Не буди! 41-60

Историко-мистический роман "Не буди!"
О.Батталов, S.Петров

главы с 41 по 60


ГЛАВА 41
Екатеринбург, 1824 год
Время шло. Заводы на Урале крепли, расширялись, продукция находила все больший спрос не только в России, но и за рубежом. Во время войны с Наполеоном Каменский, Нижне-Исетский заводы производили пушки, Верх-Исетский завод поставлял артиллерийские снаряды. Изыскания местных изобретателей позволили наладить прокатный метод выделки кровельного железа, получать листовое железо двух и трехаршинной меры. Листы получались ровные, очень легкие, гибкие и упругие, с гладкой отшлифованной поверхностью, на уровне высочайших мировых стандартов. И посыпались нескончаемые заказы из Англии, Швеции, Америки. И обогатились заводчики. Но что это стоило рабочим?..

* * *
Высоко в небе клубился заводской дым. Уже издали от фабрик и заводов был слышен оглушающий звон молотов. Толькотолько закончился полуденный перерыв, и повсюду: в кричных, доменных, чугунных фабриках – рабочие заспешили к своим местам. Хорошо бы припоздать маленько! За час отдыха перетруженные мышцы рук и ног не успели снять с себя свинцовую тяжесть усталости. Но надзиратели строги – шныряют из цеха в цех с плетьми наготове.
– Слышь, Никодим, – подмигнул мастеровой Василий Гладилин своему связчику,1 – когда Аленку сватать пойдешь?
– Да полно те брехать-то! – покраснел Никодим Епишин, взяв в руки лом и собираясь подойти к крице. Пахнуло жаром и перегорелым железом.
– Экой ты, брат, скрытной! Весь поселок вас поженил давно, а он знай себе...
– Не всe ври, говорю, в один раз, – разозлился Никодим, – оставь хоть на завтра.
– Эй, вы, дармоеды! Не нашептались еще? Отлынивать удумали! – заорал вдруг незаметно подошедший надзиратель. Он ударил плеткой гвоздаря Ивана Дерыгина. Рабочие сразу же зашевелились, как муравьи, и принялись за дело. Кто чугун подбрасывает в домну, кто уголь.
– Так-то вы милость господскую цените, истуканы! – не мог угомониться надзиратель.
– А подавился бы ты своей милостью, холуй барский! – шептали себе под нос рабочие.
– Возможно ль столь тяжкие уроки робить? Разве что Богу одному по силушке!
Надзиратель, побушевав еще немного, удалился наводить порядок в другие цеха.
– Братцы! Да что ж такое делается? – стремясь перекричать заводской шум, возмутился Иван Дерыгин. – За гроши робим, здоровье, силушку свою теряем, дабы свиней сих жирных ублажить, и нам же ищо штрафы и зуботычины выписывают!
– Плохо овцам, коли волк у них в пастухах! – роптали рабочие.
– Беспременно!
– Вона Зотов-то выдумал ручные гвоздильни на водяную тягу приспособить. Только не додумался он для валов-то колесных побольше конторку соорудить. Такой урок нашему брату дал, хоть на обед не ходи! Вон Прокопия-то Деянова в колесах насмерть и раздавило после сих новшеств, а списали, будто был пьян он и сам себе погибель нашел!
– Да вестимо, брехня всe, потому Прокопий пива даже в рот ни в жисть не брал!
– Вот то-то и оно! – не унимался Никодим. – А вить у него трое детишек сиротками остались.
– А давеча Кириллу Смирнова в стан затянуло. Удумал опять- таки ж Зотов, душегуб, еще два водных стана в цех поставить, а в каморке-то тесно, пошевелиться негде! Вот и пропал ни за что ни про что наш Кирилла.
– Говорят, Зотов сам его на стан и толкнул!
Рабочие, возмущенные справедливыми обидами, изливали друг другу душу.
Cлишком поздно заметили, что прямо на них надвигается сам Григорий Зотов.
– Что вы, бестии, на завод ходите, чтобы робить али байки друг дружке сказывать? – загремел он и вдруг ударил плетью по лицу Никодима. – А ну, по местам!
После этого он достал из кармана пистолет. Внезапно лицо его перекосилось от ярости и налилось кровью.
– Ах ты, пес бесхозный! – Он подошел к мастеровому Ивану Вавилову, около которого на полу лежало несколько зерен угля и кусочек чугуна. – Не приучен ты ценить добро господское? По ветру пустить хочешь?
И Зотов ударил поднятым с земли куском чугуна по голове рабочего.
– Да я тебя в земле сгною! – главный управляющий Верх-Исетскими заводами взял розги и самолично принялся хлестать по лицу, животу и ногам бедного мастерового. Тот, оглушенный, залитый кровью, упал на землю. Тогда Зотов схватил молот и ударил им по руке Вавилова. Крик рабочего заглушил работу молотов и гудение воздуходувок. Остальные рабочие оторопели, пораженные невиданной жестокостью. Вавилов потерял сознание.
– Чего встали? А ну, робить! Вы ничего не видели! А не то я вам такой урок задам! В земле сгною!!!
 
* * *
 УКАЗ ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА САМОДЕРЖЦА ВСЕРОССИЙСКОГО ИЗ ПЕРМСКАГО ГОРНАГО ПРАВЛЕНИЯ ПО 1 ДЕПАРТАМЕНТУ, ЕКАТЕРИНБУРГСКОМУ УЕЗДНОМУ СУДУ ПО СЛУШАНИЮ ЖАЛОБ ИЗ ДЕЛ, ПОЛУЧЕННЫХ В ГОРНОМ ПРАВЛЕНИИ ИЗ УНИЧТОЖЕННАГО ГОРНАГО НАЧАЛЬСТВА ПО
2 ДЕПАРТАМЕНТУ В ЧИСЛЕ НЕОКОНЧЕННЫХ СЛЕДСТВИЕМ ДЕЛ, В КАНЦЕЛЯРИЮ ГЛАВНОГО ЗАВОДОВ ПРАВЛЕНИЯ ПРИКАЗ:
“Принудить приказчика ЗОТОВА явиться в присутствие управы Благочиния для отобрания от него показаний. Принять по оному делу объяснения...”
ИЗ ОБЪЯСНЕНИЙ ПРИКАЗЧИКА ЗОТОВА ПО ДЕЛАМ, ПРЕДСТАВЛЕННЫМ В ЕКАТЕРИНБУРГСКОМ УЕЗДНОМ СУДЕ:
“...Федор Алексеев умер от свойственной мастеровым людям беспечности, Прокопий Деянов, пришед в пьяном виде подвергся смерти от такой же небрежности. Ивану Вавилову оторвало руку колесом от собственной шалости, хотя и не умышленной, что однако ж, не причинило ему смерти, и он ныне находится в рассыльниках и сам ни на кого жалобы не приносит...”
ИЗ ПРИГОВОРА СУДА : “... За неимением виновных – предать дело воле Божьей!”


ГЛАВА 42
Екатеринбург, 29 июля 1992 года
Алена, лежа в постели, в изумлении оглядывалась вокруг не в силах понять, куда она попала. Рядом, на соседней кровати лежала женщина. Она спала, но руки ее были вытянуты вверх, а пальцы растопырены. Казалось, она только притворяется, что спит, а на самом деле – ощупывает руками воздух, стремясь поймать ими добычу, как паук, расставивший свои ядовитые сети и хватавший все, что попадало в его паутину. Однако руки были словно каменные и не шевелились. Алену охватил испуг при мысли, что эта женщина сейчас вскочит, не открывая глаз, подойдет к ней и безошибочно сомкнет свои изможденные руки у нее на шее. Девушка хотела вскочить с кровати, но почувствовала, как тяжесть болезненной слабостью разлилась по всему ее организму. Резкий крик откуда-то сбоку привлек внимание Алены. Она с трудом повернула голову и увидела коротко остриженное существо, непонятно какого пола, лет сорока, одетое в больничную пижаму. Существо пробормотало что-то невнятное, улыбнулось какой-то странной улыбкой, отошло к стене, положило на нее свои руки и, оживленно мотая головой, стало что-то себе рассказывать. Еще две женщины ходили по комнате от одной стены до другой, погруженные в свои мысли, и не обращая друг на друга, впрочем, так же, как и на все окружающее их, ни малейшего внимания. Чем дольше наблюдала Алена за обстановкой вокруг себя, тем сильнее стучало ее сердце.
 Слева от двери еще одна особа неопределенного пола и возраста, сбитая с мыслей резким криком коротко остриженного существа, оперлась на стенку, вся напряглась, как зверь перед прыжком. Ее маскообразное лицо уставилось на Алену. Глаза горели неестественно живым и хищным огнем. Она напоминала куклу, с какими часто играют маленькие девочки, только вместо стеклянных глаз – были вставлены человеческие!
Алена окинула взором себя и неожиданно обнаружила, что и она тоже в пижаме! Из еe груди вырвался крик.
– Ольга Алексеевна! Больная уже проснулась.
Хлопнула массивная дверь, и на пороге появились две женщины – одна молодая, а другая средних лет, с суровыми чертами лица, но с добрыми глазами. Обе были одеты в белые халаты. Более молодая встала в дверях, а пожилая прошла к кровати девушки.
– Здравствуйте, – на лице женщины появилась доброжелательная улыбка. – Ну, как вы себя чувствуете?
– Где... я? – тихонько прошептала Алена, в то время как негодование копилось в ее груди. – Что вы со мной сделали?!
Теперь она уже кричала.
– Успокойтесь, – шелковым голосом попросила женщина в белом халате. – Все хорошо. Вы находитесь в больнице. Вы просто из-за чего-то сильно перенервничали, и у вас произошел небольшой нервный срыв. Ничего страшного. Это бывает. Мы вас уже начали лечить, и думаю, скоро вы поправитесь.
А пока давайте знакомиться. Меня зовут Русанова Ольга Алексеевна. Я буду вашим лечащим врачом. А вас как зовут?
Врач выжидающе посмотрела на девушку. Молодая асси-
стентка в белом халате, стоящая в дверях, тоже не сводила с Алены глаз.
“Как я сюда попала? Ведь меня схватили мертвецы! Они поместили меня сюда? Или я уже на том свете? Зачем она хочет знать мое имя? И почему не сказала, что это – психбольница? Стоп!”
Неожиданно справа от себя Алена увидела лежащую на койке женщину в смирительной рубашке.
“Если я сейчас в психбольнице, то меня, должно быть, поместили в отделении для буйных! Ведь тут используют смирительные рубашки! Но тогда почему другие больные спокойно разгуливают по палате? Ведь нельзя содержать в одном месте буйных и спокойных! Значит, это – лишь маскарад! И потом – почему меня поместили сразу же сюда? Ведь я нормальная!.. Ни в коем случае нельзя называть ей свое настоящее имя и фамилию! Она может оказаться одной из ТЕХ! ОНИ специально затащили меня сюда, зная, что здесь меня никто никогда искать не будет, и они смогут издеваться надо мной тут СКОЛЬКО УГОДНО, а под конец – убьют! Почему же они не убили меня сразу? Наверное, им очень важно что-то у меня узнать. Может, они сомневаются еще: я или не я была в ту ночь в их логове во дворце? И хотят, чтобы я себя выдала!”
– Так как вас зовут?
– Блохина! Блохина Наташа... Сергеевна, – вымолвила она незнакомым для себя хриплым голосом.
– Очень хорошо, Наталья Сергеевна. Пойдемте теперь, пожалуйста, ко мне в кабинет, я вас послушаю.
Они вышли. Молодая ассистентка треугольным ключом, напоминающим ключи, которыми открывают и закрывают двери кабин в трамваях и туалеты в поездах, закрыла дверь палаты. Они пошли вперед по коридору. Там прогуливалось несколько людей в таких же, как у Алены, пижамах. Вдруг один из этих людей стал приближаться к Алене и врачу.
– “Где я его видела?” – в тревоге спросила себя девушка. Это был мужчина лет сорока пяти с симметричными залысинами русых волос. Его полноватое тельце энергично шествовало навстречу Алене.
“Наверно, один из них! Он идет за мной!”
Она невольно попятилась назад и спряталась за спину Ольги Алексеевны. Но человечек, сделав вид, что вовсе и не заметил Алену, раскрыв объятия, бросился к врачу.
– Здравствуйте, доктор! – залился он счастливым смехом. – Поздравьте меня! Сегодня у меня счастливый день! Я наконец придумал! Я назову мою универсальную мазь от всех болезней – мазью БУЛКИНА! Каково! Звучит? Стоит только небольшую порцию моего снадобья намазать на хлеб, съесть – и все болезни покидают организм как по мановению волшебной палочки!
Эйфоричный отблеск в его глазах свидетельствовал, что этот человек находится в долине безграничного райского счастья.
– Мое открытие полностью, кардинально перевернет науку! Меня изберут почетным академиком мира, будут показывать на всемирном телевидении, вручат Нобелевскую...
– Извините, Сергей Сергеевич, – мягко перебила врач, – но ведь вы намазывали на хлеб и ели жидкое мыло, а его нельзя употреблять в качестве...
– Доктор, доктор, – перебил, в свою очередь, жизнерадостный человек и перешел на шепот, – скажу вам по секрету как единственно близкому человеку, это мыло – совсем не мыло! Понимаете? Это – для отвода глаз, чтобы мои враги и конкуренты не разгадали секреты технологии и производства мази “Булкин”. А на самом-то деле, – изобретатель осмотрелся по сторонам, затем подозрительно окинул взглядом Алену, но, очевидно, не увидев в ней соперницу, продолжал шептать: – На самом деле – капиллярное строение молекулярных линий, по закону сообщающихся сосудов во всех участках гальванической цепи, позволит термическим реакциям, в психофизическом и динамическом аспектах, создать в вакуолях клеток крови мощное биополе, которое укрепит иммунную систему, одновременно с этим уничтожая вирусы и бактерии в организме людей, коррегируя диффузионное брожение остаточных деформаций и синусоидных нейропутей, что в конечном итоге позволит ликвидировать и саму болезнь! Просто и гениально, не правда ли?
– Сергей Сергеевич, мне кажется, что в вашем, так сказать... открытии, есть один существенный изъян, который ставит под сомнение ...
– А-а-а! – вскричал изобретатель. Все его лицо мгновенно покраснело от гнева, а глаза налились испепеляющей злобой. – Так вы тоже против меня! Хотите убедить, что мое открытие ничего не значит! И подговариваете других, кто совсем не компетентен в этом вопросе! А потом заявите, что это вы сделали мое открытие. Завладеете мазью, и потом вас будут постоянно показывать по телевидению и присваивать мои премии! Не удастся!
И Сергей Сергеевич импульсивно отбежал к зарешеченному окну, прижимая потными руками к своей груди уже размякшее мыло.
“Да что они, действительно хотят убедить меня, что это настоящий сумасшедший и настоящая психушка? Для этого они и разыграли весь этот спектакль?”
Ольга Алексеевна в раздумье смотрела вслед изобретателю, машинально звеня связкой ключей в руках. Услышав бряцанье и завидев в руках докторши ключи, к ней подошла старуха, в тусклых глазах которой читался немой вопрос. Алена вся напряглась. Уж не та ли это старуха, которая преследует ее и во сне и наяву? Нет, не похожа! Эта еле передвигает ноги, а та... Хотя она может и притворяться.
Между тем старуха улыбнулась исподлобья, обнажая беззубый рот, и забормотала:
– Дай мне... я скушаю... постряпала бы пирог... а она вона как... уж сказал... не поваляешь – не поешь... опять на улице... да, вот так правильно... что ты там шепчешь?.. мороз... прямо над ухом упала... ОТПУСТИТЕ МЕНЯ!.. нитка в иголочке... ходит по рельсам...
– Все хорошо, Марья Никитична, – принялась успокаивать старушку Ольга Алексеевна. Она взяла ее под руку и подвела к палате, – все будет нормально!
Старуха продолжала извлекать из своей груди гортанные звуки.
– Идите к себе, Марья Никитична, отдохните. Лена! – Врач обратилась к молодой медсестре. – Помогите ей! Пойдемте, Наталья Сергеевна.
Лена стала укладывать больную старуху в постель, а Алена с врачом направились дальше по коридору. Алене было ненавистно слышать, что ее зовут чужим именем, но она отдавала себе отчет, что пока ее настоящее имя неизвестно, у нее намного больше шансов остаться в живых.
“Только бы не забыть. А то будут меня звать, а я забуду откликнуться, и ЗЛО сразу же поймет, что Наталья Сергеевна – мое ненастоящее имя! Меня зовут Блохина Наталья Сергеевна...”
Они подходили к кабинету врача.
“МЕНЯ ЗОВУТ БЛОХИНА НАТАЛЬЯ СЕРГЕЕВНА!”
Сзади к ним незаметно пристроилась медсестра.
“МЕНЯ ЗОВУТ БЛОХИНА НАТАЛЬЯ СЕРГЕЕВНА!”
Щелкнул замок кабинета, дверь открылась.
– МЕНЯ ЗОВУТ БЛОХИНА НАТАЛЬЯ СЕРГЕЕВНА!
– Я помню, помню, Наталья Сергеевна. Присаживайтесь, пожалуйста.
Алена вздрогнула. Оказывается, незаметно для себя она произнесла вслух свое липовое имя! Надо быть осторожной! Алена затравленно посмотрела по сторонам.
“А может, они умеют читать мысли? Или пока я спала, подключили ко мне какой-нибудь прибор, расшифровывающий все мои помыслы и намерения? Надо быть очень осторожной!”
Ольга Алексеевна развернула перед собой историю болезни номер 72666 и сверху на обложке крупно вывела: БЛОХИНА НАТАЛЬЯ СЕРГЕЕВНА. Наступившая тишина угнетала Алену. Неизвестность пугала.
– Наталья Сергеевна, а когда вы родились? – подняв голову, спросила врач.
“Сейчас она будет чередовать важные вопросы со второстепенными, чтобы я не насторожилась и не разгадала их намерений. Хорошо бы назвать липовую дату рождения, но потом самой можно во всем запутаться, забыть и попасться на этом. Значит, надо надо назвать дату какой-нибудь своей знакомой! Тани, например. Нет, Танину называть нельзя! Может, они ее уже схватили, и сразу же обнаружится, что я вру. Надо назвать число и год рождения того, кто не имеет никакого отношения к этой истории. Светки Косковой из общаги! Она и на два года старше к тому же!”
– 19 августа 1971 года.
“Уж не хотят ли они меня здесь похоронить? Такое ощущение, что они узнают все это только для того, чтобы было что написать на моей надгробной плите!”
– Семейное положение?
“В чем тут ловушка? Может, они ожидают, что я скажу: замужем, чтобы преследовать потом всю мою семью? Родителей?”
– Не замужем.
Ольга Алексеевна на минуту замолчала и в истории болезни относительно алло- и аутопсихической ориентировки пациентки написала: ориентируется в пространстве и времени. А Алена замерла, внутренне собравшись, понимая, что схватка вступает в решающую стадию.
“О, Господи! Какая же я дура! Она просто хочет выяснить, не встревожит ли кого-нибудь мое иcчезновение и не кинутся ли меня искать! Как же я раньше об этом не догадалась! А сейчас она сидит и анализирует факты. Надо срочно сказать что-то такое, чтобы она поняла: меня ищут! Не называть конкретных имен потому, что им тоже будет угрожать опасность, а просто намекнуть!..”
– Какое у вас образование?
– Неполное среднее...– машинально выпалила девушка. Ей показалось, что ее застукали на месте преступления вместе с ее черными мыслями, и поэтому из ее рта импульсивно вылетело первое, что подвернулось под язык: ПРАВДА! Она тут же пожалела об этом.
“Дура! Трижды дура! Зачем, зачем я сказала об этом! У них наверняка, есть моя настоящая биография и они все время сравнивают данные! Ни одно звено в ней не должно сходится с тем, что я говорю! Иначе конец!.. Она постоянно что-то пишет и читает. ПИШЕТ И ЧИТАЕТ! СРАВНИВАЕТ! Знают, что какая-то девушка побывала у них в логове, и теперь ищут, вычисляют!.. Кругом один подвох!”
Cзади послышался шорох. Алена, вся в испуге, резко обернулась. Сидя за спиной девушки, санитарка Лена что-то писала. Шорох же был вызван тем, что Лена перевернула страничку. А может быть, вовсе и не этим!
“Тоже что-то катает! И сидит у меня за спиной! Я не люблю, когда кто-то сидит у меня за спиной!”
– А где вы живете, Наталья Сергеевна, и с кем?
“Ну вот, наконец-то! Не выдержали нервы! Вот что вам необходимо узнать! Вот ради чего вы задавали столько бесполезных и глупых вопросов! Ради него ОДНОГО! Так не узнать вам ничего!”
– Забыла...
– Постарайтесь вспомнить, пожалуйста.
“Ага! Чувствуется в твоем голосе нетерпение! И как-то вдруг забыла ты свои мягкие манеры! Еще бы! Главное – узнать это, а потом можно ее и в могилу! Не выйдет!”
– Поймите, нам необходимо послушать ваших родственников, родителей, чтобы как можно точнее установить характер и причину вашего расстройства.
“Да ладно уж, не оправдывайся! Не проведешь!”
– Не могу вспомнить, я забыла, говорят вам!..
– А сколько человек в вашей семье, кем работают ваши родители, тоже не помните? – Ольга Алексеевна внимательно посмотрела на девушку.
– Не помню!
– Ну, хорошо... А не страдал ли кто-нибудь из ваших родственников или членов семьи психическими расстройствами?
У вас самой никогда не случалось припадков?
“Если я скажу, что мой дедушка умер от алкоголя, они как-нибудь хитро отравят меня, а потом все спишут на наследственность, дескать, умерла во время очередного припадка! Выбросилась из окна!.. Постой, постой! Да это же западня! Я только что сказала, что никого из своих родных не помню! А если сейчас скажу, что “нет, никто из моих родственников и членов семьи психом не был”, они сразу поймут, что на самом деле я все помню и специально от них все скрываю, и следовательно, я была в том доме и все знаю! А это будет равносильно смертному приговору!
– Нет.
“В случае чего, я ответила на вопрос, не было ли у меня припадков, а не насчет болезней родственников. Пусть понимают, как знают!”
– Подумайте хорошенько, это очень важно!
– Нет, нет! – захрипела Алена и почувствовала, как санитарка за ее спиной перестала писать и напряженно уставилась ей в спину.
– Наталья Сергеевна, скажите, пожалуйста, болели ли вы в детстве желтухой, ветрянкой, дизентерией, малярией, корью, ветрянкой...
“Надо на все вопросы, какие только возможно, отвечать отрицательно”.
– НЕТ!
– Не состоите ли на учете у какого-нибудь врача – специалиста?
– НЕТ!
– Употребляете алкоголь, наркотики?
– НЕТ! – все больше негодуя и уже с вызовом ответила Алена.
– Как вы учились в школе?
– Хорошо.
– У вас никогда не было каких-нибудь перепадов в учебе или настроении? Были ли такие моменты, когда вам просто не хотелось жить?
“Неужели они считают меня такой законченной дурой, что я им скажу о тех моментах, когда мне не хотелось жить? Чтобы потом они мне давали наркотики и внушали мысли о самоубийстве!”
– НЕТ!
– Когда у вас были первые менструации?
“Это еще к чему, черт возьми? Опять хотят запутать? Вопросы для отвода глаз?”
– Не помню точно, лет в 12–13.
– Продолжительность цикла регулярная?
– Когда как, 21 или 23 дня.
– Были беременны?
– Нет, нет, я здорова! Выпустите меня отсюда!
– Где же вы все-таки живете? Поймите...
– Не знаю, не помню, я ничего не помню, выпустите меня... Она заметалась.
– Но нам надо взять у вас анализы...
– Я не буду сдавать ваши чертовы анализы!
– Хорошо, хорошо, Наталья Сергеевна. – Ольга Алексеевна встала из-за стола. – Сейчас вас проводят в палату, отдохните как следует. Ни о чем плохом старайтесь не думать. Скоро будет ужин. Елена Петровна, проводите, пожалуйста, Наталью Сергеевну.
“Почему она сказала это каким-то особенным голосом? Многозначительным! И куда они хотят меня проводить? Действительно в палату или... Им нельзя доверять! Бесплатный сыр бывает только в мышеловке!”
Когда за Аленой захлопнулась дверь в палату приступ безнадежности снова охватил ее.
– Нет, отсюда не сбежать! Все запирается на ключ. И каждую минуту за мной наблюдают. Я заперта один на один с психами! Или, что еще хуже, с проводниками ЗЛА! Что же мне теперь делать? Алена посмотрела на идиотические лица женщин, населяющих палату, и спряталась под одеяло. Но испугавшись, что они набросятся на нее и станут душить, она поспешно откинула одеяло в сторону. Вроде бы за эти несколько секунд ничего странного не произошло. Никто из обитателей палаты не совершил никаких подозрительных действий, не дернулся, не посмотрел на девушку просветленным взглядом. Алена встала и подошла к двери. Как и ожидалось, дверь была закрыта.
“Надо выбраться отсюда во что бы то ни стало!”
Вдруг на себе она почувствовала чей-то взгляд. Быстро обернулась. Никто на нее уже не смотрел! Уже успел отвести взгляд!
“Да ведь это не психи! – внезапно осенило девушку. – Они подставлены, чтобы следить за мной!”
Алена еще раз осмотрела пристальным взором всех обитательниц палаты. Ей показалось теперь, что больная, стоящая у окна, как-то многозначительно переглянулась с существом непонятного возраста и пола. Она мотнула головой и погладила себя по волосам.
“Это же шифр! – промелькнуло в сознании у Алены. – Они все наблюдают за мной и передают друг другу информацию обо мне!”
Щелкнула дверь, вошла санитарка и увела с собой женщину неопределенного возраста.
 “Ага! Это их главный агент! – сообразила Алена, – она пошла передавать полученную обо мне информацию! Как они непрофессионально работают! Думают, что убедили меня в том, что это настоящая психбольница! Как бы не так! И где же раньше видела я эту шпионку? Я ее точно где-то видела!.. Все они заодно! Никому из них нельзя верить ни в чем! Возможно, они пока еще не знают, что я та самая Алена, которая была той ночью во Дворце пионеров... Та-ак!.. А не совершила ли я какой-нибудь оплошности, находясь в палате? Интересно, о чем будет докладывать их агент? О том, что я пыталась открыть дверь, готовилась и обдумывала план побега? Если это так, то они еще более усилят за мной контроль... Эта врач записала, что меня зовут Блохина Наталья Сергеевна, но лицо у нее было явно недоверчивое! Вдруг она просто черкала там какие-нибудь каракули – якобы что-то там записывает, а сама давно уже всe знает и играет со мной, как кошка с мышкой, перед тем, как съесть! И в карточке у нее написано не Наташа Блохина, а Алена!!!
Нет, нельзя даже думать, они могут читать мои мысли... Надо понять их намерения. Безусловно, они хотят меня убить, но сделать это так, чтобы ни к чему нельзя было придраться.
И еще им надо что-то от меня узнать...
Вдруг Алена заметила, что всe, о чем она думает, она проговаривает своим внутренним голосом, точно таким же, как если бы она читала про себя книгу. И проговаривает достаточно громко! А к этому внутреннему голосу добавляется какой-то посторонний тягучий звук, как на зажеванной пленке магнитофона, играющего к тому же на замедленной скорости. И вот этот призвук мешал ей думать. Всe, о чем бы она ни начинала размышлять, кончалось тем, что внимание ее мозга концентрировалось исключительно на этом странном призвуке, отчего моментально рушились все логические умозаключения. А ей надо было думать, как устроить побег и спастись. Лишь в этом был ее единственный шанс! ДУМАТЬ! Но все было бесполезно! Призвук не исчезал. Время шло.
“Пока я была без сознания, ОНИ ввели в мой мозг какой-то аппарат, передающий им все мои мысли и мешающий мне думать! И теперь они знают...”
– Я не хочу отсюда уходить! Мне здесь очень хорошо – лучше всего на свете! Я хочу остаться здесь на всю жизнь!
Я никогда в жизни не была ни в каких дворцах, ничего не видела, ничего не знаю и знать не хочу!
Алена замолчала, прислушиваясь к замедленным, как бы передразнивающим звукам. Удалось ли обмануть врагов, читающих ее мысли?
Снова щелкнула дверь. В сопровождении дежурной санитарки по реактивному отделению появилась больная неопределенного возраста. Она как-то загадочно посмотрела на Алену. Санитарка подвела ее к постели, прошептала несколько слов и вышла из палаты, закрыв дверь на ключ.
“Обо мне шептались! Эта уродка получила от нее новые инструкции! Сейчас она постарается оповестить о них всех остальных.”
Алене очень хотелось подойти сейчас к этой женщине, взять ее за горло и держать так, пока та не скажет всe, что знает о заговоре против нее. Но девушка хорошо понимала, что это очень большой риск. Очень большой! А ведь пока, кажется, ей удается придерживаться своей роли. Конечно, если сейчас ухватить осведомительницу за тощий кадык, можно было узнать всe наверняка, так как, бесспорно, все остальные притворщицы в палате кинутся на помощь ОДНОЙ ИЗ НИХ! Но тогда уже отсюда точно будет невозможно уйти! До самой смерти! Алена была уверена, что все в палате понимают условный шифр, направленный против нее. Необходимо его разгадать! Но как это сложно сделать! Ведь неизвестен ключ! А небольшой кивок головы может означать что угодно, и даже не одно слово, а целую фразу! Дверь палаты снова открылась, и на пороге возникла медсестра...



ГЛАВА 43
Екатеринбург, май 1826 года
– Похвально, похвально ведешь себя, Григорий Федотыч, – беседовал с Зотовым Асмодей, – но чересчур уж явно.
– Что ж, Феликс, безголовых холопов прикажешь бояться? По головке их гладить? Сколько челобитных уже на меня отправлено было, но “по высочайшему повелению – виновных нет, виновны сами холопы, для чего и надлежит зачинщиков сих клеветнических писаний суду придать и наказаниям подвергнуть.” Вот какой ответ на их жалобы! Давеча плут один – Еким Хорошенин – в уездный суд жалобу послал, дескать: ”налагаются на них несоразмерные по силам работы, выдана была половинная часть денег и не в свое время, о чем приносили они жалобу берг-инспектору, заводскому исправнику Рязанову и приказчику Блиновскому, но от сих последних вместо удовлетворения претерпевали обиды и телесные наказания.” Ну и что? Уездный суд моими стараниями опять же признал их жалобы клеветническими и предписал подвергнуть их наказаниям. Не знают, тунеядцы, что все чиновники покупаются! Все сытно есть хотят, сладко пить! Князей со света сживал, кто в недовольстве со мной находился и ущербу меня подвергнуть мечтал, а уж с холопами – разговор короток! Я им рога быстро пообломаю!
– Ты, однако же, злые умышления их ни в коей мере забвению не придавай, легкомыслие в вопросе сем не выказывай. Безрогая корова хоть шишкой да боднет! И того тебе неведомо, что это моих стараний плоды, что это я от напастей всех защищал. Подписи, бумаги, челобитные – постоянно на тебя идут, и коль раньше губернскому начальству твоему посылали, то теперь, когда ты сам судьбы вершить волен, выдумали они на тебя самолично в Петербург пешими идти.
– Это кто ж такие? – Зотов задохнулся от возмущения.
– Ну, взять хотя бы посельщика Трофимова. Цельную петицию министру финансов на тебя донести хочет. Прикажи людям своим верным повсюду посты устроить!
– Ах он смерд! – Зотов выругался. – Свободу почувствовали! Хорошо же! Покажу я вам! Вы узнаете у меня, как гонцов на меня посылать! Отродье! Хорошо, хоть один! Я с ним цацкаться не буду! Многие у меня на цепях сидят! Места всем хватит!
– Коли б он один такое помыслить решил, не стал бы беспокоить я тебя! Но вот ведь беда, многие крови твоей жаждут!
И не токмо что бесплеменное отродье! Многим купцам не по нутру, каким ты богатством скоро владеть будешь! И теперь рисковать тебе – резона нет! Совершено уже десять великих пожертвований! Лишь один священный ритуал отделяет тебя от власти над всей губернией! Долгих 22 года мы шли к этому великому дню! И вот 11 ноября должен свершиться сей удивительный миг, когда очистится вся земля от ржавчины Библии, рассеются и превратятся в прах души рабов Иисуса, и великое НЕБЫТИЕ воссияет вечной любовью к нашему Повелителю! Да, 11 ноября должна быть принесена последняя жертва! Ты должен готовиться к приближению праздника сего чудодейственного!
– А что ежели, мало ли, оказия какая в тот день приключится, и я не смогу исполнить волю Сатаны?
– Извергни мысль сию из разума своего! Ибо тогда повелитель наш отвергнет тебя от трона своего и предаст жесточайшим гонениям!
– Отчего ж так? – испугался Зотов.
– Оттого, что коли так случится – приход его полной власти над миром отсрочится на 166 лет. И только через 166 лет сможет быть произведена 11-я жертва. Мы не можем ждать так долго. И цель долгожданная – так близка! А посему – готовься! И веди себя смирненько!
Зотов низко поклонился.
– Вот, посмотри-ка. – В руках Асмодея появилась какая-то бумага. – Здесь имена всех твоих врагов, желающих твоего низвержения.
И Асмодей развернул свиток, на котором были обозначены несколько десятков фамилий с соответствующими званиями. Зотов принял свиток в свои руки.
– Ага, шкура! Хвост лисий! И ты тоже пасть свою на меня открыть норовишь! – прошипел он, скрипя зубами от злости. – Ну, ничего! У меня на всех вас могильников хватит!
Зотов яростно швырнул листок на стол, затем встал во весь свой богатырский рост, взял чернильницу и с размаху шмякнул ее об пол.
– Не горячись, Гриша! – стал успокаивать его вечно молодой Асмодей. – Завистники твои только и ждут твоего промаха. Не должно тебе терять голову!
– Но ведь ты спасешь меня, Феликс, коли шибко жарко мне придется!? – Зотов с надеждой посмотрел на Асмодея.
– Полностью уповай на меня. Всe что в наших силах – будет сделано. В обиду тебя не дам. Но и ты не зарывайся шибко, сдерживай себя! Твой час придет! И береги книгу священную, в ней вся сила наша! А с врагами твоими я попытаюсь всe уладить. Кто подкуплен будет, кто во грех немилосердный введен, кто просто умертвлен. К каждому найдется свой ключик. Плохо только, – Асмодей впился злобным взглядом в образ Святого Иоанна Предтеча, Ангела Пустыни, – коли среди жалобщиков твоих окажутся люди из числа истинных христопослушников, грехами великими себя не запятнавшие, коих обольщения и козни мои не возьмут.
– И что тогда? – голос выдавал сильную встревоженность.
– Тогда придет настоящая беда!
И при этих словах икона Иоанна, не выдержав испепеляющей злобы, слетела со стены.

* * *
 ИЗ ПРИКАЗА ОТ 22 СЕНТЯБРЯ 1826 ГОДА ПРИБЫВШЕГО ИЗ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА ОСОБОГО РЕВИЗОРА МИНИСТЕРСТВА ФИНАНСОВ ГРАФА, ФЛИГЕЛЬ-АДЪЮТАНТА ПОЛКОВНИКА СТРОГАНОВА:
“Опечатать в домах или квартирах 2 гильдии купцов Петра Харитонова, Григория Федотова, сына его Александра и племянника Петра Поликарповича Зотовых кабинеты и все те комнаты, сундуки, шкатулки и прочее, где хранятся письменные бумаги, а к дверям поставить караул... Самих хозяев иметь под присмотром, дабы они они не могли куда-либо отлучиться...”

 ИЗ ОБВИНИТЕЛЬНОГО АКТА, ПРЕДСТАВЛЕННОГО МИНИСТРУ ФИНАНСОВ КАНКРИНУ ОТ ДЕПАРТАМЕНТА ГОРНЫХ И СОЛЯНЫХ ДЕЛ ГЛАВНОГО НАЧАЛЬСТВА ГОРНЫХ ЗАВОДОВ УРАЛЬСКОГО ХРЕБТА:
 1) Умерший купец Расторгуев, бывший сперва виноторговцем, а потом комиссионером откупщика Злобина, купил Кыштымские заводы из одного корыстолюбия от дворянина Демидова. Утеснял чрезмерно крестьян.
 2) По смерти Расторгуева Зотов, угнетавший ранее заводских людей, принял за наследников Расторгуева управление заводами в виде попечителя, не имея на то законной и гласной доверенности. Несмотря на казенный дозор, назначенный по решению господ министров, Зотов, воспользовавшись слабостью берг-гауптмана Тетюева, на коего был возложен сказанный надзор, и заводского исправника Усольцева, побудил первого к ложному донесению Министерству финансов о благоустройстве заводов и выгодном положении рабочих, и что они взбунтовались по одному только заблуждению и невежеству.
 3) Между тем как дело о неповиновении рассматривалось в Екатеринбургском уездном суде, Зотов отобрал вынужденные повальные подписи с крестьян, используя к тому жестокие средства. Крестьяне одного села через поверенного Морозова подали заводскому исправнику прошение, что были вынуждены к даче подписки и не могут считать ее законной. Но Тетюев с исправником составили определение, в котором, признавая Морозова виновным в нарушении тишины и спокойствия, приговорили его к жестокому телесному наказанию и исполняли его два раза в день, содержав его после этого 4 месяца в кандалах.
4) По случаю прибытия в заводы Александра I были поданы три просьбы: от посельщика Седельникова, найденного мертвым в лесу, от крестьянина Батина, который был признан Зотовым сумасшедшим, и от женки Назаровой, которая 4 месяца была под караулом и от своей жалобы отказалась.
5) Было заведено кладбище для скоропостижно умерших...”

ИЗ ПРИГОВОРА ОТ 1836 года:
“...По Высочайшему Его Величества повелению за покушение к лиходейству выслать 2 гильдии купцов ПЕТРА ЯКОВЛЕВА сына ХАРИТОНОВА и ГРИГОРИЯ ФЕДОТОВА сына ЗОТОВА в Финляндию, в город Кексгольм на вечное поселение, и лишить при этом доброго имени...”

ГЛАВА 44
Екатеринбург, 29 июля 1992 года
– Все идемте ужинать! Быстренько! – позвала медсестра Лена, появившись в палате.
“Почему так злорадно усмехнулась та “больная”? – неудомевала Алена, глядя на женщину, стоящую у дальней кровати, собирающей и распускающей клубочек ниток. – Еще одна ловушка? Она знает, что меня ждет, что мне недолго осталось жить, вот она и радуется! Ох, если бы я только могла... Их всех... Вот этими руками..! В еду наверняка что-то подсыпали! Отказаться от ужина? Как же хочется есть! Но еще больше – ЖИТЬ! Бесполезно теперь требовать, чтобы меня отпустили, кричать, что я здорова. Они прекрасно это знают! И если открыто заявлять об этом – можно испортить все дело. Надо быть послушной! Надо стать послушной! И тогда, пользуясь относительной свободой, изучить здесь все ходы и выходы.”
Все эти мысли пулей промелькнули в Аленином сознании, когда ее вели в столовую.
“У врагов было мало времени, чтобы запеленговать мои мысли и успеть расшифровать их!”
В столовой ее посадили за отдельный стол.
– Вот, Наталья Сергеевна, ваш индивидуальный стакан, запейте перед едой эти таблеточки, – сказала медсестра Лена.
НЕ ЕШЬ! НЕ ЕШЬ!
Санитарка протянула стакан с водой и две таблетки.
НЕ ПЕЙ!
Санитарка внимательно, с ожиданием смотрела на Алену. Девушке хотелось выбросить таблетки на пол и тут же раздавить их тапком в мелкий порошок! Но она знала, что нельзя себя выдавать. Надо быть послушной! Из-за неимоверного желания не вызвать никаких подозрений Алена, помимо воли, потянулась к таблеткам. Сунула их себе под язык, сделала глотательное движение и запила водой. Алена заметила, как ожидательно-напряженное выражение лица медсестры сменилось выражением удовлетворенности и самодовoльства. Медсестра повернулась к Алене спиной, но не успела скрыть злорадную улыбку! В тот же миг, пока санитарка не видела, Алена мотивированно поднесла руку к своему лицу, якобы для того, чтобы почесать нос, и сплюнула таблетки себе в ладошку! Затем сжала кулак и плавным незаметным движением опустила руку. Начищенный паркет сверкал чистотой.
“Нельзя выкидывать таблетки в палате – их тут же могут обнаружить. И по названию, количеству – сразу же определить, кому было назначено “лечение” и кто не съел свою дозу. Это еще в лучшем случае, то есть если со мной в палате действительно лежат психи! Или хотя бы половина из них – психи! А если все до одного – подставные!.. Значит, никто, кроме меня, никаких таблеток не принимает! Сразу же выйдут на меня и конец! И что-то я не видела, чтобы в столовой кому-нибудь еще из моей палаты давали таблетки. Я влипла! Как же мне быть с этими таблетками? Смыть в туалете? Не годится! Девять шансов из десяти, что там стоят скрытые камеры. ОНИ ведь понимают, что туалет – это такое место, где человек думает, что остался один, расслабляется, теряет над собой контроль и выдает себя! Поэтому в туалете нельзя! Здесь, в столовой? Пожалуй, это самое подходящее место!”
Алена кашлянула ровно настолько громко, чтобы заглушить удар падающей на пол из разжатых пальцев руки злополучной таблетки. Она упала около плинтуса, недалеко от щели в полу. И Алена осторожно подвинула ее тапком. Таблетка провалилась в щель, словно шарик, который закатил в лунку игрок в гольф. В руках девушки осталась еще одна таблетка.
“Надо выкинуть ее подальше от первого места, чтобы не вызвать подозрений.” И снова в сопровождении звона ложек о тарелки, о стаканы, наполнившего столовую, Алена издала кашель... Второй таблетке повезло меньше: она была раздавлена в мелкий порошок, а пыль белого цвета развеяна тапком по всему паркету. Кроме Алены, в столовой находилось еще человек десять в больничных пижамах. Около них хлопотали санитары, некоторых кормили прямо с ложки, как маленьких детей.
“Не делают ли они эту показуху исключительно ради меня?” – задумалась девушка. Санитарка Лена поставила перед Аленой тарелку с овсяной кашей и стакан компота. Придвинула тарелку с хлебом.
ЕШЬ! ВСЕ РАВНО ТЕБЕ ОТ НАС НЕ УБЕЖАТЬ! ЕШЬ!
– Я не хочу есть! – твердым голосом заявила девушка.
– Наталья Сергеевна, – принялась уговаривать медсестра, – вам необходимо регулярно принимать пищу, если вы хотите скорей поправиться и...
– Я не хочу есть!!!
 Перед глазами девушки всплыла картина из детства... Детский сад. Злая воспитательница заставляет ее есть молочные пенки, от которых Алену тошнит.
“Немедленно ешь! Это очень полезно! ЕШЬ!...” И вдруг лицо воспитательницы сменилось лицом санитарки, а санитарка превратилась в уродливую хохочущую старуху с красным глазом!
ЕШЬ! МЫ ВСЕ РАВНО ДОБЕРЕМСЯ ДО ТЕБЯ !!!
А в овсяной каше плавали лапками кверху дохлые тараканы!
– Вы хотите отравить меня!!! – неистовым голосом закричала Алена. При этом никто из больных даже не повернул голову в ее сторону. По телу девушки прошел ток. Она скинула тарелку с кашей и пластмассовый стакан на пол, вязкая жижа уродливым блином застыла на паркете.
– Наталья Сергеевна ...
– ЗДЕСЬ ЯД!!! ВАМ НЕ УДАСТСЯ ОВЛАДЕТЬ МНОЙ!
Алена побежала к выходу, стала яростно дергать за ручку, но дверь столовой оказалась закрытой на замок. Девушка в отчаянии начала долбиться в дверь. И вдруг – она поддалась! Алена бросилась было вперед, но там как из-под земли выросли два мощных санитара в белых халатах. Девушка безнадежно бросилась на них, но профессионалы ударили ее наотмашь по лицу и мгновенно скрутили ей руки.
– Скорей двойную дозу аминазина! – закричала медсестра.
Алена почувствовала, как все замирает у нее в груди, кровь замедляет свое движение по организму, леденеет сердце. Она пытается сопротивляться, но все уже плывет перед ее глазами...



ГЛАВА 45
Ни один царский фаворит никогда в России не достигал такой власти, как Распутин.
А.Симанович,
личный секретарь Г.Распутина
Тобольск, 1883 год
Веселье стихло. Умолкли пьяные разговоры, удалые песни, перестали играть балалайки, закончились кровавые драки.
А в небольшом трактире невысокий волосатенький парнишка уже с заметно обозначившимся пушком усов, серо-стальными проницательными глазами, едва держась на ногах от усталости и выпитого спиртного, подошел к вымытому столику и устало присел за него.
Звали парнишку Гришкой. Он работал половым в этом трактире, выполняя всю самую грязную работу, успевая при этом каждый день изрядно напиться, наесться и подраться. Пошел уже третий час ночи, рабочий день его наконец закончился, посетители ушли – кто сам, кто, перепив, с помощью друзей и родственников. Тех же, кто до беспамятства накачал себя алкоголем и валялся под столами, Гришка бесцеремонно выкидывал на улицу. Хотя он и сам был не прочь предаться великому запою, но все же умел контролировать себя, и в его серых глазах сквозь хмель всегда проскальзывала не по годам серьезная озабоченность. Его темно-русые волосы спадали на большой лоб, прикрывая шишку-шрам – результат молодецких драк, а длинный широкий нос оставил на себе печать перенесенной оспы. Гришка опустил голову на стол, и никто не признал бы сейчас в этом грустном пареньке заядлого балагура, драчуна, матершинника, удалого певца и танцора. Он закрыл глаза, возвращаясь мыслями в свое детство, проведенное в сибирском селе, именуемом ранее Распутина падь, а позже нареченном селом Покровским.
 Покровское раскинулось на высоком берегу реки Туры, где ровные, крепко сколоченные крестьянские дома образуют стройные ряды улиц, где каждым ранним утром бесчисленные стада домашней скотины отправляются на пастбища, на вольные поля, оглашая округу своим блеянием, гоготом, мычанием, ржанием, хрюканием, а на плодородных степях всегда можно встретить работяг-мужиков. Далее за селом начиналась и тянулась бесконечно непроходимая тайга, полная голодной мошкары, в глубь которой редко кто рисковал заходить. Гришка вспомнил, как с другими мальчишками в обширных березовых рощах собирали они грибы, ягоды, по весне пили березовый сок, наламывали из березовых веток веники для русской баньки. Вспомнилась также и смерть матери от чахотки, после чего Гришка частенько замыкался в себе, думал о чем-то своем, недоступном для понимания другим. Особенно потрясла его смерть младшего брата, когда они вдвоем играли у речки Туры, и братишка неожиданно упал в ледяную воду. Гришка, не раздумывая, бросился вслед за ним, чувствуя, как страшный холод сковывает судорогой его ноги. Сам чуть не погиб, но все же при помощи подбежавшего мужика вытащил брата. Через несколько часов у Мишки поднялась температура, он заболел воспалением легких и через несколько дней скончался. Три дня после этого Гришка не мог произнести ни единого слова, удалялся в открытое поле и с утра до вечера бродил там в полном одиночестве. Со временем Гришка подрос, и понесла его судьбина скитаться по белу свету. Чтобы прокормиться, не гнушался он ни воровством, ни грязной работенкой. Был и сидельцем в больнице в городе Тюмени, странствовал, перебиваясь подаяниями, по селам и городам Урала и Сибири, в конце концов попал в уездный город Тобольск, где и устроился половым в трактир. Сын крестьянина, почти безграмотный, он мало ждал от судьбы хорошего. Звезд с неба не хватал, все счастие его заключалось в том, чтобы заглушить былую боль утрат и скорби по детским годам своим пьянством, разгульными пирушками с русскими песнями, плясками да помиловаться с развеселыми девками. И в трактире нашел он составные части своего мужицкого счастья. Мечта его была достигнута! Но теперь хотелось уже чего-то большего!
И кто знает, сколь долго прожил бы Гришка такой жизнью в далекой сибирской глуши, в окружении мужичья! Но этой ночью судьба его круто изменилась... Когда Гришка уже было задремал за столиком, дверь в трактир резко скрипнула. Гришка испуганно проснулся, взял в руки подсвечник и осмотрел всe помещение. Сперва он никого не увидел. Уже подумав, что все это ему только приснилось, он хотел было снова закрыть глаза и погрузиться в сон, как вдруг за его спиной раздался шорох! Стремительно обернувшись, он увидел перед собой молодого офицера в полковничьем мундире.
– Тебе чево-сь? – недобро спросил Гришка, как бы мстя за пережитый испуг. Полковник ничего не ответил, только усмехнулся и стал подходить к Гришке...
Так состоялось знакомство ГРИГОРИЯ РАСПУТИНА с АСМОДЕЕМ!


ГЛАВА 46
Екатеринбург, 29 июля 1992 года
19.56. Таня быстрыми шагами, почти бегом приближалась к дому Игоря. Ей не терпелось рассказать ребятам о той страшной новости, которую поведал ей священник. Девушка ощущала биение своего сердца, колотящегося со все убыстряющимися ударами в ее груди.
 Предчувствие неудачи – постоянный спутник того состояния, когда человек намеревается достигнуть какого-либо трудновыполнимого или почти невозможного результата, зависящего даже не столько от личных качеств этого человека, сколько от воли случая, – стало потихоньку наполнять Таню. Она понимала, что может опоздать, и все увеличивала шаг. Казалось, пессимистическое состояние навязывается ей кем-то свыше вопреки ее воле.
“Ну приду, расскажу им всe, а дальше что? Как прореагируют ребята? Поверят ли? И что мы сможем втроем решить? К чему придем? К тому, что надо уезжать из города? Это не выход, рано или поздно шатуны все равно нас настигнут. Искать помощи? У кого? Кто нам поверит? Даже если священника считают сумасшедшим, то на что надеяться нам?”
Плохое настроение подчиняло девушку все больше и больше. Но оставались еще две вещи, которые согревали ее: старинный амулет с изображением святых, висящий у нее на шее, и серебряное распятие, хранящееся у нее в кармане.
“Не надо отчаиваться! Священник сказал, что силы добра еще существуют, надо объединить их, и тогда они помогут нам!”
У самого подъезда Игоря стояли две машины “скорой помощи”. Таня съежилась. Нет! Это не может быть Игорь!!! Санитары вынесли из подъезда тело, накрытое белой простыней. Девушка уже собиралась подбежать к носилкам и приоткрыть простыню, как услышала рыдания молодого мужчины:
– Мамочка моя единственная! За что? Господи, за что? На кого ты нас оставила?
У девушки немного отлегло от сердца. Переживая в душе за молодого человека, она зашла в подъезд и вбежала по лестнице на пятый этаж. Позвонила в дверь. Внутри Тани все бурлило от нетерпения.
Бом-бом! Бом-бом! – пропел звонок. Девушка прислонилась к двери в надежде услышать из квартиры приближающиеся шаги. Но внутри как будто все вымерло. Таня позвонила снова. К двери никто не подходил. Она посмотрела на часы. 20.07. “Неужели Игорь еще не подошел? Впрочем, у него всегда такая привычка – опаздывать на несколько минут. Или приходить слишком рано. А чтобы хоть раз тютелька в тютельку, ни секундой раньше, ни секундой позже – такого еще не случалось! Но почему же нет Димы? Может, они вместе? Как сговорились сегодня!..”
Внизу хлопнула входная дверь в подъезд, и через несколько минут вызвали лифт.
“Наверное, это Игорь!”
Лифт стал медленно подниматься. Шахта – второй этаж. Шахта – третий этаж. Шахта – четвертый. Шахта...
“Остановись! Остановись здесь, сейчас!.. А вдруг... это не он! УЖЕ НЕ ОН!”
... пятый этаж. Шахта – шестой. Лифт проехал дальше. Значит, это кто-то другой. Не в силах устоять на месте Таня принялась ходить по этажу из угла в угол. Потом снова позвонила долгой трелью в квартиру Игоря, хотя была уже уверена, что никто не откликнется.
“Может, он уснул!” ТИШИНА. Девушка снова взглянула на часы. 20.13. “Да что ж это такое? Неужели они действительно виделись уже без меня и договорились встретиться в другой день? Но это нереально! Ведь собирались, в общем-то, из-за того, чтобы я рассказала о том, что стало известно от священника о найденной книге! Почему же их нет? Никого!”
Сейчас за вами начнется охота! А может, она уже началась. Вы все обречены и должны погибнуть!
И тут кошмарная догадка пронзила Таню.
ОПOЗДАЛА!
У нее безвольно опустились руки. Ясно представилось, как шатуны идут теперь по ее следу, словно стая охотничьих собак за своей жертвой. И время сейчас работает не на нее! Девушка опасливо завертелась по сторонам. Сейчас можно ожидать всe что угодно! Шатуны могут выйти из соседней квартиры! Спуститься с шестого этажа! Подняться с четвертого! И овладеть ей! А у подъезда ее тоже могут уже поджидать!
А вдруг... на носилках в действительности уносили Игоря! Все было подстроено! Что же делать? На месте стоять нельзя! Надо перемещаться, путать следы! Домой – исключено! Теперь уже поздно! Там перекрыли кислород. Куда же пойти, где хоть на какое-то время можно побыть в полной безопасности?
Таня выскочила на улицу, растерянно озираясь по сторонам. С этого момента она ни на секунду не отрывала руку от распятия в ее кармане. Куда теперь? Девушка несколько минут лихорадочно соображала. Наконец выбор ее пал на Славу Полозкова – ее первую любовь. Он живет один, у него можно будет переночевать. Сколько же она его не видела? Больше года. Он работал охранником в одной из коммерческих структур, когда она видела его в последний раз. Не женился ли?
“Только бы он оказался дома! – не мигая, глядя перед собой, молилась Таня. – Только бы один! Без какой-нибудь девки!”
Она доехала на трамвае номер 13 до конечной остановки “Семь ключей”. Вышла. Вскоре показался Славин 9-этажный дом. Таня остановилась у подъезда. Как страшно заходить вовнутрь, когда знаешь, что назад можешь и не выйти! Но надо где-то переночевать! Надо кому-то излить свою душу! Выбора не было! Девушка внимательно осмотрелась вокруг. Если бы она сейчас заметила хоть сколько-нибудь подозрительного человека, то, не задумываясь, тотчас же бежала бы отсюда! Но вроде ничего и никого, похожего на шатунов не было! На лавочке у соседнего подъезда сидели бабули с тросточками. Покачивая коляску и одновременно читая какую-то книгу, в беседке сидела молодая женщина. Старички играли за ветхим столиком в домино. Возле помойки копошились чумазые мальчишки. Маленькие девочки катались на велосипедах. Встав у ящика с помоями на задние лапы, какая-то большая собака искала объедки. Перед тем как зайти в подъезд, Таня убедилась, что поблизости в 50 шагах никого нет, и, по ее расчетам, никто не должен войти в Славин подъезд вслед за ней в ближайшие две минуты.
Немного успокоившись, она потянула дверь подъезда на себя и вошла внутрь.
Таня не могла видеть, что в этот момент собака отворотила голову от помойки и посмотрела девушке вслед своими красными глазами!
Таня поднялась на третий этаж и позвонила в дверь. И вдруг!...
Снизу послышались шаги! Девушка обомлела. Не было слышно, чтобы кто-то вошел в подъезд, иначе обязательно хлопнула бы входная дверь. Да и за эти несколько секунд никто бы не успел войти! Эти шаги взялись, казалось, из воздуха! Вероятно, кто-то в тот момент, пока она поднималась пешком, уже был в подъезде, прячась за лифтом или мусоропроводом. А возможно, кто-то неслышно, крадучись, вошел в подъезд! Было ясно одно: произошло что-то непредсказуемое! Между тем шаги приближались! У Тани сжалось сердце. Если сейчас Славина дверь не откроется, а тот, кто идет сюда снизу, – пришел именно за ней, никаких шансов на спасение у нее не оставалось! С немой мольбой посмотрела она на висящий на ее шее талисман. И на дверь! Ее рука прилипла к звонку! Шаги снизу все приближались и стали очень быстрыми! В этот момент черная тень закрыла на секунду глазок в двери, затем щелкнул замок, и дверь отворилась.
– Какой приятный сюрприз! Уж не мерещится ли мне? Таня – собственной персоной!
Девушке хотелось силком войти вовнутрь, затолкнуть хозяина, бесцеремонно захлопнуть дверь и крикнуть: “Никому не открывай! Там – смерть!”
Но что-то удержало ее от этого шага. Быть может, неуверенность в том, что в квартире больше никого, кроме него, нет?
– Привет. Ты один? – быстро спросила она.
– Давай заходи, заходи! Давненько не виделись.
Он пропустил девушку, которая ворвалась внутрь, словно метеор, и не спеша закрыл за ней дверь. Когда щелкнул затвор, верхний и нижний замок повернулись на два оборота, Таня судорожно вздохнула.
– Тебя-то я как раз меньше всего ожидал увидеть! – улыбаясь, признался Слава, высокий парень с атлетической фигурой, с копной светлых волос и синими глазами. – Проходи в гостиную.
 – Спасибо, – ответила Таня и ...бесчувственно упала на пол...


ГЛАВА 47
Село Покровское, июль 1892 года
– Пей, соколик, пей! – усмехался Асмодей, передавая Гришке две бутылки мадеры, когда они в поздний час встретились у сеновала.
– А вить хороша, стерва! – нахваливал Гришка. – Душу кормит. Тока вот веселья сердцу моему не доставляет! Не любо мне одному пить! Мне надо, што б народу вокруг полно было, да што б пили лихо, плясали и пели, да што б девки молодые подле меня резвились! А этак... – Он махнул рукой. – Выпей, Феликс, хоть ты со мной!
– После, Григорий, после, не ко времени пить мне еще...
– Эх, дрянь ты, Феликс! – Распутин выкинул пустую бутыль в траву, откупорил другую и пронзил Асмодея своими маленькими, глубоко и близко посаженными друг к другу глазками. – А ищо друхом себя называешь!
– Да неужто в беду ты какую попал, а я в помощи тебе отказываю? – искренне удивился Асмодей.
– Друк – он и в бяде друк, но и в радости тоже друк! Я ужо вижу – не хочешь ты со мной по-мирски выпить, радость разделить, по душам покалякать. Ладно! Пуща-а-й! Мы не хордые!
Он снова махнул рукой и одним махом опрокинул в свое горло пол-бутылки.
– Не пришло еще, Гришуня, время радости нашей великой! – возразил Асмодей. – Радость наша – в крови и власти! Я передал тебе великую силу. Слухи о тебе пошли уже по всей России-матушке. Проповедуй же теперь свободно свою новую веру: очищение через грех! Люди – грешны, они поддадутся твоей вере безоглядно, и души их будут окутаны нашим Божеством. Ты теперь в силе излечивать любую болезнь, и когда люди увидят это – вера тебе и твоему учению будет безгранична! Любая девка в ноги тебе поклонится, чтобы через грех с тобой – очиститься пред Богом, чтобы ты грех ее на себя взял! А те, кто встанет на твоем пути, будут растоптаны!
И когда мы достигнем наших целей, когда наступит всеобщая радость наша, тогда мы с тобой покутим! Обещаю!
Григорий Распутин молча приканчивал бутылку.
– А совсем скоро, когда слава твоя в провинции достигнет своей сияющей вершины, придет пора, Гришенька, завоевывать тебе и столицу!
– Ето как же? – недоуменно спросил Гришка, оторвавшись от бутылки.
– А просто. Сменишь лапти свои на сапоги, возьмешь в руки посох, оденешь большой крест и пойдешь странствовать по свету, как в младые годы. Но теперь уже в образе старца-паломника по святым местам! Так и дойдешь до самого Питера! Там спервоначалу мы тебя по духовной линии пустим, с высшими духовными санами сойдешься, официальное признание получишь, а потом, когда крылышки твои окрепнут, уверенность в силах своих появится, там и до монархов дойдешь!
– Воля твоя, Феликс, врешь ты! Рази ж это возможное дело, рази ж они меня послушают?
– Не дрейфь, Гриша, селедочку с молочком каждый день уплетать за милую душу будешь. – Он подмигнул Распутину. – Пока крылышки твои подрастут, сменятся монархи, будет править уже новый царь. И у этой царской четы одна за другой будут появляться одни дочки. А когда ты крепко встанешь на ноги и полететь сможешь – родится наследник. Да будет он больным, гемофилитиком.
– Кем, кем? Ето как?
– Да так, ежели когда порежется или ушибется легонько обо что иль кровушка из носу побежит, остановить ее невозможно будет! И опухоли разные появляться станут, которые резать нельзя будет!
– Ето зачем же так? – испугался Распутин.
– А затем, Гриша, что я сделаю так, что только ты один в состоянии будешь ему помочь, а заодно уж и государям! А затем без твоего благословения они ни единого прожекта принимать не будут! И мы с тобой будем всеми делами править! Мы! Мы будем новыми правителями России! А уж дальше, дальше... Дальше весь мир мы погрузим в пламя войн и катастроф...
– Да как же я детушек-то своих оставлю? Пропадут вить...
– Надо, Гришуня, надо! Перед тобой откроется весь свет в своих новых удивительных красках – черных и красных! Черных – от воссияния над страной нашего Повелителя, который тенью своей закроет свет, излучаемый сыном Божиим, и в кромешной тьме заманит к себе души людские на вечное служение! И красных – от пролитой крови, которая живительной влагой откроет пред миром врата НЕНАВИСТИ, ЗЛОБЫ И ПРЕДАТЕЛЬСТВА! И алая заря ГНЕВА окрасит умы людишек и наставит их на дорогу, ведущую к Дьяволу! Ну, а за семью свою не бойся! Будешь в столице жить, там и о детках своих позаботишься, и сам не пропадешь! Так что готовься! Тебя ждет новая дорога!


ГЛАВА 48
Екатеринбург, 30 июля 1992 года
В кабинете главного врача собрались люди в белых халатах и обсуждали поведение новой больной.
– Предварительный диагноз – шубообразная форма шизофрении. Есть также характерные признаки синдрома Кандинского-Клерамбо. Сейчас пытаемся установить причину бреда преследования. Окончательный диагноз будет поставлен в ходе дальнейших наблюдений за пациенткой, – докладывала Ольга Алексеевна. – Больная на открытый контакт пока не идет, предубеждена против всего медицинского персонала. Отказывается принимать пищу. Наверно, придется кормить парэнтерально. Я предлагаю оставить пациентку временно в реактивном отделении под усиленным наблюдением...
– А что показали анализы? – спросил высокий пожилой мужчина с лысоватой головой.
Врачи, увлеченные беседой, не заметили, как в чуть-чуть приоткрывшуюся дверь их кабинета заглядывают два горящих глаза! Вдруг где-то поблизости щелкнул замок, и из одной из палат вышла санитарка. Алена, жадно слушавшая всe, о чем говорили врачи, немедленно отпрянула от двери. Огонек в ее глазах потух, взгляд опять стал безразличен ко всему происходящему. Санитарка Лена взяла девушку за руку и повела ее в палату. Алена старалась ни о чем не думать, пока не останется одна, боясь, что блеск ее глаз может выдать лихорадочную работу мозга. Наконец, дверь ее палаты захлопнулась за ней на ключ.
“Да! Лихо они всe это разыграли! Нарочно оставили щель в двери, чтобы можно было подслушивать. Санитарка как бы случайно отлучилась куда-то и оставила меня одну. И все это только для того, чтобы окончательно убедить меня, что они – настоящие врачи, что они действительно считают меня, бедняжку, сумасшедшей и хотят меня вылечить! Как бы не так! Если бы они по правде считали меня дурочкой, то ни на секунду не оставили бы меня одну! Даже в туалете! Не-ет! Все ловко подстроено! Впрочем, не так уж ловко, раз я их раскусила! Ха! Они специально сейчас мне угрожали, что если я не буду принимать пищу, они начнут меня колоть! Что ж, надо будет притвориться, что я принимаю правила их игры. Главное, – чтобы меня не кололи! Иначе я точно сойду с ума. Когда мне будут давать таблетки, нужно будет имитировать, что я нахожусь под их действием. Все время быть в заторможенном состоянии, показывать, что постоянно хочется спать! Усыпить их бдительность! А самой копить и копить энергию! А потом попытаться сбежать! Это будет трудно, но можно!”
Алена, лежа в постели, намечала стратегию своего поведения. Чтобы “подставные” больные в палате не смогли догадаться, что творится в ее душе, она спрятала голову под подушку. А сверху накрылась одеялом. Только там, под темнотой одеяла, она могла оставаться совершенно одна, наедине с собой и немного сбросить накопившееся напряжение. Уже неоднократно девушка была на грани срыва. Ей так хотелось броситься и расцарапать лица ИХ ВСЕХ!
МЫ ДОБЕРЕМСЯ ДО ТЕБЯ! ВСE РАВНО ДОБЕРЕМСЯ!
Она, как преступница, убившая несколько человек, пыталась не попасться в ловушки, изощренно расставляемые ей следователем. Ей необходимо заставить поверить этого следователя, готовящего ее к “вышке”, что она абсолютно невиновна! Но в глубине души сознает, что сделать это невозможно, и что следователь давно всe знает! Однако он еще должен доказать, что она виновна! А ей – не дать поймать себя на каком-нибудь пустяке! От этого зависит ее жизнь! Есть только косвенные улики, а прямых – нет! Кто докажет, что в ту ночь она была во дворце, где в глубинном подвале засело вековое ЗЛО? НИКТО! Только ребята! Но они будут молчать! Они не выдадут! Такие мысли занимали Алену, когда она в шесть часов утра ворочалась в своей постели.
– Это нечестно! У меня нет адвокатов! Мне нужны адвокаты! Они должны меня защитить! Дайте мне их!
Ответом ей был мощный храп, исходивший из носоглотки больной, спящей у окна. Всe вокруг спало! Или делало вид, что спало! Все вокруг спали. ИЛИ... Только в койке, стоящей как раз по центру палаты, ворочалось существо с горящими глазами!



ГЛАВА 49
Царское Село, лето 1911 года
– А теперь ты кем будешь? – улыбаясь, спросил Наследник российского престола семилетний цесаревич Алексей, забравшись на плечи матроса Деревенько и размахивая деревянной саблей.
– А теперь-то, – отвечал матрос, – я буду твоей лошадкой, а ты моим всадником! Вперед! И-и-го-го! – И он, крепко обхватив мальчика, помчался по аллеям царскосельского парка, мимо памятников и статуй. Большой восьмигектаровый царский парк со всех сторон был окружен высокой непроходимой железной решеткой. Просторные лужайки парка спускались к пруду, обсаженному ровными рядами деревьев, посреди которых находился небольшой островок. Всюду пахло цветами, дорожки были украшены многокрасочными цветниками и кустарниками.
– И–И–И–И–ГО–ГО–О–О–О–О! – раскатисто неслось по парку и повсюду слышался счастливый детский смех. Украинский матрос Деревенько во время катастрофы императорской яхты ”Штандарт” близ румынского порта Констанца, когда судно, управляемое вице-адмиралом Бостремом, налетело на рифы, – не растерялся! Пассажиры, оркестр со всеми инструментами, столы, посуда – всe полетело со своих мест. В судне образовалась пробоина. Всех охватила паника. Но Деревенько в этой полной суматохе сумел отыскать Наследника и, проявив отвагу, спас его. С тех пор он был милостиво оставлен при штате царского двора в должности “дядьки наследника”. И теперь он, иногда в альянсе с матросом Нагорным, целыми днями нянчился с Алексеем, придумывая для него все новые забавы.
– Скорее! Скорее! Но-о-о! – подбадривал”своего гнедого жеребца” Алексей, хлеща его своей маленькой ладошкой по плечам и по голове. Вдоль решетки круглосуточно несли охрану казаки в красных мундирах и в черных меховых шапках, а также пехотинцы из лейб-гвардейских полков. Они басовито посмеивались, завидя, какие очередные шалости устраивают Алексей и Деревенько.
– Но-о! Вперед, лошадка! – командовал цесаревич, представляя, как целая русская армия несется вслед за ним на врага.
– И-и-и-и-е-г-о-о! – ржал Деревенько. Он вошел в роль и всe ускорял свой бег.
Ни охранники за решеткой, ни Наследник с “дядькой” не заметили, как в густых зарослях, совсем в неположенном месте, появился еще один охранник! Он недвижно замер, не сводя глаз с приближающейся веселой двоицы. Многие были бы удивлены, каким образом проник этот охранник сюда и вообще, что же он здесь делает? Их удивление перешло бы в крайнее изумление, если бы они увидели, что на молодом охраннике военный мундир старого образца и полковничьи погоны с вензелем Александра Третьего! Между тем Деревенько, уже ничего не разбирая, против своей воли мчался вперед! Скорость его была бешеной; остановиться он уже не мог.
– И-и-и-и-е-е-э-го-о-о! – теперь из его груди доносился настоящий лошадиный крик! Изо рта повалило мыло, глаза лихорадочно заблестели. Вдруг он поскользнулся на ровном месте и на большой скорости упал вперед. И хотя матрос держал Наследника крепко, тот все же при падении слетел с плеч Деревенько, и неуклюже кувыркнулся через голову и больно ударился правой ногой о землю! Первую секунду стояла страшная тишина! И вслед за этим надрывный детский плач огласился по всему парку. У мальчика началось внутреннее кровоизлияние. Деревенько почувствовал страшную боль в ногах, вероятно, был сильнейший вывих и даже перелом. Но в тот момент думать о себе он не смел!
– Алешенька! – заплакал усатый матрос. – Сильно ли ушибся, кормилец ты мой? Ох, не уберег Наследника! Где, Алешенька, где, здесь болит?
Он попробовал дотронуться до колена Алексея, но тот аж взвыл, не позволяя касаться места, причиняющего ему адскую боль. Матрос подхватил мальчика на руки, и сам, кривясь от боли, поспешил к Александрийскому дворцу.
– Потерпи, маленькой! – бормотал Деревенько, стараясь успокоить мальчика. Крики и рев Наследника привлекли внимание охраны. Встревоженные, они бросились навстречу “дядьке”. Но не было среди них молодого полковника! Как только наследник упал, незнакомец злобно, торжествующе усмехнулся и... исчез!

* * *
Состояние цесаревича Алексея изо дня в день ухудшалось. Синяя шишка на колене разрослась, и образовалась кровавая опухоль. Любое движение, даже шевеление причиняло ему страшные боли. Он весь скрючился, под глазами появились темные круги.
– Oh, my baby! My poor baby!1 – причитала Александра Федоровна, дни и ночи просиживая у постели своего сына, прикладывая холод к его горящему лбу. Домашний врач царской семьи, доктор медицины, лейб-медик Евгений Сергеевич Боткин делал все возможное, чтобы повернуть болезнь вспять, но состояние мальчика продолжало ухудшаться. Температура поднялась до сорока градусов, ребенок постоянно бредил. Появились признаки заражения крови. К лечению в срочном порядке подключили светил медицины Раухфуса, Острогорского, Федорова.
– К сожалению, все наши усилия тщетны! – опечаленно заявил Федоров, не смея взглянуть государю в глаза. – Кровоизлияние в желудок не прекращается, мальчик в любую секунду может умереть.
Несвертывающаяся кровь попадала в суставы и разрушала костные ткани, сухожилия. Мальчик бледнел и худел. Каждые 15 минут повторялись ужасные спазматические боли. Он беспрестанно кричал, и присутствующие вынуждены были затыкать уши, чтобы не сойти с ума от жалости и своей беспомощности чем-либо помочь этому маленькому мальчику.
– Мама, мама! Почему ты мне не помогаешь? – стонал Алексей. – Ведь ты можешь мне помочь! Помоги! Ведь, правда, ты мне поможешь?
– Oh, my baby! – заливалась слезами императрица. Она с удовольствием отдала бы свою жизнь для спасения своего единственного сына! Но это было невозможно! Лицо ребенка пожелтело, потом приобрело синий оттенок.
– Кончается! – со слезами на глазах шептались между собой фрейлины.
Опухоль все росла. Чтобы ее устранить требовалась хирургическая операция, но несвертываемость крови мальчика лишала любой возможности удалить гематому хирургическим путем.
– Папа, а когда я умру, мне больше не будет больно? – слабым голосом спрашивал Алексей. – Хорошо, тогда я умру! Я не могу больше...
– Всe будет хорошо, бэби, ты поправишься, вот увидишь! – шептал отец, хотя и сам не верил в спасение.
– Папа, – лепетал полуживой Наследник, глядя помертвевшими глазами на Николая Второго, – когда я умру... скажи, чтобы меня похоронили там... в парке... и поставили мне маленький памятник. А ты с мамой, с сестрами, с Джоем будете приходить ко мне на могилу? Обещай, что будете!
И он опять погрузился в беспамятство. От этих слов у императрицы началась истерика. Государь полностью отошел от дел и сильно пил. Доктор Боткин был вынужден теперь заботиться еще и о здоровье царской четы. Медицина была бессильна! Спасения не было! Конец был неминуем! Оставалось уповать только на чудо. И оно произошло!
Оно явилось в лице Григория Распутина. Великая княгиня Милица Николаевна, жена двоюродного брата Николая Второго, и Анна Вырубова, фаворитка императрицы, уговорили Александру Федоровну послать за “божьим старцем” отцом Григорием. Распутин молча, ни с кем не здороваясь, вошел в комнатку, где в беспамятстве лежал Алексей, и остановился у его кровати. Посмотрев с минуту на беспомощный комок скрюченного тела мальчика, Распутин вдруг резко прошел в угол к иконе, как подрубленный опустился на колени и принялся вполголоса петь молитву. Все стоящие в комнате люди ощутили, как какая-то теплота окутывает своим мягким покрывалом надежды всe помещение, успокаивая их обнаженные нервы. После совершения молитвы отец Григорий подошел к постели Наследника и перекрестил его. Мальчик зашевелился и открыл глаза.
– Вот видишь, Алеша, – тихонько прошептал “старец”, пронзая своим теплым взглядом цесаревича, – теперь у тебя уже нет невыносимой боли!
И он погладил мальчика по ноге, до которой еще час назад Алексей никому не позволял дотрагиваться из-за адской боли.
– У тебя уже ничего не болит. А завтра ты будешь здоров. Совсем здоров! Ты понял меня, Алеша? И ты увидишь, как весело мы будем с тобой ихрать, кататься на твоем любимом пони, а рядом будет бежать твой верный Джой и радостно лаять! Потом я расскажу тебе мнохо интересных сказок, и тебе будет очень весело! А теперь – поспи! Поспи!
Распутин положил свою руку на кровать мальчика возле подушки, и через несколько минут Алексей заснул.
– Ну, мама, – Распутин, шатаясь от слабости, едва не падая в обморок, подошел к царице. – Бог услышал твои молитвы и твои рыдания! Не грусти! Твой сын будет жить!
– Григорий, спаситель ты наш! – заплакала Александра Федоровна, бросилась перед Распутиным на колени и стала целовать его руки.
– Тока пусть врачи ево больше не трогают! – значительно подняв палец, назидательным тоном потребовал “старец”.
К утру температура стала нормальной, а опухоль бесследно рассосалась.
Так в России началась эра Распутина.

ГЛАВА 50
Екатеринбург, 30 июля 1992 года
– Ой, ну, пожалуйста, не надо, я прошу вас... Я не могу переносить уколы. В детстве мне ставили укол, шприц обломался, и игла осталась во мне. С тех пор я не переношу уколы, мне всe кажется, что иголка снова сломается! Пожалуйста! Я здорова! Давайте мне лучше таблетки! От уколов я сойду с ума!
– Хорошо, – кивнула медсестра Лена, – подождите минутку, я проконсультируюсь насчет вашей просьбы с вашим лечащим врачом.
Санитарка вышла.
“Что они предпримут? Что они предпримут?”
В медицинском кабинете вместе с Аленой осталась сидеть другая, мужеподобная санитарка. Она недобро смотрела на девушку. Через минуту дверь открылась, и в сопровождении Лены вошла врач. Алена сразу же бросилась в атаку:
– Ольга Алесеевна, я вас очень прошу! Не ставьте мне, пожалуйста, уколы! Я лучше буду глотать любые таблетки, даже самые противные! Только, ради Бога, не ставьте мне больше уколы!
 – Что ж, я согласна! – на удивление легко уступила врач. – Уколов мы вам больше ставить не будем, вы будете принимать таблетки, но главное – вы не должны отказываться от еды! Ваш организм еще очень слаб и для преодоления болезни нуждается в полноценном питании. Вы понимаете, Наталья Сергеевна?
– Угу, – кивнула девушка. “Что-то тут не так!”
– И скажите, пожалуйста, где вы все-таки живете?
– Ой, вы знаете, я не хочу, чтобы мои родные и тем более, мои друзья видели меня в таком состоянии! Если они узнают, что я попала сюда... Войдите в мое положение!
– Но ведь ваши родные, друзья беспокоятся о вас! Они ведь не знают, где вы и что с вами! Алене показалось, что последняя фраза больше прозвучала как вопрос, нежели утверждение.
– Нет, нет, с этим все в порядке, уверяю вас...
Ольга Алексеевна и обе санитарки переглянулись.
“НИКОГДА ВАМ ЭТОГО НЕ УЗНАТЬ, КОВАРНЫЕ ДЕМОНЫ!”
– Хорошо, Наталья Сергеевна, я вижу, что дела у вас идут на поправку, и надеюсь, что в скором времени мы вас выпишем.
“Это значит, что они скоро собираются меня убить! Времени осталось мало, нужно срочно что-то предпринять!”
Вдруг врач сунула руку в карман своего халата. Алена, не отрываясь, следила за ее действиями, готовясь отразить любую внезапную опасность со стороны медперсонала. Но ничего страшного не произошло. Ольга Алексеевна достала из кармана картонный лист, на котором были изображены несколько корявых черточек.
– Ну, а пока, – продолжала врач, – вот посмотрите, Наталья Алексеевна, здесь десять стандартных клякс. Скажите, пожалуйста, на что похожа каждая из них? Ну, например, вот эта первая?
“ЧТО ОНИ ОПЯТЬ ЗАДУМАЛИ?”
– Ни на что! Обыкновенная закорюч... – Внезапно Алене почудилось, что закорючка зашевелилась! Она поперхнулась на полуслове, широко раскрыла глаза и, не моргая, уставилась на листок. НИЧЕГО! Девушка уже ослабила взгляд, собираясь отвести его от листка, как клякса опять зашевелилась! В изумлении девушка перевела взгляд на людей в белых халатах, словно требуя ответа. Но те сидели с бесстрастными масками на лице и молчали. Алена опять перевела взгляд на каракули. Снова все показалось нормальным! Сначала! А потом как бы издалека стал приближаться звонкий детский смех!
– ХИ–ХИ–ХИ–ХИ! ХА–ХА–ХА–ХА!
И вместе с этим смехом зашевелились все десять закорючек! Теперь уже абсолютно явно, не стесняясь!
“Микробы! Они намазали на этот листок смертельные микробы!” Девушка моментально выронила картонку из рук.
ХА–ХА–ХА–ХА! – засмеялся злобный старушечий голос, повторяясь тысячекратным эхом. – МЫ ДОБЕРE–E–МСЯ ДО ТЕБЯ !!!
Алена брезгливо посмотрела на свои руки. Ей показалось, что отвратительный смех исходил уже из пульсирующих вен ее рук.
“Они заразили меня!!!”
С ненавистью вонзила Алена свой взгляд во “врачей”!
ЖАБА К ПАУКУ – ЛЯГУШКА К СМЕРТИ! ТЫ СТАНЕШЬ ОДНОЙ ИЗ НАС!!!
Сквозь идиотический передразнивающий смех до Алены, как с другой планеты, долетело: “Что вы видите на картинке?”
ТРИЖДЫ ОДИН – ЖАБА, ТРИЖДЫ ПАУК – ПАУК! ТЫ БУДЕШЬ НАША!
– Наталья Сергеевна, что вы видите на картинке?
ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ К НОЧИ! – НОЧИ – НОЧИ – ночи–очи... чи... чи... и... ФИЛИН К СОВЕ! – СОВЕ – СОВЕ – сове – сове – ове – ове... ве... ве...
“Микробы лезут из мертвецов!”
По спине девушки снова побежали тараканы!
– Наталья Сергеевна, на что похожа эта клякса?
ДОЖДЬ К ПАУКУ! СМЕРТЬ К...
 – Н–Е–Е–Е–Е–Е–Е–Т! – закричала Алена, неистово мотая головой. Голоса исчезли. Микробы снова превратились в безобидные каракули! Но Алена увидела их настоящее лицо!
– Что с вами, Наталья Алексеевна, вам плохо? – обеспокоенным голосом спросила Ольга Алексеевна. – Света, Лена, быстренько помогите!
Санитарки подошли с двух сторон к девушке и усадили ее на кушетку. Алену всю колотило. Тараканы постепенно превращались в мурашки.
“Значит, они решились-таки показать свое настоящее лицо! Точнее – внутренности! Что ж, ладно! Теперь я точно знаю, что вы состоите из одних микробов, что все внутри у вас давно сгнило! Но для чего же вы мне всe это показали? Шоковый удар? Чтобы я поняла, что мертвецов нельзя победить, потому что они уже мертвы? Угроза, что если я не скажу, кто я и где живу, меня ожидает такое же будущее в самое ближайшее время? Стоп, стоп! Этот смех я уже слышала в том чертовом дворце! И они знают это! Им теперь хочется убедиться, Я или НЕ Я была ТАМ ТОГДА! И если бы я сказала, что слышу смех, голоса и вижу микробы – они могли бы обо всем догадаться! Слава Богу, я промолчала! Но они могут догадаться об этом по моей реакции! От них, конечно, не ускользнуло, что я сильно испугалась! Хотя полной уверенности насчет меня у них все равно не будет! А теперь надо запутать следы!”
Алена тяжело вздохнула.
– Вам уже лучше, Наталья Сергеевна? – участливо спросила доктор.
– Да, спасибо. У меня почему-то вдруг ужасно разболелась голова. Словно хотела расколоться на две половинки. Но теперь вроде бы все прошло.
– А вам что-нибудь напомнили эти кляксы?
При воспоминании о микробах Алену чуть не вырвало.
– Н... ннет... ничего не напомнили!
– Ну что ж, Наталья Сергеевна, – врач бодро встала из-за стола и улыбнулась, – спасибо за участие в нашем эксперименте, а теперь идите к себе в палату и отдохните!
Медсестра Лена повела ее через все коридоры обратно. Перешагнув порог своей “клетки”, Алена сразу же плюхнулась на кровать, совершенно позабыв про остальных обитателей палаты. “Отдохните! Вы думаете, что вам удалось обвести меня вокруг пальца?!”
– Ха-ха-ха! – Алена и не заметила, как рассмеялась вслух.
“Нет уж! Теперь я буду вдвойне, втройне осторожна!” Тут она боковым зрением заметила какое-то шевеление. В испуге повернув голову в ту сторону, Алена с изумлением обнаружила, что находится в комнате не одна! Около своих кроватей, занимаясь каждая своим, только ей понятным делом, копошились остальные женщины.
“Как я могла их не заметить! – ужаснулась девушка. – Господи, а не сказала ли я чего-нибудь вслух? Они ведь здесь и поставлены, чтобы следить за мной! Эти врачи специально отвлекли мое внимание, или даже подсыпали тогда в укол, чтобы рассеять мою бдительность... Сказала ли я что-нибудь такое или нет? По их лицам нельзя определить, что я проболталась. Пронесло?! Ну да они умеют искусно маскироваться. Если сейчас за кем-нибудь из них придут, значит, точно: для того, чтобы получить сведения обо мне!”
Не успела Алена моргнуть и глазом, как раздался характерный щелчок, дверь открылась, и на пороге возникла мужеподобная санитарка Света. Она хмуро посмотрела на Алену, затем взяла под руку больную неопределенного возраста и молча увела ее с собой.
“Все ясно!.. И откуда взялась эта новая санитарка? Что-то раньше я ее не видела!”
 Алена с головой укрылась одеялом.
“Хоть бы обошлось! Хоть бы обошлось! Хоть бы она ничего не сказала!”
У Алены забурлило в животе.
“Скоро обед! Наверняка в еду опять будут подсыпать всякую гадость! Что же сделать такого?.. Нужно поймать муху, убить ее, положить себе в кашу и сказать, чтобы принесли другую порцию. И как можно скорее! Они не успеют заново напичкать ее своими таблетками! Надо копить мух, тараканов, комаров и каждый раз подкладывать их! И все время изображать спокойствие и отрешенность. Они будут держать меня тут в живых, пока не узнают, кто я! И за это время мне надо отсюда сбежать. Разработать план и сбежать! Но только план – стопроцентный! Если не получится сбежать с первой попытки, то тогда мне конец! Все выходы и входы мне уже известны. Достать бы еще какое-нибудь оружие!”
Когда пришло время принимать таблетки, Алена, как и обычно, спрятала их под языком, а спустя несколько мгновений засунула их уже в знакомую щель в полу.
“Хорошо, что у них не хватает ума проконтролировать, действительно ли я глотаю таблетки или нет! Видимо, мне все-таки удалось их перехитрить!”
У себя в палате Алена занялась отловом мух, пауков и прочих жуков. Умертвив их, она организовала склад трупиков у себя под подушкой. Во время еды в столовой она засовывала насекомых в тарелку с супом, в котлеты, пюре, булочки, компоты и, изображая негодование, показывала содержимое еды врачам, требуя, чтобы ей немедленно принесли другую порцию. Когда процедура замены тарелок со съестным слишком задерживалась, Алена снова подкладывала жучков в тарелку.
“Во время еды они точно подсыпают растворенные таблетки, которые рано или поздно заставят меня говорить правду, помимо моей воли. А может, и хуже того: после нескольких дней принятия их наступит неожиданная смерть, якобы от воспаления легких или от какой-нибудь инфекции. Поэтому надо лишить их любой возможности делать это.”
Каково же было ее разочарование, когда перед очередным ужином она обнаружила, что весь склад насекомых неожиданно исчез из ее постели! И больше в палате не осталось ни комарика, ни тараканчика! Она рыскала из угла в угол по палате, стараясь отыскать хоть какую-нибудь букашку, но все было тщетно. Тогда во время ужина Алена заставляла врачей и санитарок сначала самим попробовать из ее тарелки. Чтобы мотивировать свои поступки, она обвиняла врачей, что именно они подкладывали ей мух, стараясь отравить ее, а когда почувствовали, что этот метод изжил себя, они стали изощреннее и придумали какое-то другое средство. Если же врачи отказывались предварительно дегустировать ее еду, девушка попросту отворачивала от нее нос.
“Я частично себя уже выдала! – размышляла Алена, лежа у себя в кровати. – Но, черт возьми, это лучше, чем знать, что медленно погибаешь и не предпринимать никаких мер, чтобы себя спасти! Они пошли ва-банк. Им уже удалось обнаружить моих мух-спасительниц. Теперь у меня здесь нет даже таких маленьких союзников, как насекомые!”
Она по привычке взглянула на пол и вдруг под своей кроватью обнаружила какую-то круглую блестящую штучку.
“Ага! Вот один из их дьявольских апппаратов, приставленных ко мне! Наверное, это он разгадывает и передает им все мои мысли! Надо ее немедленно и не-за-мет-но украсть!”
Алена дрожащими руками моментально схватила свое полотенце, изобразила, будто вытирает им свои волосы и лицо, после чего, убедившись, что никто вроде бы не обращает на нее никакого внимания, как бы невзначай уронила полотенце на пол и, поднимая его, заодно, еле дотянувшись, захватила и блестящую штучку. Спрятав ее в полотенце, она еще некоторое время делала вид, что вытирает свои волосы. Затем, положив полотенце на простыню, между собой, подушкой и одеалом; прикрыв его, таким образом со всех направлений, девушка развернула полотенце и украдкой, как студент, пользующийся шпаргалкой, взглянула на найденную вещицу. Это оказался медальон!
“Как он похож на мой! – удивилась Алена. – Где они только достали такой! Смотри-ка, даже инициалы совпадают с моими: А.С. – Алена Скобелева. Интересно, чей он и как здесь оказался?”
Девушка открыла крышку, в надежде обнаружить там маленький скрытый микрофон, и неожиданно увидела там свою фотографию!
“Подделка?” Она внимательно всмотрелась в свое лицо на фото и с ужасом заметила, что на изображении из ее улыбающегося рта по бокам торчат острые клыки! А глаза – налиты кровью! И как будто один глаз даже подмигивает! В страхе Алена вытащила свою фотокарточку, разорвала ее на мелкие лоскутки и разбросала по полу. Затем встала и незаметно засунула крышку от медальона под матрац одной из обитательниц палаты, чья кровать находилась в самом дальнем углу. Пусть теперь подслушивают других!
“Теперь я осталась совершенно одна! Кольцо вокруг меня сужается! Нужно бежать!”


ГЛАВА 51

ИЗ ПИСЬМА ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ ГРИГОРИЮ РАСПУТИНУ
“Возлюбленный мой!.. Как томительно мне без тебя. Я только тогда душой покойна, отдыхаю, когда ты, учитель, сидишь около меня, а я целую твои руки и голову склоняю на твои блаженные плечи. О, как легко мне тогда бывает! Тогда я желаю все одного: заснуть навеки на твоих плечах, в твоих жарких объятиях. О, какое счастье даже чувствовать одно твое присутствие около меня...”

ПИСЬМО МАРИИ НИКОЛАЕВНЫ – ДОЧЕРИ НИКОЛАЯ ВТОРОГО ГРИГОРИЮ РАСПУТИНУ
“Милый, дорогой, незабвенный друг мой! Как я соскучилась по тебе! Как скучно без тебя! Не поверишь ли, почти каждую ночь вижу тебя во сне. Утром, как только просыпаюсь, то беру из-под подушки Евангелие, тобою мне данное, и целую его. Тогда я чувствую, что будто тебя целую. Я такая злая, но я хочу быть доброю и не обижать нашу милую, хорошую, добрую няню. Она такая добрая, такая хорошая, мы так все ее любим! Помолись, незабвенный друг, чтобы мне быть всегда доброю. Целую тебя.
Твоя всегда МАРИЯ.”

ПИСЬМО АНАСТАСИИ НИКОЛАЕВНЫ – ДОЧЕРИ НИКОЛАЯ ВТОРОГО ГРИГОРИЮ РАСПУТИНУ
“Милый, дорогой, любимый и единственный друг! Сегодня ты мне снился. Все время спрашиваю маму, когда ты приедешь к нам? Я счастлива хотя бы тем, что могу послать тебе мои поздравления. Поздравляю тебя с Новым Годом, желаю крепкого здоровья и чтобы в новом году у тебя были те же самые радости. Я все время думаю о тебе, мой дорогой, ты так добр ко мне! Я уже столько времени не видела тебя, но каждый вечер думаю о тебе. Желаю тебе всего наилучшего! Мама сказала мне, что как только ты приедешь, я увижу тебя у Ани.1 Я уже сейчас радуюсь этому.
Твоя АНАСТАСИЯ.”

ОДИН ДЕНЬ РАСПУТИНА: ИЗ МАТЕРИАЛОВ ЦАРСКОЙ ОХРАНКИ
8 февраля
10.00 – пришла жена жандармского генерала госпожа Соловьева.
10.10 – приехала Мария Головина.
11.50 – прибыла княгиня Т. Шаховская2
12.00 – Распутин принял личного секретаря А.Симановича.
12.10 – пришла жена штабс-капитана Сандецкого, которая ушла через десять минут.
13.12 – пришел певец Деревенский.
12.30 – ушла Лапинская.
12.34 – приехала Великая княгиня Милица Николаевна.
12.40 – пришел неизвестный человек в униформе, который забрал с собой Распутина.
13.35 – пришел тайный советник и сенатор Мамонтов.
13.40 – приехала госпожа Базилевская.
14.00 – Симанович привел к Распутину неизвестного человека, который через 20 минут ушел.
15.00 – прибыл банкир Дмитрий Рубинштейн.
16.00 – прибыл Книрше с несколькими бутылками вина.
17.00 – прибыли госпожи Гуревич и Червинская.
17.10 – приехала госпожа Соловьева.
18.00 – приехала госпожа Сухомлинова.1
18.45 – прибыл Решетников.
22.00 – пришла Екатерина Берман.
23.15 – пришло еще 5 человек, с которыми Распутин и уехал.

ИЗ РАПОРТОВ СТОЛИЧНОЙ ОХРАНКИ:
16 января. Во время визита семьи Пистолькорсов у Распутина на коленях сидела проститутка Трегубова, и он что-то мурлыкал себе под нос.
Ночь с 17 на 18 января. У Распутина спала Мария Гиль, жена капитана 145-го полка.
18 января. В 8 часов вечера к Распутину пришли 7 незнакомых женщин, оставались у него 40 минут, после чего он собрался и поехал с ними в Ермаковские бани. Домой вернулся ночью изрядно пьяным.
21 января. У Распутина ночевала актриса Варварова.
26 января. Сегодня вечером у Распутина была пирушка в честь нескольких людей, освобожденных из тюрьмы. Гости пели и танцевали до утра.
2 февраля. Распутин с княгиней Долгоруковой приехал на моторе к ней в “Асторию” в 3. 30 ночи и остался до утра.
3 апреля. Около часа ночи Распутин привел каких-то неизвестных женщин, которые были у него всю ночь.
11 апреля. Распутин привел в квартиру проститутку и закрыл ее в своей комнате. Девушку выпустила на свободу прислуга.
12 апреля. Пришла содержанка сенатора Мамонтова – Воскобойникова, которой Распутин предложил зайти к нему в час ночи. Она пришла пьяная.
16 апреля. К Распутину в семь часов вечера пришел неизвестный полковник. Обратно не выходил. Вероятно, ушел по черному ходу.
17 апреля. Распутин поехал на моторе в ресторан “Вилла Родэ” с пятью неизвестными женщинами, где пробыл в отдельном кабинете на 20 персон до 6 утра. Много пил, плясал, приглашенные артисты царского балета высказали восхищение его пластичности и легкости.

Санкт-Петербург, май 1914-го, ул. Гороховая, 64
Дверь 20-й квартиры распахнулась, и вышла Нюра – горничная Распутина, женщина средних лет, среднего роста, с серыми, как у Распутина глазами. Она пригласила посетителей войти. Так было изо дня в день, из часа в час.
– У вас назначена встреча с Григорием Ефимовичем? – вопрошала она очередного гостя. Если да, то Нюра шла докладывать Распутину о прибытии посетителя. Если же предварительной договоренности не было, и встреча была не запланирована, то горничная, чувствуя собственную значимость, подробно интересовалась о деле, по поводу которого пришел гость. На квартире у Распутина можно было увидеть кого угодно: и крестьян, и полунищих, и торговцев, и князей, и графов, и генералов, заканчивая сенаторами, министрами и лицами, приближенными к царской семье. Бывали дни, когда старец успевал принимать более двухсот человек.
– Вы все пришли ко мне за помощью, – любил говорить он, – я всем помоху!
И помогал! Кого вытаскивал из ссылки сибирской, кому обиду несправедливую устранять помогал, кого на работу и даже на высочайший чиновничий пост устраивал, кого освобождал от воинской повинности...
В этот день приемная Распутина тоже была полна разношерстной публики. Грузный мясистый мужчина с большим животом в генеральском мундире после приветствия Распутина, последовал было за ним в кабинет, но был остановлен самим хозяином:
– А ты, хенерал, походь малость, потому попервости приму я своего брата-крестьянина. Они издалеча на истоптанных последних лаптях ко мне пришли – уважить надо-ть!
– Но у меня же государственной важности дело! – оскорбился генерал.
– А я человек маленькой! Мужичок! А коли у табя дело хосударственно, так и ступай во дворец! Но уж коли ты ко мне пришел, то могешь и обождать! Твоя очередь последня будет! Эй ты, плюгавенькой! – обратился хозяин к грязному нищему с нечесанной бородой. – Заходь скорей, первым будешь!
– А спасибочки тебе, благодетель мой! – радостно засуетился мужичишка.
– Отец наш! – бросились к Распутину две женщины, держа перед собой бублики. – Освяти еду нашу!
– Цыц, шельмовки! Следующими будете! – прикрикнул на них отец Григорий. Мужичок, назначенный на аудиенцию первым, быстро-быстро засеменил за Распутиным, держа в руке какойто сверток.
– Это што там у тебя? – с крайним любопытством поинтересовался хозяин, когда дверь кабинета за ними закрылась.
– Дак давеча уведомили меня люди добрыя, что ты, отец, к мадерце страсть как неравнодушен! Вот и наскреб я тебе на подарочек. Да ищо и рыбки принес!
– Ну, мил человек, – протянул Распутин, явно польщенный таким вниманием к своей персоне, – винцо я у тебя возьму, а рыбку-то себе оставь, чай, сам оголодал! Вижу, издалека табя в столицу-то занесло!
– Сдалека, батюшка, – закивал мужичок, – сдалека! Почитай, с самого Урала!
– На-ка вот немнохо серебра на дороху обратну и на яду, какую Бох ниспошлет. Да сказывай скорей, что за бяда ко мне привела?
– Щас! Только, сахарочек ты мой, – мужичок понизил голос, – с глазу на глаз поговорить бы надо-ть! Дело-то у меня важное! – он перешел на шепот. – То бишь го-су-дар-ственна!
– Ишь ты-ы! – расхохотался Распутин. – Значица, и хенералы и мужики – усе ко мне с хосударственными делами лезут! По всему видно, и я хосударственным человеком стал!
Распутин еще долго хохотал, потом резко стал серьезным.
– Был бы ты хенерал, я бы тебя сразу послал к едрене-фене! Но коли ты брат мой, тада ладно, уважу!
Он выгнал Нюрку из кабинета.
– И смотри, быстрохлазая! – наказал ей вслед Распутин, – не подслушивай! А то вить я знаю характер твой...
Григорий Ефимович затворил за горничной дверь и стал закрывать ее на ключ.
– Глубоко тронут доверием вашего Величества, Величества, воплощенного в главенствующей роли, высочайше играемой вами в Священном Синоде, в Сенате, в Государственной Думе, и у государей, в том, что вы милостиво принять меня соизволили в сей счастливый для меня день для оказания жизненноважной протекции, – услышал вдруг за своей спиной отец Григорий. Он еще не успел сообразить, откуда нищий с Урала смог завернуть ему такой речевой оборот, причем с чисто столичным выговором, как увидел, что перед ним, оторвав от себя бороду и сняв дырявое пальто, развалившись в кожаном кресле, сидит Асмодей!
– Ну, здравствуй, Григорий! Давненько не видeлись! – зло приветствовал он Распутина.
– Ты, ракалия, с какова-такова неба свалился? – обалдел Гришка.
– Али не признал ты меня, Григорий Ефимыч? Да ты рыбку-то у себя оставь! И золота мне твоего не надо!
С этими словами он положил на стол горсть золотых монет. Распутин молчал.
– Ты, я вижу, все никак в себя не придешь! Это я – Феликс!
– Да я, чай, не слепой, узрел уже...
– Ты теперь такой неуловимый стал, одного тебя даже и в клозете не увидешь! Вот и пришлось с тобой немного в маскарад поиграть да на житие твое нынешее посмотреть.
– Ну и как оно? Посмотрел?
– Посмотрел! Значит, Христосом-Спасителем заделался? – голос Асмодея стал еще злее. – Нищих спасаешь, дураков облагодетельствуешь? А о назначении своем забыл? Для чего я тебя силой великой наделил? Чтобы ты через нее царя себе подчинил!
Распутин бесстрастно хлебал мадеру.
– Штой-то не пойму я тебя Феликс! – ответил он, прикончив бутылку. – Ежели я помоху тому, сему, вылечу кишку третьему, слушок об том до царицки-мамки дойдет, думаешь пошатнется от этого мое положение? Не-е! Наоборот! А положеньице свое постоянно укреплять надо-ть. А вот как раз подтверждение моей силы со стороны и будет лучшим доказательством для царицки. Кумекаешь?
– Ты, что, Григорий, хитрить со мной вздумал? Не советую! Ты уже имеешь достаточное влияние в стране, чтобы проводить в жизнь наши помыслы! Для укрепления же твоей личной власти достаточно поставить на ключевые посты двух-трех своих министров. Для этого совсем не требуется поднимать из луж нищих, водить знакомство с дворниками, угощать заблудших крестьян и гордиться знакомством с тому подобным сбродом.
Распутин ударил кулаком по столу.
– Это жисть моя, Феликс! Я сам крестьянин! Без них я что рыбешка задрипанная у щуки во зубах! Рази ж мне можно так?..
– Ладно, Григорий! Спорить с тобой мне недосуг! Ты должен помнить одно: я помог тебе – теперь должок за тобой! Нам нужна кровь! Много крови! Ты должен втянуть Россию в войну! В огромную, небывалую войну! О, какое будет наслажденье видеть, как валяются они на поле битвы – безногие, безрукие, окровавленные жалкие людишки, которые будут молить Бога, чтобы он послал им смерть! А Повелитель наш опередит ихнего Христа! Он даст им спасение и выздоровление! Но за это – те жалкие вояки продадут свою душу Дьяволу! И сила наша укрепится! Мертвых – он тоже возьмет к себе на служение! И ЗЛО воссияет повсюду, крепя и умножая наши ряды! Ты тоже получишь великую неземную власть! Все, что тебе нужно для этого, – склонить царя к войне!
– Ну уж нет! – решительно воспротивился Распутин. – Мамку с папкой я в обиду не дам! Их же первых люцинеры под шумок и смятут, а вместе с ними и я схину!
– Да ничего твои революционеры не сделают, пока я сам того не пожелаю! Пар их ненависти к царю будет твердо сидеть в котле моей власти. И только изредка я буду приоткрывать крышку, чтобы насыщаться блаженством КРОВИ!
– Не-е-е! Царь с царицкой для меня что дети малые, пропадут без меня! А я – без них! Нам друг за дружку крепко держаться надо-ть! Не-е! Извиняй, полковник! Ежли война случится – повсюду кровушка будет – миллионы убитых!
– Так в том весь и смысл...
– Ищо найдутся мазурики, спишут войну эту на меня, мать их размать! На папу надавят, дескать, не упечешь Распутина в леса сибирские – мы устроим тебе житие! А царь-то што? Воли в нем – два фунта! Испужается, вестимо, и меня...
– Да ты погоди! – остановил его Асмодей. – Ты про меня забыл...
– И слушать неча! – отмахнулся Распутин. – Пока я у силе, не быть войне!
В это время в коридоре зазвонил телефон Распутина:
64–64–6. Постучала Нюра.
– Извини, полковник, публика ждет!
Он открыл дверь, вышел, и издалека был слышен его голос:
– Эй, бабье, хто там следующий? Заходь!
А сам пошел отвечать на звонок.
– Пока в силе, говоришь, войны не допустишь?! – злобно улыбнулся Асмодей. – Что ж, Гришенька, придется преподать тебе хороший урок! Тебе и твоей силе!
Когда Распутин, поговорив по телефону и после обхватив за талию двух баб, вошел в кабинет, он был пуст!


ГЛАВА 52
Екатеринбург, 30 июля 1992 года
После ужина Алена прогуливалась в коридоре под надзором санитара, обдумывая план побега, когда ее внимание привлекла санитарка, зашедшая в столовую со щеткой и веником. Сразу же недоброе предчувствие заставило сердце девушки биться неравномерно и учащенно. Дверь столовой была открыта, и Алена могла видеть всe! Санитарка была еще далеко от того угла, где в щели около плинтуса был склад несъеденных Аленой таблеток. Но словно трамвай, движущийся по определенному, заранее заданному маршруту, санитарка безошибочно приближалась к тайнику. У девушки все застыло внутри! Она ясно представила себе, что будет, если тайник с таблетками обнаружат! Тогда уже ничто на свете ее не спасет! Но, может, санитарка не увидит! Может, что-то случится, и в последний момент ее позовут к больным? Или к телефону? Ничего, как назло! Алена оглянулась. Санитар, присматривающий за ней, сидел неподалеку за вахтенным столиком и читал газету. А подметающую пол женщину как магнитом тянуло все ближе и ближе к тайнику!
“Как же отвлечь ее? Нужно закричать, упасть, кататься по полу! Лишь бы она отошла от того угла! Но тогда ко мне подойдет не она, а санитар! И снова будут ставить мне уколы!”
Алена метнула еще один взгляд на санитара. Тот по-прежнему беззаботно читал. У девушки всe внутри напряглось, как у спортсменки перед решающей попыткой. Она хотела уже закричать, как вдруг в голову ей ударил голос:
“Они специально следят за тобой скрытыми камерами, изучают, как бьется твое сердце. И специально мучают тебя, чтобы ты томилась в ожидании: найдут ли они тайник или нет! Они уже давно всe нашли, изъяли таблетки, но хотят тебя извести! Довести до предела! Чтобы ты окончательно выдала себя!”
МЫ ВСЕ РАВНО ТЕБЯ ЗАБЕРЕМ! – рассмеялся внезапно другой голос. Алена замотала головой из стороны в сторону, чтобы избавиться от голосов. И они исчезли! Но было уже поздно! Пока Алена колебалась, санитарка нагнулась и протянула руку к щели, ковырнула что-то, выпрямилась, и Алена увидела, как вытянулось лицо женщины! Санитарка бросила щетку прочь и, сжимая что-то в кулаке, быстрым шагом направилась к выходу из столовой.
“Только она знает о тайнике! Пока только она одна! Надо заставить ее молчать!”
И девушка, позабыв обо всем на свете, бросилась на женщину и стала ее душить. Услышав отчаянные приглушенные стоны и обнаружив, что его подопечная скрылась в столовой, здоровенный санитар побежал вслед за Аленой. Девушка, заслышав за своей спиной шум, сняла свои руки с полузадушенной санитарки, резко обернулась и со всей силой, с яростью тигрицы стукнула кулаком в лицо подбегающего парня. У санитара потемнело в глазах. На какое-то время он потерял ориентировку, закачался. А Алена, возбужденная и опьяненная видом крови, наносила ему удары ещe и ещe! Словно впервые открыв для себя все прелести садизма, Алена взвизгивала одновременно от ярости, трепетного наслаждения, жажды крови и безумного страха.
Увлеченная расправой, она слишком поздно заметила, как на крики раненой санитарки в столовую ворвалось несколько двухметровых санитаров и со страшной силой, едва не вырвав Алене ключицу, скрутили ей руки и всадили иглу с бешеной дозой аминазина...


ГЛАВА 53
Село Покровское, 26 июня 1914 года
В дверь небольшой избушки кто-то робко постучал. Жуя хлеб, на порог вышел хозяин, ветхий старикашка с непоблекшими еще глазами. Перед ним стояла женщина, на вид которой можно было бы дать лет 50–60. Она была в черном замусоленном платке, в черном, рваном в нескольких местах платье и с посохом в правой руке. Морщинистое лицо ее было вдоль и поперек испещрено многочисленными язвочками – последствиями нелеченного сифилиса третьей степени. Не было видно четких контуров носа, его стенки совсем провалились. Выцветшие глаза были устремлены вперед, но, казалось, ничего не видели.
– Чаво те-е? – недовольно буркнул хозяин.
 – Паломница я божья, иду со святых мест, чтобы поделиться правдой божьей с праведными людьми. Приюти меня, мил человек, на ноченьку!
Крестьянин проглотил хлеб.
– Паломница, ховоришь? Да по лицу твояму ужо видно, кая ты святая! Печатей на тебе стоит – пашпорта хлядеть не надо! Проваливай, откель пришла! Неча добрых людей обдуркивать!
– Мученица я святая, от злых сил страдания превеликие...
Но крестьянин не стал больше слушать и резко захлопнул дверь. Не одну избу прошла странница, прежде чем какая-то одинокая крестьянка, обольстившись перспективой, что о ней будет замолвлено словечко перед троном Иисуса, пустила странную паломницу на ночлег. Звали странницу Хиония Гусева. Никто не знал тогда, что под рваным платьем у нее таился кинжал, магическим действием которого в скором времени были изменены судьбы миллионов людей в разных странах мира!..

* * *
Распутин, попивая мадеру в своем роскошном сельском доме, читал телеграммы, полученные из Питера, Саратова, Москвы и Царского Села. Вдруг он поперхнулся.
– Да что ж они, окаянные, утворяют! – громко вскричал он, пробегая глазами телеграмму от императрицы. Старец тут же вскочил, быстро накалякал текст ответной телеграммы в Царское Село и выбежал во двор.
– Эй, Петруха! – стал искать Распутин местного почтового курьера, чтобы передать ему свой текст. Он побежал к почте, но вдруг упал, сматерился, отряхнул свою шелковую рубаху, поднял голову и тут увидел перед собой безносую старушку в черном платье и черном платке. Она смотрела ему прямо в глаза.
– Ты ищо хто така? – грубо спросил он. Старушка подставила ему свою ладошку.
– А помоги бедной паломнице праведным подаянием до святых мест дойти.
– Ишь ты-ы! Святой себя у трона Божьего узреть хочешь? Он полез в карман за мелочью, одновременно продолжая глазеть по сторонам, не мелькнет ли где курьер. Затем старец решил спросить о нем у старухи, повернулся к ней и внезапно почувствовал, как его скрутила страшная боль!
И он увидел, что в его живот воткнулся острый нож! Гришка дико вскрикнул: в глазах безумной женщины он вдруг узрел хохочущего Асмодея!
– У-би-и-и-ла-а! – противным сиплым голосом заорала, захохотала Гусева. – Убила Антихриста!!! Великий подвиг во славу Божию!
И она занесла еще раз руку с ножом над Распутиным, чтобы окончательно сразить его. Но Гришке удалось увернуться. Он побежал от преследующей его сумасшедшей, взывая о помощи. Кровь хлестала из живота. Правой рукой он придерживал внутренности.
– Убила Антихриста! – орала Гусева, ни на шаг не отставая от тяжело раненного старца. Распутин из последних сил подбежал к горке поленьев, схватил самое верхнее и, испытывая жесточайшую боль, слабость и головокружение, когда тень маньячки уже склонилась над ним, а нож занесся над его головой, точным и мощным ударом выбил оружие из рук нападавшей. А на Хионию уже налетела обезумевшая толпа. Ее скрутили, едва не растерзав прямо на месте, отвезли сначала в тюрьму,
а затем переправили в психиатрическую лечебницу. Гришку же немедленно повезли в Тюмень на операцию. За всей разыгравшейся сценой, стоя неподалеку, с живейшим интересом наблюдал молодой красивый мужчина в военной форме.
 – Что ж, Гришенька, говорил ты, что пока в силе – крови и войны ты не допустишь! – злобно рассмеялся он, глядя, как увозят раненого Распутина. – Теперь нет в тебе силы! И пусть твоя кровь станет буревестником всемирной крови!


ГЛАВА 54
Екатеринбург, 30 июля 1992 года
Когда Алена пришла в себя, вокруг было тихо и темно. Доносились похрапывания женщин, лежащих на соседних с Аленой кроватях. Девушка посмотрела в сторону окна. Полная луна освещала лицо женщины, спящей с поднятой рукой. Она напоминала фигуру стражника, несущего дежурство на боевом посту и притворяющегося спящим, чтобы обмануть приближающегося врага и застать его врасплох. Мысли медленно ворочались в Алениной голове – она все еще находилась под воздействием лекарства. Ей никак не удавалось вспомнить – что же произошло? Голова сильно болела, и это мешало сосредоточиться. Алена пошевелилась и поняла, что не может свободно двигать ни руками, ни ногами. Ее тело жесткой змеиной хваткой овивали ремни.
И тут она вспомнила всe!!! И ужас охватил ее сердце! Даже сквозь ремни было заметно, как задрожало ее тело. Девушка неимоверными усилиями старалась освободиться или хотя бы ослабить действие ремней, однако добиться этого ей не удалось. Из-за вернувшегося страха девушка даже не ощущала голода.
“Я жива! Я жива! ОНИ собираются меня убить, но пока оставили в живых! ПОЧЕМУ? Выходит, им надо узнать от меня что-то еще! Что-то очень важное! И они не остановятся ни перед чем, чтобы узнать это! Они сбросили свою вежливую маску! И теперь будут меня пытать! Сначала пытать! А потом убьют!”
За последние дни Алена много раз была близка к гибели, но в данную секунду она прямо-таки буквально ощутила на себе дыхание СМЕРТИ! Ее гнилостное дыхание! И поняла: на этот раз уже не выкарабкаться!
Слезы тоненьким ручейком стали выкатываться из ее глаз. Это были слезы неожиданно, в самом расцвете сил оборванных надежд! Неиспользованной молодости! А ведь как она мечтала объездить весь мир, увидеть не в ящике телевизора, а наяву – диковинных животных, выкупаться во всех морях и океанах, пожить там, где круглый год лето, а не стоять в 30-градусный мороз на улице в ожидании автобуса, проклиная свою жизнь. Молодости свойственны радужные мечты и надежды. Этот мир велик и непостижим! Хотелось бы в этом мире испытать все! Попробовать себя во всех профессиях, вжиться в шкуру и шахтера, и режиссера, и строителя, и бандита, и летчика, и актера! Но, к сожалению, жизнь одна! И ее бренная оболочка слишком коротка! А когда, не вкусив всех удовольствий земной жизни, знаешь, что скоро уйдешь, испаришься неизвестно куда и что здесь тебя БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ БУДЕТ, хочется выть во всe горло и безостановочно плакать!
И Алена плакала! Ручеек ее слез превратился уже в глубокое море скорби по безвозвратно уходящей жизни!
– И никто, никто не в силах мне помочь! – всхлипывая, пролепетала Алена вслух. Теперь она уже не боялась, что ее ктонибудь может услышать. Пусть слышат!
– Никто даже не знает, где я! Мои бедные папа и мама! Ну почему, почему я не осталась на несколько дней дома! Почему БОГ не предупредил меня? Я могла бы вывихнуть ногу, заболеть ангиной, пожить несколько дней у своих подружек, да мало ли что! Главное – осталась бы дома! И всe тогда было бы в порядке! А теперь на кого надеяться?
Действительно, надежда таяла с каждой секундой. Это только в книгах и фильмах главный герой, на которого наставлено дуло пистолета, в самую последнюю секунду чудесным образом спасается. Конечно, иначе не было бы фильма! Или книги! А в реальной жизни... Почему, почему не может быть так, как в кино? И почему именно с ней, с Аленой, всe это произошло? На свете несколько миллиардов человек, а такое страшное происшествие случилось именно с ней! Почему так несправедливо? И чего теперь ждать? Алена не верила в Бога – сказывалось коммунистическое атеистическое воспитание. Но сейчас спасти ее могло только чудо! И она поверила!
– Боженька, спаси меня, вырви меня из пасти этих черных сил! – неумело запричитала она. – Ты помог мне там, во ДВОРЦЕ, выручи же и здесь! Заклинаю тебя! Пожалуйста, защити меня еще раз, я вверяю тебе свою судьбу!.. Прости мне всe! Всe то дурное, что я когда-либо совершила на этой земле!.. Прости мне все те дурные мысли, что исходили из меня!.. Луна теперь переместилась на кровать Алены и как бы отпускала грехи.
– Прошу тебя, Господи, не оставь...
Вдруг послышался шорох! Алена тут же смолкла. В следующую секунду тихо-тихо щелкнул замок, и дверь без скрипа стала приоткрываться! Алена обмякла, затем тело ее сжалось в комок.
ВЫХОДИ! ОТ НАС ВСЕ РАВНО НЕ СПРЯЧЕШЬСЯ! ТВОЙ ЧАС НАСТАЛ!!!
Какая-то тень бесшумно и не спеша стала приближаться к постели девушки...



ГЛАВА 55

За период с 1890 по 1914 год в России наблюдался замечательный экономический расцвет. Когда министром финансов стал С.Ю.Витте (1892–1904), промышленное производство удвоилось, выплавка чугуна за 12 лет возросла в 3,7 раза, стали – в 7,2 раза, добыча нефти в 2,9 раза, число паровозов увеличилось в 10 раз. По добыче и переработке нефти, протяженности железнодорожных путей, некоторым видам машиностроения Россия занимала первое место в мире. В начале XX века из-за войны с Японией и первой русской революции, производительность несколько снизилась, но все же оставалась на довольно высоком уровне. При П.А.Столыпине (1906–1911), вплоть до 1914 года, урожайность возросла в стране на 14%. Россия обеспечивала 50% мирового экспорта яиц, 80% мировой добычи льна. Поголовье лошадей увеличилось на 37%, рогатого скота на 63,5%. К 1914 году 98% пахотной земли на территории Азиатской России и 89,9% пахотной земли в Европейской России принадлежали крестьянам на правах собственности и аренды. По сравнению с 1894 годом добыча угля в 1914 году увеличилась на 30%, нефти – на 65%, золота –
на 43%, меди на 325%, чугуна – на 250%, железа и стали –
на 224%, сахара – на 245%, сбор хлопка – на 388%, рельсовая сеть увеличилась в три раза, торговый флот в два раза, государственный бюджет вырос в 5,5 раза, золотой запас страны – в 3,7 раза. Прямые налоги в России были в 4 раза меньше, чем во Франции и Германии, и в 8,5 раза меньше, чем в Англии. Косвенные налоги в России были вдвое меньше, чем в Австрии, Германии, Англии.
Улучшение благосостояния народа не замедлило сказаться в приросте народонаселения. По этому показателю Россия вышла на первое место в Европе. Россия производила зерна на одну треть больше, чем США, Канада, Аргентина вместе взятые. Только за одно животное масло, произведенное в Сибири и проданное за рубеж, страна получала больше золота, чем его добывали на знаменитых сибирских приисках.
За 1880–1910 гг. темпы роста промышленного производства увеличивались на 9% ежегодно. В 1913 году эти темпы увеличились уже до 13% в год. По данному показателю наша страна опережала США и занимала первое место в мире. Многие будущие звезды театра, оперы, эстрады ехали завоевывать Россию. Потому что в то время успех в России означал всемирную славу. Расчеты отечественных и зарубежных экспертов начала века показывали, что при 20–30 годах спокойной жизни Россия выйдет на место мирового лидера. Так бы всe и было.
НО НАЧАЛАСЬ ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА!

* * *
ИЗ ПИСЕМ ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ НИКОЛАЮ ВТОРОМУ
22 января 1915. “Мой любимый! Бэби начинает немного жаловаться на боль в ноге и так боится предстоящей ночи... Аня просила меня сказать тебе то, что забыла вчера передать по поручению Нашего Друга1, а именно то, что ты не должен ни разу упоминать имя о главнокомандующем в твоем манифесте – манифест должен исходить от тебя к народу...”
17 июня 1915. “Мой родной, милый! Женушка должна была бы писать тебе веселые радостные письма, но это так трудно, так как чувствую себя подавленной и грустной. Столько вещей меня мучают. Теперь с августа соберется Дума. А Наш Друг тебя несколько раз просил, чтобы это было как можно позднее... Теперь они будут вмешиваться и обсуждать дела, которые их не касаются. Не забудь, что ты есть и должен оставаться самодержавным императором. Мы еще не подготовлены для конституционного правления. Н[иколаша] и Витте виновны в том, что эта Дума существует, а тебе она принесла больше забот, чем радости. Извини, что я тебе всe это пишу, но я чувствую себя крайне несчастной – все дают тебе неправильные советы и пользуются твоей добротой...
Плюнь на Ставку! Ты и так долго отсутствуешь, а Григорий просил тебя этого не делать, все делается наперекор Его желаньям, и мое сердце обливается кровью от страха...”
22 июня 1915. “...Мой враг Джунковский показал Димитрию гадкую грязную бумагу. Димитрий рассказал об этом Павлу... И такой грех: будто бы ты, прочитав бумагу, сказал, что тебе надоели эти грязные истории, и ты желаешь, чтобы Наш Друг был строго наказан... Я уверена, что он перевирает твои слова и приказания. Клеветники должны быть наказаны, а не ОН. В Ставке хотят отделаться от Него, и это всe так отвратительно! Если мы дадим преследовать Нашего Друга, то мы и вся страна пострадаем за Него. Ах, мой дружок! Когда же ты, наконец, ударишь кулаком по столу и прикрикнешь на Джунковского и др. Никто тебя не боится, они должны дрожать перед тобой!.. Если Джунковский с тобою, скажи ему, что ты знаешь, что он показал по городу эту бумагу, что ты приказываешь разорвать ее и не сметь говорить о Григории так, как он это делает! Он поступает как изменник, а не как верноподданный, который должен защищать Друга своего Государя, как это делается во всякой другой стране... О, мой мальчик, заставь их всех дрожать перед тобой... Ты такой добрый, и все этим пользуются. Так продолжаться больше не может...”
7 сентября 1916. “Мой ненаглядный! Григорий убедительно просит назначить на пост министра внутренних дел Протопопова. Он – член Думы, а потому будет знать, как себя с ними держать. Уже, по крайней мере, четыре года он знает нашего Друга и любит его! Это многое говорит в пользу этого человека...”
“...Он [Распутин] просит Тебя начать наступление возле Риги, говорит, что это необходимо, а то германцы там твердо засядут на всю зиму, что будет стоить много крови и трудно потом будет заставить их уйти. Теперь же мы застигнем их врасплох и добьемся того, что они отступят. Он говорит, что именно теперь – это самое важное, и настоятельно просит Тебя, чтобы ты приказал нашим наступать... Кроме того, Наш Друг обеспокоен в связи с нехваткой мяса, и, по его мнению, один из министров должен вызвать к себе всех крупных купцов и запретить им повышать цены в столь критическое время...”
 
* * *
Санкт-Петербург, ноябрь 1916 года
– Господа, положение дел не может более иметь существующий порядок и обязывает нас перейти к более решительным действиям. Распутин, это грязное пятно российской истории, эта черная тень, этот несмываемый позор царской династии, должен наконец быть устранен с политической арены внешней и внутренней жизни России.
А поскольку этот деревенский варнак имеет неограниченное влияние во дворце, то устранить его от низвержения и дискредитирования царского двора и спасти Россию от гибели можно только путем его физического устранения. Немыслимое дело, господа! Страной правит не царь, не министры! А безграмотный мужик на пару с сумасшедшей немкой! Теперь ясно, почему мы так долго не можем победоносно завершить эту войну! Измена, предательство затаились на самом верху! Я далек от мысли обвинять императрицу в открытой любви к своим немецким родственникам, но те порочные круги, которые ее окружают, – используют ее как орудие развала экономики России. И всей этой шайкой верховодит Распутин! Я не в состоянии без боли видеть всe это и мысленно задаю себе вопрос: неужели государь не в силах заточить в монастырь женщину, которая губит его и Россию, являясь злым гением русского народа и династии Романовых? Неужели государь не видит, куда она нас толкает? Как дискредитирует она монархический принцип и позорит самое себя, будучи, в чем я уверен, чистой в своих отношениях с Распутиным, который сумел на религиозной почве околдовать ее!
Чем бы я теперь ни занимался, где бы я ни был, с кем бы я ни был, о чем бы я ни говорил – червем точит меня мысль везде и всюду: жив он, этот позор России! Он ставит министрами нечистоплотных людей, опустившихся до того, что ищут его покровительства и протекции в его хоромах! За последние несколько лет не найдется, пожалуй, ни одного нашего министра, который в той или иной мере не был назначен или снят со своего поста без участия этого проходимца. Так, Саблер, чтобы стать обер-прокурором Святейшего Синода, плясал перед этим мужиком барыню, целовал его грязные руки! А Хвостов, чтобы стать министром внутренних дел, должен был сдавать экзамен не в университете по государственному праву, а Распутину – по классу сольного пения в ресторане!
Все присутствующие в зале рассмеялись.
– В этом очень мало смешного, господа! Захотел Распутин – снял с поста министра внутренних дел Макарова, поставил Маклакова. Не угодил Маклаков – поставил Щербатова, опростоволосился Щербатов – министром стал Хвостов. Тот решил убрать Гришку-благодетеля – полетел сам, министром стал Штюрмер. Штюрмер дал маху – Гришка не растерялся, тут как тут, посадил на его место Протопопова. Кого ни назови: первые министры Штюрмер, Горемыкин, министр финансов Барк, военные министры Сухомлинов, Поливанов, министры юстиции Щегловитов, Добровольский и многие другие – все прошли через цензуру Распутина. На старости лет даже граф Сергей Юльевич Витте искал у него покровительства. Все то чистое, честное, что по временам дерзает возвысить свой голос у царского трона против Распутина, подвергается немедленной немилости и опале. Нет такого административного поста, который гарантировал бы безопасность вельможе, дерзнувшему указать царю на недопустимость дальнейшего влияния Распутина на ход русской политики и государственных дел. Государь попал совершенно под влияние своей супруги: он считает вмешательством в свои семейные дела всякое напоминание ему, со стороны вернейших и честнейших слуг его о тлетворной роли Распутина при дворе. Где честнейший и благороднейший Самарин, занимавший пост обер-губернатора Святейшего Синода? Он уволен. Он оказался не на месте, ибо не мог мириться с ролью исполнителя распутинской воли. Где начальник дворцовой стражи князь Владимир Орлов? Он высказался против Распутина и должен был немедленно покинуть двор. Где генерал Джунковский? Его постигла та же участь, несмотря на тесную близость его к царю. Где фрейлины, княжны Орбелиани, Вишнякова, Тютчева, столько лет бывшие воспитательницами Великих княжен? Их нет при дворе, ибо они дерзнули поднять свой голос против Распутина!
 В силе лишь тот, кому покровительствует этот гад. Каждый день он марает всe более и более царя и его семью. Уже грязная клевета черни касается на этой почве чистых и непорочных Великих княжен – царских дочек! А этот гад, этот хлыст забирает что день, то больше и больше силы, назначая и смещая русских сановников и обделывая через шарлатанов, вроде Симановича и князя Андронникова свои грязные дела. Надо остановить его, и мы его остановим!
Пуришкевич вытер платком свой лоб и под аплодисменты, сошел с трибуны. Он выступал перед своими товарищами по черносотенной организации “Союз русского народа”, духовным руководителем которой являлся. Вскоре после этого выступления в его квартире по улице Шпалерной, 32 прозвенел телефонный звонок.
– Слушаю вас.
– Владимир Митрофанович? С вами говорит князь Феликс Юсупов граф Сумароков-Эльстон. Ваша речь произвела на меня глубочайшее впечатление. Я абсолютно солидарен с вами: настала пора решительных действий. Не могли бы мы с вами встретиться и более подробно обсудить все эти наболевшие проблемы?

* * *
Квартира Распутина
– Не бойсь, милая, греха в том не было! Я взял на себя твой грех, и ты полностью чиста перед Бохом! – говорил Распутин, протягивая платьице голенькой плачущей девушке, пришедшей к нему с мольбой о том, чтобы ее мужа – капитана Гусарова не посылали в действующие войска из-за плохого здоровья.
– Ты меня уважила, – продолжал старец, – тапереча и я табя уважу, о муженьке твоем позабочусь. Неча ему на фронте делать. Довольно уж этой войны, этой проклятой крови! Настало время покончить с этой мерзостью! Не бойсь, милая, мне это раз плюнуть! Щас записочку напишу кому надо и михом твояму мужику место полехче сыщут. Будь покойна!
Он поцеловал девушку в губы.
– А с войной этой кончать надо-ть! Рази ж немцы не наши братья? Христос велел нам любить своих врахов. Ох, ежели бы одна проклятая масявка ножом меня не пырнула, я бы был на своем посту и ужо не допустил бы энтого кровопролития. Россия вступила в войну против воли Боха! Но таперича я у силе и остановлю это! И муженьку твояму не придется кровушку свою проливать. Поезжай с Бохом к себе, я помоху! А будешь детушек рожать, уж не забудь одного охольца Хрихорием назвать!
– Спасибо, отец ты наш! – девушка упала на колени перед Распутиным, целуя ему ноги.
– Ну, полно, полно... Теперь ступай!
Он проводил девушку до двери, а когда вернулся в свой кабинет, обнаружил, что он не один! Человек, сидящий в кресле лицом к окну и затылком к Григорию Ефимовичу, не оборачиваясь сказал:
– Значит, ты действительно считаешь, что хватит этой войны и крови?
Гость резко обернулся. Это был Асмодей!
– Послушай, Феликс, недосух мне ноне с тобой разговаривать, важных звонков жду.
– Тебе никто не позвонит и никто не придет! – взорвался вдруг Асмодей, и было заметно, каким недобрым красным светом зажглись его глаза. – Пока я этого не позволю!
Распутин растерянно посмотрел на демона, затем резко метнулся к телефонному аппарату и принялся остервенело крутить рукоятку. Асмодей захохотал. Потом взгляд его стал ледяным.
– И ты тоже никому не позвонишь! Нам никто не помешает выяснить наши отношения. Сядь! – приказал он хозяину квартиры, впившись в него колючими глазами. И Распутин, взгляд которого мало кто мог выдержать, вдруг смутился, опустил глаза и повиновался.
– Итак, ты воспользовался силой, мною тебе данной. Ты вылечил тысячи людей от неизлечимых болезней, дал власть одним, отобрал ее у других. Теперь скажи мне прямо: каковы были твои цели?
Распутин молчал.
– Разве мало я долбил в твою глупую голову, что добрые дела ты должен был делать только для того, чтобы облегчить нам распространение ЗЛА! Разве не ясно тебе, что с каждым добрым делом, тобой содеянным, власть наша уменьшается, и сила, данная нам великим Отцом Нашим, чтобы склонять людей к грехам, кровавым бойням, – бесследно истекает? Ты, который поклялся и подписал со мной договор – сеять повсюду семена ЗЛА, взращивать плоды ненависти и интриг, злобы и зависти, – вместо этого лечишь людей, вселяешь в них веру в Христа, спасаешь убогих, когда их души уже толпятся на пороге Ада! Мало того, что ты благоволишь христопослушникам, проповедуешь среди своих поклонников веру в Христа, теперь ты еще пытаешься погасить с таким трудом возженное пламя войны! А где людские души, которые ты торжественно обещал заманить к подножию трона Сатаны? Ранее ты отговаривался тем, что, дескать, опасно проповедовать открытое поклонение Дьяволу, так как ты еще не обрел должной силы, и тебя в любой момент могут отлучить от двора и уничтожить! Хотя я не раз доказывал тебе, что знаю о всех готовящихся на тебя покушениях, о всех поставленных тебе капканах. Но ведь теперь – ты всемогущ! И ничто не мешает в такой благоприятный момент, когда повсюду идет война, – губить души людишек, давая испить им сладкий яд смертельных грехов! Почему же ты не исполняешь то, что поклялся творить денно и нощно самым неукоснительным образом? Отвечай!
– Што мене ответить? – рассердился Распутин. – Што сжимает мене усе унутренности, кохда льется кровь человечья? Што душа моя восстает против усей этой скверны, коя захлебывает нас с кажым днем усe боле? Што не моху боле видеть слез молодок, бехущих ко мне со усей страны, шоб я помох ихним изувеченным бедолахам-мужикам?..
– У тебя нет души! – гневно перебил его Асмодей. – Ты продал ее за бутыль мадеры, забыл неужто? Вспомни, кем ты был и кем бы ты остался, если бы не я! Был бы конокрадом да распутником деревенским, пока бы не напоролся на мужицкие вилы! Я дал тебе всe! Ты получил всю земную власть! Теперь я хочу получить свою власть! И я получу ее в любом случае! Но Христос мешает нам приблизить этот торжественный час! Ты, который управляешь царями России, должен помочь мне погубить их, чтобы кровь полилась по всем странам! Мне уже мало той крови, что дает эта война! Нужно еще! Всюду! ВСЮДУ!
Глаза Асмодея раскалились.
– Чем больше крови, злобы и ненависти – тем мы могущественнее! И тем слабже наши враги! Поэтому я спрашиваю тебя, будешь ли ты, согласно нашему договору, помогать нам достигнуть нашей великой цели: победить Иисуса?
Распутин, дрожа всем телом, долго не отвечал. Наконец, сжав зубы, скрепя волю, он решился:
– Ты прав, Феликс, у меня нет души! Ибо будь она у меня – ни в жисть бы я не сохласился на твое черное дело! Ты подловил меня, кохда мне было плохо! Очень плохо! И воспользовался моей слабостью, моим беспомощным положением.
Асмодей молча слушал.
– Но ноне, када я изхнал уйму бесов из душ человечьих, када услышал и осознал хлубокую веру людскую, я вижу, как душа моя медленно, яко клещами придерживама, усе ж таки возвращается ко мне! Я натворил уйму тяхчайших хрехов – я же их и искуплю!..
Он повалися на колени перед иконой распятого Иисуса, висевшей на стене. Наступила зловещая тишина.
– Да-а! – протянул Асмодей. – Ты сильно изменился после того, как побывал в Верхотурье и имел беседу с этим святошей отцом Димитрием! Но сознаешь ли ты – на что идешь, нарушая наш договор, и что ждет тебя и твоих детей?
Голос демона был, на удивление, спокоен.
– Да, я хотов принести в жертву жизнь мою раскудышную... лишь бы ты и силы твои сатанинские не омрачали горем и страданиями людей расейских. А деток тебе моих не забрать! Они христианской вере преданы и у дел твоих хнусных на поводу не пойдут!
– Глупец! – Асмодей мгновенно пришел в ярость. – Ты, верно, думаешь, что ты всемогущ и сможешь что-то изменить?
Не-ет! Есть в России великая сила! Она только зарождается, крепнет! И дано ей будет смести всe старое на своем пути и повергнуть все в хаос, и узаконить насилие! По сравнению с этой новой силой нынешняя война по масштабам разрушений и жертв покажется мелкой стычкой поссорившихся между собой двух пьяных студентиков. Эта сила всe зальет кровью и все перевернет вверх ногами! И не будет при этой силе более ни царей, ни князей, ни графов! И страной будут править холопы! ОНА уже набирает мощь! И остановить ЕЕ ты уже НЕ УСПЕЕШЬ! И ИМЯ силы этой – РЕВОЛЮЦИЯ!

ГЛАВА 56
Екатеринбург, 30 июля 1992 года
Алена знала: каждый шаг неизвестного существа к ее кровати – приближал ее к смерти!
“Это пришли за мной!”
МЫ ДОБРАЛИСЬ ДО ТЕБЯ!
Смерть неотвратимо приближалась! И не утешало даже то, что многие миллионы людей познали уже это таинство смерти, причем самым ужасным образом: Джордано Бруно и Жанна д’Арк были сожжены на костре, множество королей, царей было отравлено, повешено, колесовано, обезглавлено! Тысячи преступников казнены на электрическом стуле! Но всe это – были чужие жизни! А у нее, Алены, – своя! Единственная и неповторимая!
Девушка представила, что ее будут резать стеклом, душить полиэтиленовым мешком, вводить ей на ее же глазах вовнутрь смертельные микробы. НЕТ! Что угодно, только не микробы! Всe в Алениной груди рвалось от напряжения. Так хотелось оттянуть этот неумолимо приближающийся миг! Если бы были хотя бы свободны руки и ноги! Еще можно было бы бороться! А так...
Шаги приближались. Дикий крик должен был вырваться из горла Алены! Она увидела, что черная тень подходит именно к ее кровати! Теперь все сомнения и напрасные надежды отпали! Но каким-то усилием воли девушка заставляла себя еще думать и сообразила, что кричать бесполезно! Здесь все – против нее! Поэтому надо притвориться спящей. Может быть, тогда, видя, что она в бессознательном состоянии, они решат освободить ее руки и ноги, а уж тогда...
– Алена! – неожиданно услышала она голос. Полуоткрыв один глаз, девушка увидела, что над ней склонился белый халат.
“Они всe-таки узнали мое настоящее имя!”
– Алена! Просыпайся! Бежим скорее отсюда! – прошептал голос.
“Что это??? Тот счастливый случай, посланный мне Богом, или новая хитро сплетенная ловушка? Не верится, что все вокруг спят! Они притворяются! А на самом деле слушают и наблюдают за разыгрывающимся спектаклем”.
В голове Алены всплыли услышанные где-то слова: НИКОГДА НИКОМУ НЕ ВЕРЬ! НИКОГДА НИКОМУ НЕ ДОВЕРЯЙ! ИНАЧЕ В ОДИН ПРЕКРАСНЫЙ ДЕНЬ ТЫ СДЕЛАЕШЬ РОКОВУЮ ОШИБКУ – ПОВЕРИШЬ САМА СЕБЕ!
Между тем руки в белом халате стали ослаблять Аленины путы. Девушка повернула голову и увидела перед собой освещаемое луной лицо женщины лет тридцати. Оно было ей незнакомым.
– Кто вы?
– Меня зовут Ирина, – шепотом представилась незнакомка, осматриваясь вокруг. – Меня послали Таня и ребята. Нам удалось наконец узнать, где тебя содержат. В тот день, когда ты приехала, Таня вышла тебя встречать на вокзал и видела, как тебя схватили. Тогда она ничего не могла сделать... Силы были слишком неравные, к тому же всe произошло так внезапно... Нам с очень большим трудом удалось узнать, куда тебя упрятали. И вот я здесь! Нам нужно скорее бежать отсюда! Тебя тут собираются убить!
– Да, да, я знаю! А что с ребятами?
– С ними всe в порядке. Они все вчетвером ждут тебя! Надо скорее покинуть это место, пока не успели поднять тревогу! Я принесла тебе белый халат. Надевай его, и мы будем похожи на санитарок. Давай поскорее!
В голосе Иры явно читалось нетерпение.
“Неужели эти демоны в белых халатах решили меня тайком умертвить, узнав, что я не глотала таблеток и разгадала их замыслы? Но откуда им стали известны тогда имя Тани и мое настоящее имя? Да наверняка это всe их прибор! Пока я спала, они всe и выведали! Или ввели меня в состояние гипноза, и я им всe рассказала! Так или иначе, теперь они знают всe и намереваются меня уничтожить... А возможно, они уже убили всех четверых и осталась только я одна! И вот наконец дошла очередь и до меня!?.. Или всe-таки она действительно от Тани и хочет спасти меня?..
”Как тяжело выбирать, когда знаешь, что от правильности твоего решения зависит не что-нибудь, а ни много ни мало – останешься ли ты в живых или нет. И когда нет времени, чтобы обдумать это решение как следует!
– Торопись! Что же ты? – удивилась Ирина, видя, что Алена недвижно продолжает лежать на кровати.
– Откуда вы знаете Таню? И откуда она могла знать, что я приеду именно в тот день? Ведь я должна была приехать только на следующий! И откуда она могла знать, что я приеду именно на этой электричке?
– Я с удовольствием расскажу тебе обо всeм этом, но где-нибудь подальше от этого места, когда мы будем в полной безопасности. А еще лучше сделает это сама Таня. Но сейчас... Пойми, я ведь тоже рискую жизнью! И даже больше, чем ТЫ! Я работаю в соседнем корпусе, и если меня застанут здесь, сейчас вместе с тобой – я не спасу тебя и погибну сама! А ребята будут нас ждать! И если мы не вернемся, они будут вынуждены сами проникнуть сюда, а это – смертельный риск!
Эти слова, произнесенные шепотом, предполагали, что состояние человека, сказавшего их, должно быть близким к истеричному от смертельного напряжения в экстремальной ситуации, когда в любой момент может открыться дверь, зажечься свет и... Можно было даже ожидать, что последние слова со срывающегося шепота вот-вот перейдут на визг вслух! Но ничего подобного! Ирина говорила с поразительным спокойствием, словно всю свою жизнь провела в коварных заговорах и дворцовых интригах. Разве что пару раз обернулась на дверь.
Алена решила устроить провокацию.
– Я никуда отсюда не пойду! – тихим, но твердым голосом заявила она. В тот же миг рука спящей по соседству женщины, вытянутая вверх и освещенная луной, резко опустилась!!! Храп прекратился!!!
Ирина опешила. Целых десять драгоценных секунд она не могла вымолвить ни слова!
“Точно, заговор!” – мелькнуло у Алены в голове.
– Как... как же это так?? Что ты говоришь??? Ведь тебя собираются убить!!! Что я скажу ребятам?!
Теперь было заметно, что Ирина по-настоящему взволнована.
– Никто не собирается меня убивать. Я ничего не знаю и знать не хочу! У меня чудеснейшие отношения с врачами! Просто я немного переутомилась, вот и всe! Меня здесь подлечат, и через недельку я буду уже дома!
“Если эта чертова сука заодно с врачами-оборотнями, она долго будет умолять меня пойти с ней, и, забыв о том, что надо говорить тихо, она начнет орать, и наконец, не выдержав, выдаст себя! Хорошо хоть она мне руки и ноги развязала!”
– Ты действительно хочешь остаться здесь??
– ДА!
– Но подумай, зачем рисковать?
– Я всe для себя уже решила!
ПАУЗА.
– Ну, хорошо... Если ты передумаешь, дня через три я постараюсь снова тайно прийти к тебе... Если ты еще будешь здесь...
Все было сказано. Вновь наступила пауза. Ирина не уходила. Казалось, она обдумывает что-то важное.
– Хорошо... Ну, ладно, тогда прощай... – И она двинулась к двери. Шаг за шагом отдалял фигуру в белом халате от Алены. Еще секунда – и женщина скроется за дверью.
– Да, подожди... – шепнула Ирина и опять вернулась к Алене. – Дай-ка я тебя обратно свяжу. Ведь если увидят, что ты развязана, они сразу поймут, что тебе кто-то помогает, и устроят мне засаду. Давай...
– Бежим! Бежим скорее! – Алена вскочила. – Давай халат! Ты меня извини, я тебя проверяла! Ведь ты могла оказаться одной из них!
– Я так и подумала! – кивнула Ирина. – Ладно, надевай халат и идем! Только тихо! Больше уверенности в шаге! Не забывай: мы с тобой – санитарки!
Вставив треугольную ручку в дверь, Ирина осторожно повернула замок. Алена бросила прощальный взгляд на залитую луной палату. Прислушавшись, они вышли. Пошли по освещенному коридору. На вахте, положив голову на стол и сидя на стуле в неестественной позе, спала дежурная санитарка Лена. Или делала вид, что спала! Осторожно миновав ее, две фигуры спустились по каменным ступенькам на первый этаж. Из чуть приоткрытой двери одного из кабинетов доносился приглушенный смех медицинского персонала. Алена шла как во сне. Ей казалось, что она стоит, а земля вокруг нее движется!
ТОЛЬКО БЫ НИКТО НЕ ПОПАЛСЯ НАВСТРЕЧУ! ТОЛЬКО БЫ НИКТО НАС НЕ ОСТАНОВИЛ!
Скрип двери и они вышли на территорию лечебницы. Обернувшись по сторонам, девушки быстро-быстро пошли прочь от здания.
ТОЛЬКО БЫ НИКТО НЕ ПОПАЛСЯ В САМЫЙ ПОСЛЕДНИЙ МОМЕНТ!
Наконец, пройдя массивные ворота, Ирина и Алена вышли за территорию клиники.
“Хорошо еще, что у нас больницы такого типа не охраняются полицейскими с несколькими пропускными кордонами, как на Западе! – подумала Алена. – Иначе бы сюда ни зайти, не выйти! Но внимание – не расслабляться!”
Лишь пройдя около сотни шагов за территорией больницы, девушка облегченно вздохнула. И опять закапали слезы. Но теперь – это были уже слезы радости! Как здорово после стольких дней обреченности, когда были потеряны уже все надежды на спасение, снова очутиться на свободе и вдыхать этот воздух! Никогда он не казался ей таким чудесным, как сегодня, и никогда еще ей не хотелось так сильно жить, как сейчас!
Они направились к городу, шагая вдоль шоссе. Ирина посмотрела на часы.
– Уже час ночи! – объявила она. – Ни один автобус уже не ходит! Придется идти пешком.
Алену это не особенно волновало. Что ей теперь сделается, когда всe самое страшное уже позади! Ей ни капельки больше не было страшно идти ночью под открытым небом. Даже несмотря на то, что вокруг был густой темный лес. Для девушки будто опять вернулись семидесятые годы, когда можно было спокойно ходить по улицам в любое время суток, не опасаясь за свою жизнь, одежду и кошелек.
– Если бы были деньги, то можно было бы поехать и на такси! – прервала Ирина размышления Алены. – К сожалению, денег нет!
Только тут Алена вспомнила, что свой кошелек с деньгами, полученный от родителей, она спрятала под матрац в больнице, и он так и остался там! Но стоит ли сейчас о нем сожалеть!
Они сделали еще несколько шагов в полном молчании.
– Слушай, Ирина, а сюда ты тоже шла пешком?
– Нет... я доехала на автобусе номер один. Тогда они еще ходили... Так, подожди, Алена... – Ирина остановилась. Вслед за ней остановилась и девушка. – Наверно, твое исчезновение уже обнаружили... Давай-ка войдем в лес, чтобы нас не было видно, если начнется преследование. По шоссе идти слишком опасно! Кто знает, может, они уже пустились в погоню!
– Да, да, ты права! – согласилась Алена. – Надо и халаты снять. А то их издалека заметно...
– Не надо! Мы ведь будем идти по лесу, а там темно. Кто нас увидит? Ведь холодно стало! А когда будем подходить к самому городу, тогда, конечно, снимeм!
И Ирина быстрым, уверенным шагом, словно по знакомому пути, вошла в лес. Девушка поспешила за ней. Теперь они шли метрах в пятнадцати от шоссе, где редко-редко проносились на огромной скорости автомобили. Вот здесь Алене стало не по себе. К тому же Ирина, так много говорившая и ободрявшая ее в больнице и когда они шли по шоссе, теперь совсем замолчала. От этого девушке сделалось жутко.
“А что я, собственно, о ней знаю? – думала Алена, глядя в спину своей проводнице. – Только то, что она спасла меня!”
Это был неоспоримый факт, но все-таки идти ночью, в темноте, куда-то с практически незнакомым тебе человеком было неприятно. Но необходимо!
– У, проклятые комары! – вслух пожаловалась Алена, чтобы хоть как-то прервать это бездонное зловещее молчание. – Совсем искусали...
Алена яростно отмахивалась, хлеща себя по рукам, ногам, голове, но это, казалось, только еще больше возбуждало кровососных насекомых, и новые тучи их облепляли тело девушки.
“Они мстят мне за то, что я убивала их в больнице и клала в тарелки!”
– Да чтоб вы сдохли! – пожелала вконец искусанная Алена. Все ее тело уже чесалось от комариных уколов. И эти уколы напоминали ей больницу, когда санитарки вкалывали ей бешеную дозу аминазина. – Ирина! Я так больше не могу! – взмолилась девушка. – Давай выйдем поближе к дороге!
– ТЕРПИ! – Голос Ирины прозвучал жестко, как приказ. – Тебе не долго осталось терпеть!..
Ирина остановилась, достала зажигалку, сигарету и прикурила. Блеснул необыкновенно яркий красно-синий огонь, и то, что увидела Алена, – шокировало ее!
НАД ИРИНОЙ НЕ БЫЛО НИ ОДНОГО КОМАРА!!!
А над ней, Аленой, летали полчища из сотен и сотен изголодавшихся комаров, стремящихся вонзить свои хоботки в ее тело. На кисти своей правой руки Алена увидела с десяток присосавшихся насекомых, с ненасытным упоением пивших ее кровь! Лицо девушки выразило брезгливость и ненависть. Молниеносным ударом левой руки она превратила ожиревшие от выпитой крови тельца насекомых в маленькие кровавые трупики. Зажигалка продожала гореть. Даже, как показалось Алене, пламя еще более увеличилось! Девушка подняла глаза на Ирину.
На нее смотрел голодный взгляд стеклянных зрачков.
В следующее мгновение – пламя зажигалки потухло. Наступила страшная темнота.
ПОКАЗАЛОСЬ???
Память Алены четко сфотографировала стеклянные зрачки, и теперь даже сквозь темноту их змеиные очертания все еще стояли перед ней!
– Разве тебя... не кусают комары??.. – промямлила Алена и попятилась.Где-то позади нее треснул сучок. А спереди стали приближаться маленькие зайчики фонарей. Алена хотела вскрикнуть, но у нее все пересохло во рту.
– Так ты хотела знать, – противным чужим голосом зашипела Ирина, – откуда я знаю твоих друзей?..
Алена уже не слушала. Визжа и оглядываясь, она стала пробираться сквозь дремучие кусты к дороге. Когда до шоссе оставалось уже три метра и было видно проходящий мимо грузовик, девушка угодила в яму... Подвернула ногу. Жгучая боль разлилась по ступне. А из лесу к ней уже приближались гулкие шаги... Собрав последние силы, Алена ползком вылезла на дорогу. Вдали мелькнули фары приближающейся машины.
А из лесу уже показался белый халат! Он не спеша надвигался на девушку. Машина тоже стремительно приближалась.
НЕ УСПЕЕШЬ!
Чувствуя смертельную боль в ноге, Алена, дрожа от нечеловеческого усилия, поднялась и ковыляя, вышла на самую середину шоссе.
ПУСТЬ ЛУЧШЕ ЗАДАВЯТ, ЧЕМ ТАКАЯ СМЕРТЬ!
И она замахала руками:
– ПОМОГИТЕ! ПОМОГИТЕ!
Машина стала резко замедлять ход. Белый халат был уже от нее в трех метрах... А чуть сзади из лесу начали выходить темные фигуры...
Машина затормозила и остановилась. Алена, истерично захохотав, чувствуя, что в самый последний момент все же успела запрыгнуть на подножку уходящего поезда, дарующего ей жизнь, машинально открыла заднюю дверь легковушки и сразу же ринулась вовнутрь.
– Езжайте, пожалуйста, скорее езжайте!!!
Когда дверь машины открылась, в салоне автоматически зажегся свет.
На Алену, злобно оскалившись, смотрела уродливая СТАРУХА С КРАСНЫМ ГЛАЗОМ!
Девушка, взвизгнув, рванулась назад из синей “копейки”, но ее уже настигли холодные руки...
А в это время в психоневрологическом диспансере поднялись крики. Медперсонал обнаружил, что санитарка Лена слишком долго спит за своим дежурным столиком и в довольно странной позе. Когда приподняли ее голову, стало ясно, что девушка задушена!!!


ГЛАВА 57
Санкт-Петербург, 10 декабря 1916 года
В роскошном дворце князя Феликса Юсупова в глубочайшей тайне собрались: Великий князь Дмитрий Павлович – двоюродный брат Николая Второго; Владимир Митрофанович Пуришкевич – член Государственной Думы, один из основателей черносотенной организации “Союз русского народа”; доктор – поляк Станислав Лазоверт, недавно выписанный из госпиталя после ранения; друг Пуришкевича – поручик Сухотин и сам хозяин.
– Господа, – торжественно начал Юсупов, – мы собрались с вами, чтобы обсудить и выработать окончательный план выполнения нашей великой миссии. Мужик в смазанных сапогах гулял по царскому парку и растоптал вековую веру народа в чистоту и справедливость царского служения. Своими безграмотными и своекорыстными целями, основанными на средневековом мистицизме, и используя подверженность императрицы к религиозному фанатизму, он привел Россию к краю гибели. Мы не можем далее оставаться безучастными, видя, как с каждым днем, локомотив нашей действительности, управляемый самоубийцей-машинистом, приближается к рухнувшему мосту монархии, чтобы пустить под откос вагоны справедливости и процветания нашей страны. Мы должны, мы обязаны думать о будущем России и, забыв о своих личных интересах и невзирая на будущие гонения, которые, безусловно, не минуют нас, спасти страну от Распутина и распутинщины. Время речевой терапии ушло вспять, и коли началась гангрена, пора браться за скальпель! История не простит нам промедления в решении этого жизненно важного для дальнейшей судьбы всей страны вопроса. Спасение России – в наших руках!
После этого пафосного выступления Юсупова группа заговорщиков приступила непосредственно к выработке плана убийства Григория Распутина.
– Первый вопрос – где? Второй – как? Третий – кто? Четвертый – когда? – объявил повестку дня заседания Пуришкевич.
– Я думаю, – взял слово Дмитрий Павлович, – надо подослать своего человека к нему на квартиру, ранним утром или поздней ночью, когда охрана спокойно дремлет, и тихо прикончить его.
– Не годится! – покачал головой Юсупов. – Он находится под постоянным наблюдением, его охраняют несколько десятков филеров, и проделать все это незаметно у него на квартире – не представляется возможным.
– Что ж, Феликс, вы дружны с Распутиным – вам и первая роль в этом деле. Имеются ли у вас какие-нибудь определенные соображения по поводу места экзекуции?
– Я долго думал об этом, – ответил Феликс, – и пришел к выводу, что лучшим местом, чтобы покончить с этим гадом раз и навсегда, тихо и без последствий, является подвальное помещение моего дворца. Вы уже имели честь, господа, осмотреть его... Поскольку Распутин мне доверяет, все эти дни я буду как можно чаще навещать его, дабы устранить из его головы все малейшие сомнения и подозрения на мой счет, относительно моих симпатий к нему. Далее, под хорошо придуманным предлогом я сделаю ему предложение посетить меня в моем дворце, от которого он не в силах будет отказаться. Причем визит его должен будет оставаться в тайне и именно с его стороны!
– Интересно, как вы этого добьетесь? – полюбопытствовал доктор Лазоверт.
– О, это будет совсем не трудно устроить! Ведь ему известно о сильнейшей антипатии моей матери a l’egard de lui1, и я попробую сыграть на этом. Я скажу ему, что огласка такого факта, как наша встреча у меня может привести к нежелаемым последствиям. В газетах начнут муссировать различные слухи о причастности нашей фамилии к его делам, это, в свою очередь, даст новый ворох сплетен как в мой адрес, так и в его и заполнит Петербург всевозможнейшими домыслами и инсинуациями. А так как, я, кажется, говорил уже вам, господа, он хочет сделать меня каким-либо министром, а своего отказа я пока ему не дал, то я надавлю и на эту пружину. Будущему министру как воздух нужно иметь image2 независимого человека. В общем, за строжайший секрет визита я могу поручиться. Другое дело, что шпики держат его под неусыпным бдением, и ему самому будет трудно ускользнуть от них.
– Значит, встречу надо устроить в ночное время, когда их контроль ослаблен, – пришел к выводу Великий князь.
– Совершенно верно, – поддержал его Юсупов.
– Я усмотрел, однако, во всем этом один важный момент, – сказал Пуришкевич. – Если он поедет на своем автомобиле, то вся затея может провалиться, поскольку с ним будет шофер, и уж ему-то в любом случае будет известно, куда отправляется на ночь глядя Распутин.
– Тогда следует заранее предупредить Распутина, чтобы он не посвящал своего шофера о месте предстоящего визита. Высадил бы его где-нибудь за два квартала от вашего дворца, Феликс, и уехал восвояси. И чтобы Распутин приказал ему приехать за ним только утром и в какое-нибудь определенное место, естественно, подальше от дворца, – высказался поручик Сухотин.
– Боюсь, вся эта таинственность может насторожить Распутина, – задумчиво произнес Феликс Юсупов. – А он ни в коей мере не должен чувствовать ни тени подвоха.
– В таком случае, что вы предлагаете? – спросил Сухотин.
– Надо сказать ему, что я сам заеду за ним, и... Придумал!
У него в доме имеется черный ход! Я попрошу его спуститься по этому черному ходу, и никто ничего не увидит! Только вот на чем привезти его во дворец? Вы позволите, Владимир Митрофанович, воспользоваться для этого дела вашим автомобилем?
– Безусловно, только придется на время закрасить на нем мой девиз: Semper idem1, иначе это может оказаться серьезной уликой против нас.
– Но ведь потребуется шофер, чтобы вести мотор, и значит, придется вовлекать в наши планы еще одного постороннего человека?! – поделился сомнениями Сухотин.
– Не извольте беспокоиться на этот счет, – успокоил его Пуришкевич. – Станислав, – кивнул он на доктора, – кроме того, что отличный медик, еще и прекрасный автомобилист, так что эта сторона вопроса решена. Но, как я понимаю, имеются два отрицательных нюанса. Первый: то, что ваш дворец, Феликс, находится около полицейского управления, и шум выстрелов сразу же привлечет к вам полицейских. А второй нюанс: то, что ваш подвал, насколько я помню, выглядит довольно зловеще, а Распутин очень хитер и сразу же почувствует капкан.
– О подвале я уже побеспокоился, – обнадежил хозяин, наливая всем по бокалу красного вина. – Через несколько дней он превратится в совершенно жилое помещение с уютом, комфортом и роскошью, и оттуда уже ни капли не будет веять ветром мрачной тревоги. Ну, а что касается полиции, – надо все осуществить таким образом, чтобы не было слышно никакого шума.
– Стукнуть его чем-нибудь или задушить, – предложил Сухотин.
– Я советую, господа, отравить его, – взял слово долго молчавший доктор Лазоверт. – Отравить, как грязную крысу, забравшуюся в чужую кухню и своей грязью отравляющую все то здоровое, с чем соприкасается.
– Доктор прав! – согласился молодой Юсупов. – Быстро и без лишнего шума и крови. Хотя признаюсь, господа, мне иногда становится стыдно, что вот мы, умные люди с блестящим образованием и великолепным положением в обществе, тайно собираемся, словно какие-то преступники, чтобы лишить жизни одного безграмотного неотесанного мужика. Господи, РОССИЯ, куда ты катишься?
– Уберите, Феликс, из своего сердца ложную жалость к этому зверю, – посоветовал Пуришкевич. – Вспомните, сколько бед он уже натворил, вспомните, что будет, если не остановить его! И тогда его фигура не покажется вам такой безобидной.
– Значит, решено, господа, отравить!
– Да, – кивнул Юсупов и осушил свой бокал. – Но чтобы у него не закралось подозрения, вы все подниметесь наверх и будете ждать развязки там.
– Подождите, а имеется ли у нас в наличии яд? – вернулся к вопросу Сухотин.
– Имеется, – подтвердил хозяин дома, – и даже в количестве достаточном, чтобы отравить, к примеру, полк солдат.
– Теперь, Феликс, – озабоченно произнес Пуришкевич, – предстоит позаботиться о том, чтобы на столе стояли любимые кушания этого варнака, чтобы не получилось досадной промашки, и он вдруг отказался бы от еды.
– С выбором вин никаких трудностей не возникнет, а вот насчет еды – за эти дни я постараюсь выяснить всe поточнее, – пообещал Феликс.
– Без мадеры он жить не может, да к ней чего-нибудь сладенького, пирожных каких-нибудь...
– А не почувствует ли он в сладких пирожных горького привкуса яда? – спросил Пуришкевич. Все посмотрели на доктора.
– Если взять цианистый калий и толково, со знанием дела, приготовить начинку, то он не должен ничего почувствовать, – ответил Лазоверт. – А если даже и почувствует, то будет уже поздно! Это сильнейший яд и действует очень быстро.
– Вы рассуждаете так, словно каждую неделю травите сотню-другую людей, – пошутил Пуришкевич.
– Каждую не каждую, – парировал доктор, – но уж послать к праотцам одного гада, и очень к тому же опасного, я смогу, и рука моя не дрогнет!
– Отрадно это слышать, – одобрительно отозвался Феликс Феликсович. – Теперь далее, господа. – Он пометил что-то у себя в тетрадке. – Когда всe будет кончено, труп придется отвезти за город и где-нибудь там закопать.
– Лучше утопить! – посоветовал Пуришкевич. – Пока лед не сойдет, 2–3 месяца пройдет! А прятать концы в воду всегда надежней! А чтобы он не всплыл раньше времени, к телу его привяжем гирьки, и делу конец! Кстати, вы не боитесь, Феликс, что ваши пометки в тетради, могут случайно попасть в руки полиции, и это плачевным образом отобразится на нас?
– Я пишу тайным языком, лично мной придуманным шифром, кроме меня, тайнопись эту никому не осилить. К тому же я отмечаю лишь отдельные моменты, так сказать, детали, без учета которых наш план не сможет функционировать идеально. Вот, например, насколько я вижу, большинство из вас склоняется к мысли сокрыть труп в воде. Что ж, я согласен. Но в этом случае перед нами встает новая сложность: как вывезти труп незаметно из города? На автомобиле Владимира Митрофановича это сделать будет уже опасно, поскольку нельзя полностью отвергать возможность филеров выследить нас. Поэтому нужен будет еще один автомобиль, причем такой, который не смог бы вызвать подозрений и желательно не мог бы подвергнуться проверке.
– А вот для этой цели, – воспрянул духом Дмитрий Павлович, – как раз можно воспользоваться моим автомобилем с великокняжеским стягом. Его никто не посмеет проверять, и никто и не подумает меня в чем-то заподозрить.
– Отлично! Уже многие вопросы решены, – промолвил Пуришкевич, отпивая из своего бокала.
– Но следует проработать всe ещe глубже! – призвал Юсупов. – Ведь достаточно забыть какую-нибудь мелочь... Кстати, мы не застрахованы, господа, от ошибок, но давайте договоримся заранее: кто бы что про нас ни говорил, в чем бы нас ни подозревал, кто бы что ни увидел – мы будем полностью отрицать свою причастность к убийству.
– Безусловно, – согласились все остальные заговорщики.
– А чтобы никто, пусть даже случайно, не увидел, – продолжал Феликс, – я распоряжусь, чтобы вся прислуга и охрана к назначенному моменту была из дома удалена.
– Что ж, господа, – сказал Пуришкевич, глядя на свои часы на золотой цепочке, – в общих чертах мы обсудили план наших действий. Конечно, мы еще с вами не раз соберемся и более детально разберем все мелочи. Хочет ли кто-нибудь что-либо добавить или высказать свою точку зрения относительно нашего плана?
Некоторое время длилось молчание.
– Вот о чем я подумал, – задумчиво проговорил поручик Сухотин, – полицейские шпики – профессионалы в своем деле и избавиться от их слежки, говоря объективно, будет очень и очень непросто. Если все ж таки эти псы выследят нас, а мы как раз сразу же после убийства поедем избавляться от трупа, мы можем попасться. Поэтому, учитывая всю серьезность нашей акции и все ее возможные последствия, мне представляется нелишним инсценировать, что мы везем Распутина обратно домой на Гороховую. Для этой цели кто-нибудь из нас облачится в его одежду, и если филеры будут у нас на хвосте, то они лишний раз, к нашим показаниям, причем документально, подтвердят нашу непричастность к исчезновению Распутина. Мы отвезли его назад, а куда он делся потом – сие нас не касается!
– А ведь это и вправду важная деталь! – похвалил Великий князь. – Ведь вам, Феликс, потребуется большое искусство, чтобы вместе с Распутиным выскользнуть незамеченными из его дома.
– Согласен! – кивнул Юсупов. – Кроме всего прочего, тут важна и психологическая сторона дела. Тут главное – не переиграть! Распутин очень хитер и прекрасно разбирается в людях, как в зеркале читает их души. Ему, верно, помогает дьявольская сила. Сколько раз его уже пытались убить, но он всe будто заранее чувствует...
– Не стоит предаваться таким грустным мыслям, Феликс! – попытался ободрить его Пуришкевич. – Я верю, что у вас будет достаточно твердости духа, чтобы разыграть этот спектакль самым блестящим образом.
Никто из присутствующих не заметил, что со стороны окна зашевелилась занавеска, и чья-то тень, долго наблюдавшая за ними, скрылась.
– Что ж, господа, время уже позднее, – заметил хозяин, – если на сегодня больше никаких замечаний и предложений не последует, я предложил бы выпить напоследок и, благословясь, разойтись, предвкушая скорейшее избавление России от смертельной опасности.

ГЛАВА 58
Екатеринбург, 30 июля 1992 года
– Ну что, Танюша, очнулась, наконец?
Таня открыла глаза и увидела перед собой Славу Полозкова, который холодными руками постукивал ее по щекам.
– Что со мной было? – спросила она, резко поднимаясь с дивана.
– Хотел бы я знать сам! Как пришла, так и упала без сознания! Перепугала меня до смерти. Знаешь, сколько часов ты спала? Почти семнадцать! Сегодня уже четверг. Как ты теперь себя чувствуешь?
– Уже тридцатое? – Сердце девушки застучало.
– Ну, ну, успокойся, тебе нельзя волноваться...
– Слава! Мне нужна твоя помощь. Срочно!
– Я отлично это понимаю. Поэтому сперва тебя надо накормить. Сейчас я быстренько все подогрею. Как насчет выпить что-нибудь?
– Стакан ледяного сока.
– Отлично. Но думаю, что встречу старинных друзей, которые к тому же целую вечность не видeлись, только соком отмечать будет крайне недостаточно. Подожди-ка, мне кое-что пришло в голову.
И он вышел. Таня с любопытством осмотрелась вокруг.
С тех пор, как она была здесь в последний раз, квартира несколько изменилась. В гостиной появилась стенка, японский телевизор. Пианино вроде бы стояло тогда не в левом, как сейчас, а в правом углу, где теперь установлен велотренажер. Но тот индивидуальный запах, который присущ каждой квартире, сохранился. Несколько отдавало запахом хвои, отчего все вокруг казалось свежим и молодым. Очевидно, сказывалась близость густого леса, проходившего под окнами. Свежесть и молодость всегда царили здесь и своим магическим действием ободряли приходивших сюда людей. Тане сразу же вспомнились веселые деньки, когда они со Славой на этом же большом диване занимались любовью, бесились, приглашали множество друзей, устраивали вечеринки... Но... девушка вдруг ощутила, что к запаху хвои теперь добавился какой-то неуловимый, незнакомый для нее запах...
Снова появился Слава, держа под мышкой бутылку ледяного шампанского, а в руках – пакет с соком, два бокальчика и два стакана.
– Сейчас будут готовы пюре и жареная курица.
– Спасибо, Слава, я не хочу есть. Так, что-нибудь легкое, фрукты...
– Сделаем... – пообещал Слава, включил магнитофон, убавил звук и снова вышел.
ЧТО ЭТО ЗА ЗАПАХ?
Вдруг она вспомнила о шагах, которые преследовали ее, когда она стояла у Славиной квартиры. А что же было дальше? Кто-нибудь звонил в дверь Славы после того, как она потеряла сознание? И вообще – ОН ЛИ ЭТО ЕЩЕ???! Молниеносно она протянула руку к своей шее. Амулет был на месте. А распятие? В кармане! Она внимательно осмотрела их – не подменили ли? Новые приступы беспокойства постепенно охватили ее. А вдруг Слава в квартире не один! Там кто-то с ним есть?! Кто-то, кто пришел за ней!? Вдруг сейчас раздадутся шаги, и в комнату кто-то войдет! И этот кто-то будет НЕ СЛАВА!!!
И шаги действительно послышались! Мягкие шаги! Может, они стараются быть неслышными под музыку магнитофона?
Девушка привстала и вся напряглась. Рука нащупала распятие. Рот ее открылся, готовый издать невиданный по силе крик. Тень возникла в проеме двери и... Таня увидела Славу, который держал в одной руке баночку с кукурузой, а в другой – фазу с фруктами. У девушки отлегло от сердца. Она с облегчением опустилась на диван.
– Что с тобой, Танюша? – Слава с удивлением посмотрел на девушку.
– Слава, ответь мне, пожалуйста, – испытующе заглядывая парню в глаза, сказала девушка. – Пока я была без сознания,
к тебе никто не приходил? Не звонил в дверь?
– Да нет вроде. А что такое?
– А ты сам выходил из дома куда-нибудь, на работу,
к примеру...
– Я в отпуске! А выходил я только в магазин продуктов купить. А что?
“Значит, всe-таки выходил!”
– А ты ничего на улице подозрительного не замечал?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, может, кто-нибудь посмотрел на тебя как-то особенно, вступил с тобой в разговор ни с того ни с сего...
– Да нет же! Объяснишь ты мне в конце концов, в чем дело?
– Пожалуйста, Слава, не оставляй меня больше ни на минуту! Мне так страшно...
Таня заплакала.
– В чем проблема, малышка? – спросил Слава, выстреливая в потолок пробкой и разливая французское шампанское по бокалам. – Тебя кто-то обидел? Кто-то не дает спокойно жить? Так ты только скажи, мы ему мигом рога обломаем, денег столько напишeм, что до конца жизни расплачиваться будет. А если не схавает и на деньги не подпишется, то под молотки его пустим...
– Да дело тут совсем не в этом! – поморщилась девушка, прерывая жаргонное красноречие своего друга. – Все намного сложнее и страшнее. В общем, мне и моим друзьям угрожает смертельная опасность...
– О! Звучит интригующе!
– Я тебе всe расскажу, только обещай мне, что ты поверишь.
– Обещаю, но ничего слушать не буду, пока ты не поешь. Тебе надо маленько успокоиться, прийти в себя...
Он налил ей сока.
– Да пойми же, Слава, дорога каждая минута! Я не могу в такой момент думать о еде! Когда я тебе всe расскажу, боюсь, ты тоже потеряешь аппетит.
– Я знаю, Таня, о чем говорю! – настаивал на своем Полозков. – Выпей шампанского, сока, поешь кукурузы, фруктов, расслабься... А потом уже соберись с мыслями и складно, логично всe рассказывай. А если ты начнешь сейчас, перескакивая с одного эпизода на другой, путаясь, вести свой рассказ, я и сам ничего не пойму, и тебе не смогу помочь. Мне придется задавать уйму дополнительных вопросов, и в конечном итоге – мы потеряем больше времени, чем если бы ты рассказала всe не спеша, ясно выражая свои мысли. Или я не прав?
Таня уже не слушала. Вид съестного вернул ей чувство острого голода.
– Будет лучше, – сказала Таня, взяв из вазы большое красное яблоко, – если я одновременно буду есть и рассказывать...
– Ну, попробуй...
– Только, пожалуйста, Слава, запомни одно: я – не сумасшедшая!
– Да ну? Неужели? Кто бы мог подумать! – Слава улыбнулся. – Ладно, шучу, шучу...
– Тогда слушай...


ГЛАВА 59
Санкт-Петербург, 16 декабря 1916 года
Подвальное помещение дворца Феликса Юсупова. 23.12
Пятеро заговорщиков в полном составе проводили генеральную репетицию перед убийством. Подвальное помещение дворца совершенно преобразилось. Если раньше оно напоминало мрачный, тусклый, холодный трюм для хранения огромного количества бутылок, провизии и прочего хлама, то теперь сюда было проведено электричество, а само помещение – как бы разделено на две половинки: одна стала служить гостиной, где был установлен камин из красного гранита, появилась мебель с прекрасными мягкими креслами и роскошным диваном старинной работы; каменный пол был выстелен персидскими коврами ручной работы, на полу перед диваном была уложена шкура огромного белого медведя, в углу красовался шкафчик из черного дерева с инкрустациями, огромным лабиринтом маленьких зеркал, с потайными ящичками и бронзовыми колонками, по стенам были развешаны картины различных стилей и направлений, а на камине величественно покоилось редкой красоты распятие из горного хрусталя и серебра. Вторая половина стала представлять собой столовую. Около окон с опущенными плотными красными занавесками был установлен тускло освещаемый пламенем камина стол, покрытый парчой. На нем стоял горячий самовар, окруженный старинными тарелками, золочеными кубками, чайным сервизом. В центре стола были поставлены четыре плотно закупоренные бутылки вина, а в расписных вазах аппетитно уложены пирожные с розовой и шоколадной начинкой, кексы, птифуры и другие лакомства.
Доктор Станислав Лазоверт спустился по винтовой лестнице из верхней гостиной одетый в тщательно подобранный для него шоферский костюм. Юсупов снял с себя военный мундир и облачился в штатскую шубу. Его била мелкая дрожь.
– Вообразите себе, господа, – обратился он к остальным заговорщикам, – не успел я его пригласить к себе, как он сам, заметьте, сам, первый, попросил, чтобы я тайно заехал к нему после двенадцати ночи, зашел к нему по черному ходу и забрал к себе! Что бы это значило? Неужели он все знает и готовит нам ловушку? Может, отложить всe, пока не поздно? У меня недобрые предчувствия!
– Вы заметили что-либо определенно необычное в его поведении, интонации? – спросил Пуришкевич. – Может, он был с вами любезнее, чем обычно?
– В том-то и дело, что он держался абсолютно так, как всегда, и никакого подвоха с его стороны я не увидел. Но неужели же он, который столько раз угадывал мои мысли, да и не только мои, неужели же он хотя бы даже по глазам моим не уловил для себя ничего опасного? Это какая-то мистика! Либо ему на глаза надета какая-то пелена, скрывающая от него истинный свет.
– Хотя признаки не вполне благоприятные, думаю, слишком серьезного повода для беспокойства нет, – заметил Великий князь. – На мой взгляд, он вам просто очень сильно доверяет. Давайте выпьем, господа, на дорожку!
– Нет! – решительно отказался доктор. – Мы должны сохранять ясность ума, чтобы мгновенно, если потребуется, перестроить наш план в соответствии с непредвиденными обстоятельствами. А вот когда всe будет закончено, я приглашу вас, господа, ко мне, и мы зададим такую кутeжку! Ну, а пока...
– А пока можно выпить чаю с пирожными, – предложил поручик Сухотин. – Надеюсь, доктор, вы еще не успели начинить их своими фирменными специями? В противном случае – задачу спасения России от Распутина придется решать кому-то другому, но уже не нам!
– Не могу вам сказать определенно, кажется, я их отравил, хотя, впрочем, не исключено, что я ошибаюсь. Как бы то ни было, мы сможем это проверить на своем опыте. Если умрем, значит, я их отравил, а если останемся живы – значит, яд оказался старым и дрянным. Приятного аппетита, господа!
– Только после вас! – улыбаясь, поддержал шутливый разговор Юсупов и протянул доктору пирожное.
– Вы как руководитель эксперимента удостаиваетесь чести первым испробовать сей экземпляр. А мы обещаем за вас молиться.
Началось чаепитие.
– Когда я привезу Распутина, – вернулся Юсупов к серьезной теме, – вы, господа, должны будете находиться наверху и разыгрывать веселье, так как я скажу ему, что к моей жене пришли дамы, что они скоро уйдут, и Ирина спустится к нам. Граммофон функционирует исправно, так что поставьте музыку повеселее и ждите.
– Вы скажeте ему, что у вашей Ирины будут гости? – переспросил Пуришкевич, с аппетитом глотая кекс. – Тогда надо будет оставить за столом следы гостей.
– Это в две секунды! – кивнул хозяин. И они поставили на столе несколько грязных тарелок, положили пару надкусанных пирожных, налили в чистые чашки немного чая, изобразив недопитые остатки, испачкали салфетки, скомкали их и бросили тут же. На парчовой скатерти раскрошили кусочки кекса, пролили чуть-чуть чая, бросили несколько фантиков от конфет, привели в нестройный ряд черные, выполненные в готическом стиле кресла.
– Ну, вот и порядок! – одобрительно заметил Пуришкевич, обводя искусственно созданный бардак на столе. – Теперь, похоже, что кто-то внезапно покинул стол, встревожившись приездом гостей.
– Вы, дружище, наверно, хотели сказать: “Ну, вот и беспорядок!” – шутливо поправил его хозяин. – Впрочем, едва ли он это заметит. Свинья привыкла жить среди помойной ямы и питаться подачками. Очень хорошо то, что, увидев недоеденные пирожные, он ни за что не догадается, что они могут быть отравлены!
– Не будьте слишком самоуверенны в своих оценках, Феликс, – предостерег Дмитрий Павлович. – Лучше переоценить врага, чем недооценить! Кстати, раз вы скажете ему, что к вашей жене пришли дамы, я думаю, неплохо было бы разлить полфлакона различных духов вокруг.
– Чего только не сделаешь ради достойной встречи дорогого гостя! – пробормотал князь Юсупов и побежал наверх за духами. Когда запах духов был разнесен по всему помещению, Пуришкевич сказал:
– Ну, а теперь настал час подготовить специальную начинку pour notre hote.1
Юсупов опять ушел наверх и вскоре вернулся с резиновыми перчатками, кристальными палочками цианистого калия и каким-то флакончиком, на котором было написано: poison.2
– Что ж, доктор, пришло время показать вам один из ваших многочисленных талантов, – пригласил Пуришкевич. Лазоверт тщательно натянул перчатки, осмотрел их со всех сторон, попросил небольшую тарелочку, взял нож, сострогал туда кусочки цианистого калия и растолок их в мелкий порошок. Вся честная компания, затаив дыхание, наблюдала за работой доктора.
– Какие пирожные вы предпочитаете более, Феликс, розовые или шоколадные? – спросил Лазоверт.
– Для вашей фирменной начинки или для меня лично?
– Для вас, разумеется! Ведь должны же вы будете есть пирожные сами, чтобы не вызвать у Распутина подозрений.
– Я бы предпочел есть шоколадные.
– Следовательно, яд должен быть в розовых. – С этими словами поляк стал приподнимать верхний слой у всех розовых пирожных и начинять их ядом.
КРАСНЫЕ ПЛОТНЫЕ ЗАНАВЕСКИ ОКОН СЛЕГКА ПОШЕВЕЛИЛИСЬ И ТИХОНЬКО РАЗДВИНУЛИСЬ!
Когда все пирожные-птифуры были отравлены, их перемешали с шоколадными. Тарелку с остатками еды на ней, выкинули в мусорную корзину, а перчатки Лазоверт бросил в камин. Смешавшись с резкими благовониями духов, комнату наполнил ужасный запах от горящих перчаток. И вдруг все пятеро вздрогнули, услышав со стороны окна отчетливый смешок и уловив колебание занавесок! Все бросились к окну. Пока необычайно густой, едкий дым жалил им глаза, в комнате ничего не было видно. Когда же Юсупов отворил дверь, и с улицы влетели пары холода, дым рассеялся, всe в комнате предстало таким же, как всегда, без чего-либо необычного.
– Вы что-нибудь слышали, господа, или мне уже начинается мерещиться? – испуганно спросил Великий князь Дмитрий Павлович. Все подтвердили, что они тоже как будто слышали смех и видели колебание занавесок.
– У меня дурное предчувствие, – схватился за сердце Юсупов, – будто сам дьявол наблюдал за нашими стараниями и теперь всe расскажет Распутину. Ведь на него покушались бесчисленное количество раз, а ему хоть бы что! Если бы можно было узнать у тех, кто готовил против него заговор до нас, – не доводилось ли им также видеть что-либо необычное перед осуществлением их плана! Господи... – Он закрыл лицо руками.
– Не предавайтесь отчаянию раньше времени, mon ami,1 – попытался ободрить его Пуришкевич. – Все будет хорошо.
А это так ... нервное. Все мы находимся в чрезвычайном напряжении, вот любой шорох и кажется нам чем-то сверхъестественным.
Но было заметно, что этот эпизод сильно взволновал и его самого.
– Осталось еще отравить вино, – напомнил Сухотин.
– А вот с этим спешить не следует, – покачал головой Лазоверт. – Чтобы сила цианистого калия не улетучилась прежде времени, желательно опустить растворенный яд в бокал непосредственно перед самым приездом Распутина.
– А вдруг вы занервничаете, прозеваете наш приезд и не успеете? – обращаясь к Пуришкевичу, Великому князю и Сухотину, спросил Юсупов.
– Сделаем так, – немного подумав, предложил Пуришкевич, – мы отравим бокал ровно через двадцать минут после вашего отъезда. Я надеюсь, вы не очень задержитесь в пути.
– Хорошо, – согласился хозяин, – только оставьте вот эти два бокала для меня. И не забудьте завести граммофон. Музыку выберите, пожалуйста, повеселее: это успокоит Распутина и заглушит ваши голоса, если вдруг вы не услышите, как мы подъедем. И ради Бога – постарайтесь либо совсем не курить, либо сделать всe необходимое, чтобы табачный запах сверху не проникал сюда. Я ведь сообщу Распутину, что будет исключительно дамское общество, и запах сигарет его встревожит непременно.
Феликс Юсупов-Сумароков еще раз осмотрел всe вокруг, остановив свой взгляд на подозрительном окне.
– Что же, вроде бы всe?! – сказал Лазоверт, поправляя свое шоферское обмундирование, – пора ехать.
– Ну, с Богом!
Заговорщики подали друг другу руки.
– Удачи вам, господа, – пожелал напоследок Пуришкевич.
– Вы готовы, Станислав? – спросил Юсупов, надевая красные перчатки. – Поехали!


ГЛАВА 60
Екатеринбург, 30 июля 1992 года
Во время всего длинного рассказа Тани, сопровождаемого то ее слезами, то истерическими криками, то едва различимым шепотом, Слава Полозков не проронил ни единого слова. Он только время от времени подливал девушке то сока, то шампанского и кивал головой. Вид у него был крайне озабоченный. Он даже не притронулся ни к еде, ни к спиртному.
– ... Теперь ты понимаешь, почему силы мои не выдержали и я свалилась в обморок? И что мне теперь делать? Домой мне нельзя, я уверена: шатуны там меня уже ждут...
Она выпила еще один бокал шампанского.
– И самое главное, самое страшное – этих шатунов практически невозможно отличить от живых людей! Они выглядят совсем как обыкновенные люди, понимаешь! Иногда у них могут светиться красным зловещим огнем глаза, но ведь им ничто не мешает носить темные очки! И они могут быть повсюду! Понимаешь? Всюду! Зайдешь, например, в какой-нибудь парк или рощу и глазом не успеешь моргнуть, как мимо тебя проедут два мальчика на велосипедах и остановятся неподалеку, якобы, чтобы подкачать колеса. А где-нибудь сзади – появится бабушка с коляской, будто бы укачивающая внука, справа – пробежит цепочка “девочек-спортсменок” вместе с “тренером”, делающих вид, что бегут кросс, слева – появится молодая влюбленная парочка, изображающая, как они счастливы друг с другом и что им наплевать на весь остальной мир; подойдет и усядется на соседней скамейке старичок с тросточкой, держащий в дрожащей руке газету и надевая очки, и все они будут вести себя так, словно между собой незнакомы, что каждый пришел туда по своему делу, которое других не касается!
А сами – незаметно подходят всe ближе и ближе! И если вовремя не заметить не по-детски развратного взгляда мальчиков-велосипедистов или дедушки-импотента с неестественно живым блеском глаз, жадность в глазах девочек-спортсменок, то никогда уже не успеешь догадаться, что все окружающие тебя существа – ШАТУНЫ! Что все они давно или недавно умерли и что все они пришли сейчас за тобой, чтобы проложить твоей кровью – себе дорогу к вечному царствованию! Теперь ты понимаешь, в каком положении я сейчас нахожусь!? И не только я! И ты! И страна! А ведь никто не знает и даже не подозревает, какая опасность угрожает нам всем! Они спокойно ходят себе по улицам, в театры, кино, на концерты, в рестораны, празднуют, трахаются, загорают на пляжах, в то время как здесь... Ты извини, конечно, что я принесла тебе такую головную боль и такую ответственность, но черт возьми – нельзя ведь сидеть просто так, сложа руки, и делать вид, что ничего не произошло и не происходит и ждать КОНЦА!
Наступила тяжелая тишина.
– Что скажешь? – с надеждой в голосе спросила Таня. – Ты видишь какой-нибудь выход из положения?
Яблоко, надкусанное девушкой в самом начале ее повествования, так и лежало на столе недоеденным. Вся еда осталась нетронутой, но шампанское и сок были выпиты.
– А что посоветовал священник? – хриплым после долгого молчания голосом спросил Слава.
– В том-то и беда, что он сам не знает, что делать! Он сказал, что мы должны спасаться. Пообещал перерыть всю библиотеку со старинными книгами по магии и оккультным наукам. Неизвестно, сколько может занять времени этот поиск ответа. Если он есть вообще – этот ответ... Из пятерых человек – уже, наверное, я одна осталась в живых – понимаешь! За мной идет охота, я чувствую это! Мне нельзя никуда выходить... Хотя и в городе тоже оставаться опасно – рано или поздно они меня найдут! А если меня убьют – все препятствия на их пути будут сметены и тогда их уже ничто не сможет остановить! Нет, лучше все же уехать отсюда, как можно дальше и как можно скорее! Пока меня будут искать, пройдет какое-то время, может, священник и сумеет найти ответ. Но вся одежда, деньги, паспорт остались дома – а туда идти нельзя! Ты почему ничего не ешь?
– Ну, ты ведь сама мне предрекла, что я потеряю аппетит, когда ты мне всe расскажешь! Так всe и произошло! Слушай... деньги и одежда – это не проблема, а вот паспорт... Знаешь что... Дай мне свой ключ от квартиры, я схожу к тебе и возьму всe, что нужно!
– Нет, нет! Это слишком опасно! Для тебя теперь тоже! Тебя могут там ждать! И потом, я не представляю, что со мной будет, если вдруг ты уйдешь, а потом вернешься, позвонишь в дверь и скажешь: ”Таня, открой! Это я, Слава!” А вдруг это будешь уже не ты! Вдруг ты уже сам будешь ШАТУНОМ!
Глаза Тани горели страхом.
– Зачем же мне звонить, если у меня есть ключ? – усмехнулся Слава. Таня махнула рукой.
– Нет, мне никто не в силах помочь!
Она разрыдалась.
– Ну что ты, маленькая, всe обойдется!
Он сел рядом с ней, обнял ее и с жаром поцеловал.
– Слава, миленький, защити меня! Не позволяй им забирать меня!
Слава улыбнулся.
– Не бойся, моя маленькая девочка. Я никому не дам тебя в обиду! Будь они хоть трижды шатуны и сами дьяволы в придачу.
Слава поцеловал девушку в ее милое личико, в шею, в ушки.
– Мы выпутаемся из этой истории, малышка! – еле слышно прошептал он. Его руки стали нежно расстегивать пуговки на кофточке Тани, и вскоре его влажный шершавый язык заскользил по ее разгоряченному телу. Затем он встал, поднял девушку, словно пушинку, и отнес ее на мягкий диван. Таня задышала глубже. Медленно Полозков снял с нее кофточку, и перед ним открылось белоснежное тело девушки. Слава наклонился к ее груди. Таня застонала. В самозабвении они закрыли глаза! Но вдруг... Язык Славы уперся во что-то холодное и неприятное. С шеи девушки свисал амулет! Полозков осторожно, стараясь не потревожить расслабленную девушку, вознамерился снять амулет. Ему это уже почти удалось! Но внезапно Таня резко обхватила свой талисман с такой бережностью, с какой девственница защищает свое достоинство от наглых посягательств пьяного кавалера.
– Нет, Слава, я не могу...
– Танюша, солнышко... Я хочу тебя!
– Нет, Слава, это грех! Бог накажет нас за это! Он не станет нам помогать! А я сейчас, как никогда, нуждаюсь в его поддержке!
– СНИМИ ЭТО! Пожалуйста! Всего лишь на время! Здесь ты в полной безопасности! Здесь только ТЫ, Я и наша ЛЮБОВЬ!
И он снова легонько, плавными движениями, приподнял головку девушки и стал снимать с ее шеи амулет, одновременно покрывая все ее тело поцелуями. Не в силах больше противостоять возбуждающим ласкам, Таня уступила. Амулет был снят! И тут... Таня почувствовала, что в зашторенной комнате находится КТО-ТО ЕЩЕ! КТО-ТО ТРЕТИЙ! И подглядывает за ними! При тусклом свете, царившем в гостиной, ее взгляд упал на зеркало с подставкой, стоящее на туалетном столике. На нем светилась какая-то красная точка! Мигающая красная точка! Не веря своим глазам, окаменев, Таня уставилась на зеркало. Там, в смутных контурах, отражалось чье-то безобразнейшее лицо! Это было лицо СТАРУХИ!
Возможно, Таня даже бы и не различила, что вырисовывающиеся контуры внутри зеркала напоминают чье-то лицо, если бы это изображение было каменным и не шевелилось. Но к ужасу девушки, мутный овал ожил, и впереди его, выходя за границу зеркала, показались скелетообразные руки! Вот-вот они полностью выйдут из зеркала и утащат Таню с собой!
МЫ ПРИШЛИ ЗА ТОБОЙ, ЧЕЛОВЕЧИНА!!!
Таня издала пронзительный крик, но Слава ни на секунду не прекратил своих действий.
– О, покричи еще! Твои крики так возбуждают...
Он обхватил девушку с еще большей силой.
– Пусти меня! Разве ты не видишь это!...
Таня задергалась, завизжала, лицо ее исказилось от страха.
– Что случилось, крошка? – недоуменно спросил Слава отстранившуюся от него девушку.
– Изображение в зеркале!
Слава лениво, но с искренним любопытством перевел свой взгляд на зеркало. Потом снова посмотрел на девушку и улыбнулся, отчего волосы Тани чуть не встали дыбом.
– Где? Я ничего не вижу!
Таня осмелилась снова взглянуть на зеркало. Старуха исчезла! Слава снова потянулся к своей подружке. Но теперь ее трудно было провести! Воспользовавшись той передышкой, пока Слава смотрел в зеркало, она отодвинулась еще дальше от него, а теперь и вовсе резко вскочила, дала парню пощечину и отбежала от дивана.
– Да что с тобой, малышка? – спросил Слава, перестав улыбаться.
– Не приближайся! Теперь мне ясно, почему ты ничего не ешь! Тебя уже интересует пища другого рода! Ты переметнулся к ним! Предатель!
– Ну, знаешь, – разочарованным голосом произнес Полозков, потирая горящую щеку, – это уж слишком! Я насколько мог – старался поддерживать роль, которую ты мне отвела... – Еле заметными шагами он начал приближаться к Тане.
– Не подходи ко мне!!! – снова завизжала девушка, вытащила из кармана распятие и направила его на парня.
– ... Но что-то я не вижу в твоих действиях логики. Ты ведь пришла ко мне, чтобы переспать со мной, не правда ли? Ты ведь только за этим сюда пришла?! Придумала душещипательную историю, чтобы я тебя пожалел...
– Я ненавижу тебя и тебе подобных! Вам всe равно не победить!
– О-о! Да я вижу, девочка, что с мозгами у тебя далеко не всe в порядке, как я думал сначала! У тебя семечки-то в арбузе еще остались? Или совсем уже кукушка съехала?
Таня молча обходила стол, на котором с дальней стороны лежал заветный амулет. Слава медленно следовал за Таней, посылая в ее адрес проклятия. Резкое движение и ... амулет в руках девушки! Как чудодейственные таблетки, полные витаминов, принятые во время тяжелой болезни, он вернул ей моральную силу и уверенность в себе. Теперь он не посмеет подойти! Надо узнать у него, как и когда он стал таким...
– Давай я сейчас позвоню, и тебя прямехонько отвезут в психушку! – продолжал издеваться Полозков.
– Что вы сделали с остальными ребятами? – не обращая внимания на оскорбления, спросила Таня. – Они тоже стали шатунами?
– Да ты чокнутая! – взорвался парень. – Пошла вон отсюда, животное! Еще маньячек у меня в доме только и не хватало!
Держа перед собой распятие, Таня надела себе на шею амулет и начала пятиться к выходу из комнаты.
– Что вы сделали с остальными? Отвечай!
– Зарезали на шашлыки и съели! Я для тебя припас немного в холодильнике. Не хочешь попробовать?
– Что вы сделали с остальными?
– Ха! – с издевкой ухмыльнулся Слава. – Ты что, действительно думаешь, что эта железка сможет меня остановить? Так смотри же! Я иду к тебе! Сейчас ты станешь одной из нас!
Недобро улыбаясь, он стал приближаться к ней. Шаг... Другой... Третий...
– Смотри! – Слава достал из шкафа золотую цепочку с крестиком и надел ее себе на шею.
В глазах Тани застыло выражение кошмара и недоумения.
“Как же так? Ведь это невозможно!” Парализованная, она застыла на месте. Все было ирреально! Как во время футбольного матча, когда игроки обеих команд яростно борются за мяч, и вдруг слышат свисток судьи, фиксирующий какое-то нарушение. Игроки защищающейся команды останавливаются, перестают бороться. Ведь свисток судьи – закон. Но атакующие их соперники, несмотря на свисток, продолжают свое продвижение к их воротам и забивают гол! И судья засчитывает взятие ворот! И у команды, которая пропустила мяч, наступает растерянность и недоумение! Как же так? Ведь уже прозвучал свисток! Это нечестно!
На игровом поле можно было бы выразить свой протест, бойкотировать решение, подать апелляцию, но здесь, в квартире Полозкова была отнюдь не игра! И не было правил! Во всяком случае Тане они были неизвестны.
Неслышно мягкие шаги на ковре приближались к ней. И с каждым новым шагом всe больше охватывали ее сомнения – сможет ли защитить амулет? А распятие? И почему так уверен в себе Слава? Наконец девушка очнулась и стала снова отступать назад, не в силах оторвать свой взгляд от Полозкова. Неожиданно ее спина уперлась в какую-то твердую преграду. Таня обернулась. Там была стена. И в тот же миг Слава настиг еe!