшной опасности, а вам всем четверым грозит смерть. С каждой минутой ЗЛО становится все сильнее. Еще немного – и остановить его будет невозможно. И тогда – Царство Тьмы будет править всем миром!
 Глаза священника, прежде такие тусклые, сейчас светились бешеным огнем. Таня со все нарастающей опаской вслушивалась в речь священника. Была секунда, когда она думала, что сейчас сорвется с места и без оглядки убежит отсюда.
(Отец Павел охвачен тяжелым недугом – у него расстройство ума. Он заперся у себя и практически никогда не выходит. Не знаю, стоит ли посылать вас к нему в дом.)
“Он действительно ненормальный! Боже, зачем же я сюда пришла! Я ведь не хотела! Вдруг по окончании своего бредового монолога он схватит нож и воткнет в меня! Что если он считает, что для спасения мира от зла нужно принести жертву, и этой жертвой он выбрал именно меня!”
– Я расскажу тебе свою историю, – продолжал между тем священник. – Она может показаться тебе странной. Я знаю – многие считают меня сумасшедшим... Если бы они знали и пережили то, что пережил я и мои предки!..
Взгляд священника заметался по комнате.
– В моем роде – все мужчины всегда были священниками. И все они стали жертвами ЗЛА! Все началось в начале XVIII века, когда мой прапрапрапрапрапрадед отец Феодосий пошел наперекор старинному требованию – уничтожать колдунов, вампиров и их жертв как проводников ЗЛА и виновников гибели человеческой ... Их тела должны были обязательно быть пронзены осиновыми кольями, сожжены, и пепел их следовало развеивать по ветру. Вместо этого он соорудил специальное кладбище, где захоранивали останки и прах колдунов.
– Но почему? – заинтересовалась Таня.
– Он мотивировал это тем, что развеянный по миру пепел ЗЛА может окутать умы людей, толкнуть их на путь греха и превратить в слуг Дьявола. На это кладбище запрещалось входить без освященного распятия, без крещения и без спасительной молитвы, которая была призвана защитить людские души от воздействия бесовых сил и духа ЗЛА, витавшего над этим кладбищем. У тех же, кто забывал или нарушал эти требования, демоны забирали душу, ниспосланную добрыми силами, и наполняли их тела ядом ЗЛА, после чего такие люди становились нелюдями и сами начинали губить души всех смертных.
Таня не сводила со священника глаз.
– И вот однажды на этом кладбище были похоронены жертвы одного вампира – две молоденькие девушки. Не знаю по каким причинам, но мой предок вопреки обычаю не сжег их. Это было роковой ошибкой, ибо тот, кто испытал на себе действо зла и не был после этого очищен, – сам превращается в прислужника Сатаны! Отец Феодосий пожалел девушек. Видимо, разум его в тот момент был ослеплен, и он не понимал, что они уже превратились в сеятелей злобных грехов. Вот с этого момента ЗЛО и стало преследовать наш род.
Глаза отца Павла наполнились воспоминаниями.
– Два года спустя после похорон девушек отец Феодосий был найден мертвым на этом страшном кладбище ГРЕХА! Распятия при нем не было! Как его заманили сюда в таком беззащитном состоянии – так и осталось неизвестным. Тело же его пришлось сжечь и там же захоронить его прах. Все это произошло в 1728-м. Еще через три года точно такая же судьба постигла моего прапрапрапрапрадеда Ивана Васильева. В 1775 году мой прапрапрапрадед священник Алексей, яростно боровшийся со всякого рода ересью, и намеревавшийся привлечь к суду большую группу еретиков, был найден слугами возле своей усадьбы с проломленным черепом. Рядом валялся огромный камень со следами крови, а на груди вырезан сатанинский знак – 666!
 В 1818 году мой прапрапрадед Григорий был призван в дом купца Расторгуева для причащения одного из обитателей дворца...
– Как? К тому самому Расторгуеву, чья усадьба теперь является городским Дворцом пионеров?
– Да, – печально вымолвил отец Павел. – После этого визита Григория больше никто не видел. А Расторгуев божился, что тот вообще к нему не заходил. Врал! Позже простые люди поговаривали, что нашли в его доме фамильный крест моего предка.
В 1866 году при церемонии изгнания Дьявола из одержимого человека погиб мой прапрадед протоиерей Петр.
В 1904 году мой прадед отец Дмитрий, возвратившись из Верхотурья, объявил, что на поклонении святым мощам Симеона Верхотурского встретил отца Григория Распутина, известного своим неблаговидным и грешным поведением. Мой предок сказал, что после трехчасовой беседы с отцом Григорием ему удалось направить ростки добра души Распутина к солнцу, и был этим чрезвычайно доволен. Однако на следующий день после возвращения из Верхотурья у отца Дмитрия началась лихорадка, и уже ночью он скончался.
В 1918 году мой дед – дьякон Буймиров отслужил несколько обеден для содержащейся в доме ИПАТЬЕВА царской семьи и вскоре после этого также умер.
В 1938 году по ложному обвинению в заговоре против Советской власти был расстрелян мой отец.
В 1953 году моя младшая сестра поехала в Москву, не сказав никому, с какой целью – и больше мы никогда о ней не слышали.
И, наконец, через десять лет, в 1963 году мой младший брат упал с балкона с восьмого этажа и разбился насмерть.
Священник замолчал, а у Тани все поплыло перед глазами от жалости к этому старому человеку.
– Слава Богу, я не женился, не имел детей, внуков! Иначе их постигла бы та же участь. Я отошел ото всех дел и теперь день и ночь я молюсь и уповаю на Господа нашего, чтобы он дал нам силы противостоять созданиям Сатаны, сила которых становится неудержимой. Я затворился здесь, у себя, и священная вера, добрые силы меня пока защищают... Теперь о книге... Я еще не успел изучить ее до конца, но много прояснилось.
 Старик перевел дыхание. Таня вся обратилась в слух.
– ”Книга ЗЛА” – так она называется. И в ней сказано о дороге, ведущей к вратам земного АДА! К тому пристанищу Дьявола, от которого пошли все наши беды. Вся злая энергия дурных мыслей и поступков, испускаемая человечеством, как магнитом затягивается туда и там, преобразовавшись, усилившись многократно, эта энергия, управляемая Злом, вновь распространяется по миру, входит в умы все новых людей. Даже миллионные личинки мух – это ничто по сравнению со скоростью, с какой порождается и разносится по миру семя Зла. Идет чудовищная геометрическая прогрессия, и это приводит к новым войнам и новым преступлениям.
– Но почему же тогда люди все еще не вымерли во всех этих войнах под грузом своих преступлений, а живут, смеются, наслаждаются своим существованием?
– Изначально Добро и Зло имеют одинаковую силу. Но между ними идет постоянная борьба, чтобы сместить это равновесие – каждое в свою сторону. И Зло уже давно поглотило бы весь мир, ибо человек по природе своей грешен, если бы ему не противостояли силы добра и любви. Но когда совершаются злые дела – расходуется добрая энергия, а при совершении добрых дел и поступков при добрых мыслях – истощается энергия всемирного Зла. В последнее время Зло стало могущественнее. И чем сильнее становится оно – соблазняя людей дьявольскими искушениями и клеймя их души пороками – тем все более угасают силы Добра. И скоро может наступить момент, когда Дьявол окончательно склонит чашу весов к себе. А все идет к тому, что это может произойти в самые ближайшие дни!
Таня беспокойно заерзала в своем кресле.
Чтобы избежать этого – необходимо уничтожить это пристанище злых сил, синтезирующее всю дурную энергию. Это не означает, что Зло будет полностью побеждено, нет! Но этих страшных сил будет уже недостаточно, чтобы развязать новые войны, сводить с ума и озлоблять друг против друга миллионы людей.
И пока силы Сатаны будут ослаблены, пока не накопят новой разрушительной энергии – спокойствие и равновесие будут царить на нашей планете. За это время можно будет продвинуться далеко вперед в деле изучения тайн жизни, духовного бытия. И тот период эволюции, который мы сейчас проходим за целый век, можно будет пройти за два десятилетия.
– А разве теперь это невозможно?
– Нет, потому что злые силы направлены на разрушение и деградацию, а не на созидание и тормозят наше продвижение вперед. Единственная область, которую эти силы стремятся развить, – направлена на создание того, что рано или поздно должно привести к самоуничтожению человечества – оружия, наркотиков, болезней.
 Старик закашлялся. Говорить ему было все труднее.
– Я знал, что этот источник Зла существует. Но я не знал, где именно! И только после того, как ты мне все рассказала, после того, как я познакомился с начальными главами найденной вами книги – я понял!
 Отец Павел заплакал.
– Бедный мой предок Феодосий Васильев! Похоронив двух девушек, он подумал, что ЗЛО приостановлено! Как он чудовищно ошибся! Знал бы он, что кладбище, созданное им и поглотившее потом его самого, – явится этим самым источником злой силы, опутавшей всю нашу страну, явится центром земного Ада, отравляющим и готовящим на службу Сатане и подземному Аду людские души! А главное, что это кладбище находится теперь под зданием ДВОРЦА ПИОНЕРОВ!!!
– ЧТО!?!? – Таня почувствовала, как похолодели все ее внутренности.
– Когда вы вызвали духов на вашем спиритическом сеансе, вы активизировали силы ЗЛА, кишащие вокруг. Вселившийся в тебя на сеансе злой дух, произнес заклинание и снял заклятие с этого древнего кладбища и с тех двух мертвых девушек. Всех тогда сожгли, но им двоим оставили плоть, и теперь они могут властвовать! Прах Зла, сконцентрированный в едином месте...
– А разве эти девушки не подверглись естественному разложению? – изумилась Таня.
– Нет, все это время они подпитывались силами ЗЛА и сохранили свою телесную оболочку. Пока они еще недостаточно сильны, чтобы выйти за территорию своего присталища. Однако в книге написано, что если воспользоваться прахом колдунов и вампиров, похороненных там, смешать его с кровью некрещеных детей и вытопленным из них жиром, то можно воззвать мертвых к жизни с помощью приведенных в книге магических заклинаний. И если это произойдет, то весь мир встанет на край пропасти. А они делают и сделают все, чтобы это произошло как можно скорее!
– Но если эти девушки...
– Это уже не девушки! Это очень коварные демоны!
– Хорошо, – согласилась Таня. – Но если эти демоны не могут выйти оттуда, откуда же они раздобудут кровь некрещеных детей?
– Зло стремительно объединяется. Оно будет действовать по всем направлениям. Главными же исполнителями ритуальных убийств будут ШАТУНЫ.
– Ша-ту-ны? – переспросила девушка. – Кто это такие?
– Шатуны – это люди, которые умерли насильственной смертью и остались незахороненными: утопленники, жертвы убийц, насильники, погибшие солдаты. Они как бы шатаются между этим миром и миром духов, и Дьявол берет их к себе на службу.
– Но их можно хоть как-то отличить от обыкновенных людей?
– Внешне почти никак, и этим-то они очень опасны! Иногда их может отличать красный блеск в голодных глазах. Часто бывает заметно, что взгляд их выражает готовность к любым порокам и разврату. Случается, что взор их кажется несколько затуманенным. Внутри они абсолютно бескровны. Некоторые могут обладать даром внушения. Шатуны питаются ядовитыми ягодами, грибами, растениями, протухшими продуктами, едой, оставленной на кладбищенских надгробиях...
Когда Таня только пришла в дом священника и стала слушать его пространные речи, лишь одна мысль, что он – сумасшедший и надо как-то спасаться, занимала ее голову. По мере того, как старик углублялся в историю, она начала верить ему уже больше. Теперь же, вспомнив старуху, красовавшуюся внутри зеркала, девушка окончательно поняла, что всe, о чeм говорит священник, – действительно правда!
 Подсознательно она поняла это уже давно, но ей не хотелось признаться самой себе в страшной действительности. Куда лучше считать кого-либо сумасшедшим и притворяться, что это тебя никак не коснется, обойдет стороной! Так, при вынесении врачами страшного диагноза о том, что у вас неизлечимая болезнь, хочется верить, что они ошиблись, что приборы показали неправильные результаты, что перепутали пробирки с анализами... Очень хочется обмануть самого себя, но тем не менее знаешь, что ты уже обречен.
– Когда дух овладел твоей плотью и произнес заклинание, та замурованная дверь, которая отделяла здание дворца от кладбища, – разверзлась. Вы не могли знать, что в том месте надо было обязательно читать молитву и наложить на себя крест. Поэтому теперь вы обречены и должны погибнуть!
Священник произнес этот страшный вердикт так хладно-
кровно, словно передал по радио прогноз погоды, и в Тане опять невольно закралось подозрение, что отец Павел невменяем.
– В книге сказано, что должны быть произнесены 11 заклинаний и принесены 11 ритуальных жертвоприношений. И тогда ЗЛО восторжествует навеки. В книге уже есть 10 кровавых отметок о том, что 10 таких ритуалов уже было совершено! Остался только последний! И если это произойдет, все мертвецы восстанут из праха и будут бороться со всеми живыми. У нас есть еще время, чтобы попытаться предотвратить наступление Царства Тьмы. Хорошо еще, что все эти заклинания должен произносить только живой человек, а не дух. Лишь тогда это может иметь какую-то силу.
– Но ведь тогда они могут просто вселиться в любого человека, как в меня в ту ночь, и от его имени произнести это одиннадцатое заклинание.
– Не все так просто! В данном заключительном случае они не имеют права вселяться в человека, человек сам, добровольно должен прочитать эти заклинания. Исключительно добровольно! Только в этом может быть отражено торжество обольщения человека Сатаной, величие порока и даст ему ту необходимую власть! Но злые силы могут подкупать, обманывать человека. Иными словами – им просто нужно найти человека, готового служить Дьяволу! И я боюсь, что такие поиски не затянутся надолго.
 Еще одна отсрочка по времени заключается в том, что они ничего не смогут сделать, пока кровь тех, кто был в их Царстве без молитв, то есть ваша кровь, не присоединится к крови 11 некрещеных детей. Поэтому сейчас за вами начнется охота. А может, она уже началась.
– А кто же за нами будет охотиться? Шатуны?
– Шатуны, да. И я даже не знаю, что вам посоветовать. Они достанут вас рано или поздно, что бы вы ни делали. Даже на краю света. Что же касается вашего друга...
– Алеши?
– ... то я боюсь, что он уже служит Дьяволу. Остерегайтесь его.
– Но неужели мы будем просто так ждать, пока нас убьют? – истерично вскричала Таня.
– Надо что-то придумать, чтобы опередить шатунов.
– Но что??
– Этого я пока не знаю. Я дочитаю эту книгу до конца, пересмотрю все свои книги, буду молиться за вас... за всех нас... Может быть, мне удастся найти нужный ответ... А теперь – время терять нельзя! Иди, дочь моя, и предупреди своих друзей. А завтра все вместе приходите ко мне. – Но Таня не могла сдвинуться с места. Она ясно представила вдруг, что как только окажется на улице – встретит там свою смерть. Она хотела что-то сказать, но только слезы потекли из ее милых глаз.
– Подожди, – сказал священник и удалился из комнаты. Через минуту он вернулся, держа в руке какой-то амулет и распятие.
– Крещеная ли ты? – с большим волнением в голосе спросил отец Павел.
– Да.
– Хорошо. Я даю тебе то, что должно защитить тебя на время от злых сил. Этот амулет оберегал многие годы моего деда, отца и достался мне по наследству. Уже несколько раз спасал он меня от верной гибели. Это священное распятие также всегда придавало мне силу бороться против демонических сил... Теперь я уже стар. Мне не страшно и умереть. А тебе предстоит бороться не только за свою жизнь, но и за судьбу других людей. Пусть же этот амулет и это распятие защитят тебя и помогут одолеть ЗЛО. Да будут они ярким светом в царстве холодной Тьмы Зла и помогут нам найти путь, чтобы низвергнуть и повернуть вспять умышления Дьявола. Благослови нас, Господи, и помоги нам всем!




ГЛАВА 24
Екатеринбург, 1804 год
– Доволен ли ты моими стараниями? – вопрошал Асмодей, сидя на мягком кожаном кресле в кабинете Льва Ивановича Расторгуева.
– Премного доволен, батюшка, премного, благодетель ты мой, – отвечал купец, поклонившись.
В этот день Асмодей появился как всегда незаметно, словно из воздуха, как раз в то время, когда хозяин дома зажигал свечи в бронзовых светильниках, собираясь работать над бумагами. Теперь, в этом роскошном дворце, построенном для него Асмодеем, он чувствовал себя настоящим хозяином этой жизни.
– Не мне хвалы возносить должен ты, но Отцу Нашему, кой оберегает детей своих, яко молодые листочки от буйного ветру. Но приходит время, когда дети вырастают, крепнут крылья их, и уже родители нуждаются в заботе и уходе. Вот и тебе выпала великая честь оказать светителю нашему пользу несказанную. Готов ли ты?
Асмодей испытующе посмотрел на купца.
– Готов, батюшка! – помедлив самую малость, ответил Расторгуев в низком поклоне. На его лице застыла гримаса тревожного ожидания.
– Ныне ты вступаешь на тропу подлинного величия. ЗЛО – вот тайный ключик господства над миром, над жалкими людишками. ЗЛО – альфа и омега твоей будущной власти! Творение ЗЛА, его распространение – вот в чем видит наш Повелитель твое великое предназначение! И через это ты сольешься с Владыкой нашим, пред ярким светом которого тускнеет солнце, умирает луна, касанием коего опаляются животы жалких христолюбцев и согревается бытие верных его рабов. Асмодей бесшумно прошелся по паркету и уселся за письменный стол из красного дерева.
– Подойди сюда! – пригласил он Расторгуева. Когда тот подошел, Асмодей открыл старинную книгу со шнурочком и деревянным замочком.
– Зри и внимай! Один раз в два лета должен будешь ты приносить кровавое жертвоприношение нашему Повелителю. Вот великая книга! Она запечатлит все твои подвиги во славу нашему Покровителю! Здесь – 11 магических молитв. Молитвы, у статуи священного Бафомета произнесенные, должны предшествовать сим жертвоприношениям. Статуя Бафомета установлена в одном из твоих тайных подвалов. Запомни: туда, где покоится священный Бафомет, не должно проникать никому, окромя меня, тебя и наших ритуальных жертв. Тот же, кто по прихоти своей забредет туда, – будет испепелен жгучей ненавистью нашего Повелителя! – Асмодей замолчал, давая возможность Расторгуеву осмыслить услышанное.
– С каждым новым заклинанием и с каждой новой жертвой, тобою во славу Сатаны учиненной, – сила его будет безмерно расти, а следственно, будет крепнуть твоя власть и твое величие!
– И сколь много молитв и жертв сих сотворить востребуется? – спросил Расторгуев, почесывая бороду.
– Ровно 11! И когда ты изречешь последнюю молитву и принесешь последнюю жертву – душа твоя воссоединится навек с нашим Господином, и ты станешь его наместником в граде сем.
– Что, однако, сказано в сих заклинаниях и какой во оных смысл глубинный заключен? – посыпались вопросы Расторгуева.
– Будь покоен! Тебе не должно усердствовать в поисках смысла. В заклинаниях поются гимны Дьяволу – спасителю нашему, возносятся его сила и могущество, возводится прошение милостиво принять в дар жертву и через оную воссоединиться с ним и получить его вечное покровительство.
– Какого рода жертвы угодно будет положить на алтарь Отцу нашему? — вопросил купец, чувствуя, как огонь великой силы возжигается в его груди.
– Головы, кровь и телеса врагов твоих – церковных святош, смиренных богоуслужников и прочих христолюбцев, осмеливающиехся своими жалкими мольбами противиться неизбежному пришествию и царствованию Дьявола на земле. Ты получишь стеклянные шары и наполнишь их кровью иноверных,
а за сим, когда всетленная плоть их поедаться червями будет, ты принесешь их черепа к статуе священного Бафомета и торжественно сожжешь, доказывая, что лишь зола и полное забвение ожидает верующих в Иисуса, да будет он проклят!
Асмодей разошелся, глаза его загорелись ненавистью.
 – Кто есть сей Бафомет, твоими устами многократно нахваленный? – осведомился Лев Иванович.
 – Придет час, и ты все узнаешь, ибо первый ритуал мы совершим с тобой вместе!


ГЛАВА 25
Екатеринбург, 29 июля 1992 года
 Игорь заехал в парикмахерскую. Было семь часов вечера без двух минут. Надо было быстренько постричься и ехать к себе принимать гостей. К его удивлению, настроение у него было отнюдь не плохим. Чувствовалась какая-то усталость, но сверлившая его насквозь тревога куда-то исчезла. Ему стало еще веселей, когда на входных дверях в парикмахерской, он увидел табличку:
“ПРИДЕРЖИВАЙТЕ ДВЕРИ!”
Снизу от руки к ней кто-то подписал: “Сволочи!”
Народу не было. Из-за повышения цен стрижка в парикмахерской стала для многих дороговатым удовольствием. Жен-
ский зал вообще не работал, только комичная надпись, сделанная синим фломастером, украшала дверь:
“В СВЯЗИ С РЕМОНТОМ ДАМСКОГО ЗАЛА УКЛАДКА ЖЕНЩИН БУДЕТ ПРОИЗВОДИТЬСЯ В МУЖСКОМ ЗАЛЕ.”
– Это у вас тут женщин укладывают? – спросил Игорь, заглядывая в зал. – Можно поинтересоваться: куда укладывают и с кем?
– А разве вы женщина? – с улыбкой спросила, в свою очередь, молоденькая парикмахерша с химической завивкой на голове, допивая последний глоток чая. Стоявшая у другого кресла вторая парикмахерша, подравнивавшая бороду какому-то деду, окинула нового посетителя кокетливым взглядом.
– Конечно, я – женщина! – подтвердил Игорь. – Разве не заметно? Не обращайте внимания на мужской грим на моем лице: это для конспирации! И ради бога, – голос Огаркова перешел на шепот, и он испуганно осмотрелся вокруг, – не выдавайте меня!
– Ну, если уж очень попросить... – намекнула девушка с кружкой чая в руке.
– О, я готов встать перед вами на колени! Дайте мне колени, и я на них встану!
– Ладно, пользуйтесь моей добротой, – махнула рукой первая девушка. – Не могу отказать, когда меня просят молодые симпатичные... женщины! Проходите!
Игорь уселся в кресло. Девушка накинула на него белое покрывало и демонстративно громко задала профессиональный вопрос:
– Как вас укладывать?
– Мягко и нежно, в спортивно-молодежном стиле, – ответил Игорь, смотря на девушку через отражение в зеркале. Парикмахерша ухмыльнулась, обмакнула массажную расческу в воду, помассировала ему волосы и заработала ножницами.
– Всe, – донеслось с соседнего места. – С вас тридцать рублей.
– Это почему же так дорого? – возмутился старик, вставая и отряхиваясь. – Раньше за такую стрижку...
– Хозрасчет, новые расценки. Можете проверить тарифы у начальника отдела, – нагло и заученно затараторила вторая парикмахерша. Старик, заплатив, с ругательствами покинул зал, а девушка улыбнулась и положила 15 “левых” рублей себе в сумочку.
– Прямо беда с этими стариками! – пожаловалась она не то сама себе, не то Игорю. – С молодыми совсем другое дело!
И стригутся чаще, и разговаривать с ними приятнее, и большие чаевые всегда оставляют!
Обе девушки прыснули.
После этого освободившаяся парикмахерша выглянула из зала и, убедившись, что больше клиентов нет, стала краситься перед зеркалом, украдкой поглядывая на отражение Игоря.
– Слышь, Галь, – обратилась она к своей подруге, обводя губы помадой. – Наташка вчера сапоги итальянские приносила. На высокой платформе. Полный отпад.
– Где достала?
– Жених ее расщедрился. Ко дню рождения подарок сделал. О-ох! Мне бы хоть один раз кто-нибудь что-нибудь подарил! Тебя-то Сережка постоянно балует!
– Да будет тебе, Лена, прибедняться! Лучше беги давай, а то опоздаешь!
– Ой, правда! – взглянув на часы, воскликнула Лена. – Ладно, счастливо! Ты тут, Галя, сильно не увлекайся молодыми симпатичными... женщинами!
Она взяла свою сумку, лукаво посмотрела на подругу, на Игоря и, захохотав, удалилась. Они остались одни. Галя включила машинку и, быстро-быстро стрекоча ножницами, принялась подравнивать Игорю волосы. Мелкие волосинки стали сыпаться ему на лицо, и он закрыл глаза. Попытался полностью отключиться. Пожалуй, впервые за все последнее время Игорь почувствовал себя спокойно и расслабленно. Галя выключила машинку.
– Виски какие: прямые, косые?
– На ваш выбор, – не открывая глаз, полусонным голосом ответил Огарков. Мягкие прикосновения девушки наполняли его теплотой. Было уютно и приятно. Тихонько играло радио. Все вокруг действовало усыпляюще.
Девушка отложила в сторону ножницы и снова взялась за машинку. В это время в соседней комнатенке, где обслуживающий персонал парикмахерской обычно отдыхал, баловался чайком, переодевался, раздался телефонный звонок.
“Наверно, это Сережа!” – радостно подумала девушка. По привычке, чтобы создать у клиента ощущение, что она удалилась по какому-то неотложному делу, а не так просто – поболтать по телефону, и чтобы хоть немного заглушить звук своего голоса при разговоре, Галя положила машинку на стол, но не стала ее выключать. Послышались ее легкие шаги по направлению к соседней комнате. Затем сквозь жужжание машинки Игорь услышал звонкий смех девушки, разговаривающей по телефону.
Огарков чувствовал себя почти блаженно. Хотелось никогда не вставать с этого легкого и удобного кресла, ощущать прикосновение бедра девушки, склонившейся над ним...
Рев машинки вдруг увеличился в несколько раз, словно сотни недовольных шмелей разом взлетели вверх, согнанные со цветков. Игорь уже подумал, что Галя вернулась и вновь принялась за работу, но тут же мощность машинки стала нормальной, как и прежде. Этих нескольких секунд непонятной активности прибора вполне хватило для того, чтобы Игорь не услышал, как голос девушки, разговаривающей по телефону, резко, на полуслове оборвался! Через минуту жужжание машинки опять на мгновение усилилось, словно в сеть одновременно были включены десять таких машинок.
Игоря стали охватывать первые признаки беспокойства: начала непроизвольно дрожать левая нога, вернулось гнетущее состояние. У него создалось впечатление, что к его лицу и шее приближается электропила. Но он знал: это невозможно!
К тому же смертельно не хотелось открывать глаза, точно он находился под воздействием сильнейшего снотворного. Он жаждал услышать заветные шаги девушки, идущей обратно к нему, опять ощутить, как ее теплые и нежные руки касаются его
волос...
И тут у Игоря неожиданно закололо сердце. Сзади повеяло холодом! Машинка жалобно взвизгнула и заглохла! Наступила тишина. Пульс участился, и необъяснимое чувство смертельной опасности завладело им. Он скорее догадался, чем услышал подкрадывающиеся сзади шаги! И мгновенная уверенность пронзила его: это НЕ ДЕВУШКА!
Резким движением Игорь сбросил с себя накидку, вскочил с кресла и обернулся! Он успел как раз вовремя! Безобразная старуха с красным мутным глазом, обнажив клыки, с силой замахнулась острыми ножницами, целя Игорю прямо в шею.
В самый последний момент Огаркову удалось увернуться, и ножницы, пробив обивку, воткнулись в спинку кресла по самые колечки.
* * *
 ИГОРЬ ДИКО ЗАОРАЛ. Машинально схватив со стола различные бутылечки с одеколонами, шампунями, перекисью водорода, он бросил все это в лицо старухи, прошмыгнул мимо нее к выходу и, не оглядываясь, побежал к машине. Если еще недавно его раздирали сомнения по поводу психической устойчивости его и его друзей после пережитого нервного потрясения, и он еще не мог точно сказать, коллективное ли это расстройство или нечто большее, то теперь со всей ясностью до него дошло: они не сошли с ума! НЕЧТО, ВЫЗВАННОЕ ИМИ К ЖИЗНИ, – начало их преследовать! Запыхавшись, Игорь подбежал к машине и, судорожно доставая из кармана связку ключей, оглянулся назад.
“Дурак! Надо было достать ключи по дороге, на ходу! Теряю время!” – успело мелькнуть у него в голове. Он вставил нужный ключ в замок дверцы. “Только бы не заклинило замок!” – с тревогой подумал он. Иногда дверцу машины заклинивало, и Игорю стоило большого труда, чтобы открыть ее. “Проклятье! Наверное, деформировался дверной шарнир. Сколько раз говорил себе, что нужно отрегулировать замок, так все никак руки не доходили, времени не было! А теперь, когда дорога каждая секунда – пожалуйста тебе...”
Он уже решил было обойти машину и открыть переднюю дверь со стороны пассажира, но, нажав с силой последний раз дверцу со своей стороны, ему таки удалось ее открыть.
Слава тебе, Господи!
Игорь мгновенно сел за руль. Обернувшись еще раз на здание парикмахерской, он включил зажигание и резко сорвался с места. Через 15 секунд Огарков уже с бешеной скоростью удалялся от этого опасного места.
“Теперь спокойно! Спокойно! Все обошлось! Сейчас нельзя допускать ошибок! Ни в коей случае! Ошибка – это смерть! Надо просчитывать ситуацию на пять ходов вперед!”
Почувствовав себя в некоторой безопасности, Огарков сбросил скорость до 20 км/час. На него навалилась страшная слабость.
“Чертова старуха! И откуда она взялась? Стой! Это же, наверное, та старуха, которую видела Таня в зеркале у себя дома! Мутный взгляд! Да что же это, в конце концов, происходит?! Или мы все тронулись умом? Не-ет! Надо линять из города!”
Игорь ехал по очень узкой односторонней дороге и так сильно задумался, что даже не слышал, как сзади ему ему трезвонили клаксоны других машин, требуя ехать быстрее или уступить дорогу.
– Ты что, черепаха, ездить не умеешь? – зло сказал ему мужик, сидевший рядом с водителем обгонявшей его машины. При обгоне эта машина чуть не слетела в кювет, и теперь ее пассажиры, отделавшись испугом, мерзко сквернословили. Игорь даже не стал вступать в разговор, а просто показал им средний палец своей левой руки, давая тем самым понять все, что он о них думает.
– Баклан! – сплюнул мужик, и машина укатила вперед, поднимая после себя клубы пыли. Игорь посмотрел на часы.
19. 27. Нормально! Время еще есть! Теперь он ехал по старой части города, где было много деревянных домов. Чувствуя необходимость восстановить силы, Игорь съехал на земляную дорожку и, увидев колонку, решил окунуть голову под струю ледяной воды. Он уже хотел остановиться и выйти из машины, как обратил внимание, что белая “копейка”, уже несколько минут следовавшая за ним, тоже остановилась. Людей поблизости больше не было. Только где-то вдалеке маленькие девочки прыгали через резинку.
Огарков долго смотрел в зеркало заднего вида, но из “Жигулей“ никто не выходил. Не было видно, кто в ней сидел, поскольку окна машины были сильно затонированы. Тогда Игорь включил первую передачу и тихонько тронулся с места, постоянно наблюдая за “копейкой”. Та немедленно двинулась вслед. Это сильно не понравилось Игорю. Он прибавил газу. Против ожидания, преследующая машина продолжала с прежней скоростью ползти за “шестеркой”, с каждой секундой отставая все больше. Ничего не понимающий Огарков начал было думать, что странные действия тонированной машины не имеют к нему никакого отношения, и решил спокойно убраться восвояси, как страшное открытие заставило его похолодеть.
Навстречу ему со страшной скоростью двигалась еще одна тонированная “копейка”, но уже голубого цвета. Дорога была узкая: шириной менее трех метров, и не было уже никакой возможности увернуть. Огарков посмотрел еще раз в зеркало заднего вида и поразился: задняя машина тоже мгновенно набрала дикую скорость и стремительно мчалась прямо на него! Его брали на таран с двух сторон!
Пыль поднялась столбом и закрыла всякую видимость.
Обезумев от страха, понимая, что в его распоряжении осталось не более двух секунд, Игорь газанул и съехал в кювет, чудом не перевернувшись. Его машина помчалась по кочкам и неровностям непослушно, будто необъезженная кобыла. Откуда ни возьмись, на пути Игоря возникли гавкающие собаки и погнались за машиной. Щипавшие травку гуси, переваливаясь с бока на бок, побежали врассыпную, но одному гусю не повезло: он попал под правое переднее колесо и остался лежать со сломанной шеей.
А тем временем на дороге раздался чудовищный визг тормозов, тонированным машинам удалось скинуть скорость, но полностью избежать лобового столкновения они не успели! Послышался мощный удар...
Всего этого Игорь уже не видел и не слышал. Он мчался сквозь листву, лавируя между деревьями, сметая на своем пути мелкие кустарники. После нескольких минут мучительной тряски и резких маневров рулем ему удалось наконец выехать на асфальтированную дорогу. Автомобиль без натуги и рева стал двигаться по трассе, и Огарков смог перевести дыхание. Он осмотрелся во всех направлениях. Никаких машин в пределах его видимости не было.
Игорь нервно потянулся за сигаретой, прикурил ее и включил магнитофон. М.С.Хаммер запел свою “Can’t touch this.”
Внутренне Игорь был на пределе и поэтому на этот раз не ощутил никакого наслаждения от музыки. Он почти не слышал ее. Такое бывает, когда под музыку списываешь какие-нибудь конспекты, силясь вникнуть в написанное. К тому же теперь в сознании Игоря всплыл страшный сон.
ТА ЖЕ КАССЕТА! ТА ЖЕ МУЗЫКА!...
Игорь нервно обернулся назад. Даже бутылка “Фанты” так же, как и во сне, лежала на заднем сиденье. Не было только Леши! Но не было ли?? Он снова обернулся. НЕ БЫЛО! Что ж, значит, сон, к счастью, оказался не вещим!
19. 46. Пора домой! На перекрестке загорелся красный свет, и Огарков остановился. Спереди никого не было. А сзади?
Где-то далеко в гордом одиночестве замелькала точка приближающейся машины. Можно было бы проехать и на красный, но Игорю не хотелось рисковать: ГАИ могла спрятать свои посты в любом месте, он уже встречался с этим неоднократно, и подобные знакомства обошлись ему совсем недешево.
То, что на дороге больше не было машин, – крайне удивило Игоря. Это была не суббота и не воскресенье, когда все автолюбители уезжают к себе на дачи, в сады – и движение в городе вымирает. Это был будний день! И совсем не так поздно, чтобы автомобильный поток так резко сократился. Что же случилось?
Машина сзади приближалась. Игорь с нетерпением поднял глаза на светофор. Все еще красный!!! Как же долго он сегодня горит! Даже на центральных улицах с оживленными перекрестками и уймой пешеходных переходов красный свет не держится более минуты! А здесь...
Огарков заерзал. Сколько он уже стоит? Минуту? Нет, уже гораздо больше! Неужели сломался светофор?! Что такое творится в этом городе? Игорю надоело ждать, и, убедившись, что из боковых направлений никто не выезжает, он решил тронуться с места. Когда его правая рука была уже на рукоятке переключения скоростей, а левая нога собиралась выжать сцепление, он услышал визг тормозов. Слева, на одном уровне с ним остановилась помятая голубая “копейка”!
Тонированное стекло задней правой двери опустилось. На Игоря хищным взглядом смотрело отвратительное СТАРУШЕЧЬЕ ЛИЦО С ЗАТУМАНЕННЫМ ВЗОРОМ!!! Игорь тут же ударил по газам и, не обращая более внимания на правила дорожного движения, ринулся вперед. Куда угодно, лишь бы оторваться от преследовавшей его старухи, в лице которой он прочитал свою смерть. Голубая “копейка” немедленно погналась за ним. Игорь нажал педаль газа до отказа, и скорость взвинтилась до 150 км/час. На его счастье впереди по-прежнему не было машин. Словно позабыв про тормоза, под красный свет он вылетел на новый перекресток.
Если бы страх не гнал его вперед с такой скоростью, он возможно, обратил бы внимание, что для машин встречного для него направления на тот участок дороги, откуда он только что выехал, кем-то, почему-то были поставлены знаки “кирпич” и “дорожные работы”. И такие знаки стояли во всех четырех направлениях! После того, как Огарков миновал это огороженное знаками место, ЧЬИ–ТО РУКИ сняли эти таблички...
На новом же перекрестке, как по мановению волшебной палочки, движение стало крайне интенсивным! И тут все началось! Водители автомобилей, завидев “взбесившуюся шестерку” Игоря, испуганно жались к обочинам, их заносило, они бешено крутились на месте, визжа тормозами, съезжали в кювет, едва не врезаясь в придорожные столбы. Малиновая “девятка”, не справившись с управлением, выскочила на встречную полосу. Водитель совершил немыслимый маневр, и машина перевернулась. Следовавшая впереди Игоря “Тойота” со всего хода врезалась в эту “девятку”, превратив ее в груду железа.
Игорь реактивно вывернул руль влево, молниеносно объехал столкнувшиеся машины, тут же крутанул руль вправо, едва не столкнувшись с бешено сигналящей ему встречной “нивой”, и помчался вперед. Преследовавшая его голубая “копейка” не успела увернуться и врезалась сзади в “тойоту”. Раздался мощный взрыв, и сноп огня поднялся высоко в небо. Ехавшие за голубой “копейкой” машины резко затормозили, а задние машины, не успев среагировать, наехали на передние. Повсюду стали раздаваться крики, вопли, целая цепочка побитых автомобилей в обоих направлениях заблокировала проезд.
Никто не заметил, как из голубой “копейки”, объятой дымом и пламенем, вышли три фигуры и незаметно скрылись с места происшествия. Водители “Тойоты” и “девятки” вместе со всеми пассажирами были мертвы.
Тем временем Игорь, весь в холодном поту, с окаменевшими от напряжения руками, не понимая ничего, кроме того, что надо спасаться, мчался вперед и вперед. У него не было времени ни для того, чтобы подумать, ни даже для того, чтобы посмотреть в зеркало заднего вида. Все его действия перешли на автоматизм, как у опытной машинистки, не тратящей времени, чтобы подумать, какую букву ей надо выбить следующей – все получается само собой.
 Где-то поблизости взвыли сирены. Игорю было все равно: милиция ли это, “скорая помощь” или пожарная. Он летел вперед, понимая, что, кроме него самого, его никто не спасет. Минуту спустя Игорь все-таки рискнул посмотреть назад. Оторвался!
Парень тяжело вздохнул. Впервые за весь последний промежуток времени он заметил, что у него включен магнитофон.
И какой приятной теперь казалась эта музыка!
Ну, а сейчас – скорее домой! Огарков знал кратчайший путь. Недалеко от его дома ремонтировали дорогу, и движение там было закрыто, но Игорю было известно, что проехать там можно. Он пользовался этим путем уже неоднократно, когда ездил пьяным за рулем. Конечно, качество асфальта, прямо сказать – не фонтан, но зато по ней в три раза ближе до его дома, чем по любой другой дороге, во-вторых: если ехать в обход, можно запросто напороться на пост ГАИ и спрятавшихся в кустах милиционеров. Это было их одной из самых любимых и доходных “кормушек” в городе. Поэтому Игорь решил ехать по более короткому и безопасному пути. А затем поставить машину на платную стоянку – и можно взять тайм-аут. Спидометр все еще по инерции показывал 90 км/час. Игорю повезло. По дороге, где он сейчас проезжал, все светофоры были сломаны, а он ехал по главной дороге, что позволяло поддерживать высокую скорость. Необходимо как можно скорее добраться до места ремонта дороги! А уж там!.. С какой любовью и нежностью посмотрит он на этот обыденный предупреждающий знак, на который в обычное время, как правило, смотришь, как через прозрачное стекло. Сейчас этот знак станет родным! Уже скоро! Остается только проехать железнодорожный переезд, после него метров двести и...
Светофор на железнодорожном переезде показывал красный свет, но шлагбаум был поднят. Игорь убедился еще раз, что его никто не преследует, и снизил скорость. Ему было непонятно, почему горит запрещающий сигнал, а шлагбаум не опущен. Наверно, поезд только что прошел, а свет стрелочник убрать еще не успел. Либо наоборот: поезд только приближается, а шлагбаум должен вот-вот опуститься! Да, пожалуй, второй вариант более вероятен.
Тут Игорь заметил старика стрелочника, который махал ему рукой: дескать, проезжай! Успеешь! Игорь кивнул и стал приближаться к рельсам.
Если бы он присмотрелся внимательней, то увидел бы, что лицо стрелочника передернула какая-то странная усмешка! Но Огарков очень спешил и нажал на газ. В последний миг своей жизни он успел различить мчавшийся на него с огромной скоростью товарный поезд! Машинист товарняка заметил застрявшую на путях машину, дал по тормозам, но было уже поздно! Удар страшной силы расплющил весь автомобиль и скинул его в кювет! Машина загорелась. Раздался взрыв.
Пронзительный гудок растерявшегося машиниста заглушил сатанинский хохот старика-“стрелочника”!!! Глаза его светились ярким красным пламенем! А настоящий стрелочник в это время лежал в своей будке cо свернутой шеей!
ЧЬИ–ТО руки вытащили мертвое тело Игоря из горящей машины и понесли прочь...


ГЛАВА 26
Екатеринбург, 11 июля 1804 года
– Угощайся, Никита Савелич, угощайся! Скромный обед, но от чистого сердца! Изволь уж выкушать! – приглашал Расторгуев своего гостя Никиту Савельевича Галанова – удачливого откупщика из Тверской губернии, когда им принесли горячие щи, балык, блюда из лосося, пироги из белуги, осетры и множество закусок.
– Покорнейше благодарю, Лев Иванович! – отвечал Галанов, отхлебывая суп из глубокой тарелки. – Щи у тебя, батюшка, безмерно хороши!
– А как же! Гостю щей не жалей, а побольше лей! Для хороших гостеньков ничего не жалко! Особливо, кои дружеские манеры выказывают и в делах общей выгоде потворствовать спешат.
– Баско сказал, Лев Иваныч, то есть в самую сердцевину! Так уж повелось: без друзей да без связей, что без мази: скрипит, не гладко и ехать гадко!
– Давай-ка, – Расторгуев поднял вверх свою чарку, – давай выпьем еще водочки за твое здоровье, Никита. Ведь...
– А я хочу за здоровье хозяина чарочку поднять, дабы дом твой всегда гостями полон был, и царили в нем мир и согласие, и повсюду тебя ожидали почет и уважение!
Обменявшись любезностями, выпив, они принялись за пироги.
– А что, Никита Савелич, дело какое аль потеха в наш край тебя привели?
– Да вот наслышан я от тверских купцов, что народец у вас тутова пить больно силен и сто очков вперед другим губерниям даст...
– Ужо это вестимо! – подтвердил Расторгуев, махом опрокидывая новую чарку, как бы в доказательство, и закусывая большим соленым огурцом. – Насчет выпить и погулять здесь народ не дурак!
– ... вот и возбудила во мне мысль сия жгучую потребность убедиться, взаправду ль слава такая основание имеет. И понесла меня судьбина новые края облагодетельствовать, радость народу принести. У-ух! Водочка хороша-а!
Лицо Расторгуева потемнело.
– А не желаешь ли ты моих вин испробовать? – глядя исподлобья, спросил он своего гостя. – Я прикажу лучших вин из моего погреба принести!
Глаза Расторгуева зажглись каким-то необыкновенным светом.
– Спасибо, брат, Лев Иваныч, однако мне уже пора! Я подал в Екатеринбургское местоблюдительство прошение, в котором принял смелость всенижайше просить городского голову ускорить мое дело о выделении мне места для ведения виноторговли. Я обещался сегодня нанести ему визит, кой, по разумению моему, призван способствовать положительному решению сего дела.
– Да полно тебе, братец! Эй, Трифон! Неси нам коллекционные вина! Да шевелись, каналья! Гостя попотчевать нужно! – Сказав так, Расторгуев подмигнул своему слуге.
– Право же...
– И слушать ничего не хочу! А что до городского головы, то лучшего друга, чем я, у него и нет вовсе! Я, брат, протекцию тебе такую составлю, таким трюкам научу, столь поведаю, барыши тебе повалят в таком количестве, что и в самых розовых снах привидеться не случалось. Ты моими стараниями, Никита, великое удовольствие иметь будешь. Всю надежду свою на меня положи. Не можно сумневаться даже в моем участии, кое приемлю я в счастии твоем будущном!
Вошел Трифон, держа на подносе три объемные бутылки.
 – И посему, – продолжил хозяин, – давай лучше выпьем за твои будущие великие дела на Урале.
 – Ну, изволь, батюшка, – Галанов, шатаясь, привстал и пожал обеими руками руку Расторгуева, – ублажил, ой ублажил! Ведь ноне как! Каждый за себя! Придешь просить – люди глухи, придут к тебе – и глухоте не верят. А ты... Порадовал, так порадовал! А ведь в Тверской-то губернии... ой... – Галанов случайно задел локтем бокал, и красный ручеек вина залил белую скатерть.
– Простите великодушно!
– Ничего, ничего! Дарья после уберет.
– ...в Тверской, говорю, губернии всех, кого можно было споить – уже споили, и откупщиков там развелось больше, чем мух. Приезжают в Петербург, чиновников подмаслят – и готово! Не-ет! В Твери нет таких видопредставлений! А у тебя здесь, слышь ты, благоле-е-пно! Господь Бог, знать, доволен сим положением. И дворец ты себе роскошный отстроил. Небось каждый день неустанно Бога молил ниспослать тебе благоденствие, а, Лев Иванович?
 – Не без того, государь мой, не без того... Да ты отведай лакомства-то моего волшебного, – он указал на вино, – чай, не побрезгуешь!
Серые буравчики глаз Расторгуева пытливо сверлили гостя, а большая голова на маленькой толстой шее по-бычьи склонилась вперед. Галанов, смакуя, принялся накачивать себя вином. Осушив бокал, он звонко поставил его его на стол.
 – У-ух, лепота!
 – Угодно ль другой сорт отведать?
 – С превеликим удовольствием, хозяюшко.
Расторгуев налил в хрустальный бокал вино из другой бутылки. Глаза Галанова помутнели, но он еще сохранял сознание.
 – Братец ты мой! – пьяным голосом сказал Никита Савельевич, – давай осушим бокал сей за здравие Господа нашего Иисуса Христа, кто ликом своим мудрым осветил нам благословенную дорогу к солнцу и усеял розами благоденствия путь наш. Пусть же и впредь его божественное тепло согревает нас своими лучами, и мир да воцарится над нашими главами.
И Галанов протянул Расторгуеву свой бокал. Но бокал хозяина вдруг как-то неловко выскользнул из его дрожащих пальцев, и множество хрустальных стеклышек усеяли паркетный пол.
 – Ох, Никита, ты уж пей один, что-то плохо мне...
Расторгуев схватился за сердце.
– Что с тобой, батюшка? – испугался Галанов. – Эй, как там те-бя?.. Трифон! Три-фон!
Слуга явился.
– Где тебя, бестия, черти носят? Ступай сей же час за доктором! Вишь, барину худо!
– В том нет надобности, уже полегчало! – каким-то жизнерадoстным и энергичным голосом заговорил вдруг Расторгуев. – Покорно благодарю за беспокойство, Никита Савелич. Сказывай лучше, как понравились тебе вина мои?
– В превосходнейшей степени! В превосходнейшей! Выбор у тебя богатимый! И какой вкус! Случалось мне и во Франции побывать и из погребов тамошних их вин испробовать, но подобного, что у тебя, вот те крест, и выдумать бы не мог. Не откроешь ли секрет, Лев Иваныч, из каких-таких настоев твои благородные сорта сготовлены?
– Отчего же не открыть секрета? Открою... – И Расторгуев, привстав и высокомерно посмотрев на шатающегося Галанова, внятно произнес:
– Из крови холопьей и мозгов их свежих!
– Что??? – глаза тверского гостя округлились, и на мгновение мутная пелена алкоголя исчезла из них. Затем он внезапно расхохотался.
– Уморил, ой уморил! Шутить изволишь! Понима-а-ю! Секрет есть секрет!
Вдруг он осекся и захрипел. Потом схватился за свой живот, побледнел как полотно и, падая вперед, ударился головой о тарелку с балыком. Дыхание его отяжелело. Воздуха не хватало. Расторгуев захохотал. Глаза его загорелись дьявольским огнем.
– Видит собака молоко, да кувшин глубоко! Значит, конторы пьяные здесь открыть удумал? На готовое место когти свои выпустить?! Блажишь, брат! Здесь моя земля! Я здесь хозяин! Не тычь носа в чужое просо! Царство мое пошатнуть восхотел? Что ж, я тебя уважу, дабы другим впредь неповадно было!
И он, взяв со стены плеть, ударил ей Галанова по голове. Кровавая полоса украсила лицо тверского купца. Он вздрогнул всем телом и затих. Слуга стоял тут же и бесстрастно наблюдал за всей сценой. Дверь в кабинет внезапно распахнулась. Расторгуев в гневе резко обернулся. На пороге стоял Асмодей!
– Лихо ты его обиходил! – одобрительно кивнул он хозяину.
– Трифон, ступай! – приказал Лев Иванович. Дверь за слугой закрылась.
 – Ты поговорил с купцом, а я позаботился о его экипаже. Теперича их долго никто не хватится. Ну, а сейчас тебе предстоит твое первое боевое крещение!


ГЛАВА 27
 
Бесчувственного купца Галанова пронесли по бесчисленным темным проходам и перекрытиям, а затем спустили в люк. Тело глухо ударилось о землю. Через несколько мгновений открылась массивная железная дверь со створными воротами, петлями и крюками.
– Ты один должен выполнить эту миссию! – провозгласил Асмодей.
– Я приготовил ему забавную могилу, даже гроб не понадобится, – заявил Расторгуев, захохотав.
Вдруг смех застыл на его устах. Он попятился назад. Когда Асмодей зажег свечу, почти на уровне лица Расторгуева высветилась статуя с козлиной мордой, огромными вывернутыми ноздрями, двумя большими рогами. На лбу у чудовища горела пятиконечная звезда, от которой отходили косые лучи. После козлиной бородки начиналось человеческое тело с женскими грудями. Расторгуев обомлел, кинул быстрый взгляд на Асмодея, который, склонив голову на сторону, любовался идолом и тоже во все глаза уставился на статую, словно боясь, что прозевает момент, когда она оживет и набросится на него. Со стороны спины у необычной скульптуры были приделаны крылья, как у ангелов, а тонкие овечьи ножки упирались копытами в серебристый шар, опоясанный шипящей змеей. Справа от Бафомета стояла мрачная колонна, наверху которой светился слабым сиянием черный треугольник, а внутри него был изображен огромный красный человеческий глаз. Этот глаз, не мигая, следил за Расторгуевым. Весь хмель у ошалевшего хозяина вмиг прошел. Следящий за ним глаз напомнил ему взгляд Асмодея, такой же холодный и беспощадный! Слева от статуи был изображен огромный извивающийся змей, встающий на дыбы и своими красными глазами пожирающий козлиную морду. Чуть позади змея светился большой голубой круг.
– Что всe сие означает, Феликс? – подал наконец голос Расторгуев. Асмодей ответил не сразу. Он взял бронзовый светильник из 11 свечей, невесть откуда взявшийся, поставил его между рогами чудовища и зажег все свечи. Подвал тут же ярко осветился. Но успокоения, какого ожидал заводчик, не наступило. Козлиная морда, казалось, стала еще свирепей, а змей вот-вот должен был повернуть свою трехглавую пасть к нему и опалить огнем.
– Сие и есть Бафомет – священный символ нашей власти и единения с отцом нашим. Вот тебе стеклянный шар и священный кинжал. Прими их! И наполни шар сей кровью священной жертвы!
Расторгуев дико посмотрел на кинжал, потом на свою жертву, беспомощно валяющуюся у его ног, положил шар и кинжал к статуе, после чего поднял обмякшее тело Галанова и потащил к стене. Асмодей с недоумением наблюдал за действиями своего ученика.
– Что ты вознамерился сделать?
– Потеху небольшую учинить!
Он припер тело купца к стене и наклонился к заранее приготовленному баку с цементом.
– Уже твердый! – радостно сообщил он Асмодею. – Тем лучше!
И Расторгуев принялся залеплять босые ноги тверского купца раствором. Он работал неистово. Алчная улыбка опьяненного жаждой издевательства садиста скользила по его лицу. Сперва в вязком растворе исчезли ступни Галанова, потом цементная масса поднялась выше до колен, бедер... Чем выше каменеющая масса, словно топкое болото, охватывала тело несчастного, тем яростнее и фанатичнее усердствовал Левка. Наконец под темным раствором исчезла уже половина тела. Не довольствуясь этим, Расторгуев развел безвольные руки тверского откупщика над головой в стороны и заковал их в цепи. Асмодей с усмешкой наблюдал за приготовлениями к казни. Расторгуев вытер перепачканные руки о тряпку и самодовольно окинул взором свою жертву. Затем похлестал Галанова по щекам. Тот медленно начал было приходить в сознание и даже приподнял голову, но она тут же бессильно обвисла.
– Эй ты, плут тверской! Да уж удостой меня чести такой – посмотри сюда зенками-то своими!
С этими словами он резко стукнул его ладонью по лицу и поднял голову за подбородок. Глаза Галанова медленно приоткрылись. Было заметно, что гость из Твери силится понять, где он, и что с ним произошло, пытается пошевелить руками, ногами, но не в состоянии сделать этого. Он опускает взгляд вниз, в надежде узнать, почему ноги не слушаются его, но не может увидeть своих нижних конечностей. Потом видит перед собой злорадные лица и тут начинает понимать всe!
Расторгуев со злой усмешкой наблюдал, как Галанов делает это ужасное для себя открытие.
 – Что же, не по нраву ль тебе услуги, мной выказанные? Да уж удружи, удостой ответом! Ведь свои люди!
Он с улыбкой посмотрел на Асмодея.
 – Ишь ты! Молчит!
 – Пошто вы в беду такую живот свой приводите? – вдруг еле слышно, с хрипотцой в голосе спросил Галанов. – Господь видит всe и...
 – Молчи, бестия! – Расторгуев ударил пленника наотмашь плетью по лицу. Глаза его налились кровью.
– Забудь имя сие гнусное, от коего смрадом добродетели христианской земля восполняется! – гневно процедил Асмодей. – Кончилась власть Господа твоего! Была, да вышла вся! Теперь везде наша власть! И не поможет тебе уж боле никто!
Неожиданно он замолчал и подошел поближе к распятому и наполовину замурованному человеку.
 – А может, согласишься ты великому Сатане служить и милости несказанные от него получать? И живот свой спасешь, и делом своим любимым прибыльно заниматься будешь!
Лицо Галанова при этих словах из безразличного преобразилось и закипело гневом.
 – Да лучше уж мне и детям моим под землей-матушкой быть и червям могильным кормом служить, чем ваши боговредные учения проповедовать! Сильны вы! Но ничего! Колокол торжества Господня еще разбудит души людские. И снизойдет Господь на землю, и всех вас, прислужников адовых, ввергнет в пучину огня дьявольского. Господи, помоги мне! Дай мужества стойко все муки адские, нехристями мне уготовленные, перенести! Дай...
Он не договорил. С неимоверной силой палка с железным наконечником опустилась на его лицо и в кровь разбила рот. На секунду Галанов подавился, выплюнул в лицо истязателя выбитые зубы, тут же хотел сказать еще что-то, но новый удар, теперь уже кулаком в горло, заставил его замолкнуть и судорожно ловить кровавым месивом рта воздух.
Расторгуев, бесновато улыбаясь, ухватился левой рукой за язык пленника, со звериным урчанием поднес кинжал и отрезал купцу язык вместе с нижней губой.
– Вот тебе твой Господь, вот тебе твой благодетель... – как в бреду повторял палач. Глаза Галанова выползли из орбит, и он тут же потерял сознание.
– Возьми скорей старинную книгу, – возбужденный увиденным зрелищем, приказал Асмодей. – Вот и настал торжественный момент для совершения первого из 11 великих подвигов, каждый их которых будет запечатлен здесь, в этой великой книге! Прочитай сие латинское заклинание! Им ты откроешь себе дорогу в царство Огня и Вечности!
Робко, но вместе с тем с любопытством взял Лев Иванович книгу в свои руки, пробежал глазами место, которое указал ему Асмодей, и, прокашлявшись, стал читать. Сперва Расторгуев читал медленно, с трудом разбирая незнакомые латинские слова, но с каждой новой секундой голос его звучал все уверенней и под конец превратился в могучий ураган!
Казалось, что это уже не сам заводчик, а кто-то великий и невидимый подхватил из его уст это заклинание и подобно разбуженному вулкану грохотал вокруг. Преобразился и сам Асмодей. Глаза его зажглись, и он застыл в глубоком экстазе. Расторгуев закончил читать молитву и вопросительно уставился на Асмодея. Тот взял книгу в свои руки, перевернул страницу и указал на таинственный текст, написанный на незнакомом купцу языке.
– Вот первая из 11 молитв, после прочтения коей, ты полноправным сыном нашего Господина соделаешься! Вот начало твоего истинного благополучия и могущества. Огласи же ее скорей и внемли священной музыки ея, коя пробуждает мертвых, гонит на небесах облака, леденит кровь и покрывает ужасом и необъятным страхом телеса непокорных! Читай же!Расторгуев громогласно, с упоением, извлекал волшебные звуки из своего горла. Свечи в подвале вспыхнули голубоватым пламенем.
Где-то вдалеке грянул гром. Голова идола Бафомета вдруг шевельнулась, глаза засверкали красным пламенем. Голос Расторгуева был подхвачен многочисленным невидимым хором. Колонна статуи засияла. Треугольник, окаймляющий вершину колонны, тоже покрылся голубизной, а находящийся в треугольнике, неподвижный до этой минуты, человеческий глаз вдруг дико завращался и стал пожирать вce вокруг жадным взглядом.
Стены задрожали вокруг, будто бы все зло мира устремилось сюда. Галанов пришел в себя и приподнял голову. Свечи яростно заплясали в стеклянном шаре.
– Теперь возьми кинжал и отправь его непокорную душу на расправу нашему Повелителю! – отдал приказ Асмодей.
Расторгуев бережно, с благоговением взял оружие в руки, осмотрел его серебристую змеевидную инкрустацию и, дико улыбнувшись, стал подходить к жертве. Галанов, дрожа всем туловищем, неотрывно смотрел на приближающегося Расторгуева, не в силах чем-либо помочь себе. Если бы у него на мгновение освободилась хотя бы одна рука, а в ней находился бы камень, он с превеликой радостью, с улыбкой на лице, словно выиграв целое состояние, размозжил бы себе череп! В беспамятстве умирать легче! И палачи не смогли бы насладиться своим полным превосходством. Для них это было бы то же самое, что совокупляться с давно окоченевшим трупом!
А теперь...
Глаза тверского откупщика от ужаса раскрывались все шире и шире и уже не отрываясь следили за острым лезвием, приближающимся к нему, словно хотели его загипнотизировать.
Расторгуев подошел на расстояние вытянутой руки и неожиданно сделал резкий выпад кинжалом вперед, остановившись в сантиметре перед лицом обезумевшего от страха купца. Он невнятно шевелил кровавым месивом, оставшимся вместо рта, призывая Всевышнего.
– Что, почитаешь себя уже в лучшем мире? – захохотал Лев Расторгуев. Он поднес кинжал к щеке купца и тихонько провел лезвием по коже. Затем направил острие вперед и кольнул щеку своей жертвы.
Галанов дернулся назад, но его голова, ударившись о стенку, спружинила, и острие кинжала еще глубже проникло под кожу. Тверской откупщик издал своим кровавым ртом какие-то загробные звуки. Тоненькой капелькой пошла кровь. Ее вид и глухие крики жертвы опьянили Расторгуева. Он яростно размахнулся и, издав победный клич, вонзил кинжал в горло Галанова. Потом еще и еще... Кровь захлестала буйным фонтаном из ран, обливая руки палача, а он, как бы упиваясь этим, все вонзал кинжал в грудь, сердце, распорол живот, и внутренности откупщика повалились на землю.
– Теперь прими это! – сказал Асмодей, передавая хозяину дворца стеклянный шар с опущенной в него трубкой.
– И наполни кровью!
Расторгуев липкими от крови руками взял стекляшку и подставил ее к горлу Галанова, и она стала проникать через эту трубку и заполнять шар. Лицо Асмодея осветилось торжеством.
– Похвально наказал ты неверного! Господину нашему нужна также и голова жертвы! Исполни же волю его!
С диким криком Расторгуев взмахнул кинжалом, и голова несчастного, сорвавшись с плеч, покатилась по кровавой земле, а обезглавленное тело с пригвожденными к цепям руками, перестало шевелиться. Одежда палача была обагрена кровью. Он поднял голову Галанова с земли за внезапно поседевшие волосы и передал ее Асмодею.
– Вот всe, что осталось от поверженного врага! Он воспротивился служить нашему Повелителю и за это был предан жесточайшей казни!
Лев Расторгуев ощутил в груди своей прилив необыкновенной силы и вдохновения.
– Возьми же, Феликс, голову его и представь пред всеобъемлющими очами нашего Властелина! – попросил заводчик Асмодея. – Дабы он с упоением мог лицезреть мои старания и воочию убедиться, что Лев Расторгуев – верный раб его, и врагам Повелителя не уберечь живота своего, коли воспротивятся они воле Благодетеля!
– Хорошо же! Я исполню твою просьбу. Ты заслужил войти в число избранных своими делами и своей верой! И первая кровавая отметка навечно занесена в великую книгу нашу! А теперь – окропи собранной кровью священного Бафомета, дабы Дьявол, отец наш, принял новую жертву, получил новые силы и одаривал бы потом ими детей своих! Засим ты сожжешь жалкие останки сего боголюбца. И ужас охватит всех святош, церквопоклонников и приблизит час возмездия!
ГЛАВА 28
Екатеринбург, 29 июля 1992 года
Дима не спеша шагал по аллее, направляясь в продуктовый магазин за покупками. Скоро должны были прийти с работы родители, и к их возвращению нужно было прикупить чего-нибудь съестного.
По дороге его внимание привлек мальчик лет одиннадцати, который пытался достать с дикой груши, растущей на аллее, еще зеленый неспелый плод. Что он только ни вытворял: и подпрыгивал, стараясь дотронуться до ветки, и пробовал сбить груши палкой, пытался залезть на ствол, но всe было тщетно. Тогда он начал трясти дерево.
 “Уж не этот ли деятель разводил костер под моими окнами, пока я спал?” – мелькнула у Димы мысль.
– Эй ты, уродец мой ненаглядный, – обратился к парнишке Кольцов, – не тряси грушу, если ты не Ньютон, тем более, что Ньютон тряс яблоню. От этого она на лоб не упадет. Отвечай лучше: это ты, недоделанный, вчера костер во дворе жег?
– Какой еще костер? – удивленно спросил мальчик, моргая большими ресницами.
– Какой костер? Тот, за который я уши обещал оборвать!
– Да что вы, дяденька, я вообще не в этом городе живу, в гости приехал.
– Ты еще заплачь! – усмехнулся Дима. – А сказки не мне, а куклам своим рассказывай, когда по ночам их укладываешь спать к себе в постельку. Короче запомни: еще раз я увижу, что ты разжигаешь костер у меня под окнами, – руки, ноги тебе оборву и спички вставлю! Ясно? Свободен!
И Дима пошел дальше, не заметив, какой злобный взгляд впился ему в спину...
Выбрав в магазине необходимый товар, Кольцов подошел к кассе. Продавщица отбила чек и сдала ему сдачу – 50 копеек одной монетой. Дима с радостью посмотрел на полтинник. Это было уже большой редкостью – получить железный рубль или “полташ” в качестве сдачи. Они уже исчезали из обращения и все чаще стали появляться за границей, где ловкие советские туристы опускали их в автоматы, а взамен получали еду и товаров на несколько долларов. Кольцов улыбнулся.
“Должно быть, какая-то неопытная кассирша! – подумал он. – Знала бы, что на черном рынке железный рубль можно продать за два доллара, а полтинник за доллар, она бы ими не раскидывалась!”
В Диминой голове зажглась было идея: уж не свести ли с ней знакомство, чтобы она поставляла ему каждый железный рубль и железные пятидесятикопеечные монеты, проходящие через ее кассу, как вдруг в его мозгу что-то щелкнуло, и какой-то незнакомый внутренний голос произнес:
“ТЫ УМРЕШЬ В ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ!!!”
Дима невольно остановился, соображая, что бы это могло быть. Прозвучавший голос больше напоминал какой-то импульс. Невозможно было определить ни его тембр, ни даже мужской он или женский, ни возраст того, кто это сказал.
Это было как знамение, прозвучавшее свыше! Настроение сразу же ухудшилось. Кольцов остановился у выхода, ожидая, что эта зловещая мысль повторится снова, но ничего такого не произошло. В парне что-то внутри надломилось. У него было такое состояние, будто его иммунная система осталась беззащитной, бессильной против смертельного вируса, и теперь всякая зараза постепенно наполняет его организм. Если бы не произошли те странные события той роковой ночи, проведенной во дворце, если бы не пропал Леша, пожалуй, Дима и не обратил бы большого внимания на этот голос. Теперь же эти слова крепко засели в его голове, мешая думать или что-либо делать. На выходе из магазина у Димы мелькнула догадка, что, вероятно, именно это необычная пятидесятикопеечная монета оказывает на него такое дурное влияние. Даже возникло желание выкинуть ее. Но, поразмыслив, он отругал себя за то, что слишком легко пошел на поводу у своих чувств.
“Я сам произнес все эти слова и больше никто! Все это я сам выдумал! Вполне возможно, конечно, что мне на миг действительно открылось будущее, и что я действительно умру в 50 лет. Ну так что же! Еcть еще время пожить в свое удовольствие, подготовиться и встретить свою кончину достойно! А то, что я сейчас порчу себе нервы из-за такого пустяка, отнюдь не способствует тому, чтобы срок, отпущенный мне в этой жизни, увеличился!”
Так, пытаясь успокоить себя, Дима пошел домой. Недалеко от магазина он вдруг увидел сидящую на камне бабушку. На земле перед ней лежала грязная бумажная коробочка, в которой виднелось несколько жалких монеток. Она просила милостыню. Было ясно с первого взгляда, что старушка совсем не опытная в этом ремесле и что прийти сюда ее заставила крайняя нужда и безнадежность. Ей было стыдно просить подаяние, и она закрывала свое лицо руками. Диму так поразила эта сцена, что он даже забыл о собственных неприятностях и остановился.
 Еще два года назад было редкостью встретить человека, просящего милостыню. Теперь же на вокзале, в подземных переходах, у церквей целая армия нищих раскидывала свои шапки, кепки, платочки, картонки, ожидая, что милосердные граждане опустят в них несколько монеток. Сейчас услышать на вокзале поющих и играющих на аккордeоне людей всех возрастов можно было каждый день. Раньше такие сцены Дима видел только в фильмах о дореволюционном времени начала века, в фильмах о гражданской войне. Теперь же все возвращалось на круги своя. Капитализм снова по-хозяйски врывался в страну. Дима с жалостью смотрел на старушку.
“А ведь она наверняка во время войны воевала с фашистами или день и ночь стояла у станка, может, потеряла мужа, сыновей... Она всю жизнь искренне верила, что скоро наступит коммунизм и все люди будут жить в мире и достатке. И поэтому не щадила себя, интересы страны ставила выше собственных, губила здоровье на вредном производстве! Ждала, надеялась... И вот до какой жизни дошла!.. Да в любой другой нормальной стране ее, да и вообще всех ветеранов войны, государство взяло бы на полное свое обеспечение и устроило бы им беззаботную жизнь в старости! Такое свинство, когда люди работают за гроши, отдают свое здоровье и саму жизнь на благо страны, а потом – изувеченные, бессильные, никому не нужные остаются перед разбитым корытом, обманутые всеми, – возможно только в нашей стране! А кто-то на этом ох как разжился! А потом иностранцы поражаются, что только в одной Москве самых престижных шестисотых “Мерседесов” больше, чем во всем остальном мире!“
Диме вдруг стало обидно за старуху, за себя, за простых людей, за страну в целом. За что Бог нас так наказал? За что он послал на нас столько войн, испытаний, лишений, преодолеть которые не смогла бы никакая другая страна в мире! Чем мы его так разгневали? И если не иноземные враги терзали нашу землю, то тут как тут оказывались свои тираны и уничтожали лучших людей нации. За что всe это?
Может быть, в СССР, в России в частности, жили и живут только те, кто в прошлой жизни были великими грешниками? И это и есть АД!? Ад, из которого мы так долго и безуспешно пытаемся выкарабкаться. И, может, действительно вся территория нашей страны выкуплена самим Сатаной!? Удивительно, как же люди, потерявшие всех лучших представителей своей нации, сумели не только не потерять своего человеческого достоинства, но и познать тайны космоса, постоянно быть лучшими на Олимпийских Играх?
Дима достал две монеты по двадцать копеек и положил старушке в картонку. Сперва он хотел опустить туда полтинник, но потом догадался, что она тут же отдаст его куда-нибудь в магазин, там его с радостью возьмут, посмеются над ее темнотой, а затем “загонят” кому-нибудь за два доллара. Все равно старуха не понимает в коммерции, поэтому лучше уж дать ей просто сорок копеек. Старушка не открыла своего лица, не поблагодарила юношу, Дима уловил лишь ее гортанные всхлипы.
“И главное, подают нищим, как ни странно, в основном люди, которые по большому счету сами бедны! Или, во всяком случае, не богаты! Они ощущают на своем опыте всю тяжесть положения нищих и калек. Хотя, казалось бы, именно людям обеспеченным следовало бы помогать бедным. Тогда бы недовольство и социальная напряженность в обществе были бы меньше. Ведь людям, которым столько десятилетий вдалбливали, что у нас все равны, что нет ни богатых, ни бедных, трудно адаптироваться в новых условиях, при которых они обнищали, а резкая поляризация доходов между богатыми и бедными озлобляет людей и толкает их на преступления. Может, в ближайшем будущем снова, как и до Октябрьской революции, появятся богатые меценаты, ну а пока... Богатые люди по улицам пешком ходят редко!”
Дима медленно-медленно, так, точно глаза его были завязаны, двинулся по направлению к своему дому, погруженный в невеселые мысли.
“С другой стороны – мы делаемся теми, кем делаем себя сами, и полностью снимать с себя вину и перекладывать ее только на плечи государства, системы тоже, наверное, неправильно. Бесспорно, очень многим людям сложившаяся за многие десятилетия система наступила на горло, перекрыла кислород. Особенно это касается старшего поколения. Тут уж действительно трудно привыкнуть к новым условиям жизни. Но когда не старые еще люди обвиняют весь свет, что это другие, но только не они сами виноваты в своих бедах, в том, что они стали безвольными, безынициативными, – это понять сложнее!
Особенно часто все сваливают на государство. Причем, что самое интересное – ведь все они знают, как управлять государством, это же так просто! – думают они. И никак понять не могут того, что государство начинается с них самих, что это мы сами и есть! И вообще, у нас в стране все – генсеки, президенты – вышли из простых людей. В очереди часто слышишь: вот у директоров машины, квартиры, дачи, и зарплата у них ого какая! А у нас, простых работяг, – копейки! Но почему-то никто из них не задает себе вопроса: а почему я – не директор? Почему у меня всего этого нет?”
Дима сам часто пытался ответить на этот вопрос.
“У каждого наверняка найдется свой ответ. И каждый, наверняка, будет в чем-то прав! Но вряд ли многие признаются себе, что все их неудачи из-за их лени! ЛЕНЬ! Лень губит всe! Из-за еe проклятого ядовитого жала многие не стали и не станут теми, кем могли бы стать! И сколько людей не нашли и не найдут своего призвания в этой жизни, останутся безвестными из-за нее!”
Дима знал это по себе. Сколько раз он мог уже изменить свою жизнь в лучшую сторону! Стоило только быть немного настойчивее, упорнее! Но лень, как топкое болото, затаскивала его все глубже на дно. Она стала для него темной шторой на окне, открывающем путь в настоящую жизнь. И если только преодолеть себя, отодвинуть эту штору в сторону, то твоя комната зальется ослепительным светом жизни! Но нет! Куда приятнее сидеть часами перед телевизором, смотреть на других, на чужие успехи! Или проводить все вечера с любимой бутылкой водки или ящиком пива, чье волшебное действие уводит тебя от реальной жизни, от всех ее проблем. На время! А потом!
Вдруг Диму подбросило, словно от удара молнии:
ТЫ УМРЕШЬ В СОРОК ЛЕТ!!! – отразилось в его сознании так ясно, как глубокий отпечаток ботинка на грязной мокрой земле, и с быстротой, с какой засвечивается фотопленка, ударило в мозг. Дима покачнулся. Сердце его защемило.
“Неужели эта старуха, которой я дал 40 копеек, нашептала мне всякие гадости, и теперь они исполняются?”
Диме стало по-настоящему страшно. А что если его мозг вдруг отделился от его тела и, став самостоятельной субстанцией, выносит теперь свой приговор! Или это какая-то продвинутая стадия сумасшествия?
“Вроде бы сделал благородное дело – дал немного денег бедному человеку. Почему же вместо удовлетворения сделанным в моей голове возникают такие мысли? Нет, они явно не доброго происхождения! Они управляются ЗЛОМ! ЗЛОМ из того старинного дома!”


ГЛАВА 29

Дима пошел прочь. Ему вдруг стало как-то жутковато идти домой. Какое-то сверхчутье предостерегало его. Может, в виде голоса материализовывалась его интуиция? Или просто паника? Сдали нервы? Что если в квартире опять включен газ!? “Но нет! Ведь даже если все зло против меня – оно предсказывает мне, что я умру в сорок лет, а вовсе не сейчас! Это относительно успокаивает. Почему же тогда меня что-то гнетет? Что же мучает меня? Боже, что?“
Внезапно Дима остановился. До него сейчас только дошло, что отравляет его, заставляет чувствовать себя беспомощным.
С каждым разом невидимый голосовой импульс значительно укорачивает время его жизни!!!
И ожидание того, что в следующий раз этот голос скажет, что ему осталось жить уже не до сорока лет, а еще меньше, – разъедает на кусочки его волю, способность ясно мыслить, повергает его в безотчетный страх. Еще немного – и могут начаться необратимые процессе в мозге! Затем – полная деградация! Он станет беспомощным, как младенец!
Дима в эту секунду просто физически ощутил, как внутри него происходят реакции разложения. Надо остановить этот процесс! Надо заставить мозг думать! Может, это приведет к тому, что его добрые, здоровые клетки восторжествуют! Необходимо забыть о плохом, сосредоточиться только на хорошем! Дима, вспотев, приближался к своему дому. Неожиданно на его пути возник пес. Черная пушистая шерсть, черные глаза, небольшой хвост. Порода была Кольцову неизвестна. Собака посмотрела на Диму добрыми человеческими глазами! И этот взгляд показался ему знакомым! Хотя он мог поклясться, что никогда прежде не видел этой собаки. Дима пошел дальше, и собака без промедления двинулась за ним. Кольцов обернулся, присел на корточки и причмокнул. Пес завилял хвостом, подбежал к нему, понюхал и лизнул Диме руку.
“Похоже, родство душ действительно существует, – подумал он, поглаживая собаку и вглядываясь в такие знакомые глаза. – Кто знает, вдруг эта собака в прошлой жизни была мне родным человеком – братом, сестрой, другом... Другом! И сейчас, волей случая, мы оказались с ней в этой жизни в одном городе, в одном месте, в одно время – и встретились!” Дима еще раз с нежностью погладил песика.
– Пойдем, дружок, ты, наверное, есть хочешь?
Внезапно у Димы засосало под ложечкой. Перед глазами встали события пятилетней давности, когда он летом гостил у бабушки в деревне и однажды решил сходить в близлежащий городок за покупками. Так же почти, как и сегодня! И возвращаясь из городка назад по узкой пыльной асфальтированной дороге, где туда-сюда сновали автомобили, он услышал в кустах какое-то поскуливание. Дима спустился в кювет и обнаружил там маленького красивенького щеночка, жалобно нывшего от холода и голода. Кольцову стало жалко его, он решил взять собачонку с собой в деревню и накормить. В городе Дима накупил довольно много вещей, сумка его была очень тяжелой, поэтому он хотел, чтобы щенок бежал за ним по дороге. Но тот либо слишком ослаб, либо его лапкам было больно и непривычно бежать по асфальту, но так или иначе он стал быстро отставать от Димы, с каждой секундой поскуливая от этого все сильнее.
Кольцов очень устал, он шел пешком уже четыре с половиной часа, а до деревни оставалось еще 15 километров. Дима попробовал взять щенка на руки, но песик стал визжать и вырываться. Дима снова поставил его на асфальт, и собачoнка, еле-еле семеня лапками, по обыкновению, стала снова отставать и поскуливать.
Мимо проносились машины, в основном многотонные грузовики, обдавая слоем пыли и дыма усталых путешественников. При малейшем шуме машин щенок стремительно бежал к обочине, скрывался в кювете и сидел там, пока Дима не свистел ему. Тогда песик появлялся и, еле передвигаясь, устремлялся за своим спасителем. В первый раз Кольцов похвалил собаку за сообразительность, с какой она пряталась от опасности, но поскольку он очень спешил, а каждый подобный маневр занимал несколько лишних минут, Дима начал злиться. Снова взяв собаку на руки и снова выпустив из-за ее неистовых попыток освободиться, Кольцов разозлился окончательно. К тому же ему показалось, что ей просто лень бежать, что она притворяется! Ведь когда приближалась машина, собака почему-то убегала в кусты с бешеной скоростью, а когда бежала за ним, за Кольцовым, плелась так, точно бежала без остановки уже дней десять. Парень занервничал и принялся вслух ругать щенка. Мало того, что Дима сам был чертовски голодный, он еще опаздывал на свидание с красивой девушкой, с которой договорился в тот день пойти на дискотеку. А собака тормозила его продвижение. К довершению всего Кольцов обнаружил, что натер на ногах чудовищные мозоли и теперь вынужден был идти хромая. Сжав зубы, он в который уже раз взял собаку на руки, но не прошло и 15 секунд, как она задергалась так, будто ее шли топить, и даже, как показалось Диме, попыталась его укусить.
– Ах, ты тварь такая! – вскипел он наконец. – Тебе же хочешь добро сделать, так ты еще и кусаешься!
Кольцов швырнул песика на землю и сильно пнул его в бок. Бедный щенок аж взвыл от боли и обманутых надежд. Диме тут же стало жалко собаку, и опять он взял ее на руки. Однако через три минуты история повторилась. Не выдержав визгов, от которых уже звенело в ушах, кипела кровь, Дима схватил собаку, швырнул ее далеко в кусты и, не оборачиваясь, быстро зашагал вперед. Он слышал отчаянную мольбу маленького существа, но в тот момент ЗЛОБА переполнила Димино сердце и превратила его в камень. Кольцов оставил его, маленького беспомощного песика, вдали от деревни, от людей, наедине с бешено ревущими грузовиками и в таком месте, где невозможно было найти ни малейшего кусочка пищи.
ОН ОСТАВИЛ ЕГО ПОГИБАТЬ!!!
Впоследствии Кольцов очень сожалел о содеянном и проклинал себя последними словами. Ему не раз мерещились останки как бы вечно улыбающегося скелетика собачки, лежащего недалеко от дороги и привлекающего к себе червей-паразитов. И виновником всего этого был он, Дима!
Кольцов долго не мог найти себе место, тем более, что на следующий день ему неожиданно пришлось уехать из деревни, и он не успел сходить на то место, где бросил щенка. В тот день Дима долго-долго плакал. Ведь щенок, как младенец, – ничего не понимает, кричит, как нам, взрослым, кажется, абсолютно без повода и не может объяснить, что с ним, что у него болит. Иногда от этого детского крика сквозь ночь просто сатанеешь! Да замолчи ты! – так и хочется крикнуть и в порыве гнева даже ударить. Чтобы прервать этот вечный неостанавливающийся визг! Но надо выдержать этот сложный период! А Дима не смог! И теперь, наблюдая за этой собачкой, лизавшей ему руку, он подумал: а не имеет ли она отношения к той, оставленной им тогда у дороги? Вроде – похожа! Возможно, это даже щенок той собачки! Во всяком случае, нужно хотя бы этого песика накормить. Накормить за двоих! И за ту, возможно, уже мертвую собаку!
Дима развернул сверток с колбасой, откусил от нее кусочек и сплюнул его собачонке. Та осторожно приблизилась к колбасе. Дима уже приготовился наблюдать, как начнется аппетитное чавканье, сопровождаемое благодарным взглядом в глаза нового хозяина, но, к его огромному удивлению, собака лишь обнюхала колбасу, но есть не стала.
– На, на, ешь, ты что? Это же очень вкусно!
Но собака смотрела на него, не понимая. Тогда Кольцов сделал вид, что сам ест колбасу, стал чавкать, облизываться, как бы показывая, какая это вкусная пища. Однако пес не обращал на еду никакого внимания. Он смотрел Диме прямо в глаза, пристально, не мигая! Парню стало не по себе.
“Нельзя долго смотреть животным в глаза!” – вспомнились ему слова покойного дедушки. Но Дима не мог оторвать своего взгляда от собаки, недоумевая, что с ней такое творится.
– Да не бойся ты! Колбаса не отравлена! Ты что, думаешь, я хочу тебя отравить, глупенькая? – Внешне собака не изменилась. Но Кольцов был уверен, что ее глаза, которые еще две минуты назад смотрели на него добрым, доверчивым взглядом, теперь наблюдали за ним холодными зрачками, полными неутолимой злобы. Еще больше поразило Диму, что у собаки пасть была закрыта. Обычно у маленьких пород собак пасть практически всегда закрыта. А у крупных, типа овчарок, почти всегда открыта! Эта собака относилась к большим – тем не менее пасть ее была закрыта! И от этой, несвойственной данным собакам детали Кольцову сделалось жутковато!
– Ну, хорошо, пойдем ко мне, я вынесу тебе что-нибудь другое, раз ты не любишь колбасу, – стараясь не смотреть более на пса, промолвил Дима. – Не отставай!
Ему нужно было перейти дорогу. Впереди в его сторону ехала синяя легковушка. Дима посмотрел на нее, намереваясь пропустить эту машину и сразу же перебежать на другую сторону улицы. Вдруг метров за 15 до Кольцова машина стала притормаживать и включила поворотник, показывая, что, еще не доезжая до Димы, намеревается повернуть направо и поехать по второстепенной дороге. Увидев это, Дима причмокнул собаке и стал смело переходить дорогу. Но машина поехала прямо!!!
На него!!!
Дима резко обернулся и едва успел увернуться от колес взбесившейся помятой тонированной “копейки”, которая моментально скрылась из виду. Все произошло мгновенно, но в сознании Кольцова успел запечатлеться приклеенный прямо на лобовом стекле яркий красно-белый знак: “Ограничение максимальной скорости – 30 км/час. У Димы не было времени сообразить, откуда на лобовом стекле взялся такой знак и почему именно 30 км/час, когда у всех водителей легковых автомобилей со стажем до двух лет – ограничение максимальной скорости – 70 км/час, и знак этот крепится сзади слева! Невидимая волна энергии ударила ему в мозг:
ТЫ УМРЕШЬ В 30 ЛЕТ!!!
Задыхающийся Дима, распластавшись на спасительном тротуаре, весь побелел и вздрогнул, когда позади себя неожиданно услышал яростное рычание. Он даже не успел обернуться, как пес подпрыгнул и вонзил свои острые когти в его правую кисть. Димина память молниеносно отразила ощетинившуюся шерсть пса и ловко скрываемый до этого момента бешеный блеск в глазах!
Парень вскрикнул. Из руки потекла кровь. Сумка с продуктами грохнулась на землю, а сверток с колбасой выпал отдельно и закатился в лужу. Любопытные вокруг уставились на испуганного Диму. Как ни велик был в нем инстинкт самосохранения, рациональное начало все-таки еще осталось. Он подобрал сумку и со всей силой пнул собаку. Однако желание поразить врага было сильнее, чем скорость удара. Пес легко увернулся и, оскалив пасть, уставил кипящие кровью глаза на раненую кисть Димы, готовясь броситься снова и изодрать человеческое мясо на мелкие кровавые ломтики. Едва не потеряв равновесия из-за холостого удара ногой в воздух, в который он вложил всю ненависть человека, дважды обманутого на одном и том же трюке, Кольцов пулей понесся к своему дому. Ноги сами несли его через проходные дворы, заборы, преграды...
Пробежав довольно значительное расстояние и порядочно запыхавшись, Дима с удовлетворением заметил, что ни пес, ни машина его не преследуют. Тут его взгляд упал на раненую руку и перепачканные кровью брюки. Он приложился ртом к ранке и стал отсасывать кровь.
“Быстрее домой! Эта собака – бешеная! Нужно скорее обработать место укуса!”
Он забежал в свой подъезд и пешком в несколько секунд достиг пятого этажа.
Добежав до квартиры, он остановился, чтобы достать ключи, прислушаться и отдышаться. Уже вставляя ключ в верхний замок, Дима почувствовал, что за дверями его подстерегает какая-то опасность...


ГЛАВА 30

Он осмотрел дверь снизу доверху, с целью убедиться, что замок не взломан. Внешне – как будто все в порядке! И вдруг!... Взгляд Кольцова упал на номер его квартиры. 20!
ТЫ УМРЕШЬ В ДВАДЦАТЬ ЛЕТ!!! ЕМУ КАК РАЗ УЖЕ БЫЛО ДВАДЦАТЬ!
Значит, в ближайшие дни, часы, ми-ну-ты!?! – он должен исчезнуть с лица земли!
– Врете! Ничего со мной не случится! Я еще всех вас переживу! – вслух зло крикнул Дима. Затем с какой-то решительностью обреченного человека вставил ключ в нижний замок и повернул. Дверь открылась. Все в порядке! Раз замки не взломаны, значит, в квартире никого не может быть! Но это с точки зрения здравого смысла!
Кольцов сделал два шага вперед и застыл на пороге. Тишина. Слышно было лишь, как кто-то из соседей играл на пианино. Дима тихонько затворил за собой дверь и снова замер.
Внезапно тишину квартиры нарушила торжественная музыка, льющаяся из радиоприемника, стоящего на кухне. Звучал похоронный марш Бетховена! Его скорбная музыка с каждым новым аккордом все больше пожирала силы юноши. Он с тревогой обернулся на входную дверь. Все зашевелилось у него внутри! Дима почувствовал себя мышкой, зашедшей в мышеловку и захлопнувшей после себя дверцу.
 “Я никогда не слышал, чтобы похоронный марш передавали по радио! Только когда были объявлены траурные дни в связи с кончинами Брежнева, Андропова, Черненко... Почему же он играет сейчас? Неужели опять кто-то умер? Да уж не по мне ли, кстати, играет он?”
И пока Дима думал, что делать дальше, траурная музыка смолкла. Она оборвалась так же неестественно резко, как и началась, словно невидимый дирижер сделал знак замолчать своему невидимому оркестру. И вот сейчас этот невидимка появится на сцене, чтобы забрать его, Диму, с собой! Вот, вот он сейчас появится! Он уже идет!
В дальней комнате послышался скрип двери! В панике и суматохе Кольцов выскочил из квартиры, едва успев ее захлопнуть, и побежал вниз. В спешке он задел раненой рукой об острый угол перил, и из раны еще сильнее прежнего побежала кровь. Но сейчас ему было не до этого!
“Бежать! Бежать!” – пронеслись в его голове импульсы.
 ”Бежать!” – выстукивало своими пулеметными очередями сердце. Лишь отбежав от своего подъезда достаточно далеко, Дима позволил себе обернуться. Из подъезда никто не выходил, никто за ним не гнался. Тогда он посмотрел на свои окна. Волосы на его голове зашевелились! Ему показалось, что шторка в большой комнате чуть шевельнулась!
 ЕГО ТАМ ЖДАЛИ!!!
“Что теперь делать? Что делать? – лихорадочно спрашивал сам себя юноша. – Домой идти нельзя! Вообще здесь оставаться нельзя! Подальше отсюда!”
Дима посмотрел на часы. Почти шесть часов вечера.
“Надо ехать к Игорю и все рассказать! Предупредить! Наверняка и с остальными произошли неприятности!”
Он осмотрел свою окровавленную руку. Проклятая собака! Кольцов отыскал лист подорожника, плюнул на него и положил на рану. Скоро кровь остановится! А теперь – скорее к Игорю!
Выйдя на шоссе, он стал ловить “мотор”. Еще издали Дима заметил неказистую “копейку” белого цвета и сразу подумал, что именно она должна подъехать к нему и остановиться. Когда помятая “копейка” со ржавыми крыльями замедлила ход, показала правый поворотник и стала тормозить перед Димой, он сам испугался своего пророчества. Стекло у машины было тонировано, и лица водителя не было видно. Дима подошел к автомобилю и открыл дверцу. На него посмотрели два жадных глаза сорокалетнего мужчины.
– Что, командир... – растерянно промямлил Дима, – довезешь до парка культуры и отдыха?
– Вообще-то мне не по пути! А чe денег дашь?
– А сколько хочешь?
– За “катю”1 довезу! – при этих словах водитель издал какой-то рыгающий звук. Дима насторожился. Цена была подходящая. Точнее сказать – очень дешевая! Сейчас никто меньше чем за двести рублей до парка культуры везти бы не стал. И именно это вызвало у Димы подозрение. Еще и издает такие звуки! Кольцов решил не ехать.
– Нет, командир, дороговато! – наигранным голосом опытного торгаша возмутился Дима.
– А сколько же для тебя не дорого? – каким-то припадочным голосом осведомился шофер, и, к своему ужасу, Дима обнаружил, что глаза мужика засверкали каким-то красным гневным оттенком.
– Двадцать пять рублей! – с вызовом назвал Кольцов свою цену, будучи абсолютно уверенным, что водитель тут же захлопнет дверцу и укатит восвояси.
– Ладно, садись! – согласился мужик и при этом снова издал отрыгивающий звук. “Наркоман, наверное!” – подумал Дима.
– Да нет, командир, видно, не судьба! – ответил Кольцов, шаря у себя в карманах. – Я, оказывается, деньги дома в другом костюме оставил. Как-нибудь уж в другой раз!
– Я отвезу тебя бесплатно! – нетерпеливым голосом заявил водитель, оскалившись.
– Не надо, я передумал...
– Садись! – голос уже приказывал. Мужик схватил парня за руку, и Дима почувствовал, как холод расползается по его кисти. Неимоверно резким усилием Кольцов вырвался и побежал прочь. Машина постояла, пока Дима не скрылся из виду, а затем быстро покатила вперед. Кольцов побежал на троллейбусную остановку и успел как раз на только что подошедший троллейбус. Запыхавшись, он прошел в середину салона. Ему все время мерещилось рыгающее лицо водителя легковой машины, его сумасшедший оскал.
КТО ОН ТАКОЙ? Почему хотел увезти с собой? Может, он просто педик? А эти красные глаза, ледяная рука!
Дима задумался.
“Уж не он ли поджидал меня в моей квартире? Получается, что он следил за мной все это время! Были ли у этого водителя сообщники? Наверняка! Один человек не смог бы успеть выбежать после меня из квартиры, не потеряв меня из виду, да еще и следить так, что я его не заметил. Тогда что же выходит? Эти сообщники могли запросто сесть вместе со мной в троллейбус!”
Дима обернулся по сторонам, изыскивая среди окружающих его людей подозрительные лица.
“Не тот ли мужик, делающий вид, что читает газету, у левого окна – один из сообщников? М-м, вряд ли. Ведь я принял решение сесть в троллейбус в самый последний момент, в салоне людей очень много, и тот, кто следил за мной, вошел вовнутрь после меня! Все места уже были давно заняты, поэтому этот некто никак не может сидеть! Он должен находиться среди тех, кто стоит! Кто же? И есть ли он здесь вообще? Может... Нет, так можно запутаться, подозревая всех. Все равно мне никто ничего не посмеет сделать здесь, в троллейбусе. Но что же все-таки им от меня надо?”
 ТЫ УМРЕШЬ В 20 ЛЕТ!
“Неужели они охотятся за мной, чтобы убить?! И не только меня, но и всех остальных. Ведь Игорю тоже казалось, что за ним постоянно наблюдают! И с девчонками всякие странности происходили! А все мы связаны между собой тем, что были во дворце! И участвовали в спиритическом сеансе. Выходит, что все-таки это злые силы нашептывали мне о моей смерти? И теперь начали преследовать меня повсюду!? Получается Лешу они уже убили!?”
Внезапно Дима заметался.
“Почему троллейбус завернул направо? Он должен идти прямо! Почему он пошел не по маршруту? Что случилось? Водитель? Водитель троллейбуса один из них?”
– Остановите! – закричал Дима на весь салон. Головы любопытных пассажиров обернулись к нему. – Остановите, выпустите меня! Троллейбус идет не по маршруту! Неужели никто этого не замечает? Водитель!!!
– Ты что, парень, не закусывал сегодня? – обратился к нему из толпы пожилой мужчина с прокуренным голосом. – ”Тройка” всегда так ходит!
“Что они все, сговорились?”
– Это не “тройка!, Это – ”пятерка”! Она должна идти к парку Маяковского, а не туда, куда идет сейчас!
– Ну, здравствуйте вам!
– Пить, молодой человек, надо меньше!
– Куда вы смотрите, когда садитесь в троллейбус! – отовсюду посыпались возгласы.
Тут же двери открылись, Дима выпрыгнул из салона и посмотрел на табличку своего троллейбуса. Действительно – ”тройка”! Как же он смог так спутать номера?!
“Но ведь когда я садился – ясно видел, что это – “пятерка”! Что за чертовщина!”
Делать, однако, было нечего. Кольцов прошел пешком до остановки “Гостиница “Центральная” и сел там на свою “пятерку”. Теперь уже никакой ошибки быть не могло! Но как же он так опростоволосился? Все на него точно как на дурака смотрели! Разорался на весь троллейбус! ”Идет не по маршруту!” Кретин!
– Так, абонементики готовим на проверку, – услышал он вдруг около себя. Все пассажиры вокруг глупо засуетились. Дима увидел перед собой двух парней лет тридцати в кожаных куртках.
– Ваш билетик, молодой человек, – потребовал у Димы один из них, демонстрируя красное удостоверение. Диму несколько удивило, что оба контролера уставились на него и больше ни у кого билетов не проверяют! К тому же они обычно заходят в салон по отдельности, с разных дверей и движутся навстречу друг другу. А эти почему-то стоят вместе.
– Я еще не успел пробить, не проехал еще одну остановку.
– Всe, вот уже остановка, – возразил один из парней, когда троллейбус стал притормаживать. – Вы не закомпостировали абонемент в течение одной остановки и тем самым нарушили правила проезда в городском транспорте. Пожалуйста, платите штраф.
– Я, вообще-то, студент. У меня проездной. Только я его в других брюках оставил.
– Очень жаль, – вступил в разговор другой контролер, – но ничего: один разок заплатите штраф – больше забывать не будете!
– У меня нет денег! – отрезал Кольцов.
– Так, документы есть с собой какие-нибудь?
– Нет!
Другие пассажиры внимательно наблюдали за развитием событий в салоне.
– Ну что же, молодой человек, коли у вас нет денег, выходите, пойдем в милицию. Там вам выпишут штраф в десятикратном размере. Пойдемте!
И рука одного из кожаных парней крепко схватила его за локоть.
 – Ну, пойдемте! – внутренне усмехаясь, согласился Дима. Они вышли и пошли по тротуару, параллельно шоссе. Конечно, не очень приятно, когда в присутствии стольких людей тебя, как какого-то жулика, в чем-то публично обличают, ну да что поделаешь! Кто-то из других пассажиров, наверное, тайно радуется, что проверка до них самих не дошла, кто-то сочувствует Диме, а кто-то на него негодует. Ну, а с этими контролерами – никаких проблем, как и всегда!
В детстве Дима много раз попадался за безбилетный проезд и отлично знал, что пугание “зайцев” милицией – не более чем блеф! Зачем контролерам куда-то ходить, терять свое время в милицейской конторе, когда за это время они могут выловить и оштрафовать еще человек пять-шесть! Ну, а таких упрямцев, как Дима, они обычно отпускают. Попугают для порядка, потом скажут: “Ну хоть сигаретку дай!”. – “Да не курю я!” – ”Ну, ладно иди и больше без билета не езди!” И всe! Правда, сейчас Дима вовсе не маленький, но зато есть и свои плюсы: он – кандидат в мастера спорта СССР в беге на 200, 400 метров, поэтому небольшая пробежка особых хлопот ему не доставит. Следует только улучить момент, когда его на секунду отпустят, или ослабят хватку, а там – попробуй догони! Шаг контролеров был довольно решителен и скор, что несколько смутило Диму. Значит, они знали, куда его ведут! Нет, БЛЕФ!
– А у вас квитанции-то для выписки штрафа имеются? – как бы невзначай спросил Кольцов, подготавливая побег, в надежде на то, что контролеры полезут за бумажками в карман и на мгновение отпустят его. – А то я заплачу штраф, а вы возьмете деньги себе и поделите! Знаю я вас!
Контролеры не ответили. У Димы стало портится настроение.
“Что всe это значит? Неужели они действительно меня ведут в милицию?”
– Ладно, я готов заплатить штраф. Чем с вами столько времени терять, лучше уж немного денег отдать – дешевле будет!
“Давно бы так!” – вот какого ответа ожидал Дима, и они должны были бы остановиться.
Но контролеры молчали! И вели его вперед!
– Деньги у меня есть, но я их отдам только при условии, что вы выпишете мне квитанцию! – выдвинул ультиматум Кольцов. – Иначе я не согласен!
Контролеры молчали.
– И вообще вы корочки мне свои не показали, только издали! – продолжал свой монолог Дима. Сердце у него тревожно забилось. – Так что давайте-ка, засветите!
Контролеры все так же молча шли вперед, глядя только перед собой и не обращая никакого внимания на Диму.
– Вы что, онемели?
В ответ – молчание. Кошки тревоги заскребли душу Димы. Он посмотрел вперед и ... чуть не споткнулся! Сердце его ойкнуло, рот открылся от страха и удивления. Теплые волны страха разлились у него внутри!
“Контролеры” вели его прямо к белой тонированной “копейке” с ржавыми крыльями! А ее водитель, полчаса назад желавший подвезти Диму бесплатно, теперь злобно смотрел на него из окошка своими красными глазами и злорадно усмехался!
Невозможно передать ужас, сковавший Диму. С быстротой и силой, на которую он в тот момент только был способен, Кольцов рванулся из рук державшего его парня, при этом порвав рукав своей спортивной кофты. Но до того ль ему было сейчас!
Он побежал! Вихрь свистел в его голове, ноги будто бы и не касались земли! Дима не замечал ничего вокруг – все с огромной скоростью проплывало мимо него. Петляя, он пробежал несколько дворов, переулков, кварталов и наконец в изнеможении свалился на скамейку, оборудованную на детской площадке.

ГЛАВА 31

 “1810 года марта первого дня купчая крепость.
Лета 1809 сентября во второй день, железоделаемых заводов содержатель Петр Григорьев сын Демидов, продал с позволения Горного департамента Волжскому Первой гильдии купцу Льву Иванову сыну Расторгуеву собственныя свои чугунноплавиленныя и железоделаемыя завод, именуемыя: Каслинской и два Верхне и Нижне Кыштымския, с принадлежащими к заводам селам. Заводы достались в наследство 1804 года от покойного дяди моего Никиты Демидова...”

Екатеринбург, 1811 год
“Из Горного департамента Волжскому Первой гильдии купцу Льву Иванову сыну Расторгуеву. По прошению Вашему и тайного советника Демидова на имя Господина управляющего министерством финансов действительнаго тайного советника, члена Государственнаго Совета, Сенатора, Государственнаго казначея и кавалера Федора Александровича Голубцова о позволении Вам купить, а Демидову продать Вам два Кыштымския и Каслинская его заводы... ”
– Хватит тебе, Левка, бумажками своими, точно девица нарядами, любоваться! – сказал Асмодей. – У меня до тебя разговор сурьезный имеется!
– Гости ко мне нонеча заглянуть должны, – уведомил своего благодетеля хозяин дома, убирая письмо в стол. – Нелюбезные гости. Схорониться бы от них надобно! Посему, не угодно ль, Феликс, в баньку со мной сходить? Там и о делах поговорить можно и не потревожит нас никто!

* * *
– Давай, Лев Иваныч, принимай гостинцы! – приговаривал Асмодей, хлеща Расторгуева по бокам двумя вениками в жарко натопленной баньке. – Силушку и красоту, здоровье богатырское и молодость, чистоту и приятный кожи цвет, да внимание девиц красных – банька дает.
– А как же! – согласился Лев Иванович, отдуваясь, – который день паришься, тот день не старишься.
Тело заводчика раскраснелось. К нему прилипло несколько березовых листочков.
– Эх, хорошо у тебя, Феликс, веничками получается. Будто всю жизнь банщиком робил.
– Секретами владею! – похвалился Асмодей. – В бане веник – дороже денег! И не токмо удовольствие для тела, но и для дела! Лжедмитрия-то, слыхал, как разоблачили, когда царствовал он на престоле русском? Он, инородец, бани не любил!
А какой же русский баньки не любит? Вот и погорел!
Расторгуев уже просто задыхался от густого горячего пара, а Асмодей даже не вспотел!
– А что, Лев Иваныч, – промолвил Асмодей, хлеща заводчика по ногам, – ты теперь сказочно богат, не мешало бы и дочерей выгодно пристроить.
– Эх, неугодно, видно, было благодетелю сыновьями меня одарить. Вот разлетятся скоро доченьки мои, с кем я останусь?
– Да ты никак в хандру впал? – Асмодей обмакнул веники в кипящую воду и стал парить Расторгуеву руки и голову. – Не пристало тебе на житие свое жаловаться! Не к лицу! Все у тебя имеется! И почет, и богатство, и власть! Но надо заботиться о будущем дне и о близких своих!
С этими словами Асмодей вылил на разваренного Расторгуева целый ковш ледяной воды.
– У-ух! Хорошо-о! У-ух!
Асмодей захлестал купца по икрам и стопам.
– Сила должна порождать силу через их единение. Потому-то и дочери у тебя! А я им женишков подыскал. И не каких-нибудь...
Лев Иваныч от удивления даже привстал с полки.
– Это кого же?
– Зотова Александра, наприклад1. Слыхал, поди, имя такое?
– Это которого же Зотова-то? Уж не Григория ли Федотыча, управляющего заводами Яковлева сын?
– Его самого!
– Да ты что же, Феликс! – Расторгуев с недоумением выпучил на Асмодея глаза. – Да ведь Гришка-то Зотов, он же крепостной был! Сиволапое мужичьe! Как можно! Засмеют все!
“С холопом породнился!” – будут баять на каждом углу!
– Так надо, Лева! Ты себя вспомни! Кабатчик!
– Что ж, по-твоему, я сапоги у кого лизал? – задохнулся от гнева и духоты Расторгуев и покачнулся. – Ох, пойдем-ка, Феликс, выйдем. Что-то невмоготу мне стало...
Они вышли в холодный предбанник, а затем на улицу, где Расторгуев начал валяться в холодном снегу, а Асмодей молча за ним наблюдал...
– В подлом происхождении тебя упрекнуть нельзя, – заметил Асмодей, когда они вернулись в предбанник. – Но для Властелина нашего нет большого различия – мужик ли ты, барин ли... Из любого мужика он сможет сделать барина и любого вельможу может превратить в пса бесхозного. Чтобы
заслужить его расположение – надо преданность ему в утробе своей нести. А Григорий Зотов – наш человек. Потому-то из простого, как ты выразиться изволил, сиволапого мужичья – дошел до главного приказчика Верх-Исетских заводов. А скоро – коли и далее служить верою нам будет – в одно доброе утро вся династия владельца заводов Яковлева прикажет долго жить. Притом по совершенно натуральным причинам: один – утонет, другой – болезнь какую подхватит, третий – в баньке угорит, и все заводы Зотову принадлежать будут! Для этого последний из наследников Яковлевых купчую на его имя составит и только после – перекинется! Уразумел? В заводских делах он что рыба в воде, а коли заводчиком будет, кто посмеет ему о прошлом его напомнить? А кто посмеет – тот сам и сгинет! А своих людей, Левка, завсегда надо к теплому месту пристраивать.
– Нет, воля твоя, Феликс, я не могу так... Пусть он хотя бы заводчиком станет, а опосля уж...
– Лева! Забыл ты клятву? Не щадить живота своего на благо дел наших общих! Это тебе приказ!
Асмодей смотрел на Расторгуева злыми, колючими глазами. Заводчик впервые увидел на себе такой взгляд и невольно содрогнулся.
– Никогда не забывай о награде тебе обещанной! – наставлял Асмодей. – Равно как и жестокого наказания в случае ослушания и лиходейства.
Расторгуев, ничего не ответив, зашел в парилку, взял ковш и плеснул через окошко на камни кипятку. Дышать стало почти невозможно. Но вошедший следом Асмодей совсем будто и не заметил этого. Он нисколько не покраснел, не покрылся каплями пота, словно и не находился в стоградусной жаре.
– Ну, а для второй дочки что за женишок? Тоже смерд какой? – буркнул заводчик обиженно, жмуря глаза от горячего пара.
 – Сними камень тревоги со своего сердца! Второй – Харитонов Петр – купец и золотопромышленник. Как говорится и швец, и жнец, и на дуде игрец. В общем, жалеть не будешь!
– Харитонов? – удивился Лев Иванович. – Что, и он тоже ... наш?
– Наш, Лева, наш! – кивнул Асмодей. – Все они до гробовой доски воле Сатаны потворствовать готовы. Харитонова, коль достоин будет, со временем городским головой сделаем. И с вашей силищей единенной не токмо в уезде, в губернии, но и по всей Расеи дел творить можно будет великих! Непокорных – на плаху! И скоро – всe в ваших руках окажется!
Асмодей значительно посмотрел на Расторгуева.
– Так что со свадьбами, Лев Иваныч, не медли! С зятьками твоими будущими я уже говорил. Они согласие свое немедля дали...
– А они о делах наших знают, там в подвале?..
– Покамест нет, но со временем, когда они с тобой породнятся, мы посвятим их! Так что дело за тобой!


ГЛАВА 32
Екатеринбург, 29 июля 1992 года
“Всe! Все сомнения растаяли! За мной охотятся!” – размышлял Дима, сидя на скамейке. Он вдруг представил себя тореадором в замкнутом пространстве, откуда нельзя сбежать. В руках его красная материя, которую нельзя выкинуть, а вокруг – десятки разъяренных быков с красными от бешенства глазами. И сверху за ним наблюдают! Но нет, не доброжелательная публика! А тысячи водителей белой тонированной “копейки” – и все они на одно лицо! С красным, как и у быков, отблеском в глазах, они усмехаются и, издавая рыгающие звуки, требуют от быков начать борьбу.
Отвлекись! Забудься! Все это тебе только кажется! Это сон! Теперь вставай и иди пешком к дому Игоря. Все твои беды происходят от того, что ты пытаешься добраться к нему на каком-то транспорте. А если ты пойдешь пешком, то с тобой ничего не случится! Думай о приятном, и у тебя всe получится!
Дима поднялся со скамейки и, осмотревшись кругом, зашагал вперед по асфальтированной дорожке. На ней он заметил голубей, клевавших какие-то хлебные крохи. При его приближении они засуетились, и, переваливаясь с лапки на лапку, разбежались в разные стороны, зорко наблюдая за действиями человека.
“Интересные существа, эти голуби! – подумал Дима, немного успокоившись. – Человек может идти по улице, глубоко задумавшись, не видя и не слыша, что делается вокруг. Иногда даже не замечая движущиеся автомобили при переходе оживленной магистрали. А уж тем более не обращая внимания на каких-то голубей, семенящих около него. Но вот сами голуби, как бы сильно они ни задумались, они не могут не думать о человеке, находящемся рядом с ними! Ведь он может мгновенно раздавить их или, поймав, свернуть шею. Они всегда готовы ждать от него опасности, действует инстинкт самосохранения. Да что там голуби! В деревне – петухи, гуси, утки, бараны, коровы – уж на что вроде домашние животные, а и то искоса поглядывают одним глазом, одной стороной своей морды за человеком. Не доверяют ему! И правильно делают! Ведь на суп, на мясо, на шерсть – постоянно убивают кого-то из них. Традиция, идущая из века в век. Кто знает – может, следующая очередь – за ними! А вот собаки не боятся своих хозяев и, радостно виляя хвостом, бросаются им навстречу. Откуда они так уверены, что их не зарежут и не сварят из них суп?!”
Дима прошел вдали от магазинов, стараясь держаться подальше от больших скопищ людей.
“Эх, деревня! Как хотелось бы сейчас уехать туда! Туда, где еще встречается чистая вода в речках, где еще без риска для здоровья можно купаться, в отличие от городских рек, напичканных химическими отходами. Туда, где воздух еще девственно чист, где есть неразбавленные молоко и сметана, целебная банька с пивом! Где люди умеют трудиться и веселиться. Где никогда ни за что не встретишь нищего! Только там можно ощутить себя в полной безопасности и подлечить расстроенный организм.”
Сейчас Дима чувствовал себя первобытным дикарем, каждую секунду ожидая невесть откуда смертельную опасность, совсем как дикие предки, не находившие себе места при раскатах грома, блеске молнии, затмении солнца. Он, цивилизованный человек, стал дикарем!
И даже не помогало избавиться от этого осознание того, что человек постиг уже многие тайны космоса, подчинил себе океаны и земли. Перед Злом, которое сейчас преследовало Диму, он был беспомощен как младенец, оставшийся без мамы. И вместо того, чтобы что-то созидать, творить, он должен был примитивно спасать свою плоть от неизвестных злых сил.
Кольцов тяжело вздохнул.
“Да, нам надо всем убираться отсюда. Для начала – на пару недель, а там видно будет!”
Вот и подъезд Игоря. Дима осторожно поднялся и позвонил в дверь. Ему никто не открыл. Подождав для верности еще пять минут, Кольцов спустился вниз. Его часы показывали 19.16. Надо будет где-то убить время до восьми часов. Очень хотелось есть. Дима купил себе два пломбира и зашел в пустынный парк. Здесь можно сесть на скамейку и спокойно все обдумать. Он осмотрелся, чтобы убедиться, что поблизости никого нет и никто не сможет его потревожить. Но убедился Кольцов лишь в одном: сзади, по тропинке в его направлении шли четыре человека. Дима уже хотел было спрятаться от них в кустах, но увидел, что это идут всего-навсего четыре цыганки. Он успокоился, расслабился и, заметив впереди себя метрах в тридцати скамейку, направился к ней, с наслаждением облизывая мороженое. Уж с кем-с кем, а с цыганками он умеет разговаривать так, что они от него мигом отстают!
Дима обернулся вполоборота, скосил глаз и поразился! Цыганки были уже совсем рядом с ним! Как же так? Еще секунд двенадцать назад они находились метрах в сорока от него, а ведь он не стоял на месте, он тоже шел! Неужели пока он находился к ним спиной, они не слышно подбежали вперед? Иначе как объяснить, что они смогли так быстро сократить расстояние? Хотят первыми занять скамейку? Но тут их еще очень много и все свободны! И идут цыганки вроде медленным шагом! Как-то неестественно все это! Дети! Почему с ними нет детей? Хотя это незначительная деталь, но все же! Куда они идут? Неужели в этом парке у них табор? И почему же тогда так непривычно тихо? Слишком тихо!
Цыганки уже были в полуметре от Димы. Он не стал испытывать судьбу и резко обернулся. Тут же цепкая рука схватила его.
– Можно тебя на минутку, молодой, красивый...
Дима, пытаясь освободить свой локоть, ответил:
– Sorry, I don’t speak Russian.1 Обычно, услышав нечто подобное, цыганки на рынке или на вокзале либо сразу же отходили, понимая, что чего-либо добиться от человека, который бормочет что-то на незнакомом им языке, – невозможно, либо сначала по инерции лепетали что-нибудь типа: “Что, не понимаешь, да?” – и все-равно отходили. Но на этот раз рука, сжавшая Димин локоть, лишь еще сильнее сдавила его, и Кольцов почувствовал, как ее холод сковывает льдом страха все его существо. Три других цыганки стали молча окружать его. В немигающих зрачках четырех фурий отразилась безжалостная, как у маньяков, решительность во что бы то ни стало полакомиться его плотью! Мороженое выпало из его рук...
Никогда еще прежде: ни на каких соревнованиях областного, всероссийского или всесоюзного значения кандидат в мастера спорта на спринтeрских дистанциях, неоднократный победитель множества престижных турниров Дмитрий Кольцов не бежал так быстро, как сейчас, вырвавшись из цепких рук цыганок.
И это даже несмотря на то, что он не был как следует размят перед стартом, на нем не было легкой спортивной формы, шиповок, пружинящих в такт бегу. Да и сама трасса не напоминала идеальное полотно манежа или размеченную дорожку стадиона. Но страх, неописуемый страх гнал его вперед и был самым эффективным стимулом и анаболиком, позволяющим покорять рекордные секунды.
Диме уже не хватало воздуха, а он все бежал и бежал, оглядывался и снова бежал.
 Редкие прохожие останавливались и любопытными взглядами провожали человека, красиво бегущего с неимоверной скоростью. Две девчонки даже ойкнули и восхищенно засмеялись, поразившись увиденному. Одно дело наблюдать за бегунами по телевизору, где отсутствует чувство реальной скорости, где все бегут одинаково быстро, и другое – видеть настоящего спортсмена в реальной жизни, в нестандартной ситуации! Бабки, сидевшие на скамейках недалеко от парка, думали, что бежит преступник с места преступления, и старались тщательно запомнить малейшие приметы Димы. Мало ли, в завтрашних газетах могла появиться заметка о совершении какого-нибудь сногсшибательного преступления и о сбежавшем преступнике. Тогда будет о чем посудачить с кумушками во дворе!
А если еще объявят, что за любую информацию о преступлении обещается вознаграждение – вот и прибавка к пенсии! Другие прохожие полагали, что спасается жертва, преследуемая на “Мерседесах” боевиками всемогущей уральской мафии, и полагали за благо побыстрее скрыться с этого места, дабы самим не попасть в переделку.
Наконец, полностью запыхавшись, Кольцов перелез через забор близлежащего детского сада, упал на качель и стал восстанавливать дыхание.
“Жаль, секундомера не было! Точно выполнил норму международного мастера!”
Это была единственная более-менее приятная мысль. В остальном всe было скверно!
“За мной что, уже весь город гонится? Шофер, кожаные парни, теперь цыганки! И появляются именно в том месте, где я нахожусь! Это не случайность! Должно быть, они за мной постоянно следят... Но каким образом? Угнаться за мной – просто невозможно. Машин поблизости нет! Даже бы лучший сыщик сейчас за мной бы не уследил!”
Мало-помалу Дима пришел в себя, отдышался, но не смог унять того огромного внутреннего напряжения, которое готово было, как пар из горячего котла, вырваться наружу и натворить бед. Он посмотрел на часы. 19.35. Пора к Игорю! Будет что порассказать!
Дима направился к огромному шоссе, чтобы перейти через дорогу. Для пешеходов горел красный свет. Он встал на самый край тротуара, чтобы сразу же, как загорится зеленый, перейти на противоположную сторону. Сзади стали подходить другие пешеходы.
Кольцов стоял впереди всех, как главарь шайки. Через дорогу напротив тоже столпились люди. “Толпа на толпу”, – подумал Дима, вспоминая из уроков истории битву со шведами на Чудском озере. Красный свет в Диминых зрачках сменился на зеленый. Он уже хотел кинуться вперед, но внезапно:
ЕСЛИ ТЫ ПЕРЕЙДЕШЬ ДОРОГУ, ТЫ УМРЕШЬ!!!
Дима застыл как завороженный. Толпа повалила вперед, толкая его плечами, а он не мог пошевелиться, как человек, которому только что сообщили, что он болен СПИДом. “Кто? Кто управляет мной? Кто вторгся в мой разум и принимает за меня все решения? Какова его цель? Конечно, чтобы погубить меня! Все ополчились против Димы Кольцова! Все жаждут моей смерти! Но мы еще посмотрим, кто кого!”
Он обнаружил, что вся его спина взмокла от ураганного бега и еще больше – от страха! Страх, который он испытывал раньше, когда просыпался от ночных кошмаров, по сравнению с тем страхом, что он испытывал сейчас в реальности, – был похож на тщетные попытки четырехлетнего малыша напугать взрослого человека, сидящего в кресле к нему спиной. Вот малыш подкрадывается, намереваясь неожиданно положить руки на плечи взрослому и дико вскрикнуть, наивно полагая, что его шаги и скрип половицы не слышны. Ему и невдомек, что взрослый уже давно краем глаза увидел все маневры и ухищрения дитяти.
“Что это за голос внутри меня? Мой ангел-хранитель, предостерегающий меня от опасностей, неверных поступков и защищающий от воздействия злых сил? Или, наоборот, – дух ЗЛА, который стремится заманить меня в ловушку и увести в сторону от правильных действий? Туда, откуда я уже не смогу выбраться никогда!”
Уже по шоссе мчались машины, а Дима всe стоял у края тротуара, погруженный в свои мысли. Однако, когда его чуть не сбил проходящий в нескольких сантиметрах “Мерседес”, он очнулся и пошел назад, решив перейти на нужную ему сторону через подземный переход.
ЕСЛИ ТЫ ЗАЙДЕШЬ В ПОДЗЕМНЫЙ ПЕРЕХОД, ТЫ УМРЕШЬ!!!
– А-а-а-а! – дико заорал Дима и метнулся в обход шоссе. Щека его дергалась. Он снова побежал, мало понимая куда, лишь бы подальше от запрещенного маршрута! 19.43.
Скорее к Игорю! Надо выяснить, помогает ли мне голос избежать опасности или ведет к гибели. Если я этого не выясню – мне конец!.. Что же получается, везде, куда я бегу от голоса, меня подстерегает опасность! Это нереально! Следовательно, голос ведет меня в ловушку! Хотя... С другой стороны, мне пока удавалось спастись, и, может быть, именно благодаря тому, что я слушался его! А если бы не слушался, то давно бы угодил в сети. Как же быть? Единственный способ все проверить – это ослушаться голоса, пойти ему наперекор! Но такой эксперимент может стоить мне жизни! Черт!” Дима был в положении шахматиста, который безнадежно проигрывает свою партию, и где любой его ход ведет к гибели. И надо во что бы то ни стало вырваться из этого цугцванга! Но в шахматах, к тому же если играешь не на турнире, а так, для себя, можно думать над ходом сколько угодно долго, а сейчас Дима находился в страшнейшем цейтноте. И даже если очень быстро найти лучшие ходы для защиты, это может оказаться совсем недостаточным, обязательно нужны еще ошибки со стороны соперника. А когда не знаешь, кто твой соперник и как с ним бороться, то что делать тогда?!.. А цена проигрыша – жизнь! Жизнь, которую уже невозможно будет вернуть!
Дима очень хотел жить, поэтому бежал долго, без остановки, пока его взгляд не уперся в подъезд Игоря. Тот самый подъезд, в который он заходил сотни раз, внутри которого за последний год он провел больше месяца жизни! И теперь предстояло зайти еще раз! Еще один раз! А вот это-то он и боялся сделать!
Он стал бояться заходить в какое-либо ограниченное пространство, где его могут окружить, откуда нельзя будет спастись бегством. Как же быть?
Телефон! Вот спасение! Надо будет позвонить Игорю по телефону и попросить выйти! В душе Димы затеплилась небольшая надежда, что он все же сумеет выпутаться из этого переплета малой кровью. Надо только найти телефон! Но к его несчастью, ни один телефон поблизости не работал.
У одних были оторваны или разобраны трубки, у других отсутствовал цифровой барабан, у третьих вообще не было корпуса. Дима обежал все телефонные точки, проклиная всех телефонных хулиганов на свете. Подобное состояние с телефонами-автоматами было не только в этом районе, но и повсеместно в городе, да даже, пожалуй, и во всей стране, за редким-редким исключением.
Куда же бежать людям, если у кого-нибудь из них или их близких случится сердечный приступ и нужна “скорая помощь”? А пожар? А милиция? А если ты просто захочешь поболтать с другом или любимой девушкой? Легче уж просто съездить к ним домой!
Дима страстно пожелал, чтобы именно тем хулиганам, кто срывает трубки, разбирает телефоны, однажды жизненно важно было бы позвонить – и они попали бы в ту же ситуацию, что и он. А может, это и не хулиганы вовсе, а сама судьба! Выхода не было! Нужно идти к Игорю домой! 19.51. Он должен уже быть на месте. Дима, не мигая, набычив голову, словно теперь это он стал быком, уставившимся на красную материю тореадора, вошел в подъезд Игоря. Прислушался. Вроде бы все тихо. Глубоко вздохнул. Но это был не вздох облегчения. Это была как бы передышка перед решающей схваткой. Будто на дне глубокого озера он искал то единственное, что могло еще его спасти, и поэтому, поглубже набрав воздуха, нырнул вглубь подъезда. Дима простоял на первом этаже целую минуту абсолютно недвижно. Затем вышел на улицу, нашел два кирпича и зафиксировал ими обе входные двери подъезда в открытом положении.
Мало ли! Если придется убегать, каждая секунда может стать решающей. Затем он опять вошел вовнутрь, подошел к лифту. Нажал на кнопку. Сердце лихорадочно начало стучать. Лифт не работал. А из шахты лифта донесся негромкий шорох! Засада! За-са-да! Он уже хотел выскочить из подъезда, как услышал, что на крыльце кто-то разговаривает. Мужские голоса! Выход перекрыт! Надо подняться к Игорю и переждать!
19.54.
Дима стал подниматься пешком. Невольно ему представилось, что сейчас все квартиры на втором этаже разом откроются, и оттуда, хохоча, выскочат водители, цыганки, контролеры... Кольцова бил озноб... Третий этаж.
ВНИЗ! ВНИЗ! БЕГИ ВНИЗ! СКОРЕЕ!
Между третьим и четвертым;
НАВЕРХ! СКОРЕЕ НАВЕРХ!
 – Заткнитесь!
Четвертый этаж.
СТОЙ НА МЕСТЕ! НЕ ВЗДУМАЙ ДВИГАТЬСЯ!
Трясущийся Дима прижался к стене. Ему не хватало воздуха. “Нет, на месте стоять нельзя! Здесь оставаться никак...”
ЕСЛИ ТЫ ЗАЙДЕШЬ К ИГОРЮ, ТЫ УМРЕШЬ!!!
Кольцова затрясло еще больше. Он побежал вниз, но поскользнулся и упал. И в тот же миг!
ЕСЛИ ТЫ ВЫЙДЕШЬ ИЗ ПОДЪЕЗДА, ТЫ УМРЕШЬ!!!
Где-то наверху, в районе девятого этажа щелкнула дверь, и послышались чьи-то уверенные шаги вниз. И одновременно, в ту же самую секунду, кто-то вошел в подъезд!

ГЛАВА 33
Екатеринбург, 1812 год
– Permettez – moi, mademoiselle, de vous engager pour un tour de valse,1 – тридцатилетний безусый офицер изысканно улыбнулся, изящно склонив голову перед молодой барышней.
– Avec plaisir, мonsieur,2 – ответила девушка, облаченная в белый атласный сарафан и кокошник, расшитый жемчугом. Вскоре парочка, как и множество других вокруг, закружилась в вальсе.
Уже вторую неделю не сбавляла оборотов свадьба Марии Львовны Расторгуевой и Петра Яковлевича Харитонова. Весь высший свет Екатеринбурга, заезжие гости из столицы, Москвы, других губерний почли за честь быть приглашенными на столь небывалое доселе торжество роскоши и богатства. Уже опухли от выпитого лица гостей, слуг, музыкантов, но веселье не прекращалось ни на минуту. Карты, охота, вина, гулянья на тройках, обеды, балы постоянно сменяли друг друга, и этим звеньям праздничной цепочки торжества не было видно конца. Лакеи не успевали менять блюда из множества сортов рыб, грибов, баранины, говядины, свинины, всевозможной дичи. Вазы были полны экзотическими овощами и фруктами, салатами и сладостями. Из погребов доставали заморские вина. Белоснежные некогда скатерти были залиты и насквозь пропитаны спиртным из опрокинутых штофов, обмусолены рыбными костями. Словно группа экскурсантов, шествовали гости по огромному дворцу: из столовой в гостиную, из гостиной в просторную залу для балов, оттуда в сад с озером, в зверинец, полный диковинных животных, затем опять в столовую и лишь глубоко за полночь расходились в приготовленные для них покои. Повсюду лилась музыка в исполнении специально приглашенного из Перми оркестра, и изрядно пьяные музыканты увеселяли почтенную публику... Вальс закончился.
– Grand merci, mademoiselle, vous кtes charmante comme un coeur!3
– Merci pour le compliment, Monsieur, – девушка поклонилась. – Vous кtes trиs aimable. Oh, je suis tout haletйe...1
– Puis – je savoir votre nom, m-lle ?2
– Catherine. Et vous?3
– Je m’appelle Nicolas. Tout court Nicolas. Je suis heureux de faire votre connaissance, Catherine. Voulez – vous boire?4
– Je voudrais un verre de vin blanc sec, si зa ne vous donne pas trиs d’ennuis.5
– Rien du tout. Une minute, s’il vous plait.6 Эй, братец! – позвал он лакея, – поди сюда!
 – Слушаю-с?
 – Послушай, любезный, дама желает бокал белого сухого вина. А мне принеси чарочку водки и стакан воды. – Лакей поклонился и отошел. Девушка с любопытством посмотрела на своего кавалера.
– Prйfйrez – vous l’eau de vie bien coupйe?7 – спросила она.
– Ah, oui, vous savez, le poиte allemand Goethe aimait dire,8– Офицер принял трагическую позу, вытянул руку вперед и продекламировал:
– Wasser allein macht stumm, das beweisen im Teiche die Fische, Wein allein macht dumm, das beweisen die Herren am Tische...9
При этих словах он указал на шатающихся и невнятно бубнящих купцов, сидящих за обеденным столом.
– ...Und da ich keines von beiden will sein Trink’ich mit Wasser vermischt den Wein.10
– Bravo! – засмеялась Катя. – Das ist aber fein! Sie sprechen Deutsch! Welche Sprachen kennen Sie noch?1
– Ваше вино, сударыня, – учтиво предложил подошедший с подносом лакей. – И ваш заказ, сударь.
– Спасибо, – поблагодарила его барышня. Николай кивнул и подал лакею полтину.
– Покорнейше благодарю, – поклонился лакей. – Господь наградит вас за вашу благодетель.
Лакей удалился и не заметил, как покраснело, а потом посинело при этих словах лицо офицера.
– Я знаю много языков, – отвечал военный, оборотившись к даме, по мере того, как лицо его принимало естественный цвет, – но мне все же хотелось бы говорить с вами по-русски. Понимаете, Катя, я приехал из Петербурга...
Офицер углубился в подробности своей жизни, а в это время Григорий Зотов, уже продолжительное время наблюдавший за этой парой, подошел к Расторгуеву и после очередной партии в вист отозвал его.
– Слушай, Лев Иваныч, кто сей кавалер, что с Катериной твоей лясы точит?
Пьяный Расторгуев оборотился, долго искал среди наплыва гостей свою дочь и ее кавалера, пока Зотов самолично не указал на них. Офицер находился спиной к заводчикам и страстно о чем-то рассказывал внимательно слушающей его Екатерине Львовне Расторгуевой .
– Не ведаю, Григорий Федотыч, бог весть, кто такой! Званый он али нет. Давеча спустился в сени, а там люди стоят, кинулись меня поздравлять, внуков желать, а кто они такие да откудова, сам черт не разберет!
– Ты смотри востро, хозяюшко, не прозевай! Катерина у тебя – девка видная, мигом обиходят, подлюжники!
– А чего ж ты медлишь? Давай своего Сашку-то жени!
– Эх, ума бы ему еще понабраться! Глуп как чурбан! Ну, да я cделаю из него человека!
– Вестимо! Женится – образумится!
– Кто ж это за гостенек такой? Полковник! Да еще молодой и собой хорош! Гляди ж ты, глянулся он вроде твоей Катерине! Вишь ты, раскрыв рот слушает! Врет чепуху, должно быть, какую!
– Не иначе, как со стороны Петра гость.
– Харитонова, думаешь? А пойдем-ка у него и осведомимся, что это за гусь такой!
Снова зазвучала музыка, и Катерина Львовна с молодым полковником закружились в танце. Расторгуев и Зотов подошли к карточному столику. Хозяин дома встал за спиной своего зятя.
– Эй, женишок, – обратился к Харитонову Григорий Федотыч Зотов. – Это кто ж таков будет, во-он полковник, что с Катериной Львовной танцует? Не из твоих?
Жених прищурил глаза.
– Нет, неведом он мне. Да ты у хозяина спроси, чай, он знает!
И Харитонов снова погрузился в карты.
– Слыхал, Лев Иваныч? Не признает он полковника за гостя своего! Что-то здесь нечисто!
– Может, чиновник какой? – предположил Расторгуев. – Да что-то я лица его никак ясно разглядеть не могу! Как-то расплывается оно, ускользает...
– Ты тоже заметил? – удивился Зотов. – Смотри-ка, будто специально – то к нам спиной, то в полоборота.
– Пойдем, что ль, у купцов узнаем? – предложил Расторгуев. Заводчики обошли множество знакомых, выспрашивая о молодом офицере, но никому вышеозначенную личность прежде встречать нигде не доводилось.
– Ну, что невесел ты, зятюшко? – спросил Расторгуева подошедший Харитонов. – Кругом веселье, пир горой, а хозяин, всю благодать сию сотворивший, кручиниться удумал.
– Да из головы, понимаешь, офицер сей никак не идет. Никто его не приглашал, никому он незнаком! И с каких небес на нас свалился?
– Так чего же время попусту терять? Пойдем и спросим его, что он за птица да полета какого! – взялся за решение проблемы Петр Харитонов.
Все трое решительным шагом направились к танцующей паре. На их лицах читалась жажда крови. Вокруг бегали слуги, звенела посуда, жужжали пьяные голоса, играла музыка, но трем тузам Екатеринбурга было сейчас не до праздничества. Они видели перед собой только широкую спину офицера и улыбающуюся ему Катю. В их великую тайну мог затесаться невольно еще один, совершенно чужой человек. Этого допустить было нельзя! Его необходимо устранить! Музыка вдруг прекратилась. Зажглись свечи. Екатерина Львовна заметила направляющегося к ней отца.
– Ах, папенька, – вскричала она. – Позволь мне представить тебе Николая Козлова, нашего гостя из столицы.
Офицер медленно повернулся.
Расторгуев уставился на него во все глаза. Харитонов споткнулся на ровном месте и тут же отрезвел! Зотов раскрыл от удивления рот и вытер со лба холодный пот. Перед ними в полковничьих эполетах, без бороды и усов, стоял Асмодей!
Катя посмотрела на отца, на опешивших купцов, и улыбка исчезла с ее лица.
– А мы некоторым образом, Катенька, знакомы, – нарушил неловкое молчание Асмодей. – Позвольте поздравить вас, Лев Иваныч, с замужеством первой дочки, а вас, Петр Яковлевич, с женитьбой и очень удачной партией. Полагаю, вы сделаете все возможное, чтобы составить счастие Марии Львовны.
Богачи продолжали молчать, пораженные таким поворотом событий. Асмодея действительно трудно было узнать! Он еще больше помолодел, теперь ему нельзя было дать более 25 лет. Он сильно изменился! Но глаза... Они остались прежними, с тем же холодным красноватым блеском.
 Видя, что троицу никак не растормошить, Асмодей взял инициативу в свои руки.
– Вы извините нас, Катенька, я привез из Петербурга некоторые важные деловые бумаги, и нам надо будет поработать над ними в кабинете вашего папеньки, я вижу, господа наконец-то освободились. К сожалению, – он мило улыбнулся, – дела властвуют над нами, а не мы над делами. Проследуем же, господа, в кабинет.
И поскольку три “статуи” были далеко от того, чтобы ожить, Асмодей первым двинулся в путь. Остальные, только после этого прийдя в себя, последовали за ним. Катенька смотрела вслед молодому полковнику влюбленными глазами. Вот она – ее мечта!
 Странность в молчаливом поведении богачей, и тот факт, что они робко шествовали за уверенным в себе молодым офицером, не остались незамеченными светской публикой. Пошли шепоты, слушки, сплетни о готовящейся дуэли.
– Сделайте милость, Лев Иваныч, присоединяйтесь к нам!
– Душа моя, Григорий Федотыч, вы совсем где-то затерялись!
– Господа, пожалуйте к нам, славную соорудим банчишку! – неслось отовсюду.
– Катерина Львовна! Что это вы их отпустили?
Но трио все так же молчаливо, точно на невидимом буксире, следовало за молодым офицером. Когда они скрылись за дверями, к Катерине Львовне немедленно подошла небольшая группа любопытных гостей...
Между тем, оказавшись вчетвером в темном переходе, Расторгуев, Зотов, Харитонов и Асмодей наконец-то смогли наладить беседу.
– Ну, выкинул ты штуку, брат! – басом рассмеялся Зотов. – Я от конфузии все в себя никак прийти не могу! А мы уж тебя того хотели... Думали, что это за гость такой незваный все от Катерины нашей отойти не может!
– Я всего лишь желал вам продемонстрировать, – холодно сказал “полковник”, – что далее медлить с женитьбой нельзя. Не ровен час, приедут всякие иноверцы руки ее просить, девка-то на выданье!
– Я об том же Григорию Федотычу толкую! – согласился Расторгуев. – Чтоб Сашку своего торопил.
– Я что? Коли надобно – за мной заминки не последует!
– Вот и ладненько! – резюмировал Асмодей. – А теперь, Лев Иваныч, давай-ка спустимся в подземелье твое. Пришло время ознакомить родственничков твоих с великими тайнами нашими!


ГЛАВА 34
Екатеринбург, 29 июля 1992 года
“Всe! Вот он капкан! Мышка забежала, и дверца захлопнулась!”
Голова у Димы непроизвольно задрожала, и всe лицо и шея стали красными, как у штангиста, берущего непосильный вес. Внутри головы забарабанили различные молоточки. Ничего уже не соображая, руководствуясь только одной мыслью – выскочить из захлопнувшейся мышеловки, он на полной скорости понесся вниз. Неминуемо сближаясь со своим врагом! Многоликим врагом, который извел его, довел до последней точки.
“Что ж, сейчас один на один мы выясним, кто из нас будет палачом, а кто жертвой!”
Существо поднималось по лесенке медленно, “зная”, что Диме деваться некуда! А сверху спускалось еще одно существо. А на улице – все вокруг кишело этими существами, которые заманили сюда Диму, чтобы погубить его! ДА! Они приготовили хитроумный план! Но ничего!
Дима со всего маху налетел на человека, поднимающегося по лестнице. Тот, услышав дикий топот, срывающееся дыхание Димы, в растерянности остановился. Но понять, что произошло дальше, – он не успел. Мощный удар кулаком, сопровождаемый дикими выкриками, сшиб его с ног! Ударившись со всего размаха затылком о бетонную ступеньку, человек не успел произнести ни единого слова. Из разбитой головы текла кровь. А рядом, счастливо улыбаясь, запинывал свою жертву Дима...

* * *
“ВОТ ТЕБЕ ЗА ВСЕ! ЗА ВСЕ! Значит, и ЗЛО уязвимо! Значит, и с ним можно бороться!” – ликовал Дима. Он наносил удары по уже не шевелящейся жертве. Но вдруг остановился и прислушался. Шаги, доносящиеся сверху, ускорились! Кто-то бежал на помощь Диминой жертве. Не испытывая судьбу, Дима понесся вниз. На предпоследней лестничнoй площадке, между первым и вторым этажом, он опять споткнулся и кувырком полетел вниз, взвизгивая от страха и неожиданности. Не обращая внимания на разодранную до крови коленку, порванные эластиковые спортивные штаны, вновь раскорябанную рану на руке, он мгновенно поднялся и вылетел из подъезда. Побежал по траве, мимо деревьев, минуя магазины, улицы, кварталы... Он бежал и бежал, боясь остановиться, хотя уже не было никаких сил. И лишь очутившись на пустыре, ощутив страшную боль в колене, он в изнеможении повалился на землю.
“Это они сделали мне больно! А-а! Кровь! Они чуют мою кровь! И теперь будут идти за мной по пятам, пока не настигнут!”
Кольцов поднялся, прошел немного, затем порвал на себе майку и стал ей перевязывать ногу и кисть руки.
“Они не должны чувствовать мою кровь! Они не должны напасть на мой след!”
Дима через силу пошел дальше. Впереди был только один путь – через арку!
БЕЖАТЬ! СКОРЕЕ БЕЖАТЬ!
Куда? Домой? Взять деньги, паспорт, одежду и вон из города! Но только пешком! Нельзя никуда заходить! Они могут оказаться везде – в трамвае, автобусе, такси, поезде... И водитель тоже будет один из них! И тогда уже не спастись! Нет, только пешком!.. Что это за человек? Почему он так на меня посмотрел? Он – один из них? Точно! Делает вид, что остановился прикурить. А в это время его сообщник окружает меня! Надо продумать путь отступления. Если сейчас он повернется и пойдет в мою сторону, тогда я уйду через арку. А потом на открытое пространство. Там уж я от любого убегу! Но здесь поблизости нет никакого открытого пространства! ЭТО ЛОВУШКА! Как я сюда попал? Как я мог забрести сюда!? Это ОНИ внушили мне, что я должен зайти сюда, они управляют моей волей!.. Так, вроде мужик ушел... Или где-то притаился... Сейчас главное – пройти через арку! Или не стоит? Вернуться лучше обратно на пустырь, там хоть открытое пространство. Но ведь этот человек мог притаиться там, на пустыре, и ждать меня, как раз надеясь на то, что именно туда и отправлюсь! Нет, опасно! Лучше через арку! Была – не была! Пройду!”
ЕСЛИ ТЫ ПРОЙДЕШЬ ЧЕРЕЗ АРКУ, ТЫ УМРЕШЬ!!!
 Лишь секунду Дима постоял в раздумье, а затем ринулся вперед!
“Этот голос – мой враг! Теперь в этом нет сомнений! Нужно все делать наперекор ему!”
Дима тихонько прошел вперед и осторожно выглянул за угол. Никого!
“Отлично! Я разгадал их чертов план!”
Кольцов вышел к краю девятиэтажного дома.
“Стоп! Откуда взялись эти маленькие девочки? Или это никакие не девочки вовсе? Притворяются, что играют в “классики”, а как только я буду проходить мимо – набросятся на меня! И место выбрали такое, что мимо них не пройти! Наверно, я так и не разгадал до конца их план! Вероятно, они так и хотели, чтоб я подумал, что разгадал их план и пошел сюда, а их настоящий план заключается в том, чтобы поймать меня здесь!”
Тихо-тихо, стараясь проскользнуть незамеченным, Дима стал приближаться к девочкам. Они, казалось, были очень увлечены игрой! Но вот одна случайно, ”якобы случайно” повернулась и посмотрела на Диму.
“Вот оно!” – ужаснулся Дима, увеличивая скорость и все время наблюдая за созданиями в коротких юбках. Девочка прошептала что-то своим подружкам, и те, бросив игру, с любопытством уставились на “странного” дядьку. Как только Дима поравнялся с ними и увидел, что путь открыт, он бросился вперед так, точно испуганная бездомная кошка, прошмыгнувшая под руками человека, который наклонился, чтобы еe погладить. Девочки с недоумением переглянулись, посмотрели ему вслед и захихикали. Через минуту Дима уже был далеко от этого места.
“Спасся!”
Он выбежал в незнакомый двор недавно построенного дома. Там рассредоточилось по всем уголкам довольно много людей. Одни возились с детьми возле песочницы, другие сидели на скамейках или гуляли с собаками, третьи – выхлопывали пыль из ковров. “Все! Все наблюдают за мной! Весь мир против меня! Здесь собралось все средоточие ЗЛА. Но вы меня не возьмете! Слышите? НЕ ВОЗЬМЕТЕ!”
Последние слова вырвались из его горла. Подальше отсюда! Он выбежал со двора и оказался около стройки, где возводился новый девятиэтажный дом.
КТО ЭТО?
Прямо на него двигалось какое-то существо, держа в руках оружие! У Димы от страха потемнело в глазах. Cзади – средоточие ЗЛА. По бокам – тупик! Путь – только вперед! На врага!
– А-а-а-а! – дико заорал он. – Все-таки добрались до меня! НЕ ВОЗЬМЕТЕ!
Он подбежал и изо всех сил стукнул существо по лицу. Оно упало, как подкошенное. Тогда, выхватив из его рук оружие, Кольцов стал бить им по всему телу своего врага, издавая животные крики. Позади него из стана ЗЛА кто-то закричал. Дима оставил окровавленное тело и обернулся на крик. Лицо его было искажено яростью.
– А-а! Вы здесь! Вы все ЗДЕСЬ! Ну, идите сюда!
И он двинулся навстречу столпившимся растерянным людям, яростно сжимая кулаки и готовый сражаться до конца. Но тут!
 ЕСЛИ ТЫ ПОЙДЕШЬ ТУДА – ТЫ УМРЕШЬ!!!
 – А-а-а-а-а-а! – с пеной на губах заорал Кольцов и, выронив “трофейное” оружие, кинулся прочь. На земле остался лежать весь в крови и с рваными ранами на голове пожилой пенсионер, вышедший на улицу погулять перед сном. Погнутая от ударов тросточка валялась рядом с его мертвым телом. А в это же время в подъезде Игоря молодой мужчина, спустившийся с девятого этажа, рыдал над изуродованным трупом своей старушки мамы, лежащей с разбитой головой на бетонной лестнице...
 
ГЛАВА 35
Екатеринбург, 1823 год
– Ничего страшного, Лев Иваныч! Желудок у вас как будто в порядке, а дабы боли жестокие не беспокоили, меньше в употребление соленого имейте, горячительными напитками более не балуйтесь. И вообще – ешьте меньше, да притом легкую пищу, да порциями небольшими, для желудка удобоваримыми.
Доктор Плашков привстал с постели Расторгуева.
– Что ж, вообще, что ль, мне теперь не есть? Ой, Савелий Петрович, голодом ты меня уморить удумал!
 – Помилуйте, Лев Иваныч, – начал было доктор, поднес руки к груди.
– Ладно, ладно, шучу! Давай-ка присаживайся за стол, тебе, чай, сии запреты касательства не имеют. Посидим маленько, выпьем самую малость.
– Ну, что вы, Лев Иваныч...
– И-и! Даже слушать не хочу! Ты себе как знаешь, а без угощеньица я тебя не отпущу!
Расторгуев поставил на стол бутылку вина и наполнил два бокала.
– Благодарю, батюшка, за заботу вашу.
– Пустяки всe! – отмахнулся хозяин. – Да-а! Вот к месту, Савелий Петрович, Бог меня надоумил, – Расторгуев хлопнул себя по лбу, – все давно хотел... Обожди-ка...
Он вышел и через минуту вернулся с какой-то книгой в руках.
– Савелий Петрович, ты, чай, по-латински кумекаешь?
– Обижаете, Савелий Петрович, сие есть хлеб мой, как можно не знать...
– Вот тебе книга, образумь меня, дурака, тут кое-что вроде по латыни, кое-что, что не твоего ума дела – не по-латыни...
Доктор задумчиво посмотрел на книгу.
– Старинной работы издание, – заметил он.
– Вот посиди-ка у меня в кабинете, поизучай, может, что полезного в ней найдешь. Потом поведаешь мне, что за мысли она в себе таит. Деньгой не обижу, не сумневайся! А я покамест пойду прикажу нам с тобой баньку хорошенько стопить и о лошадях твоих позаботиться.
– Премного благодарен, батюшка.
– После благодарить будешь, после!
Расторгуев вышел и подошел к стоящему около двери кабинета слуге Трифону.
– Смотри за ним, чтобы он ни шагу отсюдова ни сделал! Трифон поклонился.

* * *
– Ну, что? – допрашивал Расторгуев слугу при возвращении, стоя около двери кабинета. – Как он себя вел? Не своевольничал?
– Выйти всe порывались, больные, дескать, ждут.
– Ну, а ты? – заводчик угрожающе надвинулся на Трифона.
– А я говорю: ”Велено обождать, коли отпущу я вас, говорю, без баньки целебной, не сносить мне головы, посекет меня Лев Иваныч. Так уж сделайте, говорю, милость, не подводите меня под плети.”
– Ну, а он что же?
– Хорошо, говорит, ступай, поторопи барина. А я ему, дескать, не извольте беспокоиться, сию минуту. Вот он сидит и ждет.
– А ты хитер, бестия! – усмехаясь, похвалил Расторгуев, – на вот тебе на водку, и покамест жди здесь и будь готов, коли позову.
– Слушаю-с.
Расторгуев вошел в кабинет. Доктор сразу же встал, отложил в сторону пенсне и поспешил навстречу хозяину дома. Лицо его выдавало крайнее волнение.
– Можно полюбопытствовать, Лев Иваныч, коим же образом редкостный экземпляр книги сей оказался у вас?
“ПРОДАСТ!“
– Да, вишь ты, братец, – задумчиво начал Расторгуев, – перебирала Катерина, дочка моя, библиотеку в моем кабинете, поди любовные романы искала, да и наткнулась на данный манускрипт. Еще три года назад то было. Показала мне. Я посмотрел, занятная вроде книга, да только ни бельмеса непонятно. Хотел я ее знающим людям показать, да знаешь, дела закрутили, и забыл совсем. Сам понимаешь, рабочие бунтуют, в делах упущения, в общем – не до того мне было. А тут как-то попросил на днях меня Григорий Федотыч книги о полировке снарядов поискать, а книга-то сия возьми и выпади прямо мне на руки. Я давненько уж хотел тебе ее показать, да мысли все в другую сторону уходили. А теперь вот...
 – А ведь книга сия, Лев Иваныч, еретиками написана, – тихонько прошептал доктор. – Так-то вот!
– Да ну? – Расторгуев придал своему лицу удивленное выражение. – Вот ведь где затерялась, ракалия! И о чем же во оной речь идет?
– На латинском написана и еще на каком-то языке, на бесовском, должно быть. Несуразностей множество, но общий смысл таков: секта некая, из поклонников Сатаны составленная, должна совершить 11 жертвоприношений и при каждом огласить свои дьявольские словостишия.
– Что за стихи такие?
– Сие мне непонятно. Язык незнаком. – Доктор задумался. – Уразумел я лишь, что опосля одиннадцати действий – придет власть Сатаны, и все люди погибнут, яко мухи будут пожраны огнем. И восстанут мертвые и живых пожирать восхотят!
– Вот оно ка-ак! – Глаза Расторгуева лихорадочно заблестели. – И что же – все погибнут?
– Все! Никому пощады не будет! Лишь демоны наслаждением упиваться будут при сошествии на землю Ада!
Расторгуев молчал, ошеломленный услышанным.
– Сожгите вы книгу сию, Лев Иваныч, не добру она учит...
– Да, братец, это уж конечно... – рассеянно вымолвил хозяин дома. – Так и только так с оной и следует поступить! Мыслимое ли дело, у купца, заводчика почтенного, и в библиотеке такая оказия вдруг приключилась!
– Я хотел было сжечь ее до вашего прихода: руки она мне жгла учениями своими зловредными, слава Богу, не заставили вы меня долго наедине с сей бесовской штукенцией оставаться.
Плашков понизил голос.
– Поверите ли, я уж думал, не мерещится ли она мне, не хочет ли меня с пути истинного сбить. Думал, крест наложу – сгинет треклятая, ан нет! У меня аж разум едва не помутился, голова закружилась...
– У меня до тебя, голубчик, просьба будет, – перебил Лев Иваныч. – Ты уж будь добр, энтого... – Он огляделся и выразительно пошевелил пальцами, – чтоб сей гибельный опыт и конфузия великая остались... некоторым образом entre nous1.
– Да уж само собой, Лев Иваныч! – кивая, пообещал Плашков. – Как можно-с! Я вас весьма, весьма понимаю!
“ПРОДАСТ!!!“
– И еще одно, Савелий Петрович, я признаюсь, грешным делом сам пробовал было перевести отрывок небольшой отсюда, но недостаток знаний... В общем, есть тут одна строфа, весьма любопытная...
Руки Расторгуева затряслись. Голос потерял былую уверенность.
– Вот взгляните, пожалуйста. – От волнения он перешел на “вы”. Сказав так, он зашел доктору за спину и указал пальцем на строфу.
– Так-с, одну секундочку... – пробормотал доктор, надевая пенсне, – так-с...
Пока он вникал в смысл латинских знаков, Расторгуев молниеносно накинул ему на шею удавку. Доктор захрипел, инстинктивно схватился обеими руками за свою шею, выпучил глаза. Пенсне слетело на стол. Дрожа от напряжения и покрывшись испариной, Расторгуев ждал. Лицо доктора покраснело, затем приобрело какой-то серо-синий оттенок, руки ослабли, безвольно опустились, и затем тело обмякло. Лев Расторгуев, весь дрожа, отбросил удавку на пол, оглянулся по сторонам, затем подбежал к двери и позвал Трифона. Через некоторое время тело мертвого доктора попало в подвал, где и было закопано.
– Скоро вольную тебе дам, – пообещал хозяин своему слуге. – А пока ступай и смотри, держи язык за зубами.
Трифон удалился. На душе у Расторгуева было скверно. Так вот что всех их ждет! Вечное пламя! Надо остановить Феликса, образумить его! Ведь человек же он в конце концов!


ГЛАВА 36
Екатеринбург, 29 июля 1992 года
21.15. Дима, преодолевая усталость, бежал к своему дому. “Взять деньги, одежду и бежать! Деньги, одежду, бежать! Деньги – одежду – бежать! Деньгиодеждубежать!... жатьденьгиодеждубе..!”
Оставалось миновать лишь густую рощу, скрывавшую его дом. Когда Кольцов был уже на ее середине – в самом мрачном и густонаселенном деревьями месте, впереди, метрах в двухстах, на узкой тропинке, по которой он бежал, возникла темная точка. Новая волна безотчетного трепета судорогой прошла по его телу. Он продолжал бежать, но всe медленнее и медленнее. Точка же всe увеличивалась в размерах и наконец превратилась в фигуру, напоминающую человеческое существо. Она стояла и смотрела прямо на Диму. Кольцов остановился и хотел уже было дать стрекача в обратном направлении, но в голове его промелькнула странная мысль: все это бесполезно! Это – конец!
“Сзади меня наверняка уже поджидают! И по бокам – тоже! И неизвестно – сколько их там! Здесь – всего один! Надо попытаться прорваться! Напролом! Ведь до дома так близко! Еще пробежать метров четыреста, а там уже выход из рощи, открытое место и мой дом!”
Дима вытер пот с лица.
“Надо выиграть эту дистанцию с барьерами! Это самый важный забег в моей жизни! И самая высокая ставка! И этот забег я могу закончить только победителем!”
Кольцов набрал поглубже воздуха, резко выдохнул, будто собирался залпом выпить рюмку водки и, наклонив голову, бросился вперед!
– А-а-а-а! – свирепо заорал он, словно этот нечеловеческий крик мог помочь ему выработать нечеловеческую энергию и втоптать врага в землю.
ЗЕМЛЯ К ЗЕМЛЕ! ПРАХ К ЗЕМЛЕ! – отдавалось у него в голове. Кольцов набрал чудовищную скорость и летел на врага. Сейчас мощный удар свалит того, кто пришел за его жизнью на землю и ...
– Дима! Ди-ма!!! Постой! Это же я!.. Куда ты?..
Фигура еле-eле увернулась от столкновения. Дима по инерции пробежал еще метров двадцать и только потом, ловя ртом воздух, остановился и обернулся назад.
“Что это?.. Не может быть!?..” Первой мыслью Кольцова, когда он увидел, что путь свободен, было – бежать дальше, но этот магический голос подействовал на него, как финишная черта, пробежав которую – нужно остановиться.
– Дима! Это же я – Леша! Куда ты так бежишь, будто у тебя скипидар в заднице? И вообще, куда вы все пропали? Я звоню, звоню Игорю, а дома никого!..
Звуки голоса неожиданно нашедшегося Алексея подкинули немного хвороста в затухающий очаг Диминого сознания.
– ЛЕШКА!?.. ТЫ!!!.. ЖИВОЙ!?..
– Ну да, как видишь! – просто ответил его друг. – А что со мной должно было произойти?
– ЖИ–ВО–О–О–О–Й!!! – радостно на всю рощу заорал Дима и бросился обнимать своего друга. Но тот резко отстранился и отошел на два шага назад.
– Куда вы все тогда подевались? – спросил Леша, встав к Диме вполоборота, делая вид, что оглядывается по сторонам.
– Это мы-то куда подевались?! Это ты куда исчез? Мы обыскали там всe вокруг, всe, что только можно было и нельзя! О, Господи, я всe еще глазам своим поверить не могу! Нашелся-таки! И где! Вот бы сказали мне сутки назад, что я тебя в своей роще повстречаю! Где же ты был всe это время, Леша?
– Тогда в доме я вошел вслед за тобой в открывшуюся пещеру, чтобы найти тебя и вернуть. Но ты куда-то как сквозь землю провалился. Тогда я вышел, а у меня еще фонарь как назло потух, и стал звать ребят. Но никого не нашел, представляешь! Куда я только ни заходил, все облазил, но вас нигде не было!
– Так ведь они остались у входа!
– Я никого там не видел! И после всего этого я испугался, подумал, что эти Танины духи действительно утащили вас, что вы все уже погибли и что я нахожусь в этом страшном месте совершенно один! Ты представить себе не можешь, что я чувствовал в ту секунду! И я просто убежал! Я бежал до самого дома, не останавливаясь!
Дима понимающе кивнул. Как хорошо всe это было ему знакомо!
– Мне было страшно! – продолжал свой рассказ Леша. – Меня мучили кошмары! Я заперся у себя в доме и никуда не выходил до сегодняшнего дня. Мне кто-то звонил, быть может, даже Игорь, но я не отвечал ни на какие звонки, потому что был уверен, что вас уже нет в живых! И вот только сегодня я сам решился позвонить Игорю. Но мне никто не ответил. Где Таня?
Леша сделал такой резкий переход в разговоре, что Дима не сразу понял, о чем тот спросил. Он лишь уловил, что последняя фраза была произнесена его другом каким-то особенным тоном, словно только это было единственным и главным, что Леша хотел у него узнать, а всe остальное – так, вода, для отвода глаз! Диме показалось также, что в последней фразе Леша постарался придать своему голосу равнодушный оттенок, будто это был пустячный, формальный и ничего не значащий вопрос, заданный, как в анкете, лишь для порядка. Внутреннее напряжение Леши не ускользнуло от внимания Димы.
“Еще бы! Пережить такое!”
Наконец Кольцов смог переварить полученную информацию, и с замедлением, но до него дошло, что ему был задан вопрос. Так же медленно до тебя доходит, когда слушаешь быструю речь на иностранном языке, который изучаешь, и стараешься по памяти восстановить смысл сказанного.
– Мы договорились сегодня встретиться в восемь часов у Игоря и всe обсудить, – ответил Дима. – Тут такое произошло...
И он принялся рассказывать Леше, о том, что им стало известно об истории дома, о найденной книге, о священнике, к которому пошла Таня...
Леша впился глазами в Диму и внимательно слушал.
– Вот как мы вчера договорились. А сегодня, о боже... ЗЛО! Оно повсюду! ОНО преследует меня...
Леша стал слушать менее внимательно, так словно второй раз смотрит один и тот же неинтересный фильм.
– ... и теперь, Леша, мы с тобой, похоже, остались одни. Все остальные погибли. Хорошо, что мы теперь вместе! Вдвоем нам будет легче! Надо бежать из этого города, – шептал он проникновенным и убежденным голосом. – Иначе нам тоже придет конец! Ах ты, черт, колено...
Дима задрал штанину. Кровь густо просачивалась через грязный кусок майки, служившей наскоро сделанной повязкой. Дима оторвал от майки еще один лоскуток и сделал свежую повязку. Он не заметил, каким жадным взглядом смотрел на кровь его друг!
– А с тобой-то, Леша, больше ничего странного не происходило? – резко подняв голову, спросил Кольцов. Леша не смог сразу оторвать взгляд от раны, и выражение его лица испугало Диму.
– Нет, мне повезло!
– И... что же... ты действительно... был всe это время дома?
– Конечно! У меня было ощущение, что кто-то хочет добраться до меня. И если бы я выдал свое присутствие... О-о! Не передать, что было со мной, когда наступала ночь! Я не мог уснуть! Боялся каждого шороха, каждого непонятного звука. Только под утро мне удавалось засыпать!
Бледно-желтая луна уже нависла над темнеющей рощей и освещала две странные, оживленно жестикулирующие фигуры, окруженные могучими деревьями. Еще было не так поздно, но непонятно откуда взявшаяся тьма незаметно подкрадывалась и окружала ребят.
– Постой-ка! – прервал Дима своего приятеля и уставился куда-то в сторону.
– Что?
– Ты ничего сейчас не видел? – прошептал Дима, и ему опять стало страшно.
 – Нет, – так же шепотом ответил Леша, а рука его тихонько-тихонько скользнула в задний карман брюк, – ничего не видел и не слышал. А где?
– Там, справа, кто-то мелькнул в кустах! Давай скорее уйдем отсюда!
– Подожди! Куда ты хочешь пойти? К тебе домой идти опасно, ко мне – тоже! Нас там поджидают, я в этом уверен! Давай лучше пойдем к Тане! У меня такое предчувствие, что ей удалось спастись.
Дима не сводил глаз с Леши. На первый взгляд можно было подумать, что он взвешивает предложение своего друга: принимать его или нет? Но это только на первый взгляд! На самом деле Дима сейчас спрашивал себя только об одном: почему на Леше та же одежда, что была на нем в ту злополучную ночь? И такая грязная, отдающая неприятным запахом, будто он все время валялся в земле. Почему?
Все странности вмиг предстали перед глазами Димы: как Леша отстранился от него, когда он попробовал его обнять, странная манера говорить, жадный взгляд, теперь вот эта одежда.
– Л... леша. А... как ты... оказался... ЗДЕСЬ??
Темные фигуры незаметно плотным кольцом окружали то место, где стояли Дима и Леша. Где-то хрустнула ветка.
– Бежим, Леша! Это ОНИ! ОНИ пришли за нами!
Алеша ничего не ответил. По его лицу медленно начала расплываться усмешка. Дима, дрожа, всматривался в кусты.
– Да бежим же! – Кольцов схватил за руку своего друга, но тут же отдернул. Его обжег холод! Взгляды их встретились! Тут же подул сильный ветер, и донес до Димы запах гнили. Тoт самый, что был в пещере.
– Зачем я здесь? – жестоким и незнакомым голосом заговорил Леша. В глазах его появился красный отблеск. – МЫ ПРИШЛИ ЗА ТОБОЙ!
– НЕ-е-е-е-е-е-е-а-а-у-хр-р-э-а-а...
Леша взмахнул рукой, и острый нож вошел Диме в горло!..


ГЛАВА 37
Екатеринбург, январь 1823 года
Слезящиеся глаза Льва Ивановича Расторгуева недвижно наблюдали за снежинками, медленно падающими за окном. Все надоело. После последних волнений и бунтов рабочих на его Каслинском и Кыштымском заводах горное министерство сделало ему серьезное внушение, что если подобное впредь повторится – он останется без заводов. Но не это портило ему кровь и отравляло вкус к жизни. А будущее! Будущее, которому уготовлен страшный конец, и он, Лев Расторгуев, делал, оказывается, все возможное, чтобы приблизить этот конец. Неужели возможен такой чудовищный обман?
– Что это ты, братец, пригорюнился? – раздался голос за его спиной. Расторгуев вздрогнул и обернулся. Проницательные глаза Асмодея пронизывали его с ног до головы.
– Да начальство за глотку берет, рабочие опять же недовольны, права свои требуют. Живешь как словно меж двух огней...
Расторгуев налил себе стакан вина и мигом осушил его.
– Постарел ты, Лева. Постарел! Но потерпи еще немного, и придет конец всем печалям твоим.
– Послушай, Феликс! Почему не стареешь ты, подобно всем людям?
– За заслуги великие, Лева, за заслуги! Я ведь тоже стариком был, но верное служение и преданность в делах возвеличили меня в ранг великого приближенного раба Повелителя нашего!
– Что ж, бессмертен ты, стало быть?
– И ты им тоже станешь! Доведи до конца свое великое дело, успешно тобой начатое. И ты увидишь еще не такое!
– Огнь великий, погружающий всe в геенну огненну? Это ждет нас всех? – воскликнул Расторгуев.
Асмодей посмотрел сквозь заводчика.
– Осталось принести две великие жертвы, и очистит жаркое пламя огня землю от скверны христианской, и наступит великое царствование наше!
Глаза Асмодея запылали красным пламенем, устремясь куда-то далеко-далеко в будущее.
– Все! Все поглотит огнь и превратит землю в пустыню ЗЛА! И возродятся новые люди – люди Дьявола!
– И что же? Все мертвые восстанут и будут придавать нас смерти лютой? Значит, те, кого замуровывал я в подвалах, – оживут и не успокоятся, пока не найдут меня и тех же издевательств, что и я над ними, – надо мной не учинят? Это безумие ждет нас всех?
– Успокой разум свой! Мы – избранные, и миссия наша священна!
 – А все остальные погибнут?
 – Вестимо! – зубы Асмодея оскалились в страшной улыбке. – Но не должно думать о них. Смерть будет лишь мигом, отворяющим тебе врата в непреходящее блаженство Господа нашего ДЬЯВОЛА!
 – Но как же наши дети, внуки, друзья, заводы...
 – Забудь об этом! Есть только одна честь – служить верно и преданно Отцу Нашему! И не должно бояться потерять не токмо живот свой, но и близких своих! Нет ничего ближе нашего Покровителя! Все остальное – мрак, оболочка, которую использует Христос, дабы опутывать в сети свои неверных! Пока ты здесь – ты вынужден жить тайно, скрывать свои истинные думы и дела ото всех! Пока – все тебе друзья! Но только что известно станет им об истинных чувствах твоих, помыслах и поступках – все отвернутся и проклянут тебя! И не останется у тебя защитника – кроме Покровителя нашего! И коли они – враги его, они и твои враги! Не забывай истины сей! И долг твой – приблизить вышеназванный день нашего торжества и испить сладкую чашу смерти, погрузиться в обновляющее пламя, и навсегда соединить душу свою с Повелителем Нашим!


ГЛАВА 38
Екатеринбург, 29 июля 1992 года
Скоростная электричка Ревда – Свердловск стремительно набирала скорость. Алена, проведя все утро и весь день в своем родном городе, под вечер решила вернуться в Екатеринбург и в 8 часов вечера встретиться у Игоря с ребятами. Все то время, что она провела с родителями, – прошло спокойно. Кошмары больше не преследовали ее, и спать в своей родной кроватке было уютно и приятно. В Ревде она успела повидаться со своими подружками детства, и приятные воспоминания беззаботной детской жизни наполнили радостью и умилением ее сердце. И вот теперь, возвращаясь в третью столицу России, Алена верила, что успокоение будет царить и здесь. Стоял прекрасный летний денек. Воздух был пронизан вечерней дымкой,
сквозь которую виднелись лучи улыбающегося солнца. Все было тихо, точно день уже затушил свои свечи и лег спать. Не предвиделось ничего такого, что могло бы внезапно нарушить это величественное спокойствие. Алена приоткрыла глаза и устремила задумчивый взгляд в окно. Мимо проносился бесконечный лес, власть в котором принадлежала столетним соснам-великанам. Они, точно злые хищники, заманивали поезд в самую глубь своей бесконечной норы, с тем, чтобы неожиданно облепить его со всех сторон, опутать ветками и поглотить в небытие.
Постепенно могучий лес стал редеть, высокие сосны сменились низкими березами, а под конец – пышущее здоровьем лесное царство превратилось в какое-то кладбище деревьев – корявых, гнилых, сучья которых напоминали обглоданные руки скелета. Тень тревоги и недоумения вдруг невольно промелькнула на лице девушки.
“Странно! До Свердловска еще далеко, а весь народ, битком забивший вагон в Ревде, вдруг куда-то исчез! Очень странно!”
Алена заволновалась уже всерьез. Кроме нее, в вагоне никого не было!
“Может быть, я села не на ту электричку, и она везет меня неизвестно куда? Но нет! Быть этого не может! Я отлично помню, что в микрофон еще в Ревде было объявлено, что “электропоезд следует до Свердловска со всеми остановками.” Да и тот странный косоглазый парень, сидевший на противоположном сиденье, всю дорогу рассказывал, что едет в Свердловск на похороны своей бабушки, которую насмерть раздавил пьяный водитель грузовика. Куда же он подевался? Стоило мне только немного задремать, и вот тебе, пожалуйста! И машинист почему-то не объявляет названия станций! А вдруг я проспала долго, мы доехали до Свердловска и теперь движемся уже обратно в Ревду!
Алена не нашла ответов на мучавшие ее вопросы, но вспомнив минувший день у себя дома, стала немного успокаиваться. Приятные воспоминания лучше, чем любые лекарства, залечивали ее раненую душу.
“Господи, ну какое мне дело до того, куда они все подевались? Наверное, просто перешли в другой вагон. Или все ехали без билета и были испуганы контролерами. Что ж, тем лучше!”
Она встала со своего места, приняла вид манекенщицы, показывающей свой очередной потрясающий наряд перед публикой, и пошла по вагону.
 – А вы, молодой человек? Не правда ли, мой вечерний костюм элегантен, посмотрите на его фасон! А какое соблазнительное декольте на платье!
Затем Алене надоело быть манекенщицей, и она перевоплотилась в певицу, завыв на весь вагон что-то попсовое, одновременно при этом пританцовывая. Вдруг ее передернуло. Перед глазами опять всплыло лицо ее косоглазого попутчика, рот которого вроде бы разговаривал с ней, а сумасшедшие глаза были обращены к окну, будто бы там, в пустоте, присутствовал невидимый для остальных призрак и направлял разговор.
“Тем лучше, – попыталась отвлечься девушка. – Зато теперь я еду одна, как королева! И электропоезд подан только для меня! Для меня одной!”
Она прислонилась к оконной раме, положила голову на руки и закрыла глаза.
“Как хорошо все-таки ехать вот так, в полном покое, когда никто и ничто тебя не тревожит!”
 Алена представила себя на море, как она лежит на надувном матрасе недалеко от берега, вдыхая чудесный аромат вечнозеленых деревьев, целебного морского воздуха. Где-то рядом кричат чайки, светит теплое солнышко, а ее время от времени подбрасывает мягкая волна...
...Алена вышла из электрички и пошла как заколдованная. Неожиданно она потеряла над собой контроль и осознала, что ей противостоит какая-то страшная сила, сопротивляться которой невозможно! И сила эта все больше подчиняет ее себе! Ноги сами несли девушку мимо прилавков, где торговали всякой всячиной почему-то только одни старушки. Воспитанные на социалистических идеях, они не орали во всю глотку, расхваливая свой товар – водку и сигареты. Они просто стояли молча и с надеждой заглядывали в глаза проходящим мимо потенциальным покупателям.
“Я что-то должна сделать! – в полузабытье шептала Алена. – Я должна что-то найти!”
Она проходила мимо прилавков и остекленелым взглядом всматривалась в лица старух. Все люди, суетившиеся поблизости, куда-то исчезли, и девушка осталась перед старухами одна. Нависла зловещая тишина. Лишь гулко раздавались по асфальту ее шаги. Алена миновала все лотки и в нерешительности остановилась. В ту же секунду за ее спиной раздался отвратительный шипящий голос:
– Пойдем со мной, дитя! Я зна-аю, что тебе нужно!
Девушка так резко повернула голову в ту сторону, откуда раздался голос, что у нее чуть не свело судорогой шею. Перед ней стояла уродливая старуха с крючковатым носом. Она находилась за последним, находившимся чуть в стороне от остальных, прилавком. Бабка эта была одета в черное платье, на голове ее был повязан черный платок. Черты лица нельзя было запомнить: они выглядели как запотевшее стекло. Единственное, что бросилось в глаза девушке, – это два длинных желтых клыка и красный отблеск в правом глазе, как на фотографии “Полароида”, сделанной с фотовспышкой. Алена почувствовала страшное отвращение, она хотела бежать, но огромная тяжесть навалилась на ее руки и ноги. Силы оставили ее.
Старуха властно схватила девушку за руку и повела за собой. Между тем на удивление быстро начало смеркаться. И чем дальше они шли, тем становилось все темнее. Тело девушки было до такой степени безжизненным, что можно было подумать, что старуха ведет за собой манекен. Вскоре они зашли в дремучий лес, на опушке которого стоял древний мрачный дом. Уже в кромешной тьме старуха и Алена зашли в него. В доме девушка почувствовала, что действие странного наркоза, излучаемого одним лишь видом старухи, чуть-чуть ослабло. Зато вокруг распространился какой-то отвратительный зловонный запах. В полной темноте они прошли по длинному коридору. Девушка наступила на что-то мягкое и поскользнулась. В этот момент старуха зажгла две свечи, и Алена разглядела, что на полу лежат окровавленные останки жирной крысы, часть которых прилипла к ее башмаку. У девушки закружилась голова, и ее вырвало. Обратив свой взор к потолку, ведьма провозгласила торжественным голосом:
– Вот, дитя мое, здесь то, что ты ищешь!
С этими словами она открыла боковую дверь и втолкнула туда обезумевшую от страха девушку. В комнате еле-еле мерцал свет, но и его было достаточно, чтобы волосы у Алены встали дыбом! На нарах, выстроенных в несколько рядов, лежали голые люди! Сейчас они казались восковыми фигурами из музея, и только резкий запах разлагающихся тел безошибочно указывал, что это не куклы, а МЕРТВЕЦЫ! Старуха подвела Алену в самый дальний угол комнаты. На нижних нарах лежал молодой человек. “Боже мой! Это же Алеша! Как он сюда попал?!”
Желая убедиться, что это действительно Алеша, а не обман ее разыгравшегося воображения, девушка склонилась над телом.
– Он ЖДЕТ тебя! – змеей прошипела старуха и сатанински захохотала. В ту же секунду Леша резко приподнялся с нар и не спеша стал приближаться к Алене. Девушка обомлела! Вместо глаз у Алексея светились лишь красные белки!
– Помоги мне, Алена! СПАСИ меня-я-а! – надрывным,
жалобным голосом застонал он, протягивая к ней свои руки.
– Но что?.. Что я должна сделать? – в отчаянии спросила девушка, пятясь назад.
– ОТДАЙ МНЕ СВОЮ ДУШУ!!! – пробасил Леша развратным голосом и раскатисто загоготал. Алена вскрикнула и хотела бежать, но, повернувшись, обнаружила, что все мертвецы встали с нар, бесшумно окружили ее плотным кольцом, и с каждой секундой сжимали его, протягивая к девушке свои сгнившие руки.
– НЕ–Е–Е–Э–Э–Э–Т !!! – срывая голос, завизжала Алена и... проснулась!!!

 * * *
Она еще не успела осознать, что это был только лишь сон, как неимоверно громкий и пронзительный гудок проходящего мимо товарного состава вырвал из ее груди повторный крик ужаса! Ее вагон снова был полон людьми! И на противоположной скамье, как и прежде, сидел косоглазый парень и смотрел куда-то слева от девушки. Алена все еще дрожала от страха, и неприятная теплота растекалась по ее телу.
“Мамочка! Мамочка моя! Какой кошмарный сон!”
Она все сидела на скамье, прислушиваясь к стуку колес, который мало-помалу возвращал ее к реальности. Вдруг косоглазый парень выронил из рук книгу. Когда он наклонился, чтобы поднять ее, за его спиной стала видна еще одна скамья! И Алена едва не лишилась расcудка!
С этой скамьи, злобно усмехаясь, на нее смотрела черная старуха с красным мутным глазом!
Лицо Алены вытянулось, рот раскрылся! Казалось, сейчас она была в таком состоянии, будто в нее только что выпустили пулю из пистолета. Наконец косоглазый парень выпрямился и заслонил собой старуху. А всем вокруг не было до этого никакого дела: люди смеялись, играли в карты, разгадывали кроссворды, тренькали на гитаре, пели... И НИКТО не обращал на старуху никакого внимания.
 Алена окаменела, а затем не чувствуя под собой ног поднялась со скамьи и, дико вскрикнув, побежала прочь из вагона. С безумным взглядом, сжав зубы, она бежала вперед из тамбура в тамбур, из вагона в вагон, не видя ничего вокруг. Пробегая, она сшибала вещи, попадающиеся на ее пути, толкала медленно семенящих по вагону людей, не обращая внимания на проклятия, доносящиеся ей вслед. Поминутно она оглядывалась назад, при этом досмерти боясь снова увидеть красный глаз старухи, испепеляющий ее ненавистью. Добежав до последнего вагона, до кабины машиниста, она в изнеможении упала на пол.
– Станция Свердловск, конечная, – объявил в микрофон машинист. Поезд, скрипя тормозами, остановился, двери открылись. Алена, кидая затравленные взгляды по сторонам, спустилась в подземный переход, вышла на городской вокзал и затерялась в бесчисленном людском потоке.


ГЛАВА 39
Санкт-Петербург, 11 февраля 1823 года
 От старческого ревматизма ноги Расторгуева еле-еле передвигались по столичному гостиничному номеру. Отсутствующий взгляд, погруженный в себя и не замечающий ничего вокруг, все чаще не сходил с лица заводчика. Черви сомнения и безнадежности грызли его изнутри, подобно обгладываемому гусеницами листочку. В чем дальнейший смысл его жизни? Женщины более не интересовали, в силу его неспособности, еда также перестала приносить былое удовольствие после того, как врачи обнаружили у него язву. Из-за постоянных болей в желудке он был вынужден отказать себе в множестве любимых блюд. Сидя за столом и читая угрозы столичной Берг-коллегии, он вдруг ощутил полное безразличие к своим заводам, к их управлению. Пусть все катится своим ходом! Для чего он жил? Для того, чтобы хорошо и вкусно поесть? Но теперь все это уже позади! И как страшно со всем этим расставаться! Для наслажденья своей властью через истязательства и унижение других? Но уже множество страшных снов, где его жертвы глумятся над ним самим, – будили его среди ночи и повергали в холодный пот.
Для чего живут другие? Крепостные, к примеру. Все их интересы – кое-как свести концы с концами, на плетях и розгах вырастить своих детей, чтобы они работали на них, когда придет старость, как можно меньше попадать под плеть барина, больше угождать ему и его семье, а там, гляди, барин раздобреет, вольную даст или детишек в школу какую пристроит. Рабы не испытывали и сотой части тех прелестей и удовольствий жизни, что познал он, поэтому им нестрашно терять все это. Кроме своих цепей у них ничего нет! А каково ему!
Расторгуев закрыл глаза. Каким представляют его, Расторгуева, рабочие, крепостные? Ждут ли его смерти? Бросятся ли они вызывать лекаря, если он будет умирать у себя в постели, или сделают вид, что ничего не заметили? И если станут помогать ему, то искренне ли, бескорыстно, из христианского сострадания или в надежде получить милость несказанную?
Лев Иванович внимательно всмотрелся в икону Божией матери, которую он повесил на стену в своем номере. Асмодей приказывал вешать изображения святых лишь в самых крайних случаях: при приходе гостей, празднествах, похоронах, для поддержания своего реноме глубоко верующего человека. В остальное же время следовало прятать иконы и образа в сундук. Однако в последнее время Расторгуев в своем дворце в Екатеринбурге не снимал иконы, мотивируя это тем, что гости у него бывают каждый день, а постоянно снимать и вновь развешивать святые изображения – дело хлопотное. Теперь же он тайком взял изображения нескольких святых и с собой в столицу. Все чаще просыпаясь по ночам от кошмаров, он зажигал свечу и видел, как святые лики с укоризной смотрят на него.
Да! Битого, пролитого и прожитого – не воротишь!
А как хотелось бы все изменить и начать сначала!
Заводчика начал мучить жар, он заметался по комнате, не находя себе места. Неужели всe, что ни делалось, – всe ради того, чтобы в один день превратилось в прах?! Но коли не останется ни холопов, ни заводов, коли ни перед кем уже нельзя будет демонстрировать свою власть – какой смысл в такой жизни? Коли все будут послушны Дьяволу – с кем тогда бороться и кого подвергать наказаниям? И кто будет работать на них? Ведь должен Феликс все это понимать! Ведь человек ж таки он! Человек?!
 ЧЕЛОВЕК??
Вдруг лицо Расторгуева посерело. Но почему Феликс никогда ничего не говорил о своей семье, всегда уклонялся от ответов о себе? Есть ли у него она вообще? И если есть, то где? И где он сам живет? Почему он не хочет, чтоб кто-то о нем знал? Почему его никогда не сопровождают лакеи? КТО ЖЕ ОН? Расторгуев растерянно остановился посреди комнаты, потрясенный этим открытием. Если Феликс – человек, то почему он так страстно желает наступления конца света? Ведь он не может не понимать, что без будущего своего рода – нет будущего и у нас самих! У Льва Ивановича заболела голова. “Или как раз супротив! Феликс очень хорошо это понимает! Он обещает вечную блаженную жизнь, но полно! Не обман ли все это?”
Расторгуев, медленно переступая своими опухшими ногами, подошел к образу Святой девы Марии и поднес свечу к ее лику.
– Матушка, – запричитал он хриплым голосом, – смилуйся надо мной, ответь: не обман ли это?
Слезы побежали из его выцветших глаз. Изображение на иконе замутилось. Когда он вытер подкладом рукава слезы, Святая дева превратилась в его покойную мать! Она всплеснула руками, вытянув их за плоскость иконы, отчего изумленный заводчик отшатнулся и задрожал, а затем навела на него свои ясные очи, полные слез и невыразимой скорби, и молвила:
“Не ходи туда, львенок мой! Не слушай его, губителя! ПРОПАДЕШЬ!”
Расторгуев закричал. Попеременно превращаясь то в деву Марию, то в его мать, оживший портрет сотворил на себе крест.
“ПОВТОРЯЙ ЗА МНОЙ!”
 Три пальца правой руки Расторгуева соединились вместе и потянулись ко лбу, следуя видению. Но вдруг!
Все иконы, висевшие на стенах, задрожали, словно от неописуемого страха, и одновременно упали на паркет. Раскололась золоченая рама у одной картины, стекло – у другого образа, появилась трещина у третьей... Впав в животный страх, Расторгуев оборотился. И похолодел! Перед ним стоял Асмодей!
– Что случилось? – невинным и даже несколько сочувствующим голосом спросил он заводчика. Но Расторгуев все же уловил в его интонации скрытую усмешку. – Мне показалось, что в твоем номере произошло землетрясение! Ты не знаешь, в чем тут дело?
– Нет! – машинально выпалил Расторгуев, задыхаясь.
– А-а! Ты все никак не можешь привыкнуть к моим фокусам! А ведь я ни на секунду не покидал тебя! Я всегда рядом с тобой! Знаю каждый твой шаг, каждый промысел! Я даже знаю, что ты будешь делать через десять минут, через месяц, через год!
– И что же я буду делать через год? – нагло от безумного страха, глядя прямо в глаза своему покровителю, спросил заводчик.
– Через год – тело твое в земле гнить будет! Ежели, конечно, будешь продолжать в том же роде! И о тебе будут вспоминать лишь изредка, да и то как о жестоком супротивце и старообрядце. И еще, как о хозяине роскошного дома, в двери которого почему-то заходило больше гостей, чем вышло оттуда обратно! А угодно мне будет – и вовсе не вспомнят!
Асмодей опустился в кресло.
– Теперь держи предо мной ответ: подходит ли тебе будущность такая? Ежели да – то продолжай! Я, кажется, помешал тебе? Развесь картинки, чего же ты ждешь?
– Нет, это ты мне ответь, Феликс, по совести ответь! Что стало с твоей семьей? Где находишь ты приют по ночам, почему никогда не приглашаешь меня к себе, где дом твой...
– Отчего ж, – перебил его Асмодей. – Я приглашаю! – Вдруг его глаза стали холодными. – Только не всяких псов христовых, но избранных Повелителем нашим! Тебе, коли восхочешь приглашенным быть, надобно выполнить еще два священных действа! И тогда... добро пожаловать... в АД!
Асмодей расхохотался, прожигая своим испепеляющим взглядом Расторгуева. Заводчик не выдержал и опустил глаза. И тут, с ужасом для себя, заметил, что у Асмодея – козлиные ноги!!! Через мгновение демон растворился в воздухе.

* * *
Все поплыло перед глазами Расторгуева. Плачущая икона, козлиные ноги с копытами, дикий хохот Асмодея. Хрипло завыв, заводчик с вытаращенными глазами рванул на себе бороду. Еще и еще! Потом повалился на пол, сшибя стул, и зарыдал. Теперь он вновь напоминал того беспомощного семнадцатилетнего Левку, рыдающего в кабаке откупщика Злобина. На крик прибежал слуга Трифон. Но Расторгуев вскочил как ужаленный, ударил ни в чем не повинного слугу по лицу, обрушил на него поток грязных ругательств, выгнал взашей из своего номера и предупредил, что если тот явится без вызова или пустит кого-либо, пусть то будет хоть сам государь, – поплатится своим животом.
Хлопнув дверью и оставшись один, Расторгуев забегал по комнате, как сумасшедший, затем схватил лежавший на столе нож, дико посмотрел на него и начал втыкать и вытыкать его из письменного стола так, словно там лежало тело его смертельного врага. После этого, бросив нож на пол, заводчик стал долбить кулаком о стенку, нисколько не чувствуя боли. В довершении всего он вновь свалился на пол около кровати и долго не шевелился.
 ДУШНО!
 Прошло очень много времени, прежде чем Лев Иванович наконец поднялся, смотря перед собой опустевшим взглядом. “Надо предупредить их!”
Он имел в виду Зотова и Харитонова.
“И как можно скорей! Когда они узнают всю правду, кто такой Феликс и об его истинных намерениях – может, что-то удастся еще поправить! Скорее назад, в Екатеринбург!”
Думая так, он пошел к двери, но вдруг свалился у самого выхода и потерял сознание.
Он не узнал, что скоро после этого, когда в гостинице все уже спали, в его номер вошла какая-то темная фигура, и через несколько минут его комната была превращена в целый склад из десятка тысяч цветов, наполняя и без того душное помещение углекислым газом. К утру цветы эти так же незаметно исчезли. Наступило 11 февраля 1823 года. Но ничего этого Расторгуев уже не узнал. Не узнал, потому что задохнулся!


ГЛАВА 40
Екатеринбург, 29 июля 1992 года
АЛЕНА, СПАСИ МЕНЯ!.. ОТДАЙ МНЕ СВОЮ ДУШУ!. Надрывный голос Алеши каждые несколько минут воспроизводился в Аленином сознании, пока она в страшном ознобе шла по вокзалу. И опять виделось, как костлявые руки уносят юношу под землю, а рядом хохочет старуха с красным замутненным взглядом.
“Беда, – бормотала вконец отчаявшаяся девушка, – раньше кошмары преследовали только во сне, а сейчас они перебрались в реальность и хотят извести меня! Но я не дамся! Не дамся... Кто же эта противная старуха? За что она преследует меня? Что с Лешей? Почему он предстает всегда в таком виде?”
От волнения у девушки появились какие-то лишние движения рук, нарушилась координация. Она была похожа на бледный, с каждой секундой все более каменеющий призрак. Казалось, черты того живого, что еще оставалось в ней и делало ее похожей на всех остальных людей, постепенно, но верно улетучиваются.
Еще немного и уже бледная тень смерти, воплощенная в ее теле и в сознании, будет вышагивать среди живых людей. Создавалось впечатление, что Алена, точно инопланетянка, впервые попавшая на незнакомую чужую планету, неуклюже пытается уподобиться коренным жителям планеты, но это у нее получается плохо, и за версту бросается в глаза, что этот человек выделяется из толпы. Прохожие с недоумением оборачивались на девушку и смотрели ей вслед, стараясь понять странности ее поведения. Они наверняка смогли бы ее понять, если бы чувствовали то, что и она: отвратительные тараканы ползали по всему ее телу!
 Она приподняла кофточку, обнажив большую часть своего живота, но хитрые насекомые, почувствовав опасность, в мгновение ока перебрались ей на спину, щекотали отвратительными рыжими усиками ее кожу, постепенно перебирались кверху, стремясь заползти бедняге в ухо. Внезапно в ее голове раздался пронзительный звенящий крик, от которого были готовы лопнуть барабанные перепонки. Алена заткнула уши и судорожно, посреди толпы, упала на мостовую. Через несколько секунд крик в ее голове утих, девушка с трудом поднялась и пошла дальше мимо прилавков. От тараканов не осталось и следа.
“Что это был за крик? Уж не мой ли? Откуда же он доносился? Из другого сна? Или, быть может, из будущего?”
Судя по тому, как Алена жестикулировала, можно было подумать, что она с кем-то оживленно беседует, но рядом с ней никого не было! “Надо скорее найти Таню! Скорее!.. ... А зачем мне надо ее скорее найти?”
На секунду девушка даже споткнулась и остановилась. “Зачем же?... Я ведь только что помнила, что мне срочно надо увидеть Таню... Только что помнила!.. Вылетело из головы...”
И в который уже раз перед ее взором предстала старуха, сидящая в электричке и не сводящая с нее глаз.
 “А-а! Так это ты мешаешь мне вспомнить, для чего мне нужно увидеть Таню!”
ПОМОГИ МНЕ, АЛЕНА! СПАСИ МЕНЯ! ОТДАЙ МНЕ СВОЮ ДУШУ!
– Ах, ты еще издеваешься надо мной! А я все равно вспомню! ВСПОМНЮ! Я найду ее, и ты не сможешь мне помешать сделать это! А-а-а! Так ты хочешь помешать?!
ХО-ХО! ХЕ-ХЕ ! ДВАЖДЫ ОДИН – ЖАБА! ТРИЖДЫ ПАУК – ПАУК! ЖАБА К ПАУКУ! ДОЖДЬ К ЛЯГУШКЕ! КРОВЬ К СМЕРТИ! БЛИЗОК, БЛИЗОК ТВОЙ ЧАС !
– Я вспомню!
 МЫ ИДЕМ ЗА ТОБОЙ ! ЖАБА К СМЕРТИ! ЛЯГУШКА К ПАУКУ!
– Замолчи-и-и-те! А-а-а! Они окружают меня! Нелюди окружают меня! Вам не удастся меня взять! Алена подскочила к ближайшему прилавку и, изрыгая проклятия в адрес мертвецов, схватила несколько бутылок с водкой и пивом и принялась швырять их в головы приближающихся существ. На секунду враги отступили. Алена хотела бежать, но чьи-то сильные руки, подло и неожиданно сзади мертвой хваткой скрутили ее. Слезы отчаяния потекли по щекам девушки, и ее беспомощные крики разнеслись по всей вокзальной площади. Алена видела, что все вокруг злорадно улыбаются, а поблизости нет ни одного ЧЕЛОВЕКА, и некому спасти ее из рук ЗЛА. Она кусалась, царапалась, вырывалась, но РУКИ втолкнули ее в незаметно подъехавшую машину. Ее крики, уже неслышимые за стеклами автомобиля, перешли в хрип. Затем Алена ощутила внезапную острую боль чуть пониже спины, которая стала разливаться по всему ее телу с нарастающей силой. Она потеряла сознание...