Не буди! 81-100

Историко-мистический роман "Не буди!"
О.Батталов, S.Петров

главы с 81 по 100

ГЛАВА 81
Екатеринбург, 31 июля 1992 года
Таня наконец-то добралась до частного дома священника и остановилась перед калиткой. У него в окнах горел свет. Это означало, что сейчас, почти в три часа ночи, отец Павел все еще не спал! Девушка с облегчением вздохнула. Пока все шло так, как она и рассчитывала. Теперь только бы он открыл дверь!
Таня скрипнула дверью калитки, поднялась по ступенькам к двери дома и позвонила. Священник дома, и она не уйдет отсюда, пока он не откроет. Пусть ей придется ждать и звонить час, два, сколько потребуется, но она обязательно увидится с ним! Но вдруг Таня обомлела и попятилась назад!
“О, Господи, ведь я рассказала Славе о священнике всю правду! И если теперь Слава – шатун, они все должны прийти сюда! О Боже! Наверно, они уже убили священника и теперь поджидают меня! Опять я опоздала! Точно! И калитка почему-то осталась открытой!” Она уже приготовилась бежать, как из-за двери послышался зычный голос:
– Во имя Господа, спасителя нашего, КТО ТАМ?
Таня в нерешительности облизнула губы.
Ответить или убежать? Голос? Тот же ли у него голос или изменился? Не выигрывает ли он время, чтобы меня за эти несколько секунд успели окружить?”
– Это я, отец Павел, Таня! – дрогнувшим голосом ответила девушка. Наступила пауза. Таня испугалась. На всякий случай отскочила подальше от двери. Раздался резкий щелчок, от которого девушка вздрогнула, и ...
На пороге возникла фигура отца Павла. (ОТЦА ПАВЛА ЛИ?) В руке он держал огромный крест. Его покрасневшие (от усталости???) глаза пытливо и с опаской застыли на девушке.
– Святым распятием, мною тебе данным, наложи на себя священный крест, дабы силы зла побоялись проникнуть в наше пристанище, встать на нашем пути, возносящимся молитвами к Господу, и своими греховными помыслами не смогли бы повергнуть вспять нашу благую борьбу с ними! – торжественно скомандовал священник.
Таня поспешно сотворила на себе крест и почувствовала, как новые силы свежей струей вливаются в ее измученную душу.
– Заходи! – пригласил священник и посторoнился, пропуская девушку вперед. Таня медленными шагами, все еще настороженно, прошла вовнутрь. Ее удивило обилие света в доме. Сотни свечей на бронзовых подсвечниках освещали висевшие на стенах лики святых. Были среди них образы Спаса Нерукотворного и преподобного Максима Исповедника, Пресвятой Богородицы Скоропослушницы и Святого Николая Чудотворца, Божьей Матери Утоли Моя Печали, Святой Великомученицы Екатерины и Святого Иоанна Тобольского, Знамение Пресвятой Богородицы и Святых Мучеников Антония, Иоанна и Ефстафия и множество других. Священник закрыл входную дверь на несколько замков.
– Отец Павел, вы были правы! – несколько успокоившись, промолвила девушка. – Все мои друзья уже погибли! Теперь я осталась одна, и ОНИ идут за мной!
И Таня поведала священнику о своих новых злоключениях. Во время ее рассказа глаза священника блестели все ярче и ярче...
– Что же нам теперь делать, отец Павел? Как спастись самим и спасти остальных?
– Нам остается терпеть и молиться! Солнце превратится в тьму, и луна в кровь, прежде чем наступит день Господень, великий и славный! Мы должны пройти через ниспосланные нам испытания и мытарства! Я беспрестанно молю Бога помочь нам найти ответ, как обуздать вырвавшееся Зло.
Таня бросила взгляд на целую гору книг, выложенных из стеллажей книжного шкафа и размещенных теперь целыми стопками на столе и полу.
– Время летит! С каждой секундой Зло становится сильнее! Но в нас есть вера! Вера, которая всегда в минуты страшной беды помогала нам сохранить стойкость духа. Вера, утрата которой принесла за последние 70 лет столько горя и страданий нашей стране. Это вера – в Бога! И пока есть еще люди, которые живут с Богом и для Бога, Дьяволу не установить своего господства над миром!
Отец Павел взял в руки одну из книг, затем перевел взгляд на девушку.
– Ты устала! Ты должна отдохнуть! Нам с тобой еще понадобятся силы в нашей тяжкой борьбе.
Он провел девушку в спальню, которая так же, как и гостиная, сверкала от яркого зарева свечей.
– Усни! И пусть сон твой вернет тебе твердость духа и крепкую веру! Спи спокойно! Я буду молиться за тебя и за нас всех! Силы ДОБРА не позволят ТЬМЕ овладеть здесь тобой! Спи спокойно!
И священник затворил за девушкой дверь.




ГЛАВА 82
Екатеринбург, 18 июня 1918 года
Две женщины с сумками в руках, в светских нарядах, были остановлены часовым перед наружным забором дома Ипатьева.
– Кто такие? – строго спросил охранник.
– Мы послушницы из Новотихвинского монастыря. Нас послала матушка Августина с продуктами для царских помазанников. Товарищ Авдеев должен знать.
– А ну, покажь! – часовой бесцеремонно опустил свой нос в содержимое котомок. Там лежали: четверть с молоком, яйца, сливки, масло, колбаса, редис, пироги, печенья, немного овощей и фруктов.
– Ишь ты! – алчно облизнулся охранник. Взгляд его загорелся. – А кто вас знает, не пришли ли вы сюда отравить граждан Романовых? А нам велено охранять их вплоть до пролетарского суда. Тогда и нас под суд отдадут, если с ними что случится! Не-ет! Так мы вас не пустим! А ну-ка!
Он не выдержал, схватил редиску, огурец и быстро слопал.
– Ну, ладно! Вроде жив пока. Значит, не отравлено! Проходите к крыльцу, там к вам выйдут.
Миновав еще один пост, заплатив “оброк” и там, послушницы подошли к крыльцу. Из дома вышел сам Авдеев.
– А, это вы послушницы будете? – приветливо заговорил он.
– Еду для царской семьи принесли.
– А как вас звать-величать?
– Мария.
– Антонина.
– Вот и хорошо. А я комендант ДОНа – Александр Авдеев. Что тут у вас? О-о! Замечательно! – у бывшего рабочего потекли слюнки. – Вот так каждый день и носите. Только вот еще господин бывший император табачку просил прислать! – проникновенно заявил комендант. – Не хватает здесь добра, понимаешь, такого! Беда совсем! Так вы уж, милые, табачку где разыщете, так завсегда присылайте. Господин Романов премного благодарен вам будет.
Он забрал котомки.
– Ну, а теперь, ступайте с Богом обратно!
Войдя в дом, Авдеев поднялся в комендантскую и подмигнул собравшимся вокруг него помощникам.
– Ну, братва, налетай! Угощеньица отпробовать нужно! – Голодные глаза злоказовских рабочих хищно осматривали появляющиеся из котомок продукты, и вскоре они, как куры на зерно, налетели на них.
– Эй, погодь! – приостановил их пыл Авдеев. – Им-то, кровопийцам, тоже следует что-то оставить! Дохтур-то ихний, Деревенько, будет у них справляться, как, мол, у вас тут с едой. Как бы не попасть на этом!
Он с аппетитом проглотил яйцо.
– Оставим им чего-нибудь: редисок и огурцов, пускай тем и обойдутся. А Деревеньку этого не пускать сюда и всe! – заявил Мошкин. – Нам ведь тоже что-то есть надо! Работа-то вредная!

ГЛАВА 83
Екатеринбург, 30 июня 1918 года
Алексей Комендантов зашел в комнату Николая Второго.
– Почти все готово, Ваше Императорское Величество! – сообщил он. – Еще три-четыре дня, и подкоп будет завершен! Слава Богу, в эту трудную для нас минуту я познакомился здесь с одним вашим преданным сторонником, посланным сюда адмиралом Колчаком. Его зовут Андрей Краснов. Я дал ему форму красноармейца, убитого мной в подвале, с документами у него все в порядке, поэтому он теперь тоже имеет доступ во дворец. С ним работа пошла намного быстрее. Уже метров восемь мы прокопали. Осталось еще совсем немного. Попутно мы разрабатываем план устранения внутренней охраны, чтобы беспрепятственно пробраться в кладовую. Эх, жили бы вы на первом этаже, все было бы гораздо проще! Кстати, мне удалось вытащить пистолет у начальника караула. Лишнее оружие – не помешает...
Он обернулся на дверь.
– Времени у меня мало. Я должен идти. В следующий раз я принесу вам записку с разработанным планом. Пожалуйста,
в самые ближайшие дни будьте готовы!
 
* * *
4 июля 1918 года
ТЕЛЕГРАММА № 4558 МОСКВА. ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ЦИК СВЕРДЛОВУ ДЛЯ ГОЛОЩЕКИНА
“Сыромолотов как раз поехал для организации всего дела согласно указаниям центра. Опасения напрасны. Авдеев сменен. Его помощник Мошкин арестован. Вместо Авдеева Юровский. Внутренний караул весь сменен. Заменяется другим.
БЕЛОБОРОДОВ.”
 
ИЗ КНИГИ ЗАПИСИ ДЕЖУРСТВ ЧЛЕНОВ ОТРЯДА ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ ПО ОХРАНЕ НИКОЛАЯ ВТОРОГО
14 июня. Была обычная прогулка семьи Романовых. Татьяна и Мария просили фотографический аппарат, мотивируя тем, что им нужно доделать пластинки, в чем, конечно, комендантом им было отказано. Поступило заявление начал(ьника) караула, что у него кто-то украл револьвер сист. “наган”, числившийся при Доме Особого Назначения, который не удалось найти. Стоящим часовым на посту № 6 были задержаны два гимназиста бр(атья) Тележниковы, фотографировавшие Дом Особого Назначения, которые после обыска были препровождены в Чрезвычайную следственную комиссию.
15 июня. Обычная прогулка всех, кроме Алексея и Александры Федоровны. Деревенко в дом принят не был. За оградой заявил, что он может прислать молоко и яйца, если ему разрешат, а так как команде тоже нужны продукты, то ему и было разрешено посылать. Боткин просил разрешение написать письмо председателю обл. совета по нескольким вопросам, а именно: продлить прогулки до двух часов, открыть створки у окон, вынуть зимние рамы и открыть ход из кухни к ванной, где стоит пост № 2. Написать было разрешено, и письмо передано в облсовет.
23 июня. Бывшие попы Анатолий Медведин, Буймиров Василий служили обедню и вечерню в продолжение 1ч.15м. В 21/2ч. утра на посту № 3 часовым Поткорытовым при заряжании винтовки произошел выстрел...
4 июля. Произошла смена караула внутреннего во главе с комендантом Авдеевым, и комендантство принял тов. Юровский...
11 июля. Доктор Боткин обращался с просьбой пригласить священника отслужить обедницу, на что ему было дано обещание, остальное все обычно.

ИЗ ДНЕВНИКА БЫВШЕЙ ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
13 июня. Четверг... Они сказали, что ни один священник не может прийти, когда такой великий праздник!!1... Авдеев пришел и сказал нам упаковывать вещи, так как, возможно, мы должны будем уехать в любой момент. Провели остаток дня и весь вечер в сборах. В полдень снова пришел Авдеев и сказал нам, что мы не должны будем уехать раньше, чем через несколько дней...
16 июня. Вторник. Прекрасная погода. Дети продолжали катать тесто и делать хлебцы – а теперь выпекать их... Завтракала. Отличный хлеб. Выкатила Бэби в сад, и мы все сидели там в течение часа... Хорошие новости, теперь будут посылать молоко и яйца для Алексея, и для нас – сметану.
22 июня. Суббота... Люди (вероятно, из Комитета) снова пришли смотреть сына.
23 июня. Воскресенье... Пошла с Т(атьяной) к Е.С., у которого были колики почек, и она сделала ему инъекцию морфия. Страдает очень сильно... Двое солдат пришли и вынули одну из стекольных рам в нашей комнате, такой чудесный воздух, наконец, единственное окно не закрашено больше белой краской. Устроили большое моление настоящей обедни и вечерни, первое массовое спустя три месяца – просто за столом со всеми нашими Образами и с множеством березовых скамеек – первый старый священник исполнял службу.
28 июня. Пятница... Мы слышали, как постовым, охранявшим наши комнаты, было особенно указано наблюдать за каждым движением в нашем окне – они снова стали крайне подозрительны, так как наше окно открыто, и не разрешают никому сидеть на подоконнике даже теперь.
4 июля. Четверг... Во время завтрака пришел пред. обл. Ком(итета) с несколькими людьми. Авдеева заменяют, и назначен новый Комендант (который приходил однажды посмотреть ногу Бэби, а другой раз – наши комнаты) с молодым помощником, который выглядит приличным, тогда как другой – вульгарен и неприятен. Вся наша внутренняя охрана отставлена – вероятно, кто-то узнал, что они воровали наши вещи из кладовой. Двое человек заставили нас показать потом все наши драгоценности, которые мы имели с собой, затем переписали их детально и забрали у нас (куда, насколько, почему?? не знаю). Оставили мне только два моих браслета, которые я не могла снять, и детям, по одному браслету каждой, которые мы дарили и которые нельзя было снять, не забрали также обручальное кольцо Н., которое нельзя было снять...
6 июля. Суббота... Коменд. принес Н. его часы в кожаном кейсе, которые он оформил в столовой и были украдены из чемодана Н. Играла в безик. Приняла ванну. Коменд. зовут Юровский.
11 июля. Четверг... Внезапно снаружи появились рабочие и стали ставить железную ограду перед нашим единственным открытым окном! Всегда испуганы, кто-нибудь перелезет или вступит в контакт с караулом...
12 июля. Пятница. Каждый день одна из девочек читает мне “Духовное Чтение”, т. е. Полный Годичный Круг Кратких изучений, сост. на каждый день года”(трак. Дьяченко). Постоянно слышно, как проезжает артиллерия, проходят пехота и кавалерия в течение этой недели. Также войска, марширующие с музыкой, – дважды это, кажется, были австрийские пленные, которые выступают против чехов, тоже наших бывших пленных, которые с войсками идут через Сибирь и находятся неподалеку отсюда. Раненые ежедневно прибывают в город.
16 июля. Вторник... Каждое утро Коменд. приходит в наши комнаты... Внезапно прислали за Ленькой Седневым, чтобы он пошел и попроведовал своего дядю, и он поспешно убежал, гадаем, правда ли все это, и увидим ли мы мальчика снова...

ИЗ ДНЕВНИКА НИКОЛАЯ ВТОРОГО
4 июля. Четверг. Сегодня произошла смена комендантов – во время обеда пришли Белобородов и др. и объявил, что вместо Авдеева назначен тот, которого мы принимали за доктора – Юровский. Днем до чая он со своим помощником составлял опись золотым вещам – нашим и детей; большую часть (кольца, браслеты и пр.) они взяли с собой. Объяснили тем, что случилась неприятная история в нашем доме, и упомянули о пропаже наших предметов...
11 июля. Четверг. Утром около 10 1/2 часов к открытому окну подошло трое рабочих, подняли тяжелую решетку и прикрепили ее снаружи рамы – без предупреждения со стороны Юровского. Этот тип нравится нам все меньше.

* * *
4 июля 1918 года
– Как это объяснить, Никки? – спрашивала Александра Федоровна. – Почему сместили Авдеева, куда девались его люди, где теперь наш офицер? И как же сейчас, не имея доступа в дом, он сможет нам помочь? Сможет ли он организовать наш побег? Жив ли он? Неужели Бог снова подвергает нас испытаниям?
– Охрана заменена чекистами, и мне все это очень не нравится – задумчиво сказал Николай Александрович. – Говорят, Авдеев сам подал рапорт об отставке и попросил отправить его на фронт. Но толком никто ничего объяснять не хочет.
– Что нас ждет впереди? – горестно вздохнула бывшая императрица. В этот момент к ним в комнату вошел “черный господин”, с небольшой черной бородкой, черными усами и черными, зачесанными назад волосами.
– Здравствуйте, – вкрадчивым голосом поприветствовал пленников, собравшихся всей семьей в комнате императора. – Меня зовут Юровский Яков Михайлович. Я назначен Уральским областным Советом рабочих, крестьянских и солдатских депутатов новым комендантом этого дома.
– Не могли бы вы ответить, по каким причинам был снят комендант Авдеев? – спросил Николай Александрович.
– Он был отстранен от занимаемой должности за недобросовестное выполнение своих обязанностей. Постоянно был пьяным, его люди растаскивали ваши вещи. Дисциплина в отряде упала. Вследствие этого облсовет пришел к выводу, что товарищ Авдеев не оправдал возложенное на него высокое доверие, почему и был снят. Его же помощник Мошкин – даже арестован за присвоение ваших ценностей. Чтобы в дальнейшем исключить всякую возможность кражи ваших вещей, я прошу вас показать все оставшиеся у вас ценные предметы. Мы перепишем их и возьмем ответственность следить за их сохранностью на себя.

* * *
– Что, Никулин, все идет по плану? Передай Войкову, чтобы выписал серной кислоты, да побольше! – сидя в комендантской, давал указания помощнику коменданта председатель Совета Белобородов. – Как обстоят дела у Ермакова?
– Изучает шахты, где можно было бы все спрятать.
– Добро, – Белобородов поднялся. – Действуйте энергично. О всех результатах докладывайте мне лично.

* * *
Великая княжна Мария Николаевна шла в уборную. Под ее платьем был спрятан 8-каратовый рубин.
– Постой, девица, – мигом соскочил с дивана-вахты постовой охранник Сафонов. – А куда это мы направляемся, а? А зачем?
– А ты не догадываешься?
– Как не догадываюсь, догадываюсь! Ты, верно, захотела мои картинки посмотреть! Может, оценишь! Как думаешь, есть у меня талант, в галерею какую художественну возьмут? Глянь- ко! – Смеясь, он указал на внутреннюю сторону двери уборной, где были изображены обнаженные императрица и Распутин, прильнувшие друг к другу.
– Что, нравится? – сверкая горящими глазами, спросил чекист. – Вижу, вижу, что нравится! – Он схватил девушку за руку. – Куда же ты так спешишь, постой со мной!
Мария, еле сдерживая негодование, достала рубин.
– Поможешь нам бежать отсюда, камень будет твой!
– А ну-ка! – Сафонов быстро осмотрелся по сторонам и взял камень в руки. – Дорогой, небось... Солдат спрятал рубин в карман, затем кинул блудный взгляд на девушку и опустил руку на ее грудь.
– Может, и помогу, если послушной девочкой будешь!
Он стал ощупывать девушку.
– У тебя, я вижу, и другие драгоценности для меня имеются...
Внезапно снизу на лестнице послышались шаги. Мария быстро вывернулась и пошла к себе в комнату.
“Спасибо тебе за подарочек, Машенька! – подумал Сафонов, держа руку с рубином в кармане и глядя ей вслед, – но головой своей ради тебя я рисковать не буду!”


ГЛАВА 84
Екатеринбург,
ночь с 30 на 31 июля 1992 года
Слава, сняв пистолет с предохранителя, медленно крался в своем подъезде по ступенькам вниз. Жуткое беспокойство, сильнейшим излучением исходящее от Тани, теперь, когда он очутился один в темноте, передалось и ему. Он внутренне собрался, сосредоточился, словно опять был на работе и охранял вверенный ему объект от вторжения преступников. Парня распирали противоположные чувства: с одной стороны, он не мог до конца поверить Тане о существовании всяких там шатунов, вампиров, духов и прочих персонажей детских сказок, которые он так любил слушать и читать в детстве. И где добро в конце всегда побеждало зло. Это всe было так далеко от грубой реальной жизни, что в это просто невозможно было поверить! С другой же стороны – он видел искренность девушки и не мог найти адекватного объяснения увиденному и услышанному. Но ведь Таня могла и искренне заблуждаться! Верить сама в то, что говорит! В этом случае остается только одно объяснение, которое хоть сколько-нибудь выдерживает критику и которое, собственно, и выдвинул Слава: Таня повредилась умом! Но если даже допустить, что это так и есть, неужели те двое, – что звонили в дверь, – тоже безумцы? Так ведь не бывает! Ведь не из сумасшедшего дома все они сбежали! Слава продолжал не спеша спускаться вниз. Хотя одна часть полушария его мозга пыталась думать и установить причину странного противоречия, другая половина – не позволяла ему полностью отвлекаться, и он продолжал контролировать ситуацию.
Если бы кто-то еще часов пять назад сказал ему, что в полночь ему придется, словно вору, красться с пистолетом в руках из своего собственного подъезда, преследуя невидимых “шатунов”, то он сначала бы рассмеялся в лицо этому человеку, а потом особенным, очень грустным взглядом, каким смотрят только на безнадежно больных людей, посмотрел бы ему в самые глаза и, похлопав по плечу, посоветовал бы поскорее пойти домой и хорошенько отдохнуть.
Но за эти несколько часов произошло столько странных событий, что уже почти невозможно было отличить реальность от ирреальности.
“Ладно! Будем действовать профессионально! – подумал Полозков, требуя от себя отвлечься, отвести космический корабль своих мыслей от планеты сверхъестественного и максимально приблизиться к условиям реальной жизни. – Поступил сигнал, что в таком-то отделе офиса сработала сигнализация и послышался звон разбитого стекла и выстрелы. Задание: установить причину тревоги и по мере сил обезвредить преступников.”
Так, бесшумно крадясь под покровом темноты вдоль стен, Слава достиг первого этажа. Перед тем как выйти из подъезда, он прислушался, затем резко пнул ногой входную дверь в подъезд, а сам присел, направив пистолет перед собой. Пружинная дверь на секунду с ужасным мяуканьем попавшей под машину кошки приоткрылась, тут же с грохотом затворилась. Никого! Тогда Слава, на этот раз уже тихонько, толкнул дверь и через узкую щель вышел на крыльцо. Тут же ему в лицо подул теплый летний ветерок. Все казалось спокойным. Слава застыл на месте, держа свой газовый пистолет наготове. Прошло минуты полторы. Ни звука! Слава расслабился. Напряжение стало спадать. Сердце забилось прежним спокойным и ровным.
“Нет, это всe же чертовщина какая-то со мной сегодня приключилась!”
Убедившись, что во дворе никого нет и всe спокойно, Слава пошел по протоптанной тропинке за дом. Посмотрел на часы. 23.45. Еще семь минут! Все было мирно и тихо, как никогда. Где-то еще горел в окнах свет: кто-то наверняка читал детектив на ночь, не в силах оторваться от увлекательной интриги загадочных событий, кто-то зубрил билеты, готовясь поступать на заочные и вечерние отделения институтов и университетов, а кто-то, наверное, просто пригласил к себе своих друзей на длительное застолье. Ему, Славе, давно уже нужно было идти спать. А вместо этого... Славу охватило неприятное чувство, что его обманули.
– Ну, девчонка! – процедил он сквозь зубы. – Из-за таких пустяков пришлось столько понервничать! Конечно же, здесь никого нет и быть не может!
Вдруг он остановился. А не задуман ли был весь этот трюк только для того, чтобы выманить его, Славу, из квартиры?? Но зачем? Врочем, у психов своя логика, недоступная для понимания нормальным людям. Слава стал перебирать в памяти все свои перипетии своих отношений с Таней, силясь вспомнить в ней что-либо аномальное. “Может, она из-за меня стала такой? – размышлял он, всматриваясь в затаившиеся, словно бы подслушивающие и подглядывающие кусты. – Ведь она меня так сильно любила! А я с ней так...”
Сразу за домом Славе бросилась в глаза светящаяся вдалеке надпись “Продукты”. С какого-то балкона доносилась музыка “Ласкового мая”...
Неожиданно откуда-то из дальнего поворота вынырнула легковушка и стала быстро приближаться. Слава посмотрел на часы. 23.49.
“Ну, вот и всe! Пора идти назад! Скажу, что всe в порядке и никого нет! И ни слова, ни намека больше на ее психическое состояние. Тем более – что именно я причина ее душевного расстройства. Надо вести себя с ней так, чтобы она почувствовала, что с ней обращаются как с равной, не считают ее ущербной. Я должен всем своим видом показывать, что она для меня по-прежнему остается полноценной женщиной. Так она быстрее сможет поправиться.” Внезапно Слава остановился и всмотрелся вдаль. Не показалось ли? Нет! Точно! Со стороны леса быстрым шагом по направлению к Славе двигалась какая-то черная тень...


ГЛАВА 85
Екатеринбург, 6 июля 1918 года
 В американской гостинице, в номере три, снимаемом комендантом Янкелем Юровским, кроме него самого собрались: председатель Уралоблсовета Александр Белобородов, председатель обл.ЧК Федор Лукоянов, член ЧК Исай Родзинский, комиссар области по продовольствию Петр Войков. Выступал Белобородов.
– Рабочие на заводах бунтуют. Чего, говорят, вы с Николаем в бирюльки играете, да пеленаете их, да наши кровные рабочие денежки на них, извергов, расходуете! Стреляйте его, а не то весь ваш Совет в щепки разнесем! Поэтому, чтобы придать кровавого палача смерти, нам нужен очень серьезный повод. Например, намечается монархический заговор с целью освобождения бывшего царя! Что можно сделать по этой линии, Федор?
– Мы задерживаем всех подозрительных личностей в городе, пытаем их, но никто пока в заговоре с целью освобождения Николая Романова не признается.
– Так надо решительней надавить на них! В интересах победы революции, когда контрреволюционные силы окружают нас со всех сторон, всегда можно заставить две-три гадины говорить то, что нам от них нужно. Наша великая цель оправдывает эти ничтожные издержки...
– Добиться признания – это, конечно, хорошо, – тихо заговорил Юровский, – но было бы еще лучше, если все моменты о подготовке заговора подтверждались бы документально и от самого царя. Например, в виде записи в дневнике. Дневник – это документ, а документ – это такое доказательство, которое будет невозможно опровергнуть. Надо как-то вызвать их на контакт, что ли, заделать наших людей под контру. Я думаю, Романовы могли бы отразить все это в своих дневниках.
– Дело говоришь, Яков Михалыч! – одобрил Белобородов.
– Хотя полной гарантии нет, – добавил Юровский. – Они должны будут понимать, что писать о готовящемся заговоре в дневниках, пусть даже на английском языке, – крайне для них опасно!
– Так, может, с ними лучше будет переписку затеять? – предложил Войков. – На прямой контакт непосредственно идти – будет рискованно! Какой контрой ни заделайся, а ненависть души к ним может ненароком выплеснуться наружу и все провалить. А вот письмецо к ним коли мы отправим, да еще на французском составленное, и вызвать их на ответ – лучшего доказательства и не потребуется!
– А вы владеете французским в должной мере? – спросил Юровский. – Или может, на немецком, я бы смог...
– Нет. Это царицу насторожит. Она ведь знает, что мы знаем, что она – немка, и это способно вызвать у нее подозрения. К тому же наши пленные латыши тоже говорят на немецком.
– Можно письмо и на английском составить, – возразил Лукоянов. – Ведь дневники-то она ведет на английском.
– Это тоже их насторожит. Могут догадаться, что пока они гуляют, мы листаем их дневники, узнали, дескать, ”что мы на английском дневники ведем, вот под нас и подстраиваются!”. Нет! Пусть думают, что нам ничего не известно! Тогда они и в своих дневниках откровеннее будут! Поэтому мое мнение таково: следует писать только на французском! Уровнем я владею достаточным! Не беда, даже если и ошибки будут! Даже еще убедительней покажется – волнуются, спешат, переживают за них! А вот тут-то мы их тепленькими и...
– Что ж, Петр Лазаревич, – обратился Белобородов к Войкову, – вот вы с Исаем Ильичем этим и займитесь! Продумайте всe, чтобы было составлено в лучшем свете! А потом через какого-нибудь латыша из внутренней охраны, якобы им сочувствующего, и передадим...
– Одна беда, – вставил Войков, – по милости царизма – у меня недостаток практических навыков писания. Как курица лапой.
– Будет тебе, Петр! – подбодрил его Родзинский. – Я вот за тебя перепишу! У меня почерк в самый аккурат!
– Вот и договорились! – подвел черту председатель облсовета. – Я прошу вас, товарищи, заняться этим вопросом незамедлительно!

* * *
8 июля 1918 года
 Семья Романовых была в недоумении. Только что перед обедом они получили два письма. Первое было написано на русском языке черными чернилами и было вложено в многослойный картофельный пирог, доставляемый вместе с другими продуктами из монастыря.
“Ваше Императорское Величество! В связи с непредвидимыми обстоятельствами – заменой караула, дело резко осложнилось. Но надежда на успешное завершение задуманного ни на секунду не покидает мое сердце. Я продолжаю со своим новым другом упорную работу, осталось вряд ли более 96 часов до того долгожданного момента, когда она будет завершена. Как решить вопрос с основным препятствием – мы придумаем. Будьте готовы в любую секунду дня и ночи. Мы Вас предупредим заблаговременно. Крепите веру в Ваших сердцах на скорейшее возрождение нашей любимой России. И да поможет нам Бог!
ВАШ ДРУГ.”

Второе письмо было передано Николаю Второму, когда он выходил из уборной; к нему подошел один из часовых внутренней охраны и молча сунул в руку письмо. Николай Александрович попробовал обратиться к нему с разъяснениями, но часовой-латыш не понял, или сделал вид, что не понял ни единого слова. В этом письме красными чернилами на французском языке было написано:
“С Божьей помощью и если Вы будете вести себя благоразумно, мы надеемся спасти Вас без всякого риска. Нужно будет отпереть одно из Ваших окон, чтобы Вы могли в нужный момент растворить его. Пожалуйста, дайте мне знать, какое именно. Если Царевич не может ходить – то все осложнится. Сообщите нам точно, нужны ли вам двое мужчин, чтобы нести его, или кто-нибудь из Вас сможет взять это на себя. Нельзя ли усыпить мальчика на пару часов, дав ему какое-нибудь снотворное. Пусть решит доктор, но нужно заранее определить точное время побега. Мы торжественно обещаем Вам совершить это, ибо мы в ответе за Вас перед Господом Богом, историей и собственной совестью.
ОФИЦЕР.”

– Первое письмо, несомненно, написал Алексей, – сказала Александра Федоровна. – Но вот кто написал второе?? Может, это еще одни наши преданные друзья, приехавшие сюда, чтобы вызволить нас из беды?
– Меня настораживает тот факт, что второе письмо я получил от охранника, который не изъявил ни малейшего желания со мной говорить?
– Вероятно, его просто подкупили, чтобы он передал письмо, а поскольку по инструкции он не имеет права вступать с нами ни в какие разговоры, то не хотел рисковать своей жизнью, – предположил доктор Боткин.
– Всe равно это странно. И в комнате у коменданта – как раз имеются красные чернила!
– Но, Никки, мы должны использовать любую возможность, чтобы вырваться отсюда. Нас держат здесь в качестве заложников, и это сковывает активные действия наших друзей против большевиков. И потом подумай, дорогой, вдруг что-то произойдет, и план Алексея сорвется! Тогда помощи нам ждать будет не от кого!
– Значит, ты предлагаешь написать ответ, Аликс? Но подумай, это может оказаться провокацией, и больше всего я опасаюсь именно этого! И если это так, большевики будут настороже, усилят охрану и сорвут наши планы.
– Они насторожатся еще больше, если мы не ответим им! Они поймут тогда, что нам кто-то уже помогает, и что больше мы ни в чьей помощи не нуждаемся. Тогда действительно усилят охрану.
– Но не лучше ли, Аликс, будет подождать немного? Алексей Комендантов, конечно, если это он написал первое письмо, обещает, что через три-четыре дня все будет готово к нашему освобождению. Давай подождем эти четыре дня!
– Нет, Никки, это слишком много! Подождем один день и все-таки ответим! Ведь если это действительно наши друзья написали это письмо – они будут ждать от нас ответа, а если мы долго не будем отвечать, они могут подумать, что их письмо было перехвачено, и охранник, которого они подкупили, – предатель! А если ответить через четыре дня – то наши друзья, написавшие письмо, все равно могут подумать, что оно было перехвачено и что эти четыре дня большевики ждали указаний центральной власти в Москве, готовили контрответ, чтобы через пойманного латыша выйти на остальных участников заговора. И это может привести к тому, что этот офицер и его друзья не рискнут больше нам помогать!
– Хорошо, давай подождем один день и ответим! – согласился Николай Второй.

* * *
10 июля 1918 года
 – Ага! Попалась-таки рыбка на крючок! – ликовал Белобородов, размахивая ответным письмом Николая Второго, посланным через латыша.
– Смотри-ка, – удивлялся Войков, заглядывая в письмо, – сообщает всю нашу диспозицию, гнида! И “обход дома два раза в час”, и что “внутри дома 13 человек”, что “напротив окон стража из 50 человек”. Глазастый! Профессиональным военным языком написал.
– Не теряют, выходит, надежду на освобождение! Ну что ж, отправим это письмо в Москву, и как только ЦИК окончательно даст добро, так сразу их всех и шлепнем! А пока... напишите еще одно письмецо. А мы откроем для них окно. Пусть тешат себя надеждами, в последний раз...

* * *
12 июля 1918 года
“Столь долгожданный час близок. Все продумано, и теперь успех нашего дела зависит от ваших решительных действий. Завтра после обеда скажитесь больными, предупредите своего доктора, попросите отложить ужин до девяти часов вечера. К этому времени из монастыря поступят продукты: овощи, пироги, компоты. Постарайтесь ни к чему из вышеперечисленных продуктов не притрагиваться: там будет сильное снотворное. К полночи будьте готовы. Возьмите с собой только самые необходимые вещи. Затем пусть кто-нибудь из вас сходит на разведку, якобы в уборную. Если всe будет спокойно и охрана усыплена, тихонько спускайтесь к заранее условленному месту. Я и мой помощник Андрей будем ждать вас там. Предупредите всех своих. Пусть Бог и удача будут на стороне правды и милосердия.
ВАШ ДРУГ.”

ГЛАВА 86
Екатеринбург, 31 июля 1992 года
 Слава насторожился. С одной стороны к нему приближалась машина, с другой – незнакомец. Полозков, крепко сжав свой пистолет, наблюдал за развитием событий. Незнакомец, посмотрев на дорогу, на едущую машину, оценил ситуацию и перебежал шоссе прямо перед носом легковушки. Фары автомобиля осветили высокую фигуру молодого человека, одетого в черный фрак с черной бабочкой. Свет автомобильных глаз скользнул далее по кустам, задел часть дома, и машина понеслась дальше по дороге. А Слава, не сводя глаз с молодого человека, на секунду лишился дара речи.
– Сашка! – тихо произнес он и убрал пистолет в карман.
Молодой человек продолжал двигаться дальше.
– Сашка! Первухин! – на этот раз громко окликнул его Полозков. – Ты?!
Фигура на мгновение замешкалась, споткнулась, застыла на месте и наконец обернулась.
– Сашка! – обрадовался Слава, стремительно подходя к чернеющему фраку. – Не узнал, что ли? Это же я, Славка Полозков! Привет!
– О-о-о-о! Славя-я-а-нчик! Кореш старый! Сколько лет, сколько зим! Ха-ха-ха!
Друзья обнялись.
– Вот так встреча! – торжествующе воскликнул Слава. – А я уж думал, не мерещится ли мне все это?! Среди ночи идет человек, которого я два года уже не видел, ни ответа ни привета, и вдруг – на тебе! Если бы тебя не осветила машина... Сколько бы мы с тобой еще не увиделись!
Друзья принялись высказывать друг другу, как они рады этой неожиданной встрече, и бурные излияния их чувств при этом можно было сравнить разве что с объяснением в любви и верности молодой пары.
– Слушай, Санек, ты когда из армии-то вернулся? – поинтересовался наконец Слава.
– Да уж с полгода как.
– А чего же ты в гости не заходишь? Я все там же живу, в 43-й квартире.
– Да не получается как-то, дела все...
– Знаешь что, пойдем сейчас ко мне! – предложил Полозков. – Отметим встречу! Таким коньячком угощу!
– Ой, Слав, не могу, к сожалению. Жена ждет, и так уже на час опoздал.
– Так ты еще и жениться успел? – изумился Полозков. – Господи, никак я вас, дембелей, не пойму! И чего вы как из армии приходите – сразу же женитесь? По женщинам, что ли, оголoдали? Вы сначала сами на ноги встаньте, квартиру, машину, дачу приобретите. Ведь семью – кормить надо! То-то, я смотрю, ты нарядный такой! Мог бы уж и меня на свадьбу пригласить!
– Да я сейчас не со своей свадьбы иду! Мою-то уже скоро два месяца будет, как сыграли! А сейчас я свидетелем на свадьбе был.
– Это у кого же?
– Да у приятеля одного, служили вместе...
– А чего свою жену с собой не взял?
– Да приболела что-то... На четвертом месяце уже... Одна дома, потому и спешу.
– Работать-то устроился?
– Таксистом. Машина, правда, старенькая, ну, да “левые”, халтура перепадает иногда кое-какая, в общем – на жизнь хватает! Ты сам-то как?
Не спеша они пошли в сторону дома, где жил Саша.
– У меня всe нормально. Возглавляю службу безопасности одного из коммерческих предприятий, сейчас в отпуске, жениться пока не собираюсь. Ой, да разве одним словом всe расскажешь? Давай заходи завтра ко мне. После шести. Посидим. Старое вспомним. А то ты потерялся совсем! Вот что значит – семейная жизнь! Жена-то кто? Я ее знаю?
– Вряд ли! Я ее с собой из Владивостока привез.
– А-а! – протянул Слава.
– Тогда, конечно, не знаком! Ну вот, приходи с женой, познакомишь.
Он посмотрел на часы. 23.56.
– Ну, так договорились? Завтра зайдете вечером?
– Завтра, наверное, не смогу, у меня вечерняя смена, поздно дома буду. А вот послезавтра у меня выходной. Глядишь, и жена к тому времени поправится. Так что давай послезавтра, часиков в шесть вечера мы зайдем, хорошо?
– Да, конечно! И вообще – заходи в любое время! Я один живу, всегда рад тебя видеть! Редко, правда, дома бываю, но по вечерам, я, как правило, всегда здесь.
Они подошли к подъезду Саши.
– Ты по-прежнему здесь и живешь? – спросил Слава. –
С родителями обмен не стали делать?
– Нет, родители круглый год живут на даче, а мы с женой здесь, в 28-й.
– Ну, уж это-то я не забыл! – улыбнулся Слава. – Ладно, в общем, послезавтра, в шесть часов вечера тебя и твою жену я жду у себя. Давайте забегайте.
– Пока.
Они обменялись рукопожатием. Саша иcчез в широком рту своего подъезда, а Слава, проводив его взглядом, с радостным настроением пошел домой. Надо же! Сашку Первухина встретил!

Три года не писал двух слов,
И грянул вдруг как с облаков.
Здорово, друг, здорово, брат, здорово!

– вспомнились Славе слова Фамусова из комедии Грибоедова “Горе от ума”, в которой они с Сашкой когда-то играли в школьном театре.
“Не попадись он случайно сейчас, сколько бы лет могли еще не увидеться! И за эту встречу надо сказать спасибо Тане. 23.59. Ничего страшного! Подождет!”
Он не спеша направился домой.
“Нет, каково! В полной темноте встретить другана, которого целых полгода после возвращения из армии днем с огнем разыскать нельзя было! И ведь даже не сказал никому, что из армии вернулся!”
Полозкову стали вспоминаться разные эпизоды детства, как они вместе были с Сашкой в пионерских лагерях, ходили вместе на рыбалку, в походы...
“Какие молодые и беззаботные мы тогда были! А теперь Сашка уже женился! Скоро будет ребенок! Ушло вспять время пионерских костров, первой влюбленности, глупых шалостей и забав. Теперь каждый мастерит свою собственную лодку, чтобы поплыть в ней по бушующему океану жизни.”
Погруженный в такие мысли, Слава и не заметил, как перед ним возникли три долговязых юнца.
– Слышь, закурить не будет? – наглым голосом спросил один из них Полозкова, озираясь по сторонам. Слава ненавидел подобных парней, промышлявших ночным разбоем. Но, может, это обыкновенные ребята, возвращающиеся с вечеринки или еще откуда-нибудь? И у них совсем нет никаких дурных намерений?
“А Таня обязательно подумала бы, что это ... ХА! – шатуны!“
– Нет, ребята, я не курю.
На всякий случай он все же нащупал пистолет.
– А ты чe так грубо отвечаешь? – угрожающим тоном рявкнул другой полуночный ковбой, грозно блестя глазами.
– Что?! – Слава почувствовал, как тяжесть пистолета приятно налилась ему в ладонь, а по телу медленно расползается неукротимая ярость.
– Ты, козел, слушай меня внимательно, чтобы до твоих вонючих наркоманских мозгов дошло! Если еще раз...
Он не договорил. Сзади неслышными шагами к нему подкрался кто-то четвертый и мощным ударом чем-то тяжелым по голове оглушил его. Все поплыло у Славы перед глазами, и наступил мрак...


ГЛАВА 87
...На днях мы получили два письма, одно за другим, в которых нам сообщили, чтобы мы приготовились быть похищенными какими-то преданными людьми...
НИКОЛАЙ ВТОРОЙ
(Из дневника)
14 июля 1918. Дом Ипатьева.
Екатеринбург, 14 июля 1918 года
Николай Александрович Романов посмотрел на свои золотые часы “Павел Буре”. 00.18. Уже более часа в доме не было обхода, и не было слышно никаких шагов. Уже более часа Александра Федоровна лежала одетой в своей кровати и молилась, чтобы удача была сегодня ночью на их стороне. Целый день она зашивала драгоценности в лифы и одежду своих дочерей, в жакеты и ночные рубахи наследника. Взять с собой нужно было только самое ценное.
– Кажется, все идет по плану, – шепнул Николай Александрович. На секунду он зажег лампу, стоящую на письменном столе из зеленого сукна, отыскал на нем свой любимый порттабак с золотым шнурком и сразу же затушил свет. Затем, положив порттабак в карман своей гимнастерки, он подошел к мраморному умывальнику и ополоснул лицо бодрящей холодной водой.
Александра Федоровна сложила в свою сумочку несколько небольших икон, подаренных ей Распутиным, десяток свечей, несколько батистовых платков, пудру, флаконы с духами, сурьму, белила, лекарства для Наследника, нитки жемчуга, свой дневник, золотую ручку, семейную фотографию в золоченой оправе, молитвослов в синем переплете, Библию и книгу “О терпении скорбей”.
– Я пойду проверю, всe ли там в порядке, – прошептал император. Государыня подошла к нему. Они обнялись.
– Все закончится хорошо, Аликс, – подбодрил Николай Второй свою супругу. – Ты пока разбуди Бэби.
– Я буду молиться за тебя. Благослови нас, Господь, чтобы ты вернулся с хорошими вестями.
Государь кивнул, бросил беглый взгляд на спящего мальчика и вышел. С бьющимся сердцем он вошел в комнату к дочерям.
– Крепитесь, малышки, скоро уже пойдем, если все окажется так, как задумано. Я пошел на разведку.
– Будь осторожен папа, – пожелала дочка Анастасия.
– Да, разумеется.
Затем Николай Александрович прошел в комнату горничной Демидовой. Та лежала в какой-то неестественной позе и не пошевелилась при его появлении.
– Анна Степановна! – принялся государь будить женщину.
– Анна Степановна, прошу вас, не спите!
Демидова слабо пошевелилась, затем вдруг резко вскочила и схватила императора за руку.
– А? ЧТО!?
– Ничего страшного, Анна Степановна, – успокоил сонную горничную Романов. – Я пришел вас разбудить.
– Святая Богородица! – ужаснулась Демидова. – Неужели я проспала?
– Не беспокойтесь, пожалуйста, вы проснулись как раз вовремя. Будьте готовы идти с нами. Сейчас я спущусь вниз, посмотрю, на месте ли охрана и в каком она состоянии, и если все будет в порядке, мы все вместе спустимся в сени, а оттуда – в кладовую! Еще раз прошу вас – больше на засыпайте!
После этого Николай Александрович прошел в столовую, оттуда в проходную комнату и затем на кухню, где жили повар Харитонов, его ученик – мальчик Леня Седнев и лакей Трупп. Все они бодрствовали.
– Как здесь? – обратился к ним Романов. – Шума никакого не слышно?
– Не слышно, Николай Александрович, ни малейшего шума не слышно. Даже не верится! Неужели они все усыплены?
– Дай Бог, чтобы это было так. Вы, Иван Михайлович, приготовили на дорогу провизию?
– Все, чтобы сэкономлено за эти два дня, всe приготовил и уложил, – отчитался Харитонов.
– А вы, Алексей Егорович, позаботьтесь, пожалуйста, взять несколько теплых одеял. Они могут нам пригодиться. Возможно, еще рано говорить обо всем этом, но потом у нас не будет ни единой лишней секунды времени.
– Будет исполнено, – ответил Трупп.
– Что ж, с Богом! Я скоро вернусь!
И царь вышел в прихожую, сопровождаемый крестными знамениями. Рядом находилась комендантская комната, где спали Юровский и Никулин.
Император остановился и прислушался. Ни единого вздоха не доносилось из комендантской. Тогда медленно, стараясь не скрипеть деревянными половицами, Романов повернул налево к коридору, в конце которого находились ванная и уборная. В это время где-то на улице, вдалеке, раздались глухие выстрелы. Государь от досады сжал зубы: как бы они не потревожили охрану дома! Осторожно он двинулся вперед.
Наступал решающий момент: здесь, около уборной, должен стоять часовой охраны. Если он там и бодрствует, то вся затея напрасна – побег сегодня не удастся! Будет еще обиднее – если этот охранник будет единственным в доме, который не спит, по какой-то причине он не ел на ужин пищу, внутри которой содержалось снотворное, и теперь из-за него одного ничего не получится!
Николай Романов попытался, насколько мог, отмахнуться от подобных мыслей. Внимание! Полная готовность! Как можно увереннее и вместе с тем довольно резко, чтобы у стражника, если тот все-таки на своем месте, не возникло никаких мыслей, что он, бывший император великой России, крадется как преступник, Николай Александрович открыл дверь на площадку. Он ожидал, что тут же раздастся громкий крик охранника, но всe словно вымерло.
Романов осмотрелся по сторонам, но никого не увидел. Он сделал еще несколько шагов в полутьме, и тут до его слуха дошел исходящий откуда-то поблизости глухой храп. Император на время оторопел. От неожиданности у него мгновенно все пересохло во рту. Он тем не менее заставил себя сделать еще несколько шагов вперед под диссонирующую музыку храпа.
“Если что, Бэби стало плохо – требуется доктор,” – мелькнула мысль у государя. Теперь глаза его разглядели усатого красноармейца, который крепко спал, прислонившись к подоконнику и держа винтовку со штыком в руках.
Стараясь неслышно ступать в своих сапогах, государь, не сводя глаз с казавшегося безобидным охранника, двинулся в следующую комнату. Впереди был еще один пост у лестницы, ведущей на первый этаж. Здесь, развалившись на диванчике прямо в шинели, спал другой охранник. Его винтовка лежала тут же рядом. Прислушавшись к его спокойному дыханию, царь быстро спустился по деревянным ступенькам лестницы и прошел в сени. Затем миновал еще одни сени и вышел к кладовой.
Никого из чекистов на его пути не было! Значит, путь для побега всей семьи был практически свободен! Теперь скорей назад, пока они не очнулись! Николай Александрович ощутил, как песочные часы, отсчитывающие время для побега, перевернулись, и песок уже сыплется в обратную сторону, все убыстряя свой ход! Надо спешить!
На одном дыхании он миновал спящих охранников, комендантскую, затем обошел все комнаты и собрал всех своих людей у себя.
– Охрана на обоих постах, встречающихся на нашем пути, спит, – сообщил он. – В комендантской тоже все тихо. Не слышно никакого шума и на первом этаже. Очевидно по всему, что задуманный план пока осуществляется на сто процентов. Офицер Алексей в своем послании предупредил, что будет ждать нас со своим другом у кладовой, там мы через подземный ход должны попасть на территорию дома на холме, где расквартированы раненые большевики. Под землей нам, видимо, придется переждать какое-то время, ожидается, что в самые ближайшие дни Екатеринбург будет взят действующей армией адмирала Колчака. Ну, а теперь не будем терять времени. Я пойду впереди с Алексеем, остальные – чуть взади. Если вдруг появятся комиссары, я скажу, что Бэби стало плохо и что я решил поставить об этом в известность коменданта. А вы, если услышите голоса, – немедленно расходитесь по своим комнатам. Все готовы? Идемте!
Государь взял на руки Наследника и первым пошел к двери. Но вдруг замер! Перестали возбужденно перешептываться и другие! Ибо за дверью раздались глухие шаги! Медленные! Уверенные! Александра Федоровна и дочери перекрестились. Мгновенно задули свечи. Неужели конец всем планам? Николай Александрович сразу же понял, что эти шаги направляются сюда, в их комнату. Куда же еще! Последний их шанс на побег таял на глазах, словно уголек свечи. Чья-то бдительность, всего лишь одного человека, отрезала им путь к бегству и спасению. Но Николаю Александровичу и в голову не пришла мысль, что можно будет просто убить этого невольного свидетеля их готовящегося побега, и ценой этой одной жизни обеспечить себе спасение. С больным Наследником на руках, которому, кто знает, возможно, суждено было бы повлиять на весь ход истории России, если бы не Октябрьский переворот, Николай Второй стоял и обреченно ждал, когда в комнату войдут. Шаги перед самой их дверью стихли. Наступила длительная пауза. Всем уже начало казаться, что все эти шаги были лишь галлюцинацией, как дверь стала неслышно приоткрываться, и из слабо освещенного коридора мелькнула тень красноармейца с револьвером в руке...

* * *
 – Государь, здесь ли вы? – спросил голос красноармейца, вглядывающегося в темноту императорской комнаты.
– Это вы, Алексей?! – не веря своим ушам, воскликнул Николай Романов.
– Да, это я.
У всех отлегло от сердца.
– Слава Богу! Вы просто не представляете, как мы перепугались! – прошептала Александра Федоровна. – Но Бог милостив к нам и услышал наши молитвы.
Княжны с любопытством и восхищением всматривались в размытый из-за полутьмы облик молодого офицера, пришедшего их спасти.
– Мой помощник Андрей остался у кладовой, он ждет нас. Готовы ли вы?
– Мы готовы.
– Тогда прошу вас соблюдать полное молчание и передвигаться как можно тише. И если Бог еще не покинул многострадальной России и не оставил ее в руках Дьявола, то он поможет вырваться из рук прислужников Сатаны и объединить наши силы для борьбы с царством тьмы и всеразрушающей смерти! В добрый час!
Караван пленников, нагруженных котомками, сумками, чемоданами, в сопровождении любимых собачек, начал свое мучительное и рискованное шествие к заветной кладовой с подземным ходом. Впереди, с револьвером в руках, шел Алексей Комендантов, за ним – Николай Александрович с Наследником на руках, Александра Федоровна, Великие княжны, Евгений Боткин, Анна Демидова, Иван Харитонов, Алексей Трупп, Леня Седнев и 4 собачки: два спаниэля, болонка и маленький бульдог.
Нервная обстановка вызывала дурные предчувствия, все время мерещилось, что за каждой последующей комнатой, которую они проходили, – их поджидают чекисты. До сих пор не верилось, что так просто и легко можно выскользнуть из их цепких лап. Секунда за секундой приближали пленников к заветному месту. Перед каждым новым коридором они останавливались, с внутренней дрожью прислушивались, не раздадутся ли в ночной тишине чьи-то роковые шаги, после чего шествие продолжалось дальше. Иногда деревянные половицы поскрипывали у кого-нибудь под ногами, и это вызывало новые волны нервозности и тревоги.
Вот уже пройдена столовая. В ее приятном паркетном полу утонули мягкие поступи идущих людей, и лишь еле-еле различалось шорканье когтей семенящих за своими хозяевами собак.
Теперь впереди была проходная комната с лестницей, ведущей на первый этаж. Оттуда могла исходить опасность. Там могли затаиться чекисты. Алексей Комендантов остановился. Позади застыли в тревожном ожидании остальные беглецы. Выждав порядочный промежуток времени и убедившись, что всe вроде бы в порядке, переодетый офицер знаком пригласил остальных следовать за ним. Но он не успел сделать ни шагу! Потому что в эту секунду зарычал спаниэль Джой, к нему моментально присоединилась со своим слабым полутявканьем-полурычанием болонка Джимми, и через мгновенье – тишина была прорезана рычанием уже всех четверых собак! Атмосфера накалилась до предела. В воздухе завитала скрытая и непонятная угроза.
ОПАСНОСТЬ! ВПЕРЕДИ – ОПАСНОСТЬ! СОБАКИ ПОЧУВСТВОВАЛИ ЕЕ!
– Тише, тише, Джемми, Джой, Джимми... – в испуге зашептала Анастасия. Но собаки и не подумали прекращать свое рычание и, уставившись в одну точку, порывались броситься вперед. Комендантов заслонил собой царскую семью и направил дуло револьвера в сторону лестницы, куда рычали собаки. В страшном смятении, вслед за собаками, все люди перевели свое внимание на лестницу. Оттуда, сверху вниз, за людьми наблюдали два зеленых глаза!

ГЛАВА 88
Екатеринбунрг, 31 июля 1992 года
Десятилетняя Таня со своей бабушкой обходила фамильные надгробья, где были захоронены их предки.
– Бабушка Катя, а здесь кто похоронен?
– О, Танюша! Это мой дедушка и твой прапрадед Иван Денисович.
– А почему ты раньше о нем никогда не рассказывала?
– А тебе, действительно, интересно?
– Какие, бабушка, у тебя глупые вопросы! Конечно, интересно!
– Ну, в молодости он был силачом. Слава о нем гремела ой-ой-ой-как! Мать моя – твоя прабабушка рассказывала, что целые деревни сходились посмотреть, как дедушка Иван поднимает тяжеленные камни весом в 18 пудов, которые другие мужики даже втроем и то с места еле сдвинуть могли!
– А пуд – это сколько? Много? – допытывалась десятилетняя Таня.
– Пуд-то? Мно-о-го, Танюша, много! Это целых шестнадцать килограмм будет! – Значит, 18 пудов – это... – Таня наморщила лобик – почти 300 килограмм! Ого-го!
По ее лицу пробежала улыбка восхищения.
– Вот так-то! Давай, внученька, положим ему веночек.
Они последовали дальше.
– А вот здесь, – продолжала бабушка Катя, – покоится моя бабушка – твоя, значит, прапрабабушка. Она первой красавицей на деревне была.
Бабуля с любовью посмотрела на древнюю-древнюю фотографию, украшавшую могилу.
– Хлопцы из других деревень, бывало, свататься к ней ходили. И красивые, и работящие! Да только любила она твоего прапрадедушку Ивана. Ему даже драться из-за нее приходилось, защищать свою любовь, то есть. Ну, да немногие решались силушку его испытывать. Во-от!
Баба Катя положила на могилу своего предка венок.
– И родился у них единственный сын – твой прадедушка и мой папа. Видишь на фотографии, какой он красивый был!
Они подошли к очередной могиле.
– Угу! – кивнула Таня.
– А вот здесь лежит моя мама – твоя прабабушка, царство ей небесное.
– А почему у ней нет фотографии? А, баб Кать? Я хочу посмотреть, какой она была!
– Не успели сделать фотографию, – тихим голосом прошептала бабушка. – Мне всего два года было, когда она умерла. Пошла в соседнюю деревушку к своей сестре, через реку пошла... – Бабушка проглотила комок в горле. – А в ноябре-то лед тонкий еще был, треснул и ...
На сухом лице бабы Кати показалась слеза.
– Утонула? – испуганно спросила Таня.
– Утонула... – вздохнула бабушка. Своим платочком она вытерла влажные глаза.
– А она красивая была?
– Я ее не помню совсем. Говорят, что красивая...
Морщинки на лице бабы Кати разгладились, словно вместе с ней погрузились в те далекие воспоминания, когда она сама была еще молодой и красивой.
– Да, – тихо промолвила бабушка наконец. – Коли уж Богу так угодно было, то что поделаешь? Положи, деточка, венок.
Они двинулись дальше.
– А это дедушка Василий здесь лежит? – спросила Таня.
– Да, дедушка Василий.
– А кем он тебе приходится, бабушка?
– Мне-то? Муж он мне был.
– А он хороший был?
– Хороший! Как он мечтал, что когда вернется с войны – как мы замечательно заживем! В своем последнем письме с фронта он писал: победим, мол, моя любимая Катерина, мы скоро фрицев, заново страну отстроим, будем жить-не тужить, внуков-правнуков нянчить. Да вот, не дожил... В самом начале 45-го года похоронка пришла... А как погиб, из-за чего – ничего не известно. Я тогда еще молодая была, не верила, каждый день ждала...
– Ты молодая была?? – не поверила Таня. – Ой, бабушка, врешь ты!
– А чего же ты думаешь, я всегда такой морщинистой старой бабушкой была? Не-ет! Ты ведь видела мои фотографии!
– Там не ты! Там какая-то молодая тетенька!
Бабушка засмеялась.
– Ну вот, станешь постарше, все поймешь. Сама такой же будешь!
– Бабушка, ты ведь говорила, что иногда разговариваешь с дедушкой, умеешь его вызывать! Научи меня тоже! Я ведь тоже хочу поговорить с дедушкой.
– Незачем тебе это...
– Ну, бабушка! – с упрямством в голосе воскликнула Таня. – Ты ведь сама говорила, как он хочет меня видеть, поговорить со мной, а сама не даешь! Так нечестно! Вот всe ему расскажу!
Девочка обиженно надула губки.
– Ну, ладно, ладно, не обижайся! Как-нибудь в следующий раз! Вот станешь постарше чуток...
– Нет, бабушка, не постарше, а сейчас! – топнула ножкой Таня. – Я хочу сейчас! Сейчас-сейчас-сейчас!
– А вот угадай, Танюша, куда мы завтра пойдем! – интригующим голосом заговорила баба Катя.
– Бабушка! Не увиливай от ответа! – Таня тормошила ее за рукав. – Я же тебе сказала, я хочу поговорить с дедушкой Василием сейчас! Сейча-а-ас!
Вдруг она замолкла и, находясь под бабушкиной рукой, уставилась куда-то в землю.
– Ой, бабуль... смотри!
Пораженная Таня своей маленькой рукой показала на открытый пустой гроб, стоящий рядом со свежевыкопанной ямой. – Это что... Это для кого...
– А это – ДЛЯ ТЕБЯ, ДЕТОЧКА!!!
И бабушка расхохоталась, толкая девочку в яму. Сквозь ее смех Таня, уже не десятилетняя, а взрослая Таня, поняла, что баба Катя уже пять лет как умерла и что перед ней теперь стоит отвратительная СТАРУХА С КРАСНЫМ МУТНЫМ ГЛАЗОМ!
Дико вскрикнув, Таня проснулась. У ее кровати кто-то стоял!


ГЛАВА 89
Екатеринбург, 14 июля 1918 года
Два больших зеленых глаза потухли. Это оказался большой черный кот, живший при доме и повадившийся по ночам бегать воровать еду у повара Харитонова. Когда раздалось рычание, кот хотел притвориться невидимым, но когда понял, что его обнаружили, бесшумно соскочил со своего места и с быстротой молнии помчался вниз по лестнице. Царские собаки залаяли и, хотя их уже предусмотрительно взяли на руки, пытались вырваться и броситься за котом в погоню.
– Молчать, Джой, молчать! – приказывал своему спаниэлю Алексей Николаевич. – Ну, пожалуйста, я тебя очень прошу!
Люди съежились и растерялись. Теперь лай уже наверняка разбудил чекистов. Не лучше ли будет вернуться назад, чтобы не угодить под револьверные выстрелы? Но куда, в таком случае, деваться переодетому офицеру Алексею Комендантову? Обратной дороги нет! Большевики с минуты на минуту будут здесь, на втором этаже.
– Джемми, тихо!! – не выдержала Мария, громко прикрикнула на собаку и легонько ударила ее. Неожиданно для всех пленников собачий квартет в одно мгновение стих.
– Скорей вперед! – скомандовал Комендантов. Стараясь даже не дышать, они прошли на кухню. Затем в прихожую. Теперь прямо перед ними была комендантская комната. Алексей Комендантов направил револьвер на дверь, ожидая, что каждую секунду оттуда кто-нибудь выйдет. Затем резко убрал оружие, сообразив, что если начнется стрельба – пострадает стоящая за ним царская семья.
– МЫ СХВАТИЛИ ИХ ПРИ ПОПЫТКЕ К БЕГСТВУ, ТОВАРИЩ СВЕРДЛОВ! ТЕПЕРЬ ИМ НЕ УДАСТСЯ ИЗБЕЖАТЬ НАРОДНОГО ВОЗМЕЗДИЯ! ТЕПЕРЬ ПО ПОЛНОМУ ПРАВУ, НА ЗАКОННОМ ОСНОВАНИИ ЗА ОРГАНИЗАЦИЮ ПОБЕГА МЫ МОЖЕМ ИХ ВСЕХ РАССТРЕЛЯТЬ! ТАК И ПЕРЕДАЙТЕ ВЛАДИМИРУ ИЛЬИЧУ! – вдруг раздался из-за двери комендантской голос Юровского, отчего у Александры Федоровны чуть не случился удар, а у других – похолодели сердца.
Комендантов затравленно осмотрелся по сторонам. Но затем Юровский начал нести какую-то неразборчивую околесицу, почмокивая при этом губами, и затих. Только тогда Алексей Комендантов почувствовал, как весь взмок, а заряженнный револьвер с неимоверной частотой трясется в его руке. Несколько мгновений никто не мог двинуться с места – так потрясло их услышанное! И только после того, как офицер возобновил свой путь, остальные быстро двинулись за ним. На первом из караульных постов красноармеец с винтовкой в руках по-прежнему крепко спал, ровно и бесшумно дыша, все так же прислонившись к подоконнику. Было темновато, и цесаревич Алексей, путешествуя на руках у отца, вглядывался в лицо охранника. Ему почему-то показалось, что тот вовсе не спит, а только притворяется, и когда они пойдут дальше – он откроет глаза и, зарядив свою винтовку, пойдет за ними!
ТРАХ!
Все вздрогнули, а Великая княжна Ольга даже присела от неожиданности. Замерев, беглецы обратили свои взоры к охраннику. Этот неожиданный шум в тишине, подобный выстрелу, произвела винтовка, выпавшая из рук спящего чекиста. Потеряв опору, тот свалился с подоконника на пол. Комендантов подбежал к нему, готовый оглушить, если охранник очнется. Но тот продoлжал смотреть свой, судя по всему, сладкий сон. Еще один пост был благополучно пройден!
Но у вестибюля их ждал страшный удар! Красноармеец, спавший на диване, куда-то иcчез! На посту его не было!
Всех охватила паника. Может, он проснулся и просто пошел в уборную? Или снотворное на него подействовало не в должной мере, он спустился вниз, обнаружил, что все усыплены, и с минуты на минуту поднимет тревогу? Раздумывать – времени не было. Но и совать открыто голову в пасть голодному тигру – тоже было бы безумием!
– Мне отступать некуда, – сказал Комендантов. – Ваше Величество, если внизу уже подняли тревогу, мы не успеем уйти. Давайте сделаем так. Я спущусь вниз один, и если там раздадутся выстрелы, – значит, там нас ждет засада, и тогда вы разойдетесь по своим комнатам...
– Нет, Алексей, ради нас вы пошли на смертельный риск, и мы не можем поступить так неблагородно и оставить вас одного, – возразил Николай Александрович. – Мы пойдем с вами!
– Поймите же, если погибну я, страна от моей гибели ничего не потеряет, но вы – тот, ради которого миллионы людей пойдут сражаться и отдавать свои жизни за то, чтобы вырвать Россию из пепелища ада... Вы не имеете права рисковать собой! Вы ведь слышали, что сказал Юровский во сне – они собираются вас расстрелять и ждут лишь удобного повода! И если вы пойдете со мной...
– Я придумала, Алексей, – радостно зашептала Мария Николаевна. – Вы ведь в красноармейской форме. Что помешает вам, если вдруг вас обнаружат, сказать, что вы звонили в комендантскую, никто не отвечал, тогда вы вошли в дом, увидели, что все усыплены, и что вы собирались поднять тревогу... – Она не успела еще договорить, как со стороны дивана раздался шорох. Комендантов пулей подлетел туда и склонился вниз. Все наблюдали за его действиями с величайшим волнением.
– Я благодарю вас, Мария Николаевна, за ваш великолепный совет, но, кажется, это излишне. Всe – лишь ложная тревога. Охранник просто свалился на пол за диван! Идемте!
Трудно передать, какое облегчение испытали беглецы при этих словах. С новыми силами они стали спускаться вниз по лестнице; внутри дома всe спало, и лишь изредка грохотали выстрелы. Света не было, и приходилось теперь двигаться на ощупь. Быстро миновали первые сени. Затем – вторые.
– Нужно спешить! – прошептал Комендантов. – Скоро должна быть смена караула, они могут спохватиться и напасть на наш след. Вот и кладовая!
Отворили дверь и вошли вовнутрь. Офицер чиркнул спичкой. Осветился пол. Комендантов поднял шелковый коврик, отодвинул крышку погреба и склонился над подпольем.
– Андрей, вы здесь?
– Да, – откуда-то издалека послышался глухой голос. – У вас всe в порядке?
– Все в порядке! – подтвердил Алексей. – Мы спускаемся! Прошу вас, – он пригласил пленников. – Осторожно, здесь лестница. Андрей, принимайте! Давайте сначала спустим вещи! – Руки из погреба стали забирать подаваемые им чемоданы, кульки, тюки...
– На протяжении почти всего подземелья, через каждые пять метров мы с Андреем зажгли свечи, так что темно не будет! – сообщил пленникам Комендантов. Наступила очередь для спуска людей. Первой спустили императрицу.
– Почитаю за огромное счастье познакомиться с вами, Александра Федоровна! – прошептал голос из темноты.
Лица Андрея видно не было!
– Благодарю вас, Андрей, за ваше мужество в трудную для нас всех минуту!
Вслед за матерью спустились четыре Великих княжны. Их собаки остались на поверхности и жалобно заскулили.
– Джемми, Джой, не бойтесь, мы не намерены вас здесь оставить, – обратилась к ним Анастасия. Собаки испуганно жались друг другу, все сильнее скулили и под конец начали рычать.
– Они, наверно, меня боятся, – прозвучал голос Андрея, – я еще для них незнакомый. Поэтому я лучше отойду подальше.
Спустился повар Харитонов, после чего ему был передан на руки Наследник Алексей. Собаки продолжали поскуливать, но уже менее злобно. После Наследника Николай Александрович предложил спуститься Демидовой, мальчику Седневу и Труппу. Только после них он спустился сам.
– Джимми, Джой, Джемми... – позвала собачек Анастасия – прыгайте! Ну не бойтесь, маленькие!
Собаки беспокойно засуетились, заскулили сильнее, обнюхивая пол у самой щели, но прыгать вниз так и не решились. Николай Александрович чиркнул спичкой и зажег свечу, переданную ему императрицей. Теперь уже все вместе стали звать собачек.
– Прыгайте, прыгайте скорей!
Комендантов, единственный из людей оставшийся на поверхности, легонько подтолкнул Джимми, и тот, воя, спрыгнул в подполье. За ним последовали остальные собаки.
– Ну, вот и все, – улыбнулся Комендантов, встав в полный рост и посмотрев сверху вниз на царских пленников. Затем, облегченно вздохнув, он спустился на ступеньки лестницы, взял за край шелковый коврик, подтянул его к основанию щели, накрыл им сверху крышку погреба и вставил ее в отверстие щели, словно пробку в бутылку. Теперь, даже если кто-то из чекистов и войдет в кладовую, – для того, чтобы обнаружить погреб, придется сначала догадаться отодвинуть с этого места ковер. Сделав всe необходимое для маскировки погреба, Комендантов присоединился к пленникам. В подземелье было довольно низковато, и узникам приходилось пригибать головы. Но все это – мелочи! Главное – они вырвались-таки из столь ненавистного плена! Впервые за несколько последних дней на лицах многих появились радостные улыбки.
– Сейчас мы выйдем к старинному ходу, там будет значительно просторнее! – подбодрил всех Комендантов.
– Эй, Андрей, вы где?
Ему никто не ответил!
– Наверное, он пошел дальше заменять истлевшие свечи, – предположил офицер. В подземелье было довольно холодно. Беглецы шли, по целую ступню проваливаясь в свежевыкопанную землю.
– Какие у вас намерения дальше? – осведомилась императрица у спасителя.
– Если удастся, попытаемся вывести вас через дворец на поверхность и упрятать на время в каком-нибудь надежном месте. Хотя, если говорить откровенно, – шансов на это очень мало, а риск – непомерно велик. Скорее всего придется пожить несколько дней здесь под землей. Еду мы вам постараемся достать, разведем костер, в общем – поживем как первобытные люди. Единственное, что меня беспокоит, – это здоровье Алексея Николаевича... Ну, а если все будет нормально, через несколько дней наши войска возьмут Екатеринбург, и вас эвакуируют отсюда в безопасное место.
– А если комиссары в доме обнаружат погреб и бросятся за нами по следу? – спросил царь.
– А рано или поздно они его обязательно обнаружат! Чтобы этого не произошло, Ваше Величество, мы сейчас завалим выкoпанный нами ход, и большевики уткнутся носом в тупик...
Беглецы миновали выкопанный Алексеем Комендантовым проход и теперь вступили в огромный вековой подземный тоннель. Здесь уже можно было полностью выпрямить спины.
– Как тут романтично! – воскликнула Ольга Николаевна.
– Да, недостатка романтики в этом подземелье чувствоваться не будет! – согласился Комендантов. – Такой романтики хватит на всю жизнь! АНДРЕЙ! Куда же вы подевались?
Неожиданно собаки снова заволновались, завертелись на месте, поджав хвосты.
– Ну, что с вами опять такое? – как с малыми непослушными детьми заговорила с ними Анастасия. – Тут ведь нет кошек, кроме нас, здесь вообще никого нет! Все уже позади! Не будьте такими глупенькими!
– Мне кажется, они учуяли крыс! – сказал Наследник. – Джой! Тихо! Кому я сказал!
Но все собаки остановились и не делали вперед уже более ни шага. Анастасия взяла на руки свою Джемми, погладила ее, и хотела идти с ней вперед, но та неистово задергалась, вырвалась из рук и отбежала назад к остальным, застывшим на одном месте и скулящим собакам.
– Ну, не хотите – как хотите! – обиделась Анастасия, – тогда оставайтесь здесь, а мы пошли!
И вдруг животные разразились таким жалобным воем, словно унюхали покойника. Они выли всe громче и громче по мере того, как люди уходили от них все дальше вперед.
– Что такое случилось с этими собаками? – недоуменно вопрошала Александра Федоровна.
– Надо срочно успокоить их, – озабоченно сказал Комендантов. – Иначе нас могут услышать!
– Они хотят о чем-то нас предупредить! – догадался Наследник. Беглецы остановились. Тревожное напряжение мертвой хваткой неожиданно стало сковывать их сердца. Собаки начали рыть когтями землю, на их мордочках явно читался безотчетный страх. Александра Федоровна перекрестилась. Невольно люди прижались друг к другу в ожидании чего-то ужасного.
– Они себя еще никогда так странно не вели, – заметила Ольга Николаевна.
– Андрей! – громко закричал Комендантов. – Андрей! Отзовитесь же наконец!
Внезапно спереди налетел холодный ветер, пронзая новым приступом страха людские души. Свечи, расположенные через каждые пять метров, – спереди потухли, и только где-то позади остались два тусклых огонька. В нос ударил резкий запах влажной земли, перемешанный со зловонием перекисшего супа и чего-то еще сгнившего и заплесневшего.
ОТКУДА ЗДЕСЬ ВЗЯЛСЯ ВЕТЕР?? Темнота, визги людей, бешеный лай собак, ветер – все это напоминало какую-то чудовищную фантасмагорию, сошедшую с картины авангардиста. Но это была реальность!
– Что за чертовщина? – недоуменно и растерянно бормотал Алексей Комендантов. – Андрей! Андрей! Вы где? Откликнитесь!
Вдруг ветер стих. Впереди подземелья зияла теперь страшная пасть тьмы.
– У кого-нибудь есть свечи? – громким голосом спросил офицер, стараясь быть услышанным сквозь собачий визг.
– Держите! – передала ему подожженную свечу Александра Федоровна. – Собак необходимо немедленно принудить к молчанию!
Офицер двинулся назад к собакам. С недоумением он обнаружил, что те пятились задом по направлению к людям, гавкая куда-то в темноту. Комендантов сделал еще один шаг вперед и вдруг вскрикнул. Все застыли на месте в ожидании самого худшего. И через мгновение все они увидели, что на том месте, которое они прошли две минуты назад, не обращая внимания на неистовый лай собак, стоит темная фигура в шинели, с погонами полковника царской армии и в офицерской фуражке.
– Андрей! – воскликнул Алексей Комендантов, сжимая в руках револьвер. – Слава Богу, это вы! Как вы нас всех испугали! Но... позвольте, каким образом вы оказались позади нас??? И где вы здесь взяли офицерский мундир? Ведь вы были в форме красноармейца!
Лицо незнакомца оскалилось в жуткой улыбке, а красные глаза ненавистно пожирали людей испепеляющей злобой. Люди ощутили, как по ним прошлась волна леденящего холода. Человек в форме полковника взял одну из горевших свечей и, не говоря ни слова, стал к ним приближаться. Собаки надрывались от лая. Мертвый взгляд Андрея проникал в самую душу каждого из беглецов и выворачивал ее наизнанку. Люди окаменели, прижались к холодным стенам подземелья, не в силах пошевелиться.
– АНДРЕЙ! ЧТО С ВАМИ???
Внезапно свеча в руках полковника потухла, и тут же все подземелье стало окутываться мелкой земляной пылью. Песок завертелся по воздуху и начал попадать людям в глаза. Закрывшись руками от урагана пыли, пленники на некоторое время потеряли ориентировку. Когда через несколько секунд смерч резко стих, на том месте, где стоял раньше Андрей, – теперь никого не было! Беглецы не успели опомниться, а два красных глаза засверкали теперь уже впереди, со стороны дворца Расторгуева! Алексей Комендантов с револьвером в руке бросился вперед, загораживая собой царскую семью.
– Андрей! ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ???
И опять в руках незнакомца запылало пламя свечи, и к величайшему изумлению беглецов, они увидели, что на фигуре, которую Комендантов называл Андреем, теперь уже был не офицерский мундир, а длинная черная сутана. Все стали креститься.
– Ты построил себе превосходную могилу! – загробным голосом заверещал незнакомец, дико вращая красными глазами. – Мой Повелитель будет мной доволен!
Раздались дикие истеричные крики женщин. Алексей выстрелил в демона. Один раз. Второй. Третий. Четвертый. Пули проходили сквозь черную мантию и исчезали в пустоте. Откинув голову назад, Андрей громоподобно захохотал. Через мгновение послышался страшный грохот, напоминающий рушащиеся скалы, и моментально Алексей Комендантов исчез под ожившей землей. Люди закричали и попятились назад. А демон возник перед людьми, оставив позади себя погребенного в земле человека, и двинулся на них.
– Я – ВЕЛИКИЙ АСМОДЕЙ! ДЕМОН-ИСТРЕБИТЕЛЬ! ПОСЛАННИК ВСЕПОБЕЖДАЮЩЕГО ДЬЯВОЛА, – прогремел по всему подземелью его голос. – Своими великими победами и завоеваниями мы утверждаем новую власть над миром! – Асмодей надвигался на людей, а позади него стремительно вставала скала из земли. Многовековой ход засыпался! – Отныне – власть вашего Бога закончена! Началась новая великая эра! Эра огня, крови и разрушений! Эра, которая со временем охватит всю планету! Эра торжества Дьявола! Эра, которая будет длиться вечно!
Пленники, едва держась на ногах от страха, побежали назад к погребу, в спешке бросая многие из своих вещей и беспрестанно творя молитвы. Уже почти было нечем дышать. Движущаяся земляная стена поглощала всe на своем пути, ближе и ближе подбираясь к бившимся в истерике людям.
– APAGE, SATANAS, APAGE!!1 – кричали охваченные ужасом узники. Голос Асмодея теперь стал звучать то откуда-то из этого земляного смерча, то откуда-то сверху, то внутри самих людей.
– Ваша смерть станет тем ключом, который отворит дверь в царство новой эры! Ваша смерть – распахнет врата Ада на земле, и людские души потонут в пламени великого огня!
Между тем узники, задыхаясь от бега и пыли, запинаясь, падая и визжа, со всех ног устремлялись туда, откуда еще час назад они с таким трудом, оставив бoльшую часть багажа, ускользнули.
 Николай Александрович, крепко сжав в руках Наследника, бежал первым. За ним следовал повар Харитонов, держа за руку Леню Седнева. Лакей Трупп помогал бежать императрице и дочкам. Кругом стол визг собак и людей. Ничего не было видно, пленники натыкались на стены, кричали и продолжали свое движение от накатывающейся волны земляной смерти.
– ВАША ЖИЗНЬ – ЕДИНСТВЕННАЯ СТЕНА, ОТДЕЛЯЮЩАЯ НАС ОТ ВОРОТ НАШЕГО ВЕЛИКОГО ТОРЖЕСТВА. НО В САМЫЕ БЛИЖАЙШИЕ ДНИ – ЭТА СТЕНА ПАДЕТ! Шерсть на бедных собаках встала дыбом, на мордочках застыла пена. Тем временем Николай Романов добежал до свежевыкопанного подземного хода, вырытого Алексеем Комендантовым, который был гораздо уже и ниже. Из-за недостатка освещения он не увидел этого и больно стукнулся головой о проем, чудом не покалечив находящегося у него на руках сына.
– Осторожно, пригнитесь! – изо всех сил крикнул он, чувствуя, как загудела его голова и все стало расплываться перед глазами. Люди добегали до подкопа и там, в темноте и спешке, спотыкались друг от друга. Доктор Боткин остановился у перехода из старого подземелья в новое и принялся помогать Великим княжнам и Демидовой войти в узкий и низкий тоннель. А Николай Александрович с сыном на руках и Харитонов с Седневым уже добежали до лестницы.
– Скорее выбирайтесь наружу! – крикнул Романов. Харитонов поднялся на лестницу и с силой оттолкнул крышку погреба, сметая в сторону шелковый коврик. Затем на ощупь вылез наверх.
– Вы уже наверху? – взволнованно спросил Николай Второй. – Принимайте Наследника! Скорее!
Ожившая сбесившаяся земля уже почти настигла последних из бегущих. Запах гнили заполнил собой каждый сантиметр воздуха. Наследник и Седнев были благополучно вытащены на поверхность. Харитонов поручил Седневу зажигать спички, чтобы хоть как-то осветить выход для остальных. Николай Второй помог подняться своей жене, Труппу, затем в страшной спешке с громким плачем поднялись одна за другой дочери; Демидова, находясь уже на самой лестнице свалилась в обморок, и Николаю Романову вместе с Боткиным стоило большого труда, чтобы поднять ее на поверхность и следом вылезти самим.
Даже будучи уже на поверхности, женщины не переставали кричать, и их визги перекрывались сатанинским смехом Асмодея, доносившимся отовсюду одновременно. Видя, что собаки, подпрыгивая, не могут достать до поверхности и жалобно скулят, Николай Александрович снова спустился вниз, чувствуя, как гудит надвигающаяся земля, и, схватив в руки двух спаниэлей, затем болонку и бульдога, кинул их на поверхность, а следом стремительно, словно кошка, выпрыгнул на поверхность сам! Он успел как раз вовремя! Еще секунда и земляной вал поглотил бы его!
Доктор Боткин лихорадочно накинул крышку погреба на предназначенное для нее отверстие, но тут же пол затрясся, и взрывная волна смерча едва не отбросила доктора в сторону. И хотя на крышку уже навалились Николай Второй, Трупп и сам Боткин, кусочки гнилой земли все же успели вырваться наружу. Вновь раздался подземный толчок, и крышка погреба намертво приварилась к остальным доскам деревянного пола, образуя с ним единое, неразрывное целое.
– Живы? Все живы? Никто не остался? – спрашивал страшно ослабевший Николай Александрович. Со слезами на глазах узники побежали прочь из кладовой.
Доктору Боткину пришлось нести бесчувственную Демидову на руках. Они пробежали одни сени, затем другие. На улицах раздавались уже разговоры часовых – из дома не выбраться. Тогда пленники побежали наверх, от пережитого кошмара даже не обращая внимания на то, спят ли еще часовые или нет. Лицо демона стояло перед взорами беглецов, и после всего того, что они видели и пережили, – ничто земное не смогло бы испугать их так сильно. Они еще не успели полностью разойтись по своим комнатам, а внизу на первом этаже уже стали раздаваться шаги – это шел новый караул. Через мгновение по дому прошла какая-то волна, потрясшая стекла, и все усыпленные чекисты разом проснулись!



ГЛАВА 90
Я жажду отомстить Тому,
Кто правит свыше.

Так бог вырвал из меня всe мое
В проклятии и мучении судьбы.
Все миры его невозвратимо исчезли!
Мне не осталось ничего, кроме мести!
Я высоко воздвигну мой престол.
Холодной и ужасной будет его вершина.
Основание его – суеверная дрожь,
Церемониймейстер – самая черная агония.
Кто посмотрит здоровым взором,
Отвернется, смертельно побледнев и онемев,
Схваченный слепой и холодной смертностью,
Да приготовит его радость себе могилу.
К. Маркс
Заклинание впавшего в отчаяние

Я утратил небо, и прекрасно знаю это.
Моя душа, некогда верная Богу,
Предопределена теперь для ада.
К. Маркс. Бедная девочка

Завеса спала,
моя святая святых была опустошена,
необходимо было поместить туда новых богов.
К. Маркс. (Из письма отцу)

Екатеринбург, 1 августа 1992 года
Когда Таня открыла глаза, в дверях комнаты, где она спала, зашевелилась какая-то тень. Девушка моментально приподнялась и с быстротой молнии нащупала на подушке распятие. Когда ослепление, вызванное ярким светом свечей прошло, Таня различила контуры cвященника. Лицо его казалось непроницаемым, но глаза светились каким-то особенным блеском.
– Всемилостивый Господь с нами! – торжественно провозгласил он. – Его помыслы устремлены к нам, рабам его. И он готов помочь!
– Вы нашли способ, как можно победить Зло? – обрадованно спросила Таня, встав с постели.
– Не я, но Господь направляет нас на путь истинный. Он дарует нас своими щедротами, посещает нас в минуту вдохновения, творчества, открытий – если мы остаемся верными наставлениям его. Если же мы встаем на путь греха – он посылает нам испытания, пройдя через которые, мы должны очистить скверну с души своей.
– Так что же мы должны делать? – встpепенулась Таня.
– Прежде всего я хочу рассказать тебе, с какой силой мы имеем дело, – сказал священник. Жестом он пригласил девушку сесть в кресло.
– Дьявол издавна искушал людей, пытался склонить их ко всем смертным грехам, чтобы через это – погубить человечество. Но люди верили в Бога, замаливали свои грехи, исповедовались, поэтому темным силам служила лишь маленькая толика отреченных от Бога людей. Чтобы достичь своей цели, Дьяволу нужно было изменить соотношение сил в свою пользу. Но как это сделать? Стали появляться новые религии, но надежда Дьявола – через различные поклонения различным верам разъединить людей, поссорить и ввести в величайшие грехопадения – в то время еще не увенчались успехом.
И тогда злым силам пришло в голову создавать учения, которые маскировали бы их сатанинские устремления и могли бы повести за собой людей, одурманивая их разум сладкими позывами к светлому будущему. К этим новым учениям необходимо было найти учителей, которые стали бы во главе этих новых теорий. Этими учителями должны были стать люди, которые бы продали свою душу Дьяволу, подчинив всю свою жизнь служению темным силам.
В каждой культуре, в каждом народе есть свой учитель. Россия пошла по пути марксизма, Германия, Италия – фашизма. Америка стала на путь накопительства. И у каждого народа – свой вождь, свой путь – постоянная борьба между Добром и Злом, своя правящая элита, регулирующая эту борьбу.
Цель Сатаны была достигнута. Теперь мы живем своими эгоистическими радостями, планами, надеждами, в которых, к сожалению, нет места Богу. И только попав под лавину несчастий, обращаем мы свой взор к нему и просим о помощи. Мы грешим. Мы грешим постоянно под действием темных сил. Грех до того вошел в норму нашей жизни, что мы даже не осознаем этого. Поэтому люди постоянно пополняют ряды Сатаны, попадая в Ад после того, как оканчивают свой земной путь. И с каждым годом – все меньше добрых сил направляется к Господу, все сильнее нарушается равновесие между Добром и Злом.
Теперь злым силам уже мало места под землей и на земле. Они стремятся установить свою власть и на небесах. Чтобы достигнуть этого, им нужно всю землю превратить в сплошной кровавый ад, подчинить себе все народы.
Мы находимся между Небесами, где творят добрые дела Ангелы и наслаждаются души праведников, и Адом, где царствуют демоны и горят души грешников. И в зависимости от своих поступков и дел в земной жизни – каждый человек по окончании своего земного существования воссоединяется либо с Небесами и восседающим на них Господом, либо идет в Ад в подчинение Сатане.
До сих пор равновесие добрых и злых сил удерживалось, но в последние несколько десятков лет Дьявол все активнее и чаще посылает своих слуг к людям, чтобы искусить их, склонить к греху и побудить пойти на преступления для умиротворения и ублажения своей плоти.
Творец наш делает все возможное, чтобы не допустить восторжествования сил ада над планетой, но многое зависит от самих людей, от их здравого смысла. Если бы развязалась ядерная война вспомни, дочь моя, как близки мы были к этому, – это была бы полная победа Сатаны!
Лишь в самый последний момент Господь успел внушить людям, чтобы они опомнились и остановились уже на самом краю бездонной пропасти. Но надолго ли? Ведь чтобы вершить добрые дела – нужна добрая энергия, а сейчас, когда все в мире ожесточились, особенно в нашей стране, злая энергия и злая воля поглощает всe доброе.
Особенно же сильно Зло охмуряет людей, охваченных борьбой за власть. Через власть – легче и быстрее всего превратить мир в пепел. Поэтому Зло плотным кольцом охватило здания правительств. Чтобы ослабить это порочное влияние, все здания, где издаются указы и выходят постановления, необходимо освятить, чтобы убрать оттуда злых духов, подгоняющих нечистоплотных политиков в силу их непомерных амбиций к гибельным для всей страны решениям, вопреки здравому смыслу.
На Земле наша страна более всего напоминает ад. Поголовное отсутствие веры в Бога, разрушение экономики, рост преступности, распад страны – все это составные части полной духовной деградации, прямым курсом ведущей нас ко всеобщей гибели.
С другой стороны, мы обладаем бесподобным смертоносным потенциалом, достаточным для того, чтобы погубить не только себя, но и всю планету в целом. Именно Дьявол помогал, вдохновлял ученые умы на открытие ядерного, химического оружия и многих других видов смерти. Не случайно, когда ослабла вера в Бога, Дьявол надоумил, как можно уничтожать в глобальном масштабе в самое кратчайшее время себе подобных. И теперь Зло действует по всем направлениям.
Сегодня нам грозит экологическая смерть. Уже нельзя пить воду, купаться в морях, реках и озерах, дышать этим воздухом. Однако люди поглощены своим ежеминутным делом, мелкими бытовыми заботами, интересами, живут сегодняшним днем и мало задумываются о будущем.
А Сатана посылает всe больше и больше проблем, насылает новые болезни, чтобы отвлечь нас от надвигающихся катастроф. И если пока людям удалось сдержаться и избежать всеобщей смерти от всемирной войны, то Зло будет внушать людям воевать сначала в мелких масштабах, которые незаметно для всех перерастут во всеобщую бойню!
Начался распад коммунистических стран, начнется новый передел территорий, обнажатся старые язвы, появятся новые конфликты, всплывут старые, и новый виток крови может обрушиться на нашу многострадальную страну.
А человеческое горе, вызванное разрухой, преступлениями, войнами, стихийными бедствиями лишь подпитывает злые силы и делает их еще могущественнее! И скоро это будет уже невозможно остановить! А источник этой злой энергии как раз исходит из недр расторгуевского особняка.
И совсем не случайно поблизости отсюда была расстреляна царская семья, после чего господство Сатаны на долгие годы охватило всe вокруг. Если люди в самое ближайшее время не образумятся – наступит второе пришествие Христа. Ибо сказано:
“Так будет при кончине века: изыдут ангелы и отделят злых среди праведных, и ввергнут их в печь огненную. Мы воскреснем, наши души соединятся с телесами, делающимися бессмертными и совлекающими с себя тление, и явимся к страшному судейскому Христову седалищу. А Дьявол и демоны, и человек его – Антихрист, и нечестивые люди и грешники, будут преданы в огонь вечный, не вещественный, как у нас, но такой, какой может знать только Бог. А сотворивши Благая, как солнце воссияют вместе с Ангелами в жизни вечной, вместе с Господом нашим Иисусом Христом, всегда смотря на него и будучи видимы им, наслаждаясь непрерывным проистекающим от него весельем, прославляя его с Отцом, со Святым Духом в бесконечные веки веков”.
Священник вытер лоб.
– Бог уже наказывает нас за наши грехи.
“Егда же Господь отвратит лице свое за умножение беззакония грешных людей, тогда вся возметутся. И сама стихия – еже есть воздух, и земля, и вода, и огнь огорчатся на противных Богови. Земля плоды свои умалит, вода иссохнет, или потопы учинит, огонь все пожрет, еще же и воздух изменится: овогда студень, овогда сухо и не подаст влаги на плоды земные. В водах умалятся рыбы. А сами Тии, человецы, грешницы, мятутся и дерутся, яко пьяни суть.”
Но Сатана вознамерился и праведников и грешников – всех подчинить власти своей. Чтобы люди после смерти своей восставали, как это сказано в Библии, но служили не Господу нашему, а ему, Сатане! И шатуны уже начали воплощение его воли! Когда же Господь снова придет на землю – “тогда вся стихия разорят: небо яко свиток свиется, солнце и луна, и звезды, спадающе с небес, яко же смоковница отмещет листвие от себя, тако то и звезды полетят на землю.
Тогда от престола Господня река огненная потечет, поядающи тварь от востока до запада и вся изгорит. И будет небо ново, и земля нова, бела яко хартия, и обнавивши лицо земли. Праведницы просветятся, а грешницы помрачатся. Егда бо с небес Христос, Бог наш, придет и сядет на престоле Славы своея. И речет Господь праведным:
“Придите, благословенные, наследуйте уготованное вам царствие небесное.” Возрев же ярым оком на грешные – речет: “Отойдите от Мене, проклятии, во Огнь вечный со дьяволом”. Так предсказывали праведники и святые. Но хитрый Дьявол готовится прогреметь в свои трубы, через которые разверзнется Ад и поглотит всe и вся.”
Священник вытянул вперед руки и молвил:
– “Вси убо не усыпнем, вси же не умрем, до последней трубы живущи на земле будут. Егда же первая труба вострубит – гласом ея – отверзнутся гробы”. Но это будет не глас Господа, как полагали святые. Это будет глас Сатаны!
“Та же вторая труба вострубит, и потечет кость к кости и состав к составу своему. Третья труба вострубит, и созиждутся телеса мертвых. Живущие же на земле еще будут. Егда же затрубит четвертая труба – тогда во мгновение ока – все живущие изменятся, а мертвые оживут.”
Так глаголет Святой Игнатий. А Иоанн Златоуст речет:
“Тамо зрим прах возметающ, всюду человецы восставают, дивен позор1 будет.”
Вот эти-то трубы, которые должны бы помочь Господу нашему очистить праведников от грешников, – и пытается захватить Дьявол и погрузить в геенну весь род человеческий. Если им удастся прочитать последнее заклинание из “Книги ЗЛА”, совершить жертвоприношение, убить всех, кто был во дворце в ту ночь, то есть вас, умертвить 11 детей, то с помощью их крови они сделают состав, который в сопровождении дьявольских заклинаний сможет поднять из могил всех мертвых и объявить войну всем живым! И трубы Ада откроют путь ко всеобщему Злу.
Отец Павел обратил свой скорбный взгляд к портретам святых.
– И только мы сможем попытаться как-то остановить все это, если милость Господа нашего будет с нами!
Таня долго слушала священника и с каждой секундой все сильнее ощущала свою беспомощность перед темными силами, которые вознамерились погубить ее.
– Что же нам следует предпринять, отец Павел? – в отчаянии спросила девушка.
– Уничтожить “Книгу ЗЛА”...
– Ну, конечно же! Как же мы раньше не догадались?!
– Сделать, однако, это не так просто, как тебе кажется.
Я уже пробовал. Ее нельзя ни сжечь, ни порвать, ни зачеркнуть, ни залить красками, ничего с ней сделать нельзя! Она заключает в себе слишком сильную энергию Зла, которая надежно защищает ее. Все Зло земли, все злые дела и мысли впитываются в те магические слова, которые в этой книге. Чтобы уничтожить ее – необходимо произнести заклинания, воплощающие в себе добро, энергию любви, милосердия, веры в нашего Господа. И после этого – полить эту книгу святой водой. Сделать это можно только в логове Зла – в том самом подвале, в той самой пещере, где пропал ваш друг. Только там добрая энергия, заключенная в магических заклинаниях, способна ослабить и нарушить централизацию черных сил и подействовать на их наиболее уязвимые места.
– И вы знаете эти магические заклинания?
– Я вступил в общение с добрыми духами с мольбами помочь нам найти выход. И они указали мне на книгу известного французского демонолога Батайля. Широко известна его книга в двух томах “Дьявол в 19 веке.” В ней он описывал, как проникал в секты сатанистов, под видом одного из сторонников и почитателей Дьявола, и участвовал во многих их мессах.
Но практически неизвестна его книга, точнее, рукопись “Борьба с Дьяволом”, которой существовало не более трех экземпляров во всем мире. В этой рукописи Батайль упоминает о Патрике Нуарэ, ясновидце и демонологе. Этому Патрику Нуарэ удалось в момент, когда само провидение посетило его однажды и озарило его разум, составить заклинания, произнеся которые, можно остановить разрушительную силу Зла.
И как раз этот Нуарэ упрминает в своей рукописи о найденной тобой "Книге ЗЛА"! по его утверждению, ее можно уничтожить с помощью приведенных им заклинаний, но с обязательным условием: эту демоническую книгу нужно предварительно освятить, с целью нейтрализовать ее силу, дабы она не смогла поглотить своей черной энергией того, кто будет совершать ритуал ее уничтожения.
Священник прокашлялся.
– Святая вода и заклинания уничтожат “Книгу ЗЛА”, а вместе с ней – Зло утеряет ту громадную силу, какой обладает сейчас. После этой процедуры, необходимо будет освященными осиновыми кольями проткнуть сердца тех двух жриц Дьявола, лежащих во гробах, которых пощадил когда-то мой предок Феодосий Васильев.
– Но, отец Павел, когда мы были в той пещере – никаких гробов там не видели!
– Тогда они еще таились под землей, но сейчас их мертвое царство, упокоенное на территории таинственного кладбища Зла, – оживает! И с каждой новой душой, захваченной ими и обращенной на службу Сатане, – власть их непомерно быстро увеличивается! Гробы их уже должны быть на поверхности. Ночью они пожирают кровь невинных детей, кровь твоих друзей, а часть ее используют для приготовления волшебного состава, который скоро, если их не остановить, сможет поднять мертвых из их могил!
– Но почему эти жрицы, находясь несколько веков в гробах и не имея возможности выбраться оттуда, – почему они не погибли? Они не могли пить кровь! За счет чего они жили?
– Сатана постоянно подпитывал их своей энергией. До поры до времени они копили силу и вот теперь, из-за ваших неосторожных действий – были призваны к жизни!
Священник поставил перед собой свечу.
– После того, как в их сердца будут загнаны колья – предстоит прочитать молитву о спасении города. И тогда – дьявольское гнездо исчезнет! Но Зло еще останется! Демоны тьмы будут витать вокруг и собирать новые силы!
– Значит, мы не сможем победить их до конца? И шатуны по-прежнему будут нас преследовать?
– Зло невозможно победить полностью, пока в самих людях существуют пороки, питающие Дьявола. Зло будет невозможно победить, пока все люди не уверуют в Бога и не будут вести себя согласно божественным заповедям. Но все-таки мы сможем хотя бы ослабить их влияние. Демоны – это падшие ангелы, соблазненные Сатаной. В рукописи Патрика Нуарэ есть заклинания, прочтя которые в логове Зла и позвонив в церковные колокола, – можно уничтожить все ЗЛО! И тогда человеку опять откроется доступ к вратам Рая. И зло больше не сможет генерировать и порождать новое зло, еще более страшное! Это видение было предсказано Патрику Нуарэ самим Господом! Но он не успел прочитать эту молитву, поскольку это можно было сделать исключительно в самом центре Зла, а Нуарэ, как ни старался, – так и не смог его найти. Нуарэ исчез при загадочных обстоятельствах в конце XIX века. Тело его так и не было найдено. Он успел сделать только три экземпляра своей рукописи – одна осталась у него и исчезла вместе с ним, две другие он передал своим ученикам. Один из этих учеников был найден мертвым у себя в доме, а рукопись пропала. Остался второй ученик – Огюст Крюшэ. Мой прадед, будучи в 1896 году во Франции, виделся с Крюшэ. Тот был в страшно напуганном состоянии. После смерти Нуарэ и другого ученика – обладателя второй копии Крюшэ решил отойти от дел и передал свой экземпляр моему прадеду. Вскоре после этого Крюше погиб при невыясненных обстоятельствах. Мой прадед Димитрий запрятал эту ценную книгу в тайник, никому не сказав, где он находится. А в 1904 году при возвращении из Верхотурья он умер, так и не успев никому сообщить, где спрятана книга. Без нее – все наши усилия тщетны!
– Значит, она так до сих пор и не найдена? – спросила Таня, привстав с кресла от охватившего ее волнения.
– Никто не мог обнаружить ее. И только сегодня, когда я усердно молился Господу, прося его спасти нас от восторжествования над миром сил Зла, вдруг из старинной русской печи выпали три кирпича, и я обнаружил тайник. Книга была там. Вот она.
И священник протянул девушке уже почти почерневшие страницы старинного пергамента.
– На каком же языке написана эта книга?
– Вступительная часть на французском. Есть также заклинания на латыни. Но большинство страниц – на незнакомом мне языке, – ответил отец Павел. – Теперь мы знаем, где находится Центр Зла и можем использовать эту книгу. Мы должны будем под утро пойти в этот дворец, проникнуть в подвал и покончить с этим гнездом!
– Мы вдвоем??! – Таня со страхом посмотрела на священника, и на секунду у нее даже закралось подозрение, уж не есть ли он сам – предводитель Зла, который хочет заманить ее в ловушку и предать ужасной смерти.
– Более того, – продолжал отец Павел – нам необходимо будет одновременно с произнесением святых заклинаний – позвонить в колокола церкви, дабы колокольный звон своей божественной чистотой проник в людские сердца и поверг в гибель силы Ада.
– Но как же мы сможем сделать это одновременно? – задрожав, спросила девушка. – Если мы с вами будем в доме, то кто будет звонить в колокола? И где их взять, эти колокола?
– К нашему счастью, поблизости с дворцом находится СвятоВознесенская церковь. Кому-то из нас придется пойти в логово Зла, а кому-то – в церковь. Другого выхода у нас нет.
– Но ведь это нереально! – воскликнула Таня, не зная, ослышалась ли она, или священник действительно сошел с ума. – Ведь там повсюду шатуны! К тому же дворец ночью будет закрыт! Даже если мы и попадем туда – это верная смерть! Поодиночке мы погибнем немедленно, еще не успев даже войти в логово Зла!
– Если мы пойдем, то можем погибнуть, а можем и победить Зло! Если же мы не пойдем туда – мы погибнем точно! И не только мы одни!
– Но зачем идти туда ночью, сейчас четыре часа вечера, почему нельзя пойти туда сейчас?
– Их пещера открывается ровно в полночь и к рассвету – смыкается вновь. Под самое утро – сила их уменьшается – это самое удобное время, чтобы покончить с ними.
– Но если вы пойдете в церковь звонить в колокола, то получается, что я пойду во дворец одна??!!
Таню затрясло.
– Не бойся! Мы служим Господу, и во имя его вечной любви – мы должны пойти на это! И видя наши чистые помыслы и устремления – он поддержит нас! Кроме того, я попрошу твоего Ангела-Хранителя оберегать тебя от любых опасностей и сопровождать нас в царство тьмы. Я призову добрых духов помочь нам в нашей великой борьбе против проводников Зла. Не забывай также, что у тебя есть священный талисман, способный уберечь тебя от воздействия Зла. Бог даст нам всю ту добрую веру, всю ту любовь, которая согревает людские сердца в минуты тяжких испытаний. Мы не будем одиноки в нашей борьбе со Злом.
Таня молчала.
– Впрочем, если у тебя есть человек, на которого бы ты могла положиться, который поверил бы тебе и согласился бы пойти с нами, – это бы нам очень помогло!
– Нет, у меня больше никого не осталось! – тяжело вздохнула девушка.
– Не печалься! Я верю, что нам удастся совладать с бесовыми силами. Но для этого – ты должна быть чистой перед Богом, это сделает нас сильнее и ослабит наших врагов. Ответь мне, дочь моя, уверовала ли ты в Бога?
– Сейчас да, но раньше не верила. Да и как я могла верить, когда все вокруг твердили, что Бога нет, что...
– Да, все это было так. И в том была великая радость Сатане, ибо все больше душ он забирает к себе в Ад, и все меньше людских душ проходят через небесные мытарства и достигают ворот Рая. В свое время, назначенное единым Богом, и известное одному Богу, – мы непременно вступим в мир духов.
Отец Павел с любовью посмотрел на образ Христа на стене.
– Всеблагий Бог, да даруй нам так провести земную жизнь, чтобы еще во время ее мы расторгли общение с духами падшими и вступили в общение с духами святыми и чтобы мы, на этом основании, были причислены к духам святым, а не отверженным. Ибо нет злодеяния, нет преступления, которого бы они не были зачинщиками и участниками. Они склоняют и научают людей к греху всевозможными способами. Сатана стал на путь земли к Раю и с того времени, до спасительного страдания и животворящей смерти Христовой – не пропустил ни одной души человеческой, разлученной с телом. Врата небесные заключились для человека навсегда. Врата вечные открылись только перед Господом нашим Иисусом Христом. А все явно отвергшие искупителя отселе составляют достояние Сатаны, и души их по разлучении с телами нисходят прямо в Ад.
Священник пристально посмотрел на девушку. При его последних словах Тане снова стало страшно. Было ощущение, что священник не сам говорит эти слова, а словно кукла произносит речь, запрограммированную кем-то свыше.
– Но я никогда не крала, никого не убивала, неужели и я...
– А слабость веры, жестокость, черствость, малодушие, духовная леность, гордыня и другие пороки, которыми напичканы сейчас люди, – разве это не грехи? А ненависть к человеку, пусть и врагу, – разве это не грех?
– Выходит, мы должны любить шатунов, колдунов, упырей и прочих?
– Это уже не люди, помни об этом! Если они и были когда порождены Богом, то теперь они целиком и полностью служат Дьяволу! И то, что относится к человеку, не может относиться к ним, как бы ни старались они выдавать себя за людей. ЗЛО для них – первично, и все их поступки мотивируются только Злом! А если ты недобро относишься к простым людям, окружающим тебя, желаешь им зла, завидуешь им черной завистью, причиняешь им душевные и физические страдания, унижаешь их плоть и душу, оставляешь их в трудную минуту в беде – тем самым совершаешь страшнейшие грехи против человека. А все грехи против человека, дочь моя, это следствие греха против Бога. Нельзя любить Бога и не любить человека, ибо человек настолько любим Богом, что ради него Христос принял мучительную крестную смерть.
Громовой голос отца Павла затих на секунду, но затем возобновился снова, уже более приглушенный.
– Чтобы нам удалось совершить наше благородное дело – наши телеса и души должны быть свободны от скверны. И тогда злые духи в самый последний и ответственный момент не смогут овладеть ими и направить против добра. Мы должны присоединиться к святой церкви, к храму добра, воссоздать падшую человеческую душу. А потому, раба Божья Таня, ты должна раскаяться во всех своих грехах и исповедоваться!
Я дам тебе время, приготовься, вспоминай все свои грехи без утайки и проси прощения у всех, перед кем ты когда-либо провинилась, будь то делами или черными мыслями. И не оправдывай себя, ибо в оправдании заложено себялюбие, а гордыня – это тяжкий грех! Будь искренней во всем, ибо только в этом случае силы Добра смогут защитить тебя. И непрестанно моли Отца нашего простить тебя.
Священник вышел.
Ах, как больно! Страшно! Стыдно! Но надо! Очистительные слезы закапали из глаз девушки, и она принялась вспоминать свою жизнь, проведенную без Бога...


ГЛАВА 91
Екатеринбург, 14 июля 1918 года,
7 часов утра
ВАША ЖИЗНЬ – ЕДИНСТВЕННАЯ СТЕНА, ОТДЕЛЯЮЩАЯ НАС ОТ ВОРОТ НАШЕГО ВЕЛИКОГО ТОРЖЕСТВА, НО В САМЫЕ БЛИЖАЙШИЕ ДНИ – ЭТА СТЕНА ПАДЕТ!
 – Они не посмеют, Никки! – истерично кричала Александра Федоровна. – Федь они фсе-таки люди! Бог видит фсе и не допустит этого!
– Эти люди не верят в Господа Бога, их душами овладел Дьявол. Они не ведают, что творят, и боюсь, ни перед чем не остановятся, чтобы исполнить его волю.
– Значит, прав был Григорий, значит прав, был пророк Амос, предвещавшие нам гибель...
– В САМОЕ БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ! – повторил Николай Второй слова, звеневшие у него в ушах. – Мне почему-то кажется, что это произойдет 17-го. Да-да! Скорее всего 17-го! Июля, августа, сентября, но именно 17-го. Это проклятое для меня число! Оно приносит мне одни бедствия! Помнишь, 17 октября произошло крушение нашего поезда в Борках. А 17 мая во время коронации на Ходынском поле в 96-м году были затоптаны тысячи человек. Господи, почему я тогда не искупил свою вину перед народом? Тогда я был еще молод и глуп! И не нашлось человека, который наставил бы меня тогда на правильный путь. Тогда я еще не понимал, что за все сотворенное на земле зло – рано или поздно приходит расплата. Все того же 17 октября в 1905 году – я вынужден был подписать манифест, после которого зашаталась наша власть. Почему я подписал его именно 17-го? Что было бы, подпиши я его в другое число? Мне кажется, все было бы по-другому! 17 декабря 1917-го – убили Распутина, и мы лишились его божеского благословения и защиты! Мы не смогли защитить его, и он предрек нам гибель!
Наконец, тот злосчастный 1917 год! Именно 17 ноября я узнал о большевистском перевороте. И при старом, и при большевистском календарном стиле – это число неизменно оставалось для меня роковым.
– Но Никки, может быть, еще не поздно, может, нам еще удастся упросить Бога, чтобы он смилостивился над нами и над нашей бедной Россией! Надо встать на колени и умолять его, чтобы он вернулся в людские сердца. Давай снова пригласим священника, они не посмеют отказать нам в этом. Мы должны принести Всевышнему нашу любовь, наши раскаявшиеся сердца, нашу веру в него. Иисус принял жесточайшие муки за нас, грешников. Теперь настал наш черед, помазанников Божьих, страдать за Россию, за народ. Упадем же ниц пред его святейшим образом, поклонимся Ему и попросим прощения за нас, за обезумевший мир, за тех, чьи души окутаны Дьяволом. Да услышит нас Господь и помилует!
С погруженным внутрь себя взглядом императрица подошла к окну и нанесла на косяке такой же знак, что и в день приезда в этот дом, – индийскую свастику.
– Пусть лишь счастье и добро окружают нашу страну, пусть война и ненависть покинут ее священную землю! Пусть восторжествует вера народа в единого Бога нашего Спасителя!
Глаза ее загорелись надеждой. Но неожиданно задрожали стены, попадали священные образа, и злорадный смех, точно такой же, что преследовал их под землей, разнесся по всей императорской комнате. Проснулся и заплакал Алексей Николаевич: его ногу скрутила жесточайшая судорога.
Адский, невидимый голос, исходящий откуда-то сверху, заверещал:
– ВЕЛИКАЯ СТЕНА ВОЗДВИГНУТА САТАНОЙ, ВЕЛИКИЙ ЗАНАВЕС УПРЯТАЛ ВО МРАК ВАШУ СТРАНУ И СДЕЛАЛ ЕЕ НЕДОСТУПНОЙ ДЛЯ ВАШЕГО БОГА И ВАШЕГО СЫНА БОЖЬЕГО ИИСУСА. И НИКТО, НИКТО НЕ СМОЖЕТ ПРОЙТИ СКВОЗЬ ЭТОТ ЗАНАВЕС И СПАСТИ ВАС! А ЭТОТ ВАШ ЗНАК – СТАНЕТ ОДНИМ ИЗ САМЫХ СИЛЬНЫХ АТРИБУТОВ НАШЕЙ НЕПОБЕДИМОЙ ВЛАСТИ! НО В ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО НАД ВАШИМИ СИМВОЛАМИ, ПОДОБНО ТОМУ, КАК НАШИ СЛУГИ НА ВЕЛИКИХ МЕССАХ И ОБРЯДАХ ВО СЛАВУ ДЬЯВОЛА – ЧИТАЮТ ВАШИ МОЛИТВЫ НАОБОРОТ, С КОНЦА НА НАЧАЛО, ТАК И ЭТОТ ЗНАК – ПЕРЕВЕРНЕТСЯ И ОБРЕТЕТ НОВЫЙ ВЕЛИКИЙ СМЫСЛ И СТАНЕТ СИМВОЛОМ ИСТРЕБЛЕНИЯ И НЕНАВИСТИ.
Раздался небольшой взрыв, и не успели люди опомниться, как около косяка окна вместо нарисованного царицей индийского знака, возник новый.
– Nein, nein!1– закричала Александра Федоровна, а бедного Наследника стало выворачивать наизнанку. Изо рта повалила пена, глаза выпучились, лицо перекосилось.
– ВЕЛИКОЕ ТАИНСТВО СМЕРТИ БУДЕТ ЗАКЛЮЧЕНО В ЭТОМ ЗНАКЕ!
– Бэби!!! – вскричала императрица, переведя взгляд то на корчившегося сына, то на свастику, наконец, подбежала, истерично дрожа, к косяку и стала фанатично стирать новый знак.
Сделать, однако, это было не просто – знак не поддавался. Тем временем мальчик корчился уже на последнем издыхании.
– ЖАДНАЯ СМЕРТЬ УЖЕ СТУЧИТСЯ В ВАШУ ДВЕРЬ И УНЕСЕТ ВАС СКОРО С СОБОЙ!!!
Наконец после долгих и безуспешных усилий, призвав на помощь Бога, Александре Федоровне удалось выскоблить сатанинский знак, и судороги уже посиневшего мальчика прекратились.
Но зловещий хохот еще долго звенел в ушах царских узников...
* * *
Екатеринбург, 14 июля 1918 года, 8 часов утра
Отец протоиерей Сторожев встал рано, совершил утреннюю молитву и едва успел сел завтракать, как в дверь его властно постучали.
“Кто бы это мог быть?” – недоуменно пожимая плечами, гадал он, подходя к двери.
– Кто там?
– ЧК.
Дверь отворилась. Перед Сторожевым стоял тот самый рябой солдат в телогрейке защитного цвета и в солдатской фуражке, что приходил к нему две недели назад.
– Что вам угодно?
– Комендант Дома Особого Назначения товарищ Юровский снова требует вас для Романовых отслужить обедницу.
– Но позвольте, – удивился священник, – ведь для совершения службы был приглашен отец Меледин.
– Нет, Меледин отменен, за вами прислано, – бегающие глаза солдата пытливо осматривали священнослужителя. – Прошу вас поторопиться.
– Хорошо. Только мне надо оповестить дьякона Буймирова. К 10 часам мы будем в доме.
– Пожалуйста, не опаздывайте.
Через два часа оба священных лица стояли перед наружным забором Ипатьевского дома.
– Кто вы такие, с какой целью пришли? – привычным порядком спросил часовой наружной охраны.
– Священник Сторожев, дьякон Буймиров. Пришли с целью совершения богослужения для царской семьи.
– Для бывшей царской семьи, – поправил часовой и, осмотрев внимательно с ног до головы каждого, проверив их котомки со священными предметами, пропустил их через двор в калитку внутреннего забора. Они остановились у самых ворот дома.
В это утро здесь было много вооруженных людей. Они с подозрением уставились на приглашенных священников. Под их колючими, холодными взглядами духовные лица почувствовали себя неуютно.
– Бесполезна, думаю, будет служба наша, – шепнул Буймиров. – Устав требует нас проводить службы только в освященных храмах, не оскверненных ни убийством, ни вторжением еретиков. А здесь...
– Все это так, – так же шепотом ответил Сторожев, – но если речь идет о том, чтобы помочь укрепить веру для лиц царской семьи в тяжкий для них момент, поддержать их духовные силы, – мы не имеем права отказываться, и должны помочь всем, чем сможем.
Наконец, им открыли ворота дома. Сторожев поднял глаза кверху и заметил, что из окна комендантской за ним кто-то пристально наблюдает. Их провели во двор и втолкнули в боковую дверь нижнего этажа дома, а затем по лестнице, ведущей на второй этаж, на которой большой группой стояли вооруженные чекисты, их доставили в комендантскую. Юровский, сидя за желтым полированным столом, где помимо кружек, тарелок, ложек и прочих кухонных принадлежностей лежали две ручные гранаты, револьвер и две обоймы, пил чай и уплетал бутерброд с маслом. У правой стены на железной кровати спал помощник коменданта Никулин. Вся комната была полна грязи и мусора.
– Сюда приглашали духовенство, мы явились, что мы должны делать? – обратился Сторожев к Юровскому.
Не спеша дожевав бутерброд, комендант закурил папиросу и сквозь зубы соизволил промямлить:
– Явились? – Юровский усмехнулся. – Являются, как известно, только святые. Или вы уже причислили себя к таковым, признайтесь?
Ему не ответили.
– Ладно, останетесь пока здесь, переоденьтесь в свои рясы, а потом будете обедницу служить.
– Обедню или обедницу?
Юровский налил себе новую кружку чая.
– Он написал – обедницу. Хотя не все ли равно теперь для них – обедня ли, обедница, – вслух стал размышлять комендант. Потом он вдруг спохватился и строго посмотрел на священников.
– Ведь ваша фамилия... э-э... – Юровский зашевелил пальцами.
– Сторожев. Сторожев моя фамилия.
– Ну да, Сторожев, – не мигая, магнетизировал Юровский священника. – Ведь вы уже служили здесь?
– Да, служил.
– Ну, вот и хорошо. Послужите еще раз.
– Можно ли передать царственной семье просфору после богослужения? – спросил Буймиров.
– Передать можете, но никаких иных разговоров, кроме богослужебных между вами быть не должно. Прошу вас хорошенько запомнить это.
Затем Юровский, задумавшись, подошел к стоящему в правом углу роялю, убрал с крышки пузырек с красными чернилами, открыл его и сыграл несколько нот. Тем временем Буймиров и Сторожев принялись подготавливать все необходимое к службе: достали из своих котомок священные книги, дискос, звездицу, просфору, копие, ковш, надели ризы.
Юровский, сыграв какую-то еврейскую мелодию, закрыл рояль, подул на горячий чай, взглянул на зашевелившегося Никулина и возобновил чаепитие, молча наблюдая за священнослужителями.
– А где тут у вас уборная? – спросил Сторожев. Юровский несколько секунд молча смотрел на священника, затем подошел к окну и нажал электрическую кнопку.
В комендантскую вошел вооруженный человек в гражданской форме.
– Стрекотин! Пойди-ка сюда! – комендант поманил вошедшего пальцем. – Проводи гражданина Сторожева в уборную. – И шепнул на ухо:
– Потом тщательно осмотри ванную и уборную, не оставил ли он там записку какую или знак.
Стрекотин кивнул и обратился к священнику:
– Пойдемте, я вас провожу.
Они вышли. Буймиров продолжал листать священные книги. Юровский зашел к нему за спину и с любопытством наблюдал за его действиями. Дьякон чувствовал на себе этот взгляд и никак не мог сосредоточиться на предмете своих поисков.
– Ну, а ваша фамилия? – громко и резко спросил комендант.
– Буймиров.
– Буймиров, – повторил Юровский, – вы знаете, я должен вас обрадовать: вам двоим выпала великая честь отслужить последнюю службу для бывших и последних в истории России представителей царской династии. – Он задумчиво посмотрел в окно, пока до дьякона доходил смысл сказанного. – Больше им это не понадобится!
И не обращая внимания на остолбеневшего дьякона, Юровский подошел к зазвеневшему телефону.
– Ну, что там? Все готово? Добро. Давай действуй!
Вошел Сторожев в сопровождении Стрекотина и какого-то солдата, несущего кадило с горящими углями. Юровский выразительно посмотрел на Стрекотина, тот так же выразительно помотал головой.
– Итак, вы готовы начать службу? – обратился комендант к духовенству.
– Да, можем начать.
– Тогда пройдемте в зал.
В гостиной за аркой уже находились Александра Федоровна, Боткин, Трупп, Харитонов, Седнев, Демидова, Наследник в своей кресле-каталке, Татьяна и Ольга. Вскоре подошли Николай Александрович, Мария и Анастасия.
– Что, ваши все собрались? – спросил комендант у государя. Николай Александрович кивнул.
– Можете начинать, – милостиво разрешил Юровский и отошел к дальнему окну.
– Миром Господу помолимся... – начал чтение Великой ектении Буймиров. Сторожев пропел:
– ГОСПОДИ, ПОМИЛУЙ!
Буймиров: О свышнем мире и спасении душ наших Господу помолимся.
Сторожев: ГОСПОДИ, ПОМИЛУЙ!
Буймиров: О мире всего мира, о благосостоянии святых Божьих церквей и соединении всех, Господу помолимся.
Сторожев: ГОСПОДИ, ПОМИЛУЙ!
Буймиров: О святом храме семи с верою, благоговением и страхом Божьим, входящим в онь, Господу помолимся.
Сторожев: ГОСПОДИ, ПОМИЛУЙ!
“Почему они сегодня не поют вместе с нами? Почему сегодня у них такие мрачные лица? Что с ними произошло?” – с удивлением спрашивал себя Сторожев.
Буймиров: О граде сем, всяком граде, стране и с верою живущих в них, Господу помолимся.
Сторожев: ГОСПОДИ, ПОМИЛУЙ!
В это время в зал зашел помощник коменданта Никулин.
– Ермаков звонил? – спросил у него Юровский.
– Звонил.
– Как там у него?
– Уверяет, что нашел подходящие шахты.
– Далеко отсюда?
– Да порядочно будет, неподалеку от Верх-Исетска.
– Место там людное вокруг?
– Он не стал вдаваться в подробности. Не беспокойся, говорит, товарищ Никулин, это задание возложено на меня, я все сделаю так, как требует партия и революционный момент. Мне кажется, он опять пьяный был.
– Уж он наделает, каналья! Передай ему, чтобы пил меньше. Ситуация крайне ответственная.
– Еще он сказал, что потребуется машина. Грузовик.
– Я уже об этом подумал. У тебя все?
– Все.
– Ладно, ступай пока. Если кто из начальства позвонит, доложишь, что я на смотринах.
Никулин кивнул и удалился.
Между тем царская семья вместе с верными ей людьми продолжала слушать службу. Лица людей были угнетенными, словно какая-то злобная сила присутствовала рядом с ними и отравляла радость общения с Творцом. Священник пел:
– Во Царствии Твоем помяни нас, Господи, егда придем во Царствии Твоем.
Блажени нищии духом, яко тех есть Царствие небесное.
Блажени плачущие, яко тии утешатся.
Блажени кротцыи, яко тии наследят землю.
Блажени алчущии и жаждущии правды, яко тии насытятся.
Блажени милостивии, яко тии помиловани будут.
Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят.
Блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся.
Блажени изгнани правды ради, яко тех есть Царство Небесное.
Блажени ести, егда поносят вам, и ижденут, и рекут всяк зол глагол лжуще
Мене ради.
Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесах...
Но лица пленников были далеки от радости. И чем беззащитнее выглядели они, тем властнее и увереннее становилось лицо Юровского. Было заметно, что и сами духовные лица чем-то встревожены, будто им приходится преодолевать чье-то сильное сопротивление, совершая эту службу. Наступило время дьякону читать кондак “Слава”.
– Со святыми упокой, Христе, душу раба твоего там, где нет ни болезни, ни печали, ни стона, но где жизнь без войн...
Однако вместо чтения этого кондака дьякон Буймиров запел его!!!
“Что же он делает?! – ужаснулся Сторожев. – Ведь он ...отпевает живых!!! ”
Но сам он тоже запел. Все 12 человек, с пепельными лицами, как подкошенные повалились на колени.
– ...ТЫ, СОЗДАВЫЙ МЕНЯ, ПОВЕЛЕЛ, СКАЗАВ МНЕ: ТЫ – ЗЕМЛЯ, И В ЗЕМЛЮ ВОЗВРАТИШЬСЯ! – продолжал петь дьякон.
А по лицу Юровского стала расплываться отвратительная усмешка, словно ему открылось новое, неземное чувство, которое при виде человеческих страданий приводило его в экстаз.
– УЖАСНУЛОСЬ ЭТОМУ НЕБО, КРАЙНИЕ ПРЕДЕЛЫ ЗЕМЛИ, ЧТО БОГ ЯВИЛСЯ ЛЮДЯМ ВО ПЛОТИ, И ЧТО ЧРЕВО ТВОЕ СДЕЛАЛОСЬ ПРОСТРАННЕЕ НЕБЕС...
Вдруг голос дьякона оборвался на полуслове, и вместо него раздался другой голос, который исходил отовсюду и заполнял собой все!
– Вы думали, человечины, что вам удалось отодвинуть камень от могилы Христа навсегда?! Наивные! Наши слуги теперь правят здесь! И был водворен сей камень обратно к гробу, и заколотили сей гроб гвоздями, освященными великим Дьяволом, и наложили печать его! И отныне – закрыт вам доступ к Христу, и гроб его охраняют верные слуги Сатаны. Скоро будет сломлена ваша защитная грань, и над всем миром возобладает наша власть, ВЛАСТЬ ДЬЯВОЛА!
Послышались громовые раскаты смеха, потрясшие стены. Все узники побледнели и пригнули свои головы к полу. Свечи были задуты. Затем наступила тишина, прерванная вскоре смехом около окна. Этот дьявольский отголосок исходил от Юровского, чье лицо на фоне окна превратилось в злобную маску...



ГЛАВА 92
Екатеринбург, 14 июля 1918 года
Американская гостиница, комната №3
ЭКСТРЕННОЕ СЕКРЕТНОЕ СОВЕЩАНИЕ ПРЕЗИДИУМА УРАЛЬСКОГО ОБЛАСТНОГО СОВЕТА РАБОЧИХ, СОЛДАТСКИХ И КРЕСТЬЯНСКИХ ДЕПУТАТОВ. ЗАСЕДАНИЕ ОБЛАСТНОГО ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО КОМИТЕТА КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ УРАЛА И ВОЕННО-РЕВОЛЮЦИОННОГО КОМИТЕТА.
– Товарищи! – взял слово для доклада военный комиссар Екатеринбурга Шая Голощекин. – Из доклада начальника штаба товарища Мальцева становится ясно: положение крайне серьезное, белые войска контрреволюции недвусмысленно угрожают захватить Екатеринбург в самые ближайшие дни. В этих суровых условиях мы должны проявить максимум активности, прозорливости и революционной сознательности. Я веду речь, как вы уже догадались, о невозможности оставления в руках контрреволюции живого оплота царизма, кровавого самодержца Николая Второго и его семьи.
Как вы знаете, я только что вернулся из Москвы, где имел несколько бесед с Председателем Совнаркома товарищем Лениным и Председателем ВЦИК товарищем Свердловым. ВЦИК высказался против того, чтобы царь и его семья были доставлены в Москву, и поручили мне передать вам, что участь самодержца Уральский областной Совет и местный революционный штаб должны решить самостоятельно, с учетом революционного момента. Поскольку белые войска совместно с чехословацкими интервентами с каждым часом приближаются к столице красного Урала – Екатеринбургу, я предлагаю Николая Романова, а также всю его семью с обслуживающими их лицами, находящимися в доме Ипатьева, – расстрелять!
Голощекин сел. Воцарилась тишина. Затем поднялся председатель областного Совета Александр Белобородов.
– Кто за то, чтобы предать смертной казни Николая Кровавого, величайшего мучителя и угнетателя народа, а также его семью и его прислужников, – прошу поднять руки... Единогласно.
– У меня, товарищи, будет маленькая поправка, – заявил Юровский, поднимаясь со своего места. – Я предложил бы сохранить жизнь мальчику. Мал ведь он еще, что понимает!?
– Это Наследнику-то??
– Да ты что, Яков! – послышались возмущенные голоса.
– Да не Наследнику! – отмахнулся Юровский. – Поваренку этому. Как его... Леньке Седневу. Его-то за что? Он просто играл с Наследником. Может, из него в будущем получится настоящий, преданный революционному делу коммунист!
 Собравшиеся проголосовали отдельно за сохранение жизни поваренку. Единогласно.
– А может, и остальную прислугу отпустим? – робко высказался член областной ЧК Владимир Горин.
– Мы им предлагали еще в самом начале покинуть семью, как это сделали другие. А эти – уперлись как бараны: нет, мы разделим участь монархов. Вот пусть и разделяют! А если мы их отпустим, они на нас потом такие помои выльют – вовек не отмоешься!
– Хорошо, этот вопрос не принципиален, – сказал Белобородов. – Я также против сохранения жизни остальным. Все старое нужно искоренять беспощадно! Их уже не перевоспитать. Теперь следующий вопрос: давайте решим, кого из товарищей мы можем выделить на ликвидацию Романовых. Кто пойдет от Уральской областной Чрезвычайной Комиссии? Как, Михаил, согласен? – обратился председатель Совета к Кудрину.
– Конечно! Я по приказу Романова в тюрьме сидел. Безусловно, приму участие.
– От Красной Армии тоже требуется представитель, – сказал Голощекин. – Я предлагаю Петра Захаровича Ермакова – военного комиссара Верх-Исетска. Человек он опытный, хорошо знает здешние места, думаю, для дела будет полезен.
За Ермакова проголосовали единогласно, так же как и за Юровского и Никулина. По окончании заседания был составлен следующий документ:
РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАТИВНОЙ РЕСПУБЛИКИ СОВЕТОВ, УРАЛЬСКИЙ ОБЛАСТНОЙ СОВЕТ РАБОЧИХ, КРЕСТЬЯНСКИХ И СОЛДАТСКИХ ДЕПУТАТОВ. ПРЕЗИДИУМ.
Весьма секретно!
Протокол заседания областного исполнительного комитета Коммунистической партии Урала и Военно-Революционного Комитета.
Участвовали все члены.
Обсуждался вопрос о ликвидации бывшей царской семьи. По предложению военного комиссара, а также председателя Военно-Революционного Комитета собрание постановило ликвидировать бывшего царя Николая Романова и его семью, а также находящихся при них служащих.
Постановлено: настоящее решение привести в исполнение не позднее 18 июля 1918 года, ответственность за выполнение поручить тов. Юровскому Я. – члену Чрезвычайной Комиссии.
Председатель исполкома – Белобородов.
Военком – Голощекин.
Нач. штаба – Мебиус.
14 июля 1918, 20 ч. ночи


ГЛАВА 93
Екатеринбург, дом Ипатьева,
16 июля 1918 года, 19.00
– Медведев, ну-ка, поди сюда! – позвал комендант ДОНа Янкель Юровский начальника охраны дома Павла Медведева. – Ты вот что, Медведев, немедленно обойди всех караульных на всех постах и забери у них револьверы.
– Зачем? – подивился Медведев. – Что, снова полная замена караула?
– Да нет, – поморщился комендант, – после узнаешь, выполняй приказ.
Медведев повернулся к нему спиной и пошел.
– Да, кстати, – остановил его Юровский, – поваренка уже увели из дома?
– Увели, в караулке находится.
– Ну, добро. Давай действуй!
Вскоре в комендантской зазвонил телефон.
– Ну, что там? – взял трубку комендант. – Ко скольки?
К двенадцати? Хорошо, понял. Понял, говорю! Сориентируемся как раз к этому времени!
Он положил трубку и обратился к Никулину.
– Звонил Голощекин. Сказал, грузовики прибудут к полночи. Погрузим быстренько трупы и повезем. С Ермаковым все окончательно согласовано?
Никулин не успел ответить, потому что в этот момент в комендантскую вошли сам комиссар Верх-Исетска Ермаков и член Чрезвычайной Комиссии Кудрин (Медведев).
– А вот и вы, кстати, – одобрительно кивнул Юровский, закрывая дверь на ключ. – Что, Петр Захарыч, с твоими шахтами порядок?
– Лучше и не бывает! Все продумано до мелочей.
– Ребята в твоем отряде надежные?
– Не беспокойся! Каждого лично отбирал.
– Ну что ж, тогда давайте решать, каким способом лучше всего наших подопечных на тот свет отправить.
Юровский вытер платком вспотевший от жары лоб. Наступила тишина и длилась достаточно продолжительное время.
– Что же вы молчите? – начал сердиться комендант.
– А чего там долго решать? Когда заснут, забросать их комнаты гранатами, да и дело с концом, – предложил Ермаков, наливая себе кружку чая.
– Какие там гранаты! Неужели не понимаешь, что грохот будет стоять на весь город! Еще вообразят, что чехи в Екатеринбург ворвались, паники не оберешься! Да и охрана взбунтоваться может. Хорошо, я распорядился забрать у караула револьверы.
Комендант заходил из угла в угол, изредка поглядывая в окно.
– Надо это все проделать так, чтобы комар носа не подточил! Ведь официально – мы расстреливаем только одного царя. Если узнают, что ликвидирована вся семья, все дети, вся прислуга, если белые возьмут город – такую спекуляцию на этом устроят! Ну, а коли мы такой грохот поднимем, кто же нам поверит, что мы не смогли бесшумно справиться с одним лишь царем?
– А что если отравить их? – предложил Никулин.
– Чем? Да и опоздали, они уже ужинают, до завтрака никакой еды не предвидится, а нам с ними надо до утра покончить.
Опять наступило молчание.
– В общем, я так мыслю, – взял инициативу в свои руки комендант. – Берем кинжалы, штыки, ножи, и как только они уснут, всех их в своих берлогах и...
Юровский сделал хищный жест, словно в руках у него был штык, а на полу лежала жертва.
– Быстро и без шума.
– Тогда надо сейчас определиться, кто к кому пойдет, – сказал Кудрин. – Лишних быть не должно. Их – 11 человек, нас должно быть не больше. Чтобы без всякой суеты...
– Давайте определимся! – согласился Юровский. – Значит, я, Ермаков пойдем к Николаю и царице. Наследник – калека, с ним долго цацкаться не придется. Ты, Никулин, вместе с Кудриным возьмете несколько латышей – и к дочкам!
– Нет, Яков. К кому угодно, только не к дочкам! – решительно запротестовал помощник Юровского. – Я не смогу...
– Ну, ладно, ладно. Пойдете к повару и лакею. Медведева отправим к Боткину, а латышей – к дочкам и Демидовой.
В комендантскую были приведены десять “латышей”. Их называли латышами, хотя среди них были и венгры, и австрийцы. Поскольку по-русски они практически не говорили, Юровскому с грехом пополам пришлось объясняться с ними по-немецки:
– Unsere Sowjetregierung beschloв unseren russischen blutigen Tyrann, diesen Volks – Henker Nikolai Romanow und seine Familie zum Tode verurteilen. Dieses Urteil soll heute in der Nacht vollgezogen wird. Sie sollen die Mдdchen des Tyranns stechen.1 – Юровский взял в руки винтовку и сделал несколько колющих выпадов в пол. – Sind sie damit einverstanden?2
Латыши недоуменно смотрели друг на друга и молчали.
– Das ist aber fein. Wer sweigt – bejaht, nicht war?3 – спросил Юровский и стал выдавать им кинжалы. – Glьck auf!4
Но трое из латышей отказались взять оружие.
– Herr Offizier! Das ist unmцglich!5
– Was ist los?6
– Ich kann es nicht machen!7 – побледнев, заявил один
из латышей.
– Warum nicht?8
Ich glaube, es sehr unmenschlich ist, schutzlose Mдdchen zu tцten.9
– Ich bin sehr nervцs, – признался другой латыш, – das geht uber meine Kraft!10
– Mag es ein anderer fьr mich tun?11 – попросил третий.
– Eine Affenshcade!1 – воскликнул Юровский. – Vorlдufig sind sie frei... Man wird sie einladen,2 – обратился комендант к остальным семи латышам.
Наемники удалились.
– Че это они тут стрекотали? – спросил Ермаков.
– Да трое отказались. Жалко им стало, видите ли! Нервишки, боятся, не выдержат!
– А что тогда с ними церемониться? – загорячился Ермаков. – Кто не с нами, тот против нас! Поставить их к стенке как пособников контрреволюции...
– Если бы я в такой степени владел немецким, я бы непременно им это высказал. Ну, да черт с ними! Что ни делается – все к лучшему! Нам нужны надежные люди, у которых не дрогнет рука в самый ответственный момент.
– Не очень-то по душе закалывать их как свиней! – поморщившись, буркнул Никулин.
– Они хуже свиней! – злобно стукнул кулаком по столу Ермаков. – Вреда от них в сто раз больше!
– Если вам не нравится закалывать их, то предлагайте что-нибудь другое! – вспыхнул Юровский. – Для чего мы здесь собрались?
– Если уж закалывать, то всех одновременно. В одну секунду! Иначе визгов и сопротивления не избежать! – вставил Кудрин.
В это время в дверь комендантской кто-то постучал. Юровский открыл. Вошел Медведев с револьверами.
– У всех взял?
– У всех.
– Сколько всего получилось?
– 12 револьверов системы “наган”.
– Та-ак! – протянул комендант.
– А что случилось-то? – озабоченно спросил начальник охраны.
– Да ничего, Медведев, ничего, на-ка держи себе один наган. Просто по постановлению Советской власти вся семья Романовых и ее прислуга должны быть сегодня уничтожены.
Медведев разинул рот.
– Эта информация не для широкого круга, надеюсь, ты понимаешь это! – предупредил Юровский. – И твоя задача, Павел, будет чрезвычайно ответственной. Ты должен будешь часов этак в 10–11 вечера предупредить всю команду караула о предстоящей операции, и что если они услышат какие-то крики, вопли, может, даже стрельбу, никакой паники не поднимали и спокойно продолжали свое дежурство. Задание ясно?
– Ясно! – пролепетал Медведев, все еще не придя в себя от уcлышанного.
– Свободен!
Медведев ушел. Юровский посмотрел на часы.
– Ну что ж, товарищи, ОНИ отужинали. Давайте теперь и мы перекусим. Ночь предстоит длинная.
– Вы ешьте, а я поеду проинструктирую еще раз своих бойцов, – сказал Ермаков и, надев свою фуражку, удалился.

* * *
16 июля, 22.41
Во всех комнатах, где жили пленники, погасли лампы, свечки – царская семья и их служащие отошли ко сну. Но то здесь, то там – в их покоях раздавались ворчания, всхлипы, шепоты. Уже несколько раз комендант Юровский подкрадывался к их комнатам и всякий раз с досадой возвращался в комендантскую.
– Не спят еще!.. Ну, хорошо-о...
Он стукнул ладонью по столу.
– Хватит с ними в кошки-мышки играть! Я хочу видеть, как расплывается страх по их лицам, когда им объявят, что через несколько секунд все они умрут! Я хочу видеть, как они зарыдают, упадут на колени, умоляя о пощаде! Никулин! План с кинжалами отменяется! Соберем их всех в одной комнате и расстреляем! Все-таки мы не мясники! Это должен быть суд, и обвиняемые должны слышать свой обвинительный приговор! И плюс ко всему – меньше потом территории дома придется отмывать от их крови.
– Как же их всех в одну комнату заманить? Да еще ночью! И в какую комнату? – забросал вопросами Никулин.
– Разумеется, в какую-нибудь с первого этажа. Чтобы потом в машину было удобней бросать тела. Пойдем, кстати, прямо сейчас, на месте и подберем наиболее подходящую.
Они спустились на первый этаж. По дороге к ним присоединился Медведев. Поиск и выбор места ликвидации занял полчаса.
– Вот! – удовлетворенно сказал Юровский, указывая на одну из комнат, где жили латыши. – Чем не застенок?
– Но ведь в этой комнате живут пулеметчики команды Кабанова! – возразил Медведев.
– А что, для них в доме места мало? Революция требует, чтобы Романовы были уничтожены! Мы отвечаем за то, чтобы операция прошла гладко. А чьи-то личные интересы в такой момент рассматривать совсем неуместно, более того – преступно! Комната вполне подходящая! Отсюда им будет не выбраться! На окнах – решетки! Близкое расстояние до машины! – размышлял вслух комендант. – Поставить ее у самого входа... Прижмем их к стенке, сами встанем у входной двери в комнату в два ряда и располосуем!
Юровский подергал запечатанную дверь в восточной стене, ведущую в угловую комнату.
– Все закрыто. А что там, за дверью?
– Мебель этого самого Ипатьева хранится, – ответил Никулин.
– Ну, вот видите! Бежать им совершенно некуда!
– Ох, и шума буде-е-ет! – покачал головой Медведев.
– Ты что, еще не предупредил караул о том, что мы...
– Предупредил! Так ведь я сказал, что Романовых резать будут, а тут выстрелы...
– Ну, так обойди всех еще раз, скажи, что планы несколько изменились. А насчет шума... Комната находится почти под землей, выстрелы будут звучать глухо. Если стрелять одновременно, распределить каждого – то понадобится не более 15-20 выстрелов. Много шума не будет.
– А под каким поводом их сюда заманить? – снова спросил Никулин.
– Допустим, под предлогом тревожной обстановки в городе. Белочехи находятся на подступах к Екатеринбургу. Необходима срочная эвакуация. Ясно? Давай-ка, Медведев, приведи сюда латышей! Кроме тех, что отказались. Объясню им все популярно.
Снова были доставлены латыши, и заново рассмотрен вопрос о распределении жертв и палачей.
Возникла небольшая заминка. Все хотели стрелять в бывшего императора, и меньший энтузиазм вызывал расстрел царских дочек. Юровский по-немецки объяснил латышам новые условия операции и после этого раздал каждому по нагану.
Вскоре в Дом Особого Назначения прибыли Голощекин, Белобородов, Войков, Сафаров, Хохряков, Ермаков и Костоусов.
– Как идет подготовка? – бодрым голосом спросил Белобородов у коменданта.
– Полным ходом. Место ликвидации уже согласовано окончательно. Под предлогом того, что сегодня ожидается нападение белочехов на дом и надо вывезти их в безопасное место, они будут доставлены в эту комнату и здесь же ликвидированы.
– Волнуешься? – спросил Голощекин.
– Не без этого, – признался Юровский. – Ведь не каждый день царей на казнь приходится водить. Но революция, чтобы выжить, не имеет права на пощаду самых ярых своих врагов.
– Значит, почти все готово? – уточнил Сафаров.
– Да, только вот машина что-то задерживается. Как только прибудет – сразу и приступим!

* * *
17 июля 1918 года, 00.52 мин.
В комендантской раздался звонок. К телефону сломя голову бросился Юровский.
– Да, слушаю! Ну, наконец-то! Где же, мать вашу, вас носит?! Давайте поторапливайтесь! Ждем!
Он положил трубку и объявил:
– Грузовик уже на подходе к дому. Так, Медведев, спустись вниз, скажи разводящему Якимову, чтобы внимательно следил за всеми действиями наружной охраны, да и вообще за всем, что происходит поблизости с домом. Если что, бунт какой, немедленно сигнализируй мне. Сам возьмешь на себя внутреннюю охрану. Чтобы комар носа не подточил! Головой отвечаешь! Ступай!
После отданного распоряжения Юровский выпил стакан холодной воды.
– Что ж, товарищи, пора их будить. Окулов, пойдем со мной.
Быстрыми шагами они прошли по коридору к комнате доктора Боткина, который спал ближе всех остальных пленников от комендантской. Позвонили в специально проведенный звонок. Топчась от волнения на месте, они ждали несколько минут, пока Боткин оденется.
– Чем обязан? – наконец показался из-за двери могучий великан.
– Евгений Сергеевич, – честно глядя в глаза доктору, начал свою тираду Янкель Юровский, – прошу вас немедленно разбудить всех. Только что мы получили сообщение, что на дом готовится нападение. Наверху вам больше оставаться нельзя. В целях вашей безопасности мы вынуждены в срочном порядке эвакуировать вас в другое, более надежное место.
Боткин молча смотрел в глаза коменданту. Юровский не выдержал взгляда и опустил глаза.
– Попрошу вас поскорее. Времени у нас очень мало. Вещи свои не берите, мы сами о них позаботимся. Главное, чтобы вы были в целости и сохранности. Мы отвечаем за вас головой. Машины скоро подойдут.
После этого чекисты вернулись в комендантскую.
– Ну, что? – спросили Голощекин и Белобородов одновременно.
– Колесо закрутилось. Сейчас доктор их всех разбудит, и они спустятся. Латышам наганы уже розданы. Что, ребята, тут еще пять револьверов. Берите, кому нужно.
Ермаков подошел первым и засунул себе за пазуху сразу же два револьвера. По одному взяли Григорий Никулин и Павел Медведев.
– А ты что же, Михаил? – спросил комендант Кудрина.
– Мне не требуется. У меня кольт и браунинг. Куда еще третий?
– Эх, зря ты, Миша, отказываешься, – заметил Ермаков, заметно пошатываясь. – Как говорится, бог любит троицу.
И он схватил третий наган.
– Ну вот, – гордо обвел он всех присутствующих своим не совсем трезвым взглядом. – Теперь мне и сам черт не страшен!
Комендант посмотрел на часы.
– Пора. Идемте за ними.
Юровский, Ермаков, Никулин, Кудрин и 7 латышей прошли к комнате императора. Все пленники были уже в сборе.
– Доброй ночи. Вы уже готовы к отъезду?
Царь кивнул.
– Тогда пойдемте вниз.
По лестнице в 23 ступени они стали спускаться на первый этаж: Юровский, Никулин, Николай Александрович, держа на руках больного Алексея, Анастасия со своей собачкой Джемми, императрица под руку с дочерью Ольгой, за ними Мария, Татьяна, держа в руках сумочки и подушечки. Их длинные черные юбки подметали ступени. После дочерей шли Боткин, Демидова с двумя подушками в руках, в которых были зашиты драгоценности, Трупп, Харитонов. Замыкали шествие Ермаков, Кудрин и латыши. Шли молча.
“СЕМНАДЦАТОЕ! СЕГОДНЯ УЖЕ СЕМНАДЦАТОЕ!”
– пульсировала мысль в сознании Николая Александровича.
С каждой новой ступенькой вниз он вспоминал годы и события своего царствования. Перед его взором проносились болезнь его отца, во время которой состоялась скорая свадебная церемония с Александрой, рождение дочек, мучительное ожидание наследника, все волнения, связанные с его страшной болезнью, железнодорожная катастрофа в Борках, катастрофа на “Штандарте”, страшнейший приступ у Алексея в Спале, похороны Распутина, отречение от престола, арест...
Что ждало их теперь впереди?
– Спи, Алексей, спи, – пытался успокоить он взволнованного мальчика.
На лестничной площадке стояло чучело медведицы и двух медвежат. Проходя мимо них, все женщины перекрестились. На первом этаже у входа – часовой. Кроме винтовки, на ремне у него висели две ручные гранаты. Юровский толкнул дверь. Караван людей вышел на улицу. В небе одиноко светила полная луна. Не было видно ни единой тучки, но и звезд на небе – тоже не было!!! Лишь луна своими бездонными пустыми глазами и широко открытым от удивления ртом наблюдала за необычайным зрелищем. Во внутреннем дворе дежурили десятки постовых. Где-то неподалеку слышались выстрелы.
Когда последний латыш вышел из двери во двор, Юровский и Никулин неожиданно вошли в расположенную тут же, в метре от первой – другую дверь, ведущую вовнутрь дома на первый этаж. Позвали за собой пленников. Те в крайнем удивлении остановились. Этот маневр Юровского испугал их.
– Где же машины? – спросил Николай Александрович.
– Через несколько минут должны подъехать. Пройдемте пока что вовнутрь дома, снаружи оставаться опасно. Наши люди займутся сбором ваших вещей, а мы должны вас перед отъездом сфотографировать.
Юровский только что придумал это, на ходу, и этот довод ему самому, профессиональному фотографу, крайне понравился. Узников ввели в роковую комнату. Поставили к дальней стене. У входа встали Кудрин, Ермаков, латыши. Сзади стали подтягиваться лидеры уральских большевиков Голощекин, Белобородов, Сафаров, Лукоянов. Становилось все тревожнее. Холодные лица бесстрастно смотрели на пленников.
– Что же, здесь даже и стульев нет? Разве и сесть нельзя? – недовольно спросила Александра Федоровна.
– Одну минуту. Окулов! Тащи сюда два стула! – крикнул Юровский, выходя из комнаты. И тихонько шепнул начальнику караула Медведеву:
– Иди наружу, посмотри, чтобы на улице не было посторонних. И пусть заведут мотор у грузовика, да послушай, будут ли слышны снаружи выстрелы. Выполняй.
Затем комендант спешно вернулся в комнату. Стулья уже принесли. Николай Романов посадил на стул Наследника, на другой – села императрица.
– Как бы вас всех расставить так, чтобы все вошли в кадр? – с наигранной задумчивостью в голосе принялся размышлять Юровский. Голос его дрожал. – Давайте сделаем так...
Началась расстановка. В середине комнаты, если смотреть со стороны входа, ближе всего от входной двери, на подушечку, принесенную сестрами, сел наследник Алексей. Рядом с ним, на один стул, также в центре, но чуть правее, несколько даже загораживая сына, сел император. Сзади, за стулом Наследника встал доктор Боткин.
Юровский окинул всех опытным взглядом.
– Вы, пожалуйста, встаньте сюда, – указал он лакею Труппу, поставив его сзади у запечатанной двери в угловую комнату, почти в затылок Николаю Второму. Еще правее, у колонны арки был размещен повар Харитонов. Слева, в ближнем ряду расположилась Татьяна. Правее, на подушечку села Александра Федоровна. Чуть сзади, за Татьяной встала с подушечкой Анна Демидова. Еще чуть сзади за Татьяной и императрицей были поставлены слева направо Ольга, Мария и Анастасия.
– Вот так уже лучше, – сквозь зубы пробормотал комендант. В его глазах появился животный блеск. Теперь очередь располагаться чекистам.
Юровский занял место справа от входа, левее его прошел и встал Никулин. Еще левее выстроились в два ряда семеро латышей: спереди – пятеро и двое – сзади. Ермаков и Кудрин встали между латышами и Никулиным. Cзади в молчаливом возбуждении замерли Голощекин, Белобородов, Войков, Костоусов. В самых дверях застыли Майер и Окулов.
Наблюдая за всем происходящим, пленники заволновались.
Они догадались! Их взоры затравленно заметались по темному решетчатому окну, по стенам, по потолку, по чекистам...
Повсюду они натыкались на бесстрастные маски вооруженных людей. Юровский обвел всех пленников надменным взглядом, усмехнулся и полез в карман. Несколько десятков глаз неотрывно следили за ним. Время, казалось, остановило свой ход. Теперь все стало ясно для царской семьи! Но не хотелось верить даже сейчас, что все их самые худшие опасения сбываются! Но ведь они такие же люди! Они не посмеют! Ведь большинство узников – женщины и дети!
А Юровский никак не может вытащить из кармана этот страшный предмет!
И вдруг пленники замечают, что у других чекистов руки тоже опущены в карманы! И все они злорадно смотрят на них! Снаружи заработала машина. Всколыхнулась надежда. Может, их, несмотря на все очевидные факты, все же действительно эвакуируют? Наконец левая рука Юровского взметнулась из кармана. Облегчение прошло по рядам узников. Это всего-навсего была какая-то бумага! Забрезжила небольшая надежда. Может, все обойдется?!
НО РУКИ ОСТАЛЬНЫХ ЧЕКИСТОВ ОСТАЛИСЬ В КАРМАНАХ!
– Попрошу всех встать! – громким металлическим голосом сказал Юровский, обращаясь к пленникам. Александра Федоровна и Николай Александрович недоуменно переглянулись и медленно встали. Наследник остался сидеть.
– Николай Александрович! – так же громко продолжал комендант Дома Особого Назначения. – Попытки ваших единомышленников спасти вас и тем самым погубить молодую Советскую страну не увенчались успехом. И теперь, ввиду того, что чехословацкие банды угрожают красной столице Урала – Екатеринбургу, ввиду того, что коронованный палач может избежать народного суда...
Глаза пленников расширились от ужаса.
– ... Президиум Уральского областного Совета, выполняя волю РЕВОЛЮЦИИ, постановил:
Все окаменели! Неужели это не сон???
– Бывшего царя Николая Романова, виновного в бесчисленных кровавых преступлениях против народа...
Собачка Джемми, еще две минуты назад беззаботно обнюхивавшая комнату, теперь смотрела в глаза Юровскому и злобно рычала.
– ...а также его семью и находящихся при них служащих – РАССТРЕЛЯТЬ!
Послышались крики.
– А потому – жизнь ваша кончена!
– Что??? – растерянно спросил император, поворачиваясь к своей семье.
– Так нас никуда не повезут? – раздался голос Боткина.
– Господи...
– Господи, спаси нас...
– Вы не ведаете, что творите.
Александра Федоровна хотела положить на себя спасительный крест, но слуги дьявола зорко следили за всем. Раздался первый оглушительный залп. И вопли, стон, визг, человеческий и собачий, вмиг наполнили туманную от пороха комнату. Беззащитные люди забегали от стенки к стенке. В них стреляют, но не могут убить! Выстрелы заглушают людские крики. Раздается сатанинский хохот! Он заполняет собой все и отнимает последние силы и надежды людей на спасение и помощь Бога. Вот уже упал окровавленный Николай Александрович и затих. Грузно повалился на пол высокий доктор Боткин. Задергался в судорогах и окаменел лакей Трупп. С огнестрельными ранами на лице скончался повар Харитонов. Упал и не шевелился наследник Алексей. Но женщины продолжали метаться по комнате. В них стреляли в упор, но обезумевшие палачи видели, как пули отскакивают от жертв, cловно от святых. Истеричный смех Анастасии поверг убийц в безотчетный страх. Они готовы были бежать отсюда, но вместо этого, повинуясь дьявольской воле, все сильнее и сильнее нажимали на курки револьверов.
Вдруг вскрикнул, выронил оружие и упал один из латышей. Это один из его товарищей из заднего ряда, находясь в шоке от увиденного, случайно прострелил ему ладонь.
Юровский, выплывая из тумана, что-то кричал, но его никто не видел и не слышал. У многих убийц уже закончились патроны.
– Прекратите огонь, вашу мать! – надрываясь, заорал и замахал руками с перекосившимся от страха и ненависти лицом, Юровский.
Выстрелы стихли. Кругом стоял сильнейший запах серы. Жертвы лежали в огромных, окутанных туманом лужах крови и не шевелились. Бледные от испуга палачи, тяжело дыша, стояли с опущенными наганами и дрожали.
– Достреливать всех в голову и проверять пульс, – скомандовал комендант.
– СЛАВА БОГУ! МЕНЯ БОГ СПАС! – вдруг поднялась из лужи крови Демидова и, счастливо улыбаясь, стала протягивать руки вверх. И в разных местах комнаты, точно по команде, зашевелились другие убиенные. Глаза палачей полезли на лоб.
– Братцы! Да что же это... Как же... – испуганно заскулил Никулин, пятясь к двери. Снова раздались выстрелы, но Демидова оставалась невредимой.
ПУЛИ НЕ БРАЛИ ЕЕ!
– Доколоть ее штыками! – приказал тогда комендант. Латыши бросились к Демидовой, нанося ей множество ударов штыками, но оружие не могло проткнуть женщину!
– Боже праведный, защитник наш, спаси-и! ...
В следующий момент один из латышей вскрикнул. Он почувствовал, как чья-то невидимая сила ухватила его штык, приподняла его руку и с нечеловеческим усилием опустила на горло горничной! И еще раз! И еще! Пульсирующая кровь захлестала из горла пронзенной женщины. Как только Демидова перестала подавать признаки жизни, невидимая сила испарилась, и штык сам выпал из рук латыша.
– Сделать всем в голову контрольный выстрел!
Убийцы, увидев, что Демидова наконец-то мертва, стали подходить к остальным и достреливать. Вдруг тихо застонал Алексей. Юровский не спеша приблизился к нему, ласково улыбнулся и, вставив дуло своего маузера в ухо мальчика, дважды выстрелил. Опять послышался невидимый хохот дьявольского торжества.
– Все, с ними готово! Теперь грузите их трупы! – вытирая лоб, приказал своим помощникам Юровский. Принесли солдатское сукно, белые простыни, привязали к ним палки – получилось что-то вроде носилок, и принялись скидывать туда окровавленные тела. Красноармеец Якимов принес к носилкам приколотого к его штыку мертвого песика и бросил на лицо Николая Второго.
– Собакам – собачья смерть! – в усмешке промолвил подошедший Голощекин. А солдаты, раздевая мертвых княжен, государыню, снимали с них вшитые в лифы-корсажи брошки, золотые украшения, бриллианты и клали себе в карманы. Один из красноармейцев склонился над Анастасией, протянул к ней свои руки, чтобы вынуть из ее лифчика золотые броши, как вдруг его схватила ее мертвая рука. Солдат тут же свалился в обморок.
– Скорее, канальи, скорее, пошевеливайтесь! – торопил комендант.
Наконец после 15 минут осмотра трупов, прошедших в сплошных нецензурных ругательствах со стороны большевистского начальства, чекисты уложили голые бездыханные тела в машину.
Когда большевистские нехристи поднялись на второй этаж в комнаты узников, чтобы забрать их вещи, они задрожали, увидев, что из глаз святых образов капают слезы...
После того, как все убийцы покинули подвал, Юровский вошел туда, дико улыбнулся, подошел к стене и изобразил кабалистические знаки, которые означали:“Здесь по приказанию тайных сил русский царь был принесен в жертву для разрушения Русского государства. О сем извещаются все народы.”
Вскоре громовой голос потряс дом:
– Вот и настал час нашего торжества! Руки наши освободились от христианских наручников! Отныне – наше царствование КРОВИ, СТРАХА, КЛЕВЕТЫ, ЗЛОБЫ И НЕНАВИСТИ – будет править здесь вечно! Мы приоткрыли врата Ада и перенесли его сюда! Пока только сюда! Но скоро мы завоюем все страны и все народы! Наша великая эра унесет Иисуса Христа в огненную геенну, и тогда и АДОМ и НЕБЕСАМИ – будет повелевать только наш верховный ВЛАДЫКА и УЧИТЕЛЬ – ДЬЯВОЛ!!!
Асмодей витал над этим страшным кровавым местом, напиваясь новой энергией, чтобы нести потом новую смерть и новую ненависть – повсюду!

ГЛАВА 94
Екатеринбург, 31 июля 1992 года
Священник, окруженный свечами и образами, приступил к облачению во святые одежды.
– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа! – Он трижды поклонился распятому на кресте образу Иисуса, взял в левую руку подризник и молвил:
– Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков. Аминь. – Он наклонился и поцеловал золоченый крест на подризнике из золотой парчи и продолжил:
– Возрадуется душа моя о Господе, облече бо мя в ризу спасения и одеждою веселия одея мя; яко жениху возложи ми венец, и яко невесту, украси мя красотою...”
После этого, надев через шею епитрахиль, отец Павел провозгласил, поцеловав крест:
– ...Благословен Бог, изливай Благодать свою на священники Своя, яко миро на главе сходящее на браду, браду Аароню, сходящее на ометы одежди его.
Затем священник опоясал себя широким поясом.
– Благословен Бог, препоясуй ми силою, и положи непорочен путь мой, cовершай нозе мои, яко елени, и на высоких поставляяй мя.”
Далее он надел поручи, которые, стягивая его рукава, делали его похожим на Иисуса, идущего на суд Понтия Пилата, с руками, связанными крепкими узами.
– Десница Твоя, Господи, прославися в крепости: десная рука Твоя, Господи, сокруши врага, и множеством славы Твоея стерлеси супостаты. Руце Твои сотвористе мя и создайте мя, вразуми мя, и научуся заповедям Твоим.
Отец Павел поцеловал кресты на поручах. Надев набедренник на правый бок, он благословил его:
– Препояши меч Твой по бедре Твоей, сильне красотою Твоею, добротою Твоею, и наляцы, и успевай, и царствуй, истины ради и кротости и правды, и наставит Тя дивно десница Твоя, всегда, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
И, наконец, облачась в ризу, священник воскликнул:
– Священницы Твои, Господи, облекутся в правду и преподобнии Твои радостию возрадуются, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Завершив обряд облачения, отец Павел направился в комнату, где осталась Таня.


ГЛАВА 95
Если не будут приняты героические меры, я лично буду проводить в Совете Обороны и в ЦК не только аресты всех ответственных лиц, но и расстрелы. Нетерпимы бездеятельность и халатность.
С коммунистическим приветом,
Ленин.
Урал стал роковым местом не только для царской семьи, но и для ближайших ее родственников. В уральском городе Перми под негласным наблюдением милиции с февраля 1918 года по улице Сибирской, в королевских номерах бывшей гостиницы купца Королева, проживал родной брат Николая Александровича Романова – Михаил Александрович. Вскоре после приезда в Пермь относительная свобода закончилась. К дому была приставлена большевистская охрана.
12 июня 1918 года, около 11 часов вечера, недалеко от гостиницы, где проживал Михаил Романов, остановились два фаэтона. В них сидели четыре чекиста, переодетые в солдатскую форму, Андрей Васильевич Марков, Николай Васильевич Жужгов, Иван Федорович Колпащиков и Василий Алексеевич Иванченко.
– Давайте хватайте его за жабры и сюда! – сказал Марков Жужгову и Колпащикову. – А мы с Василием здесь покараулим.
Двое переодетых чекистов, озираясь по сторонам, прошли в гостиницу, мало обращая внимания на растерявшуюся охрану.
– Мы – от Малкова, – заявил Жужгов одному из караульных. – Вы нас не видели и ничего не слышали. Ясно? Это приказ!
Они прошли к королевским номерам, постучали, разбудили камердинера Великого князя – Василия Федоровича Челышева.
– Буди своего хозяина! Да поживей!
– В чем дело? Кто вы такие? – сонным голосом спросил камердинер.
– Выполняй то, что тебе сказано, царская шестерка, – приказал Колпащиков, направив на Челышева дуло револьвера.
– Уж с тобой-то мы это обсуждать не намерены.
Михаил Александрович и его секретарь, Николай Николаевич Джонсон, были разбужены.
– Мы из ЧК, – заявил вышедшему Романову Жужгов. – У нас имеется приказ Пермского областного Совета о срочном вывозе вас из Перми в Екатеринбург. Одевайтесь и поскорее. Поезд уже ждет.
– Какой поезд? О каком вывозе вы говорите? – удивился Романов. – Меня не предупреждали ни о каком отъезде из Перми. Пожалуйста, свяжитесь с председателем вашей ЧК господином Малковым. Я хочу, чтобы он лично подтвердил мне это. Его я знаю, а вас вижу в первый раз!
– Одевайтесь, не заставляйте нас попусту терять время.
– Я еще раз вам заявляю: я никуда не поеду, пока вы не свяжетесь с Малковым.
– Ладно, Иван, ты побудь-ка с ними, я щас вернусь, – сказал Жужгов своему напарнику. Через две минуты он вернулся уже вместе с Марковым, в руках у которого блестел револьвер, а на поясе висела ручная граната. Минуя безмолвную охрану, Марков заявился в номер к Романову.
– Я – полномочный представитель Пермской Чрезвычайной Комиссии, – рявкнул он, не здороваясь, – и наделен исключительными полномочиями местным областным Советом срочно доставить вас к поезду, следующему в Екатеринбург. Белые войска приближаются к Перми, и вы должны быть эвакуированы. В случае вашего несогласия мы имеем право забрать вас в принудительном порядке.
– Я должен связаться с Малковым лично и услышать подтверждение от него самого. Неужели это так трудно понять? – упрямствовал Великий князь. Он потянулся к телефону, но Марков оборвал провода и, подставив револьвер к самому лицу Михаила Александровича, процедил сквозь зубы:
– Слушай ты, Романов, вы нам уже все порядком осточертели! С вами никто нянчиться не собирается! – Глаза чекиста налились кровью. – А ну, живо одевай свое шмотье! – заорал он вдруг со страшной силой. – А не то прямо здесь и порешим!
– Я тяжело болен, вызовите мне доктора, без его консультаций и помощи я ехать не могу!
Марков взвел курок.
– Либо ты немедленно одеваешься и следуешь с нами, либо твои мозги украсят этот пол.
– Это произвол! – истерично закричал Романов, но все же начал одеваться. – Я буду жаловаться в Совнарком Ленину!
– Будешь, будешь, – усмехнулся Жужгов, – а сейчас исполняй то, что тебе сказано!
Тут взгляд чекистов упал на одевающегося Джонсона.
– А вот тебе как раз можно дальше баю-баеньки делать. Ты нам не нужен, – нагло сказал Колпащиков.
– Благодарю вас, господа, за предложение, но я – секретарь Михаила Александровича, и где бы он ни был, я останусь с ним и разделю все его невзгоды. Я понимаю, у вас в порядке вещей бросать попавшего в беду товарища, но поверьте – не все такие...
– Слушай, ты... – взбеленился было Колпащиков, ненавистно пожирая секретаря глазами.
– Ладно, ладно, пусть едет, – остановил его гневный порыв Марков. – С разговорами до утра не управимся. И так уже из графика выскочили. Ну все, кончайте сборы! Поехали!
– А вещи как же? – поразился Великий князь.
– Вещи возьмут другие, – хриплым голосом ответил Марков.
– Вперед! – скомандовал Жужгов, взяв Михаила Александровича за шиворот.
– Минуту, – засуетился Романов, – у меня в гараже в “Роллс-ройсе” остались важные документы...
– Не беспокойся. Это теперь наша забота.
– Ваше Высочество, – крикнул вслед уходящему Романову Челышев, – вы забыли свое лекарство!
– Ему оно не понадобится! – злобно прошипел Колпащиков, выбивая из рук камердинера свечи.
Они вышли. Жужгов сел за кучера в первый фаэтон. Рядом с ним сели Михаил Романов и Иванченко. В другом фаэтоне поехали Колпащиков, Марков и Джонсон. Двинулись по тракту к поселку Мотовилиха. По дороге погода начала портиться. Поднялся штормовой ветер. Тучи моментально заволокли звездное небо, и задыхающаяся в них луна бесследно утонула. Ехали молча. Город словно вымер, на пути никто не попадался. У завода Мотовилихи Романов стал беспокоиться и оглядываться вокруг.
– Куда вы нас везете?
– Приготовленный для вас поезд стоит на разъезде, там вас посадят в особый вагон, и вы последуете дальше, – сухо ответил Иванченко. Вскоре по дороге чекистами был подобран милиционер Иосиф Новоселов. У того в руках были две лопаты.
ЧТО БЫ ЭТО ЗНАЧИЛО??
Волнение Великого князя переросло в сильную тревогу.
Уже начало светать. Миновали керосиновый склад Нобеля и направились по дороге, ведущей в село Левшино, но, проехав версту, фаэтоны резко свернули направо к лесу и остановились.
– Приехали, вылезайте! – скомандовал Марков, нащупывая в кармане револьвер. Джонсон и Романов, тревожно озираясь, вылезли из фаэтонов.
– Это куда вы нас завезли!? – в страхе и ярости спросил Михаил Романов и, ударив по лицу Жужгова, бросился бежать в лес. Мгновенно Марков выстрелил в висок Джонсону. Выстрел жутким эхом прокатился по округе. Жужгов, оправившись от удара, выстрелил и ранил Михаила Александровича. Колпащиков тоже выстрелил, но патрон его браунинга застрял в барабане. Увидев, что его секретарь упал, Романов побежал обратно к палачам и упал перед мертвым Джонсоном.
– Николай Николаевич, голубчик вы мой! – зарыдал он и поднял свое лицо, полное ненависти на палачей. – Изверги! Убийцы! Нехристи!
Жужгов снова нажал на курок, но и у него, так же как и у Колпащикова, выстрела не последовало. Тогда Марков подошел поближе, не спеша прицелился и выстрелил Романову прямо в голову.
Земная жизнь Великого князя закончилась.
Лошадь одного из фаэтонов не выдержала грохота выстрелов и со страху понеслась в лес. За ней, матерясь, побежал Иванченко.
– Эти е... револьверы никогда в нужную секунду не стреляют! – Жужгов грязно выругался, осмотрев дуло револьвера со всех сторон. Иванченко, запыхавшись, пригнал лошадь назад.
– Ладно, уже рассвело, – сказал Марков. – Хоронить сейчас опасно. Мясников и Дрокин уже подняли тревогу, как мы и условились. Давайте отнесем тела в кусты, прикроем ветками, а ночью, когда стемнеет, спокойно захороним. Все вроде бы прошло гладко. Думаю, товарищ Свердлов будет доволен.
Ночью, когда чекисты вернулись в лес и принялись хоронить трупы Михаила Романова и Николая Джонсона, недалеко от того места в кустах шевелилась тень. Внешне она совершенно напоминала человеческую. Но красный, нечеловеческий блеск в змеиных глазах этой черной тени источал неукротимую сатанинскую энергию, демоническую злобу и торжество!
СКОРО, ОЧЕНЬ СКОРО НАСТУПИТ ТОТ ВЕЛИКИЙ ЧАС, КОГДА ТАК ЖЕ, КАК И СЕГОДНЯ, ЗА НАШИМИ ЖЕРТВАМИ БУДУТ ПРИЕЗЖАТЬ КОЛЕСНИЦЫ АДА И УВОЗИТЬ ИХ С СОБОЙ НА АЛТАРЬ НАШЕЙ ВЕЛИКОЙ СИЛЕ! А ЛОЖЬ, КЛЕВЕТА – СТАНУТ СЧАСТЛИВЫМ ТАЛИСМАНОМ НАШЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ!

13 июня 1918 года
“МОСКВА. СОВНАРКОМ. ЧК. ПЕТРОГРАД. КОММУНЕ. ЗИНОВЬЕВУ. КОПИЯ. ЕКАТЕРИНБУРГ. ОБЛ. СОВДЕП. ЧК.
 
ТЕЛЕГРАММА:
СЕГОДНЯ НОЧЬЮ НЕИЗВЕСТНЫМИ СОЛДАТСКОЙ ФОРМЕ ПОХИЩЕНЫ МИХ. РОМАНОВ И ДЖОНСОН. РОЗЫСКИ НЕ ДАЛИ РЕЗУЛЬТАТОВ. ПРИНЯТЫ САМЫЕ ЭНЕРГИЧНЫЕ МЕРЫ.
ПЕРМ. ОКР. ЧК.”


ГЛАВА 96
Расстреливать, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты.
 Ленин.
Алапаевск, 17 июля 1918 года
Недалеко от Екатеринбурга в городе Алапаевске с 20 мая 1918 года в здании “напольной школы” содержались еще одни представители дома Романовых: Великая княгиня Елизавета Федоровна – родная сестра императрицы Александры Федоровны, Великий князь Сергей Михайлович, князья Иоанн Константинович, Константин Константинович, Игорь Константинович и 18-летний князь Владимир Павлович Палей – сын Великого князя Павла Александровича.
17 июля 1918 года в полдень в здание школы пришли чекисты, забрали все вещи князей, дали расписку и объявили о том, что вечером их всех отвезут в Верхне-Синячихинский завод, куда позднее доставят и вещи. Охрана из красноармейцев была полностью заменена чекистами.
Когда солнце закатилось за горизонт, к зданию “напольной школы” подкатило десять телег. Операция по увозу пленников осуществлялась под руководством чекиста Петра Старцева.
Удостоверившись, что Романовы готовы к отъезду, он заявил:
– Тогда прошу вас немедленно следовать за нами. Белогвардейцы с часу на час могут овладеть городом. Медлить мы не можем.
Представители семьи Романовых, а также бывшие с ними сестра Марфомаринской общины – Варвара Яковлева и служащий у Романовых Федор Ремез были рассажены по телегам, и конвой, в сопровождении охраны, двинулся в путь.
Начало смеркаться. В дороге никто не разговаривал, и если бы чекисты своими окриками не подгоняли лошадей, можно было подумать, что мертвая колесница, управляемая тенями-мертвецами, мчится в царство мертвых.
Вскоре конвой подъехал к пересечению трех дорог, ведущих, соответственно, к Алапаевску, к Верхней Синячихе и Нижней Синячихе. У разъезда их уже ждала группа вооруженных головорезов под руководством председателя местной ЧК Николая Говырнина. Обоз неожиданно свернул в сторону от большой дороги и покатил по большой поляне. В быстро наступающей темноте заволновались и закричали птицы. Глухие хохоты сов заставляли учащенно биться сердца пленников. Все это было похоже на сказку, которая невольно превратилась в страшную реальность. Пора бы ей уже кончиться, но...
НАЛЕВО ПОЙДЕШЬ – СВОЮ СМЕРТЬ НАЙДЕШЬ! НАПРАВО ПОЙДЕШЬ – ЖИВЫМ НЕ УЙДЕШЬ! А ПРЯМО ПОЙДЕШЬ – ???
Миновав поляну, обоз выехал к зловещему руднику с множеством заброшенных шахт. Справа от него раскинулись обширные крестьянские пашни.
– Вот и приехали! Попрошу вас выйти! – обратился к узникам председатель ЧК. Романовы недоуменно вылезли из своих телег, озираясь по сторонам затравленными взглядами.
Палачи, злорадно упиваясь беспомощностью и растерянностью своих жертв, обходили их со всех сторон, образуя плотное кольцо. Чуть в стороне от большевиков стоял какой-то человек в красноармейской форме. В наступившем мраке его красные глаза сверкали торжеством.
– Позвольте узнать, по какой причине была совершена остановка в этом месте? – упавшим голосом спросил Сергей Михайлович, не в силах отвести испуганного взгляда от колодца- шахты, через которую была перекинута, наподобие мостика, узкая дощечка.
– Вам же сказано: мы уже приехали! – насмешливо ответил Старцев. – Как проповедуют ваши попы – существует рай и ад. Ад находится, если мне не изменяет память, под землей, а рай – на небесах. МЫ люди простые, неверующие, нам это и знать ни к чему. А вот вам повезло! Вы сначала побываете в аду, а затем, коли ваш Бог примет вас, то и на небеса попадете...
– Что вы собираетесь с нами сделать? – с сильным немецким акцентом спросила Елизавета Федоровна.
Говырнин, улыбнувшись, засмотрелся на своих жертв. Он был старым охотником, и теперь ему вспомнилось, как однажды, два года назад, в поставленный им капкан угодила лиса. Он еще издали увидел пойманного зверька, который, завидя, в свою очередь, человека, яростно метался в капкане, стараясь разгрызть железо и вырваться из стальной тюрьмы смертника. Страх в глазах лисы возбуждал и пьянил Говырнина, и перед тем как оглушить ее прикладом и свернуть шею, он несколько минут наслаждался этим непередаваемым чувством власти над божьим созданием.
А сейчас здесь – у него жертвой было не какое-нибудь животное, а люди! Много людей! Да еще каких! Каждый из них в свое время, совсем-совсем недавно, занимал такое высочайшее социальное положение, что не будь революции, каждый из них мог бы, благодаря своему богатству и власти, расправиться с тысячами таких, как он, Говырнин!
Но теперь, как в сказке – все поменялось! Теперь можно было совершенно безнаказанно упиваться своей властью!
И тем сильнее пьянила его эта власть!
Направив револьвер на арестованных, он ощутил оргазм при виде того, как все ОНИ смотрят на его руку, которая вольна из этих живых, мыслящих, любящих, обладающих всеми пятью чувствами людей – сделать кучу мертвых манекенов!
Улыбаясь, он ответил, пытаясь предугадать реакцию на его слова:
– Сейчас вы все по очереди пойдете по этой досочке и прыгнете в шахту. Можете помолиться, если хотите. Коли Бог ваш действительно существует, возможно, вы и спасетесь. Предупреждаю заранее, те, кто откажется прыгать, – будут убиты на месте, а затем в любом случае скинуты вниз. Не бойтесь, там всего-то двадцать метров глубины.
Он еще не успел договорить, как крики Елизаветы Федоровны и сестры Яковлевой оглушили всех присутствующих.
– Вы не имеете права...
– Убийцы! Нехристи! Бог покарает вас за это!
Князья стали сопротивляться. Рабочие и чекисты начали изощренно избивать пленников прикладами по голове, нанося им многочисленные кровоподтеки и рваные раны. Завязалась драка.
– Ах ты, падла! – заорал рабочий Плишкин на Сергея Михайловича, неистово ударяя его прикладом. – А ну, прыгай!
Он подтолкнул обмякшее тело Великого князя к колодцу, но тот из последних сил намертво вцепился в большевика и повлек за собой. Женский крик не смолкал. Дико закричал и Плишкин, увидев перед собой зияние черной бездны и чувствуя, что никто и ничто не может остановить туда его полет.
На его счастье, к нему вовремя подбежал рабочий Смольников и в последний момент схватил его за ноги. Говырнин подошел к шахте и в упор выстрелил Сергею Михайловичу в голову. Тот, оборвав полу Плишкину, покатился вниз в бездну. Страшный крик Елизаветы Федоровны заглушил глухой удар стукнувшегося о дно шахты тела.
Мечущихся, вопящих людей, кого уже в обмороке, кого еще в сознании, стали кидать вниз вслед за Великим князем. Испинав до потери сознания, они сбросили и пожилую Елизавету Федоровну. Глухие удары сопровождались стонами.
Когда все узники были сброшены, вся долина огласилась мощными взрывами – это в шахту с ранеными людьми стали скидывать гранаты. Шахта, состоящая из двух отделений: рабочего, откуда качали руду, и машинного – с насосами для откачки воды, стала изрыгать снопы пыли и дыма.
После того, как шум разорвавшихся гранат перестал звенеть в ушах палачей, они прислушались. Стоны и крики прекратились.
– Давайте, братцы, заваливай шахту! – скомандовал Говырнин. В колодец начали кидать тяжеленные бревна, прямо на головы людей...
При приближении рассвета черная тень в красноармейской форме, наблюдавшая за зверской расправой, исчезла.
Палачи тоже удалились, довольные своей работой, полагая, что все кончено. Но к утру удивленные крестьяне, работающие на пашнях, слышали, как откуда-то из-под земли доносятся божественные псалмы и песнопения, славящие Бога.
И упали крестьяне на колени, и долго слушали, и молились. И тогда пришли нехристи во вторую ночь и стали кидать огромные камни и бревна, желая добить голодных, истекающих кровью мучеников, но ушли они несолоно хлебавши. И опять под утро обессиленные люди приносили из-под земли свои молитвы Господу и славили его мудрость.
“ Боже, защитник наш! Приникни и призри на лица помазанников Твоих. Боже! Язычники пришли в наследие Твое, осквернили святой храм Твой, все превратили в развалины. Трупы рабов Твоих отдали на съедение птицам небесным, тела святых Твоих – зверям земным. И приносили сыновей и дочерей своих в жертву бесам, проливали кровь невинную, и осквернилась земля кровью.
Спаси нас, Господи Боже наш, и собери нас от народов, дабы славить святое имя Твое славою. Прости беззаконие народа Твоего и покрой все его грехи!”
И пришли палачи на третий день, и взяли они большой кусок серы, и подожгли его, и кинули на дно шахты, дабы горели святые мученики в созданной для них геенне огненной, а верх шахты забросали бревнами и засыпали землей, чтобы задохнулись верные рабы Божьи и не восхваляли имя его!
И смеялись нехристи счастливыми иудовскими улыбками, и возгордились они содеянным и безнаказанностью своею, и обратили друг к другу свои звериные лики, и заревели от дикого возбуждения, приводя в дрожь и изумление природу Божью. И помутился их разум...





18 июля 1918 года
ТЕЛЕГРАММА № 303 ВОЕННАЯ. ЕКАТЕРИНБУРГ. УРАЛУПРАВЛЕНИЕ. 3ч. 15 мин.
“18 УТРОМ ДВА ЧАСА БАНДА НЕИЗВЕСТНЫХ ВООРУЖЕННЫХ ЛЮДЕЙ НАПАЛА НАПОЛЬНУЮ ШКОЛУ ГДЕ ПОМЕЩАЛИСЬ ВЕЛИКИЕ КНЯЗЬЯ. ВО ВРЕМЯ ПЕРЕСТРЕЛКИ ОДИН БАНДИТ БЫЛ УБИТ И ВИДИМО ЕСТЬ РАНЕНЫЕ. КНЯЗЬЯМ С ПРИСЛУГОЙ УДАЛОСЬ БЕЖАТЬ В НЕИЗВЕСТНОМ НАПРАВЛЕНИИ. КОГДА ПРИБЫЛ ОТРЯД КРАСНОАРМЕЙЦЕВ БАНДИТЫ БЕЖАЛИ ПО НАПРАВЛЕНИЮ К ЛЕСУ, ЗАДЕРЖАТЬ НЕ УДАЛОСЬ, РОЗЫСКИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ.
АЛАПАЕВСКИЙ ИСПОЛКОМ. АБРАМОВ. ПЕРМИНОВ.
ОСТАНИН.”

18 июля 1918 года, 18ч. 30 мин.
ТЕЛЕГРАММА № 30 “СБОРНАЯ”
МОСКВА. СОВНАРКОМ. ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ЦИК СВЕРДЛОВУ. ПЕТРОГРАД. ЗИНОВЬЕВУ.
 “АЛАПАЕВСКИЙ ИСПОЛКОМ СООБЩИЛ НАПАДЕНИИ УТРОМ ВОСЕМНАДЦАТОГО НЕИЗВЕСТНОЙ БАНДЫ ПОМЕЩЕНИЕ ГДЕ СОДЕРЖАЛИСЬ ПОД СТРАЖЕЙ ВЕЛИКИЕ КНЯЗЬЯ ИГОРЬ КОНСТАНТИНОВИЧ, КОНСТАНТИН КОНСТАНТИНОВИЧ, ИВАН КОНСТАНТИНОВИЧ И ПАЛЕЙ. ТОЧКА НЕСМОТРЯ СОПРОТИВЛЕНИЕ СТРАЖИ КНЯЗЬЯ БЫЛИ ПОХИЩЕНЫ ТОЧКА ЕСТЬ ЖЕРТВЫ ОБЕИХ СТОРОН ПОИСКИ ВЕДУТСЯ ТОЧКА 4853
 ПРЕДОБЛСОВЕТА – БЕЛОБОРОДОВ.”

МОСКВА. СОВНАРКОМ. ИЗ АЛАПАЕВСКА.
“ДОНОШУ, ЧТО В ГОРОДЕ АЛАПАЕВСКЕ УЗНАЛ О НАПАДЕНИИ НА ПОМЕЩЕНИЕ, ГДЕ СОДЕРЖАЛИСЬ БЫВШИЕ КНЯЗЬЯ РОМАНОВЫ, ОБ УВОЗЕ РОМАНОВЫХ. ПРИ ПРОВЕДЕННОМ МНОЮ КРАТКОМ ДОЗНАНИИ И ОСМОТРЕ МЕСТА ПРОИСШЕСТВИЯ ОКАЗАЛОСЬ, ЧТО НАПАДАВШИЕ ВОРВАЛИСЬ В ПОМЕЩЕНИЕ И ОСВОБОДИЛИ ВСЕХ РОМАНОВЫХ, СЛУГ И УВЕЛИ С СОБОЙ. НА ПОДДЕРЖКУ КАРАУЛА БЫЛ ВЫСЛАН ОТРЯД, НО БАНДИТЫ УСПЕЛИ СКРЫТЬСЯ. ПРИ ОСМОТРЕ ПОМЕЩЕНИЯ ОКАЗАЛОСЬ, ЧТО ВЕЩИ РОМАНОВЫХ УПАКОВАНЫ И УЛОЖЕНЫ... ПОЛАГАЮ, ЧТО НАПАДЕНИЕ И ПОБЕГ ЗАРАНЕЕ ПОДГОТОВЛЕНЫ.
 ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ КОБЫЛЯНКО.”



ГЛАВА 97
Пролей гнев Твой на народы, которые не знают Тебя и которые имени Твоего не призывают.
Псалтирь. Псалом 78, 6
Если мы до зимы не завоюем Урала, то я считаю гибель революции неизбежной.
Ленин

Москва, 4 августа 1918 года.
Кабинет Председателя Совнаркома.
– Вот видишь, Володя, все прошло удачно! Ты в точности выполнил все мои указания, и успех не заставил себя ждать.
– Но ведь вы прекрасно понимаете, голубчик, – усмехнулся довольный Ленин, – что этого крайне недостаточно. Объединенные силы империализма делают все возможное, чтобы задушить нашу молодую Советскую республику. А у нас даже внутри наших собственных войск зреют местами бунты и недовольство.
Ведь кто такие солдаты? Это те же крестьяне в бушлатах! Их сознание навек приросло к земле, к сохе, а положение в деревнях сейчас такое, что мы не можем перед лицом грозящей нам опасности удовлетворять в полной мере чаяния наших мужичков. И отсюда – возникают стихийные, а подчас и организованные выступления, саботажи.
Контрреволюция не дремлет, дорогой товарищ, и все чаще придает этим крестьянским волнениям направленный характер. Мы вступили на скользкую дорожку! И я считаю, что называть полным успехом существующее положение было бы величайшей наивностью и архипошлым идеалистическим вздором!
Асмодей внимательно выслушал жалобы Ленина.
– Странно. Ты снова стал впадать в крайний пессимизм! – ответил он. – Это плохой признак! Ты – у власти, и у тебя есть все возможности и веские доводы, чтобы максимально использовать ее! Что тебе мешает? Бунты? Расстреливай всех заговорщиков и мятежников на месте! Огнем и пеплом выкорчевывай сорняки, еще оставшиеся после великой прополки. Они не должны препятствовать нам собрать великий урожай нашего могущества.
Помни одно: чем больше крови – тем мы сильнее, тем больше страха, злобы и собачьей преданности. А этого – тебе вполне достаточно для полной победы! Руководители на местах опьянены полученной ими властью, и они сделают все, чтобы сохранить ее любой ценой в своих руках. Используй это! Кроме того, не забывай и обо мне. Я – непобедим! Со мной – всегда торжество и успех! Ты в равной степени сможешь разделить их со мной!
НО... если ты только ослабишь мертвую хватку, станешь либералом – тебя сразу же сметут, и на твое место встанет тот, кто сможет довести нашу великую миссию до конца!
ПОМНИ ОБ ЭТОМ!
Асмодей поднялся с кожаного кресла.
– И еще одно действо беспокоит меня. В Алапаевске, после нашего выдающегося спектакля, у убитых родственников царя местный Совет изъял вещи, и более 800 предметов были проданы с аукциона.
– А разве это плохо? Мы нуждаемся сейчас как никогда в огромных средствах, и архиважно использовать любую возможность для изыскания новых денежных поступлений. Теперь, когда империалисты всех стран объединились в смертельной схватке против нас, помощи ждать неоткуда! Нужно самим учиться торговать!
– Основа для закрепления нашего господства не в том, чтобы находить новые денежные поступления! – возразил Асмодей. – Новая кровь даст нам это с лихвой. Пойми же наконец, самая память о царских христопослушниках, и тем паче об их благодеяниях, должна быть вычеркнута из умов людей. Они не должны приобрести статус мучеников, потерпевших за правду! Нельзя ни в коем случае допустить, чтобы родители передавали своим детям и внукам царские вещи и сообщали при этом, что когда-то они принадлежали убиенным Романовым. Это породит нездоровый интерес к ним и ослабит нашу силу. Тем более, что все эти вещи были освящены в церквях, в этих предметах сохранился дух праведников, и они могут наставит своих обладателей на гибельный для нас путь, обратив их в веру Христову. И тогда в душах людских, подчиненных теперь Сатане, может возгореться луч от потухшей свечи Иисуса, сила его возродится и сметет тебя!
– Каким же это образом сможем мы искоренить память о Романовых? Ведь в других странах остались империалистические pежимы, и там мы будем бессильны что-либо изменить. Инфоpмация оттуда будет поступать к нам и вносить хаoс сомнения в души советских людей!
– Правильно! Чтобы с этим бороться – нужно закрыть все границы, никто не должен иметь возможности свободно выехать из страны. Она должна иметь огромный щит, защищающий ее от кинжальных выпадов наших врагов. Поэтому страна должна создать огромный железный занавес, извне которого могут попасть лишь солидарные с нами силы. Тогда из-за границы не сможет поступать гибельная для нас информация, а если временами наш занавес и будет давать течь, то все это можно будет использовать как ярые клеветнические выпады ненавистных империалистов против молодой республики рабочих, солдат и крестьян.
– Что, однако, теперь прикажете делать с вещами Романовых?
– Собрать все проданные на аукционе в Алапаевске вещи и опечатать. И не только вещи родственников, но и самой царской семьи! Искать их повсюду: в Тобольске, Алапаевске, Екатеринбурге, Перми... Добиться того, чтобы их несли и сдавали обратно. Не жалейте на это денег. Иначе последствия могут быть непредсказуемыми.
– Кто же понесет купленные царские вещи назад добровольно?
– В твоих руках острый меч! Меч ВЛАСТИ и СТРАХА! Действуй им и собирай отравленные плоды, дабы яд их не перекинулся на вспаханную землю нашего нового урожая побед и не приостановил стремительную поступь огненного коня обновления! А те же, кто попытается сохранить и утаить эти плоды – окунутся в Священный огонь Ада и сделаются рабами нашего Повелителя!


ГЛАВА 98
Екатеринбург, 31 июля 1992 года, 23.20
– Готова ли ты исповедоваться, дочь моя? – спросил священник Таню, поставив на освященный престол Евангелие и святой освященный крест.
– Готова, отец Павел, – твердым голосом заявила девушка.
– Хорошо, – одобрительно кивнул священник. – Ничего не бойся! Ибо тот, кто привык, давать отчеты о своем житие на исповеди здесь, тому будет не страшно держать ответ на суде Христовом. Ведь грехи – это тайные змеи, грызущие сердце человека и все его существо, как говорил святой праведник Иоанн Кронштадтский. Они не дают человеку покоя, непрестанно сосут его сердце, погружают душу во тьму, и забота об удовольствиях плоти, дьявольские искушения, пороки – изводят душу! Плоть цветет – а душа вянет! Плоть пространна, а душа в тесноте! Плоть пресыщена – а душа голодует! Плоть разукрашена – а душа безобразна! Плоть благоухает – а душа смердит! Плоть разливается в смехе – а душа кругом в беде! Плоть в свете – а душа во мраке, в адской тьме!
Таня была ни жива ни мертва. Слезы застыли на ее щеках. Только теперь до нее дошел истинный смысл жизненного предназначения человека! И какой грязной, мерзкой, мелкой – казалась теперь ее прежняя жизнь!
– Эти руки грешников, привыкшие брать дары, – продолжал священник, – сложатся на груди и ничего не будут уже брать! Эти ноги, любящие ходить на зло, и не любящие стоять на молитве – будут распростерты навеки и не пойдут уже больше никуда! Эти глаза, любящие с завистью смотреть на благополучие ближнего – закроются навсегда, навеки померкнет огонь их, и ничто больше не прельстит их!
Слух, часто отверзавшийся для слышания клеветы и злословия – помертвеет, и никакие громы не будут слышны для него! Грех быстр, как молния, дочь моя, и может заразить душу, не бодрствующую – во мгновение ока своим пагубным ядом, но внимающему беспрестанно и имеющему в сердце страх Божий – оно не причинит вреда, ибо такого охраняет Господь и святой Ангел-хранитель.
Отец Павел дышал тяжело, словно после долгого бега.
– И теперь, раба Божья Таня, – торжественно провозгласил он, – очисти душу свою от соделанных грехов, дабы смогла узреть ты Господа и получить его помощь в нашем святом и благородном деле.
Священник сосредоточил свой взгляд на образе сына Божьего и, протянув к нему свои перста, начал молитву:
– Ты бо рекл еси, Владыко...
И снова у Тани возникло ощущение, что устами священника говорит какой-то мудрый разум, который прошел через века, был свидетелем всех войн и знамений, великих творений и крушений, видел зарождение жизни и видел смерть!
– ... Се чадо невидимо стоит, приемля исповедание Твое. Аз же точию свидетель есмь, да свидетельствую перед Ним вся, елика речеши мне...
Таня не отрывала от священника глаз.
– Примири и Соедини святой Твоей Церкви.
Священник поклонился.
– Ну, а теперь пришло время покаяться, дитя Божие.
Отец Павел пронзил девушку своим взглядом, и Таня почувствовала, что это сам Господь смотрит на нее и призывает к ответу.
– Но... с чего же мне начать... – оробевшим деревянным голосом промямлила она.
И тут перед ее взором появилось видение.
– Когда мне было три года, мама купила на Новый год коробку конфет и спрятала ее. Я нашла конфеты и съела их все до одной. Они были такие сладкие...
Сначала я хотела съесть только одну конфетку, а потом сказала себе: ничего страшного не произойдет, если я съем еще одну, нет, две! И вот так, незаметно, одна за другой, я и съела все конфеты, а пустую коробку выкинула из окна. Когда потом меня спросили, не видела ли я конфет, я ответила, что не видела... Тогда родители подумали, что это сделала моя старшая сестра, и стали ругать ее. Она, конечно, отпиралась... мне было жалко ее... но я так и не призналась...
Таня на секунду замолчала, но тут же новое видение в цветных красках пронеслось перед ней.
– Когда мне было пять лет, в песочнице в нашем дворе две девочки играли со своими куклами. Я долго стояла и смотрела на них. Мне всегда очень хотелось иметь свою куклу, кормить ее, укладывать вместе с собой спать. Но у меня не было куклы. И вот, выждав момент, когда девочки отвлеклись и побежали к луже, – я схватила одну куклу и... убежала...
Краска стыда сочно разлилась по всему ее лицу. Но, робко начав свою исповедь, с каждой новой минутой, с каждым новым грехом, ядовитой змеей, мерзкой блевотиной выплеснутой наружу, ей становилось все легче и легче. Как будто у нее открылось даже не второе, а третье дыхание! Будто у ее души появились крылья! Лицо стало молодым и очень красивым. Исчезли морщинки и мешки около глаз. И словно не было позади той ужасной ночи, когда она была на волосок от гибели. Все казалось далеким, забытым сном.
А все новые и новые грехи как на пленке прокручивались перед ее глазами. И она говорила! Говорила все, как было, ничего не утаивая! Святые с образов слушали и наблюдали за ее исповедью, и девушка ощущала, как их горячая любовь блаженным теплом расплывается в ней, наполняя ее новой силой и верой.
Монолог девушки продолжался более часа. Священник напряженно слушал и изредка понимающе кивал головой.
И когда греховные явления ее прошлой жизни перестали мерцать документальным фильмом перед ее взором, Таня вышла из транса и облегченно вздохнув, промолвила:
– Кажется, это все!
Она вытерла платком свое лицо.
– Я винюсь и признаюсь во всех грехах, которые вольно или невольно я совершила, и признаю себя виновной в глазах Бога и грешницей перед людьми.
После этих слов необъяснимое блаженство мягким покрывалом тепла укутало Таню. Ноги больше не гудели от усталости, голова не болела, и внутри себя она ощутила глубокую веру в то, что ей удастся победить! Ведь она уже одержала главную победу – над собой!
Священник принялся читать разрешительную молитву, но девушка почти не слышала его. Она представила себя свободной птицей, гордо парящей над вереницей гор, и от этой головокружительной высоты ее полета, захватывало дух...
 – ... и аз недостойный иерей властию Его, мне данною, прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих.
 Отец Павел накинул на девушку епитрахиль.
 ПУСТЬ БОЖЬЯ МИЛОСТЬ ВОЗВРАТИТСЯ К ТЕБЕ!


ГЛАВА 99

Гласность ревтрибуналов (уже) не обязательна. Состав их усилить Вашими людьми, усилить их всяческую связь с ВЧК, усилить быстроту и силу их репрессий. Поговорите со Сталиным, покажите ему это письмо... (31. 01. 1922) Ленин
Необходимо произвести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев. Сомнительных запереть в конц. лагеря вне города. Телеграфируйте об исполнении. (09. 08. 1918)
Ленин

Горки, 22 декабря 1922 года, 23.56
 Ленин не мог уснуть. Органическое поражение мозга, паралич правой руки и правой ноги, постоянное переутомление, головные боли не давали ему никакой возможности полноценно работать. А работать было необходимо как никогда! Только теперь он осознал это. С большим трудом он смог добиться своего требования работать по 5–10 минут в день, надиктовывать письма, отвечать на телефонные звонки.
Он закрыл глаза. Перед его взором плыли какие-то разноцветные круги, которые, то соединяясь между собой, то дробясь на множество себе подобных, образовывали бесконечную живую цепочку. Ленин чувствовал, что и сам куда-то плывет, в какую-то заглатывающую его бездну, и тогда со страшным усилием открывал глаза.
В последнее время вождь мирового пролетариата стал постоянно ощущать какую-то непонятную скрытую угрозу. Его неотступно преследовала мысль, что ситуация, мало-помалу уходит из-под его контроля. Сначала он все списывал на свое болезненное состояние, но вскоре выявил признаки более пугающего характера: внезапно Владимир Ильич обнаружил, что его врачи намеренно не дают ему знакомиться с корреспонденцией, а партийные товарищи намеренно не сообщают о последних важнейших событиях в стране.
Причем не столько из-за боязни обострения его болезни, сколько по другой, неизвестной и таинственной причине. Словно кто-то намеренно отсекает его волю, парализует его мозг, а вместе с ним – его ум и его знания.
Страна в глубоком кризисе. Завершилась первая мировая война, гражданская война, военная интервенция, война с Польшей. Наступил период мирного развития, которого все так давно ждали. Как воздух была необходима стабилизация экономики, ликвидация безграмотности, пережитков капитализма. Но Ленин заметил, что кто-то или что-то мешает держаться тропинки мирного пути и постоянно подталкивает страну на тропу войны! И яростно противостоит его усилиям остановить это!
Казалось бы, власть еще в его руках – нужно продвигаться вперед! Но угроза, невидимая и вместе с тем неумолимая, неотступно подкрадывалась все ближе и ближе...
Владимир Ильич опять, уже почти засыпая, провалился в какую-то яму и в страхе мгновенно открыл глаза. К его большому удивлению, разноцветные движущиеся круги перед глазами не пропали! Они только на мгновение, словно испугавшись чего-то, удалились к окну, а потом, медленно переливаясь всеми цветами радуги, соединились в один большой пестрый круг, который, приблизившись к его постели, превратился в АСМОДЕЯ!
Было видно только одно его лицо, освещенное каким-то голубоватым сиянием. Челюсти Ленина сомкнулись сатанинским замком, он потерял дар речи.
“Здравствуй, мой ученик! – услышал он голос откуда-то изнутри себя. – Вот и пришло то время, к которому стремятся все властелины на вашей земле. И наконец, вкусив земной славы, прославив имя свое в доблестных битвах против врагов наших, ты жаждешь теперь покоя и умиротворения. Тебе надоел вид крови, тебя не возбуждают более человеческие гробы, ты пресытился людскими страданиями и людским страхом. Ты уже не думаешь о своем Верховном Покровителе, который дал тебе власть, силу и разум, чтобы вести за собой людей к вратам АДА! Ты остановился перед самым входом и почему-то тянешь их назад! Но ты ошибся! Обратной дороги нет!”
Глаза народного вождя, остекленев, лицезрели сияние, охватывающее его с ног до головы.
“Ты решил взять передышку, чтобы осмотреться вокруг, осмыслить, к чему же ты пришел. Но дело Дьявола – вечно, и оно не может стоять на месте. Оно должно лететь вперед на крыльях ненависти и страха, и чем дальше, тем стремительнее должен быть этот полет. Ибо враг наш – не дремлет, он может собраться с силами, и омрачить нашу радость, отсрочив пришествие нашего Великого Господства на все материки, океаны, и в разум всех народов.
Сатана уловил твои колебания, твои поступы назад и лишил тебя твоей силы, ибо энергия, данная тебе ранее, стала противостоять нашим великим планам и тормозить их осуществление.
Все мои ученики, посланные по озаренному Великим Дьяволом пути Высшей Власти, – покончив со своими врагами, сметя перед собой все преграды, благодаря нашему высшему покровительству, и добившись наконец своей цели, останавливались на привале, желая отдохнуть и упорядочить свою жизнь. Но нам нужна кровь!”
 Облик Асмодея отодвинулся чуть назад.
“Ты выполнил часть нашей миссии, важнейшую ее часть. Но в преддверии нашего полного господства, время от времени, нам необходимо заменять старые отработавшие моторы на новые, начиненные новой энергией, злостью и силой! Поэтому – мы нуждаемся в новых учениках. До сих пор ты был самым талантливым исполнителем нашей воли. И войдешь в вечность! И долго еще, читая твои произведения, проповедуя твои взгляды, осуществляя твои помыслы, от тебя будут заряжаться новые батарейки нашей силы. И пока о тебе помнят, пока тебя знают и живут согласно твоим постулатам – мы всегда будем властвовать!
Но теперь – пробил час молодых! И под красным знаменем, обернутым в полотно твоих учений, они пойдут дальше по дороге к священным низам Ада – и поведут за собой остальных. И будет у них великий Лидер, который не остановится на пол-дороги, кровавый след которого посеет страх и великий ужас в сердцах людей! И станет он сыном Дьявола, и превратит людишек в рабов своих, и устремит свое могущество против сына Божьего и раздавит его учения! И развеет их в прах!”
– К-к...то? – скорее своим внутренним голосом, чем вслух, спросил Ленин.
“Твой партийный товарищ и наш СЛУГА – ИОСИФ СТАЛИН!”

* * *
ПИСЬМО Л.А.ФОТИЕВОЙ1 – Л.Б.КАМЕНЕВУ 29/12–22
“Т. Сталину в субботу 23/12 было передано письмо Владимира Ильича, записанное Володичевой. Между тем, уже после передачи письма выяснилось, что воля Владимира Ильича была в том, чтобы письмо это хранилось строго секретно в архиве, может быть распечатано только им или Надеждой Константиновной, и должно быть предъявлено кому бы то ни было лишь после его смерти. Владимир Ильич находится в полной уверенности, что он сказал это Володичевой при диктовке письма.
Сегодня 29/12, Владимир Ильич вызвал меня к себе и переспросил, сделана ли на письме соответствующая пометка, и повторил, что письмо должно быть оглашено лишь в случае его смерти.
Я, считаясь с здоровьем Владимира Ильича, не нашла возможность ему сказать, что произошла ошибка, и оставила его в полной уверенности, что письмо никому не известно, и воля его исполнена.
Я прошу товарищей, которым стало известно это письмо, ни в коем случае при будущих встречах с В. И. не обнаруживать сделанной ошибки, не давая ему никакого повода предполагать, что письмо известно, и прошу смотреть на это письмо, как на запись мнения Владимира Ильича, которую никто не должен был знать...
29/12–22 г. Л. ФОТИЕВА”


ГЛАВА 100
 Stipendium peccati mors est.2
29 января 1923 года
Владимир Ильич сидел за письменным столом, и в который уже раз перечитывал копию своего письма к XII партийному съезду РКП(б), который должен состояться в апреле.
Сразу же после той роковой встречи с Асмодеем он, борясь со своим страшным недугом, по несколько минут в день надиктовывал дежурным секретарям свое политическое завещание:
“Я советовал бы очень предпринять на этом съезде ряд перемен в нашем политическом строе. Мне хочется поделиться с вами теми соображениями, которые я считаю наиболее важными.
В первую голову я ставлю увеличение числа членов ЦК до нескольких десятков или даже сотни. Мне думается, что нашему Центральному Комитету грозили бы большие опасности на случай, если бы течение событий не было бы вполне благоприятно для нас (а на это мы рассчитывать не можем) – если бы мы не предприняли такой реформы...”
Ленин оторвался от чтения и задумался. Начало неплохое, и сразу же должно настроить товарищей на тревожный лад. Очень важно, чтобы они не подумали, или, что еще хуже, – им не внушили, что все высказанные опасения – лишь бредни больного человека.
“... Мне думается, что 50–100 человек членов ЦК наша партия вправе требовать от рабочего класса и может получить от него без чрезмерного напряжения сил. Такая реформа значительно увеличила бы прочность нашей партии и облегчила бы для нее борьбу среди вражеских государств, которая, по моему мнению, может и должна обостриться в ближайшие годы. Мне думается, что устойчивость нашей партии благодаря такой мере выиграла бы в тысячу раз. Я имею в виду устойчивость, как гарантию от раскола на ближайшее время, и намерен разобрать здесь ряд соображений личного свойства.
 Я думаю, что основным вопросом устойчивости с этой точки зрения являются такие члены ЦК – как Сталин и Троцкий. Отношения между ними, по-моему, составляют большую половину опасности того раскола, который мог бы быть избегнут и избежанию которого, по моему мнению, должно служить, между прочим, увеличение числа членов ЦК до 50, до 100 человек... ”
Ленину понравилось то, как ловко он нашел мотивировку для увеличения членов Центрального Комитета РКП(б). Ведь нельзя было открыто написать, что главная цель вливания новых сил, новой крови – заключается в разбавлении старой, отравленной и подчиненной уже в опасном масштабе Сталину. Асмодей ясно дал понять, что Сталин на полпути не остановится, он сделает все, что ОНИ потребуют. Это значит – новая резня, новая кровь, а для обессиленной, обескровленной страны – это обернется немедленной гибелью, и прощай тогда все достижения революции! Поэтому растущее влияние Сталина необходимо как можно быстрее нейтрализовать.
Это – главное. Хотя и постоянные склоки между Сталиным и Троцким, чего уж там скрывать, тоже могут сыграть свою роковую роль для страны. Голова стала побаливать, и Ульянов уже выборочно читал письмо, фиксируя свое внимание лишь на наиболее важных местах.
“Наша партия опирается на два класса, поэтому возможна неустойчивость и неизбежное ее падение, если бы между этими классами не могло состояться соглашения. На этот случай принимать те или иные меры, вообще рассуждать об устойчивости нашего ЦК бесполезно. Никакие меры в этом случае не окажутся способными предупредить раскол. Но я надеюсь, что это слишком невероятное событие, чтобы о нем говорить.”
Ленин оторвал взгляд от листка. Теперь он отлично понимал, что ничего невероятного в этом нет. Но что же сделать, чтобы остановить сползание к катастрофе? Как поступить, чтобы не дать стране погибнуть изнутри и сохранить при этом все завоевания революции? Признать, что сам был не прав, что он сам – великий грешник, – невозможно. Люди верят в него как в святого. Верх безумия – подрывать единственный идеологический оплот, на гребне которого еще и держится страна. Но Сталин должен быть остановлен! Несмотря и вопреки его всемогущим покровителям! Иначе страна действительно останется Адом.
Голова заболела еще сильнее. Взгляд стал метаться то вверх, то вниз по письму.
“...Что касается увеличения членов ЦК, то я думаю, что такая вещь нужна и для поднятия авторитета, и для предотвращения того, чтобы конфликты небольших частей могли бы получить слишком непомерное значение для всех судеб партии... Я представляю себе дело таким образом, что несколько десятков рабочих, входя в состав ЦК, могут лучше, чем кто-либо, заняться проверкой, улучшением и пересозданием нашего аппарата.”
Это место Ленину крайне не понравилось. Звучит слишком уж наивно. Сталин наверняка догадается, что увеличение членов ЦК направлено против ограничения его влияния, и он попытается первым подчинить себе этих новых членов и направить против Троцкого. А что затем? И против остальных?? Лоб Ленина даже покрылся испариной от такой мысли.
“...Товарищ Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и общении между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека.
Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который отличается от тов. Сталина только одним перевесом, а именно, более терпим, более лоялен, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с т. зрения предохранения от раскола и с т. зрения Сталина и Троцкого – это не мелочь, или такая мелочь, которая может получить решающее значение... ”
Вот это уже много лучше! Это уже хорошо! Теперь товарищи должны будут сместить Сталина, лишить его громадного влияния и, может быть, все еще образуется! Может быть! Но что если Асмодей с таким же успехом отречется от Сталина и переметнется к Троцкому? Или к кому-нибудь другому? Да-да! Правильно! Никого нельзя называть определенно своим преемником, ибо тут же его опутают своими сетями, охмурят, заставят делать роковые действия, и страна пойдет под откос. Чтобы этого не случилось, было просто необходимо наряду с положительными качествами партийных вождей, показать и их отрицательные! Определенно, все было написано правильно!
“...Тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК с вопросом НКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением административной стороной дела. Октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева, конечно, не является случайностью, но он также мало может быть поставлен им в вину лично, как небольшевизм Троцкому.
Из молодых членов ЦК хочу сказать несколько слов о Бухарине и Пятакове. Это, по-моему, самые выдающиеся силы (из самых молодых сил) и относительно их надо бы иметь в виду следующее: Бухарин – не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей партии, но его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть что-то схоластическое (он никогда не учился, и думаю, никогда не понимал вполне диалектики).
Затем Пятаков – человек несомненно выдающейся воли и выдающихся способностей, но слишком увлекающийся администраторской стороной дела, чтобы на него можно было положиться в серьезном вопросе...”
Вроде бы все верно! Но почему тогда так гложет душу какой-то страх?? Может, это чувство, что уже поздно что-то изменить: в машине, управляемой водителем, отказали тормоза, и она на всей скорости, потеряв управление, мчится в пропасть?
И вдруг ужасное видение горячим кипятком за шиворот прожгло Ленина.
Миллионы похожих на обглоданные скелеты людей в тюремных робах, измученные, шествуют по колено в грязи по улицам и укоряющими глазами смотрят на него – великого вождя великой революции!
(К ЧЕМУ ТЫ НАС ПРИВЕЛ??)
Начинают раздаваться удары грома, сверкают молнии, лица людей освещаются счастливыми фанатичными улыбками, из смрадных болот восстают его старые партийные товарищи, и все в экстазе начинают трубить:
– Да здравствует гениальный вождь нашей великой и непобедимой партии, великий учитель всех времен и народов, заботливый отец, товарищ и родной друг всех трудящихся – товарищ... СТАЛИН!
А потом люди в робах резко поворачиваются к партийным товарищам, их лица искажает бешеная злоба, и они неистово кричат:
– Отсечь и уничтожить гадов! Подлые гниды! Кровавые псы! Нет, не уйти собаке Троцкому от пролетарского правосудия!
И эти миллионы людей с идиотическими выражениями их лиц и полоумными взглядами устремляются в болото вслед за партийцами. Вскоре вся бесчисленная толпа исчезает в зловонной воде...
Лицо Ленина перекосила нервная судорога. Левая рука задрожала. Он почувствовал, что теряет дыхание, что силы покидают его.
НЕТ!!!
Он встряхнулся. Этого допустить нельзя! Его надо убрать! Немедленно!!!
Слезы побежали по морщинистому лицу Владимира Ильича. Он позвонил в электрический звонок.
– Товарищ Фотиева, товарищ Фотиева! – как помешанный повторял он. В комнату медленно вошла секретарша и плотно закрыла за собой дверь.
– Мария Акимовна?? – удивился Ленин увидев перед собой секретаршу Володичеву. – Я почему-то полагал, что сегодня должна быть Лидия Александровна.
– Здравствуйте, Владимир Ильич. Товарищ Фотиева немного приболела, поэтому с вами сегодня снова буду я. – Она улыбнулась. – Как ваше здоровье?
– Благодарю вас, чудесно.
Что-то в улыбке Володичевой не понравилось Ленину; он ее раньше никогда такой не видел. Глаза женщины были расширены, как бы застекленели, в то время как рот неестественно улыбался. Но сейчас все помыслы Ленина были сосредоточены на другом.
– Товарищ Володичева, мне необходимо продиктовать вам письмо, которое до поры до времени должно оставаться в секрете. Вы меня понимаете? – Володичева опять странно улыбнулась, кивнула и приготовилась стенографировать.
“Что-то она сегодня не в себе,” – отметил Ленин, но тут же отключился от всех посторонних мыслей, сосредоточился, насколько это ему позволяла сильная головная боль, и принялся диктовать:
“Я пишу это письмо в тот, на мой взгляд, переломный момент, когда от правильных и своевременных действий нашей партии, и в особенности нашего руководства, зависит разрешение жизненно важной дилеммы – как далеко сможем мы продвинуться в успехах нашего социалистического строительства, и сможем ли мы продвинуться вообще, а не быть затоптанными всеобщей империалистической когортой Запада. И наша сегодняшняя суровая действительность такова, что могучее колесо истории может свернуть не на нужную, единственно правильную тропу, указанную еще Марксом, не вернуться даже назад на капиталистическом буксире, за рулем которого будут восседать продажно-спекулятивные машинисты финансовой олигархии, но идя во мраке неопределенности, погрузиться в топкое болото нового, еще не виданного дотоле общественного и политического строя, сотканного из совокупности худших черт первобытно-общинного суеверия, феодальной междуусобной ненависти и капиталистической продажности...”
 Володичева молча, абсолютно бесстрастно, фиксировала речь Ленина.
“...И опасность такого поворота, что день, то отчетливее вырисовывается на нашем партийном и государственном небосклоне. Я имею в виду те неблаговидные, не имеющие подчас теоретической подоплеки, споры и трения, сбивающиеся на личные антипатии между нашими вождями Сталиным и Троцким. Ни для кого уже не секрет, что такие действия дискредитируют нас не только и не столько в глазах нашей общественности, сколько в глазах всего остального мира, где грязный загнивающий капитализм, подобный зловонному сорняку, ищет любую возможность, чтобы пустить и укрепить свои ядовитые ростки на той почве, где пытаются прижиться, ориентируясь на нас, возрастающие плоды коммунизма. И наша великая задача, товарищи, заключается в том, чтобы регулярно вспахивая эту почву, поливая полезные ростки будущих благоухающих цветков, нещадно, с корнем, выкорчевывать ту сорную траву, которая своими огромными тенями закрывает те лучи солнца, что своим теплом готовят появление этих первых плодов. И что же мы видим у нас? Что тов. Сталин выступает в роли того дождя, который поливает только лишь сорняки, делая недоступной всю необходимую жизненную влагу для благородных растений, вместо того, чтобы самому быть тем самым теплым лучиком солнца.
 Это непростительно, товарищи, и трижды непростительнее, если учесть тот факт, что тов. Сталин – являясь генеральным секретарем нашей партии, обладая обширной, практически не ограниченной властью, вместо того, чтобы кардинально трудиться на поприще нашего социалистического строительства, все чаще скатывается на выяснение отношений с теми или иными членами партии.
Мы за критику, безусловно, но за такую критику, которая не выходила бы за рамки наших социалистических интересов, становясь ареной проявления личных амбиций, критикой ради критики и воплощения в идею фикс. Безусловно, у каждого из нас имеются недостатки, над которыми следует упорно работать, которые необходимо устранять. И каждый – по мере своей сознательности, пытается признать эти ошибки, не находя в том ничего постыдного.
Тов. Сталин, как видно, исключение! Такой, знаете, ангел без крыльев. Внушив себе, что может ошибаться кто угодно, но только не он, и пользуясь своей властью генсека, контролируя учетно-распределительные отделы ЦК и на местах, он сместил и назначил только за 1921 год – более 42 тысяч ответственных работников партии, ссылаясь на то, что всеми из смещенных были допущены грубейшие ошибки. Мотивация подавляющего числа из смещений – более чем сомнительна. Право назначать и смещать ответственных лиц на том или ином партийном посту сделало товарища Сталина этаким всемогущим верховным жрецом, раздающим, в зависимости от отношения его к тому или иному кандидату, и наоборот, от отношения этого кандидата к нему, тепленькие места.
Все эти печальные факты наносят огромный вред нашему общему делу, взращивая карьеризм, бюрократию, местничество, протекционизм, в самом худшем смысле этих слов, то есть такие явления, которые мы всегда относили исключительно к капитализму и наличие которых свидетельствует о перерождении социалистических идеалов в некую новую форму общественной жизни, которая должна выжигаться огнем.
Исходя из всего вышесказанного, я решительно настаиваю на том, чтобы товарищ Сталин был смещен с поста Генерального секретаря ВКП(б) и назначен на такую должность (желательно где-нибудь в провинции), где все его вышеперечисленные недостатки не смогли бы вылиться в опасный действующий вулкан и где, наоборот, его огромный революционный опыт и организаторский талант по сплочению рабочих, крестьянских масс в единую сознательную монолитную партийную команду смог бы сослужить неоценимую службу делу революции и коммунистического строительства.
Что же касается товарища Троцкого, я бы хотел поставить вам на вид то, что несмотря на все его недостатки, Лев Давидович является все же самым способным членом настоящего ЦК, и, я уверен, что в рамках строгого партийного контроля он сможет оказаться капитаном того корабля, днище которого хотя уже и дало пробоину, но который своими умелыми своевременными командами не даст кораблю затонуть, а достойно доведет его до гавани прочного социализма.
В заключение я хотел бы заострить ваше внимание на еще одном моменте. Мне бы очень не хотелось, чтобы товарищи, которым доведется ознакомиться с содержанием настоящего письма, пришли бы к мысли, что лишь личные разногласия, особенно в последнее время, и неприязнь к тов. Сталину, послужили поводом к написанию этого письма. Это – менее всего. Для меня, как и для всей нашей коммунистической партии, всего советского народа, – успешное безостановочное продвижение вперед в счастливое коммунистическое будущее – вот главная цель, главный маяк нашей жизни.
У нас еще впереди много трудностей, испытаний, связанных с поднятием нашей обескровленной многочисленными войнами, голодом и сопротивлением старого мира страны. Тернист был наш путь, и на своем горьком опыте познали мы все тяготы построения нового мира, мира, в котором в скором времени каждый человек будет счастлив и найдет себе достойное применение на благо нашего дорогого Отечества.
Наша великая цель – не за горами, товарищи! Добросовестный героический труд каждого отдельно взятого человека в Стране Советов, беззаветная любовь к нашей молодой Советской республике – станут залогом наших будущих великих побед под знаменем коммунизма! За работу же, товарищи! За работу!
С коммунистическим приветом – Ваш В.И. Ульянов
(Ленин) 29/1–1923.”
– Мария Акимовна! – обратился Ленин к секретарше, – я бы попросил вас это письмо, как и первое мое письмо к съезду, также оформить в пяти экземплярах и сдать его в архив с пометкой: “Товарищу Троцкому. Вскрыть после моей смерти”. Ленин ожидал, что Володичева начнет вздыхать: “Что вы, Владимир Ильич! Да вы еще сто лет проживете!”, но он ошибся. Секретарша лишь молча схватила письмо и, не прощаясь, торжествующе вышла из комнаты Ильича. Ей навстречу, по коридору, направляясь к Ленину, шла другая секретарша – Лидия Александровна Фотиева.
– Здравствуйте, Мария Акимовна. Как здоровье Владимира Ильича? Сегодня получше? Как диктует?
Но Володичева прошла мимо своей коллеги, даже не удостоив ее ответа. Ее лицо искрилось от торжества! Когда она прошла все посты охраны, то лоб в лоб столкнулась с... другой Володичевой, которая, обомлев, упала в обморок. А первая, держа в руках драгоценное письмо, переступила через лежащую без сознания женщину и пошла дальше.
ЕЕ красные глаза устремились куда-то вдаль и излучали огоньки ликования!