Леший. Глава 46. Эпилог

Леший
авантюрный роман



ГЛАВА 46.

21 ноября 2003 года, четверг

- Кажется, едет! – вскрикивал периодически Акакий Сидорович и бросался к окошку. Илья Фомич менял очки и тут же присоединялся к коллеге.

- Да нет же, - успокаивал их Вадим Ерофеевич. – Это ветер шумит.

- Ах, ах, - голосил Лиховцев. – Этот проклятый ветер…

- Ах, ах, - вторил ему криптозоолог. – Ну, что же он так долго не едет? Как вы думаете, господа?

Стрикоробов-Правдин, трезвый уже вторые сутки, зло подтрунивал над учёными:

- Фукс задержался, чтобы приготовить из тушки лешего отборный шашлычок. Вот пирушка-то будет!

Лиховцев возмущённо фыркал в ответ, а Подковыров переходил в кухню, чтобы посмотреть на улицу из другого окна. Вид окрестностей от этого не выигрывал.

Вероника не принимала участия в общих метаниях. Она сидела у камина и читала Фета. Её переживания были не менее глубокими, чем переживания учёных, но имели другую природу и не нуждались в открытой демонстрации.

Все ожидали появления Марата Арнольдовича Фукса.

Эта худосюжетная драма разворачивалась на базе в Зиновьем Наволоке, куда Колышкин ранним утром перевёз остатки экспедиционного корпуса, и где самая амбициозная часть этих остатков томилась в тепле, тревоге и ожидании славы. Труднее всех приходилось изобретателю. Всю минувшую ночь он стойко выдерживал поочерёдные и перекрёстные допросы заинтересованных сторон, проявил при этом недюжинное мужество, не сломался, но совершенно не выспался.

С каждой минутой ожидания тревога в сердцах учёных нарастала. Переживала и Вероника. Колышкин пытался заснуть, сидя в прихожей на обувной полке. И только рупор экспедиции держался молодцом.

- Илья Фомич, - обращался он к этнографу, - я тут на досуге набросал некоторые намётки своего репортажа. Хотите, почитаю?

- Ах, не сейчас, - отнекивался профессор. – Какие уж тут намётки, когда я так волнуюсь!
Ну, почему этот несносный Фукс решил увезти снежного человека в Санкт-Петербург, не посоветовавшись с нами? И наконец, где он его будет хранить?

- Не иначе, в холодильнике, - сострил Правдин.

- Ах, оставьте ваши мужланские шуточки! – визгливо потребовал Лиховцев. – Акакий Сидорович, голубчик, ну, что там видно? Не едет?

- Не едет, - упавшим голосом отвечал Подковыров.

- А я вам всё-таки кое-что почитаю, - настаивал журналист и принимался за чтение: - Я гляжу на медальный профиль руководителя экспедиции и восхищаюсь монументальной значимостью этого титана! В свете софитов Лиховцев предстаёт даже не заурядным профессором, а именно исторической фигурой, достойной почестей и славы как минимум главного академика всей планеты… Ну, как? Неужели, плохо, а?

Илья Фомич даже не смутился. Тайком он скосил взгляд на зеркало, желая почётче разглядеть свой «медальный» профиль, но беспощадные законы оптики активно противостояли этой затее.

- В целом, неплохо, - произнёс он одобрительно, но поспешил заметить почти строго: - Однако с софитами вы всё же перегнули, голубчик. Софиты, пожалуй, следует убрать…

Пантелей Виуленович с готовностью вычеркнул софиты.

- Да, и откуда вы взяли это странное сочетание слов: «главный академик всей планеты»?

- Выдумал, - откровенно сказал журналист.

- Но ведь нет такого звания…

- Будет, - заявил Правдин безапелляционно, и Лиховцев начал подозревать, что над ним элементарно смеются.

Как выйти из данной ситуации, не уронив достоинства, профессор не знал, но его выручил случай.

- Едет! – крикнул Подковыров с кухни и, как был – в халате и шлёпанцах на босу ногу, - выскочил на крыльцо.

Задремавший изобретатель шумно упал с обувной полки. Всполошились и остальные. Появление технического директора молниеносно сгладило все наметившиеся противоречия. Коллектив ожил и приготовился к встрече.

Марат Арнольдович остановил машину метрах в тридцати от крыльца, хотя мог подъехать и ближе. Сделал он это намеренно, оставив себе пространство для триумфального шествия. Акакий Сидорович нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Голые пятки больно щипал кусачий морозец, но криптозоолог терпеливо сносил это неудобство. Из-за спины доцента выглянул Лиховцев. Он догадался надеть валенки и пальто, поэтому не испытывал холода. Однако профессора мучила дилемма. Он не знал, с чего начать приветствие: с поздравления или с разноса. Повод был и к тому и к другому, но определить приоритет было сложно. Чтобы не ошибиться, Илья Фомич решил предоставить первое слово Подковырову.

Фукс вышел из автомобиля и задуманной поступью двинулся к дому. Не хватало литавров. Вместо них зашумел Стрикоробов-Правдин. Растолкав учёных локтями, он выступил на передний план и весьма правдоподобно сыграл туш щеками. Вероника скромно выглядывала из-за спин мужчин. Рядом с ней устроился Колышкин и подал шефу условный знак, который означал, что всё прошло гладко, в полном соответствии с инструкцией. Марат Арнольдович узрел знак, едва заметно кивнул и ускорил шаг. В руках репортёра появился фотоаппарат. Сработала вспышка, раздались овации.

Илья Фомич не выдержал второстепенной роли и выбежал вперёд.

- Дорогой мой Марат Арнольдович! – давясь слюной, пробормотал старик. – Позвольте, я вас обниму… по-отечески…

Марат позволил.

Поочерёдно каждый из встречающих обнял и поцеловал технического директора. Одна только Вероника обратила внимание на синяк под глазом возлюбленного.

- Рана не смертельна, - с уверенностью военного хирурга заявил Фукс. – Наш леший оказался изрядным драчуном… Пройдёмте в дом, друзья, а то вы обморозите конечности.

Уже с порога на Фукса обрушился шквал вопросов. Поскольку спрашивали все практически одновременно, Марат не стал напрягаться, а спокойно прошествовал в комнату, занял почётное место возле камина, и уже с этой позиции призвал соратников к порядку:

- Господа, прошу вас, успокойтесь. Уверяю, мне понятно ваше любопытство. Близок мне и ваш восторг. Я его в полной мере разделяю. Но, будьте благоразумны… Я не могу ответить всем сразу…

Огромными усилиями удалось установить тишину. Чтобы избежать общения «в стиле восточного базара», Марат Арнольдович предложил сделать доклад в форме пресс-релиза. Соратники согласились. Пантелей Виуленович поклялся запечатлеть обстановку исторической встречи на фотоплёнку. Вероника налила докладчику минеральной воды.

- Друзья, предвосхищая многие ваши вопросы, начну с главного, опуская подробности. О них вы узнаете в своё время…

- Излагайте, Фукс, - нетерпеливо потребовал Лиховцев. - Не томите.

Марат Арнольдович церемонно поклонился.

- Итак, - произнёс он зычно, - реликтовый гоминоид по прозвищу Леший в наших руках, господа!

Стрикоробов-Правдин сверкнул вспышкой. Лиховцев зааплодировал. Акакий Сидорович смахнул слезу и тайком потёр замёрзшую пятку. Вероника сторонилась общего веселья. Она скромно сидела на стульчике и тихо радовалась тому, что Марат в схватке с таинственным и опасным хищником остался жив и почти не пострадал физически. Инженер Колышкин храпел в прихожей.
Обстановка в маленьком щитовом домике близилась к пасторали.

- Друзья мои, вы даже не представляете, насколько вынослив и могуч этот зверь! – продолжил Фукс пресс-релиз, но речь его была незаконно прервана криптозоологом:

- Скажите, милейший, а какова плотность волосяного покрова в подбрюшье лешего? Я не разглядел…

- Акакий Сидорович! – шикнул на коллегу Лиховцев. – Не перебивайте докладчика. Мы же, в конце концов, условились…

- Простите, - виновато буркнул доцент, - просто эта деталь чрезвычайно любопытна…

- Господа, все любопытные детали откроются вам в самом ближайшем будущем, - пообещал Марат Арнольдович. – Мы сейчас же отправимся в город и, если не возражаете, все вместе поглядим на лешего.

- Где вы его держите? – в свою очередь не сдержался Лиховцев. – Он не подвергается опасности?

- Он уже проснулся? – забеспокоился Акакий Сидорович. – Скажите, он владеет хотя бы примитивной речью? Мне показалось, что он способен произносить членораздельные звуки…

- Его не могут раньше нас допросить конкуренты?

- Он не сбежит?

- Как леший отнёсся к факту своего пленения?..

И ещё около дюжины подобного рода вопросов прозвучали как выстрелы из скорострельной пушки. Марат стойко и с достоинством выдержал этот шквал. Когда разгорячённые слушатели наконец смолкли, технический директор подвёл итог:

- Что ж, господа, пресс-релиз не получился. Но я не расстроен. Вижу, вам не терпится поскорей самим увидеть снежного человека в действии. Одевайтесь. Мы немедленно отправляемся в город.

Не прошло и пяти минут, как «Газель» уже была полна пассажиров. Прощание с базой длилось недолго. Колышкин поцеловал титановое брюшко «Дельфина», запер все двери на мощные замки собственной конструкции, отключил котёл и дизель-генератор. Как только он занял своё место в салоне «Газели», Фукс сразу же тронулся в путь.

В помещении несостоявшегося салона практической магии было всё готово к «демонстрации лешего». Мензуркин и Сивушинский-Нюрин в томлении ждали прибытия гостей. Близился звёздный час Ивана Аскольдовича. Он уже облачился в выстиранный, тщательно начёсанный костюм гоминоида и в волнении вышагивал подле аппарата для материализации духов.

- Может, ещё разок отрепетируем? - предложил он Егору.

Ассистент пожал плечами.

- Впрочем, ладно, не надо, - отказался от идеи археолог. – Машинка, я вижу, надёжная, не подведёт… Помнишь, как надо всех рассадить?

- Да помню, помню.

- Лиховцева – в центр! Это непременно.

- Помню.

- И камеры не забудь включить на запись…

- Не забуду, - в десятый раз пообещал Егор.

Зазвонил телефон. Мензуркин снял трубку. Несколько раз кивнул, сказал, что всё понял и всё передаст.

- Ну, что, приехали? – спросил Сивушинский-Нюрин.

- Подъезжают. Будут через две минуты.

- Ну, с Богом! – напутствовал себя археолог и полез в капсулу аппарата инженера Колышкина. – Включай камеры…

Ассистент выполнил указания. В дверь позвонили. Егор пошёл открывать.

- Что за странное учреждение? – поинтересовался журналист, войдя, как и положено свободной прессе, первым. – Похоже на пещеру звездочёта-алхимика…

Интерьер узилища снежного человека не интересовал учёных, и они, отпихнув в сторону Правдина, голодными бизонами пронеслись по коридору к распахнутой двери «зала воплощений».

- Ну, где же он?! – в ажитации воскликнул Лиховцев.

Мензуркин указал этнографу его место в центре зала. Илья Фомич строптиво тряхнул козлиной бородкой, быстро пересёк зал в трёх направлениях, почувствовал одышку и наконец сел на стул. Подковыров примостился рядом. Инженер уселся вблизи своего изобретения.

- Ба! Да это же зрительный зал провинциального театра! – воскликнул Стрикоробов-Правдин, войдя в помещение. – А где же рампа, сцена и пыльный занавес? Ну-ну, посмотрим…

Веронику задержал Фукс, чтобы дать короткие объяснения. Он не хотел незаслуженно пугать девушку, и решил посвятить её в суть своей задумки. Егор суетился в ожидании шефа, ходил по залу кругами и старался избегать встречи с колючим взглядом теряющего терпение этнографа.

- Кто-нибудь объяснит мне наконец что мы тут делаем? – сказал Лиховцев раздражённо.

- Почему нет шампанского? – с укором спросил журналист.

- У меня скверные предчувствия, - прошептал криптозоолог, ёрзая на стуле.

Вошёл Марат, за ним Вероника.

- Господа! – произнёс путешественник голосом заправского конферансье. – Шампанское будет. Скверные предчувствия прошу тщательно скрыть. Рекомендую запастись терпением и валидолом. Пресса готова?.. Хорошо. Прошу внимания. Мы начинаем!

В зале медленно погас свет. Только россыпь голубых светодиодов на потолке, имитирующая звёздное небо, позволяла собравшимся видеть слабые очертания друг друга. Из скрытых динамиков полилась тихая завораживающая музыка. Журналист взял фотоаппарат на изготовку. Подковыров прикусил язык.

- Пар-р-рад але! – скомандовал Фукс, и началось волшебство.

Находясь в тени, Вадим Ерофеевич незримо управлял процессом. Разработанная им методика материализации духов действовала без сбоев. Сложнейшие визуальные эффекты, усиленные низкочастотным генератором страха, нагнетали на зрителей требуемое напряжение. Акакий Сидорович заскулил как потерявшая хозяина собака. Палец журналиста мелко дрожал на кнопке спуска фотографического затвора. Лиховцев привстал со стула.

Медленно, но верно «из ничего» начал материализовываться леший. По залу пронёсся коллективный вздох, похожий на какофонию грешников, кипящих в адском котле.
Интенсивность искусственных зрительных образов начала постепенно угасать. Одновременно с этим освещение зала вновь принялось набирать силу. Снежный человек окончательно материализовался.

Стрикоробов-Правдин изящно выматерился и несколько раз к ряду щёлкнул вспышкой. Лиховцев онемел и прирос к стулу. Акакий Сидорович, дрожа от счастья, поднялся и собрался уже подойти к «гоминоиду», но Марат Арнольдович громко окликнул доцента:

- Не подходите близко! Он без намордника.

Подковыров испуганно рухнул на стул. Этнограф почувствовал прилив мужества и сделал Фуксу строгое внушение:

- Голубчик, это крайне неосмотрительно с вашей стороны…

- Он кусается? – спросил Правдин со смелостью человека, сидящего во втором ряду.

- И даже дерётся, - сказал Марат Арнольдович, - если его разозлить.

- А подбрюшье-то какое густое… - восхищённо заметил криптозоолог. – Пантелей Виуленович, не жалейте плёнки, ей-богу, снимайте чаще…

Журналист в таком распоряжении и не нуждался, он и так снимал почти со скоростью кинокамеры.

- Послушайте, а отчего он так странно появился? – спохватился Подковыров.

- И в самом деле, Марат Арнольдович, откуда он вышел? – забеспокоился этнограф. – Я не вижу никаких дверей… И вообще, эта странная музыка, волнения атмосферы, огни… Правдин, да перестаньте вы щёлкать своей камерой!

Между тем, снежный человек стоял как на смотринах и даже начал немного позировать.

- Он материализовался, - с удовольствием объяснил Фукс. – Имеет, между прочим, такое странное свойство.

- Ведёт себя не агрессивно, - заметил этнограф одобрительно. – Но каким же образом…
Позвольте, Фукс, вы сказали: «материализовался»?

- Именно так.

- Но это же противоречит законам физики!

- Акакий Сидорович тоже считает поведение лешего противоречащим точным научным дисциплинам? – осведомился Марат Арнольдович.

- Крайне любопытный факт… - растерянно промямлил криптозоолог. – И всё же, Марат Арнольдович, нельзя ли его как-нибудь потрогать?

- Коллега, зачем вам это? – сказал Лиховцев, пытаясь остановить доцента. – Это связано с риском…

- Илья Фомич, - прошептал Подковыров этнографу, - приглядитесь внимательно, у особи отсутствуют внешние половые признаки! Я должен выяснить причину этого несоответствия…

- Но, коллега, поглядите, какие огромные у него клыки! Не рискуйте, ради бога!

Стрикоробов-Правдин, подслушавший разговор учёных, громко расхохотался.

- Идите, идите, Подковыров! – ободряюще напутствовал он смелого криптозоолога. – Почешите гоминоиду мошонку. Держу пари, леший будет вам благодарен!

- Пантелей Виуленович, вы забываетесь! – строго сказал Илья Фомич. – Здесь всё-таки дамы…

Неожиданно гоминоид активизировался. Устав позировать на одном месте, он походкой манекенщицы прошёлся по залу и вдруг резко сел на колени Лиховцеву, обнял его за плечи и крикнул в самое ухо:

- Старый осёл!

Илья Фомич немедленно лишился чувств.

- Браво! – вскричал журналист и громко зааплодировал.

Подковыров метнулся к Фуксу. На лице криптозоолога сияла улыбка счастливейшего из смертных.

- Вы слышали? – требовательно спросил он технического директора. – Он говорит! Это невероятно! Это сенсационно!

Стрикоробов-Правдин продолжал радоваться и фотографировать «бесполого гоминоида». Вероника не выдержала и встала со стула.

- Ну, хватит! – произнесла она с решительным видом. – Пора кончать этот балаган. Не видите, человеку плохо! Иван Аскольдович, слезьте немедленно с этнографа! Может, у него инфаркт… Егор, где валидол?

Сивушинский-Нюрин послушал сестру милосердия и слез с колен бесчувственного старика.

- В каком смысле «Иван Аскольдович»? – тихим голосом спросил криптозоолог. – Какой такой Иван Аскольдович?

- А вот такой – такой, - передразнил доцента археолог и снял с головы маску лешего.

Акакий Сидорович поправил на носу очки, оценил обстановку и голосом, выдающим сильнейшую обиду, уныло произнёс:

- Так это всё розыгрыш! Какая низость…

- Вы всё ещё хотите почесать мне яйца? – язвительно спросил Сивушинский-Нюрин горюющего доцента.

Подковыров проигнорировал вопрос археолога и обратился к Фуксу:

- Зачем вы устроили этот отвратительный цирк?

Марат ответил серьёзно:

- Вы нашли то, что искали, доцент. И нет моей вины в том, что результат ваших поисков не совпал с вашими же ожиданиями. Поглядите только на Ивана Аскольдовича! Клянусь, это не самый худший экземпляр «реликтового гоминоида». Впрочем, не отчаивайтесь. Уверен, вы ещё найдёте своё место в пантеоне славы… Правдин, вы фиксируете происходящее?

- Пресса не дремлет! – с удовольствием откликнулся журналист, восхищённый скандальным ходом «демонстрации».

- Познакомьтесь с моим товарищем. Это профессор Сивушинский-Нюрин, археолог и, как недавно выяснилось, по совместительству леший. Поговорите с ним, он объяснит, какого рода материал ожидает увидеть в завтрашней прессе…

- Так это он поставил вам фингал под глазом?

- Он, - подтвердил путешественник.

Журналист в знак уважения поднял вверх большой палец, после чего протянул «гоминоиду» руку:

- Пантелей Виуленович. Для вас просто Правдин!








ЭПИЛОГ

Илья Фомич выжил. И даже сумел уговорить Стрикоробова-Правдина не упоминать его имени в своём разоблачительном репортаже. Сивушинский-Нюрин подарил Фуксу старинный глиняный горшок, и улетел в Бангкок, чтобы там провести остатки отпуска. Подковыров исчез из поля зрения научного сообщества. Поговаривают, что его видели на горных хребтах Гималаев. Но, возможно, это только слухи.

Марат Арнольдович ещё около недели пробыл в Санкт-Петербурге – утрясал финансовые дела. Квартиру на улице Декабристов он оформил в собственность Вероники. Егору купил просторную «двушку» в северном районе города. Подарил ему и «Ниву». «Газель» досталась изобретателю Колышкину. Каким образом распределил он остатки капитала, нажитого корпорацией «Чудо», осталось тайной. Достоверно известно одно: Марат не оставил себе ни копейки.

- Для путешественника толстый кошелёк – слишком тяжёлая ноша, - сказал он друзьям. – Мне не нужна такая обуза, она слишком сильно прижимает меня к земле.

С собой путешественник взял лишь новый пластиковый кейс с гантелями и другим испытанным дорожным реквизитом.

Прощание было грустным, на грани слёз. Вероника, понимая, что необратимо теряет возлюбленного, сказала тихим, полным обречённости, голосом:

- Ты уходишь навсегда…

Марат не хотел обрывать отношений с девушкой на столь печальной ноте.

- Скажем иначе, - произнёс он ласково, - я ухожу. А ты остаёшься… навсегда.

Ещё долго стояла Вероника на платформе, глядя в хвост удаляющемуся поезду, и думала: «А, может, стоило ему сказать, что под сердцем ношу его сына…»



Санкт-Петербург, 2003-2004 г.г.